Вчера вечером очень долго объяснял сыну, зачем ему надо учиться компьютерным технологиям в государственном рижском техникуме. Пришлось рассказать ему во всех ярких красках, что значит быть пролетарием. И потом, когда я окончил свой рассказ и лег в кровать, чтобы заснуть до утра, но воспоминания все не утихали и все роились в моей голове. И как же я мог взять в пятнадцать лет и изгадить свою жизнь, отправившись после окончания девятого класса основной школы, в ремесленную среднюю школу, а по старинке в СПТУ. В школе мне последние два года было плохо, в плане одноклассников, но в этом училище половина однокурсников мне так не нравились, что мне было весьма трудно находиться с ними в одном помещении целых три года. Я им так же не был приятен, потому мне постоянно делали различные мелкие пакости. Правда, учителя, вернее мастера в этом училище просто очаровали меня своим профессионализмом. Я это пишу без всякой иронии, совершенно серьезно. Видимо это некий закон равновесия – в школе, которую я заканчивал, учителя были не на высоте, за редкими исключениями, при том, что ученики вели себя очень хорошо, и учились неплохо, а в училище ситуация была противоположной. И я только покачивал головой, думая, как же мои однокурсники будут работать крановщиками, если их одних в аудитории оставлять опасно, потому что они могут друг друга поубивать. Впрочем, некоторых из них один мой однокурсник впоследствии увидел в передаче «Криминалинформ» и рассказал мне об этом с неким сожалением.
Это были адские три года, в моей жизни, на втором месяце третьего курса я не выдержал и ушел из училища, боясь, что сам отравлюсь той злостью, которая во мне кипела, когда я просто видел и слышал их. Через год я вернулся в это училище, в основном я приходил только сдавать зачеты, а потом возвращался на работу, на которой работал уже год. Весь второй и первый курс я жил надеждой на то, что на работе все будет иначе, что там будут настоящие рабочие. И вот, оказался я в небольшой фирме, занимавшейся изготовлением разных нестандартных конструкций. И там я вдруг понял, что пролетариат вовсе никакой не самый революционный класс, а самые забитые люди, которые не то, что взять власть в свои руки, а даже заработанные деньги у «хозяина» попросить, именно попросить боялись. Именно боялись, что их «хозяин» может разозлиться из-за того, что его тревожат по таким пустякам, как зарплата для рабочих и просто выгнать их с работы. Были, конечно и единицы квалифицированных рабочих, которые не пьянствовали, не прогуливали, которых этот «хозяин» фактически не мог заменить, и потому они могли на него накричать, пригрозить ему, что уйдут, если он не отдаст все задолженности по зарплате. Они кричали, «хозяин терпел», а все оставалось по-прежнему. Основная же масса рабочих, с радостью хватала ту мелочь, что «хозяин» им кидал, словно милостыню, внимала его обещаниям о том, что все через пару лет у них будет, пила, работала иногда круглыми сутками, снова пила, прогуливала из-за пьянки, косячила на работе, штрафовалась за это…
После года работы и пьянства на рабочем месте со своими новыми товарищами, я очень захотел покинуть это рабочее место и не видеть больше никогда «доброго хозяина», который дает возможность бедным людям «заработать на хлеб», буквально ради людей себе в убыток работал, бедненький. Потому я и вернулся в училище, и ходил туда только сдавать зачеты, продолжая работать за очень маленькую зарплату, которую еще и выплачивали нерегулярно и не в полном объеме. А кончилось с этой фирмой все очень смешно. Отработали мы тридцать два часа подряд, выполнили срочный заказ в срок, и нам не заплатили вообще ничего, и дали только восемь часов на то, чтобы приехать домой и отоспаться. Не заплатили нам обещанного и потом, когда мы отработали еще шестнадцать часов подряд, только кинули пару лат на еду, чтобы не напились. В итоге мы напились в долг, явились на работу в непотребном виде, устроили скандал, а потом решили на работу больше не приходить. Я сразу пошел работать на стройку, и отработав там две недели выяснил, что мой бывший однокурсник получил мою зарплату у подрядчика вместо меня, и на мои же деньги пару раз угостил меня пивом после работы, а основную часть моих денег он себе просто присвоил. После этого, я, конечно работу там прекратил и правильно сделал. После сдачи объекта владелец особняка в Юрмале, объявил этой бригаде, что кто-то из них что-то у него украл и велел паре крепких ребят начать бить работяг по очереди, пока не признаются, кто из них вор. В итоге все свалили на одного прогульщика и пьяницу. Денег, конечно никто не получил, разве что те авансы, которые подрядчик им платил каждую неделю.
