Эй, толстый! Четвертый глаз. 21 серия
Эй, толстый! 1 сезон в HD качестве
Но давайте перенесемся примерно на семь месяцев вперед, и окажемся в ранней осени 1998 года. Несчастную Россию только что сотряс очередной кризис совершенно неведомой ранее природы, который возник от того, что кто-то из окружения Ельцина спиздил настолько много денег, что в казне не осталось совершенно ничего. Простые люди в очередной раз привычно обнищали, а курс доллара резко взмыл в стратосферу. Чиновника, из-за которого началась вся хуйня, никак не наказали, потому что спизженным он щедро поделился со всеми опасными для него людьми.
Поделился он и с Николаем Николаевичем – влиятельным человеком из Администрации Президента. В наблюдаемый нами момент времени Николай Николаевич входит в промышленный подвал, по коридорам которого бродят самые отвратительные уебища с площади трех вокзалов, да и не только оттуда. В руках у человека из Администрации – пейнтбольный маркер. А в кобуре под мышкой – пистолет, 93-я «беретта».
Николай Николаевич думает об олигархе Гаврииле Глебовиче. Человек из Администрации сейчас находится в гостях у этого рыхлого, бессмысленного толстяка, который пытается развлечь высокого гостя самым идиотским в мире аттракционом – отстрелом бомжей шариками с краской. Вроде как это должно быть похоже на какую-то компьютерную стрелялку.
Мысль о том, что Гавриил Глебович – идиот, вертелась в голове у человека из Администрации уже не только сегодня. Она зародилась достаточно давно – эта мысль. А родившись, обожгла пониманием. По сумме своих действий, по репликам в диалогах, да по всему выходило так, что Гавриил Глебович – долбоеб. Во всяком случае, это предположение объясняло все. До поры до этой элементарной истины никто не мог додуматься, потому что – ну, не может столько денег, как у Гавриила Глебовича, быть в руках долбоеба. Но все-таки могло. И было.
Почему так? Николай Николаевич усиленно искал ответ на этот вопрос. На арену большого бизнеса Гавриил Глебович выпрыгнув в 1993 году. До этого никто и ничего о нем не знал. К сожалению, следы происхождения его капитала терялись в сумбуре тех запутанных и мутных времен. Мог ли Гавриил Глебович быть своего рода зиц-председателем, за которого на самом деле решали серьезные и опасные люди? Мог. Да, скорее всего, и был. Он мог быть даже втемную используемым долбоебом. Но кто за ним стоял? Этот вопрос не давал покоя Николаю Николаевичу.
«Сейчас у меня будет шанс, – думал Николай Николаевич. – Как раз – подвал, оружие. Подходящий антураж для серьезного базара. Я дознаюсь, кто за ним стоит».
У Гавриила Глебовича тоже был при себе ствол – 17-й «глок». Лежал он в кармане пиджака по той простой причине, что ремни портупеи на олигархе просто не сходились. Насчет этого ствола Николай Николаевич не переживал. Его спутник в подвальном квесте слишком рыхл и неловок. Обезоружить его будет, конечно же, можно. И без особого труда. Самая подходящая декорация для разговора по душам с непредсказуемым результатом.
***
А олигарх Гавриил Глебович тем временем думал о том, что он очень хочет срать. Он был бы и рад не держать в мыслях такой презренной материи, но внутри его грандиозного, циклопического брюха происходили тревожные брожения, и продукты этих процессов стремились извергнуться наружу.
Желание срать заполняло примерно 75% мыслей олигарха. Остальные 25% всплывали время от времени. Эти 25% были посвящены способам расправы с Сёмкой – то есть, с распорядителем этой придурошной забавы Семеном Евгеньевичем. «Выгнать, – клокотало в Гаврииле Глебовиче. – Не заплатить. Еще ему платить! На бабло самого опустить, вот как! И пиздюлей в дорогу навешать! И дом нахуй сжечь, или где он там живет – вот это сжечь! И кого он там ебет – выебать у него на глазах! Уй, блядь, срать хочу!»
