Грузовик компании Two Guys & Truck пыхтел, извергая сизый дым, когда Дэвид Торнтон вонзил ключ в скрипучую фронтальную дверь дома №17 на Олд-Милл-Роуд. Сердце его бешено колотилось – не от усилий, а от предвкушения. Наконец-то, подумал он. Побег. Побег из тесной трешки в шумном, вечно пробочном Бостоне. Побег от кричащих заголовков новостей, от вечно недовольного директора школы, от этой давящей серости. Сюда, в тишину округа Камберленд, штат Мэн, в этот солидный, хоть и нуждающийся в ремонте, викторианский дом на пол-акре земли. Он купил его за бесценок на онлайн-аукционе, почти украл. «Потенциал!» – твердил он Марте последние три месяца, пока она сводила дебет с кредитом, пытаясь понять, как они будут жить на одну его учительскую зарплату и ее фриланс, когда ремонт съест все их сбережения.

Дверь поддалась с жалобным скрипом, открывая прохладную, пахнущую пылью и замшелой древесиной темноту прихожей. Дэвид шагнул внутрь.

«Ну вот мы и дома!» – провозгласил он, пытаясь вложить в голос больше уверенности, чем чувствовал. Эхо разнеслось по пустым комнатам, неестественно гулкое.

Марта вошла следом, морща нос. «Пахнет... заброшенностью. И сыростью. И чем-то еще. Старыми книгами? Плесенью?» Она машинально поправила очки. Ее взгляд скользнул по отслаивающимся обоям в цветочек, по трещине, змеившейся по потолку прихожей, по тяжелой люстре, покрытой вековой паутиной. Потенциал, Дэвид, говоришь? Больше похоже на финансовую яму. Но она промолчала. Вид Дэвида – его широко распахнутые, почти детские глаза, румянец на щеках – заставил ее прикусить язык. Он так мечтал о «своем месте». О месте с историей.

Лиам втащил свою игровую консоль, уткнувшись взглядом в экран телефона. «Wi-Fi тут есть? Сигнал ловит?» Его голос звучал апатично. Лес за высоким окном кухни казался ему не успокаивающим, а угрожающе густым и темным. Что он будет делать здесь целыми днями? Сидеть в своей новой комнате и надеяться, что в онлайн-играх пинг будет терпимым?

Эмма же вбежала с визгом. «Это как замок! Большой-большой замок! А в подвале привидения есть?» Она кружила по гулкой гостиной, ее кроссовки оставляли следы на пыльном полу. «Можно, я выберу комнату наверху? Ту, с круглым окном? Как в башне!»

Дэвид засмеялся, обняв жену за плечи. «Видишь, Март? Детям нравится! А запах... это же атмосфера! История! Этот дом построен в 1890 году, представляешь? Здесь жили настоящие люди, со своими историями, радостями, печалями...» Его голос понизился до драматического шепота. «...и, возможно, тайнами.»

Марта фыркнула, но позволила себя обнять. «Тайны – это хорошо, Дэвид. Главное, чтобы среди этих тайн не было скрытого грибка, требующего тысяч долларов на удаление, или сгнивших балок пола.» Она посмотрела на массивную дубовую лестницу, ведущую на второй этаж. И чтобы ступени не провалились под ногами.

Переезд занял весь день. Грузчики, коробки, хаос. К вечеру, когда последний ящик был внесен, а Two Guys & Truck укатили обратно в цивилизацию, наступила тишина. Не просто тишина, а густая, осязаемая, как вата. Она давила на барабанные перепонки. Ни гула машин, ни криков соседей, ни даже привычного гудения холодильника – они еще не подключили старый монстр, доставшийся в наследство от прежних хозяев. Только скрип половиц под ногами да завывание ветра в печной трубе.

«Странная тишина...» – пробормотала Марта, накрывая на кухонном столе, найденном в подвале и отмытом до скрипа. Стол был массивный, дубовый, с глубокими царапинами и темными, въевшимися пятнами, которые не оттирались. Как кровь? – мелькнула нелепая мысль. Она отогнала ее.