Я же успешно сдал экзамены и поступил работать в железнодорожное депо машинистом подъемного крана, но выполнять помимо основной работы приходилось самые разные обязанности, за скромную премию к зарплате, и ту выдавали не регулярно. Зато зарплату платили всегда вовремя и в полном объеме, да и все налоги государству отчисляли, что давало возможность получить отпуск, больничный, и можно было надеяться на пособие по безработице и в пенсионный фонд отчисления поступали. Для меня все это было просто фантастикой. До этого я работал сугубо нелегально, у меня даже не было ни трудовой, ни налоговой книжки.
И вот, через год работы в депо, ко мне вдруг поступило предложение устроиться работать сборщиком жалюзи. Мне это предложение показалось смешным, ибо жалюзи казалось какой-то мелочью по сравнению с ремонтом, грузовых вагонов. Однако работа была чистой, руки надо было мыть до работы, чтобы не заляпать дорогой материал, а не после, как в депо, где руки так же надо было мыть не после посещения туалета, а до. Но главное, что меня соблазнило – это сугубо сдельная оплата. Платили столько, сколько квадратных метров жалюзи я собирал за месяц. Правда, был совершенно не нормированный рабочий день. С работы можно было уходить только тогда, когда заказы на следующий день были все сделаны вне зависимости от того, сколько времени. Иногда я работал неделями, не покидая рабочего места, порой по трое суток не было времени даже час в сутки поспать на рабочем столе. Налоги за меня платили с минимальной зарплаты, а зарплату свою я получал по-черному. В то же время часто каждый месяц я получал не всю зарплату, пока не накапливалась круглая сумма, которую директор потом отдавал постепенно. Недостатков было много – папа шефа, который был как бы надзирателем и часто кричал на работников без особой причины, придравшись к какой-либо мелочи. На нервы это действовало ужасно, особенно в бессонные недели. Каждую пятницу и по всем возможным праздником директор заставлял всех пить алкоголь и во время этих пьянок постоянно ссорил своих подчиненных, говорил, что один якобы настучал на другого и так далее. Ему доставляло наслаждение, когда он следил за перепалками своих рабов, готовых вынести все, ради той зарплаты, которую у него можно было заработать. И наконец, надо было самому убирать свое рабочее место, разгружать машины с деталями и материалами, самому покупать себе инструменты, обустраивать свое рабочее место, складировать и вести учет материалов и деталей, а иногда надо было бегать из мастерских в офис и консультировать заказчиков. Но деньги я получал там намного выше средней по стране зарплаты.
И работал бы я там до пенсии, если бы директор не зажал слишком много денег с моей зарплаты, заявив, что мне они просто не нужны, так как я развелся с женой. К тому же я еще и перестал употреблять алкоголь после развода, что директора просто бесило, ведь я трезвым сидел на пьянках и наблюдал за безобразиями, которые творились вокруг. Освободить меня от посещения этих мероприятий он тоже не хотел, не смотря на мои просьбы. В конечном итоге я уволился и пошел работать к своим, так называемым друзьям, трем балбесам, которые начали зарабатывать тем, что ремонтировали квартиры. В итоге этого предприятия я выполнял совершенно бесполезную работу, в течении трех месяцев. Я делал все так, как мне приказывал старший товарищ, при этом понимая, что делаю полную ерунду, за которую вряд ли кто-то станет платить деньги. Через две недели такой работы, я решил уйти, но меня начали уговаривать, угрожать бойкотом, стыдить, давить на жалость. И я совершил большую глупость, когда обещал доработать до конца объекта. И это был настоящий ад – работать с умалишенными и подчиняться им. За работу хоть и со скандалом им заплатили, а я получил всего двести лат за три месяца работы. После этого я решил ни с какими друзьями больше никаких дел больше не иметь.
