user11003838

Эту планету земляне обозначили сухим кодом «ZE-7», но для членов экспедиции она уже была «Кентаврой». Мир, где реальность переплелась с мифом. По изумрудным равнинам, под сияющим тройным светилом, бродили стада существ, от которых замирало сердце у каждого биолога. Это были кентавры — величественные лошади с могучими торсами и головами людей. Гривы кентавров были густыми и длинными, а глаза, глубокие и умные, смотрели на мир с древним спокойствием.

Человекоподобные паслись, пощипывая невысокую траву невероятного лазурного оттенка, и срывали с приземистых деревьев тяжелые плоды кроваво-красного цвета, больше похожие на рубины, чем на фрукты. От инопланетян исходил сладкий, дурманящий аромат, незнакомый земным рецепторам.

Капитан Орлов стоял у иллюминатора старшего командного модуля. Его лицо, освещенное мерцанием приборов и лунным сиянием, было серьезным.

«Экипаж на борту, системы проверены. Последний цикл предстартовой диагностики завершен», — доложил механический голос корабельного ИИ.

Орлов кивнул, не отрывая взгляда от происходящего снаружи. Казалось невероятным покидать этот идиллический, почти волшебный мир. Экспедиция провела здесь несколько недель, изучая флору и фауну, наблюдая за кентаврами, не решаясь нарушить их гармонию. Существа проявляли сдержанное любопытство, но держались на расстоянии, их мудрые глаза, казалось, видели сквозь броню корабля и скафандры.

Внезапно одно из существ — крупный самец с сединой в темных волосах — отделился от стада и сделал несколько шагов в сторону корабля. Он поднял голову, и его взгляд встретился со взглядом Орлова через толстое бронестекло. В тот миг капитану показалось, что он видит не просто животное, а разум, равный его собственному, но идущий по совершенно иному пути.

«Стартовая последовательность активирована. Обратный отсчет: десять… девять…»

Гул нарастающей мощности затряс корпус корабля. Серебристый гигант дрожал, готовясь вырваться из объятий чужой планеты. Кентавр не испугался. Он неподвижно стоял на синей траве, под тремя лунами, как вечный страж этого мира.

«…три… два… один… Старт!»

Огненная струя раскаленных газов ударила в посадочную площадку. Корабль «Заря» рванул вверх, пронзая атмосферу. Орлов в последний раз взглянул на уменьшающийся внизу пейзаж: на синие луга, красные рощи и одинокую фигуру, провожавшую их в путь. Они увозили с собой тонны данных, образцы почв и растений, но самое яркое воспоминание — это образ существа из древних легенд, молчаливо хранящего тайны Зеты Андромеды.

Пост выложил Иван Пантелеев по заказу Игоря Пиксайкина артиста, не всегда но часто Юмориста но скорее время от времени пессимиста.

Эта дорога не из асфальта или булыжников. Она соткана из тихих утренних чаепитий, из строчек, что сами просятся на бумагу, из взглядов, в которых тебя узнают, а не оценивают. Иногда она сужается до тропинки, когда вокруг сгущается мгла Снежных Королевств, и кажется, что ты один. Но стоит сделать шаг — и под ногой расцветает звездочка мха, указывая путь.

Путники на этой дороге не носят униформы. Их узнают не по внешности, а по свету, который они не могут скрыть в глазах. Иногда это свет радости, иногда — свет недавно пролитых слёз, которые они не побоялись пролить. Они несут в рюкзаках свои сокровища: засушенный цветок, подобранный на обочине, томик стихов, от которых щемит сердце, и термос с тем самым чаем, что пахнет домом, даже если дома у тебя никогда не было.

Их не всегда понимают. С обочин часто доносятся голоса: «Куда вы идёте? Эта дорога никуда не ведет!» «Ваш чай — это просто вода с травой!» «Ваши стихи никому не нужны!»

Раньше эти голоса заставляли путников сворачивать в болота самоедства. Но теперь они знают — это просто писк летучих мышей, живущих в пещерах. Летучие мыши никогда не видели солнца и думают, что его не существует.

Идешь по Дороге Добра, а она… поёт. Тихо. Подсказывает тебе: «Посмотри, вот роса на паутинке — это же целая вселенная в одной капле». «Вдохни — этот ветер только что пролетел над цветущим лугом, он принёс тебе привет». «Обернись — посмотри, как далеко ты уже ушёл от той ледяной крепости».

