Продолжение.
Роман «НА 127-й странице. Сцены 37 - 40
Аннотация
Наш современник попадает в параллельный мир.
Америка (САСШ), конец 19-го века. Две редакции, газета и журнал, решают послать своих журналистов-женщин в кругосветное путешествие. Главному герою, по воле случая, поручают сопровождать одну из них.
По фантастическому предположению автора параллельные миры отличаются друг от друга, как страницы книги. Чем дальше расположены друг от друга страницы, тем меньше общего в их содержании.
Роман «На 127-й странице» - художественное произведение. Все герои и события выдуманы, а возможные совпадения случайны и не намерены.
Сцена 37
Открыв глаза, я какое-то время не мог понять, где нахожусь. Но потом шум от паровой машины в глубине корабля и небольшое поскрипывание корпуса судна освежили мне память. Я на пассажирском корабле, капитан которого утверждает, что тот не может утонуть. И этот корабль движется в сторону Японии.
Выспался я отлично. Матрас был в меру жесткий, простыни - белоснежными, подушка - высокой, а под легким шерстяным одеялом мне ночью было тепло и уютно. Я выскочил из кровати. Впервые за несколько последних дней я почувствовал себя полностью здоровым. Голова не болела, я тело требовало физической активности. Я открыл иллюминатор, и прохладный ветер бросил мне в лицо порцию мельчайших соленых брызг. «Здорово!» - подумал я, но все же, на всякий случай, решил иллюминатор закрыть.
Потом мне пришлось одеться, чтобы посетить туалетную комнату, которая была снаружи в конце коридора. Снова разделся. Помахал ногами. Ноги у Деклера поднимались плохо, и я какое-то время занимался растяжкой. Но потом Деклер меня удивил. Я сделал десяток отжиманий и совершенно не почувствовал усталости. Перешел на отжимания с хлопками. Отталкиваться от пола получалось неожиданно легко, и потому я слишком сильно хлопал ладонями. Не разбудить бы соседей. На счет «пятьдесят» я остановился. Уж слишком сильно горели ладони от хлопков. Не побрезговал и лег животом на пол. Попробовал ухватиться руками за ступни, но не получилось. Ну, не хотело тело Деклера прогибаться. Ладно, будем двигаться вперед потихоньку.
Почистил порошком зубы, а затем, забравшись в ванну, несколько раз ковшиком облил себя с головы до ног водой. У-у-х. Вода была весьма холодной и, наверняка, качалась из-за борта. Растерся большим толстым полотенцем и совершенно счастливый вытянулся на кровати в чем мать родила.
Карманные часы Деклера показывали семь часов. Мне вдруг сильно захотелось еще раз почувствовать морской ветер в лицо. Я быстро оделся и вышел на прогулочную палубу.
Солнце уже взошло, ветер по сравнению со вчерашним усилился, на море появились небольшие волны, а матросы, среди которых было достаточно китайцев, ставили паруса. Видимо капитан решил сэкономить немного угля.
Я развернулся лицом к ветру и некоторое время наслаждался. Но потом я почувствовал какую-то неправильность. Из пассажиров на палубе я был один. Вчера капитан говорил, что на борту 87 пассажиров первого класса и еще 544 человека разместились в третьем классе. Я подошел к лестнице, по которой можно было спуститься на прогулочную палубу для «третьеклассников».
Там оживления было больше. Думаю, что условия третьего класса были гораздо скромнее тех, в которых находился на корабле я. Поэтому неудивительно, что эти люди в отличие от «первоклассников» в массовом порядке вышли подышать воздухом. В основном это были китайцы. Надо отдать им должное. Эти люди, одетые в простые темные одежды, не слонялись толпой по палубе, не создавали сложностей для работающих матросов. Они рядами, спиной к друг другу, сидели на палубе. Без звуков и лишних движений. Некоторые из них были заняты делом. Я заметил, что несколько человек, это были женщины, то ли что-то шили, то ли что-то штопали. Некоторые из сидящих держали в руках дымящиеся палочки. Поэтому со стороны этой палубы шел приторный, сладковатый аромат, который никогда мне не нравился.
- А где все? – спросил я, у пробегающего мимо меня матроса.
- Может спят, но, скорее всего, морская болезнь, сэр, - ответил он, не останавливаясь.
