Степан
Тяжёлое утро. Вчера мне исполнилось 40. Говорят, что мужчина не отмечает своё 40-летие. Я тоже не отмечал. Но только потому что не отмечаю уже 15 лет.
А так, человек я не суеверный.
Тяжесть утра давила не только своей февральской серостью, но и тем, что мне нужно было ехать на работу в долбанную доставку. Я лениво оделся и, даже не завтракая, вышлет из квартиры. Заперев дверь, я понял, что забыл дома телефон. Вернувшись обратно я посмотрелся в зеркало и перекрестился. Мало ли. Забрав телефон, снова вышел в подъезд. Закрывая дверь, я почувствовал чье-то присутствие. Обернувшись, я увидел человека в грязных ботинках. Удивительно, где в такую морозную февральскую погоду он смог их так запачкать. На нём была светло-коричневая куртка и такого же цвета штаны. Он смотрел мне прямо в глаза, своим, почему то по собачьи грустным взглядом. Уголки его глаз были слегка опущены, точно как у Джона Кеннеди.
Честно, я его испугался, даже захотелось зайти в квартиру обратно. Но потом подумал что это выглядело бы достаточно глупо. Да и к тому же, я уже прилично опаздывал на работу. Сделав несколько шагов в его сторону, я вдруг заметил, что в его руке что-то блеснуло. На секунду я опешил и подался назад, как вдруг почувствовал холод стали у себя в животе и резкую боль, от чего согнулся и начал заваливаться прямо на него. Джон Кеннеди, подхватив меня под руки, склонившись к моему правому уху прошептал: Привет тебе от Стёпы. Потом он резко отпустил меня. Я упал на грязный и натоптанный им же пол. Ошалеть... Степан!
Степан был моей собакой. Точнее не совсем моей, он принадлежал моей матери, которая любила его, кажется, даже больше чем меня. Мать Степана была озлобленной на жизнь пинчером, а отец безродным дворовым псом. Степан был светло-коричневого окраса, с грустными чёрными глазами.
Однако, жил он прекрасно, спал на кровати, постоянно лаял и злился на всех, кроме матери. Но, однажды мамы не стало и мне пришлось забрать Степу себе. Собак я не любил никогда. Степан меня тоже. Мы были вынуждены существовать вместе без любви и привязанности, как старые люди, прожившие в браке 60 лет, никогда не любившие друг друга, но так почему-то не разошедшись. В целом всё было нормально, он лаял, я терпел, пока однажды, не вернувшись с работы, я обнаружил что кресло, кровать диван, ковёр в гостинной - всё было в дерьме. Нужно отметить, что дерьмо было именно что Степана, потому что в квартире, кроме него, больше никого не было. Зачем он это сделал я решительно не понимал. Хотелось просто выкинуть его с пятого этажа. Но сдержав себя и не сказав ему не слова (он не понимал русских слов), я всё за ним убрал. Плед пришлось выбросить. Простынь тоже. Обида на него была страшная. Но выкинуть его я не мог, в память о матери.
Прошло какое то время. Он по прежнему лаял на всех и рычал, в том числе и на меня. Но больше не испражнялся в квартире.
Как вдруг, неожиданно тёплым февральским днём, я не обнаружил знакомую и неприятную ситуацию: он снова всё обосрал -диван, кровать, кресло, ковёр в гостиной и линолеум в кухне. Мгновение ярости приняло решение за меня: я схватил его и стремительно пошёл с ним вниз к машине.
По дороге он немного скулил. Как будто всё понимал. Доехав с ним до ближайшего леса, я открыл ему дверь. Он смотрел на меня таким взглядом, каким на меня всегда смотрел Джон Кеннеди, со страниц школьного учебника по мировой истории. Немного переглянувшись со мной, он вышел. Я сёл в машину обратно и в последний раз взглянул на него: его лапы были в грязи. Он ссал на дерево. С тех пор я его больше не видел. Только как то два года назад, я проснулся в три часа ночи от телефонного звонка. Взяв трубку, я слышал лишь отдалённое скуление. Дальше связь оборвалась.
А теперь я лежу здесь, на грязном полу подъезда. Как же вдруг стало холодно...... долбанный Джон Кеннеди..... в глазах потемнело