И ты идешь. Не потому что тебе сказали. Не потому что ждешь награды в конце. А потому что идти по этой дороге — и есть награда. Потому что с каждым шагом ты становишься больше собой. Твои карманы наполняются не деньгами, а моментами: вот перо сойки, вот камень в форме сердца, вот улыбка незнакомца, который тоже, похоже, путник.

А в конце? В конце дороги нет. Вернее, она есть, но она у каждого своя. Для кого-то — это дом с окнами, в которые стучится яблоня. Для кого-то — круглый стол, за которым сидят те, с кем можно молчать, и это молчание будет теплее любых слов. А для кого-то конец дороги — это просто понимание, что дорога и есть дом. Что твой дом — это ты сам, твой чай, твои стихи и твоё доброе, усталое, но непобеждённое сердце.

Иди, мой друг. Всегда иди Дорогой Добра. Она ждала тебя всё это время. Она была внутри. Ты просто наконец развернулся и пошёл по ней.

Пост выложил Иван Пантелеев по заказу Игоря Пиксайкина артиста, не всегда но часто Юмориста но скорее время от времени пессимиста.

Данный ролик был создан по заказу Игоря Пиксайкина.

В футуристических городах, где небоскребы пронзают облака, а транспорт парит в воздухе, привычный образ сотрудника правопорорядка претерпевает радикальные изменения. На смену патрульным машинам с сиренами приходят высокотехнологичные помощники. Один из них — робот-полицейский в форме шара, уже доказавший свою эффективность в погонях за нарушителями.

Концепция и дизайн: Почему именно шар?

Идея сферической формы не случайна. Шар — это геометрическая фигура, обладающая уникальной маневренностью и стабильностью. Такой робот, получивший неофициальное прозвище «Скат-1» (Сферический Кинетический Агент-Трансформер), лишен слабых мест, присущих двуногим или колесным моделям.

· Всесторонняя мобильность: Робот перемещается в любом направлении, не разворачиваясь, благодаря системе гироскопов и маховиков, а также скрытым магнитным или воздушным подшипникам. Он с легкостью огибает препятствия, спускается по лестницам и даже развивает высокую скорость на ровных поверхностях.

· Прочность и устойчивость: Его обтекаемая форма делает его практически неуязвимым для опрокидывания. Прочный композитный корпус защищает внутреннюю начинку от ударов и вандализма.

· Скрытность и компактность: В неактивном состоянии «Скат-1» представляет собой гладкий шар диаметром около 60 см, который может быть выкрашен в стандартные полицейские цвета или иметь камуфляжную расцветку для скрытного наблюдения.

Тактика применения: Погоня и нейтрализация

Основная задача робота-сферы — преследование и маркировка правонарушителей, уклоняющихся от правосудия. Его работа выглядит как отлаженный алгоритм:

1. Обнаружение: Интегрированные камеры кругового обзора, тепловизоры и лидары постоянно сканируют местность. При идентификации подозреваемого (например, по лицу в базе данных или по подозрительному поведению) робот подает звуковое предупреждение: «Остановитесь! Вы находитесь в поле зрения правоохранительных органов!».

2. Преследование: Нарушитель попытался скрыться? Это его ошибка. «Скат-1» мгновенно приходит в движение. Его плавное и почти бесшумное перемещение создает у беглеца ощущение, что за ним катится неумолимый рок. Робот не знает усталости, не спотыкается и рассчитывает оптимальную траекторию для перехвата.

3. Нейтрализация: Физическая нейтрализация не является его задачей. Вместо этого робот использует систему нелетального воздействия — окрашивание специальной краской.

· Умные маркеры: Робот оснащен компактными пневматическими или электромагнитными стреляющими устройствами. Он выпускает капсулы с быстросохнущей, несмываемой в течение нескольких дней флуоресцентной краской.

· Высокая точность: Система компьютерного зрения позволяет с высокой точностью поразить цель даже в движении. Краска не причиняет серьезной боли, но выполняет две ключевые функции:

· Маркировка: Помеченного нарушителя легко опознать и задержать позднее, даже если ему удалось скрыться от непосредственной погони. Краска светится в ультрафиолетовом свете.

