Обходя коричневую лужу, отряд прошёл вдоль полуржавых гаражей. Ксения смотрела на них и лицо её выражало отвращение. Запахи города с его обоссаными гаражами были настоящим испытанием для носа, привыкшего к аромату леса и сожжённых в печи дров. В деревне попахивало и навозом, но тот не имел такого резкого запаха.
Она шла за Наблюдателем нога в ногу и старалась не отвлекаться, чтобы не наступить на скользкую грязь. Упасть в лужу ей не хотелось. Однако, её глаз уцепился за какое-то едва заметное движение. Что-то как будто мелькнуло в одной из замочных скважин гаражей. Издалека казалось, будто это... глаз? Что-то похожее на глаз со зрачком - белёсое и бегающее по кругу туда-сюда. Бегает и свет отражает. Ксения прищурилась, пытаясь разглядеть. Перед глазами снова встал человек из сна.
- Ксюш, ты идёшь? - поинтересовался Дмитрий у застывшей сестры.
Остальные уже обошли препятствие и были готовы двинуться к подъезду, но изображающая статую Ксения их остановила.
- Да щас, подожди, - невнятно ответила она, решаясь подойти поближе.
Шаг, ещё шаг - что-то шевелится там, мельтешит в скважине. Дети забрались? Ксения посмотрела на дверь - висячего замка нет. Точно дети. Она снова остановилась. Стоит ли? Точно стоит. Она подошла почти в упор, наклонилась над скважиной и уставилась в неё, ожидая увидеть там испуганный детский глаз. Вместо него она увидела рой копошащихся ос.
- Ха, - почти шепотом сказала Ксения, - Наверное гнездо в замочной скважине. Когда-нибудь хозяин провернёт ключ и вместе с ним вас, мои дорогие осы.
- Ну что там? - не отставал Дима.
- Да... - она махнула рукой, - Показалось. Осы.
- Осы? - пробубнил Плокин.
Вскоре все трое начали подъём по ступеням лестничных пролётов. Лифт оказался сломан.
- Ну и воняет же здесь, - пожаловался сквозь рукав Плокин, начиная очередной пролёт, - Стены исписаны. Кошмар какой-то. Как они живут в этом?..
Ему никто не ответил. На восьмом этаже их встретила бабка, выглядывающая из-за двери с натянутой цепочкой. Покинутая бабка с сумасшедшими глазами. Белёсыми, как те, что померещились Ксении в замочной скважине гаража. На этот раз ей представилось, что вместо глазных яблок копошатся осы. Получилось жуткое зрелище.
- А вы, - прохрипела она, привлекая внимание, - А вы в какую квартиру?
Ксения переглянулась с Дмитрием, пожала плечами и ответила бабке, у которой в глазницах копошились насекомые:
- В двадцать седьмую. А что, есть жалобы? Как к Вам могу обращаться?
На плече у неё висел портфель на кожаном ремне. Она открыла его и достала планшет с формой протокола и ручку.
- Алевтина Георгиевна я. Да вот, как раз на двадцать седьмую и хотела пожаловаться. Уж Вы их там уймите, ради Бога!.. - старуха взмолилась, выползая из своего тёмного логова, - Вторую неделю на головах стоят. Как младший с армии вернулся, так и нет покоя. Пьють! День и ночь пьють, ругаются, музыку громко слушают, постоянно падает там что-то у них! А я, между прочим, уснуть не могу. А я уже старая, мне покой нужен.
Ксения снова посмотрела на Дмитрия, потом на Плокина. Все трое уже осознали, с кем им придется сейчас столкнуться. С пьяными, невменяемыми людьми, разговаривать с которыми будет очень тяжело. Ксению утешало одно - Дмитрий любого может угомонить, если понадобится.
- А как же Николай? Средний сын. Я с ним знакома. Мне он показался человеком приличным, спокойным. Разве не так?
- Ой, Вы знаете, - старуха стала кивать своей головой без остановки, как болванчик, - Коленька и правда золотой мальчик.
- Мальчик? Ему уже... - но она не успела вспомнить, сколько точно было лет Николаю Щербинину.