«Как перед бурей,» – дополнил хриплый голос с порога.

Все вздрогнули. На крыльце, опираясь на трость, стоял древний старик. Его лицо было похоже на высохшее яблоко, глаза – маленькие, острые, как у воробья, но невероятно живые. Он был одет в выцветшие, но чистые рабочие штаны и клетчатую рубашку.

«Ох, вы меня напугали!» – выдохнула Марта, прижимая руку к груди.

«Джед Каллен,» – представился старик, не предлагая руки. «Живу там, за поворотом.» Он кивнул в сторону леса. «Сосед. Добро пожаловать. В дом Грейшамов.»

«Торнтоны,» – поспешил сказать Дэвид, подходя ближе. «Дэвид, Марта, дети – Лиам, Эмма. Грейшамы? Прежние владельцы?»

Джед Каллен фыркнул, звук напоминал сухую ветку под ногой. «Давно. Очень давно. Эзра Грейшам. Странный был человек. Часовщик. Говорили, часы его были особенными... не только время показывали.» Его острый взгляд скользнул по лицам новоселов, будто оценивая. «Дом крепкий. Стоял тут всегда. Пережил бури, пожары... людей.» Он помолчал, его взгляд задержался на Эмме, которая спряталась за мать. «Тишина тут... она обманчива. Слушайте ее. А лучше – не слушайте слишком внимательно.» Он постучал тростью по ступеньке. «Удачи вам.» И, не дожидаясь ответа, развернулся и заковылял прочь, растворившись в сгущающихся сумерках.

«Приятный тип,» – саркастически заметил Лиам, глядя в телефон. «Всего один бар. Совсем отстой.»

«Он просто стар, сынок,» – сказал Дэвид, но в голосе прозвучала неуверенность. «Грейшам... Эзра Грейшам. Надо поискать в архивах, интересно же!»

Марта наблюдала, как тень от старого вяза за окном удлиняется, ложась на лужайку как черная рука. «Часы, которые показывают не только время... Мило. И этот дом "пережил людей"? Очень успокаивающе.» Она вздохнула. «Ладно, команда, ужинаем и спать. Завтра начнем разбирать коробки.»

Ночь. Дом затих, но не уснул. Марта ворочалась на неудобном матрасе в их с Дэвидом временной спальне на первом этаже. Тишина была не просто отсутствием звука. Она была наполненной. Казалось, стены впитывали каждый шорох, каждое дыхание, чтобы потом... что? Выплюнуть обратно? Она слышала, как скрипит где-то над головой – наверное, старые балки остывали. Слышала, как Лиам ворочается в своей комнате через стенку. Слышала мерное дыхание Дэвида. И еще... еще что-то. Едва уловимое. Как будто кто-то осторожно, очень осторожно, шагал по коридору наверху. Воображение, сказала себе Марта. Старый дом, новые звуки.

Наверху, в своей «башенной» комнате, Эмма лежала с открытыми глазами. Лунный свет лился из круглого окна, рисуя на полу причудливые узоры. Темнота за окном была абсолютной, лес казался сплошной черной стеной. И вдруг... движение. В самом углу комнаты, где лунный свет не доставал, сгустилась тень. Она не была похожа на мебель. Она была... гуще. И будто колыхалась. Эмма замерла. «Кто здесь?» – прошептала она, голос дрожал. Тень замерла. Потом... медленно, плавно, растворилась. Как дым. Эмма вжалась в подушку, натянув одеяло до подбородка. Монстры под кроватью... но тень была в углу...

Утро принесло ложное успокоение. Солнечные лучи пробивались сквозь пыльные окна, делая дом почти уютным. Марта, несмотря на бессонную ночь, старалась сохранять бодрость. Они завтракали на кухне – хлопья с молоком из холодильника, который наконец-то включили и который теперь урчал, как старый лев.

«Я сегодня начну с библиотеки!» – объявил Дэвид, поглощая хлопья. «Надо узнать про этого Эзру Грейшама. И про историю дома. Может, тут и правда есть музейная ценность!»