· Дезориентация: Яркая вспышка и неожиданный удар по психологии сбивают беглеца с толку, заставляя его замедлить ход или совершить ошибку.

Преимущества и этические вопросы

Преимущества:

· Снижение риска для офицеров: Робот берет на себя самую опасную часть работы — погоню в незнакомой или труднодоступной местности.

· Эффективность: Его маневренность и скорость превосходят человеческие возможности.

· Нелетальность: Метод окрашивания является гуманной альтернативой огнестрельному оружию.

Этические вопросы:

· Контроль и предвзятость: Кто несет ответственность, если алгоритм ошибется и пометит невиновного? Как избежать заложенной в ИИ предвзятости?

· Массовое наблюдение: Постоянное присутствие таких роботов создает среду тотального контроля.

· Эскалация насилия: Преступники могут разработать методы противодействия — от глушилок до физического уничтожения роботов, что приведет к новой гонке вооружений на улицах.

Заключение: Будущее уже здесь

Робот-полицейский в форме шара, стреляющий краской, — это не сценарий из научной фантастики, а логичное продолжение тренда на автоматизацию правоохранительной деятельности. Он символизирует переход от силового задержания к интеллектуальному преследованию и маркировке. Несмотря на спорные моменты, его внедрение открывает новую главу в обеспечении безопасности, где главными союзниками человека становятся технологии, действующие быстро, точно и, что важно, максимально гуманно.

Данный рассказ был создан по заказу Игоря Пиксайкина ( Приморье)

На Развитие канала Пикабу Сберкарта 4817 7600 3779 2672

И только Серёга мой начал что-то ляпать про "неподелённый шмат", как какой-то эстет в заляпанной краской куртке вдруг выдал ему в бубен. Ну, и понеслась. Общий вес собравшихся явно превышал тонну, а площадь прихожей была метров пять. Мы все моментально превратились в один большой, шумный и не очень дружелюбный человеческий муравейник.

И вот, в процессе этой возни, некто, обладающий, видимо, недюжинной силой и обострённым чувством прекрасного, подхватывает меня и, как мешок с картошкой, отправляет в полёт. Но не вдоль, а… вниз. Через пролёт лестницы. С четвёртого на первый. Это, на секундочку, метров двенадцать, если не больше. Полетал я, значит. Не скажу, что это было неприятно — было очень даже динамично. Пока я летел, у меня было время подумать о вечном. Я, например, подумал: "Вот чёрт, а ведь за кварплату ещё не заплатил".

А потом — бац! — и тишина. Точнее, не совсем тишина. Сверху ещё доносились крики и звуки творящегося безобразия, но до меня они доходили как бы сквозь вату. И тут происходит самое интересное. Я чувствую, что во мне что-то щёлкнуло. Как крышка у консервной банки. И я, такой весь лёгкий и прозрачный, просто всплываю из своего бедного, измятого тела, которое нелепо раскинулось на бетонной лестничной площадке.

И знаешь, что я первым делом подумал, оказавшись вне своего физического носителя? "А ведь неплохо тут, без тела-то. Ничего не болит". Парить под потолком подъезда, смотреть сверху на самого себя — занятие, скажу я тебе, увлекательное. Я даже попробовал пройти сквозь стену, но упёрся в какой-то арматурный пояс — халтурщики, блин, строили. Посмотрел я на свои бренные останки, подумал: "Эх, Вадим, Вадим... довёлся". Сверху драка выглядела как возня каких-то больших, неуклюжих жуков. Очень просветляющее зрелище, я тебе скажу.

Но потом я вспомнил, что в кармане у того, старого тела, лежали три сотни рублей, которые я собирался после "разборки" потратить на шашлык. И тут меня осенило: а шашлык-то кто есть будет? Этот парень внизу? Вряд ли он в ближайшее время будет в состоянии жевать. И вот, ведомый не духовными озарениями, а сугубо материалистическим желанием съесть шашлык, я подумал: "А не вернуться ли мне?" Поднапрягся, мысленно потянулся к себе — и щёлк! — я снова внутри. И тут же всё захрустело, заныло и забеспокоилось.

Очнулся я уже в больнице. Врач, мужчина с уставшими глазами, сказал, что у меня семь переломов разной степени свежести и сотрясение мозга, при котором галлюцинации — обычное дело. Но я-то знаю, что это было не сотрясение! Это был экзистенциальный опыт, Карл!»