- Ой, Вы знаете, - снова начала бабуля, - для меня все дети, я же старая уже.
- Спасибо Вам, Алевтина Георгиевна. Будьте здоровы!
Бабуля закивала, сложив руки так, будто молиться собралась. Когда поднялись на лестничный пролёт между восьмым и девятым, Ксения всех остановила.
- Так, - начала она шепотом, - Гриша, ты стоишь здесь.
- Ксения Егоровна, позвольте с Вами! Мало ли что! - начал сопротивляться кудрявый.
- Нет, - отрезала Ксения, - На случай "мало ли чего" у меня есть Дмитрий. А ты - стой здесь и сними пистолет с предохранителя. И старайся на глазке у бабки не стоять, сюда ближе прижмись, - она уже почти что двинулась наверх, к двери, но решила ещё добавить, - глушитель при себе?
- Прикрути на всякий. Не хотелось бы переполох на весь подъезд устраивать. Если что пойдет не так, сразу бери на прицел. При нападении стреляй по ногам.
- Так точно, - согласился Плокин, - Мент при стволе с глушителем, конечно, зрелище то ещё.
Когда Ксения и Дмитрий подошли к двери, оттуда послышался неразборчивый, смазанный мат. Такой мат она слышала много раз, когда гости отцовской Норы перебирали. Обитатели жилья тоже, видимо, были пьяны вусмерть. По-крайней мере один из них точно. Но... где один, там и трое, а может и больше. Ксения открыла кобуру и так, на всякий случай, сняла оружие с предохранителя. Затем нажала на звонок. Через секунду раздалось:
- Чо, ключи забыл что ли?!
Потом послышались неуверенные, но быстрые шаги, гулкий удар в дверь (это хозяин на неё навалился, чтобы в глазок посмотреть) и вопрос:
Ксения развернула ксиву и сунула её в глазок.
- Николай Степанович Щербинин здесь проживает?
- Допустим, - с недоверием в голосе ответил человек.
- Откройте дверь, нам нужно с ним поговорить.
- А его дома нету, он в магазин пошёл.
- Ну вот и отлично, как раз подождём, - сказал Дмитрий.
- А это кто там такой умный?
Дмитрий шагнул в область видимости дверного глазка и оказался за спиной у Ксении. Весь в глазок он не влез.
- Открывай, - скомандовал Дима, разминая плечи, - Если не хочешь новую коробку варить для двери.
Замок щелкнул, дверь открылась, и Ксению с Дмитрием обдал стойкий запах мочи, спирта и перегара.
Внутри квартира оказалась похожей на десятки других квартир, в которых сжигают свои жизни алкоголики. Это даже немного разочаровало Ксению. А Николай, если верить его матери, Антонине, даже если и бывает здесь, то точно только изредка. Живёт он, скорее всего, в другом месте. Антонина описала его как человека сознательного и умного. Много читает, много умеет, осознанно относится к окружающему его миру. Такие в деревне на вес золота.
Вот только... для чего? Для процветания Ордена или более скорого наступления апокалипсиса?
Хозяин открыл утопленный в стену шкафчик в поисках тапочек, но их там не оказалось, поэтому он почесал облысевшую макушку и предложил:
- А проходите так, в обуви. Можете сразу на кухню, в комнату пока не надо, там Стёпка ещё не отошёл. Младший мой. Красавчик, из армии вернулся недавно. Садитесь, - он пригласил Ксению присесть за стол.
Дмитрий остался в коридоре, прямо напротив дверей, из которых, судя по всему, они и слышали неразборчивый мат, когда стояли на лестничной клетке.
Ксения села, оказавшись рядом со вскрытыми рыбными консервами, полузасохшим сыром, колбасой сомнительного вида и качества, черствым хлебом, грязными тарелками и пустой банки из-под рассола. Запах от всего этого исходил в прямом смысле сногсшибательный, а хозяину хоть бы хны. Матёрый, видать. Ксения отодвинула часть беспорядка, положила на стол свой небольшой портфель карманами на себя, открыла его и приготовила бумажный конвертик, который лежал в специальном кармашке, отдельно от других. Размером конвертик был со спичечный коробок.
