Лес гиацинтовой ведьмы. Часть вторая, заключительная
На поляне, прислонившись спиной к широкому пню, сидел мужчина в возрасте и курил ножку от мухомора, выпуская обильные молочно-белые клубы дыма сквозь свëрнутую кольцом травинку. Чуть позади трусовато слонялся Волька, постоянно оглядываясь на Потапа. Я покрутил головой — Ягори нигде не видно.
— А ведьма где? — спросил я наклоняясь и протягивая руку для приветствия.
Широкая волосатая рука мужика оказалась тёплой и крепкой.
— А ты сам-то кто?
— Молчун.
— Фамилия?
— Да нет, прозвище.
— А.
Он помолчал и затянулся.
— Да ты вроде и не молчун.
— В детстве был. Переборол.
— А я это..
Он почесал растрёпанный затылок и нахмурил густые брови.
— Потап. — Подсказал я.
— Точно! Значит знаешь. Ягори научила?
Я пожал плечами и поспешил перевести тему. Всё равно не смог бы объяснить откуда знаю его имя.
— Это хорошо, что я тебя в лесу не встретил.
Потап ухмыльнулся, добродушно склонил голову набок и почесал ухо плечом.
— Да ты не бойся! Я ж теперь до весны в спячке. Вольке и его банде я тоже велел тебя не трогать. Да и Ягори бы не позволила.
Я услышал звук медного колокольчика и обернулся.
На поляне появилась дочь.
Заснула всё таки.
Она сразу пустилась в пляс, подставляя ветру лицо и руки. Я отметил, что танцевать двумя ногами гораздо удобнее, чем на протезе. Хотя дома она и с костылями умудряется грациозно двигаться под музыку.
Неожиданно дочь дважды исчезла и снова появилась на поляне, ни на секунду не прерывая свой танец. Похоже, в машине её пытались безуспешно разбудить.
— Любуешься?
Ягори появилась у меня за спиной.
— Ага. — Печально кивнул я.
К моему удивлению Ягори стала чуть покачивать телом в такт движениям дочери, словно они слышали одну и ту же мелодию.
— Я вообще спросить пришёл…
— Погоди. Успеешь.
Ягори жестом подозвала к нам дочь.
— Ты, девочка, сказки знаешь?
Дочь кивнула.
— Ну, расскажи, какую знаешь.
— Жили были старик и старикесса…
— Это что ещё такое? — рассердилась старуха.
— Феминитивы сейчас в моде. — пожала плечами дочь. — Так рассказывать или что?
— Или что! — отрезала старуха и отвернулась.
Она сложила руки на груди и с обиженным лицом смотрела себе под ноги.
— Старикесса? Старикесса? — Шептала Ягори себе под нос.
Немного успокоившись, она снова позвонила в колокольчик.
— Ягори долгое время учителем работала. Теперь ей сложно с детьми. Психологическая травма.
Тëтя Ира села рядом со мной на траву.
— А вы зачем здесь?
— Дак я же не специально!
Я кивнул и обернулся в поисках Андрея. Он снова курил на вершине холма, но на этот раз дым был малиновый.
Значит в машине все спят. Надо поспешить. Я резко шагнул к ведьме, и, не давая ей отступить, спросил:
— Что я должен сделать?
Ягори посмотрела на меня так пронзительно, что обе реальности на мгновение стали единым целым. Вот я в машине и тут же на холме стою. Слышу храп и сопение, и тут же звук медного колокольчика и ветра. Запах бензина и обивки из кожзама смешался с запахом леса и цветов космеи. Ведьма продолжала неотрывно смотреть и от глубины её взгляда я услышал звон собственной души. И она сказала, впечатывая каждое слово мне прямо в мозг.
— Избавиться от шума в голове, ото всех лишних мыслей. Прекратить осуждение. Любое осуждение — яд. И тогда, спокойным и ясным разумом вспомни, что тебе бабушка говорила. Остальное узнаешь позже. Когда ты найдëшь меня там, тогда и поймëшь, что тебе нужно сделать.
Я проснулся.
В машине стоял дружный храп.
Страх щекотал мне коленки. Страшно было от того, что я совершенно не понимал, что мне нужно сделать.
— Соберись. — Тихонько шепнул я и мотнул головой, прогоняя образ окровавленной скошенной травы.
Избавиться от шума в голове? Хорошо.
Кровь, коса и беговел и есть мой шум. Что-то, что фоном всегда со мной.
