VnemirTretiy

Впервые я встретил Айдара на мосту.
Дрожа от каждого порыва ветра, глядя на липкую, словно пластилиновую, поверхность воды, удивлялся, что всё ещё холодно, что внезапно захотелось есть, что почему-то вспомнился яркий красочный скалодром у дома. Вот бы взять ещё один трек, и с окрыляющим чувством победы медленно спуститься вниз на тросе.
Разве перед смертью людей беспокоят подобные мысли?
Слишком рано. Хотелось бы ещё увидеть дочь.
Я плотнее закрутил на шее шарф и сунул руки в карманы куртки. Почему-то казалось, что уже должно бы стать наплевать на холод.
За этими мыслями и застал меня флегматичный медлительный прохожий.
Он плавно вынырнул из тени и встал рядом в свете фонаря, облокотившись на парапет.
— Всё равно ведь прыгать собрался, брат. Отговаривать не буду, просто расскажи свою историю. Тебе же терять нечего, — произнес он, не глядя на меня. И поправил капюшон. И снова опёрся о парапет.
Поверхность воды медленно колыхалась передо мной, стала будто бы непроницаемо вязкой. Казалось, если сигану с моста, вода не примет меня, не погружусь, а отпружиню, отпрыгну, неуклюже упаду и продолжу колебаться на поверхности в такт волнам. Притягательная иллюзия.
Прохожий откашлялся, возвращая меня в реальность.
— Да что рассказывать, — равнодушно бросил я.
— А ты просто начни. Опиши в общих чертах.
Я коснулся ладонями холодного чугунного ограждения. Мои болезненно-худые руки отчаянно тряслись, а к горлу подступила тошнота.
Покрепче обхватив пальцами перила, пытаясь унять дрожь, принялся изучать трещину, где металлическое заграждение втыкалось в камень парапета. Из щели торчала большая застывшая капля цемента, по форме напоминавшая задницу.
Прямо, как моя жизнь.
Пошёл редкий снег. На капюшоне моего собеседника оседали крупные белые хлопья. Он продолжал молчать, глядя на мои руки, легонько потирая свою короткую седую бороду. Ничего не оставалось, кроме как заговорить. В конце концов не мог же я прыгнуть прямо посреди разговора! Это было бы ужасно невежливо.
— Заб… — начал было я, но зубы лязгнули, новая волна дрожи сковала тело, не позволяя продолжать.
— Это ты не от холода дрожишь. — сказал мужчина глубоким низким голосом. — Но в тепле будет лучше. Идëм, тут кофейня рядом.
Голос его звучал уверенно и властно. Бросив последний взгляд на танцующую поверхность воды, я послушно последовал за незнакомцем. Ничего! Согреюсь, вернусь.
В тёплом помещении приятно пахло выпечкой и кофе. Желудок сжался в раздражающем спазме голода и я от злости сунул кулаки в карманы, ненавидя себя за то, что тело стало важнее разума и за то, что не хватило силы воли прыгнуть немного раньше. До прихода незнакомца.
В помещении он снял капюшон, обнажив свои абсолютно белые волосы, и сразу стал выглядеть старше.
— Что будешь? — у него азиатская внешность, говорит с едва уловимым акцентом.
Я пожал плечами, покосившись на румяную витую булочку за стеклом. Признаться, что я голоден, казалось совсем неуместным.
— Два кофе и четыре булочки, вот этих, кручëных, — сказал он кассирше.
Должно быть, проследил за взглядом — выпечку выбрал именно ту, что мне приглянулась.
Я плюхнулся за маленький столик у окна и расстегнул куртку. В тепле и вдали от воды почти перестал дрожать.
— Айдар.
Он поставил поднос с заказом на столик и протянул руку. Пришлось встать и пожать широкую тёплую ладонь.
— Захар.
— Согрелся, Захар, брат? Угощайся. Ты уж пожалуйста не обижайся, что я прервал тебя в такой момент. Если после нашего разговора всё ещё будешь желать смерти — я помогу тебе. У меня такая власть есть, поверь.
Я впервые внимательно посмотрел на нового знакомого. Не шутит. Он сощурился и, взяв чашку, придвинул поднос ближе ко мне.
Булочка оказалась нежной, мягкой, в меру маслянистой. Лучшая булочка в моей жизни. После первой, я сразу же съел вторую и хлебнул ароматный чёрный кофе.
— Остальные тоже тебе, — сказал Айдар, кивнув на тарелку с оставшимися.
— Ссс… спасибо, — я жадно протянул руки к аппетитным завитушкам.
Несколько лет я соблюдал строгую диету и снова есть выпечку было огромным наслаждением. И, наверное, я впервые пил кофе в столь позднее время. Но сегодня можно. Спать уж точно я не собирался.
— Жена беременна! — заговорил я, стряхнув крошки с губ. Айдар молча откинулся на спинку кресла и неотрывно молча стал смотреть на меня. — Ей рожать через месяц. А у меня рак, понимаете? Неизлечимый. Перешел в терминальную стадию. Будет только хуже.
Я оглянулся, убедиться, что персонал пекарни не слышит. Почему-то было очень стыдно рассказывать о болезни. Словно в этом была моя вина и слабость.
— Сегодня доктор сказал, что мне месяцев шесть осталось. Предложил поискать хоспис.
Я мягко перекатывал чашку, гоняя остатки кофе по донышку.
— Меня тошнит всё время. И много чего ещё. Вот представьте, каково ей будет с младенцем на руках, да ещё и за умирающим мужем ухаживать. Нет уж, лучше так. Быстро и без мучений.
Сказав это, я уловил в своём голосе оправдательные нотки и густо покраснел.
Айдар вздохнул и выпрямился.
— Я услышал твою боль, брат, — медленно проговорил он. — И у меня есть для тебя решение.
Я поднял голову, вскинул брови и уставился на него.
— Если вы из этих… — я безуспешно пытался подобрать слова, но в конце концов просто встал и потянулся за шарфом. — Я лучше сразу пойду.
— Да подожди ты! — тихий возглас Айдара проник в самое сердце и я послушно сел. — Из кого из "этих"?
— Ну этих… Гомеопатов там, или БАДы продаëте. Шарлатанов одним словом, кто хочет из умирающего человека последние деньги вытянуть.
Айдар невесело усмехнулся.
— Нет, Захар. Я, может, плохой человек, но твои деньги мне не нужны. Оставь их своей семье.
Я немного расслабился, но всё ещё с подозрением смотрел на кривую усмешку Айдара.
— Тогда как же вы мне поможете?
— Можно на ты. Доел? Пойдëм, покажу.
Он встал и опять накрыл седину капюшоном серой толстовки.
Я послушно последовал за ним. Если честно, даже не пытался сопротивляться. Было всё равно. Вернусь к реке сейчас или через два часа? Никакой разницы.
Снаружи снова окутал холод, но раздражающий озноб не вернулся. Не было никакой надежды, что новый знакомый сможет как-то помочь, но во мне возрастало любопытство. Так или иначе — это не самый плохой способ провести последние часы.
Я шёл чуть позади, наблюдая за уверенной мягкой походкой Айдара. Думаю, именно так, неспешно, ходят короли, наполненные достоинством и решимостью.
Дважды повернув за угол, мы очутились на широком проспекте. Мелкие магазинчики уже украсили витрины яркими гирляндами, форсируя предновогоднюю суету. На удивление, нарядная улица отлично гармонировала с моим предсмертным настроением.
Здесь было людно. Я старался не отставать, неуклюже лавируя между прохожими.
Примечательно: Айдар ни разу не обернулся. Значит ли это, что он не сомневался, следую ли я за ним? Может ему безразлично?
Наконец он остановился.
Перед нами — витрина модной булочной. Она сияла белоснежной мерцающей гирляндой, уложенной в форме ëлочки. Я удивлëнно посмотрел на своего нового знакомого. Зачем он привëл меня в очередное кафе?
Однако Айдар смотрел вниз под витрину, где на картонке, скрючившись, сидел бродяга в грязном красном пальто, оранжевой шапке и клечатом шарфе. Ещё вчера я сказал бы, что это невероятно аляповатое сочетание, но сегодня, сейчас, здесь — бродяга выглядел почти стильно.
Я чуть поморщился от запаха немытого тела. Очень-очень давно немытого. Человек сидел, прикрыв глаза, с полным безразличием к происходящему, перед ним стояла жестяная коробка с мелкими купюрами. Айдар присел на корточки, провёл у бомжа перед глазами довольно крупной купюрой, привлекая к себе внимание, и медленно положил её в жестянку.
— Премного благодарен! — кивнул бомж.
— Здоровья, брат. Найдëтся минутка?
— Отчего же не найтись! Я никуда не спешу по вторникам. — он хохотнул, обнажив четыре зуба, редко раскиданные по челюсти.
— Я готов купить твою историю. Скажем, за ещё две таких же бумажки.
Бродяга оживился и сел ровнее, дыхнув на нас парами алкоголя.
— Мою историю! А ты, небось, писатель?
— Так что, продашь?
— Признаться честно, ты первый человек, кто хочет услышать мою историю. Даже моей матери это было не интересно. Что ж... Продам! — и машинально протянул Айдару руку, тот пожал её без тени брезгливости.
— Герман.
— Айдар.
Я вздохнул и, немного наклонившись, тоже протянул Герману руку, стараясь удержать своё лицо от брезгливого выражения. Не так уж теперь важно, подцеплю ли я туберкулëз или коклюш.
— Захар.
Рука бродяги оказалась сухой и удивительно горячей.
— Я архитектором был, — начал бродяга с азартом. — И был у меня проект интересный. Делал в парке беседки из арматуры. Прутья так хитро закручивал и сваривал, что каждая беседка на домик улитки походила. А между прутьев делал вставки из цветного стекла. Очень красиво получалось, если честно! Даже заявку на конкурс отправил, по урбанистическом дизайну.
Я сел на каменную ступеньку, подогнув под себя подол куртки, и сунул руки в карманы. Рассказывая, Герман вяло жестикулировал синеватыми пальцами без перчаток.
— У меня душа горела, понимаете? Сколько времени провëл в сварочной маске! Но даже проект сдать не успел, как обнаружил вместо парка котлован. Улиточек моих на утилизацию отправили. Даже не спросили, хочу ли забрать. Сказали: всё, что на территории парка было — собственность города. Денег за проект тоже не получил. Так мне и сказали: нет беседок — нет оплаты. Нет, вы не удивляйтесь, начальников было штук восемь, не меньше. И кто за оплату отвечал, тот ничего не знал про утилизацию. А кто расчисткой территории занимался — тот только на документы опирался, а по документам моя работа изначально городу принадлежала. В суд пытался обратиться, но и там ничего не вышло. Даже дело не завели.
Внешность Германа сильно не соответствовала его манере говорить. Я даже заслушался. Никаких ругательств, ни одного сорного слова. Правду говорят, что образование не пропьёшь.
Айдар, не мигая, смотрел на Германа. Казалось, ему очень комфортно сидеть на холоде на корточках в компании бомжа.
— А потом я понял, что не могу больше творить. Что-то потухло. А мне ведь никакая больше работа не подходит, я многое пробовал. И грузчиком, и водителем, да только такая тоска берёт, что либо сам уволюсь, либо меня уволят. Ну и выпивать начал, что уж скрывать. — Герман выразительно поднял брови и сжал губы... — Ну а дальше всё коротко. За квартиру платить нечем, денег нет. Мать назад тоже не приняла, говорит мужику работать надо, а у неё своя жизнь. Эх… 
Герман сокрушительно выдохнул и посмотрел в небо.
— Вот бы умереть поскорее. Надоело всё.
В этот момент поза Айдара немного изменилась, он чуть выпрямился и дернул уголками губ.
За этим он меня привëл сюда? Показать другого человека, который не хочет жить? Зря старался. Я искренне считал, что положение Германа ничем не хуже, чем моё. И даже если бы это было так, какое мне дело? У него своя жизнь, у меня своя. Это не заставит меня поменять решение.
Однако Айдар даже не смотрел на меня, всё его внимание было обращено на Германа.
— Я услышал твою боль, — медленно произнëс Айдар. — Я помогу тебе уйти без мучений.
Герман удивлённо смотрел на нас, а Айдар достал из кармана короткий плетëный ремешок — вроде детских фенечек, только стильного чёрного цвета, и одним концом протянул бродяге. Тот ухватился за кончики нитей, и лицо его мгновенно расслабилось, взгляд устремился в ночное небо. В следующий момент медленно осел, закатил глаза и перестал дышать.
Айдар начал энергичный долгий вдох, чуть выгибаясь грудью навстречу мёртвому телу. Я понятия не имел, что люди могут вдыхать так долго. Успел даже встать со ступеньки, потоптаться рядом и снова сесть. Немного нервно огляделся по сторонам, убедился, что никто не обращает на нас внимания, и снова уставился на Айдара.
Тот, закончив эпичный вдох, сглотнул, выдохнул и посмотрел на меня.
— Восемь лет.
— Что?
— Ему оставалось около восьми лет. И я забрал их себе. Этому я смогу тебя обучить.
— Почему?
— Что почему? — Он смотрел на меня чуть насмешливо.
— Почему ты не забрал мою жизнь, как проделал это с Германом? И почему вместо этого хочешь поделиться своей… магией?
Слово “магия” прозвучало довольно саркастично, но всё-же я сразу поверил. Либо сошел с ума.
Из головы не выходило, как изменилось лицо бродяги, когда он взялся за шнурок. И эпично-долгий вдох Айдара… При всем желании, я не мог найти другого объяснения, кроме магии.
— Во-первых, ты сам сказал, что осталось тебе несколько месяцев. К чему мне эти крохи?
Я согласно хмыкнул.
— И признаюсь честно — ты мне нужен.
— Зачем? Я вроде как избранный?
— И да, и нет. Пойдëм. Нужно найти тебе "донора".
В третий раз за сегодня я послушно встал и побрёл за Айдаром, невольно задумавшись, может ли быть, что я под чарами, и потому соглашаюсь на всë, что он предлагает?
Не сбавляя шаг, он на ходу говорил, бросая слова через плечо.
— Правила простые. Человек должен искренне сказать, что не хочет жить. Либо хочет умереть. Формулировка не важна, главное смысл. Это основное.
— А ремешок? Ты его не забрал.
Айдар только махнул рукой.
— Это расходник. У меня их много. В труху рассыпаются от частого использования, проще выбросить. Не спеши, брат. Скоро всё поймёшь.
Через три поворота и два светофора мы спустились по узенькой лестнице и оказались в крохотном полуподвальном баре. За стойкой скучал болезненно худой мужчина. При виде нас он вяло оживился. Одной рукой достал из-под бара бутылку, другую лениво протянул Айдару.
— Доброй ночи, Георгий. Как сегодня?
Бармен неопределённо мотнул головой.
— А я вот с коллегой. Он тоже из наших.
Георгий пронзительно осмотрел меня, понимающе кивнул и протянул руку.
— Захар, — я покосился на его прическу: модно выбеленные волосы были чуть подкрашены синими и малиновыми прядями, которые отсвечивали в неоновом свете бара. На груди бармена болталась связка шнурков и каких-то плетёных ремешков, на обоих запястьях — затейливые фенечки. А на шее красовалась необычная татуировка: что-то вроде микросхемы.
Айдар взял из его рук бутылку, плеснул в два стакана и один подтолкнул ко мне.
— Вселенная пронизана нитями. Вернее, она состоит из нитей энергии. — Айдар говорил убаюкивающе медленно, но властные нотки в его речи не позволяли отвлечься или задремать. — Если знать, за какую нить потянуть, или какие запутать — можно добиться желаемого.
— Любой человек может это? Или нужен талант?
Айдар посмотрел на свои руки, помедлил немного и спросил в ответ:
— А что насчëт математики? Любой человек может или нужен талант?
Я пожал плечами.
— В разной степени любой, но с талантом как-то лучше.
— Вот и тут так же. Любой способен работать с нитями, но у кого-то есть врождённый талант и он может с лёгкостью проделывать разные фокусы. Однако те, у кого есть стойкость, усердие и желание узнать — всегда добиваются большего, чем просто талантливые без особого рвения.
Я кивнул.
— Как узнать, есть ли у меня талант?
Айдар равнодушно качнул головой.
— Был бы у тебя талант ты бы уже сам дошёл до сути и приобрёл пару-тройку навыков. Но ты не волнуйся, есть способ усилить природную способность. Для этого мы сюда и пришли.
Он отпил из своего стакана и снова посмотрел на меня.
— Мы нащупаем самые яркие нити в твоëм теле и акцентируем их татуировкой. Это усилит твои ощущения.
Бармен с готовностью достал татуировочную машинку, продолжая молчаливо пронизывать меня взглядом.
Я немного напрягся. Всегда считал, что татуировки — это не моë. Да и возможность заполучить ВИЧ меня напрягала. Но теперь уже всё равно. Какая разница, с ВИЧ топиться или без него?
— Куртку сними.
В баре было не жарко и я не горел желанием раздеваться, но всё же послушно снял куртку и сел обратно за стойку.
— Руки покажи.
Айдар склонился над моими худыми костлявыми запястьями, внезапно достал очки из нагрудного кармана и нацепил их на нос. В очках он стал выглядеть ещё старше. Этакий добродушный дедушка из аула. Даже и не скажешь, что минут двадцать назад он забрал жизнь у бездомного.
— Ручку дай-ка.
Продолжая неотрывно смотреть на мои запястья, он протянул руку Георгию и тот услужливо вложил оранжевый маркер в раскрытую ладонь.
Я отвернулся, чтобы не видеть. Почему-то было страшно, словно я впервые в жизни сдавал кровь из вены. Но когда Айдар начал чертить что-то на моëм левом запястье, любопытство взяло верх, я не выдержал и посмотрел. Маркер оказался флуоресцентным и светился в полумраке бара. Три кривеньких ядовито-оранжевых линии появились вдоль выпирающих жилок и вен и воткнулись в основание ладони. Изгибаясь, они пересеклись в двух местах.
— Здесь коли.
Георгий притянул моё запястье, и машинка в его руках зажужжала.
Я зажмурился и сжал зубы, ожидая боли, но всё оказалось не так страшно. Ощущения были лишь немного болезненными. Вскоре бармен вернул мне руку, награжденную свежей татуировкой. Ровные чёрные линии, обрамлённые ореолом покрасневшей раздраженной кожи.
Айдар склонился, рассматривая рисунок на моём запястье, одобрительно кивнул и сказал:
— Теперь ты сам попробуешь нащупать нити. Это не сложно, поймëшь, какие линии важные, а какие лишь вспомогательные.
Георгий убрал машинку и достал набор разноцветных тонких шнурочков одинаковой длины. Айдар отделил четыре себе и четыре выбрал для меня.
— Вот, смотри, — придвинул металлическую корзинку для снеков, развернув ручкой в мою сторону. — Сложи нить пополам, и первый узелок завяжи прямо здесь, на кольце, а остальные нити будешь постепенно вплетать между первых двух. Я покажу как.
Послушно повторяя за Айдаром, я вдруг ясно увидел нить своей жизни. Это была даже не нить, а паутинка, исходящая из груди, живота, ладоней, и расходящаяся во все стороны. По мере плетения, я видел её всë чётче и чётче. Движения мои стали увереннее, я ловко вплëл невидимую глазом нить в свой ремешок.
— Ага! — воскликнул Айдар. — Нашёл уже! Я же говорил, это не сложно.
Вскоре я закончил и ощупал короткий ремешок, который всё ещё был привязан к корзинке для подачи сухариков. Ощущения от шнурка были совершенно особенные, но при всëм желании я не смог бы описать, что именно чувствую.
Айдар обрезал сначала свой, а затем и мой ремешок, освободив от узлов инвентарь бара.
— И что теперь? Пойдëм искать очередного бомжа? — спросил я немного саркастично.
Сарказм проявился скорее от смущения, что у меня что-то получилось, и что всё это шоу оказалось вовсе не шоу.
— Да, нет. Есть у меня одна заготовочка. Идëм.
После небольшой прогулки мы оказались в крохотном круглосуточном магазине. В таком, где до сих пор печенье и пряники продают на развес, а фасует их сама продавщица, надёжно завязывая края пакета двойным узлом.
— Рашитовна! — позвал Айдар.
— Здравствуй, шаман.
Рашитовна невесело улыбнулась, сверкнув шестью золотыми зубами и поправив цветастый платок.
— Ну как настроение? Желания жить не появилось?
— Откуда ж ему взяться? — махнула рукой пожилая женщина. — Я стараюсь работать побольше. Авось, смерть заберёт меня на работе, тогда хоть дети компенсацию от работодателя получат.
— Познакомься, это Захар. Он поможет тебе.
Айдар повернулся ко мне.
— Тебе обязательно нужно самому убедиться, что донор не хочет жить. Затем протяни ремешок, и как только она обмякнет — сразу вдыхай.
Я ошарашенно смотрел на Айдара, который говорил прямо в присутствии женщины.
— Не волнуйся, я её уже обработал. Она может и слышит, но не понимает ничего.
Я сглотнул, помял самодельный ремешок в руке и решительно шагнул к прилавку.
— Здравствуйте.
— Здравствуй, милок!
Я немного растерялся, глядя на добродушную улыбку пожилой женщины.
— Почему же вам жить не хочется? — голос мой дрогнул.
— Да вот видишь как. Муж мой давно умер, дети выросли, у них своя жизнь, я им уж больше не нужна. А недавно ещё и кошка моя померла. Нет у меня ничегошеньки в этой жизни. Пора и честь знать.
Я кивнул. Снова помял в руке шнурок, посмотрел в лицо женщины, которую собирался убить, прислушался к своим чувствам.
Внутри ничего не было.
Ничего, кроме желания жить. Я хочу жить больше, чем хочет этого Рашитовна. Значит и преступления никакого нет. Я протянул ей ремешок и она послушно раскрыла ладонь, чтобы принять свою смерть. Едва коснувшись распушившихся концов нитей, она закатила глаза и стала неспешно оседать. Я сделал медленный глубокий вдох, втягивая запах магазинных печенек, мокрого пола и собственного шерстяного свитера. А затем появились запахи, которых здесь не было: запах ранней сирени и мокрого камня у ручья, разогретого на солнце; запах эчпочмака на столе деревянной избы и бабушкиного голоса; запах лошадей и сена.
Едва не потеряв сознание, я открыл глаза. Вдыхать уже не было возможности. Замер на мгновение и резко выдохнул. В глазах потемнело так, что пришлось опереться о прилавок, чтобы не упасть.
— Расплескал больше, чем выпил. — недовольно поморщился Айдар. — Но пару недель себе добавил. В следующий раз будет лучше.
— Как мне узнать сколько им осталось?
— Сконцентрируйся во время рукопожатия. Не сразу, но ты научишься определять остаток.
— И я могу забрать всё?
— После некоторой тренировки должно получиться.
Я помолчал, внимательно изучая лицо Айдара.
— И сколько же ты набрал?
— Не дорос ещё о таком спрашивать. — Айдар мягко улыбнулся мне, а затем поднял взгляд куда-то к потолку.
— Кстати, о камерах можешь не волноваться. Нас с тобой там не будет видно, — сказал он и вышел на улицу.
Про камеры я вообще не думал, как-то не до них было. После слов Айдара я судорожно обернулся и сразу увидел мигающую точку над входом.
Ну, что ж, надеюсь, это правда, что нас не будет видно. Не хватало ещё попасть в новости.
На всякий случай я натянул капюшон куртки, убрал в карман волшебный ремешок и перегнулся через прилавок, чтобы в последний раз посмотреть на убитую мной женщину. Руки её разлетелись по сторонам. Цветастая косынка съехала набок. А её мертвое лицо улыбалось.