И захотелось мне найти работу, хоть и не денежную, но, чтобы она мне нравилась. Мне всегда нравилось ездить на велосипеде, потому я устроился работать курьером на велосипеде. Это тоже в итоге было ужасным. Малой трудностью были мои скромные познания в латышском языке, вернее полное отсутствие практики разговора на языке, который я учил девять лет в школе, а потом еще три года в училище. Приходилось всюду таскать с собой словарик. Большой трудностью было то, что зарплату выплачивали не в полном размере, не вовремя и нерегулярно. А деньги были очень нужны на оплату своего телефона, по которому держали связь с диспетчером, а иногда и с клиентами звонили за свой счет. Так как было много затрат энергии есть хотелось в два раза больше. Еще нужно было самому приобретать одежду и экипировку. Наступила осень, а потом и зима, дороги посыпали солью, из-за которой моментально стачивались тормозные колодки, приводные цепи ржавели, растягивались, и поэтому начинали стачиваться шестерни и замена всего этого требовала очень много денег. Осенью нам обещали существенное повышение зарплаты, когда выпадет снег, но нас нагло обманули. Вдобавок ко всему надо мной еще начала издеваться диспетчер. Сначала давала несколько заказов, не говоря, в какой очередности их выполнять, а потом ставила мне в вину то, что я не туда поехал сначала. И таких столкновений с ней у меня было много и каждый день. В один прекрасный день мое терпение лопнуло, и я отправился обратно делать жалюзи.
Возвращение в фирму, в которой я отработал три года было не очень приятным. Дело в том, что на мое место пришел алкоголик, который работал очень плохо, вечно не выполнял заказы в установленный срок, потому постоянные клиенты ушли в другие фирмы, уволили менеджера, который находил новые заказы. Я справлялся с работой за пару часов и уходил домой, правда, получал я только минимальную зарплату, да и то неофициально, то есть никаких налогов государству, никаких социальных гарантий. Но вскоре меня потихоньку начали заставлять делать бесплатную работу. Сначала это были мелочи, а потом дошло до того, что я обязан был приходить на работу в девять утра и сидеть до шести, в ожидании различных мелких поручений, которые никак не оплачивались. Но и этого директору было мало! Дела у него шли все хуже, и он соответственно он пытался экономить на всем. Потому он у всех начал вычитать из черных зарплат работников те суммы, которые он платит за них государству в качестве налогов. За меня он ничего тогда государству не платил, но он все равно вычел с моего крохотного заработка четверть. На вопрос о том, за что, он ответил, что это компенсация за риск связанный с тем, что его могут оштрафовать за то, что я у него неофициально работаю. А далее последовала просто невыплата зарплаты в срок, и я ушел.
И началось с этого совсем ужасное для меня время. По объявлению в газете я пришел работать в порт на дробильной машине. Ничего сложного в этой работе не было, но ей почему-то надо было обучаться две недели – ходить на работу, выполнять все обязанности под надзором наставника, а потом сдать экзамен. И я ходил, и работал, но в один прекрасный день, как раз перед экзаменом, мне попался пьяный наставник, который даже в драку полез, когда я отказался выполнять его сумасшедшее требование. В итоге он вызвал начальника, сказал, что я его побил, его оштрафовали и отправили домой. А меня на экзамене сначала отчаянно пытались завалить, а потом напрямую заявили, что я им не нужен, потому что я стукач.