«Пап, а можно мне погулять?» – спросила Эмма. «Там ручеек за домом, я вчера видела!»

Марта нахмурилась. «Одна? Нет, Эмми. Лес большой, незнакомый. Только с кем-то из нас.»

«Я пойду с ней,» – неожиданно предложил Лиам. Марта и Дэвид переглянулись с удивлением. Лиам редко добровольно общался с сестрой. «Ну, мне все равно надо проверить, ловит ли сеть в саду. Может, у ручья лучше.»

Марта колебалась. «Ну... ладно. Но не уходите далеко от дома! И кричите, если что!»

Дети вышли. Марта принялась мыть посуду. Дэвид ушел в кабинет (бывшую кладовку) изучать историю Камберленда онлайн. Тишина снова сгустилась, но теперь казалась менее угрожающей, более обыденной. Марта вздохнула, вытирая тарелку. Может, все наладится? Может, Джед Каллен просто старый чудак, тени – игра света, а скрипы – естественны для старого дома?

Она открыла шкафчик под раковиной, чтобы убрать моющее средство. И замерла. На внутренней стороне дверцы, почти на уровне пола, глубоко процарапано что-то. Не детские каракули. Аккуратные, но нервные линии, выведенные чем-то острым. Она наклонилась ближе. Это был символ. Странный, незнакомый. Что-то вроде искаженной, стилизованной птицы с распахнутыми крыльями, но слишком угловатой, почти механической. Или крюка. Или... знака. Он выглядел древним и зловещим. Марта почувствовала, как по спине пробежал холодок. Кто это сделал? И зачем?

Ее мысли прервал пронзительный крик Эммы снаружи.

Марта выронила тарелку. Она разбилась с грохотом, но Марта уже мчалась к двери. Дэвид выскочил из кабинета, бледный.

«Эмма! Лиам!»

Они выбежали на задний двор. Эмма стояла у края леса, метрах в пятидесяти от дома, трясясь и указывая пальцем на что-то в траве. Лиам стоял рядом, неестественно бледный, рот полуоткрыт.

«Что случилось?!» – закричала Марта, подбегая.

Эмма бросилась к ней, вцепившись в ногу. «Там! Там! Мамочка, там... мертвая птичка! Но она... она...»

Марта осторожно подошла к тому месту, куда указывала дочь. В густой траве лежал дрозд. Но не просто мертвый. Он был... изуродован. Казалось, его не клюнул хищник, а аккуратно, почти хирургически, вскрыли. Крылья неестественно вывернуты, грудная клетка вскрыта, внутренности отсутствовали. Но крови было удивительно мало. Как будто ее высосали. А вокруг тушки, на примятой траве, лежали мелкие, блестящие предметы. Марта наклонилась. Это были шестеренки. Маленькие, латунные, как от карманных часов. Чистые, будто только что выпали из механизма. Рядом с птицей.

«Что за чертовщина...» – прошептал Дэвид, подойдя сзади. Он выглядел больным. «Это... кто-то подбросил? Издевается?»

«Я не трогал!» – выпалил Лиам, его голос сорвался. «Мы шли к ручью, Эмма побежала вперед, закричала... И вот это! И шестеренки... Они были прямо в ней? Или... вокруг?» Он содрогнулся. «Это мерзко.»

Марта отвела детей в дом. Дэвид, стиснув зубы, взял лопату и пошел закапывать птицу. Марта успокаивала Эмму, которая твердила сквозь слезы: «Она смотрела на меня, мама! Пустыми глазками! И шестеренки... они блестели... как глазки паука!»

Вечер прошел в тягостном молчании. Даже Дэвид не говорил о своих исторических изысканиях. Лиам заперся в своей комнате. Эмма не отпускала Марту ни на шаг. Атмосфера в доме сгустилась, стала липкой и недоброй. Стены, казалось, впитывали их страх, становясь темнее, массивнее. Скрипы участились. Иногда Марте казалось, что кто-то тихо вздыхает за ее спиной, но, оборачиваясь, она никого не видела.

