user11003838

Орки пришли с зараженной планеты Зорн-4. Их мускулистые тела были защищены самодельной бронёй. Каждый орк носил на груди амулет с фрагментом своей души — ключ к их ярости. Ими командовал Варбосс Грокк, чей рык мог вселить ужас.

Норды же были детьми севера. Их кожа была бледной как снег, волосы — белыми как иней. Они не знали технологий, но открыли древние силы планеты. Их предводитель, Ярл Ульфрик, владел энергетическим каратэ — искусством концентрации холода в сокрушительные удары.

Битва началась, когда корабли орков выпустили первые десантные капсулы.

— ВПЕРЁД, ЗЕЛЁНОКОЖИЕ! — проревел Грокк, потрясая бластерным автоматом.

Орки ринулись в атаку. Яркие зелёные энергетические разряды пронзали воздух.

— Вперед, дети зимы! — крикнул Ульфрик. — За наши земли!

Норды двинулись строем. Передовые воины скрестили руки на груди, собирая энергию. По команде Ульфрика они развернули ладони вперед, и волна астральных импульсов пошла навстречу врагу. Невидимая энергия проходила сквозь броню, достигая сознания орков.

Результат был мгновенным. Орки в первых рядах остановились в замешательстве. Ярость покидала их, сменяясь странными видениями — воспоминаниями о далекой зеленой планете, о чем-то, что когда-то было домом. Бластеры опускались.

— НЕ СМОТРИТЕ НА СВЕТ! — заревел Грокк. — ЭТО ОБМАН!

Но астральные импульсы делали свое дело. Норды, годами медитировавшие у ледяных кристаллов, научились проецировать потоки чистой астральной энергии, нарушающей ментальные связи. Для орков, чья боевая ярость была сфокусирована через амулеты, это стало фатальным преимуществом.

Теперь в бой вступили мастера энергетического каратэ. Норды двигались с невероятной скоростью, их кулаки и ступни, окруженные сгустками мерцающей голубой энергии, пробивали орчискую броню. Удар ладонью — и грудная пластина орка покрывалась инеем и трескалась. Прыжок, удар пятой — и бластерный автомат замерзал и разваливался на части.

Грокк, яростно отбивавшийся, видел, как его орки один за другим выходят из боя, оглушенные астральными атаками или побежденные стремительными энергетическими ударами. Его собственная ярость начала буксовать, наталкиваясь на ледяное спокойствие нордов.

— ВАША МАГИЯ — СЛАБА! — пытался крикнуть он, но его голос дрогнул.

Ульфрик шагнул вперед. Вокруг его сжатого кулака закрутилась воронка из искрящегося холода.

— Это не магия, — спокойно ответил он. — Это дух этого мира. И он вас отвергает.

Решающая схватка вождей была короткой. Ослепленный яростью Грокк выстрелил из своего «Дрыгона». Ульфрик ладонью парировал сгусток плазмы — энергия ударила в ледяной щит и рассеялась. Следующим движением Ульфрик выпустил сконцентрированный астральный импульс. Грокк замер, его сознание на мгновение отключилось, захваченное потоком чужеродных образов. В этот момент Ульфрик нанес один точный удар энергетическим каратэ в амулет на груди Варбосса.

Амулет, источник силы орков, с треском рассыпался.

Грокк рухнул на колени, чувствуя, как его покидают силы. Он смотрел на Ульфрика с немым вопросом.

— Уходите, — сказал Ульфрик, его голос был звонок в наступившей тишине. — И никогда не возвращайтесь. Ваша ярость не имеет силы здесь.

Орки, потеряв волю к битве, начали отступать к своим дымящимся кораблям. Норды не преследовали. Они стояли, окутанные холодным сиянием своей энергии, хранители древних сил, одержавшие победу не разрушением, а сломом воли захватчиков.

Той ночью Ульфрик смотрел на звезды, зная, что завоевал не просто победу. Он дал своему народу шанс на будущее. И где-то в глубине души понимал — орки тоже были лишь орудием в чьей-то великой игре. Но это уже была история для другого дня.

Расказ по создан по заказу Игоря Пиксайкина

Лето стояло знойное и неподвижное. Воздух над асфальтом дрожал, листья на деревьях висели безжизненно, будто вырезанные из тонкого зеленого металла. Даже птицы умолкли, укрывшись в густой тени. Мир замер в ожидании.

