Ответ на пост: Правдивая история о том, как на зоне строгого режима проповедовали Слово Божье

Едва наступила календарная осень, как разверзлись хляби небесные и зарядили непрекращающиеся затяжные дожди. На тюремном дворе, обычно покрытом вытоптанной жухлой травой, появились огромные темные лужи. Заключенные выходили на прогулки в темно-синих плащах с капюшонами, в которых они напоминали мокрых ворон, не знающих, что им делать посреди этих огромных луж.

Ненастная погода передала свое настроение всем: и заключенным, и надзирателям, которых отличал лишь военно-зеленый цвет их плащей. Они также не знали, куда себя деть, проклинали погоду и обсуждали грядущие выборы, мечтая в своих сердцах и умах о, как минимум, капитанском звании. А ветер продолжал забавляться, гоняя по небу тучи, окрашенные в цвета свинца и олова, меняющие свои оттенки в зависимости от времени суток, посылая на землю косые потоки дождя. Казалось, что время остановилось и тюрьма замерла.

Руководство объявило плановые обыски в тюремных камерах, чему безмерно обрадовались охранники и опечалились заключенные. Дело в том, что первым не надо было мокнуть под дождем, а вторые в процессе этих обысков лишались контрабандных предметов тюремной «роскоши» – сигареты, алкоголь, наркотики и прочие запрещенные вещи. К тому же прогулки на тюремном дворе прекратились и теперь, в эти мрачные ненастные дни, жизнь кипела только в тюремной церкви. Желающих посещать служения стало так много, что образовались небывалые очереди по спискам. Из соображений безопасности в помещении не могло находиться больше сорока пяти человек, но, если помножить количество посетителей на четыре службы, получалось, что за выходные церковь посещало около двухсот «прихожан».

Ничего подобного раньше не было и многие гадали, в чем причина и не наступило ли «пробуждение»?! Впрочем, и скептиков было немало, таких, например, как капитан Дуглас, объяснявший резкий скачок посещаемости тем, что никаких других классов и групп не было и заключенные шли на служение просто от скуки.

– Вот закончатся плановые обыски, вернемся к нормальному графику, и вы увидите, что во многих «охладеет любовь к церкви». – полушутя говорил капитан. – Так ведь говорится в Библии?

– Именно так, капитан, – отвечал я, – именно так. Но цифры, как в одну, так и в другую сторону перестали меня смущать. Мы предоставляем возможность практиковать христианство, а дальше — свободное волеизъявление каждого.

Период небывалой религиозной активности действительно закончился через месяц, когда тюрьма перешла на обычный график и заработал отдел образования, а также разные группы типа анонимных алкоголиков и наркоманов.

Все это время наша «Школа лидерства» не прекращала свою работу. Мы шли семимильными шагами к окончанию очередного семестра и в октябре начали разбирать основы эпистолярного жанра на примере посланий апостола Павла. Посещать эти классы хотели многие, но были критерии, которым соответствовали далеко не все желающие.

– Сегодня мы попробуем разобраться в риторическом треугольнике: этос, пафос и логос (Этос - авторитет оратора или автора послания/письма/текста. Пафос - обращение к эмоциям и чувствам аудитории читателей. Логос - аргументация автора, использующего причинно-следственную связь, статистику и универсальные истины, не требующие доказательств (по крайней мере, для читателей данного письма/обращения), – начал я очередной урок. – А когда разберемся, приступим к Посланиям апостола Павла, и вы сами сможете написать послание своей церкви!

– Здорово, – усмехнулся Каранха, – и мы станем апостолами!

– Ну, до апостолов вам еще далеко, – парировал я, – вначале нужно выйти отсюда через соответствующие врата, а не через забор под покровом ночной темноты.

– Это нереально, – грустно протянул старожил Ричард, – отсюда никто еще не убежал за тридцать лет. Даже с Алькатраса убегали, правда, больше тех трех смельчаков никто не видел.

– Скорее всего, не доплыли, – заметил Каранха, – иначе бы их нашли.

Я попросил тюремный народ сосредоточиться на нашей теме, и мой новый клерк Джордж раздал им конспекты.

Объяснив «на пальцах» основы этоса, пафоса и логоса, я перешел к примерам, прочитав известное письмо римского воина из Александрии своей жене, где он обещает послать ей деньги, как только получит жалование и приказывает оставить новорожденного, если это мальчик, а в случае, если родится девочка, — выбросить.

Мои подопечные зашумели, возмущаясь дикими нравами древних. Буддистский клерк Ли заметил, что нравы мало изменились и США лидируют по количеству абортов, на что бывшие члены мексиканской мафии возразили, сказав, что католики против абортов, и сами они детей никогда не трогали.

– Это не наши методы, – гордо заявил Каранха, – хотя новые банды уже не брезгуют ничем. Молодежь, одним словом!

– О времена, о нравы! – с пафосом продекламировал Ричард.

– А ответного письма не существует? – робко спросил Эдвардс, который по-прежнему держался особняком и чувствовал себя уютно только на уроках по изучению греческого языка. – Послал ли он деньги, и что стало с ребенком?

Все замолчали и посмотрели на Эдвардса. Действительно, он от всех отличался и речью, и поведением и, не будучи гангстером, слыл чужаком в этой тюрьме. Впрочем, я всегда удивлялся уголовному этикету американских тюрем строгого режима, где к чужому мнению относились уважительно, правда, пока оно не затрагивало личных интересов. В этом случае в ход пускались все средства.

– Не знаю, – ответил я, – но вполне возможно, что деньги отправил и у них родился сын! Пусть в этой истории будет счастливый конец.

Мы разобрали еще несколько аналогичных примеров из античности и прочитали Послание к Филимону. Время летело незаметно и урок подходил к концу. Я спросил, что они поняли сегодня и что понравилось.

– Все это очень интересно, – сказал Эдвардс, – особенно баланс между этосом, пафосом и логосом. Все три элемента важны, но, мне кажется, первые два сильнее, когда речь идет о достижении цели. Не каждый может постичь логику или причинно-следственной связи послания, а вот авторитет автора и умелое обращение к чувствам и эмоциям читателя приводят к желаемому результату.

– Очень правильное наблюдение, – похвалил я его. – Пафос очень важен, как и этос. Но есть и те, кому важны и логика, и доказательства. Желательно, чтобы все три элемента этого треугольника были на достойном уровне. Иначе это уже манипуляция.

– А если я напишу письмо моей бывшей жене, – начал Каранха, – и воззову к ее чувствам, пришлет ли она мне к Рождеству денежный перевод? Надо попробовать!

– Очень хорошая тема, – отозвался Родригес, – и очень полезная. Я переписываюсь с тремя девушками. Стало быть, при научном подходе я получу три денежных перевода!

– Вы неисправимые манипуляторы! Мало вы им голову морочили на свободе. Одного не понимаю, – я посмотрел на часы и увидел, что время вышло, – почему вам отвечают девушки, особенно незнакомые? Ведь вам же сидеть и сидеть…

– Ну, причин много, – сказал Каранха профессорским тоном, – жалость, романтика и одиночество. Как правило, это не самые привлекательные девушки, насмотревшиеся душещипательных сериалов. Еще присутствует хулиганская романтика, все-таки на «улицах» мы имели определенную власть. Конечно, в этих письмах еще можно рассказать и о Христе, так сказать с пользой для дела… но ведь действительно, овладев этим риторическим треугольником, можно манипулировать как хочешь.

– Я вам даю инструментарий, надеясь, что вы будете использовать его в благих целях…

Однако развить эту мысль мне не удалось: конвоиры уже стояли в дверях и сосредоточенно смотрели на меня, давая понять, что урок давно закончился.

В течение всей последующей недели мои клерки горячо обсуждали тему этоса, пафоса и логоса. Правда, я заметил, что они больше обсуждали именно письма девушкам и заключали пари, кто быстрее получит от них рождественские подарки.

Наконец, по велению небесной канцелярии затяжные дожди прекратились. Тогда и руководство тюрьмы обьявило о прекращении плановых обысков тюремных камер. Заключенные вздохнули с облегчением, и в тюрьме началась обычная размеренная жизнь.

Приближалось Рождество, по случаю которого намечался банкет. Дело в том, что каждая религиозная группа заключенных – протестанты, католики, мусульмане и другие – имела право устраивать два раза в год банкет, отмечая свои главные праздники.

У протестантов и католиков это были Рождество и Пасха. Торжественные служения заканчивались банкетом: гамбургеры, пицца, кока-кола и сладости. Правда, банкет оплачивался на добровольные пожертвования семей заключенных и религиозных организаций.