Гавриил Глебович надеялся, что когда они войдут в подвал и начнется какой-то экшн, разбушевавшееся брюхо успокоится. Так с олигархом бывало.
Подвал встретил их визгом, зловещим хохотом, воплями.
– У, сцука, выебу в рот, нахуй! – взревел под ухом недобрый голос.
Из сумрака в полумрак, по которому шли Николай Николаевич и Гавриил Глебович, выскочил малозубый и тощий вокзальный бич, раскрашенный под зомби.
Николай Николаевич хладнокровно влепил ему в лоб шарик красной краски.
– Сука! – сказал зомби-бич и рухнул на пол.
Чиновник поднес ствол маркера к тонким губам и, дурачась, по-ковбойски подул на ствол.
Со спины – Гавриил Глебович это видел – к чиновнику подкрадывалась зловещая старуха, будто бы сошедшая с полотен Васи Ложкина. Она уже занесла над чиновником крючковатые лапы.
Олигарх запаниковал. «Может, пусть его сожрут? – думал он. – Нет, нельзя!»
Он вспомнил, что и сам держит в руке оружие расправы над монстрами. Слабея, он вскинул маркер. Чпок! И на лбу омерзительной старухи расцвела багровая клякса.
– Да ты красавчик, Глебович! – сказал чиновник. – Ты что ж, выходит, спину мне прикрыл?
– Выходит! – сказал олигарх, с удовлетворением отмечая, что срать хочется уже меньше.
– Вон они, смотри! – вдруг воскликнул чиновник.
И действительно, к ним приближалось четверо или пятеро тощих и жутких зомбаков.
Чиновник дал по ним очередью из маркера.
– Ыаргх! – завывали чудища.
Олигарх впал в некий ступор. Что-то кричал ему Николай Николаевич. А что – олигарх не мог понять.
«Сзади! Сзади, блядь!» – прочел он по губам.
С ужасающим осознанием того, что опоздал, Гавриил Глебович развернулся на 180 градусов и оказался нос к носу с какой-то вонючей и адской тварью с выбеленным лицом и кровавыми потеками под глазами.
– Аааай! Сука, нахуй! – заверещал олигарх и как-то машинально пукнул маркером.
– Ых! – отвалилась адская тварь.
Гавриил Глебович украдкой ощупал на жопе штаны. Нет, вроде нормально. Кажется, не обосрался.
– Что, Глебович! Вроде как всех в этом отсеке положили! – сказал чиновник.
– Н-наверное, – сказал, потея и слабея, Гавриил Глебович.
– Что так неуверенно? На тебе – двое. На мне – пятеро! Давай, кто больше, а?
– Да… давай, – пролепетал Гавриил Глебович.
– Я тебе фору дам – десять зомбаков, а?
«Вот ну б его нахуй с тобой во что-то играть!» – с тоской подумал олигарх.
А Николай Николаевич тем временем подумал, что это – отличный заход для того, чтобы наехать на Глебовича, чтобы вскрыть его тайны.
– Или пятнадцать дать? – сказал чиновник.
– Не… Пусть десять, – пробормотал Гавриил Глебович.
– Тогда пошли, мой пухлый друг! Навстречу, так сказать, приключениям.
И они пошли.
***
Жора Ноздря привык, что его все боятся. Он распространял вокруг себя такую дикую жуть и уже не удивлялся тому, что при общении с ним меняются в лице даже те люди, которые с ним, вроде бы, и знакомы. Жоре Ноздре нравилось порождать в окружающих страх. Он разбирался в его разновидностях и проявлениях.
Раньше его звали Жора Шнобель. Прозвище возникло благодаря носу, имевшему выдающиеся размеры.