Ночью Марта проснулась от холода. Одеяло сползло. Она потянулась за ним... и замерла. Откуда-то сверху, из глубин дома, донесся звук. Тихий, металлический, ритмичный. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Как часы. Но их старые настенные часы в гостиной давно остановились, а карманных часов у них не было. Звук был четкий, настойчивый. Он шел... из стены? Из-под пола наверху? Марта прислушалась. Дэвид спал крепко. Звук не был громким, но он прорезал тишину, ввинчивался в сознание. Тик-так. Тик-так. Он казался... знакомым. И бесконечно одиноким. И зловещим.

Она встала, накинула халат. Надо проверить. Может, Лиам слушает что-то в наушниках? Или Эмма завела будильник? Она вышла в коридор. Звук стал чуть громче. Он определенно шел сверху. Марта медленно поднялась по скрипучей лестнице. Тик-так. Тик-так. Звук вел ее по темному коридору второго этажа. Мимо комнаты Лиама (дверь приоткрыта, он спит, наушники валяются рядом). Мимо ванной. Он шел... из комнаты Эммы? Сердце Марты упало. Она подошла к двери. Тик-так. Тик-так. Звук был отчетлив, прямо за дверью.

Марта осторожно нажала на ручку. Дверь бесшумно открылась. Лунный свет лился из круглого окна, окутывая комнату серебристым сиянием. Эмма спала, укрывшись с головой. И на ее тумбочке, где вечером лежала книжка и плюшевый мишка, стояли... карманные часы. Старинные, латунные, с треснувшим стеклом и сложным, витиеватым узором на крышке. Марта подошла ближе. В лунном свете она разглядела на крышке выгравированный символ. Тот самый: искаженная, угловатая птица. Как в шкафу под раковиной. Часы тикали громко, мерно, заполняя комнату своим металлическим дыханием. Тик-так. Тик-так.

Откуда они? Эмма ничего не говорила о находке. Марта осторожно протянула руку, чтобы взять их. Вдруг тиканье остановилось. Полная тишина. Марта замерла. И в эту тишину из-под кровати Эммы донесся шепот. Не детский. Низкий, скрипучий, как несмазанные петли. Он произнес всего одно слово, растягивая гласные:

«Маааартаааа...»

Марта вскрикнула и отпрыгнула назад, налетев на дверной косяк. Часы на тумбочке снова начали тикать. Тик-так. Тик-так. Быстрее. Напряженнее. Шепот умолк. Эмма не проснулась.

Марта выбежала из комнаты, захлопнув дверь. Она метнулась в комнату к Дэвиду, тряся его за плечо.

«Дэвид! Проснись! В доме что-то не так! У Эммы... часы! И голос! Шепот!»

Дэвид сел на кровати, протирая глаза. «Что? Март, тебе приснилось. Опять скрипы?»

«Нет! Я слышала! И видела! Старые карманные часы! С этим... символом! Как в шкафу!» Она задыхалась.

Дэвид вздохнул, встал. «Ладно, ладно, пойдем посмотрим. Наверное, Эмма где-то нашла, старый дом, всякое валяется. А голос... ветер в трубе, или тебе послышалось.» Но в его глазах читалась тревога. Он тоже слышал скрипы, видел птицу. Он просто отчаянно хотел верить, что это совпадения.

Они поднялись наверх. Марта распахнула дверь в комнату Эммы. Лунный свет все так же лился на тумбочку. На ней лежал плюшевый мишка. И книжка. Часов не было.

«Но... они были здесь! Латунные, с треснутым стеклом, с птицей! И тикали!» – Марта бегала по комнате, заглядывая под кровать, в шкаф. Ничего.

Эмма проснулась, испуганная шумом. «Мама? Что случилось?»

«Часы, Эмми! Где ты взяла часы? Которые на тумбочке стояли?»

Эмма посмотрела на тумбочку, потом на мать большими, сонными глазами. «Какие часы? У меня нет часов. Только мишка Тэдди и книжка про фей.»

