Как обычно, дикая бродячая собака родила троих щенков и принесла их к нам на улицу, бросив на принесенную с собой картонку. Именно так ведь и происходит, да, "незоошиза"? Ведь бродячие собаки это не брошенные кем-то домашние? И ошейники сами себе одевают. Или они рождаются сразу с ними? Проезжая мимо злополучного места, куда обычно твари, которых даже людьми назвать нельзя, выбрасывают собак, увидел солдата, держащего в руках темный скулящий комок:
- Что такое, щенков выбросили? - спрашиваю я.
- Ага. Одного мы можем взять, а троих никак.
- Вот ублюдки, заебали. Не видел кто?
- Нет, семерка подьезжала сюда какая-то. Наверное они
Ладно, думаю, в этот раз никаких соплей. Дома и так три собаки, бывшие когда-то бродячими. День прошел. Два. Остальных двоих щенков не видно. В очередной раз проезжая с женой мимо увидел одного, через дорогу ковыляет. Остановились. Жена говорит: "У него, какая-то рана на шее, говорит жена." Я отвечаю: "Да это наверное грязь". Ладно, поехали, в машине сын ждет. На обратном пути завез ему немного еды и воды. За что меня некоторые соседи по улице прокляли бы - "Зоошиза, хули сделаешь".
Твёрдо решил не забирать его. Сегодня проезжая мимо решил ещё покормить, да фотки сделать, чтобы пристроить его. Всякие приюты не берут. Забиты. Подхожу. Он лежит на мусорном пакете со всякими отходами (тоже, естественно дикими, а не выброшенными людьми). Облепленный зелеными мухами кричащий собачий детеныш. Видели, как опарыши заживо съедают живое существо? Я до сегодняшнего дня не видел. На загривке дыры до хребта, забитые, как сигареты в пачку опарышами. Я пишу это и меня мутит. Весь день. И завтра, наверное будет и послезавтра. Пиздец. Поехал домой. Пристрелить? Рука не поднимется. Взял перекись и поехал, думаю, хоть рану обработаю. Вернулся домой. Нет. Не могу. Взял коробку и поехал забрал. Мыл я его минут 40, наверное. Я никогда не видел столько опарышей. Хорошо, что я не позавтракал. Уж простите за подробности, но без этого никак. Это мой первый пост здесь. Пишу только для того, чтобы пожелать ублюдкам, которые вот так бросают своих животных, в следующей жизни родиться вот таким щенком. Родиться и быть спасенным.

Источник

22 мая 1942 года югославский коммунист Степан Филипович взошёл на виселицу, с верёвкой на шее вскинул кулаки вверх, и выкрикнул последние слова насильно согнанным на площадь людям:
«Смерть фашизму, свобода народу!»
Эти слова стали лозунгом и символом партизанского движения Югославии.

Подходя к виселице Филипович обратился к людям:
«Чего же вы ждёте? От чего вы страдаете? Берите оружие и гоните этих подонков из страны. Да здравствует борьба! Да здравствует Советский Союз, защитник угнетённых народов! Долой германские полчища! Долой предателей нашего народа! Да здравствует рабочий мир!»

У виселицы, он продолжил обращение к народу: «Если вы просто будете стоять и смотреть, враг будет вешать вас одного за другим вот так. Не бойтесь смерти. Она ничто. Вы увидите это через несколько мгновений, когда я буду умирать. Смерть не страшна, если ты знаешь, почему умираешь».

Пытаясь заставить его замолчать, жандарм ударил его прикладом в спину. Двое охранников развязали ему руки. Наконец, Филипович поднялся на деревянный помост, развёл руки со сжатыми кулаками, повернулся к собравшимся и произнёс речь, по которой его запомнят.

«Товарищи, сербский народ. В ваши сёла и города проникли гитлеровские полчища. Они пьют вашу кровь, пытают вас в тюрьмах и концлагерях, загоняют до изнеможения в шахтах и на заводах, снабжающих фашистских злодеев. Вас грабят, расстреливают толпами. Братья! Не ведитесь на лживую пропаганду фашистских оккупантов и клеветническую ложь захватчиков и предателей. Вставайте все на борьбу с фашистским реакционным зверем. Потому что, если вы будете держать голову опущенной, если вы не будете сражаться, гитлеровские преступники повесят вас вот так, одного за другим. Только сражаясь, можно избавиться от гитлеровской нечисти. Вперёд на борьбу с нашими палачами. Вставайте все. Не бойтесь смерти. Она выглядит страшной только для трусов. В смерти нет ничего необычного. Вы увидите это на мне через минуту, когда петля перехватит моё дыхание. В бой товарищи. Победите всех фашистов. Уничтожьте всех головорезов Гитлера до последнего, а затем уничтожьте Гитлера. Достаньте свои ржавые ружья, завоюйте свою свободу и права, искорените отечественных предателей, пособников и прислужников фашизма. Вступайте в партизанские отряды. Помогите борьбе. Долой Гитлера и его преступные банды!»

В этот момент речи Степана полковник Хоффман вытащил из кобуры пистолет и направил его на грудь Филиповича. От выстрела его остановил лейтенант Финке, который, подбежав к нему, сказал: «Комендант! Ради бога, нет! Красного бандита надо повесить. Господин комендант, остановитесь, пожалуйста».

Затем Хоффман сделал шаг назад, в то время как Филипович продолжал говорить:
«Да здравствуют наши великие союзники! Да здравствует товарищ Тито! Да здравствует демократия свободных наций! Да здравствует вождь и защитник трудового народа товарищ Сталин! Да здравствует братство народов, которые выйдут победителями из этой войны».
Хотя предусмотренные законом пять минут для последнего слова осужденного не прошли, немецкий офицер дал сигнал к казни.

«Повесить его», — раздался приказ на немецком и сербском языках. Степан продолжал кричать:

«Да здравствует победоносная Красная Армия, которая принесет свободу всем народам мира!» «Да здравствует Коммунистическая партия Югославии!»

Немецкий офицер подошёл к виселице, Филипович замахнулся ногой, чтобы ударить его, но соскользнул с помоста, на котором стоял. Петля затянулась. Поднятые руки опустились вниз по телу....