Мой дедушка, будучи ребенком, находился в лагере (месте принудительного содержания, Слуцк, военный городок №1) в 1942 году. Его перевезли туда из Ржева, где он родился.

Недавно узнал, что он может получить статус несовершеннолетнего узника. Это даст ему некоторые льготы, как пенсионеру и, самое главное, увеличит пенсию.

У дедушки на руках, из подтверждающих документов, есть копия автобиографии, полученная от военкомата, а также ответ от архивного фонда "Слуцкого райисполкома", что в их документах есть данные о гражданах, насильственно перемещенных в начале войны на территорию Слуцкого района из разных областей РФ, в том числе из г. Ржева.

Но вот момент. В ответе от архивного фонда сказано, что списки узников лагеря не сохранились.

10 лет назад, дедушка пытался получить данный статус самостоятельно, но ему отказали, сказав, что предоставленных документов (автобиографии и ответа архивного фонда) недостаточно и ему нужно найти двух свидетелей, которые также находились в этом лагере вместе с ним. Однако найти двух таких людей, довольно проблематично, если вообще реально.

В общем сейчас очень хочу помочь ему с этим вопросом. Может кто-то сталкивался с такой ситуацией и знает, где можно найти таких свидетелей или может просто помочь советом. Дедушка был бы очень признателен.

Эта история подошла бы для публикации и в день Победы. Но в этот день и так много подобных публикаций. А сегодняшний день я выбрал по двум причинам. Во-первых, потому что моей бабушки, о которой пойдёт речь, не стало ровно 5 лет назад – 12 мая 2015 года. А во-вторых, потому что еще едва отгремели салюты 9 мая, а тема как раз посвящена войне. Я с детства слышал слово «узник» и знал, что моя бабушка тоже «узник», малолетний. Но знал я об этом совсем мало, а спрашивать бабушку почему-то стеснялся. Такой случай судьба мне предоставила в 2014 или 2015 году, незадолго до смерти бабушки. Я тогда записал всё на диктофон, а перевести в текст руки дошли только сейчас. Многие моменты в рассказе бабушки о тех днях меня удивили. Наверное удивят и вас.

Сначала немного о бабушке. Ловцова Надежда Сергеевна, в девичестве – Антипова (25.09.1935 – 12.05.2015). Всю жизнь прожила в Жиздринском районе Калужской области. Сначала в маленьком поселке Азарьевский, а после замужества – в соседнем селе Огорь. Бабушку я запомнил с доброй улыбкой. Она очень много улыбалась, хотя жизнь её была нелегка.

Наш с бабушкой разговор я старался перенести сюда как можно точнее, поэтому может показаться, что в тексте много ошибок, но это сделано специально - я старался перенести в текст деревенский говор. Я вообще не Юрий Дудь и интервью вышло спонтанным, поэтому структуры и последовательности в нём мало, но много интересного. По крайней мере для меня и моих родных. Я волновался во время нашего разговора. Тут Я – это я, Б - бабушка Надя. «Прим.:» - это мои примечания и пояснения в тексте.

Я: Давай с тобой поговорим.

Б: Давай. Ты только погромче мне говори.

Я: Я уже давно хотел спросить, но всё не спрашивал… Про войну хочу поговорить. Ты помнишь?

Б: Помню.

Я: Расскажи что-нибудь. Как началось это всё?

Б: Ну началась эта война, объявили, 24 мая наверное началася война.

Я: 22 июня.

Б: Или июня, во. Киев стали бомбить. Киев бомбили – всем объявили, что началася война.

Я: По телевизору? (Прим.: да, это мой глупый вопрос)

Б: Нет, не по телевизяру, тогда ж телевизяров не было – по народу.

Я: Вы в это время где жили?

Б: В Азарьевке мы жили (Прим.: поселок Азарьевский, Жиздринский район, Калужская область). А потом началася война. Стали немцы наступать на русскых, наши стали отступать.

Я: И вы с деревни куда-то уходили?

Б: А мы в деревне… жили у деревне, а потом началась эта… война эта началась, стали грабить немцы: свиней, коров отымать, курей.

Я: А мужики на фронт все поуходили, да?

Б: А мужуки да, на фронт поуходили, одни бабы были. Пленные (Прим.: Скорее всего бабушка перепутала слово «пленные» и «немцы») стояли у нас у Азарьевке, немецкий этот… штаб.

Я: А там мало было домов в Азарьевке? Как сейчас?

Б: Нет, тогда много домов было. 16 домов тогда было. (Прим.: Сейчас там около 10 домов, но большинство из них нежилые или используются как дачи). У Митиной хате, где Митя Длинный жил, там штаб стоял. И их выселили, семью ихнюю выселили к нам, у нашу хату. Мы жили две семь у хате у нашей. Матерю, приходит этот ихний…

Я: Главный или просто солдат?