Потом я через биржу труда попал на лесопилку и месяц отработал там на кране. Это был конкретный кошмар! На этом деревообрабатывающем комбинате работали и совсем старые под семьдесят и совсем молодые около восемнадцати и у всех отсутствовали передние зубы. Мне это показалось странным, но впоследствии я понял, почему у них нет зубов. График работы был просто убийственным – четверо суток по двенадцать часов в день, потом сутки с половиной отдыха и четыре ночи по двенадцать и снова отдых полтора суток и опять в день. Кран был в таком состоянии, что я никак не имел права его принимать по утрам и сдавать по вечерам или наоборот, когда работал в ночь. В нем не было совершенно ничего работавшего исправно. У работающих в цехе людей не было ни удостоверений стропальщиков, на какого-либо представления о том, как зацеплять грузы. Да и вообще они не могли себя вести адекватно, так как были пьяны, в той или иной степени. Правда там бесплатно кормили и очень хорошо и сытно. Было там и бесплатное общежитие, которым я воспользоваться отказался. И правильно сделал, так как при увольнении за бесплатное общежитие забирали последнюю зарплату. Почему-то я решил, что мне что-то заплатят и не просто что-то, а те двести лат на руки, что обещали. И я поставил себе цель отработать месяц до конца. Это было очень разрушительно для психики, но я терпел и написал заявление только через месяц. Мне сначала сказали, что надо отработать еще две недели по закону, но закон о труде я читал, чем и удивил работницу отдела кадров. И тут эта женщина не без злорадства указала мне один пункт в очень толстом трудовом договоре, в котором говорилось, что если я уволюсь, то в качестве расчета я получу только минимальную зарплату. И с самодовольной улыбкой она продемонстрировала мне мою подпись на этом. Да, прочитать договор целиком мне не дали. Сказали мне, что нет времени тут читать, надо быстрее подписать и идти работать. Все бы ничего, но этот договор противоречил трудовому законодательству. И то, что я его подписал не имело никакой силы, ибо отработал я не сто семьдесят два часа, а намного больше, потому мне должны были выплатить не восемьдесят лат, а в полтора раза больше. И получил я на руки пятьдесят восемь лат, налогов с меня сняли больше, чем положено. На бирже инспектор порекомендовала мне принести этот трудовой договор в трудовую инспекцию, но у меня на это не было ни времени, ни сил. Надо было срочно искать новую работу.
Был еще один крохотный эпизод неудачного устройства на работу. Я пришел в фирму, которая делала профиль для монтажа гипсокартонных листов. Товар был очень востребован, и расходился влет по хорошей цене, но в этой фирме мне даже обещали очень мало, техника была в ужасающем состоянии, мне сразу сказали, что ни одной минуты у меня свободной минуты, перегрузив все, я должен был становиться на линию, помогать остальным рабочим. И эти рабочие – молодые странного вида люди, как я выяснил через три дня, постоянно глотали колеса, и даже не пытались это скрывать. Последней каплей было явление директора, который явившись сразу начал на меня орать, и даже шлепнул меня по ладони, чтобы я работал шустрее. Я спокойно спросил его, зачем мне двигаться быстрее, если станок быстрее работать не может. Он осекся, начал обещать мне заменить все подъемные механизмы, после переезда на новое место. Я доработал до обеда, переоделся, собрал рабочую одежду и ушел.
Следующим эпизодом моей трудовой деятельности была работа на крыше. Друг моего отца взял меня на стройку приваривать полиэстерол к забетонированной крыше. Две недели я этим занимался, научившись этому делу дня за два. Как я потом узнал, этот друг моего отца не заплатил своей бригаде деньги за работу, и они забастовали, а прораб требовал немедленного выполнения работы. И пришлось этому Геннадию Ивановичу работать самому, к чему он совсем не привык, мне приходилось таскать его газовый баллон, потому что у него на это сил не хватало. Мне приходилось сушить поверхность от падавшего снега. А мой начальник требовал, чтобы я растапливал лед, а потом вытирал воду тряпкой, он хотел сэкономить газ, но сам собирать тряпкой ледяную воду на морозе, конечно, не хотел. Он обещал мне деньги в конце недели, но потом перенес выплату на понедельник. И затянул еще на неделю. В пятницу я после работы пошел к прорабу, чтобы потребовать деньги уже у него, а тот сказал, что Гена все наряды закрыл на себя и деньги за них уже получил. Причем мне еще пришлось ехать за своей налоговой книжкой через весь город с объекта в офис. Так я отработал две недели бесплатно, да еще и по десять часов в день вместо восьми. И этот друг моего отца еще имел после этого наглость предлагать мне поработать на него еще. Я совершил ошибку, когда отказался хранить его горелки и другие инструменты у себя дома, так бы я мог хоть какие-то деньги из него выбить в обмен на инструмент.