Первой пришла прохлада. Внезапный порыв ветра, пахнущий мокрой пылью и озоном, ворвался в открытое окно и закрутил бумаги на столе. Я выглянул на улицу. Небо на западе потемнело, стало свинцово-лиловым, тяжелым и низким. По асфальту, словно рассыпая бусины ртути, запрыгали первые, редкие и крупные капли. Они оставляли на сухой земле темные пятна-монетки, которые мгновенно впитывались жадной почвой.

А потом небо разверзлось. Сначала это был ровный, сплошной шум, нарастающий гул, который вот-вот должен был перейти в грохот. И он перешел. Дождь хлынул не стеной, а целым водопадом, обрушившимся на город. Он не падал, он стоял, плотный, колышущийся, живой. Водяные струи с силой били в стекла, срывались с крыш, превращаясь в бушующие потоки, и тут же, не долетая до земли, подхватывались новыми струями.

Я не мог оторваться от этого зрелища. Мир за окном растворился в серой, подвижной пелене. Деревья пританцовывали под яростными порывами ветра, сгибаясь и распрямляясь, сбрасывая с листьев налипшую грязь. По улице, уже превратившейся в реку, неслись пузырящиеся волны. Гром гремел где-то совсем рядом, раскатисто и властно, а за ним, рассекая сумрак, лизали землю ослепительные молнии.

И запах… Этот божественный, ни с чем не сравнимый аромат летнего ливня. Свежий, пронзительный, смесь мокрой земли, нагретого асфальта, промытой зелени и чего-то неуловимого, первозданного. Он врывался в комнату, наполняя ее жизнью и силой.

А потом, так же внезапно, как и начался, ливень стал стихать. Грохот сменился ровным шумом, шум — отдельными струями, а струи — редкими, ленивыми каплями. Свинцовые тучи поползли дальше, и в разрыве между ними выглянуло солнце. Оно было еще неярким, призрачным, но его света хватило, чтобы в мокром мире вспыхнула радуга. Она повисла над мокрыми крышами, хрупкая и невероятно цветастая, как конфетти, брошенное в небо после грандиозного представления.

Я вышел на балкон. Воздух был свеж и прохладен, как глоток родниковой воды. Каждая травинка, каждый лист сияли миллионами крошечных бриллиантов. С крыш с веселым лепетом стекали остатки воды. Мир, только что бывший ареной стихии, теперь улыбался чистой, промытой улыбкой. И где-то высоко в ветвях, пробуя голос, запела первая, не побоявшаяся сырости, птица.

Летний дождь — это не просто погода. Это мгновенное преображение. Это буря, которая приходит, чтобы всё вымыть, освежить и напомнить о том, что даже в самом знойном застое есть сила для обновления.

(Кавер версия артист Игорь Пиксайкин)

Город же обрушился на него оглушительной какофонией звуков, суетой и неоновым заревом, которое даже ночью не давало погрузиться в привычную темноту. Он чувствовал себя чужаком, затерянным в каменных джунглях, и его единственным якорем был лучший друг Дима, городской житель, который и уговорил Ивана перебраться «для развития».

В одно из воскресений, спасаясь от духоты малогабаритной квартиры, Иван отправился гулять по набережной. Река, темная и почти недвижимая, слабо отражала огни фонарей, и это напоминало ему озеро у его деревни. Он стоял, опершись на парапет, и чувствовал острую, щемящую тоску по дому. Именно в этот момент он услышал сдержанные рыдания.

Рядом, отвернувшись к воде, плакала девушка. В ее тонкой, изящной фигуре была такая беззащитность, что Иван, не раздумывая, подошел.

– Вам помочь? – прозвучало неуклюже, но искренне.

Она обернулась. Заплаканные глаза цвета летнего неба смотрели на него с удивлением. На щеке у нее был размазан грим.

– Ничего, – выдохнула она. – Просто роль не получается. Я артистка, Аня.

Так началась их история. Иван, простой и прямой, как сосна в его лесу, и Аня, воздушная, эмоциональная, живущая в мире страстей и перевоплощений. Она была его полной противоположностью, и, возможно, в этом была магия. Он стал для нее тем самым глотком свежего воздуха, надежной опорой, которой ей так не хватало в театральной тусовке. А она для него – прекрасным сном, чудом, сошедшим с театральных подмостков в его серую реальность.

Он с гордостью привел ее на встречу с Димой. «Хочу познакомить тебя с самым лучшим человеком на свете», – сказал он. Это была его роковая ошибка.