Проще всего было заключенным мусульманам и индейцам – у них всегда на счетах были финансы. Католики также особо не волновались по этому поводу – местные диоцезы организованно выделяли на эти мероприятия средства.

А вот протестантам, несмотря на их многочисленность, было непросто. Протестантские церкви, как правило, евангельские и независимые, неохотно выделяли пожертвования на подобные проекты. В этом случае играла роль личная инициатива и все зависело от заключенных, их семей и церквей, а также моих информационных писем различным церквам Калифорнии.

На мои четыреста писем отвечало не более дюжины церквей, в основном те, у кого в прихожанах были родственники заключенных. Тогда я предложил моим «студентам» написать письма в свои общины, даже если они в последний раз побывали там только в раннем детстве. Тем, кто вообще никогда не был в церкви, я предложил список церквей по их бывшему месту жительства.

– Напишите послание вашей церкви. Расскажите о себе, своих успехах, о школе лидерства, о ваших классах, и не забудьте упомянуть о рождественском банкете и ваших нуждах. Используйте в своем письме-послании риторический треугольник – этос, пафос и логос. Вы уже достаточно освоили эпистолярный жанр, чтобы написать достойное письмо. Нам нужно собрать около двух тысяч долларов, чтобы накормить на Рождество двести пятьдесят человек, около двухсот «прихожан» и гостей. Пока на нашем счету только пятьсот долларов. Но помните: писать нужно правду, только правду и ничего больше. Мне кажется, что на ваши письма церкви ответят скорее, чем на мои.

Мои студенты начали бурно обсуждать это предложение. Судя по всему, им оно понравилось. Через неделю каждый заключенный зачитывал свое послание перед классом, после чего наступало время обсуждения и конструктивной критики. Я удивлялся их сообразительности и смекалке, ведь многие из них не успели закончить даже среднюю школу. Они быстро разобрались в риторическом треугольнике и указывали на слабые места в посланиях сотоварищей.

Самым слабым моментом в их посланиях был логос. Они честно рассказывали о себе и умело обращались к своим читателям, однако, когда речь заходила о спонсорской поддержке рождественского банкета в тюрьме строгого режима, аргументов было мало.

– А может и не нужны аргументы, – разочарованно сказал Каранха, – и так понятно, что мы просим деньги на банкет.

– Ну почему же, – ответил я, – попробуйте найти обоснование вашей просьбы. Расскажите, как вы встречали или наоборот не встречали Рождество на свободе. Расскажите, что тюремная церковь – это как бы ваша семья, и вы хотите встретить Рождество по-семейному. К тому же это будет хорошее свидетельство для других заключенных. Что-то в этом роде.

– А не будут ли эти письма манипуляцией? – смущенно спросил Эдвардс.

– Хороший вопрос, – пустился я в рассуждения. – Манипуляция – это когда вы используете обманную тактику и имеете другое намерение, нежели то, о чем вы открыто заявляете. Например, вы пишете письма сразу трем девушкам...

Я сделал паузу и искоса посмотрел на Родригеса. Класс оживился.

– И каждой говорите, что в последнее время думаете только о ней. На самом деле вы вообще не думаете об этих трех ваших «жертвах», вы просто хотите получить от них подарки. Это манипуляция. А если вы честно рассказываете о рождественском банкете и говорите о том, что протестантской общине этой тюрьмы не хватает денег для того, чтобы банкет состоялся, – это просьба, которую адресат может либо удовлетворить, либо отклонить. Христос сказал: «Просите и дано будет вам». Так что манипуляции здесь нет. По крайней мере, я так думаю.

Мои студенты дружно закивали и на следующий урок принесли исправленные послания, где предложенный мною аргумент был изложен у каждого как «под копирку».

– Никто ничего нового не придумал? – я спросил.

– А нам понравился ваш аргумент, – хором отвечали они. – Зачем изобретать велосипед заново?!

– Не ищите легкого пути в науке, молодые люди, – подытожил я нашу дискуссию.

За оставшееся время они переписали свои послания начисто, вложили их в конверты, запечатали и отправили по указанным адресам более сорока писем. За две недели до Рождества начали приходить ответы с просьбами связаться со мной, чтобы перечислить пожертвования на счет нашей тюремной церкви.

В итоге удалось собрать почти две тысячи долларов, которых хватило для того, чтобы рождественский банкет состоялся. Начались приготовления, закупки и прочая предпраздничная суета. А за несколько дней до этого события мы провели последний урок школы лидерства и закончили очередной семестр. В классе царило праздничное настроение. Я поздравил всех с окончанием классов и вручил моим заключенным студентам соответствующие сертификаты.

– Вы действительно многому научились за этот семестр, и я очень надеюсь, что будете применять знания согласно морально-этическим нормам, изложенным в Новом Завете. И еще я надеюсь на то, что где бы вы ни были, где бы ни оказались, вы будете достойными лидерами в служении. И никаких манипуляций!

Класс умолк и погрузился в раздумье. Тогда я спросил их о заключенных пари на предмет получения рождественских подарков от девушек. Я знал, что они об этом говорили, но никто не захотел прилюдно поделиться своими «успехами».

Наступило Рождество, пришло время для нашего банкета. Все четыре служения прошли в праздничной атмосфере. Гости-волонтеры проповедовали и делились с заключенными Благой вестью о рожденном Спасителе и о событиях, связанных с Его рождением. Мы пели рождественские гимны и колядки. А после каждого служения заключенные поглощали пиццу, гамбургеры и сладости, запивая все это кока-колой.

Праздник удался. Его посетило более двухсот заключенных, среди которых были друзья моих «прихожан», никогда не переступавшие порог тюремной церкви, и впоследствии некоторые из них тоже стали нашими «прихожанами».

Когда закончилось последнее служение и банкет, ко мне подошел Каранха. Он переминался с ноги на ногу, желая мне что-то сказать. Я предложил ему зайти в офис. Оглядевшись по сторонам, он прикрыл дверь и рассказал о своих письмах:

– Вы были правы, манипуляция наказуема. Я написал хорошее письмо своей жене. А потом написал не менее хорошее письмо моей бывшей… ну, в общем, бывшей любовнице, надеясь убить одним ударом двух зайцев. Не знаю, как это получилось, но их пути пересеклись, и они узнали, что я написал им обеим. В результате моя бывшая жена написала мне, что я… ну, в общем, сами понимаете. Так что никаких рождественских подарков в этом году. Надо было написать только одно письмо: или бывшей жене, или бывшей любовнице. Хотя в любом случае это была бы манипуляция, ведь мне еще сидеть и сидеть. Зачем морочить голову женщине. Больше не буду. Можно было просто рассказать о банкете, о жизни, без всяких любвеобильных посылов.

– Знаешь, у нас есть другая поговорка для такого случая: «За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь».

– Похоже, это про меня, – вздохнул Каранха и посмотрел с тоской на несколько коробок с остатками пиццы, – это про меня.

Я всегда удивлялся тому, что как бы ни были голодны заключенные, после банкетов всегда оставались остатки пиршества. Подобное можно сказать и об «обедах вскладчину» в церковных общинах или в профессиональных организациях и офисах. Все что-то приносят с собой и всегда остаются те самые «корзины с хлебом и рыбой» из Нового Завета. Наверное, в этом есть что-то особенное, граничащее с чудом, когда люди делятся друг с другом.

– Печальная история, – я улыбнулся и похлопал его по плечу, – но учитывая твое раскаяние и будучи наделенным властью, данной мне законом, позволяю тебе приватизировать эту коробку с пиццей. С Рождеством!

– Спасибо, я обязательно поделюсь со своим товарищем по камере, – сказал Каранха, складывая куски пиццы во внутренний карман своего тюремного бушлата, предварительно завернув их в салфетки, – обязательно поделюсь!

Последним уходил Родригес. Заключенные называли его Зорро, так как он был похож на Антонио Бандераса в молодости. Думаю, именно его внешность и вызывала расположение девушек, которые отвечали на его письма и присылали ему подарки.

Он учтиво поблагодарил меня:

– Я хочу сказать спасибо за наши занятия. Сегодня на служении я понял, что манипуляции в конечном итоге ни к чему хорошему не приводят. Я больше не буду морочить голову девушкам. Хоть это и выгодно, ведь я получил немало подарков, но неправильно. Правда, одна из них мне очень нравится, вот я и буду переписываться только с ней, но ничего не буду просить. Я бы очень хотел с ней встретиться на свободе.

– Все возможно верующему. А тебе долго еще сидеть?