И только после всего этого мне относительно повезло с работой. Я пришел работать в фирму, которая занималась в основном чисткой сварочных швов, были в этой фирме и сварщики из Украины. Фактически работал я от силы два часа в день, выравнивал турбиной то, что резали автогеном. Остальное время я сидел и пил чай из термоса, одетый в ватные штаны и телогрейку, принесенные из дома. В раздевалке одежду оставлять было нельзя, воровали все, что можно на себя одеть. Я одевал рабочую одежду поверх парадной, так было и теплее, и не было риска потерять свой парадный мундир, хотя выглядел он не очень презентабельно. Уходя с работы, я упаковывал телогрейку и ватные штаны с валенками в рюкзак, который уносил с работы за плечами. Целый месяц я работал в цехе, там было не так холодно, как на стапеле, а потом меня перебросили на стапель, где стыковали блоки судна. Мне приходилось сначала долго ползти с шлангом и турбиной по узким проходам, а потом сидеть в замкнутом пространстве со сварщиком. При свете двух переносных ламп было очень плохо видно то, что я чистил. Дышать там было совершенно нечем, дым от электросварки уходил очень медленно. А тут еще и температура упала ниже минус двадцати. Обеденный перерыв длился час. Минут пятнадцать надо было идти до раздевалки, где было тепло. А некоторым счастливчикам удавалось забраться в сушилку – комнату для просушки одежды, где было много горячих радиаторов. Обычно люди спали там не час, а два, а то и три. Частенько мастера приходили в гардероб, чтобы вытащить пинками оттуда своих подчиненных. Теоретически можно было и в душе помыться после работы, но могли украсть все от телефона, до трусов. Но самым неприятным моментом в этой работе было, когда частичка раскаленного металла попадала на роговицу глаза, несмотря на то, что я одевал защитные очки и щиток поверх. Как-то снизу или сбоку искры все-таки иногда залетали под очки. И тогда надо было идти в медпункт на заводе, и оттуда, если все было серьезно фельдшер мог отправить в первую городскую больницу. И извлечение соринки с роговицы было не только дорого, но и ужасно болезненно, потому что анестезию офтальмологи экономили. Я это понял потом, в Норвегии, когда мне там сняли с роговицы соринку совершенно безболезненно и без всяких сложных инструментов. А платили мне всего один евро в час, ровно в четыре раза меньше, чем получали гастарбайтеры на верфи, правда они были профессиональными судостроителями в отличии от меня. Деньги у начальника пришлось вымогать с помощью угроз обращения в налоговую и трудовую инспекцию.