Дима был полной противоположностью Ивана – уверенный, гладкий, с обаятельной улыбкой, за которой скрывалась вечная жажда новых впечатлений. Он был тем, кто умеет подать себя, кто говорит правильные тосты и чей смех звучит громче всех. Иван сиял от счастья, наблюдая, как его два самых дорогих человека общаются. Он не видел, как в глазах Димы на секунду вспыхнул хищный огонек, когда Аня заливисто рассмеялась его шутке. Он не почувствовал, как между ними проскочила та самая, невидимая ему, искра общего городского ритма.

Сначала это были невинные сообщения: «Привет, как дела у нашего Вани?», «Ты же артистка, посоветуй, какой спектакль посмотреть?». Потом – случайные встречи «по работе», ведь Дима был менеджером в рекламном агентстве и «как раз искал лицо для нового проекта». Иван, погруженный в работу на стройке, уставший, но счастливый, ничего не замечал. Он видел, что Аня стала немного отстраненной, часто сидит в телефоне, но списывал это на усталость от репетиций.

Развязка наступила в дождливый вечер. Иван, закончив работу пораньше, купил букет ромашек и поехал к Ане, мечтая устроить для нее сюрприз. Дверь в ее квартире была приоткрыта. В прихожей он увидел знакомые ботинки Димы. А из гостиной донесся его сдержанный смех и тихий, нежный голос Ани.

Он не стал врываться, не устроил сцену. Он просто поставил букет на тумбочку в подъезде и вышел под холодный осенний дождь. Вода смешивалась со слезами на его щеках, но он этого не замечал. Он чувствовал лишь ледяную пустоту внутри, огромную и безмолвную, как ночное поле. Он потерял не только ее. Он потерял веру в дружбу, в город, в ту новую жизнь, которую так старался построить. Предательство пришло с двух сторон сразу, и от этого удара не было спасения.

Большой город, который он начал было считать своим, снова стал чужим, холодным и безразличным. А на набережной, где все началось, теперь гуляли только воспоминания и призрак несбывшегося счастья.

Пооддержите развитие Пикабу канала переводом по реквизитам на рутуб по ссылке ниже.

Каждый трещинку на тротуаре, каждый стык плитки я изучил наизусть. Они — единственный неподвижный, постоянный узор в моей жизни. Все остальное — утекло, как вода сквозь пальцы.

Когда-то эти шаги были частью хора. Рядом топали Сашка, с его смехом, раскатистым, как гром летом, и Лена, чьи каблучки отбивали нервную, быструю дрожь. Мы заполняли улицы собой, своим шумом, своими спорами о будущем, которого, как нам казалось, было бесконечно много. Будущее кончилось. Оно оказалось коротким, как промокший под дождем спичек.

Сначала они уходили по одному. Сначала — «ну, это не навсегда, созвонимся». Переезды, другие города, жены, дети, карьеры. Письма становились реже, звонки — короче. Потом и вовсе прекращались. Тишина. Вначале она была неестественной, я ее замечал. Я включал радио, телевизор, лишь бы заполнить пустоту, которую они оставили. Потом тишина стала привычной. Она въелась в стены этой квартиры, стала моим единственным собеседником.

А потом принялись за родных. Сначала отец. Сухое, сморщенное тело в гробу, и я не мог поверить, что этот тихий человек когда-то подбрасывал меня к потолку. Потом мама. Ее уход был долгим, тихим стиранием, как стирают ластиком карандашный рисунок. Сначала стерлись детали, потом контуры, и в конце остался лишь чистый, белый лист смерти.

И вот я здесь. Совершенно один.

Иногда я ловлю себя на том, что целый день не произнес ни слова вслух. Проверка — голос садится, сипит, будто простужен. Я стал призраком в собственном городе. Я иду по тем же улицам, но меня никто не окликает. Никто не хлопает по плечу. Ни один голос не произносит моего имени с радостью.

Мои шаги — это стук моего одиночества. Ритмичный, мерный, безнадежный. Я прохожу мимо кафе, где мы сидели с друзьями, — там теперь другой интерьер и чужие лица. Я поднимаюсь к дому, где вырос, — там живут другие люди. Весь город превратился в музей моих воспоминаний, а я — его единственный и последний посетитель. Смотритель заброшенного храма, где когда-то кипела жизнь.