– Дело в том, что я был осужден, когда мне едва исполнилось семнадцать лет. Я подпадаю под новый закон и в худшем случае отсижу еще десять лет. Мне тогда будет только тридцать три.

– А в лучшем случае?

– Лет пять, не больше.

Мы попрощались, и я закрыл дверь тюремной церкви на несколько дней с твердым намерением возобновить классы Школы лидерства сразу после Рождества, если даже такие профессиональные манипуляторы меняются на глазах. https://gazeta.mirt.ru/stat-i/tvorchestvo/post-2525/

СИДЕЛЬЦЫ КОЛОНИИ СТРОГОГО РЕЖИМА №9 называли себя экзотично – «жертвы Холокоста». А свою колючую обитель просто и непритязательно – «наше маленькое гетто». Правда, гордых представителей еврейского народа на зоне насчитывалось не так много. Главным был Миша Ашкенази – благообразный мужчинка с лысиной, искрящейся оптимизмом. К нему примыкали человек семь-восемь, в основном люди благородных профессий – аферисты, мошенники, фармазонщики и Аркаша Симкин, которого все ласково называли Блудный Сукин Сын. Аркаша, с отличием окончивший МГИМО, пару раз успешно выдавал себя за продюсера Уитни Хьюстон, получая приличные авансы под её будущие выступления в Нижнем Новгороде и Сыктывкаре.

Но что же связывало «девятку» с гнусными преступлениями бесноватого Адика? Нет-нет, здесь никого не травили газом, не сжигали в печах и даже не сдирали татуированные шкуры с расписных зэков, чтобы использовать на абажуры и дамские сумочки. Секрет странного названия крылся вот в чём.

Несколько лет назад в колонию был назначен очередной начальник взамен прежнего, вечно дремавшего в кабинете и проспавшего даже свою отставку. Новый хозяин, подполковник Илья Ильич Загайло, служил прежде в Саратовской области и привёз оттуда признаки лёгкого дегенеративного расстройства, которое он упорно называл «передовым опытом». Сразу по приезде Загайло обратился к руководству с просьбой разрешить ему внедрение этого опыта в отдельно взятом исправительном учреждении №9. Сверху махнули рукой: валяй, Кутузов…

И Кутузов навалял. Он приказал пометить всех арестантов, исходя из степени их морального паскудства. Активистам, помогавшим администрации, нашивались на левую сторону зэковской робы бирки красного цвета. «Мужики», тоскливо мотающие срок, пытаясь не вязаться ни с «козлами», ни с «блатными», получили коричневые нашивки - по аналогии с говном, которое болтается в проруби. Нарушители режима были раскрашены зелёным цветом – цветом надежды на то, что когда-нибудь на просторах зоны №9 не останется ни одной этой сучьей морды. Чёрной отметкой заклеймили «братву» - бродяг, босяков, правильных парней и прочих лютых врагов администрации. Далее шли «белые бирки» - хронические алкоголики. И, наконец, жёлтые метки предназначались наркоманам. После долгих воспитательных бесед резиновыми дубинками система, что называется, «пошла».

Поначалу преобладал коричневый цвет. Затем в результате закручивания гаек его потеснил зелёный. На зону обрушился тяжёлый пресс лагерного режима. Народ стали «гасить» в «шизняке» за нежелание махать руками на физзарядке, за прогулку в локалке отряда без головного убора, за игру в «балду» во время политической информации и за прочие чудовищные преступления. Однако в преддверии золотой осени «девятка» начала из зелёной медленно перекрашиваться в жёлтую.

-Ч-чёрт знает что! – ругался Загайло. – Что ни этап – сплошные наркомы! Простому подполковнику остаётся перед ними во фрунт вытягиваться…

А ТУТ ЕЩЁ ОДИН СЁПРАЙЗ: какая-то арестантская гнида изловчилась загнать «маляву» трижды долбанным правозащитникам, представителям передовой либерастии. Мол, так и так, недобитки совдеповской коммунячьей сволочи попирают нашу честь и достоинство, метят нас, как фашисты - узников концлагерей. Причём – что характерно! – многие осуждённые носят на груди жёлтые бирки наподобие звёзд в еврейских гетто. Это, несомненно, свидетельствует о дремучем антисемитизме начальника колонии подполковника Загайло.

В «девятку» срочно прикатила комиссия во главе с грозной мадамой необъятных размеров – что-то среднее между нильской лошадью и Валерией Новодворской. Мадама сверкала глазами, как прожектор перестройки, брызгала слюной и ругалась латинскими выражениями. Долговязый подполковник бегал за ней вприпрыжку, вытянув руки по швам, а шею вперёд, отчего дико походил на страуса нанду. Завершала этот африканский натюрморт стая бабуинов при погонах, которая неумолчно трещала, приплясывала и размахивала руками, как будто выпрашивала у непрошеных гостей горсть бананов.

Но коварные гости бананов бабуинам не дали, равно как не сообщили цель визита, ограничившись туманными фразами о гуманизации и правах человека.

-Совсем озверели! – возмущался Загайло, проводив либерастов за ворота и вытирая крупный пот. – Какие права человека? Где они, хляби, здесь человеков нашли?

-А мы разве не люди? – робко возразил зам по воспитательной работе капитан Синелоб.

-Ты когда себя последний раз в зеркале видел? Сколько лет на зоне?

-Четыре с половиной.

-Да после трёх лет в этом заповеднике человек превращается в ишака! Так что мы с тобой – два ишака. И другие работнички тоже. Только привыкли друг к другу и этого не замечаем. А ты выйди за КПП и спроси у первого встречного: «Скажите, я – ишак?». Он тебе честно ответит.

-А зэки тогда кто?

-А зэки – насекомые! Которых надо травить дустом, поскольку они размножаются со скоростью бешеных тараканов! Но приезжают всякие скребучие полузащитники и норовят их занести в Красную книгу…

Выплеснув на замполита глубокие познания в области энтомологии, начальник колонии затушил тлевшую сигарету о башку арестанта в драной тельняшке. Арестант достался Илье Ильичу от его предшественника и представлял собой пухленького болванчика, вылепленного из хлебного мякиша, а затем умело раскрашенного. На таких фигурках набил руку чернушник Фарид Хусаинов, который откинулся год назад и уже успел побывать с выставкой своих многоликих кукольных «сидельцев» в Финляндии. Теперь такой же хлебный человечек украшал письменный стол мэра города Нахтияллокикку как посланец мира и символ дружбы двух народов.

ТЕМ ВРЕМЕНЕМ ИСТОРИЯ С ПЁСТРЫМИ НАШЛЁПКАМИ приобрела масштабы международного скандала. Во время представительного слёта передовиков иудейской культуры какой-то известный равви ввернул пару крепких выражений на иврите про зловещий русский Майданек, что не преминула тиснуть пара-тройка таймсов и обсёрверов. Весь этот импортный обсёр докатился до Москвы, а оттуда – с соответствующими комментариями и примечаниями – до областного управления исполнения наказаний. Илья Ильич тут же предстал пред ясны очи начальника управления - генерала Бурдюкова. С первых же минут разговора ясны очи стали наливаться кровью и вскоре напоминали две большие помидорины.

-Ты что творишь, ушлёпок говяжий?! – ненавязчиво поинтересовался генерал. – Ты что за карнавал мне устроил, пламенный фашист?! Нашу управу чуть под Нюрнбергский процесс не подвёл!

-Да они же всё извратили… - начал оправдываться начальник «девятки».

Инквизитор подобен покупателю: и тот, и другой всегда правы. Увы, подполковник Загайло, в отличие от Галилео Галилея, был не в курсе этой прописной истины. В кабинете Бурдюкова повеяло дымком костра и палёной человечиной.

-Они извратили? Да они не извратили, а отымели тебя в извращённой форме! Что же ты за падла такая… С доктором Геббельсом не в родственных отношениях?

-Степан Алексеевич, у нас в Саратове эта система действует уже лет пятнадцать…

-Забудь про свой раздолбайский Саратов! Нет никакого Саратова! В природе не существует! Сровняли его с землёй израильские стервятники. К гребеням, на радость всему прогрессивному человечеству.

Это трагическое известие застало подполковника Загайло врасплох. Челюсть у него отвисла, как ковш экскаватора, - с печальным металлическим лязгом.

-Захлопни мусоропровод, - отечески приказал генерал. – И напряги вареники.

-Чего напрячь? – не понял начальник «девятки».

-Уши раззявь! Запоминай всё, что я тебе скажу. А если дурак, то записуй! Я же записую... Клейма свои собачьи чтобы сегодня же с зыков посрывал! Лично проверю.