Получив жалкие гроши за два месяца работы на верфи, я пошел устраиваться на комбинат железобетонных конструкций на дальней окраине города. Получилось так, что я жил на одной окраине, а ехать на работу мне надо было через весь город на противоположный конец города. Комбинат был финский, двое мастеров были финны, следили за работой начальства из местных, но и нам, простым рабочим от них иногда доставалось. Когда я пришел, в бригаде было двое старых алкоголика, вечно пьяных, постоянно хаотично бегавших по складу готовой продукции этого комбината, и не способных найти то, что нужно грузить на машины. Потом одного из них уволили, и вместо него взяли Игорька, с которым я очень подружился впоследствии. Он объяснил мне, что такое больничный и пособие по безработице. Некогда он был фельдшером, потому знал, что надо говорить врачу, если хочешь отдохнуть на больничном. Работа на этом комбинате была не очень тяжелой, но опасной. Панели иногда крошились под собственным весом и падали, да и коллеги иногда нажимали не ту кнопку на пульте крана и случались небольшие аварии. Зарплату мне обещали через три месяца повысить, но так и не повысили, а я по глупости и не требовал этого, в отличии от некоторых. На комбинате выдавали очень много разной рабочей одежды, новой, удобной для любой погоды, все там было новое и душ, и туалеты, в которых была туалетная бумага и просторная бытовка, в которой я недели две жил, когда ушел из родительского дома. А потом я переселился на заброшенный хутор, принадлежавший дальним родственникам, находившийся недалеко от этого комбината. Я бы работал на этом комбинате до пенсии, если бы не начальница отдела, редкостная дегенератка, очень редко появлявшаяся на работе, и устроившая все так, что все зависели от невменяемого подхалима, который получал очень хорошие деньги, и портил нервы всем окружающим.
Как мне и рекомендовал Игорек, я отработал девять месяцев и вышел на больничный на три месяца. Если человек выходил на пособие в первый раз в жизни, ему надо было отработать двенадцать месяцев подряд, а во второй раз можно было соскочить на пособие отработав только девять месяцев. Первые три месяца пособие было большим, во вторые три месяца меньше, а в третьи три месяца уже совсем маленькое. Уволился я весной, таял снег, бежали ручьи, сияло солнышко, и мне было очень хорошо оттого, что не надо было идти на работу, а можно было кататься на своем новом велосипеде. Когда совсем потеплело, я даже совершил свое первое длинное путешествие на велосипеде по Востоку Латвии и Литве. И я был очень расстроен, когда пособие понизили, и денег мне стало катастрофически не хватать. И тогда тот же Игорек порекомендовал мне пойти на курсы для безработных от той же биржи труда, чтобы получать стипендию – восемьдесят лат в месяц. Еще можно было получить десятку в месяц за проезд. Я на курсы и практику ездил на велосипеде, подбирал талоны на остановках, наклеивал на специальный бланк, и получал в конце месяца десятку. Курсы сварщиков велись на латышском языке, приходилось сидеть на лекциях судорожно листая потрепанный словарик. На практику я устроился в строительную бригаду, никакой практики сварки у меня не было там, в основном я или рыл траншеи лопатой, или красил кисточкой трубы, которые сваривали опытные сварщики. Зато мне там заплатили двести лат за месяц работы, не очень усердной, надо сказать. Курсы я закончил отлично, получил и диплом, и сертификат и почти сразу отправился искать работу, дома сидеть надоело.
Искать работу как-то не хотелось, не нравилось мне это дело, хотелось поскорее как-то заработать денег. По этой причине я не пошел искать работу по тем координатам, которые мне дали на бирже труда. Это было время строительного бума, когда рабочие требовались везде, постоянно и в неограниченных количествах. Я не стал далеко ходить и направился на комбинат железобетонных конструкций, прямо около дома моих родителей, куда я вернулся жить с заброшенного хутора. До рабочего места от дверей квартиры я мог дойти за семь минут. Работа была очень нехитрой - надо было стыковать арматуру с помощью контактной сварки. Правда расплавленный металл летел за ворот и на голову, иногда респиратор на лице загорался. Но самым неприятным было выбивание прутов арматуры из перекрученной связки. Руки после этого жутко болели и опухали, да и позвоночник жутко болел. А потом еще надо было обтачивать свежие стыки на наждаке, тоже сильная вибрация и вдыхание мелких частиц расплавленного металла. Обычно я выполнял норму часа за три до конца смены. Иногда просто шлялся по цеху, и болтал с теми, кому тоже нечего было делать, а иногда мастер приспосабливал меня для выполнения других операций, то крутил рамки из проволоки, то прокатывал эту проволоку, то просто рубил арматуру на гильотине в размер. Мастер сам предлагал мне почаще выходить на больничный, признавая, что я работаю на самой плохой позиции в цехе. Ему было проще найти больше людей на это место, чем взять и оборудовать рабочее место так, чтобы рабочие не выходили на больничный каждый месяц. Три раза я выходил на больничный на две недели за шесть месяцев, а потом заболел на три месяца, после чего уволился по обоюдному решению сторон и снова оказался на бирже труда и начал получать пособие по безработице. Я все сделал правильно и получил при увольнении компенсацию за неиспользованный отпуск. И тут же я сел на свой велосипед и поехал на нем в Берлин через Польшу, а потом обратно уже другой дорогой, через ту же Польшу. Путешествие заняло двадцать дней и проехал я чуть больше трех тысяч километров. И, казалось бы, сидеть мне и сидеть на пособии еще восемь месяцев, но уже через два месяца, в сентябре, я пошел на биржу труда отмечаться, и мне сделали предложение, от которого я не мог отказаться.