- Ну и зачем вам Колька понадобился? - просипел Степан, выискивая на столе потерянную пустую рюмку.
- Мы пришли поговорить с ним на счёт его матери, Антонины.
- Ха! А со мной поговорить не хотите на счёт моей жены?
- Насколько я знаю, - парировала Ксения, - она уже Вам не жена, Степан Олегович.
- Ну и чо теперь? - взъерошился мужчина, - Мне теперь не надо знать, где она ошивается?
Он налил себе водки и предложил Ксении.
- При исполнении, - отказалась Ксения.
- Как скажете. Ну так, что? Обрадуете меня? Накрыли секту эту? Когда Тоньку домой-то ждать? А то она совсем перестала на телефон отвечать.
- Какую секту? - удивилась Ксения.
Степан Олегович закурил и пододвинул к себе кружку с фотографией жены. На кружке было написано: "От коллег на юбилей". Пепельница давно через край, поэтому хозяин решил стряхивать пепел туда. Такой выбор довольно ясно иллюстрировал отношение Степана к своей жене.
- Ну как? Она ж в секту попала. Не первый раз, кстати. А всё знаете почему?
- Потому что дура она, вот почему, - наклонившись вперёд, сквозь зубы процедил Степан, обдав Ксению перегаром, - Сколько не лупил её, никак дурь не смог из неё эту выгнать. Всё книжки свои читает, правила у неё, то нельзя, это не так, хоть вообще не живи.
- Вы её били? - с интересом уточнила Ксения.
Степан осёкся. Понял, что взболтнул лишнего.
- Да нет, это так, семейное. Без кулаков. Я - не, - он развёл руками, - Женщин не бью, чесслово, - Степан затянулся и скинул пепел в подарочную кружку жены.
Ксения ничего не ответила. Повисла тишина. Степан, не выдержав напряженного молчания, подскочил:
- О! Вот же! У меня ж письмо есть. Хорошо, что мусор не выкидывал, она мне его недели две назад прислала, - он достал конверт из мусорного ведра, открыл его и извлёк бумагу, - Вы не смотрите, товарищ капитан, что оно из мусора. Конверт грязный, ну... а письмо-то внутри было! Чистенькое! Читайте на здоровье, - и снова сел за стол.
- Будьте так добры, Степан Олегович, достаньте письмо из конверта, - с натянутой улыбкой попросила Ксения.
- Пожалуйста. Чего эт вы, мусора боитесь?..
Мужчина ловко развернул конверт и положил письмо перед Ксенией, глядя на капитана прищуром. Ему его игра слов казалась остроумной, а вот человек, стоящий в коридоре, начал закипать.
Ксения взяла письмо в руки, развернула его, выровняла о край стола и начала читать то, что было выведено идеальными буквами на тетрадном листе в линейку:
Степан! Я знаю, ты подобных разговоров терпеть не можешь, но послушай, что я скажу. Прочитай до конца, ладно? Это чудесное место. Ты даже себе представить не можешь, насколько здесь хорошо. Деревня большая, постоянно новые дома строятся. Работать есть где - тут и цех мебельный есть, и мастерская, где машины чинят, и фермы, и хозяйство. Ты так давно не работаешь, Стёпочка, работа бы тебе пошла на пользу! Труд облагораживает человека, ты сам говорил это мне в молодости. Помнишь? Вспомни. Природа здесь замечательная. Иногда пасмурно бывает, но это ерунда! Когда солнце светит, здесь сухо и тепло. Есть и пруд, и река в лесу - можно рыбачить. Всё как ты любишь, Степан. Всё как ты любишь. И мужчины с золотыми руками здесь ценятся. Помнишь, ты говорил мне, что в городе никому не нужен? Здесь ты будешь нужен, Стёпа. Послушай Коленьку, он тебе больше расскажет, мы с ним постоянную переписку ведём. Он собирается ко мне. Приезжай и ты, и Стёпку тоже забирай. Что он будет делать там, после армии? Пить? Здесь ему тоже будет чем заняться. Заживём как в раю, Стёпа. А как приедешь, я тебя свожу в нашу церковь. Там несёт службу отец Симеон, он монах. Я когда первый раз на службу его попала, я обомлела. Я такое счастье обрела, слушая его, причащаясь из его рук. Это же настоящее блаженство. Перед его святостью даже апостол Пётр меркнет! Как он проповеди читает, Стёпа, ох, ты бы слышал... Я не могу этого словами передать. Благая весть его устами... В общем, Степан. Приезжай. Здесь ты наконец обретёшь себя и Бога.