***

Через пару дней я снова встретился с Айдаром. Вернее, он нашел меня в кафешке недалеко от дома, где я поедал большую ватрушку. Ел её с таким азартом, словно впервые в жизни. Аппетит вернулся, симптомы болезни поутихли, и я во всю наслаждался новой жизнью.
— Как жена отнеслась к твоей ночной прогулке?
— Думала, что остался на переработку перед сдачей проекта. Специально наврал, чтоб искать начала не сразу.
— Про тату спросила?
— Сам показал. Наплёл, что древний символ скифов.
Айдар улыбнулся.
— А как же твоё предсмертное сообщение?
Я ничуть не удивился, что он знал про сообщение. Любой бы догадался в такой ситуации, не обязательно быть магом или шаманом.
— Оно было на отложенной отправке. Успел удалить, прежде, чем она его получила.
Айдар протянул мне руку и ненадолго замер во время рукопожатия.
— Вижу, пока больше не прибавил себе времени. Чего же медлишь?
Я пожал плечами.
— У меня-то нет заготовок. Это не так просто! Не могу же к каждому встречному подходить с вопросом: “извините, вы хотите жить?”
Айдар улыбнулся.
— И то верно. Но всё же сильно не затягивай, брат.
Он сел напротив и жестом подозвал официантку.
— Чаю, пожалуйста.
Она быстро кивнула и ушла.
— Та женщина… Рашитовна? Шаманом тебя назвала. Кто ты всё же? Шаман? Или колдун?
— А ты?
Я пожал плечами. Спокойная уверенность Айдара начала передаваться и мне. Он пожал плечами, скопировав мой жест, и сказал:
— Как хочешь, так и называй. Правил нет.
Обдумывая сказанное, я рассматривал его белоснежную седину. Ни единого черного или даже серого волоска. Айдар уловил мой взгляд и сказал:
— Чёрная магия. Выжигает волосы.
Повернув голову, я посмотрел в декоративную зеркальную мозаику на стене, пытаясь рассмотреть свою седину, однако зелёные и голубые зеркальные фрагменты превратили мои волосы в бурые болотные заросли.
— Не бойся, не так быстро. Но первые пряди ты заметишь уже через десяток поглощений.
— А та бабуля? Тоже? — я  взглядом указал на женщину, сидящую неподалёку.
— Иногда седина — это просто седина.
Айдар принял чай из рук подошедшей официантки и благодарно ей кивнул.
— А тебя тоже кто-то учил? Или это врождённое? — Я продолжал жадно расспрашивать, но и про ватрушку не забывал.
— Она меня научила.
— Она?
— Махаббатым.
Я кивнул, будто понял — кто-то из прошлого…
— Она была вязальщица. И она в совершенстве владела магией нити.
Айдар вздохнул, посмотрел на кончик старенького шарфа, зажатого в ладонях, и продолжил:
— У меня тогда проблемы в жизни были и тëтка привела меня к Ней. Вязальщица так посмотрела на меня, словно уже всё знала, но, тем не менее, задала один вопрос: “От головы или от сердца?”. Для головы могла связать шарф, для сердца — свитер. И это всегда помогало. В качестве оплаты попросила от меня вечную любовь. Я тогда почувствовал, словно по венам кипяток разлился от такой просьбы. Сразу согласился. А кто бы отказался? Такая красавица была!
Рассказывая это, Айдар нежно поглаживал свой серый вязаный шарф, небрежно намотанный на шею.
— А потом и сам не понял, как полностью оказался в её власти. Но она не только брала, но и щедро делилась. Научила меня всему, что знаю. Я могу забирать себе остаток лет и ещё пару фокусов. Ввести в заблуждение, например. Она же могла намного больше! Причинять боль, манипулировать, искажать реальность. Получить безграничную власть!
— И она её получила?
Айдар печально покачал головой.
— Ещё нет. В той жизни ей пришлось умереть.
Я шокировано раскрыл рот.
— Но она её получит. Уже скоро, — Айдар прищурил и без того узкие глаза и шепнул, склонившись ко мне через стол, — для этого ты мне и нужен!
Я отпрянул, по спине пробежали мурашки. Медленно отложил недоеденную корочку ватрушки и напряжённо сглотнул.
— Что ты имеешь ввиду?
— Совсем недавно у меня было три кандидата. Трое мужчин примерно твоего возраста, у каждого жена беременна. Я наблюдал, выжидал. Но когда встретил тебя на мосту — не осталось никаких сомнений. Твоя дочь и есть Она. Моя любовь.
Я оцепенел и не мог пошевелиться.
— Мы с ней всегда знали, что она переродится примерно в это время. Оставалось только найти ту семью, которую Она выберет.
— И что? Ты заберешь её у меня? — мой голос прозвучал тихо и сдавленно.
— Не волнуйся! Мне нужно, чтобы она жила в счастливой здоровой семье лет до тринадцати-пятнадцати. А дальше уже никто не сможет её удержать. Она сама себе хозяйка.
Айдар прищурился, оценивая мою реакцию, хлебнул немного чая и добавил:
— Конечно же, ты сможешь с ней и дальше видеться. Она свою родню не забудет!
Я продолжал напряжённо смотреть на Айдара. Чего я точно не ожидал, так того, что дочь окажется ведьмой. Не так я представлял отцовство.
С другой стороны, лишь два дня назад я стоял на мосту и прощался с жизнью. Был готов расстаться с дочерью, даже не встретившись с ней. Теперь же есть порядка пятнадцати лет с ней. Я должен быть счастлив.
— Ну что ж. У меня всё равно нет выбора, как я понимаю.
Айдар заметно расслабился. Похоже, он ожидал более бурной реакции.
— Ты только успей себе годков прибавить. А то и пятнадцати лет не будет.
Я кивнул и задумался о том, как же буду искать жертву. Шаман улыбнулся, увидев мои метания, и медленно произнёс:
— К северу отсюда есть дом престарелых. Видел когда нибудь? Прямо за парком, — он перевёл взгляд за окно, качнул седовласой макушкой в сторону виднеющихся поодаль деревьев… — мало кто из них доживать свой век хочет, если честно.
Сказав это, он положил купюру на стол и ушел не прощаясь. Я даже поблагодарить не успел за наводку.

После встречи с Айдаром меня потянуло в тот самый магазин, где я повстречал свою первую жертву. Два дня боролся с этой тягой, но сегодня решил, что достаточно времени прошло.
Вопреки опасениям, магазин не был огорожен желтыми лентами, как в кино. Не было полицейских машин с мигалками, и даже просто людей в форме не было.
Я взялся за ручку двери, глубоко вдохнул, и на выдохе решительно вошëл.
Те же полки, густо заваленные товаром, тот же запах печенья и мокрой тряпки.
За прилавком вальяжно стоял пузатый мужчина неславянской внешности.
У меня стучало в висках и глаза застилало тёмной пеленой. Не глядя, взял с полки какую-то бутылку и подошел к кассиру. Пока он пробивал товар, я как можно более небрежно поинтересовался:
— Рашитовна сегодня не работает?
Он посмотрел на меня и нерешительно ответил:
— Померла Рашитовна. Говорят, инсульт.
— Вон оно как! — притворно удивился я. — Соболезную.
Чтобы занять руки, открутил крышку бутылки и немного отпил.
Продавец нахмурился и с сильным акцентом начал что-то мне говорить, размахивать руками, но я уже не слушал. Выскочил из магазинчика, и, пытаясь унять сердцебиение, быстро пошёл прочь. Немного успокоившись, посмотрел на покупку и нервно усмехнулся. Это была бутылочка льняного масла.
Конечно же, это меня не убъёт. Но вспоминая глаза продавца, невольно улыбнулся и не смог сдержать глупого смешка.

Продолжение

Я вижу её повсюду. 

Когда я в книжном листаю сборник рассказов, она в соседнем отделе, делает вид, что изучает кулинарную книгу, то и дело поглядывая на меня между полок. 
В кафешке у работы, где я обычно обедаю, она прячется в кабинке женского туалета. Думает, что хорошо прячется. 
Вечерами мельком вижу её в отражении витрин. Только мельком, но этого достаточно, чтобы знать, что она снова следует за мной. 
Она стоит с зонтом через дорогу от автобусной остановки, где я, промокший, пытаюсь спрятать голову под тонкий капюшон толстовки. 
Каждый раз, когда я еду навестить своих родителей, из окна автобуса вижу её машину. 
Она не приближается и не пытается заговорить. Но и отделаться от неё я не могу. 
— Видал? Всё время за мной ходит. Чокнутая. — Пожаловался я другу, кивком указывая на девушку в огромных черных очках и ярко-красной косынке в горошек.
Девушка увлеченно играла в автомат-хватайку, наполненный плюшевыми слонами. Но её наигранная увлечённость не могла меня обмануть. Она была здесь из-за меня, а не ради игрушек.
— Сталкер что ли? А ничего, симпатичная. 
— Какая разница, если она чокнутая? 
— В полицию звонил? 
— А что я им скажу? Она ведь просто… смотрит. Даже заговорить не пыталась ни разу. 
И это правда. Девушка просто смотрит. 
Никогда не пыталась напасть, или спровоцировать меня на какие-то действия. Не угрожала мне. Она просто смотрит. 
И даже если я чувствую себя некомфортно, здесь не о чем сообщать в полицию. 
Лучше продолжать делать вид, что не замечаю её. 

В клинике я читал постеры о чистке зубов, пока ждал своей очереди к стоматологу. Лишь бы только не видеть, как она натягивает бахилы поверх каблуков, сидя на другом конце коридора. 
Я утыкался в телефон каждый раз, когда очередь в супермаркете двигалась слишком медленно. Иначе бы видел, как незнакомка пытается спрятаться одновременно и от меня и от охранника. Интересно, что такого она сделала охраннику, что от него тоже нужно прятаться? 

Я затыкал уши наушниками и делал звук погромче, чтобы не слышать её шагов за спиной. 
Не знаю точно когда это случилось, но однажды я привык к её существованию, привык к тому, что она повсюду за мной следует. 
Просто, как пыль на дороге. Как соломинка, которую мне каждый раз выдавали к кофе. Я не пью кофе через соломинку, но она есть. 
И как только я привык, мне пришла в голову преотличная игра! Я стал пытаться исчезнуть из её поля зрения и наблюдать, как незнакомка ищет меня. 
Презабавная игра!
Я внезапно махал ладонью в толпе, словно увидел знакомого, и кидался бежать в сторону несуществующего приятеля. А затем, скрывшись в толпе, прятался в тени подворотни и смотрел, как она, запыхавшаяся и взлохмаченная, озирается по сторонам. Девушка тяжело дышит, её глаза широко раскрыты. 
Конечно, незнакомка снова находит меня и веселье заканчивается. 
В другой раз прыгаю в проходящий мимо автобус. Это не мой маршрут, я даже не знаю куда он едет. Просто автобус открыл двери именно в том месте, где я шел. И я поддался порыву — заскочил в него в последнюю секунду, предвкушая веселье. 
Я сел на заднее сиденье и украдкой поглядывал в окно. Она была шокирована!  Я видел в её глазах неподдельный страх. 
Сначала девушка кинулась бежать за автобусом, затем остановилась, сняла каблуки и продолжила погоню босая. 
На следующей остановке я вышел из автобуса, купил мороженое и сел поджидать  на лавочку. 
Она появилась пол мороженого спустя. Растрëпанная, очки сдвинуты на лоб, косынка съехала на шею. Босиком крутила педали прокатного велосипеда, повесив свои туфли на руль с обеих сторон. 
Заметив меня, она остановилась, слезла с велосипеда и выдохнула. 
Наши глаза на мгновение встретились. Впервые. Паника на её лице сменилась маской безразличия. Она медленно опустила очки на глаза, прислонила велосипед к столбу и принялась обуваться с совершенно спокойным видом. 
На другой день я отправился в кинотеатр. Специально выбрал самый “женский” фильм из всех возможных. Конечно же она уселась чуть дальше, на несколько рядов позади меня.
Я дождался, пока она увлечется фильмом, тихонько пригнулся и неспешно выполз из зала. 
Я уже предвкушал веселье! Мой план был смешаться с толпой студентов и дождаться её в маленькой кафешке прямо у выхода из кинозала. 
Однако на этот раз, мне не удалось провести мою соперницу. Как только я поднялся с колен и открыл дверь — тут же увидел её, сидящую за столиком той самой кафешки. Всё же надо было ползти быстрее. 
Два — один. Но это только ещё больше раззадорило меня. 
И я с упоением продолжил игру.
Я использовал все потайные ходы, магазины с двойным выходом, неожиданно забегал в лифт. 
В ресторане я уходил в туалет, но не возвращался, а вылезал в окно и сбегал. 
Смешивался с толпой, кучно выходящей из метро. 
Радости моей небыло предела, когда я купил двустороннюю толстовку! Черную, но если вывернуть наизнанку, то она становилась красной. С этой толстовкой я смог провести её дважды.
Наш счëт был примерно восемь-семь в мою пользу, когда она впервые коснулась меня. 
Я так увлёкся этой игрой, что сконцентрировал всё своё внимание на прятках и совершенно забыл контролировать дорогу. 
Тут-то она и появилась, словно из ниоткуда, резко дернула за рукав, возвращая обратно на тротуар. 
В этот момент по дороге пронесся грузовик, и если бы не моя преследовательница, то меня бы точно сбило и раскатало по дороге.
Получается, незнакомка спасла меня. 
Я даже “спасибо” сказать не успел, как она снова растворилась в толпе. 
Нет, игру я не бросил, но понял, что нужно быть осторожнее. 
В следующий раз я купил билет на электричку. 
Рассчитал время так, чтобы зайти в поезд за минуту до отправления, и сразу стал пробираться сквозь толпу на другой конец вагона. Убедился, что она тоже зашла. Девушка поправила ярко-зелёную клетчатую косынку и двинулась следом за мной. 
Однако, невозможно было идти сквозь толпу на каблуках с той же скоростью, с какой я шёл. 
Как и планировал, я оказался у выхода из вагона прямо перед самым закрытием дверей. С улыбкой, предвкушая веселье,  выскочил на платформу. Двери закрылись. Сквозь окно я видел, что она спиной к перрону продолжает двигаться вдоль вагона. Похоже было, что она даже не заметила, что я вышел. 
Ухмыльнулся и пошел к выходу с вокзала, воображая, как незнакомка, вагон за вагоном, пройдет весь поезд, прежде чем поймëт, что её надули. Интересно, сколько времени ей потребуется, чтобы вернуться ко мне? Часа два, как минимум!
Широко улыбаясь, я сбежал по ступенькам вокзала на улицу, где вдруг услышал странный стук и скрип тормозов. Обернувшись на звук я увидел гигантский автобус, несшийся на меня, всего на расстоянии вытянутой руки. 
На этот раз её не было рядом, чтобы спасти меня. 
Я лежал в луже крови и умирал. Колесо перекошенного автобуса, нависло надо мной и продолжало крутиться.
Хмурый мужчина в черном костюме склонился ко мне и сказал отвлеченно и равнодушно, словно не со мной говорил. 
— Я же послал тебе ангела-хранителя. Неужели она не справилась? 
— Она? 