Ба! Морская болезнь! Как я про нее мог забыть! Тошнота, рвота, головокружение. Получается, что большинство пассажиров сейчас лежат в своих каютах и наслаждаются этими чувствами. Не позавидуешь! А как же я? Почему я ничего не чувствую? Еще один подарок от Деклера?
Я вернулся в каюту, вызвал чудо-электрическим звонком Гила. Было приятно смотреть на его удивленное лицо, когда я стал заказывать ему омлет с беконом, яблочный пирог и побольше кофе.
- Все сделаем! Я мигом!
Гил умчался, предвкушая чаевые. Видно с едой его беспокоили сегодня немногие.
В каюте явно не хватало кресла. Сидеть на стуле было неудобно, а ложиться на кровать я не хотел, чтобы не помять костюм. Поэтому какое-то время бездумно смотрел в иллюминатор, наблюдая за волнами, качающими корабль. Благо, что никаких негативных ощущений у меня это не вызывало.
Пришел Гил с едой. Омлет был большущий. Наверное, кок бухнул в него не менее пяти штук яиц. Бекон был превосходный и еще пытался шкворчать. А еще песочный яблочный пирог! Все как я люблю!
Каким бы хорошим не был мой аппетит, съесть я смог только половину. Я откинулся на спинку стула, пил кофе и думал, что «жизнь хороша». Еще бы полежать, но все эти одевания и раздевания мне уже надоели. «В чем ходят эти господа в домашней обстановке? В халатах?» На ум пришла когда-то виденная в учебнике картина «Утро свежего кавалера». Кажется, так она называлась. На ней какой-то с похмелья, не проспавшийся барин тыкал себя в грудь, на которой был прикреплен орден. Сам барин был в пижамных брюках и халате. Мне что ли такие «одежды» завести? Но картина была написана мастерски и вызывала не самые приятные чувства. Легкая усмешка, ироничное сочувствие и немного брезгливости. Эти чувства моментально переносились и на одежду, в которую был одет этот «свежий кавалер». Поэтому следовать его дресс-коду не хотелось совершенно. Но тут в голову пришла превосходная мысль. Я допил кофе, снова вышел на палубу и спустился по лестнице к китайцам.
Я стал ходить между рядов сидящих китайцев и, как бы мимоходом, разглядывать, во что они одеты. В основном одежда была грубой и примитивной. Что-то типа балахонистой рубахи сверху и просторные брюки. Те, кто померзлявее, одевали сверху рубахи жилетки из толстой ткани. Даже, пожалуй, не жилетки, а настоящие «душегрейки». И еще … от рядов ощутимо попахивало. Здесь аромат тлеющих палочек уже не казался неуместным.
Несколько китайцев носили то, что мне было нужно. Ничего особенного. Рубаха из темной, плотной ткани, похожая на френч, с воротником стойкой и с веревочными застежками спереди. Ну, а брюки и есть брюки. Главное, чтобы движения не сковывали. Я собирался в них заниматься по утрам на палубе, ну, и валяться на кровати. Куда уж без этого? Если ткань будет не толстой, то много места в багаже такой костюмчик не займет.
Среди серой массы, расположившихся на палубе китайцев, выделялся один пожилой мужчина. В отличие от всех остальных он сидел на деревянном шезлонге, явно принесенным с прогулочной палубы пассажиров первого класса. Но тем не менее ни один из, бегающих поблизости, матросов не только не отобрал у него стул, но и не сделал никакого замечания. Одеждой этого пожилого китайца были все те же черная рубаха-френч и такого же цвета брюки. Только отвороты были другие. Белые, белые.
"Как стрелки на брюках," - подумал я. – "Не иначе, чтобы подчеркнуть статус".
А еще рубаха и брюки были расшиты причудливыми драконами, которых я поначалу не заметил. Для вышивки использовалась черная, явно шелковая нить. Рельеф рисунка лишь слегка выделялся на поверхности основной ткани. Но когда этот китаец немного менял позу: небольшое движение ногой или рукой – драконы на мгновение оживали. Это солнце отражалось от шелковой нити и оживляло рисунок. Потом пожилой китаец снова замирал в своем кресле, и драконы затихали вместе с ним.
Я подошел к двум что-то шьющим китаянкам. Обе сидели прямо на палубе, скрестив перед собой ноги, и шили что-то цветастое.
- Добрый день, - на английском поздоровался я. – Мне нужно сшить одежду.
Китаянки смотрели на меня снизу верх и явно ничего не понимали.