А ещё желание выпить вина с крабами. Мысленный подсчёт суммы в квитанциях. Снова лифт включили в квитанцию, а у нас ведь первый этаж. Уроды. Слова соседки о том, что в следующем месяце будут трубы менять. Будет грязь и морока. Да ещё и выходной придётся брать. Любимый носок потерялся после стирки. Только один потерялся! Научить дочь готовить борщ, пора уже! И вообще, хватит ей в телефоне сидеть…
Так, стоп! Я должен избавиться от шума, а не перечислять его.
Я закрыл глаза и глубоко вздохнул. Мой живот напряжëн от раздражения. Ягори права. Все эти фоновые мысли мешают мне увидеть главное, мешают вспомнить.
Не открывая глаз, я медленно вдохнул и выдохнул ещё четыре раза, заставил себя улыбнуться и наполнил разум только важными образами.
Сейчас это дочь. И Ягори. Дочь всегда важна. А Ягори только сегодня.
Что же говорила моя бабушка?
Я потёр голову и попытался размять затёкшую шею.
В детстве бабушка говорила, что выпечку следует смазать яичным желтком, прежде, чем в печь ставить. Тогда пирожки будут румяные и золотистые.
И она говорила, что сказки не выдумка, что при желании даже колобка можно встретить, а уж своего богатыря каждый мужчина в себе носит.
Она говорила, что рассаду сажать нужно на растущую Луну, и что самые лучшие черви для рыбалки водятся в тени, где много влаги.
Бабуля рассказывала много сказок.
А ещё…
В детстве бабушка рассказала мне, как найти ведьмину тропу в лесу. Нужно было идти по одному месту трижды, приговаривая секретные слова. Первый раз, пройдя шесть шагов, свернуть налево и вернуться в начало тропы. Во второй раз — направо, а после третьего прохода, вернуться назад, пятясь, но не оборачиваясь.
Сложно сказать, почему я ни разу не проделал это в детстве. Вероятно, потому, что после школы спешил поиграть с мальчишками в мяч, в прятки, в лапту или сифу, а вечерами мама всегда поторапливала: “быстрее, мы опаздываем”. Отец никогда не останавливал машину в лесу, только если быстренько пописать, и то всегда нехотя, немного раздражённо выдыхал и спрашивал: “точно нужно? До заправки не потерпишь? Да нам уже и ехать всего минут сорок осталось.”
Или, я просто боялся увидеть ведьмино место.
Но вот сейчас я был в лесу и никто не торопил меня. Даже наоборот, времени, судя по-всему, было предостаточно.
— Молчун.
Я обернулся на голос тëтки. Та сидела смущëнная и встревоженная.
— Котик у ведьмы осталась. Ягори сказала, что не причинит ей вреда, но ты всё же поторопись.
— А Андрей?
Тётка только покачала головой да рукой махнула безнадёжно.
— А что ему? У него дым иссиня чёрным стал, как звёздное небо. И пахнет огуречными шотами с абсентом. Его теперь никто не вытянет. Ему уже там хорошо, и ничего больше не нужно.
Я поправил шарф и подтянул поверх бегунок молнии на куртке. Коротко глянул на тётку, скользнул взглядом по спящей дочери, натянул на уши сползшую во сне шапку и вышел из машины.
Я и не заметил как начало светать, но сейчас определённо было светлее, чем когда мы с Андреем возвращались в машину.
В двадцати шагах от меня между деревьев мелькнула фигура мужчины.
— Стой! — крикнул я и побежал к нему.
— Чего тебе? Стряслось чего?
— Фëдор Яковлевич! У нас машина тут встала. Нам бы её трактором дëрнуть. Или хотя бы женщин эвакуировать.
Я тараторил, размахивая руками и указывая на дорогу, где стояла машина, а Фëдор Яковлевич тихонько пятился от меня и настороженно хмурил брови.
— А ты меня отколь знаешь?
Я потупил взгляд, сглотнул, пожал плечами и небрежно сказал:
— Да так.. Рассказали. Вы ведь лесник здешний?
Не мог же я сказать, что просто угадал? С детства такая особенность. Я словно вижу, какое имя подходит человеку, а потом оказывается, что абсолютно точно так его и зовут. Именно про такой момент Андрей и рассказывал моей дочери.