Начало здесь

Девочка, сидевшая на поленнице, была худой и угрюмой. Левый рукав её рубахи был заляпан кровью, но никто не обращал внимания. Уже дня два, как девчушка испачкала рукав. Поначалу пыталась прятать, прижимая руку, или убирая за спину. Но вскоре поняла, что ни бабка, ни соседи вообще на неё не смотрят.
— Рора! — крикнула бабка.
Девочка ловко спрыгнула с поленницы и трусцой побежала к старухе.
Бабка была не родная. Согласилась приютить девчушку после смерти родителей.
Никто брать не хотел. И бабка не хотела.
— У самих полно ртов, — говорили одни.
— Была бы казашка… А тут русая, — сетовали другие, разводя руками.
Вот и бабка, хоть и согласилась приютить девочку, а всё же, то и дело кривилась, глядя на тёмно-русые пряди. Недостаточно тёмные.
— Что за цвет мышиный? Хоть сажей мажь. Косу заплети, а то стыдно на улицу выйти.
Девочка молча кивала и послушно выполняла все бабкины указания.
Вечерами после изнурительной работы в огороде девочка любила посидеть на верхней перекладине забора, мечтательно глядя в небо.
Если бабка заставала в такой позе, норовила поскорее согнать, да придумать ребёнку новую работу.
А если худенькая девочка случайно вздыхала, таща тяжёлые вёдра с водой для поливки огорода, бабка не жалела её, только повторяла, что кусок хлеба нужно заработать. Да ещё напоминала, что родственников у неё совсем не осталось.
— Сестра твоя в город укатила. Ты её и не жди даже. Замуж выйдет, детей родит. Не нужна ты ей, живи своей жизнью и будь благодарна, что тебе угол нашелся.
Интерес к вязанию у девочки проявился давно, ещё отец жив был. Мать только месяц как погибла и Рора ужасно по ней скучала. Но нужно было привыкать жить втроём — она, отец и сестра.
Каждый день после работы в огороде с отцом Рора забиралась на печь и запускала руку в корзину с маминым вязанием. Мягкие пушистые нитки согревали и ласкали руки. Спицы так и остались воткнуты в недовязанное полотно. Поначалу девочка не пыталась вязать, только касалась шерсти, чтобы напитаться энергией слишком рано ушедшей матери.
Но однажды Рора случайно выронила спицу. Длинная деревянная палочка гладко отполированная мамиными руками легко скользнула между петлями и с глухим стуком упала на пол.
С замирающим сердцем девочка слезла с печи, подняла спицу и попыталась вернуть на место.
— Нет, нет. Нет, нет, нет, — то и дело приговаривала она.
Мамино вязание было сокровищем, лишившись которого, она потеряла бы последние частички мамы. Рора уже видела раньше, что без спицы полотно легко распускается. Стоит потянуть за нить и связанное тает полностью буквально за минуту и терпеливо,  аккуратно взялась пропихивать заостренный конец в каждую петельку. В процессе этой кропотливой работы заметив, что каждая петеля просунута в точно такую же петлю предыдущего ряда. Любопытства ради Рора попыталась, подцепив нить, протащить её через петлю, но ничего не вышло. Нить просто соскочила с гладкой спицы и осталась свободно болтаться.
Вечером, когда сестра вернулись с учёбы, Рора подошла к ней и попросила научить её вязать.
Так и началась Рорина карьера вязальщицы.
И в дом бабки после смерти отца и отъезда сестры Рора шла с корзинкой, наполненной нитками и спицами.
Однако, бабка поначалу интерес не поощряла. Ругалась и причитала.
— Рора! Опять нитки путаешь? Иди лучше огород полоть, вся морковь заросла.
Получалось, и правда, не очень хорошо. Все петли разного размера, много пропусков и распустившихся мест.
Но это тогда было.
А с тех пор, как она запястье поранила, да рукав кровью запачкала — её пальчики словно подменили.
В субботу после бани бабка, ругаясь и проклиная девочку, велела Роре остаться отстирывать рубаху.
— Чертовка! Изгваздалась вся! А стирать кто будет? Холодной полей. Кровь только холодной отмывается.
Потом помолчала и чуть более мягким голосом спросила:
— Руки-то хоть как?
— Нормально.
Рора пожала плечами и продолжила вазюкать свои тряпки в тазу. Запястье, прошитое нитью, ещё сильно саднило, но жаловаться было незачем.
Девочка сидела на корточках, склонившись над стиркой. Спина скруглилась и мелкие косточки позвоночника выступили вперëд, словно крупные круглые бусины под кожей.
Бабка неприятно ткнула пальцем в одну из выпирающих косточек.
— Нескладная какая!
Мимолëтная мягкость совсем пропала из бабкиного голоса. Но непривычный приступ заботы ещё не закончился.
— Ты после бани сразу в дом иди, а то простынешь ещё! Бельё сама развешу.
Когда бабка вернулась домой с пустым тазиком, Рора ждала её у порога, переступая с ноги на ногу и комкая в руках серый свёрток.
— Вот, — сказала девочка, протянув бабке мягкое пушистое полотно.
— Чёй-то?
— Шарф.
Бабка повертела в руках тряпицу и удивлëнно вскинула брови.
— Неплохо. Даже ровно.
— Это тебе.
— Ну, что ж, спасибо. Скоро осень, пригодится.
С первыми холодами бабка и правда намотала Рорин шарф. И это было для девочки лучшим доказательством, что та приняла работу.
Вскоре Рора закончила новую вещь. Тёплый свитер, идеально подогнанный девочке по размеру.
Бабка, увидев обновку категорично заявила.
— Зулейхе продам. У неё дочь твоего же роста.
Рора сначала нахмурилась и даже прижала свитерок к себе. Но потом у неё по лицу скользнула мимолëтная улыбка.
— Ладно, — согласилась она. — Только  пряжи мне купи. Я себе ещё свяжу.
С того дня стали к бабке соседи ходить с заказами на вязание.
Так прожили два года. Бабка забирала себе почти всю выручку, но позволяла Роре самостоятельно выбрать новую пряжу, да и съесть часть гостинцев.
Не у всех соседей были деньги, чтобы заплатить, вот и приносили в качестве оплаты мëд, орехи, жент, кумыс, яблоки. Часть этих лакомств доставалась вязальщице как оплата.
Волосы Роры за это время совсем побелели, но никто будто не обращал внимания. Да и бабка перестала корить девушку за мышиный цвет. Спустя два года поведение бабки вдруг изменилось. Стала она тише. Часто на Рору задумчиво смотрела. Иногда говорила невпопад:
— Ты без меня не сможешь. Я тебе ещё нужна.
А потом начинала извиняться и заискивающе смотреть.
Совпадение или нет, но когда бабка погибла — на ней Рорин шарф был и длинное, связанное Ророй платье.

***

Утром раздался звонок в дверь. На пороге стоял Айдар с белым пакетом.
Начало марта выдалось солнечным, седина шамана сияла в ярком луче, создавая впечатляющий контраст с тёмным помещением подъезда.
— Нехорошо ты поступаешь, я ведь тебя от смерти спас, подарил тебе годы жизни с твоей дочерью.
Я опустил глаза и нерешительно теребил ручку входной двери. Должен ли теперь всю жизнь расплачиваться за подарок Айдара? Должен ли покорно отдать ему дочь?
Посмотрел на него и проговорил:
— Каждый день я провожу с моей малышкой. И каждый день с благодарностью вспоминаю тебя, Айдар. Поверь мне.
— Не впустишь, отец? Я ведь с подарком. Подарок на четыреста сорок четвёртый день жизни. Год, два месяца и двадцать дней.
Не в силах сопротивляться, я отступил, впуская Айдара в прихожую.
Жены дома не было, с самого утра ушла ко врачу. А дочь, конечно же, выползла на непривычный шум и смотрела на нас любопытными глазками.
В пакете шаман принёс яркую малиновую ленту, аккуратно сложенную в коробочке. И протянул её девочке.
Дочь приняла подарок, а затем двумя руками обхватила широкую ладонь шамана и ласково обмотала его запястье новой лентой. Айдар прослезился, погладил малютку по голове, и любовно прижал к себе узелок, завязанный моей дочуркой.
Затем достал другую коробочку и протянул мне:
— А это жене твоей ко Дню восьмого марта.
Я нахмурился, а Айдар комично вскинул руки.
— Просто сладости! Никакой магии, клянусь!
Я смиренно принял коробку и поставил на полочку у зеркала.
Моя Аврора схватила Айдара за штанину и потянула в сторону кухни.
Я налил шаману чай, и как только он сел, малышка вскарабкалась к нему на колени, принявшись играть с завязками его серой толстовки.
— Что бы ты не предпринял, — заговорил Айдар, одной рукой обнимая мою дочь, а другой придерживая чашку, — что бы ты не предпринял — у тебя не получится пойти против меня. Поэтому просто живи, как живётся, радуйся солнцу и её присутствию. В прошлое не лезь. Не твоё это было и не надо там копаться.
Я потер колени и поправил штанину домашних штанов. Да, всё верно. Георгий предупреждал меня, что Айдар узнает обо всём: что я делаю и какую информацию пытаюсь раскопать.
Но сейчас меня интересовало другое, и мой вопрос сам собой сорвался с губ:
— Почему не получится? Ты ведь не сможешь отнять мою жизнь теперь? Теперь я не стану жаловаться, я хочу жить.
Айдар отпил немного чая, аккуратно отводя кружку в сторону от моей дочери, чтобы избежать малейшей вероятности обжечь свою Махаббатым. Затем он прищурился и мягко улыбнулся мне.
— Я не только жизни умею отнимать. Могу принудительно заставить спать, например. Или ещё лучше. Я умею забирать себе чужую удачу. Всё, что ты запланируешь, просто не увенчается успехом, потому что твоя удача станет моей.
Уходя, шаман слегка задержался в прихожей. И в последующие дни я стал замечать, что шнурки моих кроссовок постоянно развязываются. Этакий привет от Айдара. Мелкая пакость с напоминанием того, что я под его контролем.
В понедельник снова навестил Георгия, с удивлением обнаружив в баре Айдара. Шаман протянул бармену бутылку вина в плетеном кофре. Это был изящный кофр из толстых кожаных шнурков. Я сразу увидел, что плетение необычное, попытался рассмотреть, какие же нити были вплетены, но Георгий подмигнул мне и убрал бутылку под стойку.
— Я просто пришел напомнить о нашем соглашении, и заодно благодарность принёс.
Айдар как всегда добродушно улыбнулся, но теперь у меня от его улыбки сводило мышцы пресса.
Украдкой навел на него камеру телефона. Надеясь, что моё приложение работает лучше, чем рукопожатие. Хотел бы я узнать, сколько у него лет в запасе.
Однако, приложение выдало ошибку и свернулось.
Словно почувствовав что-то, Айдар пронзительно посмотрел на меня и с победным видом, слегка насмешливо улыбнулся.
— К сожалению, не могу остаться дольше, очень спешу, — поочередно пожав нам руки, неспешно поднялся по лестнице и скрылся за дверью.
Я всем телом подался к Георгию, руками опершись о стойку.
— Как мне вырваться из-под власти Айдара?
Георгий сначала потупил взор, а затем посмотрел на меня очень искренне.
— Извини, Захар. Я тоже в некотором смысле от Айдара завишу. Но выход есть. И ты его найдёшь! У тебя достаточно силы.
— Что я могу? Он сказал, что отнимет мою удачу, что бы я не предпринял.
— Значит тебе нужно найти тот путь, который Айдар не посчитает удачей.
Что-то в словах Георгия было цепляющее.
— Что, если я попытаюсь выпить Айдара? Да, без согласия! Я лишусь силы, зато он не заберёт Аврору.
Георгий посмотрел на меня с жалостью.
— В тебе говорит отчаяние. Ты и сам знаешь, что защита Айдара непрошибаема. Новичок вроде тебя точно не справится с опытным шаманом. Даже не пытайся, только ускоришь исход.
Я попросил Георгия показать мне надёжное защитное плетение и после недолгой практики отправился домой, так и сяк гоняя мысли в голове.
Жена встретила меня в прихожей. Бледная и неулыбчивая она пронзительно смотрела на меня. Совершенно не задумываясь, я запустил своё приложение и навёл на неё телефон. Тридцать два года впереди. Желание жить отсутствует.
Она поёжилась и пробормотала:
— Знаешь, мне что-то нехорошо. Последнее время… мысли странные.
Я внимательно посмотрел на неё. Нельзя, чтобы в таком состоянии её встретил Айдар или любой другой чёрный маг. Она виновато улыбнулась.
На плечах Маринки был небрежно наброшен шарф. Тот самый шарф, который Айдар передал в подарок моей жене от Неё. Я не решился его выбросить и просто хранил в укромном месте. Как мне казалось, укромном.
Резким движением я схватил край шарфа так, что Маринка слегка отшатнулась. Я вгляделся в плетение ткани. Так и есть. Это магия.
Дрожащими руками запустил своë приложение и навёл камеру телефона на шарф. Жена удивлённо вскинула брови, но ничего не сказала.
Приложение подтвердило мою догадку, что это не просто магия, здесь сразу два вида плетения. Очень противоречивые виды.
Всю ночь я метался в агонии.
План вырисовывался так явно, что отрицать очевидность решения было уже невозможно. Поначалу я пытался найти другой выход, но с первым рассветным лучом смирился и принял свою судьбу.
К этому времени я успел запастись тремя защитными браслетами. Георгий сказал, что нет смысла увешивать себя сотней одинаковых ремешков, по одному на каждый вид плетения — вполне достаточно. Я пока успел выучить только три защитных плетения, вот и получилось три амулета. Вспомнив защитный ремень Нурлынбека, я сделал один из своих ремешков достаточно длинным, чтобы завязать вокруг талии. Два других надел браслетами на обе руки.
Честно говоря, я был почти уверен, что Айдар даже не попытается убить меня, слишком дорога ему его магия. Он не будет рисковать потерей сил только чтобы выпить меня. Но кто знает, что ещё он может сделать? Подстроить несчастный случай? Или забрать удачу на всю оставшуюся жизнь? Усыпить на сто лет? Лучше перестраховаться с защитой.
Кроме моих браслетов, было у меня ещё два козыря.
Первый — это шарф, подаренный моей жене. Я сумел разобрать одно из плетений — это был очень сложный защитный рисунок. Похожий на один из моих ремешков, но сложнее. Намного сложнее!
Другое плетение я смог рассмотреть лишь с помощью приложения, используя камеру, как индикатор. И этот узор выглядел устрашающе. Я так и не смог понять, что именно это было, но нечто разрушающее. Нечто такое, что могло заставить человека перестать любить свою жизнь.
Мне пришлось поломать голову, чтобы понять, как избавиться от негативной части. Наконец, я решил, что нужно промазать шарф клеем в месте стыка плетений, а затем аккуратно разрезать. Клей нужен, чтобы обрезок шарфа не начал крошиться раньше, чем выполнит свою функцию.
Я аккуратно разрезал ткань на две неровные половинки. Защитная часть была значительно больше. Достаточно большая, чтобы накинуть на плечи.
Другую, разрушительную часть я положил на ручку кресла рядом с собой.
Вторым козырем была атласная ленточка, подаренная Айдаром моей дочери. И именно на ленточку я делал ставку. Подарок возлюбленной. Была в нём и любовь, и забота, и частичка его жизни.
Ленточку я просто взял в руки и уселся в кресло ждать моего врага.
К утру я услышал возню у двери. Кто-то настойчиво ковырялся в замке. Я терпеливо ждал. Сил шамана точно хватит на вскрытие замка.
Когда Айдар наконец вошел, он застал меня сидящим в кресле. Дочь мирно лежала у меня на коленях с закрытыми глазками.
Единственное, что волновало меня в последние дни — это желание выпутаться из-под власти Айдара. И сейчас я чувствовал такую парящую свободу, какой у меня не было уже долгие годы.
— Что ты наделал? — шокированно сказал шаман сдавленным голосом.
Я поправил маленькую ручку и погладил волосы моей куколки.
— Что ты наделал! Что скажет твоя жена? Ты хоть подумал о ней?
— О! Ну, я же не жестокий муж. Я не позволил ей пережить смерть дочери. Я забрал жизнь жены первой.
Айдар продолжал стоять в растерянности разведя руки в стороны. Он был бледен и напуган.
— Если забрать жизнь без согласия, ты лишишься магии, помнишь?
Я усмехнулся. Он говорил так, словно что-то ещё можно было изменить. Словно он всё ещё мог повлиять на моё решение.
— Ты ведь не мог получить согласие годовалого ребёнка, это просто невозможно.
Я кивнул, затем пожал плечами.
— К чему мне теперь магия?
Он нервно дернул головой.
— Сколько? — его голос сорвался и он сглотнул. — Сколько лет ты набрал?
— Около тридцати от жены и восемьдесят четыре от дочери. Моя малышка пропитана такими сладкими запахами! Молоко, яблоко, мамин шампунь, детская пенка для ванны. Запах соседской кошки, запах утреннего дождя…
— Хватит! — взревел Айдар, прерывая меня.
Он закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов, возвращая себе самообладание. Открыв глаза, он с удивлением уставился на меня.
— Но как? Ты ведь должен был лишиться сил, как только выпил жену без согласия.
Я снова грустно усмехнулся.
— Так ты не понял? Тот шарф, что старая Аврора передала своей будущей матери. Я думал, что надежно спрятал его, но жена нашла и стала носить. Так у неё и появились суицидальные мысли.
Я кивком указал на кусочек нежно-розового шарфа, перекинутого через ручку кресла.
— Неужели Аврора… О, Махаббатым!
Он упал на колени и подполз к телу моей дочери, обливаясь слезами. Нежно, как драгоценность, он поднял её голову и погладил ручку.
— Когда же мы с тобой теперь встретимся?
— Неужели ты не знал, что это за шарф?
Я не мог поверить, что всесильный шаман мог чего-то не знать.
Он покачал головой, и продолжая поглаживать её маленькую ручку, покосился на кусочек шарфа, покрывавший мои плечи.
— Я видел только защитное плетение. Но она намного искуснее меня. Она смогла спрятать и разрушающее тоже. Видимо, подстраховалась на случай, если я не смогу помочь. Глупая моя.
Я вскинул брови. Удивительно, что Айдар неспособен был увидеть второе плетение. Либо он беззаветно доверял Авроре, либо моё приложение оказалось сильнее шамана.
Айдар наклонился и нежно поцеловал девочку в лоб.
— Да, да, она была права, конечно. Я не могу её осуждать. Если бы я не смог помочь, то ей пришлось бы разбираться самой. Если бы я умер, струсил или потерпел неудачу, у неё оставалась только она сама.
— Да, — согласился я, — ей пришлось бы самой позаботиться о смерти родителей. Но почему она хотела поглотить мать? Почему не меня?
Лицо Айдара вытянулось от внезапного озарения и он проговорил глядя в стену за моей спиной:
— Ты не должен был дожить до ее рождения. О боже, это я всё испортил. Я всё испортил!
Я погладил мягкие кудряшки на голове своей мёртвой дочери и улыбнулся шаману.
— Ты говорил, я не смогу помешать тебе.
Сказав это, я внутренне напрягся и сжал кулаки. Дразнить шамана — словно играть с огнём. Но было в этом и удовольствие — видеть его беспомощность.
Его перекосило от гнева и он зашипел на меня:
— Ты теперь никто для меня. Ты больше не отец моей возлюбленной. Человек без магии. Букашка. И все твои защитные тряпки бесполезны против меня! Тебе со мной не справиться.
Я усмехнулся. Значит он всё-таки намеревался убить меня, раз обратил внимание на мои амулеты. Я покрепче сжал ленту, подаренную Айдаром Авроре.
Он вдруг поднялся на ноги и протянул мне руку. Его выражение лица полностью переменилось. Из растерянного раздавленного старика он превратился снова в добродушного, уверенного в себе шамана.
— Ладно! Ты меня переиграл, признаю! — сказал он с улыбкой.
Я, затаив дыхание, смотрел на его раскрытую ладонь и не мог пошевелиться. В памяти живо возник образ бездомного Германа, легко схватившегося за ремешок Айдара.
— Прости, не могу пожать тебе руку. У меня появилось новые правила — никогда ничего не брать из рук черного мага, и никогда не пожимать черному магу руки.
Лицо Айдара снова перекосило, ладонь, протянутая мне, сжалась в кулак.
— Будь ты проклят, сайтан! Живи и оборачивайся всю жизнь! Когда она переродится снова, она тебя не пощадит, душпан!
— Как я уже сказал, я забрал жизни жены и дочери, и на этот раз сумел выпить их без остатка. У меня в сумме более ста лет жизни впереди. Я найду способ вернуть себе магию. И я посвящу свою жизнь тому, чтобы ты никогда больше не встретился с Авророй.