Б: Главный… немяц. Нашу матерю за руку береть и уводить, а мы услед за матерей да голосить. Он говорит: «Кляйне, не голосите, я матку вашу не буду убивать». А мы шо ж, мы дети ж ещё, шо мне – 7 годов было.

Я: А когда они пришли? Как война началась, скоро они пришли, да?

Б: А скоро пришли. А там у него щенок наблевал у хате, а он матерю - убирать. «Кляйне, не плачьте. Матка убереть и с вами пойдеть».

Я: А что такое «кляйне»?

Б: Дети! По-немецки кляйне – дети.

Я: То есть? А вы понимали, что он вам говорил?

Б: Ну какие слова уже понимали по-немецки. Они ж всё равно это… солдаты немецкие разговаривали ж с русскими, и хто по-русски умеет говорить. Ну хоть не чисто говорили, а… и переводить. А мы, дети, всё равно запоминали быстро слова ихние.

Я: А вас много было детей?

Б: А у каждом дворе были дети.

Я: А у вас в семье? Ты, …

Б: А у нас это: я, Вася, Миша.

Я: Вася – брат, да?

Б: Брат, да, и Миша – брат.

Я: Сколько ему было лет тогда?

Б: А 5 годов было.

Я: Младший значит, да?

Б: Старшему было 12.

Я: Старший это…?

Б: Миша был, и Васе 12.

Я: Васе ты сказала – 5, а Мише – 12.

Б: Ну да, я путаю. Иван Рыжик у нас почти что жил.

Я: Который через дорогу жил, да?

Б: Да. Этот, с Батагово Женик во время войны тоже у нас жил. (Прим: Батагово – поселок в Брянском районе на границе с Калужской областью). Собиралися кто как. А потом пришли какий-то уже совсем нас выгоняют.

Я: Другие какие-то солдаты, да?

Б: Финны какий-то. Нас выгоняють. А это, на повозки посадили. Взяли кой-что для себе и погнали нас. Нас детей посадили, а сами оны большие, взрослые пешком ишли.

Я: Погнали куда?

Б: А погнали… я уже не помню ,в этот… нас у Литву, у лагеря.

Я: В лагерь Алитус, да? (Прим: название лагеря запомнил, когда в детстве у бабушки спрашивал в каком лагере она была).

Б: Да.

Я: Сразу в Алитус погнали всех?

Б: Да.

Я: То есть и мать, и детей – вас: тебя и двух братьев, да?

Б: Да. И туда. И в лагеря в эти попригнали.

Я: А вы туда пешком шли что ли?

Б: Нет, поездом туда. Товарным вагоном нас гнали, везли. Дожжик и… дождь и… (Прим.: тут наш разговор прервал звонок телефона, но мысль вроде ясна).

Я: А вы откуда поехали, с какого вокзала?

Б: Ну я ж уже не помню, с какого вокзала поехали. Это старые знають, а мы что? Мы услед за родителями следовали. И коров погрузили, лошадей отобрали. У лагеря попригнали и коров этих доили.

Я: А Азарьевку оставили? Дома не тронули?

Б: А дома подожгли. Мы к кладбищу подымаемся на горку сюда-то.

Я: На кладбище в Огори? (Прим.: примерно 4,5 км от Азарьевки – в с. Огорь).

Б: Да, да. Нас через Павловку погнали по посёлкам. Вот по посёлкам погнали через Бежицу (Прим.: сейчас это Бежицкий район г. Брянска), а дальше я не помню, я не знаю.

Я: До кладбища дошли и огонь увидели, да?

Б: Нет, и погнали нас на Павловку (Прим.: в 5 км по прямой от Азарьевки), тут наша Азарьевка загорелася уся, загорелась. Бабы эты все у голосы голосить, и вот нас погнали. Пригнали нас у лагеря эты. А лагеря были это… нары были четырёхярусные.

Я: Четырёхярусный? В 4 этажа?

Б: Да. И вот мы сидели как воспилята (Прим.: востылята??? слово это я не разобрал на записи) на этых в лагере… нарах.

Я: Это вы были в каких-то бараках?

Б: Да, в бараках.

Я: Вместе с родителями или вас отделяли?

Б: Нет, вместе, да. Бабка с нами была, а мать на работу ходила, а мать-старка уже была старая – ее не гоняли.

Я: Что она делала на работе не знаешь?

Б: А не знаю. Что заставять, то и делали. А для чаго это тебе надо?

Я: Ты всё-таки узник. Столько времени прошло, а ни разу не расспрашивал тебя. Как-то в деревне спрашивал у тебя: ты сказала, что тебе было 5 лет и Алитус, и всё. Больше я ничего не знаю. Поэтому хочется поподробнее узнать.

Б: Аа. Вот такий-то дела. А потом пришли это… брат… ну что, нальют там жижечки: похлебаем-похлебаем да и всё. Миша заболел.

Я: Скоро заболел, да?

Б: Да, в больницу отправили, он у больнице умёр в лагерях.