Дэвид положил руку Марте на плечо. «Март... Может, тебе правда стоит отдохнуть? Переезд, стресс... Нервы.»

Марта отшатнулась. «Ты мне не веришь?» В ее голосе дрожали и страх, и обида.

«Я верю, что ты что-то видела,» – осторожно сказал Дэвид. «Но старый дом... тени, скрипы... Мозг дорисовывает. Завтра вызовем специалиста, осмотрим чердак, подвал. Успокойся.» Он попытался обнять ее, но Марта вырвалась. Она видела часы. Она слышала шепот. Это был не сон.

Последующие дни стали кошмаром. Скрипы превратились в отчетливые шаги по чердаку, когда там никого не было. Предметы исчезали и появлялись в самых неожиданных местах – кухонный нож в постели Лиама (он побледнел как полотно), любимая кукла Эммы – в запертом сундуке в подвале. Запах сырости сменился на сладковато-приторный, как увядшие лилии, а потом – на резкий, химический, напоминающий формалин. Везде, особенно в углах, замечали движение теней – быстрое, угловатое, нечеловеческое. Эмма начала разговаривать сама с собой, точнее – с кем-то невидимым. Она называла его «Тик-Так». Лиам почти не выходил из комнаты, бледный, с лихорадочным блеском в глазах, твердя, что «стены смотрят». Дэвид метался между попытками рационально объяснить происходящее (угарный газ? споры плесени, вызывающие галлюцинации?) и нарастающей паникой. Его исторические изыскания зашли в тупик: про Эзру Грейшама почти ничего не было, кроме того, что он был часовщиком, считался чудаком и исчез при загадочных обстоятельствах вместе с женой и ребенком в 1903 году. Дом сменил множество владельцев, никто не жил здесь долго. Записи были скудны, словно кто-то постарался стереть память об этом месте.

Однажды утром Марта не нашла Эмму в ее комнате. Паника сжала горло. Они обыскали весь дом, кричали ее имя. Нашли девочку в подвале. Она сидела на холодном земляном полу в самом дальнем, темном углу, спиной к ним. Перед ней на ящике стояли те самые карманные часы. Они тикали, громко, как барабанная дробь. Эмма что-то шептала, рисуя пальцем на пыльном полу тот самый символ – искаженную птицу.

«Эмма! Детка!» – бросилась к ней Марта.

Девочка обернулась. Ее глаза были огромными, темными, почти безжизненными. «Тик-Так говорит, здесь скоро будет весело,» – прошептала она монотонно. «Он ждет. Он всегда ждал. Дом проголодался.»

Марта схватила дочь на руки, выбежала из подвала. Часы остались лежать на ящике, их тиканье еще долго преследовало ее в ушах. Дэвид, услышав крики, вбежал вниз. Увидев лицо жены и дочери, он понял – рационализации кончились.

«Мы уезжаем,» – сказал он хрипло. «Сейчас же. Собираем самое необходимое. В город, в мотель. Пока не разберемся.»

Сборы были хаотичными, пропитанными страхом. Они кидали вещи в сумки, не глядя. Лиам молча помогал. Эмма сидела на чемодане в прихожей, качаясь и напевая что-то бессвязное под ритм невидимых часов. Марта чувствовала, как дом наблюдает за ними. Воздух стал тяжелым, давящим. Скрипы слились в сплошной, недовольный гул. Тени в углах сгущались, пульсируя.

И тут раздался стук. Методичный, громкий. В дверь дома.

Все замерли. Кто? Джед Каллен?

Дэвид, стиснув зубы, подошел к двери и распахнул ее.

На пороге стоял не Джед. Стоял мужчина лет сорока пяти. Одетый в аккуратный, но поношенный черный костюм. Лицо худощавое, серьезное, с умными, проницательными глазами. В руках он держал старомодный кожаный саквояж.