Начало здесь

В сумерках я вышел на охоту. У стариков была вечерняя прогулка и они стайкой расселись по скамейкам в парке, молча наблюдая за прохожими. Я покрутил головой в поисках одиночки и обнаружил невысокого круглолицего старичка, который наслаждался собственными следами на тонком снегу.
— Смотрите! — неожиданно даже для себя, заговорил я и сделал несколько шагов так, чтобы получилась “елочка” из следов, — меня мама в детстве научила.
Старичок улыбнулся, кивнул и продолжил топтаться по дорожке, постоянно оборачиваясь на свои следы.
Я усомнился в правильности выбора жертвы. Слишком уж жизнерадостно он улыбнулся. Да и разговор не поддержал.
— Он не говорит.
Я обернулся. За спиной стоял худощавый пожилой мужчина в шляпе.
— Глухонемой? — спросил я.
Тот пожал плечами.
— Точно не знаю. Он никогда не отвечает, только улыбается.
— Ах вот оно как!
Я лихорадочно думал, как продолжить разговор.
— Если вы для своих дом престарелых подыскиваете, то этот — не лучший вариант, — строго сказал мужчина в шляпе.
— Да? — изобразил я удивление, — а все такими счастливыми выглядят.
— А что нам ещё остаётся? — усмехнулся он. — На деле здесь не так весело. Каждый второй из тех, кого вы видите, уже пытался совершить суицид, а остальные просто мечтают об этом.
Я обвёл взглядом группу стариков. Одна из женщин сидела на скамейке поодаль и мило улыбалась голубям.
— И вот та старушка в красном берете?
— Недели две, как откачали. Теперь ей таблетки дают, чтоб больше не пыталась убить себя. Да вот только она их не принимает.
— А он? — я кивнул на дедулю в инвалидной коляске.
— Этот три раза уже пытался.
— И вы тоже?
— Я — нет. У меня ещё дела есть. Может позже.
Я кивнул.
— Понимаю.
— Мне пора Семёныча отыскать, он где-то тут бродит. А вы уж своим родителям получше место найдите!
— Непременно!
Я махнул ему рукой и снова осмотрелся. Старик в инвалидной коляске был окружен толпой. А женщина в берете сидела совершенно одна.
Я медленно побрёл к ней, наблюдая, как она ласково что-то говорит голубям, однако подойдя ближе, услышал, как она матерится, будто сапожник.
Присев рядом, оторопело уставился на неё.
— Неужели всё настолько плохо? — поинтересовался я.
— Отвали, клоун.
— Ладно.
Она явно смягчила свой лексикон в моём присутствии, но ругаться не перестала.
— Мрази. Гниды. Таблетки они мне дают, обезьяны безмозглые! — возмущалась женщина и, достав из кармана щепотку семечек, бросила птицам. — Шавки беззубые. Пустобрехи.
Я уже обдумывал план отступления, как она вдруг продолжила:
— А я всё равно своего добьюсь, что бы эта ведьма болотная ни говорила. Гусыня общипанная. Я ведь про эти таблетки всё разузнала. Если их пару десятков за раз съесть, то уже всё, тю-тю! Не проснёшься.
Говоря это, она продолжала ласково улыбаться. Да и говорила не агрессивно, голос её звучал скорее разочарованно.
— А вы, значит, просыпаться не хотите?
— А я уже пыталась умереть, да эти санитары свинорылые меня остановили.
Я нервно сглотнул и обернулся. На нас никто не смотрел.
— От чего же вам жить не хочется?
— А кому тут захочется? Доживать оставили. Каждый новый день — мучение. В туалет строем, есть по расписанию, по телевизору смотреть только то, что сиделка выберет. Человека определяет его выбор. А без выбора я — больше не я.
— Значит, правда умереть хотите? — ещё раз уточнил я.
— Хочу, и умру. Вот накоплю таблеток и умру.
— Захар, — представился я, протянув руку.
— Анжелина Павловна, — она протянула руку и впервые внимательно посмотрела на меня.
Я на секунду закрыл глаза, пытаясь по совету Айдара определить, сколько ей осталось, но пока почувствовал только пульсацию и ничего более.
— Есть у меня способ вам помочь, Анжелина Павловна.
— Убьешь что ли? Так тебя посадят. — сказала она равнодушно и бросила ещё несколько семечек голубям.
Вместо ответа я протянул ей плетёный шнурок. Она немного удивлённо взялась за кончик и сразу обмякла. Я начал глубокий вдох, одновременно пытаясь прочувствовать, как чужую жизнь вдыхаю, но ощущал только холодный мокрый воздух, вяжущий запах слякоти и пыль голубиных перьев. А затем, как и в прошлый раз, вдруг примешались совершенно посторонние запахи. Аромат книг в ленинградской квартире. Красная Москва. Гвоздики в хрустальной вазочке на столе. Смрад навоза от бабушкиной коровы. Ландыши в лесу. Запах трамвая и коричневого школьного платья.
Я открыл глаза и увидел, как шнурок рассыпался в труху и разлетелся мелкими кусочками по ногам женщины и по скамейке. Вспомнил, что Айдар называл их расходниками. Значит нужно будет ещё сплести.
Я встал, отряхиваясь от остатков шнурка. Тело Анжелины Павловны в неудобной позе лежало на скамейке. Ещё раз обернулся на группу стариков, убедился, что нас никто не видит и тихонько скрылся в парковых зарослях.
По пути домой раз за разом прокручивал в голове запахи, которые вздохнул от Анжелины Павловны. Интересно, сколько времени мне удалось получить на этот раз?

***
Дома я сразу обнял Маринку.
Живот жены вырос огромный, теперь ей приходилось обнимать меня чуть бочком, отводя пузо в сторону.
— Когда к доктору идёшь?
— Через неделю. Если роды раньше не начнутся. А ты когда к доктору? — она выглядела спокойной, но в голосе скользнула тревога.
— Не беспокойся об этом, мне уже лучше. Думаю, останусь с вами немного дольше, чем рассчитывал.
— Хорошо бы, — она мечтательно улыбнулась и отстранилась. — Но ты не пропускай визиты!
Я снова крепко прижал Маринку к себе, она высвободилась и сказала:
— Извини, тяжело стоять. Пойду лягу, — и смешно сморщив носик, добавила, — я теперь, когда лежу, малышка всё время пинается. Хочешь потрогать?

Через несколько дней Айдар мягко отчитывал меня. Всего четыре жертвы, каждую из которых я выпил не до конца. С его слов — едва надкусил. В сумме чуть меньше года получалось. Вообще-то жертв я нашел пять, но одного отпустил. Совсем юный мальчишка, старшеклассник. Этот обязательно передумает.
— Чувство вины оно никому не на пользу, а для магии так и вовсе губительно, — поучительно говорил Айдар, доставая из кармана горсть ниточек.
— Да понял. Я ведь и отпустил мальчишку, чтобы не испытывать чувства вины. Найду другую жертву.
— Слишком ты добрый, брат, —
Айдар цокнул языком, покачал головой и мягким движением разворошил нити на столе между кофейными чашками и тарелками с выпечкой. Каким-то образом он всегда заставал меня в кафешках.
— Покажу новое плетение. То, что показал в первый раз, было для устойчивой связи с донором. Сейчас покажу то, что поможет больше поглотить.
Мы погрузились в процесс и не заметили, как подошел мужчина.
— О! Снова фенечки плетёте?
— Нурлыбек! — воскликнул Айдар и ослепляюще искренне улыбнулся. — Познакомься, это Захар, мой новый приятель.
Я пожал руку улыбающемуся Нурлыбеку, и уже по привычке попытался узнать, сколько ему осталось. Выходило, что две трети жизни он уже прожил. Сколько это в годах, мне пока сложно понять, но я обрадовался и такому прогрессу. Определить остаток жизни Айдара мне пока не удавалось, но это совсем не удивляло. Наверняка у него есть способы скрыть что угодно.
Нурлыбек придвинул ещё один стул и сел с нами.
— Смотри, как улыбается! — с гордостью сказал Айдар. — Нурлыбек значит Сияющий, вот он и сияет всё время.
Как бы в подтверждение слов товарища, наш гость улыбнулся ещё шире.
Если бы не седина Айдара, я бы предположил, что они одного возраста. Кроме того, они были немного похожи внешне. Возможно, братья. Либо просто умеренно-азиатская внешность делала их похожими в моих глазах.
— Ну как, получается? — Нурлыбек кивнул на мой разлохмаченный шнурочек. — У меня вот тоже есть, Айдар подарил.
Он потянул за рукав, обнажая запястье с широким браслетом. Плетение было сложное, я такого ещё не видел. Затем я перевёл взгляд на ремень, тоже плетёный. Без магии нитей здесь не обошлось, я это ясно видел. Сложная работа. Однако Нурлыбек не был седым, значит сам чёрную магию не практикует.
— А! И пояс мой заметил? Тоже Айдар сплёл.
Я перевёл взгляд на Айдара
— Это защитные. Научу как-нибудь.
— Айдар у нас баксы! Шаман! Знаешь, да?
Я кивнул. Пока было непонятно, сколько знает Нурлыбек и насколько открыто можно говорить.
— Я, Айдар, только спросить зашел. Ты семнадцатого числа свободен?
Шаман с минуту смотрел в пространство перед собой и одной рукой перебирал бусинки на своём браслете, а затем сказал.
— Семнадцатого занят. Выбери другой день. Давай восемнадцатого?
А затем повернулся ко мне:
— И ты на семнадцатое ничего не планируй.
Нурлыбек встал, пожал руку на прощание мне, затем Айдару и ушел. А я снова пристал к наставнику с расспросами.
— А что насчёт выпечки? Вот если сплести тесто таким способом и запечь, получится такой же эффект?
— Получится, но не надёжно. Тесто слипается, нити путаются.
— А провода?
Айдар кивнул.
— Однажды я перепаял фонарик, сделав такое плетение из проводков, чтобы он мне особые нити подсвечивал. Получилось эффектно, но не эффективно. На глаз быстрее определять, чем с фонариком.
Я задумался, получится ли перепаять телефон, так, чтобы он мне остаток жизней показывал.

В день, когда родилась дочь, пошёл снег. Семнадцатое декабря, как и советовал Айдар, я ничего не планировал и теперь понял, почему.
Я принёс заранее упакованную сумку, погладил по голове измотанную жену и с трепетом посмотрел на дочь.
Малышка спала, тихонько сопя, укутанная в розовые пелëнки. Я замер над ней, затаив дыхание. А потом чудо зевнуло, раскрыв ротик на ширину всего личика и высунуло наружу язычок. Приятные мурашки пробежали по затылку и тело наполнилось нежностью.
— Мы назовём её Аврора. — сказала жена слабым голосом.
Я удивился. Мне бы и в голову не пришло спорить, но откуда вдруг такое странное имя?
— Аврора? — тупо переспросил я. — Как корабль?
— Да нет же! Как утренняя заря или северное сияние! Авророчка! — восторженно улыбнулась Маринка. — Хорошо же! В садике будет принцессой среди Сонечек и Машенек!
Я сел на краешек кровати, и заглянул в лицо дочки, крепко спящей в материнских объятиях. Жена протянула руку и потрепала меня по волосам.
— Надо же… У тебя седые пряди появились, а я и не заметила. Тяжело тебе приходится?
— Побочный эффект от лечения, — соврал я и отвел глаза.
После знакомства с Айдаром, визиты в больницу стали казаться бессмысленным занятием. Зачем? Все симптомы пропали, я всегда могу забрать излишки чьей-то жизни. Взять ненужное — это даже не кража. Скорее секонд-хэнд.
Сжал руку жены, прислушался к ощущениям. Больше половины жизни ещё впереди. Если сейчас ей двадцать восемь, то получается, лет до семидесяти доживёт!
Любопытство одолело
и я двумя пальцами сжал маленькую ладошку дочери. Линия её жизни ясно предстала перед моим взором — длинная! Такая длинная, какую ещё ни у кого не видел. Как минимум лет восемьдесят, может даже сто!
Стайка акушерок прошлась по палатам и попросила посетителей покинуть помещение. Я ещё раз поцеловал жену, погладил дочь по крохотному плечику и оставил их.
С лёгким сердцем, счастливый и окрылённый вышел на улицу, вдохнул морозный вечерний воздух. В свете фонарей заметил в больничном сквере знакомую фигуру. Айдар стоял, сунув руки в карманы и устремив взгляд на верхние этажи здания… Туда, где находились палаты рожениц.
Ревность уколола меня. Что он здесь забыл? Зачем пришёл к моей дочери?
Я подошёл и хмуро протянул ему руку.
— Здорово, шаман!
— Здорово, отец! Ты не сердись, Захар, — проговорил он в мягкой медленной манере. — Много лет я ждал мою Махаббатым. И вот она здесь. Не удержался, пришёл хоть издалека посмотреть.
Сегодня Айдар выглядел чуть более эмоциональным, чем обычно.
— Кстати вот, возьми. Передашь потом жене.
Он протянул мне аккуратный свёрток. Что-то мягкое, завёрнутое в плотную серую бумагу.
Я посмотрел вопросительно.
— Это подарок. Шарф ручной вязки… — затем он пронзительно заглянул мне в глаза и добавил, — это Она связала. Просила передать своей будущей матери.
Я отшатнулся, одновременно одëрнув руки. Зловещий, противоестественный подарок пугал меня до отвращения. Подарок из прошлой жизни.
— Ну что ты! Не думаешь же ты, что она хотела навредить собственной матери? Помнишь, я говорил тебе, она должна расти в счастливой семье. — Айдар улыбнулся и помахал мне свëртком, — возьми, и потом сам решишь, отдавать ли.
Хмуро сунув свёрток подмышку, я побрёл по заснеженной тропинке к калитке, на ходу бросив шаману:
— Пойдëм. Не будем беспокоить матерей и новорождённых на ночь глядя.
Он неспешно последовал за мной.
— Какая она была? — неожиданно для себя спросил я.
Айдар поднял брови и вздохнул.
— Красивая. Очень уверенная в себе. Всегда знала чего хочет достичь и находила способы сделать это. Её невозможно было не любить, — говорил он мечтательно, с нежной приятной улыбкой.
У меня не было ненависти к Айдару, но отдавать ему дочь я не хотел. Ни через пятнадцать лет, ни через пятьдесят.
— Знаешь, какая смелая и отчаянная она была! — продолжал шаман. — Тогда ведь татуировки не делали, особенно женщинам. Она сама себе руку нитью и прошила, чтобы раскрыть способности.
— А кто же ей показал, как линии заметить?
— Никто не учил. Сама, ещё девчонкой, линии чувствовала. А годам к тринадцати поняла, как усилить. Поначалу углём чертила… Эффект был слабый и недолговечный. Тогда ошпарила нить, прокалила иглу и прошила себе руку.
Я содрогнулся, представляя маленькую девочку, протыкающую себя иглой.
— После усиления способностей стала так чётко нити вселенной видеть, что легко могла вплести их в любое рукоделие. Так вязание её и стало пользоваться популярностью. Людская молва пошла, мол одежда, ею связанная, может и исцелить и разум вернуть.
— Тоже стала седой?
— Её это совсем не портило.