Ксения сложила письмо и отдала Степану.
- Личные религиозные дела граждан нас не касаются, - заключила Ксения, - А на счёт работы она права. Антонина не вступала ни в какую секту. Отец Симеон - местный священнослужитель, который в нашей церкви службу ведёт. Я там сама бываю, по праздникам в основном. А Антонина работает на режимном предприятии. Многое сказать не может, оттого, наверное, и загадочность.
Степан Олегович докурил сигарету, затушил в кружку и снова налил себе. Ничего не говоря, он поднял рюмку, будто бы чокаясь с Ксенией, но только он хотел опрокинуть стопочку, как из комнаты раздался вопль:
- Батя! Нальвай! Я вернлся!
Дверь неожиданно для всех открылась и перед Дмитрием возник Степан Степанович Щербинин в дембельской форме - уже довольно грязной и заляпанной. Младший смерял Дмитрия пьяными, краснющими глазами, и решил атаковать. Обмякший кулак его правой руки воткнулся в живот Дмитрию, как в каменную стену. Дмитрий, не думая ни секунды, схватил своей ручищей дембеля за морду и толкнул обратно в комнату. Степан Степанович упал, что-то утянул за собой, раздался грохот, потом упало что-то тяжелое, явно не легче шкафа, и Дмитрий молча закрыл дверь.
- Сука! - раздался приглушенный крик из комнаты, - Батя! Менты на хате!
В квартиру залетел Плокин, стоявший на стрёме. Убедившись, что всё в порядке, он спрятал пистолет и встал на пороге, закрыв за собой дверь на замок.
Пока всё это происходило, Степан Олегович продолжал держать стопку с открытым ртом, и опрокинул её только тогда, когда снова стало тихо. Шумно проглотил.
- Празднует сынок. Мне его винить не за что, - подытожил он, снова наполняя рюмку.
Ему захотелось закусить. Он начал рыться на столе в поисках еды.
- Может быть и так. Я про письмо. Но я-то её знаю, она вечно в говно какое-нибудь вляпается.
Наблюдая за Степаном, Ксения почувствовала, как что-то внутри неё сильно хочет, чтобы людей, похожих на этого, вообще не существовало. Что-то внутри неё за это готово было служить Ордену, если бы Виктор мог ей пообещать это. Чувство это Ксению удивило. Никогда раньше она не испытывала такого сильного отвращения, доходящего до желания уничтожить человека, его вызывающего, а тут вдруг... Нельзя. Просто они другие, эти люди, - утешала себя Капитан.
- Я Вашу точку зрения услышала, Степан Олегович. Когда Николай вернётся?
С той стороны входной двери лязгнули ключи. Замок пару раз щелкнул, дверь открылась, и в дверях показался Николай. Это был мужчина лет тридцати-тридцати пяти на вид, в опрятном костюме-тройке с вязаным галстуком. Ксения взглянула на него, а потом на его отца. Разница была чудовищная.
- Вот и он! - опрокидывая новую стопку, заключил Степан, изрядно уже окосевший, - Вспомнишь о... Ладно, проехали.
- Николай Степанович? - поинтересовался Дмитрий у ошарашенного мужчины.
- Да, это я. Что случилось? Что они натворили? - засуетился Николай.
- Ничего. Мы от Антонины.
Николай даже повеселел. Но не надолго - ему навстречу вышел отец, потирая руки, поглядывая на пакет с продуктами, принесённый Николаем.
- Ну, чо ты там взял? Давай сюда.
Пока Степан Олегович ходил в коридор встречать сына, Ксения достала тот самый конвертик, высыпала его содержимое в рюмку и наполнила водкой. Степан Олегович вернулся на кухню, лучась от счастья. Держа в руке обкусанную булку черного подового хлеба, он пытался её прожевать, напрягая скулы.