Лесник продолжал пятиться, потом махнул мне рукой и бросил сквозь зубы:
— Нечисть. Жди здесь, за мной не ходи! — Он отошёл на приличное расстояние, и уже издалека обернулся и крикнул, — Ждать долго придëтся!
Лесник скрылся за деревьями, а я остался в сомнениях. Не стоило, конечно, его по имени называть. Это я погорячился. Переволновался.
Метель успокоилась. Было морозно и тихо.
Я шагнул в нетронутый снег и побрёл искать подходящее место. Я бы даже себе не смог объяснить какое место подходящее, но как только увидел его, сразу понял.
Чуть в стороне от машины, в гуще леса мне встретились небольшая аллейка из восьми берëзок. Деревья росли так, что образовали прямой коридор и их было бы удобно обойти и слева и справа.
Возможно, подошло бы любое другое место, но сейчас эти берёзки казались мне идеальной ведьминой тропой.
Я остановился перед выпирающим из-под снега корнем ближайшей берёзы и зажмурился.
Нужно ведь что-то сказать. Как там было?
Гиацинт?
Так…
— Отцвели… — Мой голос звонко разлился по морозному лесу, я вздрогнул, быстро огляделся, сглотнул и начал сначала:
— Отцвели гиацинты бледные.
Ветер весенний росою горя,
Разгони мои мысли вредные,
Высоко над лугами паря.
Поутру колокольчики медные,
Словно с ангелом говоря,
Переправьте меня в заповедные
Сине-бархатные моря.
Удивлению моему не было предела! Только я начал говорить, как стих сам собой полился из меня — уверенно и естественно. А ведь я с детства не слышал этот стихотворный заговор.
То ли детская память оказалась надёжнее, чем мне думалось, то ли и вправду, неведомое волшебство заставило меня запомнить эти слова на всю жизнь.
Пройдя по тропе шесть больших шагов, я обогнул дерево слева и вернулся к началу. Потоптался немного, стряхнул снег с рукава куртки и снова прошёл по тропе. Внезапно налетевший ветер замёл мои следы в снегу, но глубокие вмятины всё ещё были видны. Я обогнул дерево справа и вернулся к началу тропы. И в третий раз прошёл шесть шагов вперëд. Случайно уронил на себя шапку снега, качнув толстую ветвь. Вытер лицо, отряхнулся, постоял секунду и начал медленно аккуратно пятиться назад, стараясь не оборачиваться.
Сделав последний шаг, я споткнулся и упал спиной в снег, но когда поднялся, оказался в том же самом лесу, между берëз, но уже ранней весной. Почти весь снег исчез, осталось лишь несколько кучек в ямках и в тени широких деревьев. Лужайка была усыпана белыми цветочками ветреницы, птицы пели вокруг. Чуть поодаль цвели удивительно синие гиацинты.
Я глубоко вдохнул сладковатый весенний воздух, стянул с себя капюшон и шапку, расстегнул куртку и двинулся вперёд. Подойдя ближе, я обнаружил, что целая дорожка из гиацинтов ведëт вглубь леса.
За деревьями мне открылась большая лужайка, словно утонувшая в синеве цветов, а посреди лужайки стоял маленький деревянный домик с резными наличниками. Домик был совсем крохотный, от угла до угла можно было за четыре-пять шагов пройти. Древесина от времени потемнела и стала серо-коричневой, голубоватая краска наличников сильно облупилась и выцвела, весь сруб давно осел, так что дверь на треть ушла в землю, а окна опустились близко к лужайке. На завалинке у дома сидела Ягори и, сложив руки на животе, ждала когда я подойду.
— А там, на холме, почему гиацинтов нет? Тебя ведь гиацинтовой ведьмой называют.
— Так ведь там же лето, а гиацинты только весной бывают.
Она сидела, прислонившись к стене собственного дома, подставив лицо весеннему солнышку, спокойная и умиротворëнная.
— Ну что теперь ты вспомнил?
Я кивнул. Смущенно ковырнул ногой землю, подошёл к ведьме и сел рядом с ней на узкую лавку, неловко прислонившись плечом к плечу старухи.
Мне было десять.
Была ранняя осень — тёплая и солнечная.
После школы я медленно брёл домой по берëзовому пролеску. В тот день я был глубоко опечален своими детскими переживаниями. У десятилетнего школьника забот и проблем полон рот. И давайте признаем, что это намного сложнее и серьёзнее, чем трудности взрослого, у ребенка ведь нет ни опыта ни навыков решать свои проблемы.