Инспектор на бирже труда заинтриговала меня предложением поработать на высотном кране. Работодатель оплачивал переаттестацию, медицинскую комиссию и платил триста лат в месяц оклада во время стажировки в Вильнюсе, плюс двадцать пять лат в сутки командировочных, разумеется и бесплатное проживание в студенческом общежитии. Напарником моим был отставной солдат, ветеран Ирака. Наверное, самый лучший напарник, который у меня был в жизни. Правда, он был слишком нервный для работы на кране и к тому же у него не было ни образования по этой специальности, ни опыта такой работы. Две недели мы прекрасно проводили время в литовской столице, у меня со стажировкой все шло прекрасно, у напарника не очень. Тем не менее, он настоял, на том, чтобы уехать обратно в Ригу и начать работать. В итоге я два месяца работал в Риге, пока не начался экономический кризис в Латвии. И отправили меня работать в Литву, в курортный город Палангу. Это было в конце зимы в феврале. И там я до июля строил здание гостиницы. Работать под конец было очень тяжело, сразу на две бригады. Бетонщики еще не закончили отливать цоколь, а каменщики уже начали возводить стены на другом конце стройки. Вопреки всем законам я работал при ветре больше десяти метров в секунду, подавал грузы в окна, работал с неквалифицированными стропальщиками и рабочий день иногда затягивался на четырнадцать часов. Я получал командировочные, двадцать пять в сутки, и за выходные тоже, четыре лата в час, а за сверх урочные восемь. Ну и взятки за нарушения наличными, иногда двести литов в день, иногда сто. Но все это тратилось ужасно неразумно. В июле я вернулся в Ригу, уволился, потребовав, чтобы мне выплатили компенсацию за неиспользованный отпуск, и я отказался отдать деньги за квартиру за два месяца, напомнив начальнику, что по закону я не должен платить за жилье в командировке. В итоге начальник, проспорив мне, долго жал мне руку и говорил, что ждет меня, когда я перебешусь с жиру.
И я действительно слегка сошел с ума от обилия денег. Квартиру в кредит я, слава богу, не купил, но я не доработал еще один месяц, чтобы выйти на пособие по безработице, которое было бы огромным. Я решил поехать к дяде в Норвегию на велосипеде и остаться там. Купив новый велосипед и прочую дорогую экипировку, я поехал вокруг Балтийского моря, через Эстонию, Финляндию и Швецию в Норвегию. Две недели я жил в общежитии в комнате своего дяди и катался по Норвежской столице, пока мой дядя работал. Его начальник хотел принять меня на работу, помощником мусорщика, но мой паспорт негражданина его очень сильно смутил. У него работал мой земляк, и с получением разрешения работы для него были очень большие проблемы. Он порекомендовал мне ехать в Латвию и получить гражданство и, желательно, водительские права на грузовик. И поехал я на своем велосипеде обратно в Латвию уже через Швецию, Данию, Германию, Польшу, Литву. Родина меня встретила неприветливо, кризис уже бушевал, люди теряли работу, разорялись фирмы, людей выселяли из квартир, купленных в кредит, работы не было, а деньги мои кончились.
