Вера⁠⁠

Вера его боготворила. Готова была петь осанну. Омывать ноги. В квартире Виталия Олеговича всегда была особая атмосфера – чистоты и спокойствия. Там Вере казалось, что она в раю.

Ее сын Сережа в пять лет начал сильно заикаться. За год Вера обошла всех нужных и ненужных специалистов – от неврологов до бабок-колдуний. Сережа лепил пластилиновые фигурки, распевал гласные, надевал на голову страшные приборы с проводами, слушал нашептывания старух – все было без толку. От фраз оставались разрозненные слова, от слов – буквы, стучащие о губы, как футбольный мяч в штангу ворот.

Вечерами, уложив Сережу, Вера садилась в ванной на табуреточку, открывала кран и завороженно смотрела, как из него фыркает, плюясь воздухом и ржавчиной, вода. В доме были постоянные проблемы с водоснабжением. Вода напоминала Вере Сережину речь – трубы гудели, но напора дать не могли. Вот бы кто-то спустился в подвал и открутил неведомый вентиль. Вот бы кто-то вылечил сына.

На работе говорили, что Сережу могли напугать. Это подтверждала баба Маша с Текстильной, которая до этого отшептала Вериной начальнице ячмень и мужа-алкоголика. Заикание отшептывать у нее не получалось, зато получалось видеть прошлое и будущее в расплавленном воске. Воск рисовал бабе Маше мужчину с бородой, собаку и маленькое существо, наверное, домового.

В поликлинике говорили, что все из-за химкомбината, плохого питания и Горбачева. Вера голосовала за Ельцина, а через бабу Машу нашла женщину, которая возила ей из деревни яйца, творог и масло. С комбинатом ничего сделать было нельзя.

Верина мама говорила, что не надо было рожать от кого попало. Вера не спорила, только молча откладывала ей яйца и творог – в магазинах пусто, а комбинат, в общем-то, травит всех одинаково.

На Первом канале появилась новая передача – «Слово пастыря». Там говорили, что все от безбожья, поэтому Вера решила Сережу покрестить. Крестили сразу человек по двадцать – ставили кругом, и детей, и взрослых, заунывно распевали, брызгали водой. У попа была борода, прямо как с предсказаний баб Маши, и Сережа только испугался.

А адрес Виталия Олеговича Вере дали в поликлинике, куда они с сыном снова вернулись после мытарств с церковью и «бабмашами». Называли его то педагогом, то волшебником, но логопедом – ни разу. И говорили еще шепотом, что принимает он не всех и только на дому, а денег не берет совсем. Сережа заикался все сильнее, поэтому Вера решила поверить еще раз.

По указанному адресу их с сыном встретил невысокий мужчина лет шестидесяти. На нем была чистая, но поношенная рубашка и мешковатые брюки с вытянутыми коленками. Веру он усадил в кресло-качалку в прихожей, а Сережу завел в зал и прикрыл за собой дверь, оставив щель шириной в сантиметров десять. В эту щель Вера могла видеть сына, а он ее – нет.

– Матери мешают, – объяснил Виталий Олегович после занятия, пока его жена, Анна Ивановна, поила Сережу пустым чаем на кухне. Говорил он отрывисто, без выражения, будто надиктовывал телеграммы, – я буду лечить мальчика. Я лечу детей бесплатно. Вам нужно выполнять правила.

– Задания?

– Задания – мальчику. Вам – правила. Не пропускать. Не опаздывать. Во время занятия вам сидеть здесь. Несложно.

– Маньяк какой-то, – сказала вечером по телефону мать. По телевизору, кроме «Слова пастыря», показывали еще много передач про маньяков.

– Нет, он просто… – начала Вера, но не смогла найти слов. У нее было не так много денег, особенно после закупки деревенского творога, но бесплатное лечение на дому и ей казалось маньячеством.

Однако все сомнения быстро потонули в благодарности.

После третьего занятия Вера с Сережей не спеша шли домой, и он четко сказал:

– Мама, пошел снег!

Мяч залетел в ворота. Вентиль был открыт.