На малолетке, где Жора отбывал первый срок за грабеж, он проиграл свой нос в карты. Братва могла взять и деньгами, но никакого бабла у Жоры не было.
Тогда Жоре вкрутили в перемычку между ноздрями обломок пружины от кровати. Получилось кольцо. В это кольцо продели обрывок простыни и привязали к дверной ручке. А потом кто-то в коридоре дернул дверь на себя. Перемычка вылетела из носа проигравшегося Жоры, как пробка из бутылки шампанского.
Так его нос преобразовался в некое подобие хобота. И получилось, что ноздря у Жоры осталась одна.
– Ничо, братан, ковыряться в такой ноздре будет вдвое легче, – глумилась братва.
Но, в принципе, зла Жора Ноздря на своих тогдашних мучителей не держал. Он стал настолько жуток, что даже в самых подозрительных хатах ему никто и ни разу не задавал хитрых вопросов, по ответам на которые камерные эксперты выявляли пидарасов.
По жизни Жора никого не боялся. Боялись, в основном, его. На задворках трех вокзалов у него была работа мечты. Он сидел себе в темном закутке. А тем временем вокзальная братва приводила какого-нибудь лоха побухать в уголок. И тут из тени выходил Жора. Лохи, как правило, испытывали сильнейший страх и стремительно расставались с деньгами, только чтобы никогда больше не видеть Жору.
Сейчас Жора Ноздря был недоволен. Организаторы этого дефективного утренника фактически опустили его перед бомжами и сявками, уронили его авторитет. Они, считай, сказали: «Вот, Ноздря! Хуйня ты, а не страшилище! Вон тот задроченный фраер тебя круче!»
А то, что Ноздря доебался к фраеру якобы из-за телки, так это только повод, формальность.
Баба в коросте, и мужик в язвах – они разглядывали Жору. Оценивали. Чо, братан, позволил себя подвинуть? А, может, это мы тогда, в натуре, самые страшные? А ты, короче, пойди, потусуйся.
«Ну, нет! – в ярости решил Жора. – Ну уж, блядь, нахуй, нет! Никто не подвинет Жору Ноздрю с пьедестала главного страшилища трех вокзалов!»
Жора Ноздря подскочил к дверному проему, который отделял его от комнаты босса, незаслуженно оккупированной пошлым фраером, и страшным голосом заорал во мрак:
– Я тебя, нахуй, сука, уебу! Чтобы ты знал, фуфло, как Жоре Ноздре дорогу переходить нахуй!
Жора нисколько не сомневался, что напугал этого лоха до беспамятства. Оставалось только громко, с прихрюкиванием прохаркаться в сторону противника. И Жора уже захрюкал, затрубил своей хоботиной, когда...
…вдруг…
…из темноты…
…ВЫНЫРНУЛОСАМОЕСТРАШНОЕВ МИРЕЕБАЛОНАХУЙБЛЯДЬ…
– Аааа!!! – дико завопил Жора, отскакивая прочь.
Его все еще колотило, но шок стал проходить. Жора уже понимал, что из темноты на него вынырнул вовсе не самый страшный ночной кошмар, а тот самый фраер, на которого Жора залупался. Но, суука, почему он стал таким жутким? Наверное, это в фосфоресцирующей краске дело, которой его на гриме намазали. Это от нее фраер таким и получился.
– Сударь, – сказал этот кошмарный фосфоресцирующий во мраке уебан, – я, как человек интеллигентный, заявляю вам: оставьте меня в покое.
Нет, Жора его уже не боялся. Серьезный противник Жорика уже бы ногами хуячил на добивание. А этот дрищ напомаженный струсил. Сразу завел балалайку про «интеллигентного человека». Выебнулся не по чину. За то и огребешь.
Но хуже было то, что баба в коросте и мужик в язвах еще не обменивались смехуячками, но избегали смотреть прямо на Жору Ноздрю. А это был хуевый признак.
«Прольется кровь!» – знал Жора.