- Рубаху и штаны, - я показал на свой пиджак и брюки. – Только не такую одежду, а как у вас.
- Нет, нет, - замотали головами портнихи.
Наверное, у меня бы ничего не получилось, если бы мне на помощь не пришел, проходивший мимо, матрос-китаец.
- Они вас не понимают, мистер. Вам помочь?
- Да, помогите, - обрадовался я. – Я хотел бы у них заказать для себя одежду по китайскому образцу: рубаху и брюки. Вот как у них.
Я рукой указал в сторону китайцев, чья одежда мне понравилась.
- Буду в этой одежде заниматься … спортом, - я решил открыть все свои карты.
- Спортом? – удивился моряк-китаец.
- Ну, да, - я немного расставил ноги, присел и помахал руками из стороны в сторону, как будто отгонял мух. Типа, стиль боевого журавля.
- А, - закивал, улыбаясь, мне матрос и что-то быстро, быстро стал говорить сидящим женщинам.
Женщины послушали моряка, посмотрели на меня, а потом повернули головы и осторожно взглянули на пожилого китайца в расшитой одежде. Этот китаец, оказывается, давно наблюдал за нами. У него был внимательный и какой-то очень спокойный взгляд.
"Как у тигра," - пришло мне на ум. – "Захочу - съем, а захочу – не съем".
Пожилой китаец еле различимо кивнул, и тут же китаянки что-то загалдели.
"Фу-ты, ну-ты," - подумал я. - "И тут свои тайны, свои правила".
- Завтра, - дергала меня за рукав, сидящая внизу китаянка. – Пять долларов.
- Завтра? – не понял я. – Все будет готово? Так быстро?
- Нет, нет, - возразила она. – Нельзя быстро. Завтра.
- Я хотел сказать, что завтра – это быстро, - пустился я в объяснения, но понял, что зря.
- Нет, нет. Нельзя быстро. Завтра.
Матроса-китайца поблизости уже не было. Поэтому я просто достал из бумажника пять долларов и вручил их женщине.
Проходя мимо сидящего пожилого китайца, я, сам того не желая, немного замедлился, посмотрел на него и приложил руку к шляпе, как бы приветствуя его. Он в ответ немного склонил голову. Затем я продолжил свой путь на верхнюю прогулочную палубу.
На палубе по-прежнему было пусто, если не считать снующих по своим делам матросов. В каюту возвращаться совершенно не хотелось. Я уселся на деревянный шезлонг, слегка надвинул шляпу на глаза и незаметно задремал.
(Продолжение романа «На 127-й странице вы может совершенно свободно и бесплатно прочесть на АвторТудей)
Сцена 38
Мое пробуждение было поистине прекрасным.
Передо мной лежал океан, а миссис Донахью старалась запечатлеть его с помощью акварели. У нее были небольшой этюдник на ножках, краски и океан для позирования. У меня были все тот же океан и миссис Донахью, вид со спины. Вид мне понравился. Миссис Донахью была одета в светлое платье и соломенную шляпку с голубой лентой. Фигура у молодой женщины была очень изящной. Порыв ветра немного натянул ткань платья, очертания тела стали четче, а мое воображение дорисовало все остальное. Тело Деклера отреагировало, и я порадовался, что сижу, а не стою. "Молодец Деклер. Быстро реагируешь. Правда, говорят, что в этом деле главное голова, а мозги сейчас мои. Так, что мы с тобой оба молодцы," - похвалили я нас обоих.
- Мистер Деклер, - словно прочла мои мысли миссис Донахью. – Вы, наверное, на мне сейчас дырку протрете. Нельзя же так! - она, улыбаясь, повернулась ко мне.
- Прошу меня простить, - стал оправдываться я. – Я задремал, а доктора не рекомендуют резко вставать после сна.
- Сидите, сидите, - великодушно махнула она рукой. – Так что вы там на мне увидели? Признавайтесь!
Я слегка успокоился, поэтому поднялся со стула и подошел в художнице.
На закрепленном в этюднике листе были нарисованы океанские волны, уходящий в даль горизонт и, смыкающееся где-то вдалеке с океаном, небо.
- Я любовался вашим рисунком, - сказал я. – Удивительно, что можно было сделать такой рисунок с помощью акварели.
- Чем вам не нравится акварель?
- Ненадежный инструмент. Все стремится расплыться и размазать края.