Год спустя поздним воскресным утром я завтракал с дочуркой на коленях.
За этот год я немного набрал вес и выглядел вполне здоровым человеком. Правда полностью поседел.
Дочь теребила мой плетёный браслет, приговаривая что-то милое на детском языке. Её первые слова были “лента”, “узел” и “нитки”, “петля” и уже потом “мама” и “папа”.
— Авророчке нравится папин браслетик? — спросил я, поглаживая дочь по плечику свободной от бутерброда рукой.
Она радостно закивала.
— Это папин. У тебя потом свой будет, — пообещал я.
— Авророчка у нас очень ленточки любит. Папочка купит ленточек для дочки? — сонно сказала Маринка, выходя из спальни.
— Ленты? — спросил и задумался.
— Знаю-знаю, малышкам не следует с верёвками играть, чтобы не удавиться, но я их очень коротко порежу, не волнуйся. Она у нас уже всю бахрому на покрывале связала, все завязки на моих платьях в косички заплела.
Я кивнул. И задумчиво уставился в пространство.
— Ну ты чего, папа! Это же хорошо! Мелкую моторику развивает, — жена, улыбнулась и потрепала мои белые волосы.
Сама она ужасно похудела и стала часто смотреть в пространство, полностью отключаясь от мира. Иногда задумчиво смотрела в зеркало. Часто приходилось звать несколько раз, чтобы откликнулась. Возвращалась из своего мира вяло и медленно, словно только проснулась, будто бы не желая отпускать мысли.
Но сегодня она улыбалась. Я тоже улыбнулся, хотел спросить, была ли она у врача, но решил не напоминать, чтобы не спровоцировать возвращение того молчаливого удручающего настроения.
В тот же день мы заказали набор ярких широких лент. И, следующим вечером, когда я вернулся домой, обнаружил лëгкий хаос вокруг.
Волосы жены были криво спутаны малиновой лентой. Узлом это сложно назвать, просто кусочек атласной тесьмы, хаотично намотанный на пучок волос.
— Я забрала ленты и Авророчка весь вечер с ними играет. Порезала покороче, не волнуйся. Малышке очень нравятся узлы. Утром снова мои нитки спутала… А ленточки безопаснее и приятнее.
Жена замолчала, направив задумчивый взгляд в окно, и я молчал. Магия нитей не выходила из головы.
На стул была намотана лента, на ножке стола висел колтун из шерстяных ниток. На трубе отопления висели шесть разноцветных лент, затейливо связанных между собой.
Я потëр лицо, стряхивая наваждение. Улыбнулся и присел на корточки, протягивая руки к своей малышке.
— Аврора! — позвал я дочь, подхватил на руки и тут же получил ворохом ленточек в лицо. Мягкие, шелковистые. Приятные мурашки пробежали у меня по спине и я покрепче обнял дочь.

***
С наступлением солнечных мартовских дней я стал часто прогуливаться в парке рядом с психиатрической больницей. Найти пациентов с попыткой суицида не так уж сложно. Они либо улыбаются небу, солнцу и букашкам потому что счастливы, что выжили. Либо сидят с мрачными серыми лицами и не поднимают взгляд выше собственных коленей.
Достав телефон, навел камеру на парня, сидевшего на скамейке в кустах. Приложение показало, что ему оставалось восемь лет. Желание жить отсутствует.
Сигналы телефона тоже нити. За прошедший год я смог понять, как написать приложение для отображения базовой информации. Конечно не с первого раза вышло, мне пришлось переписывать, дополнять и изменять, но теперь у меня есть удобная программа. Даже руку пожимать не нужно.
Потоптавшись немного, просунул руку меж прутьев решетки и бросил ключи прямо на землю.
— Эй, парень. Я тут ключи выронил. Помоги поднять.
Он подошел, медленно, немного пошатываясь.
— Вижу, не сладко тебе тут, — начал было я, но парень молча поднял ключи, грубо сунул мне в руку и сразу ушел.
Что ж, и такое бывает. Разговорить тоже не всегда получается.
Я медленно побрёл домой, щурясь на яркое мартовское солнце. Снег ещё не растаял и нежно поскрипывал под ногами.
Идущий мне навстречу человек, неожиданно остановился и раскинул руки.
— Никак Захар? — спросил он. — Ух, как ты поседел. Не узнать!
Я улыбнулся Нурлыбеку и машинально навел на него камеру телефона. приложение показало, что у него ещё лет десять впереди. Желание жить присутствует.
— Давно не виделись. Как дела?
— Живу помаленьку. А ты как? Какие новости? Я слышал у тебя теперь дочь?
Я кивнул.
— Забросил свою основную работу и открыл небольшую мастерскую по плетению украшений из проволоки.
— Так ты значит ювелир теперь!
Я смущённо кивнул:
— Пришлось научиться.
Конечно же, плëл я особым способом: купивший вещицу — обязательно возвращался за второй, а потом и за третьей. Довольно скоро мои украшения стали популярны среди ценителей и ко мне приходили с конкретными заказами: браслеты, ожерелья и даже плетёные кольца. Без труда удалось поднять цену на мои изделия, люди всё равно продолжали желать их.
Нурлыбек сверкнул глазами и понимающе кивнул.
— Благодаря этому, я могу много времени проводить с дочкой. Тем более жене сейчас нездоровится. Быстро устаëт. Вот я и рад подменить её.
— Дело хорошее. Родных беречь надо.
— Как Айдар? Давно его не видел.
— А ты за него не волнуйся, у Айдара всегда всё чётко и с ним никогда ничего не случается. Как ему нужно, так и происходит.
Я хмыкнул.
— Какое потрясающе точное описание Айдара.
— Появится. Когда придëт время вмешаться в твою жизнь. — Нурлыбек задорно подмигнул, а я нутром почуял, что это не шутка.
Нажал кнопку смартфона и на заставке появилось фото улыбчивой малютки. Уже больше года прошло. Сколько ещё я смогу оставаться с ней? Теперь на год меньше. И с каждым днём ощущение обратного отсчёта будет ярче, а расставание с малышкой неотвратимее.
— Это твоя дочь? — улыбнулся Нурлыбек. — Какая хорошая девочка! Глаза твои!
— Да, это моя Аврора.
Нурлыбек замолк, улыбка сошла с его лица. Я, наверное, впервые видел его без улыбки и на меня накатила неясная тревога. Затем он серьёзно спросил:
— Знаешь, как Её звали?
У меня не было никаких сомнений, о ком он спрашивает.
— Айдар говорил что-то. Кажется Махаббатым, или как-то так.
— Махаббатым — значит любовь. А имя у неё было — Аврора.
У меня похолодело внутри и какое-то странное, липкое, вязкое чувство окутало меня.
— Такое ощущение, словно меня облапошили.
— Скорее всего, так и есть, — серьёзно кивнул Нурлыбек. — Я люблю Айдара всей душой. Но я не могу сказать, что он хороший человек.
Посмотрев на свои ладони, я сжал пальцы в кулак и снова расправил.
— Что же делать? — проговорил я.
— Не смогу тебе помочь. Я не в силах пойти против Айдара.
Я сглотнул и попытался улыбнуться.
— Понимаю, понимаю. Вы же родня, да? Братья?
Нурлыбек снова улыбнулся, но сейчас эту улыбку нельзя было назвать приятной. Это была улыбка отвращения.
— Думаешь, я — его брат? Ошибаешься. Я — его сын. Ему нужен был потомок для укрепления силы. Думаю, у него и другие дети есть, просто мне повезло оказаться любимчиком.
Нурлыбек выглядел лет на пятьдесят-шестьесят. Сколько ж тогда Айдару? Однажды он упомянул, что ему было чуть за двадцать, когда повстречал Аврору. И вплоть до её смерти у него не было детей. По всему выходило, что около девяноста лет! А может и больше.
Мной овладела паника.
— Что же делать!? Он ведь меня не только с именем обманул, как думаешь?
— Уверен, что так, брат.
Я стал раскачиваться всем телом из стороны в сторону.
— Успокойся, тебе нужна холодная голова. Рад бы я тебе помочь…
Он потоптался по утоптанному снегу, глядя на свои ноги, и холодным спокойным голосом сказал:
— Нужно пойти к тому шаману, кто тебя инициировал.
— Но ведь это Айдар был.
— Нет-нет, не может быть. Айдар не берёт последователей, слишком сильна связь с ними. Это не то, что он может контролировать. Он старается избегать всех связей, кроме тех, что делают его сильнее.
— Тогда кто?
— Думай! Должен быть кто-то ещё. С кем он тебя познакомил? Кто-то с такой же сединой.
Я пожал плечами. Многих мы встретили в тот день. И некоторые из них не пережили ночь. Но седина?
Нурлыбек порывисто схватил меня за рукав и сказал:
— Впрочем, не важно. Как я уже сказал, связь последователя с шаманом очень сильна. Просто иди к нему и ноги сами принесут.
Я поблагодарил Нурлыбека и с тревожным сердцем побрёл, куда глаза глядят.
Вскоре оказался у входа в бар, где Айдар познакомил меня с Георгием. Но ведь мы там были только втроём. Никакого больше седовласого мага.
Я спустился по ступенькам, зашёл в крохотное помещение бара. Молчаливый Георгий протянул мне руку для пожатия. Он совсем не выглядел удивлëнным.
Я перевел взгляд на его синие пряди на выбеленных волосах. В прошлый раз были разноцветные.
И тут пришло осознание. А ведь волосы не выбеленные — это седина!
— Так ты тоже?！
— Что? Чёрная магия? Ну да.
— Ты разве не немой?
Он улыбнулся.
— Тогда разве было о чем говорить? Ты под властью Айдара был.
— Всё-таки был! — сказал я вслух.
Он кивнул.
— Ты ведь и сам заметил? Просто верить не хотел. Но теперь ты знаешь Айдара. Он бы такое дело не пустил на самотëк. У него всё под контролем, что возможно контролировать.
Я кивнул и, делая вид, что читаю сообщение на телефоне, украдкой навёл камеру на Георгия и поперхнулся от неожиданности. Сто тридцать лет впереди. Интересно, сколько же тогда у Айдара…
Впервые я считывал линию жизни другого мага. Желание жить не отобразилось. Возможно, моё приложение нужно доработать или создать версию для магов.
Но сейчас мне нужно обсудить с ним другое дело.
— Он сказал, что мою дочь заберёт, — начал я без перехода.
Георгий настороженно нахмурил брови, продолжая внимательно смотреть на меня.
— Не сейчас, лет через двенадцать-четырнадцать. И я даже сам не знаю, о чём говорю, но что-то тут не так.
Бармен взял толстую бечёвку из-под стойки и намотал два витка на указательный палец правой руки. Внимательно осмотрев нить, схватился за самый кончик и намотал три витка на безымянный палец левой. Расстояние между пальцами получилось совсем небольшим. Поднёс нить к уху, словно прислушиваясь, и посмотрел на свет.
Зубами зацепив нить посередине, оттянул подобно струне. Прищурил глаза, изучая колебание. Размотал все витки и внимательно осмотрел пальцы.
— Нет, никак этого не может быть, — наконец сказал он. — Он врал тебе. Тут было бы более вероятным, что девочке нужно пережить сильное потрясение в раннем возрасте, чтобы у неё открылись способности. Лет скажем до пяти. Но точно после двух, чтобы она уже смотрела на мир достаточно осмысленно. Айдар хочет, чтобы ты потерял бдительность.
Я молча поморгал, неотрывно глядя на Георгия. Затем опустил глаза и вцепился в край своей куртки. Стиснув кулаки, переложил руки в карманы, поёжился, вздохнул, достал руки из карманов и посмотрел на своего наставника.
— Какое потрясение? — спросил я, пытаясь сглотнуть пересохшим горлом.
Он, не глядя, взял бутылку минералки, стоявшую позади, и протянул мне.
— В таком возрасте самое большое потрясение — это смерть родителей.
Я покачал головой и попытался отрицать:
— Но у неё уже есть способности.
— Сейчас это рядовая магия. Магия знаний. Много у кого есть, даже не все осознают это. Но Айдару нужно пробудить в ней глубинную чёрную магию.
Пожав плечами, открыл минералку и вложил в мою руку, вяло лежавшую на стойке.
Прохладная бутылка намочила ладонь. Несколько капель упали на деревянную поверхность и блестели невероятным переливом от разноцветных ламп бара.
Думать, что моя дочь останется сиротой мне совсем не хотелось.
— Ты ведь около трёх лет только набрал? — спросил вдруг Георгий.
Я кивнул.
— За год.
Я пожал плечами.
— Выглядит такт , словно ты и не веришь, что можешь с дочерью пятнадцать лет прожить.
— Не так уж просто получить согласие на поглощение. Кстати, для чего это нужно? Что будет, если я поглощу того, кто всё ещё хочет жить?
Георгий покачал головой.
— Черная магия — это про справедливость. От любой несправедливости магия слабеет, можно и вовсе лишиться сил. Были даже случаи, когда маг погибал, используя свою силу во зло. Что могу точно сказать — это, что ты лишишься сил, если забёрешь жизнь без согласия.
— А Айдар? Разве это справедливо забирать у меня дочь?
— Она была любовью всей его жизни. С его позиции было несправедливо лишиться любви слишком рано. С его точки зрения он восстанавливает справедливость. Кроме того Она сама этого хотела.
— Значит справедливость не должна быть объективной? Достаточно лишь верить, что это справедливо для меня?
Георгий кивнул.
— Именно так. Объективности вообще не существует.
Я тяжело опустил голову на руки и вздохнул.
— Почему бы тебе не узнать о Ней? Она ведь твоя дочь, её жизнь из прошлого может дать достаточно подсказок.
Меня передернуло, я сел ровно и вжал голову в плечи.
— Если честно, сомневаюсь уже, а моя ли она дочь?
Георгий многозначительно вскинул бровь.
— Я имею ввиду не генетически. Просто это какая-то чужая женщина перерожденная в теле моей дочери. Кто она?
— Она твоя дочь. У неё твои глаза, твои гены. А опыт прошлых жизней… можем ли мы быть уверены, что она помнит его?
Георгий говорил уверенно, голос звучал успокаивающе.
— Да… Да, ты прав. Мне не следует думать иначе.
Я вдруг напрягся всем телом, посмотрев ему в глаза, выискивая тайные мысли.
— Откуда ты знаешь, что она на меня похожа? Ты же её не видел?
Георгий добродушно улыбнулся.
— Это моя специальность. Знаешь почему Айдар тебя именно ко мне привёл? Я наставник для многих-многих магов. И мне дозволено знать про подопечных чуть больше, чем обычные люди.
Я напрягся ещё больше.
— Ну нет, тебе стоит принять это с благодарностью. Потому как именно я смогу тебе помочь. Есть у меня последователь в Казахстане, живёт в деревне, недалеко от Шахтинска. Совсем рядом с тем местом, где жила предыдущая Аврора.
И вот… Час назад я совершенно не знал, что предпринять, а теперь мы с Георгием созвонились по видеосвязи с одним из его учеников.
Лицо Сабита было настолько круглым, что с трудом помещалось в экран смартфона. Седые волосы очень контрастировали с внешностью молодого азиата. Сабит щурился на нас в добродушной улыбке и, выслушав вопрос Георгия, неспешно заговорил:
— Да-да, я слышал о ней. И не просто слышал! Она была младшей сестрой бабушки моего одноклассника. Обе были рождены за Уралом, а в Казахстан их перевезли, когда младшая была ещё совсем младенец.
Сабит говорил, а мы слушали, стараясь не упустить ни малейшей детали.
К концу видеозвонка сложилось чёткое представление об Авроре. Такое ясное, будто мы были лично знакомы.
Сабит неспешно продолжал перечислять её прегрешения из прошлой жизни.
— Однажды Аврора убила пять козлов. Просто для получения большей силы. Говорят, что из шерсти тех козлов сделала особую пряжу. Затем в деревне стали пропадать младенцы. Никто не знал, куда они делись, а у меня нет сомнений, что это она. И теперь же не остановится. Получив большую силу, чем прежде, захочет стать ещё сильнее. Захочет переродиться ещё раз, для этого ей понадобятся новые жизни. Скольких детей она заберëт?
И тут краем глаза я заметил, что Георгий мрачно кивнул, словно речь шла не про мою дочь.

Продолжение

Часть первая.

