Поздним летним вечером, на приозерском шоссе недалеко от поселка Васкелово, в одном месте встретились трое: машина, узбек и дура на велосипеде.

Дура - это я.

Вроде и горочка была небольшая, и дорога пустынная, и узбеки в зоне видимости. Шумной тесной толпой, примерно метрах в двадцати, они шли впереди меня, с горки, по неправильной стороне.

Я оглянулась - машина далеко, успею -  и закрутила педалями по дорожному склону. Но именно в тот момент, когда я догнала узбеков, машина догнала меня. Вот здесь мне бы притормозить и пропустить. Я же, наоборот, сильнее закрутила колесами. Машина, ругаясь, пошла на обгон. На мгновение я оказалась ровно посередине и, запаниковав, резко вывернула руль вправо и врезалась в мягкого узбека.

От удара я отлетела на середину дороги, а сила инерции еще несколько метров протащила меня вниз по асфальту. Машина, не чувствуя за собой никакой вины, поехала дальше, зато ушибленный гастарбайтер перепугался страшно. Он размахивал руками, подпрыгивал на месте и кричал: "Я не виноват! Я не виноват!"

От стыда и неловкости перед узбеками я резко вскочила на ноги и попыталась сесть на велосипед. На третьей попытке я поняла, что со мной не все в порядке. Несколько секунд молча прислушивалась и присматривалась к себе, пытаясь определить физический ущерб, нанесенный моему телу и чужому велосипеду. Поверьте, велосипед выглядел намного лучше.

Вся левая сторона у меня была содрана, словно наждачка прошлась, рука не подавала признаков жизни, а с подбородка густым ручейком стекала кровь. Перед глазами плыло, вернее, перед одним глазом. Второй совсем залип от крови и грязи. А в голове один и тот же шум "я не виноват, я не виноват".

Твою же мать, да не виноват ты. Вода есть?

Вода есть. Нужно пройти немного вглубь садоводства.

Я шла за своими провожатыми с тяжелыми ногами и бредовыми мыслями: "Как больно. Как глупо. На шортах дыра, на велике восьмерка. А куда мы идем? Сейчас эти перепуганные нелегалы закопают меня как главную улику. Вместе с велосипедом".

Наконец дошли. Пока я смывала асфальтную крошку с лица, узбеки подсуетились с машинкой, и через полчаса я была дома.

А в нашей семье не принято волновать маму по пустяках, поэтому свое разбитое тело я потащила в 114 дом, на пятых этаж, к подружке - медику.

Татьяна быстро и профессионально оказала мне первую медицинскую и категорическим тоном отправила в травмпункт, потому что рука по-прежнему не двигалась, а висок пугал рваными клочьями.

Около 2х ночи мы с ней приехали в приемное отделение Токсовской больницы. Я с интересом смотрела по сторонам, дожидаясь своей очереди.

Подъезжали неотложки, хлопали двери, врачи разбирали своих пациентов, а я сидела грязная, ободранная и забытая. И ждала. Дважды врач пытался подойти ко мне, но всякий раз его перехватывали каталки с теми, кто ждать не может. Я безропотно двигалась, потому что понимала, что вон той тетеньке, которую больше часа собирали в операционной, а потом вывезли всю перебинтованную, ей намного хуже, чем мне. Или молдаванину-шабашнику. Ему на спину упала плита. А он, занимаясь самолечением, не рассчитал дозу "обезболивающего". И поэтому привезли его скрюченного и пьяного в хлам.

Недалеко от меня веселилась троица друзей с мотоциклетными шлемами. Им тоже не повезло сегодня на ночной дороге. Особенно одному из них с загипсованной ногой по самые...Вообщем, полностью.

А друзья развлекались, разрисовывая гипс маркерами.

Наконец, спустя два часа, я услышала свою фамилию. В процедурной, удобно устроившись на кушетке, я тоже приготовилась к гипсованию. Но меня всего лишь обмазали какой-то пахучей черной дрянью, а руку, после несложных упражнений "сожмите-разожмите", зафиксировали повязкой из марли.