Да ещё и новенькая эта из параллельного класса… Черноглазая такая! И зачем только перевелась в нашу школу?
Я остановился, просунул руки под лямки рюкзака, потирая онемевшие плечи и покосился на освещëнный ярким солнцем лес.
Конечно же, в десять я был уже слишком большой для сказок, но бабушка моя рассказывала их так увлекательно, что не слушать было невозможно. Вчера, когда я после школы забежал к бабуле в гости, в который раз она рассказала как, пройдя по секретной тропе, найти ведьмин уголочек в лесу.
И вот сейчас, шутки ради и чтобы немного развлечь себя, я решился пройти по ведьминой тропе. А кто знает, может и сработает? Бабуля говорила, что обязательно сработает.
Я кинул рюкзак в траву, встал у лесной тропинки и громко крикнул на весь лес:
— Отцвели гиацинты бледные. — Лес благодарно качнулся, подбадривая меня продолжать, и я продолжал говорить на одном дыхании, пока не дошел до последних строк, — Переправьте меня в заповедные сине-бархатные моря.
Когда бабушка убедила меня заучить этот стих, я конечно, воспринял это как дополнительную учёбую. Учить стих совсем не хотелось, но бабушка говорила так увелчённо, что я всё же решил поддержать её игру. Игру в сказку.
И вот теперь, когда я в точности выполнил указания, неожиданно для себя заметил, что лес вокруг изменится. Осенние деревья помолодели и покрылись едва распустившимися листочками, воздух наполнился чудесными запахами и птичьим пением, а полянка расцвела красивыми синими цветами. Я обернулся назад, поискал глазами место, куда бросил свой рюкзак, но моих вещей там больше не было.
Впрочем, меня это совсем не смутило и я смело шагнул вперёд, навстречу нежной синеве.
За ближайшими деревьями притаилась деревянная изба. В дверях избы стояла пожилая женщина, увидев меня она победоносно улыбнулась.
— А ты ведь Захаровны внук! Не обманула старая, успела внука прислать.
— Почему успела? — Удивился я.
— Да потому, что уговор у нас с ней. Я ей услугу оказала, а взамен она старшего внука мне в ученики прислать должна. Не позже, чем ему стукнет одинадцать лет. А иначе этот внук умрëт страшной смертью.
Женщина улыбнулась, скорее злорадно, чем радостно.
Я сглотнул. Мой день рождения будет в октябре, меньше чем через месяц. Что было бы, если бы я не решился проверить бабулины слова? Или если бы я не поверил?
— Да ты не пугайся! Ты не мог не проверить.
Я насупился и нахмурил брови.
— Вы и мысли читаете?
— Иногда. — Отмахнулась та, будто это было неважное, лишние разговоры.
Она усадила меня на свежую зелёную травку, а сама опустилась на завалинку.
— Ну что, есть у тебя сокровенное желание? Чему бы ты хотел научиться?
Я уставился в небо, раскрыв рот, и чуть не начал разговор о своей будущей профессии, но вдруг перед глазами возник образ новенькой, и я, против своей воли произнëс:
— Хотел бы я её имя узнать…
— Хах! Имя! Выдумаешь тоже! Имя ведь и спросить можно!
Я плотно сжал губы и энергично замотал головой, всем своим видом показывая, что нет, спросить в данном случае решительно невозможно.
И тогда лицо старухи смягчилось.
— Ну что ж. Можно и имя. Магия эта не хитрая. Сегодня же и научишься.
Ведьма расправила свою лоскутную юбку, достала откуда-то маленький медный колокольчик, но вдруг резко сжала колокольчик в кулаке, приглушив звон, и снова повернулась ко мне.
— У этого знания есть цена. — Она пронзительно заглянула мне в глаза и перешла на громкий шёпот. — Один из твоих потомков потеряет свою конечность.
Я пожал плечами. Потомки? Кто это? Кто-то, кто ещё не родился.
Я закрыл глаза и попытался представить своего сына или дочь. Затем попытался представить внуков. Получалась ерунда какая-то. То соседские малыши перед глазами мелькали, то детишки-первоклашки из моей школы. Ничего общего у них со мной не было. Какая разница если кто-то из них потеряет конечность? Будет жалко, конечно, но не отказываться же от магии.
Я уже готов был согласиться, но на всякий случай спросил:
— Руку или ногу?
Ведьма ухмыльнулась и спросила в ответ:
— А ты сам как хотел бы?