- А, вы про это. Меня учили рисовать вот так, по мокрому. – она показал на свой рисунок. – Еще минуту назад он смотрелся по-другому. Но ветер высушил его, и что-то поменялось. Непредсказуемо, как в жизни. Мне так нравится.
Я посмотрел на нарисованное море, и мне показалось, что оно стало, как-то строже.
- Чудеса, - искренне удивился я.
- Я вы можете рисовать? - спросила миссис Донахью.
Этим вопросом меня прострелило насквозь. Там, в прошлой жизни мне приходилось сидеть с внуком, а дочь не разрешала показывать ему мультики. Приходилось выкручиваться. Я доставал карандаши, фломастеры, черновики, которые с работы приносила дочь, и мы вместе с внуком заполняли их своими «творениями». Он – по-своему, я – по-своему.
- Немного могу.
- Нарисуйте что-нибудь!
- Но где?
- Ну, хотя бы прямо на моем рисунке.
Я подошел ближе к этюднику и оказался почти вплотную к этой молодой женщине. Она не отодвинулась.
- Но тогда, возможно, я испорчу его, - сказал я, глядя в ее такое близкое лицо. У нее были черные, соболиные брови, прямой нос, тонкие губы, а зеленые глаза игриво смотрели из-под шляпки.
- А, вы постарайтесь, - она все же сделала шаг назад.
Я пожал плечами. Снял рисунок, нашел немного свободного пространства на столе этюдника, взял карандаш и начал.
- Что это? – изумилась миссис Донахью.
Над нарисованным ею океаном непонятные крылатые существа несли на руках маленькую девочку.
- Это летучие обезьяны, - разъяснил я. – Они несут на руках маленькую девочку Элли, которую называют Феей убивающего домика.
Такие рисунки карандашом мне удавались. Там штришок, здесь другой. Так и получался у меня рисунок. Ну, а темы для рисунков мне подсказывал внук.
- Это что опять сказка? - удивилась миссис Донахью.
Для того чтобы лучше рассмотреть, что я рисую, она снова пододвинулась ко мне и коснулась плечом. Я ощутил ее дыхание и аромат. «М-м, я готов так рисовать вечно!».
Я добавил еще парочку обезьян с крыльями. В их руках оказался Страшила. Его глаза были вытаращены, а из головы летела солома. Потом я еще добавил обезьян, теперь с Дровосеком. И, наконец, появилась последняя парочка, которая несла Трусливого льва.
- Это ваша соотечественница, - указал я на Элли. – В Канзасе случился ураган. Домик ее родителей, вместе с ней унесло в волшебную страну. И это только часть приключений, которые случились с ней в этой стране.
Миссис Донахью посмотрела на меня и с наигранной серьезностью сказала:
- Никакой вы ни лорд, мистер Деклер. Вы, наверное, потомок братьев Гримм?
- Не соглашусь, - возразил я. – У меня даже есть доказательства.
Я хотел эту женщину все сильнее и сильнее, и уже был готов на все.
- Какие-нибудь грамоты, гербы?
- Нет, совсем, совсем не то!
- А что же тогда?
- Понимаете, каждый прирожденный аристократ имеет одну особенность…
- Какую? – молодая женщина заглотнула наживку, а меня уже невозможно было остановить.
- Знаете, у кошек есть такие полоски поперек спины?
- Да.
- Так вот у прирожденных аристократов есть такие же полоски только вдоль спины.
- Что? Вы шутите?
- Нет, не шучу. И поскольку вы усомнились в моей правдивости, то я предлагаю, нет, я требую, чтобы я их вам продемонстрировал.
- Что? Прямо здесь!? – миссис Донахью была восхитительна. Ее щеки раскраснелись, а глаза блестели.
- Нет. В моей каюте, - не моргнув глазом, ответил я. Вот сейчас заодно и проверим, работает ли метод поручика Ржевского для организации близкого знакомства с незнакомой женщиной.
Миссис Донахью внимательно и с какой-то повышенной серьезностью оглядела меня:
- Мои знакомые говорят, что все английские лорды – извращенцы. Что им только мальчиков подавай. Что скажите?
- Наглая ложь! Готов развеять и эту небылицу!
Миссис Донахью рассмеялась, но тут же прикрыла смеющийся рот обеими ладошками, а потом тихо сказала:
- Хорошо. Пойдемте.