Разочарованная я уже сползала с кушетки, когда ко мне подошла медсестра с огромными кривыми иглами и стала деловито сшивать лоскуты кожи на моем лице. Так неторопливо, с удовольствием, как будто крестиком вышивает. Из процедурки я вышла как красный командир - рука перевязана, а из виска торчат нитки.

Несколько дней я собирала по своему поселку удивленные взгляды, вопросы, возгласы, сочувствующие ахи и охи. Я бравировала своими синяками и ссадинами, гордилась ими, словно я ребенка из огня спасла, а не в узбека врезалась. И всякий раз вновь и вновь пересказанная история приобретала новые оттенки и явно героический подтекст.

Как-то в МЕГЕ, в обеденной зоне, я увидела совсем молодого парня со свежими синяками и забинтованной рукой, он  призывно улыбался мне через пару столиков:

- Привет! Я с роликов навернулся. А ты?

- А я с велосипеда.

- Круто. А где катаешься, на Крестовском?

Я невольно распрямила плечи и вздернула подбородок. В тот момент я почувствовала свою причастность к миру экстремалов.

Примерно через неделю после этой нелепой аварии мы с подругой, собрав всех наших детей, поехали в Карелию, в гости. Поехали на электричках, по-студенчески, без вещей и билетов. Электрички шли переполненные, и чтобы не пугать окружающих своим видом, я прикрылась большими солнцезащитными очками. Но как только в вагон заходили контролеры, я собирала вокруг себя наших детей, снимала очки с бледно-фиолетовых припухших глаз со свежими швами и, баюкая травмированную руку, слабым голосом спрашивала:

- Извините, а сколько билет стоит?

В ответ я получала не только сочувствующий взгляд, но и наименьшую стоимость.

В Сортавалах мы провели несколько дней. И там я тоже успела рассказать, бессовестно привирая, свою абсолютно "героическую" историю о том, как я, жертвуя собой, прикрыла узбека от пьяного водителя.

Когда настало время снимать швы, у подруги моей подруги - тоже медички - дома даже канцелярских ножниц не оказалось. Поэтому столь тонкую операцию она проводила с помощью огромных портновских ножниц, продезинфицированных в карельском бальзаме. Этим же бальзамчиком мы потом отмечали успешно проведенную операцию.

А тем временем синяки бледнели, швы белели, к руке вернулись все ее функции, и образ красного командира окончательно ушел в тень. На память об этом событии у меня остался шрам около глаза.

Сейчас, у окна в большой комнате, стоит мой красавец-велосипед. Стильный, черный, изящный, навороченный. Гибрид шоссейника с горным. И всякий раз, когда я собираюсь покататься, мой муж напоминает мне историю о том, как одна великовозрастная дура на велосипеде попала в аварию.

Коррида была излюбленным зрелищем Пабло Пикассо с самого детства. Он регулярно приходил на арену, где видел не только победы тореадора, но и их полнейшие поражения. Художник много раз изображал бой быков в своих картинах, но самой популярной из них стала "Смерть тореадора", написанная в стиле излюбленного автором сюрреализма в 1933 году.

На картине "Смерть тореадора" художник изображает одновременно быка, который для него служил олицетворением мужского начала, и лошадь — женского. Если посмотреть на картину глазами автора, то мы видим, что в этих образах присутствует вечное столкновение полов, борьба мужчины с женщиной.

Далее перед нами раскрывается тревожный сюжет, в котором огромный бык тащит на своих мощных рогах беспощадного тореадора, предчувствующего свою приближающуюся погибель. Его лицо мы видим выглядывающим из-под красного куска ткани, в котором Пикассо оставил некую загадку. Если тореадор сможет одолеть своего рогатого соперника, то это будет просто его красной накидкой, если произойдет все наоборот, приобретя печальный исход, это красное пятно означает кровь, струящуюся из тела умирающего человека. Судя по названию картины нужно склоняться ближе ко второму варианту, однако, зная непредсказуемость и неординарность мысли художника можно найти и другой тайный смысл этого действия.