-Так точно, будет исполнено.

-Да куда ты денешься! Не выполнишь - получишь такого пинка под седалище, что долетишь в три секунды до Воркуты с погонами младшего прапорщика. Сейчас речь не о том, как разгрести твой бухенвальдский навоз. Надо срочно отмываться. В смысле – грехи замаливать. Ты в курсе, что среди гуманоидной сволочи, которая тебя проверяла, священник затесался?

-Конечно, я же их сам по зоне водил. Отец Макарий…

-Так вот этот отец Макакий вклеил в ихний донос особое мнение на предмет твоей воспитательной работы. Эти уроды, пишет, не используют великую силу слова Господня в просветлении заблудших душ. Ну, какая-то такая ахунея. Арестанты ему пожаловались, что ты к ним священников не пускаешь. Недавно вот непонятка вышла с православным батюшкой…

-Какая непонятка? Он же припёрся с двумя бутылками «Кагора» - паству причащать. И сам был уже вусмерть причащённый. Старший лейтенант Винякин стал ему объяснять: мол, алкоголь нельзя в зону проносить. Так этот поп обозвал его опричником и чуть бутылью в лоб не заехал! Вот мы его от зоны и того… отлучили.

-Вы бы его ещё анафеме предали. Ну добро, а адвентистов с концертом зачем не пустил?

-Степан Алексеевич, этих – только через мой труп! Я же помню, как нас в училище заставляли всяких баптистов веником гонять! Они у нас из молельного дома на карачках ползли… Мормоны долбанные!

-Насчёт трупов. Если потребуется, твой труп будет болтаться над зоной, как сопля на ветру. Слушай сюда. Твоя колония должна стать передовым оплотом религиозного воспитания.

-Степан Алексеевич…

-Цыц, мормышка! Иди, изучай матчасть. Потому как придётся иметь дело не только с попами и баптистами, но ещё с разными раввинами, муфтиями и прочими басурманами. А как ты думал? Тут, едрит его, никого нельзя ущемить.

-Так мы до жертвоприношений докатимся…

-Надо будет – докатимся! Делов-то – скормим пастве на масленицу пару-тройку арестантов. А на Покрова можно и офицерика какого захудалого.

Тут Бурдюков зыркнул на Илью Ильича с недобрым оскалом. Нутряным инстинктом, чудом сохранившимся из глубин мезозойской эры, Загайло почувствовал: генерал не шутит…

********

С ТОЙ ПОРЫ НА «ДЕВЯТКЕ» СТАЛА ТВОРИТЬСЯ немыслимая фантасмагория. Для начала закипело строительство православного храма. Кое-что выделила управа, часть – православная епархия, в остальном помогли сердобольные родственники осуждённых. Особо старались родичи тех, кому корячилось условно-досрочное освобождение или перевод на «посёлок» (то есть в колонию-поселение). Тут начали твориться настоящие чудеса. Чем больше вносили в церковную копилку папы, мамы, жёны и дети несчастных арестантиков, тем быстрее молитва непутёвых зэков доходила до Господа, и обретали они желанную свободу. В связи с этим массы потянулись к православию.

Вначале, правда, со строительством вышла маленькая заминка. С территорией на зоне было тесновато, поэтому Загайло решил сэкономить и прилепить обитель Господню задней частью к стене столовой. И стройматериалов меньше уйдёт, и место сэкономят. Новый батюшка, присланный взамен того, который обмишурился с «Кагором», воспротивился:

-Позвольте! А как же крестный ход вокруг церкви? Это насмешка над святою верой!

-Вы, отец, не горячитесь, - успокоил священника Илья Ильич. – Во время крестного хода можно всё здание целиком прихватить. С заднего двора всякую хрень уберём - и водите хоровод вокруг обжорки, с песнями и плясками.

Батюшка для виду поворчал, но согласился.

Первое время православие лидировало в конкурсе по сбору заблудших душ, как передовой пионерский отряд - в соревновании по сбору макулатуры. Обрадованный нежданным приращением паствы, местный протоиерей зачастил в «девятку» с благими наставлениями. Службы завершались щедрыми дарами: каждый православный арестант получал колбаски, сала, освящённого хлеба. К протоиерею потянулись даже мусульмане…

Что до проповедников ислама, они проиграли православной соборной подчистую. Ради объективности надо учесть, что братьям-мусульманам пришлось бороться на два фронта. Как раз в это время они получили разрешение от мэрии на строительство городской мечети и засучили было рукава. Но тут в дело вмешалось прогрессивное казачество. Перманентно пьяный всевеликий атаман Козопупенко неожиданно отравился палёной горилкой и несколько дней провёл в состоянии невменяемой трезвости. После обильных промываний желудка атаман случайно наткнулся на газетную заметку под поэтическим названием «Минарет вознесётся в небо». Опупевшие глазищи Козопупенко вознеслись на лоб.

-Шашки под высь! – заорал атаман, героически колыхнув задом клизму размером с ядерный столб, накрывший Хиросиму.

В тот самый день «девятку» посетил тихий мулла, собравший внушительную публику, среди которой преобладали в основном грабители и бандиты - дагестанцы, кабардинцы, ингуши, а также примкнувшие к ним несколько татар из числа вагонных «катал». Последние чинно-благородно обыгрывали лопоухих отпускников, оставляя на них только плавки и панамы. А что ещё нужно для отдыха на морях? Мулла прочёл что-то поучительное из жизни пророка и раздал правоверным томики Корана на арабском языке.

-Хоть бы халву, падла, притаранил, - мрачно заметил Шамиль Гилоев - единственный киллер на всю колонию. Он был убеждён, что сидит несправедливо. Отчаянный горец получил заказ от супруги известного бизнесмена, которая страстно желала оплакать мужа. «Мерседес» честно взлетел на воздух, однако оказалось, что за время подготовки к операции проклятый буржуин успел свою машину продать, и участь счастливой вдовицы выпала на долю совершенно посторонней гражданки. Что, по мнению Шамиля, канало уже не под убийство, а под несчастный случай.

Впрочем, ни с халвой, ни без халвы слуга Аллаха больше в колонии не появился. Дело в том, что к тому времени место строительства мечети окружили казачьи пикеты, к которым присоединились нечёсаные народные массы. Над толпой витали гневные речи атамана Козопупенко, окружённого лихими хлопцами с красными кроличьими глазками, нагайками наперевес и в кедах на босу ногу. Посещение муллой зоны №9 стало страшным козырем в устах атамана.

-Станишники, что ж это деется? – вопил Козопупенко, бряцая многочисленными крестами и прочими геройскими значками производства местного художественного цеха, который творчески перешёл с изображений кудрявого Вовочки Ульянова на грозный лик Егория-Победоносца. – Пока вы тут сопли жуёте, басурманы тихой сапой засылают лазутчиков в тюрьмы и баламутят своих башибузуков! Есть верные сведения – за колючкой готовится ваххабитское восстание! В «девятку» уже завезли листовки от Усамы Бен Ладдена и кинжалы из Туретчины. Как только достроят треклятую мечеть, дадут этим муджахерам сигнал к резне! Что прикажете делать, народ православный?

-Да как же это власть проглядела?! – возмутился народ православный. – У них там что, начальства нету?

-Есть у них начальство! Какой-то подполковник Рыгайло!

-Так вытягнуть этого Рыгайлу перед обществом, и пусть он разъяснит!

-Фуль там разъяснять? – грозно рыкнул Козопупенко. – Выдрать сукина сына нагайкой, как сидорову козу! Шоб жопа алым пламенем пылала!

-Выдрать, выдрать! – восторженно подхватила ликующая толпа. - Любо!

Как только это предложение достигло слуха начальника девятой колонии, вход проповедникам ислама на территорию зоны был категорически перекрыт – на веки вечные. Да они и сами уже не стремились, занятые борьбой вокруг недостроенной мечети.

НЕ СМОГ СОСТАВИТЬ КОНКУРЕНЦИЮ ПРАВОСЛАВНОЙ ВЕРЕ и иудейский пастырь. Приходящий раввин окучивал исключительно арестантов еврейской национальности, в первых рядах которых выделялся неугомонный Миша Ашкенази. Он тут же наладил свой маленький бизнес. Подключив нескольких «чернушников», Миша организовал производство могендовидов из проволоки, которые затем сплавлялись раввину в обмен на сигареты. Толкователь Торы и Талмуда, видимо, тоже не оставался в накладе, всячески поощряя сие богоугодное дело и требуя пересмотра плана по выпуску «звёзд Давида» в сторону увеличения.