Я останавливаюсь на мосту, смотрю на воду. Она течет так же, как и тридцать лет назад. Неизменна. И я завидую ей. Потому что все, что было моим, все, что составляло мой мир, уплыло вместе с этим течением.

Я поворачиваюсь и иду дальше. По улицам моим который год звучат шаги. Только шаги. И эхо, которое отвечает мне из глубины пустых лет. Оно мое единственное наследство. И мой единственный спутник — до самого конца.

Ее звали Ариша. Не Арина, не Ариэль, а именно Ариша — редкое, музыкальное имя, которое стало для меня целой вселенной. Мы учились в параллельных классах, и до того рокового дня я лишь украдкой провожал ее взглядом по школьным коридорам, теряя дар речи от одного ее присутствия.

Все началось с совместного школьного проекта. Мы оказались в одной команде. Помню, как сидели в пустом классе после уроков, и солнечный луч поймал в свои сети золотистые пряди ее волос. Она что-то увлеченно рассказывала, жестикулируя, а я не слышал ни слова, полностью захваченный ее сиянием. Я тонул в ее глазах цвета летнего неба, и это было самым приятным ощущением в моей жизни.

Я писал ей стихи — наивные, нескладные, но идущие от самого сердца. Мы гуляли дотемна, разговаривали обо всем на свете, и ее смех был для меня лучшей музыкой. В ее лице я нашел родственную душу, того самого человека, который понимает тебя без слов. Я был уверен, что мы — две половинки одного целого, что это навсегда. Я доверял ей безгранично, как не доверял никому. Моя первая, чистая, безоговорочная любовь была подарена именно ей.

А потом в нашей компании появился Сергей. Он был старше нас, из института, с уже взрослой, уверенной ухмылкой и дорогими часами. Я видел, как он смотрит на Аришу, и ревность, острая и черная, начинала точить меня изнутри. Но она успокаивала: «Не выдумывай, ты же знаешь, ты у меня один». И я верил. Я верил каждому ее слову, потому что не могло быть иначе. Предать такую веру казалось мне преступлением против самой природы.

День моего личного апокалипсиса был солнечным и безмятежным. Я решил сделать ей сюрприз и купил два билета на концерт ее любимой группы. Полный предвкушения, я зашел за ней без звонка. Ее мама, улыбаясь, сказала, что Ариша уже ушла, наверное, гуляет с подругами. Что-то екнуло у меня внутри. Я пошел по нашему с ней маршруту и нашел их в нашем же парке, на нашей же скамейке. Они сидели, обнявшись, и он целовал ее в шею, а она смеялась тем самым смехом, который когда-то принадлежал только мне.

Мир рухнул беззвучно. Он не треснул, не разбился, а просто рассыпался в мелкую, колючую пыль. Я не помню, как ушел. Помню только ее лицо, когда она заметила меня: не ужас, не раскаяние, а лишь досада и легкое раздражение, будто я помешал чему-то важному.

Оказалось, это длилось уже месяц. Целый месяц она лгала мне в глаза, целый месяц делила свою нежность между мной и им, целый месяц я был для нее запасным вариантом, глупым, доверчивым мальчиком.

С тех пор прошло много лет. Жизнь идет своим чередом: университет, карьера, новые встречи. Я давно не пишу стихов. Я научился улыбаться, шутить, даже снова любить. Но это уже другое, взрослое чувство, в котором есть место рассудку и защитным стенам.

А та, первая любовь, так и осталась там, в прошлом, незаживающей занозой в сердце. Я могу забыть ее улыбку, стираются в памяти детали ее лица, но я так и не смог забыть предательство и обиду. Она предала не просто мои чувства. Она предала саму веру в чистоту и нерушимость любви, растоптала самое дорогое, что у меня тогда было — мою способность любить безоглядно и доверять без остатка. И эта рана, хоть и прикрытая слоями времени, до сих пор ноет, напоминая, что самая сильная боль рождается не от ненависти, а от преданной любви.

Вы можете поддержать развитие Рутуб, Пикабу и Ютуб каналов Игоря Пиксайкина по реквизитам на Рутуб и Ютуб Каналах. Благодарю за вашу поддержку.

( Книга "Падение Луны" была написана по запросу Игоря Пиксайкина с помощью ИИ )

На главном голографическом проекторе, в леденящем душу безмолвии космоса, висела Альфа-Цитадель — гигантская, сияющая стальным блеском космическая верфь, где достраивались три новейших линкора класса «Победитель». И вокруг нее, словно стая голодных пираний, кружили корабли Оркской Империи.