«Добрый день,» – сказал он спокойным, бархатистым голосом. «Меня зовут отец Кэлленан. Я священник из прихода Святого Игнатия в Дерри. Мне... стало известно о ваших проблемах.» Его взгляд скользнул по бледным, перекошенным от страха лицам Торнтонов, задержался на Эмме. «О проблемах в этом доме. Я специализируюсь на... сложных местах. Могу ли я войти?»

Марта почувствовала слабый проблеск надежды. Священник! Из Дерри! Может... может быть, он знает? Может, он сможет помочь?

Дэвид выглядел ошеломленным. «Отец? Как вы... кто вам сказал?»

«В маленьких городках слухи распространяются быстро, мистер Торнтон,» – улыбнулся священник. Его улыбка была теплой, но не дотягивающей до глаз. «Особенно слухи о старом доме Грейшамов. Позвольте мне осмотреть его. Возможно, я смогу принести вам покой.» Он сделал шаг вперед, словно ожидая приглашения.

Марта, движимая отчаянием, кивнула. «Да... да, пожалуйста, заходите, отец. Мы... мы не знаем, что делать.»

Отец Кэлленан переступил порог. Он оглядел прихожую, его взгляд скользнул по стенам, по лестнице, вглубь дома. На его лице не было ни страха, ни удивления. Был... интерес. Глубокий, изучающий.

«Да,» – прошептал он, больше для себя. «Оно здесь. Сильное. Очень старое.» Он повернулся к Торнтонам. «Вам лучше подождать на улице. Это может быть... небезопасно. Я проведу предварительный осмотр.»

Они послушно вышли на крыльцо, захлопнув дверь за священником. Марта обняла детей. Дэвид нервно шагал по крыльцу. Минуты тянулись мучительно долго. Из дома не доносилось ничего. Ни молитв, ни стуков. Только та же гнетущая тишина.

Вдруг дверь распахнулась. Отец Кэлленан стоял на пороге. Он был бледен, но спокоен. В руках он держал латунные карманные часы с треснувшим стеклом и символом птицы.

«Я нашел источник,» – сказал он тихо. «Эти часы. Работа Эзры Грейшама. Не просто механизм. Это... фокус, концентратор. Он притягивает... внимание. Сущности из иных слоев. И питается страхом.» Он посмотрел на часы с отвращением. «Их нужно изолировать. Освятить место. Это долгий процесс. Вам нужно уехать. Сейчас. Дом сейчас наиболее опасен. Я останусь, начну работу.»

«Но... мы можем помочь?» – спросил Дэвид.

«Нет!» – ответил священник резко, потом смягчил тон. «Ваше присутствие только подпитывает его. Оно знает ваш страх. Уезжайте. В Дерри, в отель "Касл-Рок". Я найду вас там завтра, сообщу, как прошло.» Он сунул часы в карман рясы. «Теперь идите. Быстро.»

Торнтоны, оглушенные, но послушные, бросились к машине. Марта усадила детей, Дэвид завел мотор. Они выехали на Олд-Милл-Роуд, оставляя дом позади. Марта обернулась. Отец Кэлленан стоял на крыльце, высокий и темный на фоне освещенного окна прихожей. Он смотрел им вслед. И махал рукой. Длинной, худой рукой. Казалось, пальцы были... слишком длинными. Или это была тень?

Они ехали молча. Лес по сторонам дороги казался враждебным. Лиам вдруг сказал, глядя в окно: «А он был настоящим священником? У него... глаза. Когда он смотрел на Эмму. Они блестели. Как те шестеренки у птицы.»

Дэвид нажал на газ. «Не неси чепухи, Лиам. Он поможет. Он знает, что делать.»

Они добрались до Дерри, нашли мотель. Заселились. Ночь прошла тревожно, но без сверхъестественных ужасов. Утром Дэвид позвонил в приход Святого Игнатия. Ему ответил секретарь.

«Отец Кэлленан? Нет, у нас нет такого священника. Никогда не было. Вы уверены в имени?»

Дэвид опустил трубку, лицо его стало пепельно-серым. Он рассказал Марте.