Пабло Пикассо зачастую изображал образы героев с двойственным смыслом. Даже на картине "Смерть тореадора", бык представлен не только как убийца, но и такой же жертвой, как и побежденный им человек. Если всмотреться, то мы видим, что на морде зверя присутствует вовсе не дикая ярость, а всего лишь необычайное удивление. Картина пропитана экспрессией и мотивами сюрреализма, которые способны до конца понять только истинные ценители искусства Пабло Пикассо.

Автор

В некоторых деревнях до сих пор можно услышать одну историю.

Как давным давно во всех лесах, в самых дремучих чащах росли волшебные цветы. Хрупкие лиловые бутоны невероятной красоты качались на тоненьких ножках и светились нежным мерцающим светом под кронами вековых деревьев.

Стоило только сорвать такой цветок, как он исполнял желание.

Только редкий охотник или заплутавший путник видели те волшебные цветы и мало кто из них рисковал срывать удивительные цветы. В те далёкие времена люди верили в духов леса и потому старались лишний раз не ранить и не разрушать природу, неизвестно кого можно обидеть, сорвав такой необычный цветок.

Но всё же находились смельчаки или наоборот, отчаявшиеся и уставшие путники, которые срывали волшебный цветок. В ту же минуту он исполнял желание человека.

Кто-то мечтал в тот момент о родниковой воде после тяжёлой дороги, кто-то всем сердцем хотел попасть домой, потому что заплутал в лесу, а кто-то просто восхищался чудесным цветком, отчего тот становился ещё прекрасней.

Какое желание было в сердце человека, то и исполнялось.

Долгие долгие годы цветы росли в дремучей чаще и ничего не менялось. Только потихоньку расползались слухи о чудесах.

И стали появляться в лесах люди, которые искали исполнения своих заветных желаний. Их становилось всё больше. Конечно, некоторые из них, самые настойчивые, находили цветы, и получали то, за чем приходили. Но порой, к волшебным цветам приходили люди, ведомые гневом, обидой или завистью.

Это изменило волшебные цветы навсегда.  Люди с недоброй ношей в сердце, после долгой и тяжелой дороги через чащобу леса в первую очередь, невольно, желали зла самому цветку, обитающему в такой непролазной глуши. И он исполнял это. Цветы потеряли свою красоту, бутоны стали совсем незаметные, листья и стебелёк покрылись крохотными колючками, совсем как сердца злых людей.

Время шло, искатели забирались всё дальше и дальше, в самые древние места леса. И волшебных цветов становилось всё меньше.

Но в человеческом сердце всегда таилась жажда большего. И волшебные цветы, откликаясь на людские желания разрослись по всем лесам так, что больше не составляло труда их найти.

Только это ничего не изменило.

Волшебный цветок уже не отличался от обычного лесного куста. И теперь в его поисках люди с жадностью срывали всё подряд, и ругались, обдирая и обжигая ладони о грубые, колючие стебли обычных растений.

Конечно, они находили волшебный цветок. Но он не исполнял то за чем люди шли, получить корову, например, новый дом или всегда иметь богатый урожай. Он исполнял то, что было в сердцах нетерпеливых людей.

А там была глупая обида на цветок, из-за которого у них горят ладони. Почему это приходится терпеть только им!?

Волшебный цветок менялся. Он впитывал и исполнял все желания людей, которые злились, ругались, обижались на цветок, пока его искали в лесных кустах.

И в конце концов они его потеряли.

Никто уже не знал как он выглядит. Желания людей больше никогда не исполнялись чудесным образом.

В некоторых деревнях рассказывают, что волшебный цветок превратился в куст крапивы. И срывая крапиву никто, конечно, не загадывает своё заветное желание, а только злится и ругает её.

Может эта история правда, а может и нет, решать вам.

(Не оставляю попыток писать. Седьмой рассказ для детей. Прошу оценить)