Основной контингент, чьё сознание пока не было окутано религиозным дурманом, относился к иудаизму с подозрением.

-Не хватало ещё, чтобы мне мой болт драгоценный обрезали, - недовольно бурчал старичок Никита Всеволожский.

-Вот же старый ты пентюх, - раздосадованно отзывался Аркаша Симкин. – Обрезание – это ж не отрезание. Там всего-то один разок чикнуть.

-Я те чикну! – возмущался дед Никита. – Тебе уже, небось, отчикали полпочатка, так ты по злобЕ своей и других хотишь оставить половыми инвалидами…

Короче, к иудейской вере в «девятке» доверия не было.

В короткой греко-римской религиозной борьбе православие опять-таки оказалось сверху, припечатав католицизм лопатками к оплёванному зоновскому плацу, истоптанному за долгие годы тысячами арестантских ботинок-«говнодавов». Из католиков на зоне оказался лишь львовский «захидник» Мыкола Закощук, но тот дюже погано разумел москальску мову (за что не раз был бит по простодушной роже местными патриотами – как правило, из числа бомжей). А приблудившийся до зоны ксёндз ни ухом, ни рылом не смыслил по-хохлячьи.

Мнение остальных «пассажиров» коротко выразил Саня Жук:

-У благородного жулика уже есть Ростов-папа – на хера ему ещё папа римский?!

ОСТАВАЛСЯ ЛИШЬ ОДИН МОЩНЫЙ КОНКУРЕНТ – адвентисты, евангельские христиане и прочие церкви баптистского толка, коих, по выражению подполковника Загайло, набралась кукуева туча. Их летучие десанты сменяли друг друга и бомбили бронированные лбы уголовного контингента, пытаясь достучаться до внутренней требухи. Конечно, если бы эти братья во Христе несли на зону только Слово Божье, фиг бы что у них выгорело. Значительная часть «сидельцев» была из числа воинствующих атеистов. Их идейным вдохновителем являлся Шурик Макеев из седьмого отряда, который (с тайного разрешения Загайло) в разгар церковной заварухи затеял выпуск зоновской газеты «Безбожник». В передовой статье Шурик писал:

«Тошно смотреть на весь этот сброд. Пятая судимость, особо опасный рецидивист – и лоб крестит. Была бы моя воля, я бы их гнал дрыном до самого Иерусалима. Подойдёшь, спросишь закурить, молчат, а то ещё начинают учить жизни. Ничего не выпросишь – ни чая, ни конфет…».

Коварные проповедники, видимо, тоже изучили статью. Во всяком случае, после её появления евангельские христиане, появляясь в колонии, привозили с собой чай, конфеты, шоколад, печенье и другой хавчик. Всё это вручалось новокрещённым «братьям». Арестанты тут же ломанулись в протестанты и сектанты. Причём каждый крестился по всем направлениям: сегодня лютеранин, завтра – свидетель Иеговы… Вскоре секты кончились, и паства решила записываться по второму кругу. Но оказалось, хитрые баптисты отметили своих крестников в тетрадочках, и номер не прокатил.

Тогда наиболее изобретательные сидельцы стали выпрашивать у пастырей Библии с цветными картинками – чтобы легче было нести Слово Божье поотрядно. Красочные книжки затем «толкали» вольняшкам в обмен на водку или за наличные по бросовой цене. Но и эта халява в конце концов накрылась медным тазом. Интерес к баптизму теперь поддерживали редкие подачки и частые концерты евангелистов, которые под гитару исполняли весёлые песенки про Христа, нередко сочиняя тексты на известные мелодии. Особой популярностью пользовался хит со словами:

А ты такой холодный, как Лазарь воскрешённый,

И все твои печали остались позади.

Или из Ромы Зверя:

В церковь иду сквозь жилые массивы –

Если молюсь, то молюсь красиво!

А православный протоиерей к тому времени охладел к блатной пастве: и сам не приезжал, и сала боле не привозил. Православие дрогнуло…

Вскоре приключилась новая напасть: православные арестанты дружно решили бойкотировать возведение храма. Суровый Загайло вызвал на ковёр бригадира строителей – домушника Федю Гвоздодёра.

-В чём дело, Лупаткин? – обратился он к Феде. – Какие проблемы?

-Гражданин начальник, так дело не пойдёт! Я у вас просил народ взамен тех, кто на посёлок выломился?

-Просил. Я тебе и дал.

-Кого? Бригаду пидарасов с третьего отряда! Вы меня что, за пидора держите?!

-Лупаткин, ты кончай эти разговоры! У нас на зоне нет ни обиженных, ни опущенных, ни зашкваренных.

-Да? А куда ж они делись? Сдёрнули на Луну заместо американских астронавтов? Оно, конечно, у нас большей частью неткнутые, а так, опомоились по непонятке, однако же петух – он и есть петух.

-Ты, п л я т ь, мне тут демагогию не разводи! Крест носишь? Носишь. А перед Христом вы все равны, как оловянные солдатики. Эти, которых я тебе в подмогу прислал, тоже православные. Построите храм, небось, вместе к иконе прикладываться будете. Как по понятиям положено.

-Вот уж хрена лысого! Чтоб я после пинча икону вылизывал?! И кто это позволит ему Христов лик своим чмоканьем поганить? Да мы всю зону подымем!

-Лупаткин!

-Что Лупаткин? Нет такой веры, чтобы опускали ниже плинтуса! Ну, евреи ермолку носят – нема базара. А чтоб гребень на башку – да стреляйте меня, как маршала Блюхера!

Такой поворот темы крепко прорядил ряды православной паствы. Батюшка Феодосий вынужден был провести разъяснительную беседу. Начав для затравки с интимной байки про Христа и блудницу, он коснулся трагической истории за Содом и Гоморру, где праведного Лота чуть было не лишили его праведности местные гомосеки. Затем батюшка попенял заблудшим овцам на их гордыню, ненароком напомнив, что здание столовой, между прочим, строили и обитатели «курятника», сиречь «петухи». А едят в «обжорке» обычные сидельцы вместе с «обиженниками»:

-И ничего, никто из вас до сих пор куском не подавился!

-Так мы ж за разными столами! – возразил Жора Лещ.

-А я вас что, призываю с ними в уста лобзаться?

-А икона?

-Икон у Церкви Христовой, слава Богу, достаточно! Две поставим. По отдельности.

Таким образом, сложные религиозные вопросы были решены. Однако по количеству подарков и культурной программе баптисты по-прежнему опережали православных – этак примерно на полкорпуса. Оставалось ждать чуда…

И ЧУДО ТАКИ ГРЯНУЛО! Причём с неожиданной стороны. В один из морозных январских дней на «девятку» прибыл конвой и загрёб Федю Гвоздодёра. Его тусанули в следственный изолятор. Назад осуждённый Лупаткин уже не вернулся. Появился он на зоне пару месяцев спустя - при любопытных обстоятельствах.

Где-то так в конце марта, когда подтаял снежок и прилетевшие грачи принялись гадить на головы юным последышам художника Саврасова, арестантский народ был согнан в клуб колонии – большой сарай, продуваемый всеми ветрами. Народ надеялся, что ему изобразят какую-нибудь самодеятельность или, на крайняк, покажут народного артиста Никоненко, какой приезжал года три назад и потешил сидельцев байками из жизни богемы. Однако вместо артиста Никоненко на сцену вылез Федя Лупаткин в сугубо гражданском прикиде.

-Гвоздодёр! – ахнула публика. – Эй, Гвоздодёр, ты где пропадал?

-Федька! – завопил кто-то из «братвы». – Ты же должен был червонец трубить! А теперь, стало быть, на воле гуляешь? Ссучился, калоша треугольная?

-Я тебе ссучусь! – возмутился Гвоздодёр. – А ну дайте мне этого клиента, я ему кендюхи на лопату намотаю! Слушайте сюда, пацаны, что со мной приключилось!

И Лупаткин поведал залу историю совсем уж невероятную. Оказалось, выдернули Федю на СИЗО по интересной причине. Мотал свой срок Лупаткин за убийство какого-то типа. Типа этого Федя вовсе не знал, а просто оказались они в одной компании, где обмывали успешно выполненную «работу». То есть не ударную вахту на комбайновом заводе, а скромную кражу из ларька. Федя много пил и мало закусывал, и потому скоро вырубился. А наутро нагрянули менты и скрутили сонному Гвоздодёру ласты. Когда Лупаткин усилием воли раззявил зенки пошире, то увидел рядом с собой тёплый трупик малоизвестного гражданина, о котором смутно мог вспомнить лишь то, что гражданин до отруба наливал ему коньяк в гранёный стакан.