Они бросились обратно. Страх за священника (или того, кто им притворялся) смешивался с леденящим ужасом за себя и детей. Что он сделал с домом? С часами?

Они подъехали к дому №17 на Олд-Милл-Роуд. Машина отца Кэлленана (старенький «Шевроле») стояла там, где он ее оставил. Дом выглядел... обычным. Слишком тихим. Они вышли, подошли к крыльцу. Дверь была приоткрыта.

«Отец?» – крикнул Дэвид. Тишина.

Они вошли внутрь. Прихожая была пуста. Ничего не изменилось. Или изменилось? Воздух казался... густым, спертым. Пахло пылью и чем-то сладковато-гнилостным.

«Отец Кэлленан?» – позвала Марта. Ее голос глухо отозвался эхом.

Они осторожно прошли в гостиную. Никого. На кухне. Пусто. Страх нарастал, сжимая горло. Дэвид взял со стола тяжелую медную ступку – на всякий случай. Они поднялись на второй этаж. Комнаты пусты. Чердак – ничего. Оставался подвал.

Дэвид открыл дверь в подвал. Темнота и холодный, сырой запах ударили в лицо. Он щелкнул выключателем. Лампочка тускло замигала и погасла. «Черт!» Марта принесла фонарик из машины. Луч света, дрожащий, как ее руки, прорезал мрак лестницы.

Они спустились. Подвал был огромным, заброшенным. Стеллажи с хламом, старые ящики. И посредине, на земляном полу, лежал черный кожаный саквояж отца Кэлленана. Открытый. Внутри валялись странные инструменты – не церковные. Что-то вроде заостренных прутьев, склянки с темной жидкостью, свернутые в трубку старые пергаменты со странными знаками. И латунные карманные часы. Они лежали сверху, тихо, стекло целое, символ птицы блестел в луче фонаря.

«Где он?» – прошептала Марта.

Луч фонаря скользнул в сторону, в самый дальний угол. Туда, где сидела Эмма. И Марта вскрикнула.

К стене, к самой кирпичной кладке, был прислонен отец Кэлленан. Вернее, то, что от него осталось. Его тело выглядело... сплющенным. Как будто его с огромной силой вдавили в стену. Кости неестественно вывернуты, костюм вдавлен в плоть, которая слилась с кирпичами и раствором. Лицо было обращено к ним, рот открыт в беззвучном крике, глаза выпучены, полные нечеловеческого ужаса. Но самое страшное было не это. Самое страшное – это было свежо. Кровь еще не запеклась, она сочилась по стене темными ручейками, смешиваясь с раствором. И казалось, что кирпичи вокруг него... шевелятся. Пульсируют. Как будто стена в этом месте была живой и только что проглотила его.

Дэвид рухнул на колени, его вырвало. Марта закричала, закрывая глаза, но образ вдавленного в стену человека горел в ее мозгу. Лиам стоял как вкопанный, его лицо было маской ужаса. Эмма тихо хихикала, указывая пальцем на стену: «Тик-Так играет в прятки! Он спрятался в стенку!»

И в этот момент погас фонарик. Абсолютная тьма. И в темноте раздался звук. Знакомый, леденящий душу. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Громче, чем когда-либо. Он шел не из саквояжа. Он шел со всех сторон. От стен. От пола. От потолка. Казалось, сам дом превратился в гигантский часовой механизм.

И тогда Марта поняла. Поняла все. Историю исчезновений. Историю страха. Историю Эзры Грейшама. Часовщик не просто делал часы. Он пытался понять дом. И дом... понял его. Поглотил. Как поглотил всех, кто здесь жил. Дом не был проклят предметом или призраком. Дом БЫЛ живым. Он БЫЛ сущностью. Древней, голодной. Часы Эзры были не причиной, а лишь... игрушкой. Антенной. Пособием для еды. Дом питался страхом, отчаянием, самой жизненной силой своих жертв. Он заманивал их дешевизной, уютной стариной, а потом медленно, неотвратимо, как часовой механизм, запускал свои шестеренки ужаса, пока жертва не была готова. И тогда он... поглощал. Как поглотил охотника Кэлленана. Как поглотил Грейшамов. Как собирался поглотить их.