На поляне, прислонившись спиной к широкому пню, сидел мужчина в возрасте и курил ножку от мухомора, выпуская обильные молочно-белые клубы дыма сквозь свëрнутую кольцом травинку. Чуть позади трусовато слонялся Волька, постоянно оглядываясь на Потапа. Я покрутил головой — Ягори нигде не видно.
— А ведьма где? — спросил я наклоняясь и протягивая руку для приветствия.
Широкая волосатая рука мужика оказалась тёплой и крепкой.
— А ты сам-то кто?
— Молчун.
— Фамилия?
— Да нет, прозвище.
— А.
Он помолчал и затянулся.
— Да ты вроде и не молчун.
— В детстве был. Переборол.
— А я это..
Он почесал растрёпанный затылок и нахмурил густые брови.
— Потап. — Подсказал я.
— Точно! Значит знаешь. Ягори научила?
Я пожал плечами и поспешил перевести тему. Всё равно не смог бы объяснить откуда знаю его имя.
— Это хорошо, что я тебя в лесу не встретил.
Потап ухмыльнулся, добродушно склонил голову набок и почесал ухо плечом.
— Да ты не бойся! Я ж теперь до весны в спячке. Вольке и его банде я тоже велел тебя не трогать. Да и Ягори бы не позволила.
Я услышал звук медного колокольчика и обернулся.
На поляне появилась дочь.
Заснула всё таки.
Она сразу пустилась в пляс, подставляя ветру лицо и руки. Я отметил, что танцевать двумя ногами гораздо удобнее, чем на протезе. Хотя дома она и с костылями умудряется грациозно двигаться под музыку.
Неожиданно дочь дважды исчезла и снова появилась на поляне, ни на секунду не прерывая свой танец. Похоже, в машине её пытались безуспешно разбудить.
— Любуешься?
Ягори появилась у меня за спиной.
— Ага. — Печально кивнул я.
К моему удивлению Ягори стала чуть покачивать телом в такт движениям дочери, словно они слышали одну и ту же мелодию.
— Я вообще спросить пришёл…
— Погоди. Успеешь.
Ягори жестом подозвала к нам дочь.
— Ты, девочка, сказки знаешь?
Дочь кивнула.
— Ну, расскажи, какую знаешь.
— Жили были старик и старикесса…
— Это что ещё такое? — рассердилась старуха.
— Феминитивы сейчас в моде. — пожала плечами дочь. — Так рассказывать или что?
— Или что! — отрезала старуха и отвернулась.
Она сложила руки на груди и с обиженным лицом смотрела себе под ноги.
— Старикесса? Старикесса? — Шептала Ягори себе под нос.
Немного успокоившись, она снова позвонила в колокольчик.
— Ягори долгое время учителем работала. Теперь ей сложно с детьми. Психологическая травма.
Тëтя Ира села рядом со мной на траву.
— А вы зачем здесь?
— Дак я же не специально!
Я кивнул и обернулся в поисках Андрея. Он снова курил на вершине холма, но на этот раз дым был малиновый.
Значит в машине все спят. Надо поспешить. Я резко шагнул к ведьме, и, не давая ей отступить, спросил:
— Что я должен сделать?
Ягори посмотрела на меня так пронзительно, что обе реальности на мгновение стали единым целым. Вот я в машине и тут же на холме стою. Слышу храп и сопение, и тут же звук медного колокольчика и ветра. Запах бензина и обивки из кожзама смешался с запахом леса и цветов космеи. Ведьма продолжала неотрывно смотреть и от глубины её взгляда я услышал звон собственной души. И она сказала, впечатывая каждое слово мне прямо в мозг.
— Избавиться от шума в голове, ото всех лишних мыслей. Прекратить осуждение. Любое осуждение — яд. И тогда, спокойным и ясным разумом вспомни, что тебе бабушка говорила. Остальное узнаешь позже. Когда ты найдëшь меня там, тогда и поймëшь, что тебе нужно сделать.

Я проснулся.
В машине стоял дружный храп.
Страх щекотал мне коленки. Страшно было от того, что я совершенно не понимал, что мне нужно сделать.
— Соберись. — Тихонько шепнул я и мотнул головой, прогоняя образ окровавленной скошенной травы.
Избавиться от шума в голове? Хорошо.
Кровь, коса и беговел и есть мой шум. Что-то, что фоном всегда со мной.
А ещё желание выпить вина с крабами. Мысленный подсчёт суммы в квитанциях. Снова лифт включили в квитанцию, а у нас ведь первый этаж. Уроды. Слова соседки о том, что в следующем месяце будут трубы менять. Будет грязь и морока. Да ещё и выходной придётся брать. Любимый носок потерялся после стирки. Только один потерялся! Научить дочь готовить борщ, пора уже! И вообще, хватит ей в телефоне сидеть…
Так, стоп! Я должен избавиться от шума, а не перечислять его.
Я закрыл глаза и глубоко вздохнул. Мой живот напряжëн от раздражения. Ягори права. Все эти фоновые мысли мешают мне увидеть главное, мешают вспомнить.
Не открывая глаз, я медленно вдохнул и выдохнул ещё четыре раза, заставил себя улыбнуться и наполнил разум только важными образами.
Сейчас это дочь. И Ягори. Дочь всегда важна. А Ягори только сегодня.
Что же говорила моя бабушка?
Я потёр голову и попытался размять затёкшую шею.
В детстве бабушка говорила, что выпечку следует смазать яичным желтком, прежде, чем в печь ставить. Тогда пирожки будут румяные и золотистые.
И она говорила, что сказки не выдумка, что при желании даже колобка можно встретить, а уж своего богатыря каждый мужчина в себе носит.
Она говорила, что рассаду сажать нужно на растущую Луну, и что самые лучшие черви для рыбалки водятся в тени, где много влаги.
Бабуля рассказывала много сказок.
А ещё…
В детстве бабушка рассказала мне, как найти ведьмину тропу в лесу. Нужно было идти по одному месту трижды, приговаривая секретные слова. Первый раз, пройдя шесть шагов, свернуть налево и вернуться в начало тропы. Во второй раз — направо, а после третьего прохода, вернуться назад, пятясь, но не оборачиваясь.
Сложно сказать, почему я ни разу не проделал это в детстве. Вероятно, потому, что после школы спешил поиграть с мальчишками в мяч, в прятки, в лапту или сифу, а вечерами мама всегда поторапливала: “быстрее, мы опаздываем”. Отец никогда не останавливал машину в лесу, только если быстренько пописать, и то всегда нехотя, немного раздражённо выдыхал и спрашивал: “точно нужно? До заправки не потерпишь? Да нам уже и ехать всего минут сорок осталось.”
Или, я просто боялся увидеть ведьмино место.
Но вот сейчас я был в лесу и никто не торопил меня. Даже наоборот, времени, судя по-всему, было предостаточно.
— Молчун.
Я обернулся на голос тëтки. Та сидела смущëнная и встревоженная.
— Котик у ведьмы осталась. Ягори сказала, что не причинит ей вреда, но ты всё же поторопись.
— А Андрей?
Тётка только покачала головой да рукой махнула безнадёжно.
— А что ему? У него дым иссиня чёрным стал, как звёздное небо. И пахнет огуречными шотами с абсентом. Его теперь никто не вытянет. Ему уже там хорошо, и ничего больше не нужно.
Я поправил шарф и подтянул поверх бегунок молнии на куртке. Коротко глянул на тётку, скользнул взглядом по спящей дочери, натянул на уши сползшую во сне шапку и вышел из машины.
Я и не заметил как начало светать, но сейчас определённо было светлее, чем когда мы с Андреем возвращались в машину.
В двадцати шагах от меня между деревьев мелькнула фигура мужчины.
— Стой! — крикнул я и побежал к нему.
— Чего тебе? Стряслось чего?
— Фëдор Яковлевич! У нас машина тут встала. Нам бы её трактором дëрнуть. Или хотя бы женщин эвакуировать.
Я тараторил, размахивая руками и указывая на дорогу, где стояла машина, а Фëдор Яковлевич тихонько пятился от меня и настороженно хмурил брови.
— А ты меня отколь знаешь?
Я потупил взгляд, сглотнул, пожал плечами и небрежно сказал:
— Да так.. Рассказали. Вы ведь лесник здешний?
Не мог же я сказать, что просто угадал? С детства такая особенность. Я словно вижу, какое имя подходит человеку, а потом оказывается, что абсолютно точно так его и зовут. Именно про такой момент Андрей и рассказывал моей дочери.
Лесник продолжал пятиться, потом махнул мне рукой и бросил сквозь зубы:
— Нечисть. Жди здесь, за мной не ходи! — Он отошёл на приличное расстояние, и уже издалека обернулся и крикнул, — Ждать долго придëтся!
Лесник скрылся за деревьями, а я остался в сомнениях. Не стоило, конечно, его по имени называть. Это я погорячился. Переволновался.

Метель успокоилась. Было морозно и тихо.
Я шагнул в нетронутый снег и побрёл искать подходящее место. Я бы даже себе не смог объяснить какое место подходящее, но как только увидел его, сразу понял.
Чуть в стороне от машины, в гуще леса мне встретились небольшая аллейка из восьми берëзок. Деревья росли так, что образовали прямой коридор и их было бы удобно обойти и слева и справа.
Возможно, подошло бы любое другое место, но сейчас эти берёзки казались мне идеальной ведьминой тропой.
Я остановился перед выпирающим из-под снега корнем ближайшей берёзы и зажмурился.
Нужно ведь что-то сказать. Как там было?
Гиацинт?
Так…
— Отцвели… — Мой голос звонко разлился по морозному лесу, я вздрогнул, быстро огляделся, сглотнул и начал сначала:

— Отцвели гиацинты бледные.
Ветер весенний росою горя,
Разгони мои мысли вредные,
Высоко над лугами паря.

Поутру колокольчики медные,
Словно с ангелом говоря,
Переправьте меня в заповедные
Сине-бархатные моря.

Удивлению моему не было предела! Только я начал говорить, как стих сам собой полился из меня — уверенно и естественно. А ведь я с детства не слышал этот стихотворный заговор.
То ли детская память оказалась надёжнее, чем мне думалось, то ли и вправду, неведомое волшебство заставило меня запомнить эти слова на всю жизнь.
Пройдя по тропе шесть больших шагов, я обогнул дерево слева и вернулся к началу. Потоптался немного, стряхнул снег с рукава куртки и снова прошёл по тропе. Внезапно налетевший ветер замёл мои следы в снегу, но глубокие вмятины всё ещё были видны. Я обогнул дерево справа и вернулся к началу тропы. И в третий раз прошёл шесть шагов вперëд. Случайно уронил на себя шапку снега, качнув толстую ветвь. Вытер лицо, отряхнулся, постоял секунду и начал медленно аккуратно пятиться назад, стараясь не оборачиваться.
Сделав последний шаг, я споткнулся и упал спиной в снег, но когда поднялся, оказался в том же самом лесу, между берëз, но уже ранней весной. Почти весь снег исчез, осталось лишь несколько кучек в ямках и в тени широких деревьев. Лужайка была усыпана белыми цветочками ветреницы, птицы пели вокруг. Чуть поодаль цвели удивительно синие гиацинты.
Я глубоко вдохнул сладковатый весенний воздух, стянул с себя капюшон и шапку, расстегнул куртку и двинулся вперёд. Подойдя ближе, я обнаружил, что целая дорожка из гиацинтов ведëт вглубь леса.
За деревьями мне открылась большая лужайка, словно утонувшая в синеве цветов, а посреди лужайки стоял маленький деревянный домик с резными наличниками. Домик был совсем крохотный, от угла до угла можно было за четыре-пять шагов пройти. Древесина от времени потемнела и стала серо-коричневой, голубоватая краска наличников сильно облупилась и выцвела, весь сруб давно осел, так что дверь на треть ушла в землю, а окна опустились близко к лужайке. На завалинке у дома сидела Ягори и, сложив руки на животе, ждала когда я подойду.
— А там, на холме, почему гиацинтов нет? Тебя ведь гиацинтовой ведьмой называют.
— Так ведь там же лето, а гиацинты только весной бывают.
Она сидела, прислонившись к стене собственного дома, подставив лицо весеннему солнышку, спокойная и умиротворëнная.
— Ну что теперь ты вспомнил?
Я кивнул. Смущенно ковырнул ногой землю, подошёл к ведьме и сел рядом с ней на узкую лавку, неловко прислонившись плечом к плечу старухи.

Мне было десять.
Была ранняя осень — тёплая и солнечная.
После школы я медленно брёл домой по берëзовому пролеску. В тот день я был глубоко опечален своими детскими переживаниями. У десятилетнего школьника забот и проблем полон рот. И давайте признаем, что это намного сложнее и серьёзнее, чем трудности взрослого, у ребенка ведь нет ни опыта ни навыков решать свои проблемы.
Да ещё и новенькая эта из параллельного класса… Черноглазая такая! И зачем только перевелась в нашу школу?
Я остановился, просунул руки под лямки рюкзака, потирая онемевшие плечи и покосился на освещëнный ярким солнцем лес.
Конечно же, в десять я был уже слишком большой для сказок, но бабушка моя рассказывала их так увлекательно, что не слушать было невозможно. Вчера, когда я после школы забежал к бабуле в гости, в который раз она рассказала как, пройдя по секретной тропе, найти ведьмин уголочек в лесу.
И вот сейчас, шутки ради и чтобы немного развлечь себя, я решился пройти по ведьминой тропе. А кто знает, может и сработает? Бабуля говорила, что обязательно сработает.
Я кинул рюкзак в траву, встал у лесной тропинки и громко крикнул на весь лес:
— Отцвели гиацинты бледные. — Лес благодарно качнулся, подбадривая меня продолжать, и я продолжал говорить на одном дыхании, пока не дошел до последних строк, — Переправьте меня в заповедные сине-бархатные моря.
Когда бабушка убедила меня заучить этот стих, я конечно, воспринял это как дополнительную учёбую. Учить стих совсем не хотелось, но бабушка говорила так увелчённо, что я всё же решил поддержать её игру. Игру в сказку.
И вот теперь, когда я в точности выполнил указания, неожиданно для себя заметил, что лес вокруг изменится. Осенние деревья помолодели и покрылись едва распустившимися листочками, воздух наполнился чудесными запахами и птичьим пением, а полянка расцвела красивыми синими цветами. Я обернулся назад, поискал глазами место, куда бросил свой рюкзак, но моих вещей там больше не было.
Впрочем, меня это совсем не смутило и я смело шагнул вперёд, навстречу нежной синеве.
За ближайшими деревьями притаилась деревянная изба. В дверях избы стояла пожилая женщина, увидев меня она победоносно улыбнулась.
— А ты ведь Захаровны внук! Не обманула старая, успела внука прислать.
— Почему успела? — Удивился я.
— Да потому, что уговор у нас с ней. Я ей услугу оказала, а взамен она старшего внука мне в ученики прислать должна. Не позже, чем ему стукнет одинадцать лет. А иначе этот внук умрëт страшной смертью.
Женщина улыбнулась, скорее злорадно, чем радостно.
Я сглотнул. Мой день рождения будет в октябре, меньше чем через месяц. Что было бы, если бы я не решился проверить бабулины слова? Или если бы я не поверил?
— Да ты не пугайся! Ты не мог не проверить.
Я насупился и нахмурил брови.
— Вы и мысли читаете?
— Иногда. — Отмахнулась та, будто это было неважное, лишние разговоры.
Она усадила меня на свежую зелёную травку, а сама опустилась на завалинку.
— Ну что, есть у тебя сокровенное желание? Чему бы ты хотел научиться?
Я уставился в небо, раскрыв рот, и чуть не начал разговор о своей будущей профессии, но вдруг перед глазами возник образ новенькой, и я, против своей воли произнëс:
— Хотел бы я её имя узнать…
— Хах! Имя! Выдумаешь тоже! Имя ведь и спросить можно!
Я плотно сжал губы и энергично замотал головой, всем своим видом показывая, что нет, спросить в данном случае решительно невозможно.
И тогда лицо старухи смягчилось.
— Ну что ж. Можно и имя. Магия эта не хитрая. Сегодня же и научишься.
Ведьма расправила свою лоскутную юбку, достала откуда-то маленький медный колокольчик, но вдруг резко сжала колокольчик в кулаке, приглушив звон, и снова повернулась ко мне.
— У этого знания есть цена. — Она пронзительно заглянула мне в глаза и перешла на громкий шёпот. — Один из твоих потомков потеряет свою конечность.
Я пожал плечами. Потомки? Кто это? Кто-то, кто ещё не родился.
Я закрыл глаза и попытался представить своего сына или дочь. Затем попытался представить внуков. Получалась ерунда какая-то. То соседские малыши перед глазами мелькали, то детишки-первоклашки из моей школы. Ничего общего у них со мной не было. Какая разница если кто-то из них потеряет конечность? Будет жалко, конечно, но не отказываться же от магии.
Я уже готов был согласиться, но на всякий случай спросил:
— Руку или ногу?
Ведьма ухмыльнулась и спросила в ответ:
— А ты сам как хотел бы?
Я снова зажмурился, чтобы представить свою жизнь без руки, затем без ноги. По всему выходило, что руки мне нужны больше. Без ноги я не смог бы ходить или бегать, но смог бы как-то передвигаться. А вот без руки… играть, писать, есть, застёгивать пуговицы, играть в приставку, заряжать пистоны в пистолет, заряжать рогатку, плести верёвку из пуха иван-чая, лупить крапиву двуручным мечом — всё это было бы сложно сделать.
— Ногу. — Уверенно сказал я.
— Будь по твоему. Ногу. Можно даже не всю. Скажем, до колена.
Тут я совсем расслабился и согласно кивнул. Потомки ведь могут и не появиться никогда.
— Хорошо. Давайте свою магию.
Она снова прозвонила в колокольчик, затем оборвала несколько лепестков синего цветка, торчащего из-под лавки, растерла его между пальцами, шепнула что-то, и влажной рукой мягко толкнула меня в лоб.
— Ну что, как меня зовут?
— Ягори. — Машинально ответил я, не совсем понимая откуда это взялось.
— Правильно. — кивнула та. — Ты теперь любого человека имя узнать можешь. И Юльки твоей.
Я продолжал раскрыв рот смотреть на старуху. А ведь и правда, новенькая могла носить только имя Юлька и никакое другое!
Сейчас это было так очевидно, что я удивился, как же сам раньше не догадался!
— Так это теперь навсегда?
Старуха кивнула. Я наконец закрыл рот и улыбнулся.
— Ну, я тогда пойду?
Она покачала головой.
— Ты теперь здесь останешься.
— Зачем?
— Как зачем? Гиацинты мне будешь выращивать, да делу моему обучаться. Кто-то должен здесь быть в моё отсутствие.
Я осмотрел синюю от цветов лужайку и подивился:
— Да зачем же вам ещё? Вон уже сколько выросло!
— Они мне волшебную силу дают. Вроде как топливо у машины.
— Понятно. Но остаться я никак не могу. Меня же мама искать будет! А ещё отец через неделю из рейса верëтся. Я его полгода не видел! Нет, никак не могу остаться. — Я хрустнул костяшками пальцев и решительно добавил, — хоть убейте!
Старуха помрачнела, я даже испугался, вдруг она меня проклинать сейчас начнёт или и вправду убëт!
Но вопреки моим ожиданиям она шепнула что-то в сторону леса, прислушалась, словно ждала ответа, и затем, сцепив руки на животе тихо спокойно сказала:
— Ну, раз отец… Против твоей воли я тебя не могу оставить. Принуждение губительно для магии. — Она снова посмотрела куда-то в лес, согласно кивнула и продолжила говорить. — Время ещё есть. Я тебя отпущу. Но имей ввиду, что отпущу не навсегда. Поживëшь тридцать три года и возвращайся.
Я улыбнулся и даже на ноги вскочил, но старуха движением руки остановила меня.
— Однако, за уход тебе штраф полагается.
— Какой?
— Три вещи. Первое — ты и твои потомки навсегда утратите свои имена.
Я кивнул. Не велика плата! Подумаешь — имя! Мать и так меня зовëт Заюшка. А одноклассники — Дракон, только это от слова “драка”, а не название ящера. И потомки тоже перебьются. Уж что-что, а без имени прожить можно. Выбраться отсюда сейчас гораздо важнее.
Ягори подняла руки, поправляя свои длинные седые волосы.
Я поёрзал и тревожно посмотрел на ведьму, ожидая следующего условия.
— Второе — на весь следующий год у тебя есть только тысяча слов.
Я быстро прикинул, что это меньше трëх слов в день. Наверное, лучше совсем молчать, чем говорить по два-три слова в день.
Я вообще по жизни не болтун. И о таком уж точно маме не расскажешь. Справлюсь.
Старуха осмотрела небо у нас над головой, откинулась назад, оперевшись спиной о стену, уютно сложила руки на животе и продолжила:
— Третье — ты забудешь всё, что здесь произошло. Не сразу, но очень быстро. С каждым сказанным словом ты будешь помнить всё меньше и меньше.
— Я забуду, как узнавать имена? И Юльку?
— Нет, это не забудешь. Волшебство с тобой останется. Но ты забудешь, что это именно волшебство, а не просто способность, и откуда оно взялось тоже не вспомнишь.
Я снова кивнул. В любом случае помнить этот жуткий момент и уродливую властную старуху совсем не хотелось.