И Вера полюбила кресло-качалку, и тяжелые шаги Анны Ивановны, и вытянутые на коленках брюки, и слова-телеграммы. Единственное, что омрачало Верину радость – невозможность выразить благодарность Сережиному Спасителю.

Он разрешал приносить с собой незначительные подарки. В первый раз Вера пришла с коробкой конфет, потом стала приносить ему творог и масло, потому что они полезнее. Пятое занятие случилось сразу после зарплаты, и она решительно протянула Виталию Олеговичу конверт с деньгами. Бумажек в нем было совсем немного, а значит, правила она почти не нарушила. Но Виталий Олегович побледнел и с криками вытолкнул Веру за порог, а в следующий раз, в условленное время, не открыл дверь. Пристыженная Вера отвела сына к матери, а сама вернулась и прорыдала перед квартирой Виталия Олеговича до позднего вечера. Детей приводили и уводили, но каждый раз он строго глядел на распластавшуюся на площадке Веру и закрывал дверь. Оттаял он только к окончанию приема.

– Я лечу детей, – сказал Виталий Олегович, протягивая Вере носовой платок, – деньги все оскверняют.

Вера усвоила урок и в следующий раз принесла только баночку домашнего лечо. Но на душе все равно был осадок, словно она ворует что-то ценное, и за это воровство нет наказания. Она чувствовала неловкость от гордой аскетичности квартиры Виталия Олеговича, его опрятной, но старой одежды, от ощущения скрываемой нужды. Маслом с конфетами не расплатиться в магазинах. Они не заменят теплого пальто и обуви, а за день Виталий Олегович принимал не меньше пяти человек и мог бы жить совсем, совсем по-другому.

Однажды Веру озарило: беседуя с Анной Ивановной, она быстро протянула той несколько купюр. Женщина взяла их таким привычным движением, что Вера пристыдилась: так вот как надо было! Но с души упал камень – наконец-то все стало по-честному. Конечно, это было против правил Виталия Олеговича, но у его жены ведь могут быть свои?

Через полгода заикание у Сережи прошло. Виталий Олегович вывел его из темного леса и привел к людям. Верин сын был спасен.

***

Вера, разомлевшая от счастья, слушала скрип кресла-качалки. В приоткрытую дверь она видела, как Спаситель занимается с Сережей, работая над правильным произношением шипящих. Последние штрихи.

Из ленивой полудремы ее вывела трель звонка. Спаситель прервал занятие, чтобы открыть дверь – Анна Ивановна, с его слов, уже вторую неделю гостила у сестры.

Вошедшие в квартиру были в погонах и говорили тоже отрывисто:

– Где ваша жена?

Спаситель вздохнул, на мгновение закрыл глаза, как от вспышки головной боли.

– Я заканчиваю. С мальчиком. Пять минут. Жена… там, – сказал он и вернулся к Сереже.

Мужчины прошли мимо Веры на кухню. Она видела, как один из них открыл дверь на балкон, а другой – дверцы холодильника. Из морозилки вывалилась человеческая рука в целлофановом пакете и громко ударилась о пол.

Вера вскрикнула и зажала рот руками, потому что хотелось кричать еще и еще, а Сережа был в соседней комнате со Спасителем, и им обоим нельзя было волноваться.

– В морозильной камере и на балконе расчлененное тело женщины, – слышала Вера, – предположительно, жены подозреваемого.

Спаситель вывел Сережу из комнаты.

– Лечение окончено, – сказал он, но Вера не могла пошевелиться. – Она брала деньги со всех. Вы, верно, тоже ей платили. Так нельзя. Я лечу детей бесплатно. Дети – святое. Деньги – нельзя.

На кухонном полу росла гора целлофановых пакетов. Запахло несвежим мясом. Вера схватила сына на руку и вылетела из квартиры. До конца улицы они пробежали, не останавливаясь.

– Что случилось, мама? – спросил Сережа чистым, мелодичным голосом, когда Вера без сил упала на лавочку, даже не очистив ее от снега. Она молчала несколько минут, закрыв лицо руками.

– Все хорошо, – наконец, сказала Вера, – лечение окончено.

Автор: Даша Берег
Оригинальная публикация ВК