Остальное, как в кино про сыщиков: отпечатки пальцев на ноже оказались Федины, больше никого в квартире не было, сам Лупаткин ни хрена не помнил. И даже нутром признавал, что такую байду запросто мог с дурной головы замастырить. Так и отправился на зону с честно заработанным «червонцем».

А аккурат через три годочка настырные менты захомутали совершенно по другому делу ещё одного участника знаменитой попойки. Под тяжестью улик и милицейских ботинок тот вспомнил заодно про давнюю кражу. И к слову поведал о том, что стал свидетелем убийства, за которое пыхтел Федя. Оказалось, невезучего незнакомца посадил на «перо» вовсе не Гвоздодёр, а его лепший кореш. Который затем, протрезвев, решил, что Феде будет удобнее идти за паровоза и по сухому делу, и по мокрому.

В общем, состоялся пересуд, который снял с Лупаткина обвинение в убийстве, а оставил только кражу, за которую назначил Гвоздодёру три года срока. А их наш Федя к тому моменту уже благополучно отмотал.

-Мораль сей басни такова, - в завершение заявил пацанам Гвоздодёр. – За два месяца до этого пересуда батюшка Феодосий окрестил меня в православную веру. И стал я молиться Господу, чтобы он, значит, вытащил меня из зоны. Молюсь, а сам себе думаю: ну чего ты, дурень, к Христу дободался? Нереальные задачи ставишь… Как он тебя освободит, когда дэшку тебе впаяли за всю мазуту? Ни УДО, ни посёлок не светит, трубить тебе, пока уши не опухнут. А сам всё ж таки молюсь!

-И чего? – пренебрежительно бросил из зала атеист Шурик Макеев.

-Как это «чего», дятел? Я по ту сторону шлюза, а ты – по эту!

-Совпадение… - неуверенно венькнул Шурик.

-Ага! Только я с этим совпадением по воле гуляю, а ты зону топчешь!

После этого диспута православная вера победила на «девятке» окончательно и бесповоротно.

А Шурик Макеев пошёл вместо Гвоздодёра бригадиром – храм достраивать.

Ниже приведена статья Владимира Мороза ««Кашкетники» из-за Днестра: кто они». Статья расскажет об ОЧЕНЬ интересной христианской общине на Украине. Вам понравится)

Самобытное религиозное сообщество пятидесятнического происхождения существует в некоторых приднестровских сёлах Ивано-Франковской и Тернопольской областей. Её члены стремятся жить согласно библейским законам, но в то же время отделиться «от мира», то есть современной технической цивилизации со всеми ее выгодами и искушениями.

Это общество до сих пор еще не привлекало серьёзного внимания учёных, а случайные журналистские репортажи о нём порождают многочисленные мифы и недоразумения, учитывая желание некоторых масс-медиа найти или придумать очередную «сенсацию».

Представители этого сообщества живут в селах Мостище, Будзин и Делева Тлумацкого р-на Ивано-Франковской области, а также Сновидов, Возилов, Стенка, Космирин и Соколов Бучачского р-на Тернопольской области. Местные жители несколько иронически прозвали их «кашкетниками» за то, что все мужчины у них — от малых детей начиная — считают необходимым в знак своей веры и смирения перед Богом «покрывать голову», нося характерные тёмные фуражки. Учитывая, что эти люди отказываются от электричества, газа, компьютеров, телевизоров, автомобилей и других достижений цивилизации, их называют «простаками» или «тёмными». А учитывая поверхностное сходство с некоторыми протестантами-анабаптистами Северной Америки, украинские журналисты окрестили их «амишами». Сами же члены сообщества называют себя просто и коротко – «верующими».

«Верующие» не обижаются на всевозможные прозвища, данные им снаружи – «из мира», как они говорят. Но с этим миром они сливаться не хотят. Случаются случаи, когда кто-то из «кашкетников», чаще ребята, женится на «светских» или просто покидает традиционный для общества образ жизни: проводит электричество, покупает авто или что-то ещё. Это влечёт охлаждение или полный разрыв отношений с «верующими» родственниками. По крайней мере, некоторые из бывших «кашкетников» рассказывали авторам этой статьи, что «верующие» родственники уже много лет не хотят с ними общаться и даже отказывали в помощи в сложных обстоятельствах. Впрочем, случается, что некоторые из отпавших разочаровываются в светской жизни. Кое-кто возвращается назад, а кто-то хотел бы, но не находит в себе силы:

«Бывает, что ребята уйдут от нас, а потом от женщин снова возвращаются назад. Есть так, что идет, попробует и говорит: я думал, что там действительно хорошо, а там покоя не нашёл и ничего нет хорошего. Есть среди наших такие, что уходят, а потом вернуться не могут, говорит: я пошёл, начал пить, нашёл любовницу, и смотрю, что меня не удовлетворила такая жизнь. Жизнь с женщинами я прервал, ушёл, говорит, жить всякой жизнью, а покоя там не нашёл, — рассказывает один из «верующих» из села Космирин.

В этой цитате «между строками» просматривается свойственное «кашкетникам» чувство греховности окружающего мира и радикальное его отвержение.

Начало сообщества

История «кашкетников» до сих пор не написана. Впрочем, насколько можно судить по архивным документам и по нашим разговорам с местными жителями, это специфическое религиозное течение возникло на почве местного пятидесятничества, которое появилось в приднестровских селах в начале 1920-х гг. Согласно рассказам местных верующих и материалам, собравшие на эту тему в 1960-х годах советские органы, евангельская проповедь началась здесь где-то после Первой мировой войны, когда в с. Рублин у Золотого Потока вернулся из русского плена местный житель по фамилии Франко. Узнав где-то в России евангельскую веру – очевидно, в пятидесятнической её версии, он начал проповедовать в окрестных селах по обе стороны Днестра, и скажем, в Космирине с его приселком Повия (теперь Набережная) уже на рубеже 1920-х годов сформировалось общество людей, – противопоставляли себя местным греко-католикам. Мол, последние не читают Библию, а только в церкви священника слушают. Новообращенные считали себя верующими. Перестав ходить в церковь и чтить иконы, они собирались читать Священное Писание:

«С одного мужчины начиналось. Когда была еще австрийская война, он был где-то вывезен, и там были верующие люди… По его примеру начали в церковь не ходить, образов у нас нет, видите, — они иной жизнью начали жить. Они держались вместе, много было их: и на Деле, и в Сокирчине, в Костине, Рублине, Сновидове, Стене, Набережной. Они не называли себя никаким именем. Просто верили в Бога – христиане».

Ни в то время, ни теперь эти «верующие» не очерчивали себя никакими «конфессиональ-ными» названиями, но учитывая их веру в возможность получить описанные в посланиях апостола Павла дары Святого Духа (говорение на незнакомых языках, предсказания и т.д.) и практикование этих даров во время их молитвенного собрания их можно — чисто типологически — классифицировать как пятидесятников. Именно как пятидесятники они фигурировали в советских документах. Следует отметить, что и при Польше, и в советское время их общины действовали «явочным порядком», не афишируя свое существование и не пытаясь получить государственную регистрацию (в конце концов, не регистрируются они и сейчас). Соответственно они попали в поле зрения советской власти не сразу — первые упоминания о них в документах «уполномоченного по делам культов» происходят со времен хрущевской атеистической кампании конца 1950-х — начала 1960-х гг.

По состоянию на 1956 г., общины пятидесятников были зафиксированы органами безопасности в Тлумацком, Жовтневом (Езупольском), Галицком и Большевцевском районах Ивано-Франковской области. В 1961 г. тернопольский «уполномоченный по делам религиозных культов» отчитывался о пятидесятниках в Бережанском, Золотниковском, Золотопотокском, Монастырисском и Подгаецком р-нах. В Золотопотокском р-не, включавшем все нынешние «кашкетнические» села Тернопольщины, в 1961 г. их было 185 человек, а в 1965 г. — несмотря на активные меры «уполномоченного» по борьбе с «нелегальными сектами» — уже 235. Интересно, что такой рост происходил на фоне уменьшения общего числа незарегистрированных пятидесятников в области с 613 в начале 1961 г. до 445 – в начале 1963 г.