Из леса я выбрался затемно, когда меня уже все искали. Мать стояла напряжённая, прижимала к себе мой портфель и тревожно смотрела, как я бреду ей навстречу в свете фар патрульной машины. Милиционер рядом с ней разводил руками и бормотал о том, что ничего не понимает и это место уже давно прочесали с собаками.
Василий. Милиционер по имени Василий.
— Мама, я… — слова оборвались и горло сдавило, я ведь только что потратил слова на один день. Я обнял мать, помолчал секунду и добавил, — очень люблю тебя.
Сказав это, я надолго замолчал. Много дней я старался не смотреть людям в глаза, боясь, что они разгадают мою тайну.
Отца я встретил молчанием. А ведь хотелось столько ему рассказать!
Позже мать водила меня по врачам. Я выполнял все задания, но продолжал упорно держать рот закрытым. Врачи говорили, что отставания в развитии нет и больше похоже на большой стресс. Лучше не подгонять и ребёнок заговорит со временем.
Мой недуг никак не мешал посещению школы. Только вместо устных ответов, каждый раз приходилось писать.
Новенькая и правда оказалась Юлией. С тех пор я постоянно слышал, как другие упоминали её.
— Юленька, вымой доску. — Говорила учитель, когда я проходил мимо распахнутой двери их класса.
— Юлька, бежим в резиночки скакать! — Звали девчонки во дворе, пока я завязывал шнурки потертых кед, сидя на футбольном мяче.
— Юлька сегодня ручку забыла, а я одолжил! — хвастался один мальчишка другому по дороге из школы.
А ведь можно было и не спрашивая имя узнать, печально отметил я. Однако заговорить с Юлей я так и не смог. Не мог позволить себе бездумно тратить слова. А с девчонками ведь как? Нельзя просто молча кивнуть или коротко ответить. Когда говоришь с девчонками, можно случайно все слова мира потратить.
А потом я потерял к ней всякий интерес.
Сам не знаю как это произошло. Просто она перестала быть новенькой и стала обычной девчонкой из параллельного класса. Как все.
В тот год я большую часть времени проводил со своей тëтей, которая прибегала с института пораньше, помогала мне с уроками и говорила. Говорила она много, но никогда не требовала от меня внятного ответа, довольствовалась кивком или жестами рук.
Самым удивительным для меня стало открытие, что тëтя Ира на самом деле — Иринэ. Как я выяснил позже, у них с мамой была грузинская бабушка.
Но все вокруг называли мою тëтю Иркой. Ну, и я продолжил её так называть, когда снова заговорил.
Через несколько месяцев, я решил, что накопил уже достаточно слов и начал понемногу высказываться. До сих пор помню мокрые и счастливые глаза мамы и тёти Иры, когда я впервые попросил испечь блинчиков.
Однако я плохо рассчитал количество слов в день, либо просто увлëкся разговорами, но к концу срока, назначенного ведьмой, слова совсем пропали. Как ни старался, не мог сказать ни одного словечка. Даже мычать не полу чалось.
Мать снова повела по врачам. Специалисты разводили руками, говорили, что это, вероятно, рецидив. Я ласково улыбался, гладил грустную мать по волосам и изредка писал ей записочки: “Не волнуйся, мама! Я скоро снова заговорю!”
К бабушке я зашёл только однажды. Долго молча смотрел на неё, пока она не смутилась и опустив взгляд сказала:
— Прости. Я молодая была, глупая. А теперь уже куда деваться было?
Но я не простил. Коротко кивнул на прощание и навсегда вышел из её дома.
Как и предсказывала ведьма, со временем исчезла и моя память о том дне.
Даже теперь, вернув воспоминания, было трудно определить момент, когда я об этом всём забыл.
Ягори смотрела на меня почти тёплым материнским взглядом, молча наблюдая как ко мне приходит осознание всего, что я натворил.
— О, Боже. Моя дочь никогда не простит меня.
— Как ты не простил свою бабушку? А знаешь, я ведь предлагала ей остаться вместо тебя. Твоей девчонке.
У меня перехватило дыхание.
— Нет! Нет! Только не моя дочь!
Старуха прищурилась и хохотнула.
— Да не пужайся так! Не согласилась она. Говорит “я тебе ничего не должна, и папа сам разберётся”.
Я невольно улыбнулся. Привык считать характер дочери сущим наказанием, но сейчас в эту минуту я был рад её способности расставить личные границы.
Улыбка Ягори стала ехидной.
— А я ведь её и подарками заманить пыталась. Пообещала ей уступить моё имя и костяную ногу в придачу. Но она и на это не согласилась. А жаль! Из неё бы отличная преемница вышла.
Ягори мечтательно вздохнула и окинула меня оценивающим взглядом.
По всему выходило, что из меня преемник не то что хуже, а просто вообще “никакой”. Я даже обидеться хотел, но всё же гордость за дочь взяла верх.
Да! Моя девочка могла бы стать отличной Ягори, если б захотела.
— Но это всё теперь не важно, ведь ты останешься здесь, как обещал.
— Но я не могу! Они же там застряли в лесу! Да и как моя дочь без меня будет?
Ягори тревожно глянула на лес и покачала головой.
— Теперь уже времени совсем не осталось. Мне пора отправляться на битву с восьмиглавым змием.
— Почему восьмиглавым? — Удивился я.
— Потому что трёхглавый на нашей стороне. — В свою очередь удивилась Ягори, словно я спрашиваю тривиальные вещи.
— Но почему змий восьмиглавый?
— А это тебе ещё рано знать. Сначала ремеслу моему обучись.
— Не могу я остаться, Ягори! Дай хотя бы из леса ребенка вывезти!
Ягори нахально ухмыльнулась и медленно проговорила:
— Нужна ещё одна отсрочка? Хорошо. Тогда ты и твои потомки, будете всегда отвечать на все вопросы без возможности промолчать или утаить правду, волосы будут расти в сорок раз быстрее, а ещё… — начала она перечислять, но я резко вскинул руку.
— Да понял, понял. — С жаром воскликнул я, сглотнул и добавил тихим сдавленным голосом, — Я уже достаточно навредил дочери. Я останусь.
Старуха расплылась в довольной улыбке и мягко кивнула.
— В награду за покорность я покажу тебе как они выбрались.
Ведьма тряхнула лоскутной юбкой и коротко дёрнула медным колокольчиком.
Пронзительный звон унёс моё сознание в салон машины, где сидели дочь и тётя Ира. Сквозь окно мне было видно, как Андрей и лесник переливают бензин и цепляют машину трактором. Значит, лесник не обманул, что вернётся. А я-то думал, что смертельно напугал беднягу, угадав его имя.
Вскоре Андрей пожал руку Фёдору Яковлевичу и сел в машину на водительское сиденье. Он обернулся, нервно дернул шрамом под глазом и спросил.
— Ну… Вам ведь ведьма тоже сказала?
Обе дамы подавленно кивнули.
— Ты мелкая не волнуйся! У тебя есть я и Ирина Витальевна. Не пропадёшь. А там, кто знает, может ведьма и папку твоего отпустит?
— Не отпустит. — устало бросила мелкая. — Мне Яга всё-всё показала.
Девочка погладила колено протеза и отвернулась в окно.
— Я ведь всю жизнь считала, что сама виновата. Что маленькая глупая была и побежала прямо на косу.
— Ну что ты! — Сочувственно воскликнула тётя Ира, горестно сглотнула, но больше ничего сказать не смогла.
— Баб Ир, — позвала дочь не оборачиваясь и не отводя отрешенного взгляда от окна.
— Да, Котик.
— А ты помнишь моё имя?
— Конечно помню, Котик! — Ирина Витальевна печально цокнула языком, словно сожалела о чём-то и мечтательно добавила, — Очень красивое у тебя имя, принцесса моя.
Дочь грустно кивнула, продолжая смотреть в окно.
— Да что тебе это имя, мартышка?! — Вступил Андрей. — Меня вот вообще полжизни Андроидом называют. Ничего, жить можно. Главное, чтобы люди были хорошие.
Дочь снова кивнула и шмыгнула носом.
— Ты, Котик, пока у меня поживëшь.
— Знаю. Яга рассказала.

Моё сознание вернулось в гиацинтовый лес прежде, чем звон колокольчика затих.
Я посмотрел на небо, изо всех сил стараясь не заплакать.
— Раз уж я вернулся, можешь вернуть моей дочери имя?
Ягори покачала головой.
— То была плата за услугу, так же как и её нога. Но если ты обучишься магии, то кое-что сможешь сделать.
Она демонстративно сорвала цветок гиацинта и протянула мне.

Я резко втянул в себя воздух и проснулся.
За окном темно и снежно. В свете фар видны стволы деревьев по краям дороги.
В свете тусклых лампочек в салоне я смог рассмотреть своих спутников. В машине сидели всë те же: дочь и тëтя Ира. Андрей ещё не вернулся.
Мерно гудели мотор и печка. Я закрыл глаза и моментально провалился обратно в сон.

Во сне было светло и зелено — никакого снега. Я стоял на холме и смотрел сверху вниз на нашу машину. Дочь танцевала на обрыве холма, плавно двигая длинными тонкими конечностями. Оборки её розовой юбочки мягко трепетали на ветру, то и дело хлопая её по ногам.
Чуть в стороне молча курил Андрей, пуская зелëный дым.
Я опустился на мягкую зелень и попытался посмотреть на свои ладони. Говорят, во сне невозможно увидеть свои руки. Но я никак не мог осознать что вижу. Получилось? Это мои руки? Или это не мои руки?
Тëтя Ира мило беседовала с ведьмой, так, словно они много лет были соседками по даче.
— Этот сорт огурцов мне совсем не понравился. Маринуются кляклыми, не хрустят. — Увлечённо говорила Ирина Витальевна.
— В маринад они не идут, — согласилась ведьма, лучезарно улыбаясь сразу всеми морщинками на лице. — Зато свежими как хрустят хорошо! Да ещё и сладкие.
Дунул резкий настойчивый ветер и растрепал её длинные седые волосы, разметав ореолом вокруг головы. На мгновение мне показалось, что я вижу горгону Медузу. На задворках сознания мелькнула мысль, что нужно зажмуриться, чтобы не окаменеть, но я не успел. Старуха перестала улыбаться тëте Ире, склонилась ко мне, прищурила свои синие глаза и прошептала:
— Ты должен вспомнить. Это — не сон!

Я снова проснулся.
На приборной панели горело голубым светом “-5°С”. А ночью ведь ещё похолодает. Надолго ли хватит топлива?
Я отключил подогрев руля, всё равно никуда не едем.
— Молчун. — Позвала меня дочь и я обернулся. — Нам здесь не выбраться.
Я кивнул, поёрзал, устраиваясь поудобнее, и снова заснул под мерный храп тëти Иры. Не то чтобы я хотел спать, это происходило против моей воли.

Лëгкий ветерок шелестел листвой у нас над головами, колыхал высокие цветки космеи на холме, заставляя их кланяться своей хозяйке — ведьме.
Старуха и тëтя Ира мило обсуждали сорта гортензий. Я никогда не спрашивал, но знал, что старуху зовут Ягори с ударением на “я”.
Её наряд — длинный старый балахон, лоскутная юбка — всё это очень напоминало, как рисуют ведьм в детских сказках.
На холме не было ни избушки, ни других строений, только большой пень и яркая манящая зелень травы. Внизу холм обрамляла дорога и густой еловый лес. Я подивился, что даже во сне наша машина так и стоит на дороге, нисколько не изменившись. Всё так же горят фары, даже колёса повёрнуты в ту же сторону. Только застряла она теперь не в снегу, а в грязи. Да и спуститься к ней с холма нет никакой возможности. Я снова обернулся на своих спутников.
Дочь в танце случайно приблизилась к женщинам и Ягори злобно зыркнула на ребëнка. Девочка в страхе попятилась.
— Ты знаешь Ягори? — спросил я, кивком указывая на ведьму, но тëтя Ира покачала головой.
Я тоже из всех присутствующих ранее не встречал только ведьму. Почему она мне снится?
Женщины снова отвернулись в сторону леса и продолжили свою вдохновлëнную беседу.
— По лунному календарю, конечно, лучше!
— И прикорм главное не забудь. Но птичий навоз не бери, можно корень сжечь.

Очередное пробуждение сопровождалось гудком автомобиля. Оказалось, во сне я уронил голову на руль. Левая щека совсем онемела, а по подбородку стекала капля слюны. Я поднял голову и обернулся — дочь ещё спала, пришлось потрепать её за колено. За правое.
Она открыла глаза и сразу сказала:
— Бабка Ëжка нас не выпустит. Она злая.
— Что ты видишь во сне?
— Тоже, что и ты, — убеждëнно сказала мелкая. — Мы стоим на холме и я танцую. Двумя ногами. Но нам здесь не проехать.
Сложно было признаться даже себе, но я уже давно почувствовал, что сон этот не так прост.
Дочь потëрла озябшие руки и я машинально направил на неё воздуходувки у заднего сидения.
— Андрей ведь тоже во сне?
— Да. — подтвердила дочь. — Зелëный дым.
Получается, Андрей спит где-то снаружи. Иначе как он может быть во сне?
— Сейчас. — бросил я дочери и открыл дверцу машины.
Снаружи была метель, такая сильная, что лобовое стекло ещё тогда замело, когда мы только встали, а теперь уже вся наша машина медленно обволакивалась снегом.
Я ступил одной ногой на дорогу, сразу до середины голени провалившись в рыхлый сугроб. Высунул голову из машины и, щурясь от колючего снега, попытался осмотреться.
Андрея не видно. Вообще ничего не видно.
Оставлять дочь в машине со спящей тёткой и идти в неизвестном направлении — было бы полным безрассудством, поэтому я снова сел на водительское сиденье и захлопнул дверь.
Отряхивая снег с лица, я заметил, что мелкая снова засыпает. Тихонько, чтобы не будить ребёнка, я извернулся в кресле — хотел увидеть тëтю Иру, которая сидела позади меня. Та спала, запрокинув голову назад и широко раскрыв рот.
Я сел поудобнее, поглубже зарылся головой в свой клетчатый шарф и закрыл глаза.

Андрей сидел спиной ко всем. Если понаблюдать за ним подольше, можно заметить, как редкими порывами ветра сносит зелёный дым, и он почти полностью скрывает курильщика.
Я сделал несколько шагов к приятелю, но ни на йоту не приблизился. Попытался пробежать, но руки и ноги вязли в липком воздухе. Получалось что я подпрыгивал и приземлялся в то же самое место, замедленно, как астронавт на Луне.
Я обернулся на Ягори.
— Позволь поговорить с ним!
Она несколько секунд неотрывно смотрела на меня своим серьёзным прищуром, теребя медный колокольчик в руках, а затем кивнула.
— Иди, что уж…
Я снова двинулся к Андрею и на этот раз действительно приблизился к нему.
— Спасибо! — крикнул я старухе, но та уже снова очаровательно улыбалась тëте Ире и только рукой махнула в мою сторону, мол слышала я твоё “спасибо”, не интересует.
Андрей казался скорее нарисованным, чем живым человеком. Даже двигался он не плавно, а так, словно некоторые кадры были пропущены. Я сел рядом, коснувшись его плеча. Холодное. Взгляд пустой и отрешенный.
— Андрей, ты где?
— Да вот, здесь же! На холме сижу.
Он безразлично затянулся, выпустил пару колечек, и я удивился, что зелëный дым пахнет баней и воблой.
— Да нет же! — я потряс его за плечи, пытаясь обратить его взор на себя, но тот смотрел только в пространство над обрывом холма. — Где ты в реальности? Ты пошёл разведать дорогу, помнишь? Почему не возвращаешься? Что случилось?
Во взгляде Андрея мелькнули осколки сознания. Он погладил бороду и нахмурился.
— Ах это! Там волки.
Он снова замолчал, словно сказал всё, что хотел, но я продолжал выжидательно смотреть и он нехотя заговорил снова:
— Я на дерево залез, да уснул невзначай.
— Далеко от машины?
— Шагов двести. Но я чуть вправо забрал, там дорогу совсем замело, а по лесу легче идëтся.
Я кивнул.
— Не кури больше. И попытайся проснуться. Я иду!
Андрей впервые посмотрел на меня, и его взгляд, неожиданно детский, растерянный и полный надежды, кольнул меня прямо в совесть.
Конечно, нельзя было отпускать его одного. Нельзя было обманываться иллюзией, что он самый крепкий из нас.