Тик-так. Тик-так. Звук нарастал, заполняя подвал, заполняя мир. Стены сомкнулись. Воздух стал вязким, как сироп. Марта почувствовала, как каменная пыль оседает ей на язык. Она услышала хруст – Дэвид, рядом с ней, в темноте, пытался встать, но его нога... уходила в пол? Пол стал мягким, липким, как десна. Тик-так. Тик-так. Это был стук сердца дома. Сердце Тьмы.

«Беги!» – закричал Дэвид хрипло, но его голос был глухим, поглощенным стенами. Он рванулся к лестнице, таща Марту. Лиам закричал что-то нечленораздельное. Эмма смеялась, ее смех сливался с тиканьем.

Они выбрались из подвала, вбежали в прихожую. Дверь наружу была открыта. Спасительный прямоугольник света! Они бросились к нему. Дэвид вытолкнул Марту и Лиама на крыльцо, сам повернулся, чтобы схватить Эмму.

И замер.

Эмма стояла посреди прихожей. Она не бежала. Она смотрела на него. Но это были не глаза его дочери. Это были черные, бездонные пустоты. На ее губах играла странная, недетская улыбка.

«Папа,» – сказал голос Эммы, но интонации были чужими, металлическими, как тиканье часов. «Тик-Так говорит... останься. Дому нужен... хранитель времени. Новый Эзра.»

Дэвид закричал. Не от страха. От бесконечной боли и ужаса. Он сделал шаг к дочери.

«Нет, Дэвид!» – завопила Марта с крыльца, пытаясь втащить его обратно. «Это не она! Беги!»

Но Дэвид Торнтон, учитель истории, мечтавший о доме с историей, посмотрел в черные глаза того, что было его дочерью. И увидел там не зло. Он увидел судьбу. Судьбу Эзры Грейшама. Судьбу всех, кто пытался приручить этот дом. Его страх быть посредственным, неудачником... растворился. Здесь, сейчас, он был важен. Он был частью Истории. Страшной, живой истории дома №17 на Олд-Милл-Роуд.

Он улыбнулся. Горестно. И шагнул навстречу Эмме. Навстречу черным глазам.

«Позаботься о Лиаме,» – прошептал он. И дверь дома захлопнулась сама собой с оглушительным, живым щелчком, отрезая Марту и Лиама от Дэвида и Эммы.

Марта билась в дверь кулаками, кричала, пока не охрипла. Лиам плакал, уткнувшись лицом в косяк. Внутри ничего не было слышно. Только... только тиканье. Громкое, торжествующее. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Оно наполняло дом, выходило за его стены, вибрировало в земле под их ногами.

Потом оно стихло. Наступила мертвая тишина. Та самая, «как перед бурей». Но буря уже случилась. Внутри.

Дверь не открывалась. Окна были черными, как провалы в небытие. Дом стоял, огромный, темный, сытый. И довольный.

Марта схватила Лиама за руку и потащила к машине. Она завела мотор, рванула с места, не глядя назад. Она не могла смотреть. Она знала, что там, в доме, в стенах, в самых его кирпичах и балках, теперь навсегда были вплетены ее муж и ее дочь. Новый «фундамент страха». Часы Эзры Грейшама снова шли. И Дом ждал следующей жертвы. Он мог ждать долго. У него было время. Вечность.

А далеко, на краю их бывшего участка, за поворотом, в сгущающихся сумерках, под высоким дубом стоял старый Джед Каллен. Он смотрел на убегающие огни машины Торнтонов, потом на темный силуэт дома. Он покачал головой и пробормотал в пустоту, обращаясь не к кому-то, а к самому месту, к самому лесу, к самой тишине:

«Странная тишина... как перед бурей.»

Ингредиенты:

• творог – 400 г.

• яйцо – 1 шт.

• соль

• сахарозаменитель

• ванилин

• семена чиа – 2 ст. л.