Именно на это время, судя по всему, приходится формирование в среде местных пятидесятников нового течения, во главе которого стал «пророк» Иван Деркач и отличавшийся резким неприятием той «модернизации» и «цивилизации», которая именно с конца 1960-х , а особенно с 1970-х годов стала все больше проникать в деревню в виде электрификации, радио, телевидения и вообще городской культуры с ее выгодами и развлечениями. Окончательное оформление этого течения произошло в 1975 году, когда последователи Ивана Деркача начали устраивать свое молитвенное собрание отдельно от остальных «верующих». С тех пор местные пятидесятники делятся на «темных», последовавших за Иваном Деркачем и отвергших электричество и другие светские блага, и «светлых», которые всем этим пользуются, хотя так же соблюдают характерные для евангеликов суровые моральные устои.

Пророк из Космирина и его учение

Ивана Деркача современные «кашкетники» искренне считают «пророком Божьим». Он родился в селе Космирин в 1927 г. О его жизни известно мало, да и она, по-видимому, была небогатой событиями. Во время Второй мировой войны, как говорится, парня схватили, чтобы отправить на принудительные работы в Германию, но ему удалось скрыться. После войны уже советские власти мобилизовали его на работу в Донбасс. Вернувшись, он женился на девушке из «верующих», и именно это стало для него стимулом углубиться в Евангелие.

«Он взял женщину из этой веры. Однажды у соседей там была свадьба. и они пригласили их на свадьбу — так, как соседи соседей приглашают. И он говорит женщине: что, идем на свадьбу к ним? А она говорит: зачем будем идти, как они у нас не были? Говорит: вместо свадьбы я тебе дам эту Библию. Он не читал к тому времени Библию, и она впервые ему дала Библию…», — рассказывают односельчане Ивана Деркача.

Со временем он и сам начал проповедовать, а затем пророчествовать под вдохновением Духа. Ведущими мотивами его предсказания была потребность «жизни в простоте» и «отделение от мира». «Он одну цель имел — просто жить», — разъясняют нынешние кашкетники. Беря за ориентир описанную в Евангелии жизнь Христа и апостолов, он отвергал как лишние и даже вредные все достижения науки и техники, которых не было в евангельские времена:

Иван Деркач читал из Библии и говорит: хочу жить так, как Христос. В то время как Христос был, апостолы были, не было цивилизации. Когда Сын Божий был на земле, то на чем он ехал? На ослице ехал. Не было в то время электричества, нет. Иван Деркач нам объяснял так: если бы это все шло на пользу, на добро людям и оно людей обращало бы к Богу поближе, то в то время как Сын Божий был на земле. он мог бы сидеть себе в одной комнате, а по всему миру слышали бы о Нем. Он ходил своими ногами. Пешком ходил. Ну что, - он нам объяснял, - Бог не мог в то время допустить, чтобы в то время такой был разум на свете?

В конце концов, в Священном Писании сказано, что последователи Иисуса – «не от мира», а потому и все блага этого «мира» – не для них.

Рассказывают, что когда в деревне проводили радиосеть, то не спрашивали ни у кого согласия, и пророку тоже установили радиоточку. Следовательно, он долгое время добросовестно платил за радио, которого не слушал. Однажды, когда его спросили, за что он платит, он ответил: «Плачу за то, что оно мне не играет».

Впрочем, учение Ивана Деркача восприняли далеко не все пятидесятники. Сначала, как рассказывают, в с. Космирин за ним последовали только 12 человек, в других селах — не больше. Теперь же по тем оценкам, которые нам приходилось слышать, количество кашкетников превышает две тысячи.

Таким оказался жизненный баланс Ивана Деркача – около 2000 его духовных наследников убеждены, что мужчина был пророком. Окончил свой жизненный путь он совсем недавно — в 2009 г., и можно только сожалеть, что никто из журналистов, а тем более ученых — исследователей религии, не успел пообщаться с космиринским пророком.

Примечательно, что Иван Деркач старался не входить в конфликты с советской властью, хотя эта власть все же не могла не обратить внимание на его деятельность: «Приезжали к нему очень многие. Из района, из области приезжали. И его вызывали, спрашивали, что он учит. Он рассказывал, что учит детей государственных законов, — рассказывают в общине уже покойного пророка. - Его спрашивали: каких? Он говорит: не воровать, уважать старших, не обижать никого, за младших заступаться. Все это Библия учит и государственные законы». Кое-кто из последователей Ивана Деркача, как это было характерно и для пятидесятников в целом, отказывался от службы в армии и уходил за это в тюрьму или, будучи призван, не хотел приносить присягу. Иногда сельские власти разгоняли их молитвенное собрание. Но в целом, как представляется, масштабные и длительные репрессии местные «верующие» в советское время не подвергались.

Женщина спасается рождением детей

Быстрый рост своего сообщества сами «кашкетники» объясняют не прозелитизмом – обращением других, а естественным приростом. Дело в том, что Иван Деркач особо подчеркивал важность библейских заповедей «плодитесь и размножайтесь» (Быт. 1:22) и «женщина спасается рождением детей» (1 Тим. 2:11).

«Женщина должна рожать, как плодоносит земля, – каждый год», – учил он.

У самого космиринского пророка было 16 детей. Более десяти детей и в большинстве нынешних семей «кашкетников» (где у кого-то и до двадцати). Рождаемость в селах, где они живут, очень высока. Скажем, в с. Стенка с его 2300 жителями ежегодно рождается около 100 детей, и это самый высокий показатель в Тернопольской области (для сравнения, в общей сложности в 20 селах из 19000 населения, обслуживаемых золотопотокской больницей, рождается в год около 300 детей). В с. Космирин из его полутора тысяч человек в год рождается 60-70 детей. Соответственно, никто из женщин у «кашкетников» не работает: достигнув совершеннолетия и выйдя замуж, они рожают почти каждый год, полностью посвящают себя уходу за детьми и домашнему хозяйству.

Еще недавно — как рассказывают учителя из тех сел, где есть общины «кашкетников», — верующие скептически относились к полезности школьного образования, но в последние годы ситуация изменилась: дети довольно исправно ходят в школу, но не дольше девятого класса. После этого они большей частью уже работают вместе с родителями, а последние классы заканчивают чисто формально — экстерном. Как рассказывают в школе, когда-то дети «кашкетников» даже не играли в футбол на уроках физкультуры, а теперь охотно гоняют мяч. Правда, ни в каких школьных мероприятиях, таких как «линейки», концерты или что-то — они и дальше участия не берут. Зато, надо отметить, в последние годы «кашкетники» позволяют своим детям участвовать в летних христианских лагерях, проводимых в Бучачском районе миссией евангельских христиан баптистов.

До недавнего времени, принципиально отделяясь от «мира» и от государства, «кашкетники» даже не принимали государственную помощь на детей. Мотивация была проста: мол, «мы детей рожаем не для государства и не ради денег». Но в последнее время, особенно после смерти их пророка и усиления экономического кризиса, многие «верующие» изменили свою позицию:

«Больше стали у нас брать у государства, как упала гривна. Вынуждены были, потому что детей нужно прокормить, а государство дает всем. А есть такие, что до сих пор не берет», — объяснял один из «верующих».

Неприятие цивилизации – и вынужденный компромисс с реальностью

Мужчины-«кашкетники» — искусные строители-каменщики. Именно потребность зарабатывать и кормить свои большие семьи заставляет их в последние годы несколько корректировать свои взгляды на технический прогресс, ведь на работе им не обойтись без разнообразного электроинструмента:

«Техникой приходится пользоваться повсюду. Мы вынуждены. Дома нет, а так мы должны. Апостол Павел говорит, что если нам не пользоваться этим миром, то нам нужно сойти с мира. Если сейчас не пользоваться и не ехать на транспорте — невозможно уехать из села. У нас машин нет. Мы нанимаем других. В селе есть такие, что нас увозят. А инструментом мы всем там пользуемся. Перфоратор, бензопила — все, что нужно», — говорит один из членов общества.

Пришлось приобрести даже простенькие мобильные телефоны, как же иначе с тобой свяжется работодатель?

«Сразу у нас не было мобильных телефонов. Хозяин говорит: ребята, вы мне не нужны такие. Я, говорит, ехал, накупил всего. И я только приехал – вы говорите, цемента нет. Ну, вы бы мне позвонили! Или говорит: вы уехали домой и не приехали, а я ждал вас. Ну и что мне? Мне такие рабочие не нужны. Купите телефоны», — рассказывал один из «кашкетников»-мастеров.

Итак, как видим, «мир», несмотря на все попытки отгородиться от него, неизбежно проникает в жизнь «кашкетников». В то же время они жесткие в том, что дома все новинки «мира» — лишние.