- Опа, - рявкнул он, увидев, что рюмка снова полная, - Я ж выпил! Это Вы мне, товарищ капитан, налили? - он прищурился и заулыбался, но стопку всё равно опрокинул.
Ксения вышла из кухни, поприветствовала Николая и начала ему объяснять, что будет дальше. Николай давно изъявил желание присоединиться к матери, поэтому уговаривать его не пришлось. Он собрал нужные вещи и документы, упаковал всё в чемоданы и понёс их вниз, к машине.
Только Николай шагнул за порог, как на кухне, так и не дожевав свой хлеб, лицом в грязную тарелку упал Степан Олегович.
- Грузите обоих, - скомандовала Ксения и пошла за Николаем, - Дверь закрыть не забудьте.
- Так точно, - ответил Дмитрий, зазывая Плокина в комнату, где под шкафом и грудой старых книг храпел младший Щербинин.
Дрёму нарушил стук в дверь. Андрей, едва нашедший в себе силы забраться обратно на кровать после падения, почти сразу уснул. На большее у него не хватило сил.
В комнату вошёл мужчина в годах. Крепкий, коренастый, в фартуке и с белым полотенцем на плече. Андрей поймал себя на мысли, что мужчина этот похож на какого-то киношного персонажа, но никак не мог вспомнить, на какого именно. Как будто повидавший всякое Джон Рэмбо, под старость лет решивший обзавестись своей закусочной.
В руках у мужчины был поднос, на котором дымилась тарелка ароматного борща со сметаной и зеленью, горячий компот и пару кусков серого хлеба. Всё это Андрей понял не глядя, только с помощью запаха. Обострённое голодом обоняние редко обманывало его. Старик поставил поднос на стол.
- Меня Егор Викторович зовут. Ты у меня в гостях. Это - комната моей дочери, - он указал на портрет над головой Андрея, - Так что смотри, беспорядок здесь не устраивай, она это не любит. Поднимайся, поешь. Я пока по делам спущусь, вернусь чуть попозже.
Сил на ответ у него не нашлось.
- Ты как? - замешкался старик, - Сам встанешь? До стола сможешь дойти?
Андрей кивнул, хоть и не был уверен. Тогда Егор Викторович, вытирая руки полотенцем, вышел.
Телефон. Его нигде нет. По крайней мере не видно. Одежда! Рюкзак! Тоже нет. Ничего, что ранее принадлежало бы ему, нет. Андрей приподнял одеяло и понял, что даже одежда на нём не его. Какая-то пожелтевшая от старости пижама. Сознание понемногу начала охватывать паника. Сдерживало её только одно: запах вкусной еды. Ведь если паниковать из-за того, что ты оказался в чьём-то плену, то вряд ли этот кто-то будет тебя кормить такой ароматной едой, правильно? Или не правильно?
Путь до стола оказался настоящим испытанием. Ноги еле шевелились. Дышать полной грудью - больно. Шевелить головой - больно. Думать о том, что произошло - больно. Андрея вдруг посетила мысль: вот если его брат, Сашка, свалился там, в пещерах, куда-то вниз с высоты, и поломал себе ноги или рёбра, ему было так же больно? Сколько он там лежал, пока не умер от холода? Или от голода? С этими мыслями он приступил к еде. Вкус у неё был отменный, и Андрей, будто боясь, что сейчас её отберут, быстро всё съел. Стало одновременно и хорошо, и плохо. Он поторопился вернуться в кровать, боясь, что из-за головокружения всё полезет наружу.
- Я не умру, я живой останусь. От голода точно не умру, - прошептал парень, перекатываясь с бока на бок.
У него внутри нарастало чувство, которое ранее он никогда не ощущал, да и не мог ощутить. Ещё никогда он не оказывался оторванным от дома, от семьи, от матери, настолько полно. Оторванность - это именно то чувство. А там, за ней, страх перед грядущим.
Когда Егор Викторович вернулся, Андрей снова спал. Будить он его не решился. Просто запер дверь. На всякий случай.