– Или вы оставляете меня в покое, – завывающе неслось из глубин гнуснейшего фосфоресцирующего ебальника, – или я приму меры. Слово гельминтолога!
– Да я тебя уебашу нахуй! – взвился Ноздря. – Нахуй уебашу, поэл?
– Ноздря, прекращай, заебал! – проскрипела баба в коросте.
– В натуре, давай отыграем, а потом разбирайся, сколько хочешь, – поддержал мужик в язвах.
– Не вздумай съебаться, я тебя запомнил, – рыкнул Ноздря.
Рыкнул совершенно неубедительно. Да он и сам это знал.
***
Все эти семь месяцев Маруся целеустремленно искала уродливых мужчин. Всего годом или двумя появится песня, примерно описывающая мытарства пластмассовой девушки по морозному мегаполису.
Я искала тебя
Дворами темными
Искала тебя
Ночами-чами.
Вот так же и Маруся разыскивала своего будущего мужа – самого уродливого в мире мужчину. Искала на вокзалах и рынках, в метро и пригородных электричках, на улицах и в парках. Кандидатур было много. Но нельзя было со всей определенностью сказать – вот он, самый урод из уродов. Такого, конечно, не было. А, значит, ей встречались не те уроды. При их виде не екало сердце томительным узнаванием второй половинки расколотого сверх-Я, не сыпал искрами страсти бенгальский огонь любви.
В какой-то момент она поняла, что результата в хождениях «ночами-чами» не будет. Это просто бессмысленно в огромном мегаполисе. И притом опасно. Город кишел криминальными типами, маньяками, извращенцами.
Надо было организовать поиск так, чтобы уроды сами приходили к ней. Маруся поразмыслила, что бы это могло быть? Сберкасса? Собес? Редакция газеты? Политический митинг?
Маруся неутомимо сновала и там, и здесь. Но нет! Самый уродливый мужчина в мире все еще где-то скрывался. Может быть, даже и не в Москве. Почему бы ему не жить в Сыктывкаре? В Моршанске? Саранске? Усть-Пиздюйске? Скорее всего, где-то там он и есть.
Маруся сняла однушку на Бауманской, у крючконосой бабки. Мебель в квартире была старая, а вот телевизор был более-менее новый. Но Маруся его все равно не смотрела. Как-то не интересовал он ее.
Но однажды все-таки включила. Шло какое-то ток-шоу. Неожиданно Маруся поняла, куда стекаются уроды со всей страны. Достаточно устроиться на кастинг, и жуткие люди сами потянутся к ней.
Марусе удалось несколько раз объехать весь мир, случалось уходить от смертельных погонь, она знала радость от побед над врагами. Однако как у людей получается устроиться в Останкино, Маруся так и не поняла. Ни в одной газете не было ни одного объявления о вакансиях в телецентре. Она пробовала спрашивать у охранников, ее направили в отдел кадров и там она заполняла анкету.
– Вам позвонят, – сказали ей.
Но никто, естественно, не позвонил.
«Значит, самого уродливого мужчину я найду не здесь, – поняла Маруся. – Если бы его можно было найти в телецентре, Хоттабыч бы направил меня на нужную дорогу. Но ни одной дороги нет. Значит, мне сюда и не надо».
Маруся стала все чаще смотреть телевизор. В конце концов, сообразила она, рано или поздно оттуда прозвучит подсказка.
Однажды она включила телек и сразу же попала на старый черно-белый фильм.
– Что тебе угодно, Волька ибн Алеша? – скрипел старичок с бородой и в соломенной шляпе.
Маруся застыла. Что это, если не знак?
Фильм шел и шел, прерываясь крикливой рекламой. Но реклама не содержала никакой нужной информации.
«Старик Хоттабыч» закончился. Пошли новости. С телевизионным обращением по поводу какого-то указа выступал Ельцин.