— Приближаются к рубежу поражения, — спокойно доложил офицер связи. Его голос был ровным. Все мы были уверены в нашей силе.

Орки не стали церемониться. Зависнув на дальней дистанции, их уродливые, угловатые дредноуты развернули свои чудовищные ядерные батареи. Казалось, само пространство содрогнулось, когда десятки гипер-ядерных зарядов, оставляя за собой шлейфы плазмы, устремились к Цитадели. Воздух в ангаре наполнился низкочастотным гулом, от которого вибрировали кости.

И тогда над верфью вспыхнуло чудо человеческой инженерии. Многослойные силовые щиты, сияющие нестерпимым голубым сиянием, сложились в идеальную сферу. Ядерные огненные шары разорвались на ее поверхности, как капли дождя о бронестекло. Ослепительные вспышки света поглотили на несколько секунд проектор, но когда свечение рассеялось, Цитадель стояла невредимой. По командному центру пронесся облегченный вздох. Мы были под защитой.

Но триумф был недолгим. Орки, видя бесполезность своего главного калибра, отступили. На их кораблях не было паники, лишь холодная, расчетливая перегруппировка. Они выстроились в странную конфигурацию, похожую на гигантский раструб.

— Неопознанная энергетическая активность! — крикнул сенсорщик, и в его голосе впервые прозвучала тревога. — Это не плазма! Это… акустический и световой резонанс!

Следующая атака была бесшумной в вакууме, но мы ощутили ее всеми фибрами души. Гигантский транспортный ангар «Гефеста», где шла работа над истребителями, вдруг наполнился пронзительным, невыносимым воем. Это был звук, рвущий разум, превращающий мысли в хаос. Я схватился за уши, но это не помогало — вибрация шла сквозь кости, сквозь сам металл корабля. Свет в ангаре погас, и его сменили бешеные вспышки слепящего, хаотичного света. Лучи мощнейших боевых лазеров, которые обычно были сконцентрированы в смертоносные пучки, теперь метались по ангару, как обезумевшие призраки, управляемые не логикой, а этой какофонией.

И тогда случилось немыслимое. Алмазно-прочный корпус новейшего истребителя «Молот», сделанный из непробиваемого адамантиевого сплава, вдруг вспыхнул ярким белым пятном под лучом одного из таких хаотичных лазеров. Я замер, не веря своим глазам. Сверхпрочный металл, выдерживавший прямое попадание ядерной боеголовки, начал течь, как расплавленный воск. Луч, будто раскаленный нож, проходил сквозь него, не встречая никакого сопротивления. Силовые щиты, призванные рассеивать Directed Energy, мигали и гасли, не в силах противостоять этому странному, резонирующему воздействию. Звуковые волны разрушали кристаллическую решетку металла на молекулярном уровне, а световые импульсы довершали дело, передавая ему чудовищную энергию, с которой не мог справиться даже адамантий.

Хаос был абсолютным. Лазерные лучи, больше не сдерживаемые прицельными системами, резали ангар на части. Опоры, плавясь, рушились, увлекая за собой многотонные краны. Корабли взрывались, превращаясь в груду искрящегося мусора. Воздух вырывался в космос через оплавленные пробоины с оглушительным ревом.

Я стоял, прижавшись к вибростойкому стеклу командной рубки, и смотрел, как гибнет наша мощь, наша гордость. Мы готовились к войне снарядов и брони, а они принесли с собой какофонию, превратившую нашу непробиваемую сталь в масло. Это было не сражение. Это было избиение. И в грохоте рушащегося ангара, под вой звукового оружия, я понял страшную истину: мы только что проиграли войну, которая еще даже не началась. Мы были мамонтами, застигнутыми ледниковым периодом. Наша сила оказалась бесполезной против нового, непостижимого оружия, которое резало наши кремниевые сердца их же собственной, направленной против них энергией. И эта картина — тающих, как свечи, звездолетов — навсегда врезалась в память, став символом нашего поражения.

Поддержите развитие Рутуб канала Игоря Пиксайкина и Пикабу по реквизитам указанным на Рутуб.

( Кавер Ракета, Бомба, Петарда- Игорь Пиксайкин)

Вторая: все разговоры должны сводиться к вопросу «Как бы так получить денег, желательно, чтобы они сами упали в карман, а я в это время лежал на диване?».