В салоне буханки от перегара запотели окна. Водителю приходилось держать в одной руке тряпку, которой он протирал боковое стекло, а в другой по очереди то сигарету, то рычаг переключения передач. Лобовое спасал обдув. Николай, старший сын мертвецки пьяного тела, лежащего в салоне, растерял куда-то всю свою радость и был угрюм.
- Их, - он кивнул на тела, - Того?
Она слукавила. Ей давно стало ясно, о чём думает Николай, по одному его взгляду.
- Их убьют? Зачем они нужны общине? - он уставился на капитана, - Вообще-то они могут сгодиться. Не убивайте их, дайте им шанс. Пожалуйста.
- Жалеете их? Это не мне решать. Моё дело - доставить. Дальше от меня ничего не зависит.
- Отец хорошо в механике разбирается, - не унимался Николай, в голосе которого послышались нотки страха, - Да и Стёпка тоже, не успел просто на вышку пойти. Тоже технарь неплохой.
- На всё воля Владыки, - холодно ответила Ксения, и Николай взглянул на неё так, будто слова эти что-то в нём перевернули, что-то, что не было до конца сломано, продавили и это что-то наконец сломалось.
Капитан не ожидала от себя таких слов. Ей стало жаль Николая. Жаль по-своему, как будто она понимала его. Может и он не верил до конца, а теперь убедился? Может, ему страшно перешагнуть порог дома, в дверь которого он так усердно стучался вслед за матерью?
Николай покорённо уронил голову на грудь.
- Располагай их нечистыми душами, Ахнаир.
- Быстро сломался, - подумала Ксения, глядя на Николая, - А выглядишь надёжно. Надёжнее, чем эти двое, - она перевела свой взгляд на пьяные тела, - Интересно, а вам сколько нужно будет, чтобы сломаться?..
В голове у неё зазвучали слова отца. Дорога дарит желание обдумывать жизнь. Прокручивать то, что болтается в голове тяжким грузом. Дарит возможность и время на принятие решений. Плокин, на которого Виктор указал как на человека, держаться от которого стоит подальше, выглядел вполне обычно. Разве что на бессознательные тела смотрел как-то недобро, с презрением. Не ей его за это осуждать. Ксения подумала, что Плокин, как, в общем-то, и она сама, не мог уложить в своей голове, зачем в Соболево нужны эти бесполезные мешки дерьма. Это было видно по его взгляду, полному презрения и отвращения по отношению к этим людям. Ксения отвлеклась и глянула на Диму. Тот задремал. Вот он - счастливый человек, которому для душевного спокойствия хватает приказа.
Антонина долго плакала от счастья, когда увидела Николая, но на мужа и младшего сына у неё даже поддельной радости не нашлось. Она как будто и не ожидала, что их всё же привезут сюда. Когда Терешенко выгрузили бессознательные тела из кузова, Антонина сперва, как показалось Ксении, подумала, что они мертвы. Когда пришло понимание, что они всего лишь спят, её лицо нервно исказилось, изображая улыбку. Женщина украдкой посмотрела на Ксению глазами, вопрошающими справедливости и свободы, но Ксения лишь пожала плечами, отвернувшись к закатному солнцу.
- Ничего, - повторяла Антонина раз за разом, - Уже завтра всё изменится. Завтра на службу пойдём!
Ксения в уме прибавила три. На три подопытных в Соболево стало больше, очередные собаки попали в вольер. И её как будто бы это устраивало. Как будто бы ничего плохого в этом она не видела, ведь она снова здесь, в Соболево, где её любят и уважают. Даже если она и загонщица подопытных дворняг.
К вечеру облака немного разошлись, и над лесом повисло красное закатное солнце. Всё стало напоминать об осени, которая неминуемо последует за летом. Всё стало алым и приятным для глаз. Всё стало красивым.
Мужчины запрыгнули в уазик и поехали туда, откуда утром выезжали всем составом.
Ксения отказалась. На неё накатила меланхолия, и она решила пройтись пешком. Их день закончился, а ей ещё нужно встретиться с Виктором. Запрыгни она в машину как не успеешь глазом моргнуть и ты уже в Храме. Бродить там, коротая время до встречи, не было никакого желания. А вот здесь, среди домиков и их залитых солнечным светом крыш, самое то.