Я снова зажмурился, чтобы представить свою жизнь без руки, затем без ноги. По всему выходило, что руки мне нужны больше. Без ноги я не смог бы ходить или бегать, но смог бы как-то передвигаться. А вот без руки… играть, писать, есть, застёгивать пуговицы, играть в приставку, заряжать пистоны в пистолет, заряжать рогатку, плести верёвку из пуха иван-чая, лупить крапиву двуручным мечом — всё это было бы сложно сделать.
— Ногу. — Уверенно сказал я.
— Будь по твоему. Ногу. Можно даже не всю. Скажем, до колена.
Тут я совсем расслабился и согласно кивнул. Потомки ведь могут и не появиться никогда.
— Хорошо. Давайте свою магию.
Она снова прозвонила в колокольчик, затем оборвала несколько лепестков синего цветка, торчащего из-под лавки, растерла его между пальцами, шепнула что-то, и влажной рукой мягко толкнула меня в лоб.
— Ну что, как меня зовут?
— Ягори. — Машинально ответил я, не совсем понимая откуда это взялось.
— Правильно. — кивнула та. — Ты теперь любого человека имя узнать можешь. И Юльки твоей.
Я продолжал раскрыв рот смотреть на старуху. А ведь и правда, новенькая могла носить только имя Юлька и никакое другое!
Сейчас это было так очевидно, что я удивился, как же сам раньше не догадался!
— Так это теперь навсегда?
Старуха кивнула. Я наконец закрыл рот и улыбнулся.
— Ну, я тогда пойду?
Она покачала головой.
— Ты теперь здесь останешься.
— Зачем?
— Как зачем? Гиацинты мне будешь выращивать, да делу моему обучаться. Кто-то должен здесь быть в моё отсутствие.
Я осмотрел синюю от цветов лужайку и подивился:
— Да зачем же вам ещё? Вон уже сколько выросло!
— Они мне волшебную силу дают. Вроде как топливо у машины.
— Понятно. Но остаться я никак не могу. Меня же мама искать будет! А ещё отец через неделю из рейса верëтся. Я его полгода не видел! Нет, никак не могу остаться. — Я хрустнул костяшками пальцев и решительно добавил, — хоть убейте!
Старуха помрачнела, я даже испугался, вдруг она меня проклинать сейчас начнёт или и вправду убëт!
Но вопреки моим ожиданиям она шепнула что-то в сторону леса, прислушалась, словно ждала ответа, и затем, сцепив руки на животе тихо спокойно сказала:
— Ну, раз отец… Против твоей воли я тебя не могу оставить. Принуждение губительно для магии. — Она снова посмотрела куда-то в лес, согласно кивнула и продолжила говорить. — Время ещё есть. Я тебя отпущу. Но имей ввиду, что отпущу не навсегда. Поживëшь тридцать три года и возвращайся.
Я улыбнулся и даже на ноги вскочил, но старуха движением руки остановила меня.
— Однако, за уход тебе штраф полагается.
— Какой?
— Три вещи. Первое — ты и твои потомки навсегда утратите свои имена.
Я кивнул. Не велика плата! Подумаешь — имя! Мать и так меня зовëт Заюшка. А одноклассники — Дракон, только это от слова “драка”, а не название ящера. И потомки тоже перебьются. Уж что-что, а без имени прожить можно. Выбраться отсюда сейчас гораздо важнее.
Ягори подняла руки, поправляя свои длинные седые волосы.
Я поёрзал и тревожно посмотрел на ведьму, ожидая следующего условия.
— Второе — на весь следующий год у тебя есть только тысяча слов.
Я быстро прикинул, что это меньше трëх слов в день. Наверное, лучше совсем молчать, чем говорить по два-три слова в день.
Я вообще по жизни не болтун. И о таком уж точно маме не расскажешь. Справлюсь.
Старуха осмотрела небо у нас над головой, откинулась назад, оперевшись спиной о стену, уютно сложила руки на животе и продолжила:
— Третье — ты забудешь всё, что здесь произошло. Не сразу, но очень быстро. С каждым сказанным словом ты будешь помнить всё меньше и меньше.
— Я забуду, как узнавать имена? И Юльку?
— Нет, это не забудешь. Волшебство с тобой останется. Но ты забудешь, что это именно волшебство, а не просто способность, и откуда оно взялось тоже не вспомнишь.