Усилием воли я проснулся.
— Ягори не злая, котик. — говорила тëтя Ира моей дочери, заправляя ей короткую прядь за ухо. — У всех у нас есть недостатки и личные неприязни.
Дочь сморщилась и упрямо сказала:
— Меня она точно не любит. Бабка Ëжка!
Я похлопал себя по щекам, пытаясь выбить тяжелую сонливость и вернуть ясность сознания, затем повернул зеркало заднего вида так, чтобы видеть обеих и сказал:
— Постарайтесь не спать. Я за Андреем. Из машины не выходить. В самом крайнем случае нас найдут дня через два, не волнуйтесь.
Я наклонился, достал из бардачка перчатки и снова посмотрел в зеркало на своих дам. Обе выглядели серьëзней некуда.
— Здешнего участкового зовут… — Я зажмурился, словно вспоминая. — Пëтр Евсеевич. Может пригодится.
— Ты-то откуда знаешь? Ты же тоже в этих краях впервые? — С подозрением в голосе спросила тëтя Ира.
— Да так… Интернет большой. — Уклончиво пробормотал я.
Обе молча, не моргая смотрели на меня.
— И мотор не глушить — замерзните.
Я потер свои колени, собираясь с духом.
Ружья у меня нет, сигнальных ракет тоже.
Можно было бы звуки выстрелов закачать, но здесь не ловит. Придëтся обойтись песнями КиШа, которые я сохранил в телефоне несколько лет назад.
Связи нет уже километров двадцать как, иначе мы бы давно позвонили хоть куда-нибудь, леснику, МЧС или в полицию, и уже были бы на полпути к спасению.
Итак, есть пара песен и фонарик. Есть свой рот, чтоб орать. Надеюсь, это правда, что зверьë громких звуков боится.
Я выдохнул, вынул скребок из-под сидения, застегнул куртку и решительно вышел в метель.
Сначала шёл по дороге, сколько хватало света фар, затем пришлось свернуть в лес, включить фонарик и передвигаться медленно и осторожно, прислушиваясь нет ли криков Андрея или звуков животных.
По пути удлинил телескопическую ручку скребка, и нëс его сразу как оружие и щит одновременно.
Вскоре впереди и правда показались волки. Троих я ясно видел. До остальных, если они и были, свет фонарика не долетал.
Зверюги щурились от яркого света и нерешительно пятились назад.
Как ни странно, угрозы я совсем не чувствовал. Либо волки и правда не планировали нападать, либо адреналин притупил мои страхи.
Сердце колотилось, но сознание оставалось ясным.
— Аргх! — гаркнул я, видя их неуверенность.
Стайка медленно отступила за пологий сугроб, а затем они развернулись и скрылись в лесу.
Я облегченно вздохнул и задним числом подумал, что включать сейчас музыку с телефона было бы совсем не с руки. Хорошо, что волки ушли добровольно.
Теперь я смог поднять голову и посветить фонариком наверх.
— Андрей!
Откуда-то сверху послышалось сиплое “здесь”.
Андрей сидел сразу на двух почти параллельных ветках. Теперь мне стало понятно, как он смог уснуть на дереве.
Сидел он, строго говоря не так уж высоко. Если бы волки хотели его достать, у них был бы шанс.
Я помог ему спуститься, однако идти он определённо не мог. Его колотило от холода, затекшие ноги не слушались, руки без перчаток были буро-красными, глаза остекленели, борода от влажного дыхания покрылась мелкими сосульками.
— Андрей, нужно идти. — Я с напором потряс друга за плечо, пытаясь вернуть в действительность.
— Ага. — Сказал он, сделал шаг, но не удержался и упал.
Я помог ему подняться, обхватил повыше талии и потянул за собой, стараясь быть ему одновременно и опорой и проводником.
Продвигались мы медленно, тащить на себе замерзающего амбала было трудно, да ещё и снег приходилось перешагивать, высоко поднимая ноги и подсвечивая себе путь фонариком.
Скребок в руках теперь только мешал, но выбросить единственное оружие я не решился, так и тащил, крепко зажав между средним и указательным пальцами.
Время от времени натыкались на корни, замаскированные снегом. Спотыкались и падали. Андрея сильно трясло, что очень мешало ему двигаться. Каждая кочка давалась нам с большим трудом.
При очередном падении с меня сорвало шапку какой-то жесткой веткой и царапнуло лоб. Пришлось прислонить Андрея к сосновому стволу и вернуться на несколько шагов назад, чтобы поискать головной убор. Каждую секунду в глубине леса мне мерещились блестящие волчьи глазки. А мерещились ли?
Завидев свет фар, я взбодрился — почти дошли! Чуть энергичнее потянул Андрея и мы неловко упали, нырнув сквозь еловые ветви в сугроб на дороге.
Секунд десять я лежал лицом в снегу пытаясь понять, как выбраться из-под огромной туши друга. Еловая хвоя, впившаяся мне в щëку и в нос, пахла вовсе не свежестью и новым годом. Сейчас она пахла навязчивым холодом, отчаянием и несправедливостью. Как вообще так вышло, что мы застряли в этом глухом лесу без связи, провизии и без понимания что делать?
Собравшись с силами, я сбросил обмякшего друга с себя, сел на колени и, тяжело дыша, стал толкать кряхтящего товарища.
— Вставай пожалуйста… Андрей… — Я взял паузу сглотнуть и отдышаться и продолжил, — Я тебя не донесу… Совсем из сил выбился.
— Сейчас, Молчун, сейчас.
Но он только руки и ноги под себя подтянуть смог, а встать не получалось.
Я повернул голову к машине, пытаясь оценить расстояние. Шагов сорок. Совсем близко. Усталость пригибала меня к земле, и я поддался, опустил голову в снег, всколыхнув вихрь снежинок. Всего одну минуточку отдохну. Соберусь с силами.

Теперь на холме не было ни Ягори, ни тëти Иры, ни дочери.
Мы с Андреем сидели на коленях на зелёной траве. Напротив нас, также на коленях, сидели трое парней. Лохматые, с подвижными живыми глазами, они жадно рассматривали нас.
Один из них, тот что выглядел главарëм, махнул рукой в мою сторону и оскалился в дикой свободолюбивой улыбке.
— А ловко ты нас напугал! Да? — он подмигнул мне, — Аргх!
Я покосился на Андрея и сказал.
— Просыпайся! Нам здесь нельзя…
— Ага.
Парень напротив нас слегка поморщился и сказал:
— Но мы бы его, — он кивнул на Андрея, — всë равно не съели. Нас сегодня Ягори накормила.
— А зачем тогда вы его караулили?
Парень пожал плечами.
— Ягори велела не выпускать вас пока.
— Пока? А когда выпустит?
— Не моего ума дело! — он задорно мотнул головой и улыбнулся. — Когда хозяйка решит, тогда и выпустит.
Остальные согласно закивали.
— Волька, — я весь склонился к парню и проникновенно заглянул в глаза. — Нам сейчас очень надо проснуться, понимаешь?
— Ах, ты и имя моё знаешь! — Восхищённо воскликнул лохматый главарь, — Ладно уж.
Он кивнул и щелкнул пальцами мне по лбу.

Я разлепил глаза и увидел, как открывается дверь машины и дочь вываливается наружу.
— Куда? — шепнул я в снег и стал медленно, последовательно вставать.
Руку к себе, опереться, вторую руку. Подтянуть ногу, опереться, выпрямить руки, подтянуть вторую ногу. Сесть. Отдышаться.
От холода колотило мелкой дрожью. Почувствовал, что Андрей рядом тоже зашевелился.
Перевëл взгляд на дочь. Она ковыляла по снежным ухабам, неловко перебрасывая протез через сугробы, и то и дело спотыкалась.
— Куда ж ты прëшься, дура. — хрипло простонал Андрей, едва подняв голову из снега.
Его сильно колотило. Красные от мороза руки скрючило в некрасивый кулак. Я попытался сунуть его руку в карман куртки, но кулак вошёл только частично. Понятия не имею, что делать с обморожением. Снял с себя перчатки и натянул на кулаки Андрея, тот благодарно промычал и прижал руки к груди.
Дочь медленно приближалась и размахивала руками.
— У неё санки! — воскликнул я, заметив верёвку в тонкой детской руке.
— Что? — не понял Андрей.
— Она несëт нам салазки! Умница моя! Сейчас мы доберемся до машины, не переживай!
Салазки у дочери специальные, сделаны на заказ. С надёжной спинкой и достаточно длинные, чтобы протез ноги целиком помещался. Думаю, взрослого мужика усадить тоже получится.
Она дошла, варежкой пригладила чёлку, нависшую над глазами, и ловким движением подкатила к нам салазки.
— Спасибо! Классно ты это придумала! А теперь марш в машину.
Она тревожно глянула на меня из-под козырька пушистой шапки с большим помпоном, и молча поковыляла обратно.
Довезти Андрея по неровному рыхлому снегу тоже было сложно, но намного проще, чем нести на себе или же тащить волоком по снегу.
Вскоре мы оказались в тепле машины. Плотно захлопнув за собой дверь я прибавил на максимум подогрев сидений и направил на Андрея воздуховоды печки.
Я расстегнул верхнюю часть куртки, чтобы теплый воздух быстрее достиг цели. Андрей же наоборот — отчаянно кутался в свою одежду. Он скрестил руки на груди, продолжая мелко дрожать всем телом.
В тусклом жёлтом свете салона был ясно виден огромный горизонтальный шрам на щеке Андрея. И виднелась мелкая царапина, расположившаяся точно параллельно шраму. Бедняга тоже по дороге ветками исцарапался.
Я молча рассматривал его, потихоньку отогреваясь.
Иногда, маленькие шрамы уродливее больших. Они смотрят на нас как мелкий раздражающий изъян. Они прикидываются, что идеальное всë ещё идеально, но мы видим, что это не так.
Шрам на лице Андрея был яркий и уверенный. Никаких иллюзий об идеальности не оставлял.
— Котик, — заговорила вдруг тëтя Ира. — у тебя в ногах плед в чехле. Давай с тобой Андрея накроем, чтоб быстрее отогрелся.
Дочь подняла упакованный плед и дамы вместе накрыли пострадавшего тонким шерстяным одеялом.
Здоровяк затих и почти перестал дрожать.
Его частое рваное дыхание постепенно успокоить, он обернулся и подмигнул мелкой.
— Кнопка. — позвал Андрей и дочь чуть подалась вперёд, прислушиваясь. — Знаешь как мы с твоим батей познакомились?
Мелкая энергично мотнула волосами в разные стороны, мол не знает.
— Как?
— Он тогда у нас новенький был. Старшие сразу стали над ним издеваться.. Побили, портфель на шкаф закинули. А он меня в толпе заметил, и говорит: Андрюха, друг! И ты здесь? А Светланка как?
Ух! Меня тогда те хулиганы тоже побили, просто закомпанию. Обломком деревянной линейки под глаз засадили, оттуда и шрам. — Андрей коснулся перчаткой своей щеки. — Ух и зол я был на твоего батю, что втянул меня! Но это поначалу. А потом подружились.
Андрей замолчал.
— Ну? — нетерпеливо потопила дочь, ожидая более интригующей развязки.
— А то и ну, что ни я ни сестра моя, Светланка, его совсем не знали. Так до сих пор и не пойму откуда он моё имя узнал.
— Всё равно не понимаю. — Дочь вскинула брови немного презрительно. — Я давно знала, что у тебя, дядя Андрей, память не очень.
Тут Андрей возмущённо выдохнул и посмотрел на девочку так, словно впервые увидел.
— Ты ведь ещё в начальной школе, Кнопка?
— Ну да, — удивилась дочь.
— Воот! — Протянул Андрей. — а я в твоëм возрасте уже в среднюю ходил!
Мелкая сморщила нос и волчëнком уставилась на улыбающегося всей бородой здоровяка.
— Откуда мне знать, может из-за таких как вы четвёртые классы и сделали обязательными! — съязвила девчонка, но Андрей только шире улыбнулся и даже гоготнул.
— Так-так-так, капитан! — вступился я за дочь. — Похоже, ты уже отогрелся, раз вернулась твоя саркастичность. Давай лучше тратить энергию на построение плана “бэ”!
— Какого ещё плана “бэ”? — Испугалась тëтя Ира. — Ты же сказал, что нас дня через два найдут.
Она всем телом склонилась вперёд, приблизив ко мне своё мягкое встревоженное лицо.
Я покосился на дочь, оценивая выдержит ли психика ребёнка, и нехотя сказал:
— Бензина у нас до утра хватит, а потом греться будет нечем.
Дочь на удивление спокойно это восприняла, а вот тëтя моя заохала и запричитала.
— Господи Боже ты мой, что же с ними будет теперь?! Ещё и ребёнка заморозим насмерть! Не надо было её брать с собой! Ох, не надо было!
— Да и без еды наше ожидание не будет таким уж радужным. Выжить-то выживем, но голод не тётка. — Добавил Андрей, отвернувшись к окну. — Молчун прав, лучше что-то придумать.
И мы все замолчали. Снова клонило в сон и, как я ни старался — думать совсем не получалось.
Перед глазами возник образ дочери-трёхлетки, несущейся на беговеле прямо вдоль просёлочной дороги. Я привычно дернул головой вправо, прогоняя эту леденящую сердце картину. Но навязчивый момент возвращался ко мне снова и снова.
Степан, наш сосед по даче, косил траву перед домом, мерно и широко размахивая косой. Я только и крикнуть успел, что “стой!”, когда дочь мотнулась на обочину и скатилась под уклоном прямо навстречу очередному взмаху косы.
Никто не прислушался к моему отчаянному “стой”. Ни беговел, ни коса, ни глуховатый сосед, ни малолетняя дочь.
Трава в одно мгновение оросилась красным.
Кость, конечно, не перерубило косой. Однако спустя два дня в областной больнице доктор мрачно объявил, что избежать ампутации не удастся.
С тех пор, как дочь лишилась ноги, этот образ утягивал меня при каждом столкновении с трудностями. Кровь на косе, на колесе беговела, на розовом платьице, на руках побелевшего Степана.
Даже сейчас в машине, этот образ продолжал преследовать меня. Я сжал кулаки и попытался считать. Сто, девяносто девять, девяносто восемь…
Коса, беговел и кровь.
Я упрямо мотнул головой, разгоняя брызги крови, видимые только мне, и заговорил:
— Для начала нужно понять почему мы здесь.
— Это ведь она нас держит, да? — Спросил Андрей глядя в непроглядную ночь за окном.
Тётя Ира порывисто наклонилась к нему.
— Ягори не со зла это. Она сказала, пришло время вернуть долг. Дольше тянуть уже никак нельзя.
— Что за долг?
Тётя Ира пожала плечами.
— Этого она не сказала.
— Так, ладно! Кто из нас задолжал ей? Вряд ли мелкая, когда бы она успела?
— Это не я. — Уверенно подтвердила дочь и остальные согласно кивнули.
— Андрей? Тётя Ира?
Мой бородатый друг вскинул хмурый взгляд наверх и медленно втянул носом воздух. Он наконец снял шапку, сильно разлохматив русые волосы. Я посмотрел в зеркало на тётку, та тоже задумчиво уставились в потолок.
— Нет, не помню. — Выдохнул Андрей. — Я даже в гороскопы не верю, не то чтобы у ведьмы что-то просить.
— Ну, теперь-то мы все и не в такое поверим.
Андрей хмыкнул.
— А что насчёт сестры твоей? Она ведь гаданиями увлекалась, ворожбой, нумерологией и астрологией. Может и тебя втянула?
— Нет, — решительно возразил Андрей. — Она это только с подружками. Даже специально подчеркивала, что у них чисто женские посиделки и парням там не место.
Я кивнул и мы с Андреем дружно обернулись на тётю Иру.
— Я тоже не помню. Ну, в молодости на жениха гадала. Подруги Таро раскладывали, и я конечно же тоже просила погадать. Но это всё с Ягори никак не связано, я уверена. А ещё, когда Молчун в детстве болел, мы с сестрой хотели его к бабке отвести, да нас тогда мать наша отговорила. Сказала, мол лучше в церковь сходите.
— Получается, если никто не помнит, то это групповое блуждание во сне может быть связано с любым из нас. Что вы видели во сне? Какие-то странности, что-то, что привлекло ваше внимание.
— Я видела фары от машины, но не от нашей. Во сне милицейская была. — Сказала тётя Ира. — А ещё колокольчик её. Ма-аленький! Из красноватого металла.
Я кивнул. Колокольчик этот привлекал внимание.
— А у меня был синий цветок. — Сказал Андрей. — Но его так дымом заволокло, что и не разглядишь.
— Детский портфель у берёзы. Старенький такой! Такие лет тридцать назад были. — Продолжила тётя Ира. — А у тебя, Молчун?
Я задумался.
— Дочь танцевала. Но это скорее моё желание, чем подсказка.
И тут меня осенило. Тот момент, когда Ягори обратилась лично ко мне!
— Она сказала, что это не сон! А вам говорила?
— Не было такого.
— Уверен, что не было. Это она только мне говорила. И ещё она сказала, что я должен вспомнить. Я ведь подумал, что это она про сон говорит, но теперь уверен, есть что-то ещё, что я забыл.
Андрей положил мне руку на плечо и дернул шрамом на щеке.
— Вспомни. Нам нужно выбраться.
Я зажмурился. Попытался вызвать образ Ягори перед глазами, но почему-то вспомнилось лицо бабушки, которую я лет с одиннадцати не видел.
Бабушка у меня была классическая, с пирожками и сказками. На Ягори совсем не похожа.
— Молчун, — позвала дочь, сонно потирая глаза и потягиваясь.
Я и не заметил когда она успела заснуть, так увлечён был поиском ответа на ведьмину загадку.
— Ты снова была там?
Она кивнула.
— Бабка Ëжка сказала, ей нужен тот из нас, кто вспомнил её по имени.
Мы переглянулись.
— Я до сих пор не знаю, как её зовут. — заявил Андрей, вскинув обе руки вверх.
— Баб Ира? — спросила дочь. — Ты называла её по имени.
Я обернулся и выжидательно уставился на тëтю.
— Так-то оно так, — нерешительно начала та, затем поджала губы и виновато посмотрела на меня. — Вот только имя ведьмы я услышала от тебя, Молчун.
У меня волосы на затылке зашевелились. Да, очевидно, Ягори нужен именно я.
Дочь наклонилась ко мне, заправила выбившуюся прядь волос за ухо и заглянула мне прямо в глаза.
— Молчун, ты должен найти её. Она сказала, что ты знаешь как, просто забыл.
— Я думал, ты её боишься…
— Боюсь. Немножко. Но ведь нужно было её спросить.
— Ты молодец! Очень смелая девочка! — Я дотянулся и погладил её правую коленку.
Дочь улыбнулась и смущенно отвернулась к окну.
— Теперь моя очередь поговорить с ней.
— Хочешь, и я с тобой пойду? — Спросила тëтка у меня за спиной.
— Не нужно, лучше останьтесь с мелкой. И ты, Андрей, тоже. Я один на этот раз.
Засыпать сегодня было на удивление легко. Сложнее было оставаться бодрым. Я закрыл глаза и провалился во тьму.

Часть вторая.