– Россияне должны понимать, шта…
«Неужели он? – подумала Маруся. – Это что, Хоттабыч хочет, чтобы я вышла замуж за Ельцина? Но как это сделать?»
Кажется, это было еще труднее, чем устроиться в Останкино.
– После рекламы эфир продолжат региональные вести, – сообщил диктор.
«Прорыть подкоп в Кремль? Зайти в отдел кадров? Заручиться рекомендациями? Подобраться во время какого-нибудь мероприятия с его участием?» – перебирала Маруся варианты. Ни один не являлся подходящим.
– Необычный аттракцион открылся в Подмосковье, – бодрым голосом говорил журналист. – Все мы любим играть в компьютерные игры. Но как насчет того, чтобы самому оказаться внутри компьютерной игры? Об этом задумались геймеры-энтузиасты и решили воплотить свою любимую стрелялку Doom в подвалах одного из заброшенных фабричных зданий.
– Да, мы воссоздали атмосферу нашей любимой игры, – говорил в телекамеру какой-то энтузиаст-геймер. – У нас есть и монстры, и зловещие лабиринты. Будем рады с вами поиграть.
«Вот!» – вдруг безошибочно поняла Маруся.
На следующий день она поехала в Подмосковье, нашла заброшенное фабричное здание, встретилась с геймерами и убедила их, что незаменима в качестве инструктора.
В общем, устроиться в этот аттракцион оказалось куда проще, чем в Останкино.
Работая там, Маруся внимательно присматривалась к уродам. Но самого уродливого мужчины на свете до поры не было.
Аттракцион обанкротился, его перекупил олигарх. Правда, геймеров от управления прогнали. Теперь командовал Семен Евгеньевич – человек нового хозяина.
И, наконец, настал тот день, когда самый уродливый в мире мужчина появился.
Маруся увидела его в поместье Гавриила Глебовича. Самый уродливый мужчина производил впечатление интеллигентного человека. Его звали Ромуальдом Филипповичем.
Маруся украдкой и издали разглядывала его, любовалась им. Она замечала, что и самый уродливый мужчина бросает в ее сторону смущенные взгляды. «Он готов к общению!» – понимала Маруся. Но предмет ее воздыханий с ней не заговаривал. Ему, несомненно, хотелось, но какое-то дурацкое стеснение мешало ему подойти к Марусе и познакомиться с ней. «Ну, подойди же!» – посылала она ему телепатические сигналы. Но Ромуальд Филиппович оставался к ним прискорбно глух.
Сейчас любой человек, оказавшийся в трудной ситуации, может спросить совета у всеведущего Интернета и, с большой долей вероятности, получить вменяемый ответ. Но в 1998 году Интернет считался роскошью и был только у самых богатых владельцев персональных компьютеров.
Маруся бросилась искать ответ в женских журналах. «Что делать, если мужчина, который тебе нравится, не заговаривает с тобой?» – терзалась Маруся, перелистывая килограммы разноцветной дамской макулатуры.
«Значит, ты ему не нужна», – утверждал глянцевый журнал.
«Смешай в полнолуние семя енота и желчь влюбленного бобра, добавь семена гиацинта и прядь волос объекта воздыхания», – учил журнальчик попроще.
«Дай ему выпить!» – советовал сборник анекдотов.
«Заговори с ним сама», – вдруг поняла Маруся. Ну, конечно!
Несколько дней она решалась. И не узнавала сама себя. Та ли это Маруся, которая победила чеченов и командовала бандой? Почему она не может заговорить с каким-то несчастным уродом?
С духом она собралась только в день игры. Волновалась, как девчонка. Но, кажется, виду не подала. И самый уродливый мужчина на свете, кажется, понял, что очень нравится Марусе.
Теперь оставалось только ждать, когда подойдет к концу дурацкая игра.
Внутри Маруси снова просыпался девятый вал чувств.
В день, когда нашла –
С ума сошла-а.