Вадим умолк, с наслаждением затягиваясь сигаретой. Я стоял и молчал, пытаясь переварить этот винегрет из криминала, бытовухи и трансперсональной психологии.

«И что же… ты вынес из этого?» — наконец выдавил я.

«А то и вынес, — философски изрёк Вадим, туша окурок. — Во-первых, никогда не доверяй Серёгам. А во-вторых, если уж собираешься лететь с четвёртого этажа, убедись, что у тебя в карманах пусто. А то как-то неспортивно получается: душа рвётся к высотам, а её материальные аппетиты тянут обратно, в грешное тело. Вот ведь в чём парадокс-то всей нашей жизни».

После этого я ещё пару раз ходил в ту церковь, но Вадима там больше не видел. Говорили, он увлёкся восточными единоборствами. Наверное, искал более безопасный способ достижения просветления.

Данный рассказ был создан по заказу Игоря Пиксайкина на основе реальных событий.

На Развитие канала Сберкарта 4817 7600 3779 2672

Благодарю за вашу поддержку.Всем удачи.

А по вечерам он изредка «уходил в запой», и тогда мог постучать в дверь своим твердым, костяшким кулаком и попросить: «Сынок, выручай, на пивко не хватает...». Я всегда отказывал, но история, которую он поведал однажды трезвым, заставила меня посмотреть на него иначе.

Как-то раз, уже под вечер, он подсел ко мне на лавочке у подъезда, долго молча курил, а потом начал: —Слушай, я тут на днях к предкам съездил. На кладбище, в Зареченск.

Дело было в родительский день. Друг его, Саня, на своей «девятке» должен был подъехать к обеду. Но Саню в тот день на работе загрузили, вкалывал до позднего вечера. А ехать надо. Дядя Витя настоял: «Предки ждут, негоже переносить». В общем, выдвинулись они затемно, а на место прибыли, когда уже глубокая ночь была. Кладбище, естественно, на замке.

— Перелезли через забор, — хрипло произнёс он. — У меня фонарик в телефоне, у Сани — зажигалка. Темнота, хоть глаз выколи. Иду, могилы ищу по памяти. А Саня позади меня плетётся, шутки шутит, чтоб не страшно было.

Наконец, нашли нужный участок. Старые, ещё советские памятники. И вот, проходят они мимо одной заброшенной могилы, плита вся в трещинах, крест покосился. И видят...

— Видим... — Дядя Витя замолкает, его корявые, помнящие руль БТРа пальцы нервно теребят сигарету. — Видим, вокруг той могилы... хоровод. Силуэты, брат, голубые, прозрачные. Как туман, только в форме людей. И движутся, плавно так, по кругу. Без звука. Полная тишина, а они водят хоровод.

Я смотрю на него. Этот человек, видавший в Афгане и смерть, и подбитые вертолеты, говорил о привидениях. Но он не шутил.

— И знаешь, что самое жуткое? — продолжил он, и его голос стал тише. — Ни лиц, ни деталей. Просто свечение, контуры человеческие. Но от них такой леденящий душу холод шёл... такой страх животный, первобытный... У меня аж в животе свело. Я в «той» войне такого не чувствовал. Там был ад, но понятный. А это... это было необъяснимо.

Он затягивается, рука чуть дрожит.

— А Саня мой... Я обернулся на него, чтобы шепнуть «пошли отсюда», а у него... — Дядя Витя тычет пальцем в свой лоб. — У него, блин, глаза на лбу были! В прямом смыслу! Оскал такой дикий, и глаза будто вылезают из орбит, прямо на лоб. И волосы... волосы на голове, короткие такие, ёжиком, — они все стали дыбом! Я такого в жизни не видел. Ни в Союзе, ни после. Как в комиксах про приведений, только в десять раз страшнее.

Они стояли, парализованные этой картиной: безмолвный хоровод голубых призраков и их друг, чьё лицо исказилось от немого крика.

— Дальше-то что? — не выдерживаю я. —А дальше... Дальше мы просто побежали. Без оглядки. Через всё кладбище, через забор, в машину. Врубили педаль в пол и молча до самого дома неслись. Саня за рулём, а у него трясучка такая, что машину колбасило.