«Кашкетники» стараются держаться вместе и не селятся вне тех деревень, где уже есть общины «верующих». Были случаи, когда семья хотела купить дом в соседнем селе, где нет «верующих», но ему говорили: либо вы в общине в одном из «наших» сел, либо выходите из общины. Поэтому дома «кашкетникам» приходится покупать в родных окрестностях или делить родительские усадьбы. Из-за нехватки земли цены на нее в «кашкетнических» селах высокие — по 100 долларов за сотку. Дома продают и по 50000 долларов, в то время, как в соседних селах можно купить и за 5000. Несмотря на такую дороговизну, дома здесь нарасхват, потому что детей много и всем надо где-то жить. Если дом приобретен у светских людей, то его сразу перерабатывают согласно требованиям веры на старосветский лад: отрезают электричество, газ, снимают металлопластиковые окна и устанавливают деревянные, срывают деревянный пол и делают глиняный...

Религиозные практики

Но все описанное выше касается прежде всего внешнего измерения бытия «кашкетников» — это то, что первым бросается в глаза посторонним, «светским» наблюдателям. Но есть еще глубинное, внутреннее проявление веры — религиозные практики, которых верующие не выставляют на показ.

Религиозные практики «кашкетников» вообще типичны для евангельского христианства. Крещения они принимают во взрослом возрасте — лет 16. На молитвенные собрания с проповедью, чтением Библии и пением псалмов собираются каждое воскресенье в частных домах — отдельного молитвенного дома у них нет. Интересно отметить, что среди «кашкетников» еще с межвоенного периода существует распространяемая в то время Библия в переводе Пантелеймона Кулиша. Помимо этого, каждый день они начинают и заканчивают молитвой, с молитвой садятся к столу обедать и встают из-за стола. Молятся, кроме молитвы Отче наш, своими словами.

«Больше всего мы можем просить, чтобы Бог дал нам силы, здоровье, труд, чтобы мы заработали на кусок ежедневного хлеба, и жить в согласии в семье и с людьми», — говорит один из «кашкетников».

Практикуют «кашкетники» и обряд «ломки хлеба» согласно 1 Кор. 11:23-25, хотя и редко — как нам рассказывали, раз в год.

Как утверждают «верующие», с Иваном Деркачем постоянно находился Святой Дух, и у мужчины был дар предсказывать будущее: задолго до 1991 года он предвещал распад Союза, а во время Оранжевой революции 2004 года уверял, что Янукович не станет президентом Украины. Кроме того, пророк, по словам его последователей, умел исцелять больных, помогая всем, кто обращался к нему за помощью. Себя самого Иван Деркач считал последним пророком:

"Я последний, за мной больше не будет никого", - говорил он, обещая скорый конец света.

К религиозным праздникам, празднующим окружающее православное и греко-католическое население, у «кашкетников» особое отношение: они стараются не работать в те дни, когда другие люди празднуют, чтобы не расстраивать их, не оскорблять их религиозные чувства. В то же время они с упреком отмечают, что в народе празднование часто сводится к бурному застолью с выпивкой.

«У нас главное, чтобы не грешить, нас так учил Иван Деркач. А в праздники преимущественно больше пьют, больше прелюбодеяний происходит, больше блуда, потому что на пьяную голову все идёт», — объясняют они.

Праздник, с их точки зрения, — прежде всего возможность молитвы и чтения Священного Писания. Детям Библию читают и отец, и мать, особенно мать, потому что мужчины часто находятся вне дома, на заработках.

Свой обычай неизменно покрывать голову, то есть носить женщинам – платки, а мужчинам – кашкеты (фуражки), «верующие» тоже объясняют ссылками на Библию. Правда, в Библии (1 Кор. 11) это требование касается только женщин, поэтому на мужчин ее расширяют словно по аналогии:

«Если женщинам говорить, чтобы они ходили постоянно с покрытой головой, а мужчины не покрыты, то уже нет сил женщинам этого соблюдать. Когда, если взять старые времена, то преимущественно в селе все ходили мужчины в фуражках. И так осталось», — объяснял наш собеседник из Космирина.

Покрытие головы трактуется как проявление скромности, усмирение собственной гордости. Так же по религиозным мотивам «верующие» не используют косметики, не носят одежду с короткими рукавами и короткими штанинами.

«Кашкетническая» свадьба сводится к простой регистрации молодоженов в сельсовете. Похороны — многолюдное событие:

«Больше всего, кто о нас хочет знать, идет к нам на похороны. Мы там читаем Библию, рассказываем. Людей сходится с села — может и полсела сойтись», — говорят последователи Ивана Деркача.

Своих покойников «кашкетники» хоронят на общих сельских кладбищах, но их могилы отличаются отсутствием крестов и надгробий - это просто заросшие травой бугорки земли. Впрочем, на могиле Ивана Деркача трава вытоптана: сюда верующие часто приходят помолиться и вспомнить пророка. Как будет складываться их жизнь без него, насколько твердо они будут держаться его установок посреди соблазнов этого «мира» — покажет время.

Дело было в начале 2000-х. Довелось мне присутствовать на одном из больших собраний баптистов - конференция или съезд. Выступал один из столпов казахстанского баптизма того времени. Он рассказал в проповеди историю о своих знакомых.

Молодой верующий отучился на миссионера, и ему предстояло быть служителем после учебы. Поэтому на место служения, которое находилось в каком-то из отдаленных поселков в другой области, он решил поехать не один, а с поддержкой. Надумал парень жениться на духовно сильной верующей девушке, чтобы была ему не только помощницей по хозяйству, но и опорой в деле миссионерства.

Как это делается у баптистов? Начинают, как и любое дело, с молитвы. Добрых, красивых и милых невест на выданье в то время в алматинских баптистских общинах было много. Впрочем, наверное, и сейчас так. Выбрать парню было трудно. Начал он молиться, да не просто так, а с постом, чтобы усилить эффект. Но стоило ему спросить Бога, кого Он ему выбрал, перед глазами вставала не одна из красоток, на которых положил глаз парень. А блеклая и болезненная замухрышка, с которой он едва был знаком.

Ее родители были потомственные верующие в годах. Девушка была в их многодетной семье последней, поскрёбышем, так сказать. У матери, видимо, организм после многих родов был ослаблен, да и родилась дочка, когда уже и первые внуки были. Так что с первых дней девочка была слабой и часто болела. Даже став взрослой, в больницу попадала как минимум раз в год.

А парень, надо сказать, был завидный жених, из тех, про кого в русских сказках говорят "косая сажень в плечах". Богатырского телосложения, рядом с ним замухрышка казалась серой мышкой. Но чем больше молился добрый молодец, тем отчётливее понимал: "Это она".

Когда он делал предложение, даже надеялся, что девушка откажет, но вопреки здравому смыслу и уговорам родителей, она согласилась.

Свадьба их, по словам проповедника, была печальнее, чем похороны. Он как раз и благословлял их брак. Родители невесты заливались слезами, глядя с каким аппетитом поглощает еду их зять. Им, казалось, наверное, что дочь их помрет от изнеможения на кухне. Или в спальне.

Со стороны жениха тоже все были угрюмы. Вокруг столько молодых красавиц, а их недотёпа выбрал самую неказистую.

После свадьбы молодые уехали.

В то время не то, что сотовых телефонов, даже интернета практически ни у кого не было. Поэтому связь с молодожёнами проповедник почти не поддерживал. Но он переживал за них, и когда через несколько лет ему довелось оказаться в той области, где жила молодая чета, пастор решил проведать их.

Приехал. Постучался. Дверь открыла молодая беременная

бабёнка с малышом на руках, а за юбку ещё один ребенок держится. Сама - красавица, "кровь с молоком", как говорится.  "Наверное,  кто-то из верующих сестёр, пришла помочь Танечке" (имени не помню. Решила здесь так ее назвать), - подумал пресвитер и спросил, дома ли Татьяна.

А бабёнка-то его и огорошила. По имени-отчеству называет, в дом приглашает, говорит, что она и есть Таня. На стол накрыла, а за угощением рассказала о том, что все ее болячки после свадьбы прошли, как рукой сняло.

Теперь не в больницу каждый год ложится, а в роддом. Мужу помогает - в детской воскресной школе с малышами занимается, и на общих собраниях поет и на пианино играет. Да и с духовными сестрами проводит занятия. К тому же небольшое хозяйство завели - корову, пару свиней, да десяток куриц. Болеть, в общем, некогда.

Проповедник тогда сделал вывод, что все ее болезни Бог навёл, чтобы скрыть до поры до времени девушку от других женихов. Такое сокровище приберег для именно этого богатыря-служителя.

А я слушала проповедника и думала: "Вот что секс животворящий с людьми делает-то".