Ты, такой, как во сне…
Сейчас игра уже шла. И вместе с Семеном Евгеньевичем Маруся сидела и смотрела на многочисленные телеэкраны, которые транслировали то, что происходит в подвале.
– Хорошо идут! – комментировал Семен Евгеньевич. – А Гавриил Глебович-то молодца! Орлом! Восьмерых положил!
– Девятерых, – уточнила Маруся. – А у гостя уже двадцать один.
Но считала она больше для того, чтобы чем-то занять переволновавшийся разум.
И вдруг что-то на одном из экранов привлекло ее внимание.
– Смотрите, – сказала она Семену Евгеньевичу. – Эти двое встали и пошли.
Она указывала на один из телеэкранов, на котором было видно, как два мужика в вурдалачьем гриме, которых игроки положили в отсеке J, встали и пошли за охотниками.
– У нас ЧП, – сказала она.
– Маруся, расслабься! – возразил Семен Евгеньевич. – Все идет по плану!
– Ничего не по плану! – возразила пластмассовая девушка. – Во-первых, они идут за игроками, а не к выходу.
– Ну, заблудились – зевнул Семен Евгеньевич. – Еще раз получат краской в лоб.
– А, во-вторых, – сказала Маруся, – кто они вообще такие?
– То есть?
– То есть, у нас по схеме в секторе J – только один монстр – сидит в люке. А эти двое – кто они?
– Блядь, – сказал Семен Евгеньевич.
А Маруся уже мчалась к подземельям. Если ей очень сильно повезет, она успеет перехватить этих двоих. «А вдруг они вооружены?» – зашуршала предательская мысль. «Что-нибудь придумаю» – ответила сама себе Маруся.
Думать было некогда, настало время действий.
***
А Семен Евгеньевич, провожая Марусю тоскливым взглядом, вдруг с кристальнейшей отчетливостью понял весь ужас своего положения.
«Мне пиздец!» – навалилась чугунной тяжестью жуткая мысль.
А потом пришла вторая: «Надо съебывать!»
В этой мысли Семен Евгеньевич не видел абсолютно никаких недостатков. Напротив, он мог успеть. Аэропорт тут недалеко, минутах в пятнадцати. Если съебаться, и сразу поехать туда, то можно успеть взять билет на любой ближайший рейс. Можно попробовать. Похуй куда. Подальше.
Семен Евгеньевич бросился к своему автомобилю. Охрана выпустила его за территорию без каких-либо вопросов. Человек босса. Мало ли, что ему понадобилось, отчего так сорвался. Не наше это дело.
Семен Евгеньевич, со своей стороны, и не подумал предупреждать их о нештатной ситуации в подвале. Семена Евгеньевича можно было называть по-всякому, но врагом самому себе он никогда не был.
Выехав за территорию, беглец взял курс на аэропорт.
***
Получив по шарику краски, Петров и Баширов упали на пол. Неподалеку от них ворочался на полу дед с костяным килем на груди, выползший из люка в полу.
И Петров, и Баширов сосчитали до ста, потом синхронно встали и направились по следам охотников.
– Э, братва, а вы куда? – спросил вредный дед с килем. – Вы чота подозрительные какие-то. Что вам там нужно?
Петров с Башировым – оба в гриме вампиров – переглянулись. Баширов кивнул, а Петров выстрелил из своего «стечкина» в деда сквозь куртку.
Прицелиться возможности не было. И пуля попала в деда, нанеся ему самое грязное и мучительное ранение – в живот.
Дед упал на пол, хрипя:
– Что же вы делаете? Вы же меня подстрелили, нахуй!
К сожалению, деда никто не слышал. Потому что почти все «убитые монстры» в подвале, кому было не лень, хрипели примерно то же самое.
Так на этой игре пролилась первая настоящая кровь. Никто не мог и предположить, сколько много ее будет в итоге.
Продолжение следует...