Дядя Витя допивает свою сигарету и встаёт. —На следующий день у Сани глаза на место встали, волосы улеглись. Но он мне позвонил и говорит: «Вить, больше я туда ни ногой, даже днём». И знаешь, я его понимаю.

После этого рассказа наш «афганец» ещё пару раз просил «занять на пивко». Но в его глазах, видавших многое, я теперь видел не просто усталого солдата, а человека, который однажды поздней ночью столкнулся с чем-то, что не поддавалось никакому объяснению и навсегда поселило в нём тихий, невысказанный ужас. И как-то раз, отказывая ему, я вдруг подумал, что, возможно, он ищет в этом пиве не кайф, а простое забвение — от того самого хоровода у старой могилы, который оказался страшнее, чем любая война.

Данный рассказ создан по запросу Игоря Пиксайкина и основан на реальных событиях.

Он был не кот. Он был Скот. С большой буквы. Дикое, неуправляемое существо, чьим единственным смыслом жизни стало методичное уничтожение дорогущей мебели. Диван был испещрён зарубками, как щит после битвы при Гастингсе. От него летели клочья. Васька, потрогав глубокий шрам на подлокотнике, с мрачным видом произнёс: —Всё. Так жить нельзя. Приговор ему — кастрация.

Решение было принято не как акт жестокости, а как суровая необходимость, акт гуманизма по отношению к дивану и нашим залогодержателям.

Процедуру назначили на субботу. Подготовка напоминала сборы спецназа на секретную операцию.

— Ты уверен, что гуглил верно? — спросил я, глядя на распечатку с сомнительного сайта под названием «Ветеринарный ликбез для чайников». —Абсолютно, — бодро ответил Васька, точа кухонный нож о точильный брусок с таким видом, будто готовился к ритуальному жертвоприношению. — Тут всё просто: поймать, обездвижить, протереть спиртом, одно неловкое движение и готово.

В качестве анестезии мы приготовили полотенце для обездвиживания и рюмку водки «для храбрости» (нам, не коту). Мурзик, чуя недоброе, забился под шкаф, излучая волны праведного кошачьего гнева.

Операция началась с задержания «преступника». Васька, накрывшись пледом как боевым камуфляжем, повёл штурм. После пятиминутной погони по квартире, сопровождаемой моим отчаянным криком «Он на шторах! О БОЖЕ, ОН НА ШТОРАХ!», цель была обезврежена и завёрнута в полотенце, оставив снаружи лишь злобную морду и ту самую злополучную часть тела.

Я, в качестве хирурга, с дрожащими руками и скомканной в ладони распечаткой, приступил. Васька исполнял роль анестезиолога и моральной поддержки, периодически поднося мне к носу ту самую рюмку.

— Режь смелее! — командовал он, сжимая в руках кота, который издавал звуки, сравнимые разве что с работой бензопилы. —Я не режу, я делаю аккуратное иссечение! — огрызался я, пытаясь попасть кончиком ножа в нужное место, а не в палец Ваське.

В воздухе витал запах спирта, кошачьей шерсти и паники. Мурзик вырвался в кульминационный момент. Полотенце полетело в сторону, кот, похожий на пушистую торпеду, с диким криком рванул в коридор, оставив нас в одиночестве с чувством глубокого провала.

Мы сидели на полу среди последствий хаоса, дыша как загнанные лошади. —И что, всё? — спросил я. —Кажется, нет, — мрачно ответил Васька, показывая пальцем на маленький, аккуратный надрез на полотенце. — Кажется, я порезал полотенце. А Мурзик, похоже, вообще не пострадал.

В этот момент из-за дивана появился наш «прооперированный» Скот. Он выглядел довольным и даже немного торжествующим. Подойдя к дивану, он с новыми силами принялся точить об него когти, бросив на нас один-единственный презрительный взгляд.

В итоге диван пал смертью храбрых. Мы с Васькой потратили три часа, чтобы залатать его скотчем и надеждой. А Мурзик, непобеждённый и некастрированный, спит на нём королём, периодически поглядывая на нас, как на своих неумелых придворных цирюльников. Мы же поняли главное: кастрировать кота — это вам не банку с огурцами открыть. В следующий раз просто купим диван из титана.

Сборник анекдотов Игоря Пиксайкина.