Я снова кивнул. В любом случае помнить этот жуткий момент и уродливую властную старуху совсем не хотелось.
Из леса я выбрался затемно, когда меня уже все искали. Мать стояла напряжённая, прижимала к себе мой портфель и тревожно смотрела, как я бреду ей навстречу в свете фар патрульной машины. Милиционер рядом с ней разводил руками и бормотал о том, что ничего не понимает и это место уже давно прочесали с собаками.
Василий. Милиционер по имени Василий.
— Мама, я… — слова оборвались и горло сдавило, я ведь только что потратил слова на один день. Я обнял мать, помолчал секунду и добавил, — очень люблю тебя.
Сказав это, я надолго замолчал. Много дней я старался не смотреть людям в глаза, боясь, что они разгадают мою тайну.
Отца я встретил молчанием. А ведь хотелось столько ему рассказать!
Позже мать водила меня по врачам. Я выполнял все задания, но продолжал упорно держать рот закрытым. Врачи говорили, что отставания в развитии нет и больше похоже на большой стресс. Лучше не подгонять и ребёнок заговорит со временем.
Мой недуг никак не мешал посещению школы. Только вместо устных ответов, каждый раз приходилось писать.
Новенькая и правда оказалась Юлией. С тех пор я постоянно слышал, как другие упоминали её.
— Юленька, вымой доску. — Говорила учитель, когда я проходил мимо распахнутой двери их класса.
— Юлька, бежим в резиночки скакать! — Звали девчонки во дворе, пока я завязывал шнурки потертых кед, сидя на футбольном мяче.
— Юлька сегодня ручку забыла, а я одолжил! — хвастался один мальчишка другому по дороге из школы.
А ведь можно было и не спрашивая имя узнать, печально отметил я. Однако заговорить с Юлей я так и не смог. Не мог позволить себе бездумно тратить слова. А с девчонками ведь как? Нельзя просто молча кивнуть или коротко ответить. Когда говоришь с девчонками, можно случайно все слова мира потратить.
А потом я потерял к ней всякий интерес.
Сам не знаю как это произошло. Просто она перестала быть новенькой и стала обычной девчонкой из параллельного класса. Как все.
В тот год я большую часть времени проводил со своей тëтей, которая прибегала с института пораньше, помогала мне с уроками и говорила. Говорила она много, но никогда не требовала от меня внятного ответа, довольствовалась кивком или жестами рук.
Самым удивительным для меня стало открытие, что тëтя Ира на самом деле — Иринэ. Как я выяснил позже, у них с мамой была грузинская бабушка.
Но все вокруг называли мою тëтю Иркой. Ну, и я продолжил её так называть, когда снова заговорил.
Через несколько месяцев, я решил, что накопил уже достаточно слов и начал понемногу высказываться. До сих пор помню мокрые и счастливые глаза мамы и тёти Иры, когда я впервые попросил испечь блинчиков.
Однако я плохо рассчитал количество слов в день, либо просто увлëкся разговорами, но к концу срока, назначенного ведьмой, слова совсем пропали. Как ни старался, не мог сказать ни одного словечка. Даже мычать не полу чалось.
Мать снова повела по врачам. Специалисты разводили руками, говорили, что это, вероятно, рецидив. Я ласково улыбался, гладил грустную мать по волосам и изредка писал ей записочки: “Не волнуйся, мама! Я скоро снова заговорю!”
К бабушке я зашёл только однажды. Долго молча смотрел на неё, пока она не смутилась и опустив взгляд сказала:
— Прости. Я молодая была, глупая. А теперь уже куда деваться было?
Но я не простил. Коротко кивнул на прощание и навсегда вышел из её дома.
Как и предсказывала ведьма, со временем исчезла и моя память о том дне.
Даже теперь, вернув воспоминания, было трудно определить момент, когда я об этом всём забыл.
Ягори смотрела на меня почти тёплым материнским взглядом, молча наблюдая как ко мне приходит осознание всего, что я натворил.
— О, Боже. Моя дочь никогда не простит меня.
— Как ты не простил свою бабушку? А знаешь, я ведь предлагала ей остаться вместо тебя. Твоей девчонке.
У меня перехватило дыхание.
— Нет! Нет! Только не моя дочь!
Старуха прищурилась и хохотнула.
— Да не пужайся так! Не согласилась она. Говорит “я тебе ничего не должна, и папа сам разберётся”.