Мы стали спускаться в коридор, ведущий к каютам первого класса. Мое сердце бешено колотилось в груди. Когда я взял миссис Донахью за руку, чтобы помочь спуститься по лестнице, ее рука слегка дрожала.
- Куда теперь? – чуть хрипло спросила она.
"О, боже! Я не выдержу," - прорычал я про себя.
- Сюда. Вот моя каюта.
Дверь была не заперта. Наверное, я ее так и оставил.
Я открыл дверь и пропустил миссис Донахью вперед.
- Хм, - сказала миссис Донахью.
- Генрих, - сказал я. – Ты что здесь делаешь?
Это был тот самый Генрих, который помогал мне по хозяйству в Сан-Франциско. Он же тупыми ножницами состригал мне волосы вокруг раны на голове.
Сразу Генрих не смог ответить. Его рот был занят остатками омлета, который я не доел утром. Он пыхтел, краснел, но ничего не мог сказать. Когда же, наконец он проглотил пищу, то почему-то обратился не ко мне, а к миссис Донахью.
- Мисс, вы не подумайте ничего такого, - быстро залепетал он. – Я не собирался ничего воровать.
- А это, - он кивнул на опустошенную тарелку. – Я просто не смог удержаться.
- Мистер Деклер меня знает, - скороговоркой продолжил он. – Я носил ему воду и фрукты в Сан-Франциско. Мы даже один раз играли в доктора.
- В доктора? – заинтересовано переспросила миссис Донахью. – Как интересно?
Я молчал. Оправдываться в таких ситуациях бесполезно.
- Пожалуй, я пойду, - подвела итог миссис Донахью. – Порисую еще немного.
Я закрыл за ней дверь, сел на кровать и посмотрел на, все еще стоящего посередине каюты, Генриха:
- Что случилось, Генрих?
- Я не хотел, чтобы все так получилось, мистер Деклер. Просто, … просто, у меня мама умерла, - сдавленным голосом проговорил он и расплакался.
***
В это время миссис Донахью подошла к оставленному этюднику, закрепила новый лист бумаги и смочила его водой из бутылочки. Потом взяла кисть, посмотрела на краски, словно раздумывая с какой начать, и произнесла:
- Верушик? Как же теперь тебе к нему подобраться вновь?
(Продолжение романа «На 127-й странице вы может совершенно свободно и бесплатно прочесть на АвторТудей)
Сцена 39
Когда англичанин прошел мимо и поздоровался с ним, Чжан Сю узнал его. Пусть прошло почти два десятка лет, пусть англичанин сильно изменился, но это был он. Мысли Сю развернулись и побежали вспять прошедшему времени. Он хотел остановиться на том отрезке своей жизни, когда встретил этого англичанина, но мысли уже набрали инерцию и унеслись значительно дальше.
Вот деревня, в которую переехал жить отец. Вот их родной дом. Вот мама готовит еду. Вот отец занимается с Сю боевым искусством байхэ. Вот к отцу приезжают ученики, и отец занимается байхэ уже с ними. Потом ученики почему-то перестали приезжать, и их семье пришлось заняться крестьянским трудом. Первое время отец еще находил возможность продолжать тренировки с сыном, но потом работа на поле, огороде и уход за скотиной поглотили все их свободное время, а воспоминания Чжан Сю затянула серая дымка.
Но были в его воспоминаниях и светлые пятна. Вот он женится на Линь Мей, девушке из соседней деревни. С этого момента мысли понеслись вскачь, а прожитая жизнь стала казаться просто сном. Вот постаревшие родители. Вот, все больше и больше, грустнеющая Мей. Боги не дали им возможности иметь детей. Смерть родителей от старости и Мей - от непонятной болезни. Разгорающийся пожар войны вокруг. Постоянные отряды военных: то армии Цин, то повстанцев – проходящие через деревню. И в какой-то момент Сю подумал, что нет никакого смысла трудиться и выращивать урожай риса, если потом к тебе в деревню придут вооруженные люди и заберут его. Он решил все бросить и однажды ушел вместе с отрядом повстанцев, проходившем неподалеку. На удивление, навыки, полученные им во время занятий с отцом, не забылись. Видя, как новичок обращается с шестом, предводитель отряда вручил ему двухметровое копье.