И вот однажды, ворвавшись ко мне на кухню с видом первооткрывателя Антарктиды, он объявил: —Слушай, а что, если мы с тобой разбогатеем? —Опять? — вздохнул я, отодвигая чашку с недопитым кофе. — В прошлый раз твоя идея «купить десять хомячков и разводить их на продажу» едва не закончилась судом со стороны соседей снизу. —Нет, серьёзно! — воскликнул Витя. — Ты же говорил про то озеро, где сдают домики на выходные? Где народ празднует до потери пульса и часто теряет ценности? Так вот, я пойду и найду там чьё-нибудь золото!

Я махнул рукой. Эта идея была из разряда «поймать радугу за хвост». Я-то говорил об этом в шутку, как о метафоре бессмысленных поисков легких денег. Но Витя, как всегда, всё воспринял буквально.

Прошла неделя. Я уже и думать забыл про озеро и мифическое золото. Как вдруг, в субботу утром, раздался тот самый, знакомый до мурашек, стук в дверь. На пороге стоял Витя. Сиял, как ёлочная гирлянда. В руках он зачем-то держал какой-то тряпичный чехол.

— Ну, привет, — с опаской сказал я. —Смотри! — не дожидаясь приглашения, он ввалился в прихожую и с торжествующим видом водрузил на мои ладони… газовый пистолет. Не игрушечный, а самый что ни на есть настоящий, тяжёлый и холодный.

Я от неожиданности едва не выронил эту штуковину. —И что это? Ты решил ограбить банк, раз не нашёл клад? —Какой клад! Я его нашёл! — обрадовался Витя. — Представляешь, пошёл на то озеро, покрутился возле домиков, и правда нашёл барсетку! А там, в одном кармашке, лежала золотая цепочка. Не очень толстая, но золотая! Сдал её в ломбард. И купил на эти деньги вот этого красавца!

Я смотрел на пистолет, потом на его сияющее лицо, и в моей голове возникла настоящая когнитивная дистанция. —Погоди, — сказал я, чувствуя, как тупею. — Ты нашёл реальное золото. Настоящее. И вместо того, чтобы купить себе новый телефон, который ты последний год выпрашивал у всех знакомых, ты купил… газовый пистолет? —Ну а что? — искренне удивился Витя. — Телефон — это ерунда. А это — мощь! Защита! Теперь никто ко мне не подойдёт! —К тебе обычно только твоя тётя Глаша подходит, чтобы супца налить, — пробормотал я. — Лучше б сотовый купил.

Но дело было сделано. Деньги были потрачены. Витя пару дней ходил по квартире, время от времени прицеливаясь из своего нового «сокровища» в горшки с кактусами, и чувствовал себя непобедимым стражем своей холостяцкой крепости.

А крепость, как водится, пала изнутри. В один прекрасный вечер тётя Глаша, женщина с руками штукатура и сердцем разведчика ГРУ, зашла к нему, чтобы «прибраться, пока ты на работе».

На следующий день ко мне постучал совсем другой Витя. Не сияющий, а задумчивый. —Представляешь, — начал он, — прихожу вчера домой, а на столе — мой пистолет, а рядом… связка ключей. И записка от тёти Глаши.

— И что же она написала? Наверное, «сдаю в ломбард»? — пошутил я.

— Хуже! — прошептал Витя. — Она написала: «Витька. Этот твой пугач — полная ерунда. Если к тебе вломится бандит, ты с ним возиться будешь? Я тебе оставила ключи от своей квартиры. Верхняя полка в шифоньере, за вязаными носками, лежит мой старенький электрошокер. Вот это — вещь! Приходи, научу пользоваться. А на выходные поедем на то озеро, я присмотрела перспективное местечко. P.S. Суп в холодильнике».

Мы молча сидели минуту, а потом я не выдержал и расхохотался. —Ну что, Шерлок Холмс, — выдохнул я, — кажется, твоя тётя только что стала твоим новым напарником по поиску сокровищ. И, похоже, она куда лучше вооружена.

Витя вздохнул, но в его глазах загорелся новый огонёк. —Да уж… С ней, пожалуй, страшнее, чем с любым бандитом. Но с другой стороны, — он ухмыльнулся, — с такой поддержкой мы можем найти не просто цепочку, а целый клад! Главное — вовремя отдать ей электрошокер.

Поддержите развитие рутуб канала реквизиты на нем же.