Я невольно улыбнулся. Привык считать характер дочери сущим наказанием, но сейчас в эту минуту я был рад её способности расставить личные границы.
Улыбка Ягори стала ехидной.
— А я ведь её и подарками заманить пыталась. Пообещала ей уступить моё имя и костяную ногу в придачу. Но она и на это не согласилась. А жаль! Из неё бы отличная преемница вышла.
Ягори мечтательно вздохнула и окинула меня оценивающим взглядом.
По всему выходило, что из меня преемник не то что хуже, а просто вообще “никакой”. Я даже обидеться хотел, но всё же гордость за дочь взяла верх.
Да! Моя девочка могла бы стать отличной Ягори, если б захотела.
— Но это всё теперь не важно, ведь ты останешься здесь, как обещал.
— Но я не могу! Они же там застряли в лесу! Да и как моя дочь без меня будет?
Ягори тревожно глянула на лес и покачала головой.
— Теперь уже времени совсем не осталось. Мне пора отправляться на битву с восьмиглавым змием.
— Почему восьмиглавым? — Удивился я.
— Потому что трёхглавый на нашей стороне. — В свою очередь удивилась Ягори, словно я спрашиваю тривиальные вещи.
— Но почему змий восьмиглавый?
— А это тебе ещё рано знать. Сначала ремеслу моему обучись.
— Не могу я остаться, Ягори! Дай хотя бы из леса ребенка вывезти!
Ягори нахально ухмыльнулась и медленно проговорила:
— Нужна ещё одна отсрочка? Хорошо. Тогда ты и твои потомки, будете всегда отвечать на все вопросы без возможности промолчать или утаить правду, волосы будут расти в сорок раз быстрее, а ещё… — начала она перечислять, но я резко вскинул руку.
— Да понял, понял. — С жаром воскликнул я, сглотнул и добавил тихим сдавленным голосом, — Я уже достаточно навредил дочери. Я останусь.
Старуха расплылась в довольной улыбке и мягко кивнула.
— В награду за покорность я покажу тебе как они выбрались.
Ведьма тряхнула лоскутной юбкой и коротко дёрнула медным колокольчиком.
Пронзительный звон унёс моё сознание в салон машины, где сидели дочь и тётя Ира. Сквозь окно мне было видно, как Андрей и лесник переливают бензин и цепляют машину трактором. Значит, лесник не обманул, что вернётся. А я-то думал, что смертельно напугал беднягу, угадав его имя.
Вскоре Андрей пожал руку Фёдору Яковлевичу и сел в машину на водительское сиденье. Он обернулся, нервно дернул шрамом под глазом и спросил.
— Ну… Вам ведь ведьма тоже сказала?
Обе дамы подавленно кивнули.
— Ты мелкая не волнуйся! У тебя есть я и Ирина Витальевна. Не пропадёшь. А там, кто знает, может ведьма и папку твоего отпустит?
— Не отпустит. — устало бросила мелкая. — Мне Яга всё-всё показала.
Девочка погладила колено протеза и отвернулась в окно.
— Я ведь всю жизнь считала, что сама виновата. Что маленькая глупая была и побежала прямо на косу.
— Ну что ты! — Сочувственно воскликнула тётя Ира, горестно сглотнула, но больше ничего сказать не смогла.
— Баб Ир, — позвала дочь не оборачиваясь и не отводя отрешенного взгляда от окна.
— Да, Котик.
— А ты помнишь моё имя?
— Конечно помню, Котик! — Ирина Витальевна печально цокнула языком, словно сожалела о чём-то и мечтательно добавила, — Очень красивое у тебя имя, принцесса моя.
Дочь грустно кивнула, продолжая смотреть в окно.
— Да что тебе это имя, мартышка?! — Вступил Андрей. — Меня вот вообще полжизни Андроидом называют. Ничего, жить можно. Главное, чтобы люди были хорошие.
Дочь снова кивнула и шмыгнула носом.
— Ты, Котик, пока у меня поживëшь.
— Знаю. Яга рассказала.
Моё сознание вернулось в гиацинтовый лес прежде, чем звон колокольчика затих.
Я посмотрел на небо, изо всех сил стараясь не заплакать.
— Раз уж я вернулся, можешь вернуть моей дочери имя?
Ягори покачала головой.
— То была плата за услугу, так же как и её нога. Но если ты обучишься магии, то кое-что сможешь сделать.
Она демонстративно сорвала цветок гиацинта и протянула мне.