А потом в воспоминаниях пронеслась череда самых разных боев и сражений. В этих сражениях проливалась и его, и чужая кровь. И вот, наконец, его воспоминания достигли того времени, когда Чжан Сю оказался в Шанхае, окруженным цинскими войсками и отрядами французов и британцев. В городе уже несколько месяцев был голод. Большинство населения покинуло его, а повстанцы приняли решение прорвать кольцо окружения и уйти на север, где они были еще сильны. Ночью повстанцы открыли главные ворота, и Сю вместе со всеми бросился в атаку на позиции врага. Ему не повезло. Или наоборот повезло. В темноте он зацепился за что-то ногой и упал. Сильно ударился головой и потерял сознание. Он оказался прикрыт несколькими трупами своих товарищей. Цинские солдаты, которые после боя отрезали: и мертвым, и раненным - головы, просто не добрались до него.
Чжан Сю очнулся, выполз из-под трупов и … вскоре оказался со связанными руками в толпе таких же пленных, но в лагере британских войск. Сю понимал, что это ненадолго. Он спас свою голову, но английская пуля убьет его не хуже грязного ножа цинского солдата. Бежать было невозможно. Голова еще кружилась. Кроме того, британцы связали их по несколько человек, пропустив веревку через уже связные руки соседа. Чтобы бежать, надо было действовать совместно, что было не просто. Большинство людей в их группе было ранено и смирилось со своей судьбой.
Группу пленных выводили за пределы британского военного лагеря. Звучали выстрелы. И отряд британцев возвращался за новыми пленниками. Настал черед той группы, в которой был Чжан Сю. Он внимательно смотрел по сторонам, но не находил ни одной возможности для бегства. Рядом с ним, в одной связке шел высокий китаец в дорогой одежде. Никаких ранений на нем Сю не заметил. Его лицо было спокойно, а губы слегка шевелились, словно он напевал какую-то песню.
Солдаты подвели пленных ко рву, который был наполовину заполнен убитыми. Британцы отошли на несколько шагов и подняли ружья. Их офицер вынул тяжелую саблю из ножен, но потом вернул ее обратно. Он повернулся к солдатам и отдал какую-то команду. Эту команду ему пришлось повторить дважды. Потом солдаты повернулись кругом, перестроились в колонну по двое и пошли по направлению к лагерю. Британский офицер достал небольшой нож, подошел к Чжан Сю и разрезал веревки, связывающие его руки. Затем сделал два шага назад, посмотрел на Сю и с силой метнул нож в сторону, стоящего неподалеку дерева. Затем развернулся и пошел по направлению к лагерю.
Сю действовал быстро. Бегом к дереву. Вытащить нож. Разрезать веревки у других пленных, а после бежать прочь. Просто подальше от города. Но тот высокий китаец, который был рядом с ним в связке, схватил его за руку.
- Цинцы - на лошадях, поймают. Идем со мной! – его голос звучал уверенно, и Сю поверил ему.
Они обогнули город с северной стороны и спрятались в лачугах бедняков у реки, среди которых у высокого китайца были знакомые. А через несколько дней они уже плыли на большой джонке на юг, где в многолюдных провинциях можно было легко скрыться. Высокого китайца звали Лю Ливэй. Он был, как он сам рассказал Чжан Сю, главой одного из тайных обществ.
- Мы ошиблись, - говорил он своему товарищу по несчастью. – Нашим девизом было «Преданность, Идти до конца». Теперь мы изменим свой девиз. Он будет звучать как «Скрытность, Преданность, Идти до конца».
- Мы проиграли в открытой борьбе, - продолжал господи Лю. – Скрытность сделает нас непобедимыми.
Присутствие рядом с ним такого человека, как Лю Ливэй дарило Чжан Сю спокойствие, также как когда-то и присутствие отца. Будущее стало простым и ясным. Но все же один вопрос продолжал мучить Сю.
- Могу ли я задать вам вопрос, господин, - решился он наконец.
- Спрашивай.
- Почему этот британец решил нас отпустить?
- Если судьбе будет угодно, - сказал Лю Ливэй. – Ты еще встретишь его и сможешь задать ему этот вопрос.
(Продолжение романа «На 127-й странице вы может совершенно свободно и бесплатно прочесть на АвторТудей)
Сцена 40
Генрих стоял посреди каюты и ревел.
«Вот еще один попаданец!» - думал я, крутя ручку электрического звонка, чтобы вызвать Гила.
Генрих посмотрел на меня и сквозь слезы выговорил:
- Не надо!
- Не бойся, - успокоил я его. - Я закажу тебе поесть. Еще омлет будешь?
Генрих утвердительно закивал головой.
Пришел Гил. Я заказал один омлет, кофейник кофе и две чашки.
Гил немного покосился на Генриха, но ничего не сказал.
Я усадил Генриха на диванчик напротив кровати и попросил рассказать о том, как он оказался на «Пасифике». Его рассказ был коротким.
Без отца Генрих остался давно. Китобойная шхуна, на которой тот работал, однажды не вернулась из плаванья. А несколько дней назад умерла его мать. Старый друг его отца, Питер, он же владелец дома, в подвале которого жила семья Генриха, организовал похороны, взяв все расходы на себя. После похорон он посоветовал Генриху идти в порт и попробовать наняться на какой-нибудь корабль матросом. Возможно, Питер действительно видел в этом жизненный выход для Генриха, а, возможно, просто хотел убрать мальчишку с глаз долой, чтобы успокоить свою совесть.
В порту Генрих случайно увидел Деклера, поднимающегося по трапу «Пасифика», и решил последовать за ним, совершенно не отдавая отчета в своих действиях. Пробраться на корабль он смог, встроившись в цепочку грузчиков-китайцев, таскавших уголь на борт. Китайцам было все равно, а матрос на входе не проявил бдительности. Остаток дня и ночь он провел, спрятавшись под брезент одной из шлюпок.
На утро голод и жажда заставили его покинуть убежище. Какое-то время он провел на палубе для пассажиров третьего класса, а потом заметил Деклера и последовал за ним. Генрих уже собирался постучаться в дверь каюты англичанина, когда услышал шаги и снова сбежал на нижнюю палубу к китайцам. Потом он вновь увидел Деклера, дремавшего в шезлонге на палубе. Генрих не решился будить своего знакомца по Сан-Франциско, и вновь вернулся к его каюте. Та, на счастье, была не заперта. Минута колебаний, а потом послышавшиеся рядом шаги толкнули Генриха внутрь.
- Дальше вы все знаете, мистер Деклер, - закончил рассказ Генрих. - Ваша еда так хорошо пахла, что я не удержался и съел ее. Но я отработаю.
- Возьмите меня в прислугу, мистер Деклер, - с надеждой произнес мальчик. – Я знаю, что у таких как вы должны быть слуги. Я буду делать все, что вы скажите…
Рассказ Генриха прервал Гил, который принес еду. Я пододвинул омлет Генриху, а себе налили кофе.
- Гил, спросите у капитана, когда он сможет меня принять, - обратился я к стюарду. – Мне надо урегулировать с ним один финансовый вопрос.
- Финансовый вопрос?
- Да, именно, так и скажите.
Гил вновь ушел, а я смотрел на то, как ест Генрих и думал, что моей беззаботной жизни, которой я пожил всего одно утро, скорее всего, пришел конец. Не смогу я оттолкнуть от себя этого мальчика. А, собственно говоря, почему? Можно прийти к капитану, рассказать про то, что обнаружил «зайца», и пусть капитан сам разбирается. Это - его корабль, и безбилетники – тоже это его проблема. А сам буду крепко спать, по утрам делать зарядку, вкусно завтракать, помирюсь с миссис Донахью…
Нет, не смогу. Я и раньше не смог бы так поступить. А сейчас тем более. Я на себе понял, что просто знать, что ты смертен и действительно пройти через эту «процедуру» - это две разные вещи. Поневоле начинаешь ценить каждый прожитый миг. Поневоле начинаешь хотеть прожить этот миг хорошо, чтобы не было стыдно. Вот сейчас мне надо было выбрать, кем я хочу быть? Холодным аристократом, который с барского плеча накормил мальчишку-безбилетника и сбросил его на руки капитану? Или добрым, отзывчивым человеком, который откликнулся на бессознательный призыв о помощи и протянул руку навстречу? Каким я себе больше нравлюсь?
После того, как я задал себе последний вопрос, сомнений у меня уже не осталось.
В дверь постучали.
- Мистер Деклер, капитан готов сейчас поговорить с вами, – это был Гил.
- Отлично, Гил. Я иду.
Генрих оторвался от омлета и посмотрел на меня.
- Не беспокойся, Генрих. Все будет хорошо, - успокоил его я.
(продолжение следует)