Я: Из-за недостатка витаминов наверное.

Б: А хто его знает.

Я: А скоро после того, как вы приехали в лагерь, он умер?

Б: Быстро, конечно.

Я: Это Миша, старший, да?

Б: Старший, да. А потом за Мишем – Вася.

Я: Тоже заболел, да?

Б: Да. А я одна у их осталася. Это уже освободили этот лагерь, нас отправили в этот… ну как помещики тама у Литве жили, как помещики. И нас один помещик узял… работать.

Я: В смысле лагерь разогнали что ли, да?

Б: Да, разогнали, конечно.

Я: Вы там долго пробыли?

Б: А я уже подробностей не помню.

Я: Ну год?

Б: Ну конечно, год наверное пробыли.

Я: Всю семью взял работать? То есть тебя, мать и бабку?

Б: Да.

Я: Не разбивали?

Б: Нет, не разбивали. Жили все у этой каюте.

Я: Долго у него жили? В каком-нибудь сарае, да?

Б: Ну сарай это… ну как теперича называется… для солдат кто?

Я: Казармы?

Б: Казармы. Как казармы. только не одноэтажная наверное была, а большой дом был. Или пятиэтажный. И вот усе тама были.

Я: Вы там до конца войны были?

Б: А как освободили эта... русскые. У Литве тогда тоже бомбёжка началась там у Литве. Бомбили этот город Меричи.

Я: Ты уже подросла к тому времени. 45-й был год, да?

Б: 8 годов мне уже было наверное.

Я: 43-й значит.

Б: Конечно подросла.

Я: Ты в сентябре родилась, может и 44-й год был. А город какой был?

Б: Город был Меричи (Прим.: не нашел я такого города на карте Литвы. Может есть знатоки из Литвы. Есть какой-то город созвучный с этим около реки Неман?).

Я: Это где помещик этот был?

Б: Да, а лагерь дальше был. Лагерь был за проволокой. Мы были колючей проволокой ограждены усе, чтоб никто никуда не убегал, не уходил. Если кто нацелится убечь, стреляли.

Я: Были такие, да?

Б: Да.

Я: Как к вам относились в этом лагере?

Б: Ну как относились? А мы сидели да и… принесуть нам, поедим, да и всё. Что к нам относились? Нас не били ничого немцы, нет.

Я: Я помню еще из детства, что ты говорила, что вас какой-то немец там подкармливал. Я запомнил это, что кто-то тебя подкармливал.

Б: Кто?

Я: Немец какой-то… Ты что-то говорила.

Б: А это на этом… А где во Танюшины жили и живуть щас.

Я: В Азарьевке?

Б: Да.

Я: Ещё до лагеря, да?

Б: Да. Кухня была немецкая. А мы бывало подбегим, мы ж не видали этых во… (смеётся)… свечек этых… вермишель, во, большую. Оны нам дадуть, а мы хряпаем. (рассказывает с улыбкой).

Я: А, прям сухую, да?

Б: Да, да. Думаем, ну что это вкусное? Когда конфетину нам дадуть. А ничаго ж не было во время войны. И вот около кухни мы этой мы обитали. Повара эты нам кинут и мы… . (смеётся).

Я: А где отец твой воевал, не знаешь?

Б: А спроси ты мне, где он воевал.

Я: Ты у отца не спросила?

Б: Ну можеть я спрашивала да и забыла (смеется).

Я: После войны вас как освободили от помещика? Его убили?

Б: Нет, он уехал, кудай-то уехал.

Я: Ну а вас как? забрали и на поезде обратно привезли?

Б: А нас тоже забрали, дали нам там хатку…

Я: Где?

Б: Это, река была там Неман.

Я: То есть ещё там за границей, да?

Б: Да. На товарняк погрузили и привезли на станцию, на Березовский (Прим.: Станция, ближайшая в то время к Азарьевке). А там уже узелочки побрали и пришли в Азарьевку на голые пни. Пришли а там ничёго нетути. Одны горелые пни.

Я: А где вы жили?

Б: А эты приехали вперёд нас Полюшкины… Рыжиковы. Сделали они землянку сабе, и мы к ним у землянку поселилися. Вот кишели: кто в шалаше, кто где жили. А потом себе построили тоже землянку… времянку. А потом хату стали строить. Вот так-то вот и жили. Усю жизнь простроилися и всё.

Я: Вы в какое время вернулись? В тёплое?

Б: Да. Тебе интересно отчаго я узника добилась, да?

Я: А то мы знаем только факт, а как – не знаем.

Б: Вот так-то мы странствовали. А потом этого узника… объявили, что узники – кто у лагерях были. Стали хлопотать, документы. Вот такий-то дела. Так-то мы провоевали. Кто схитрил, остался в кустах или ещё где, в плену чтоб немцы не видали.

Я: Когда вели в лагерь в смысле?

Б: Да. Ты наверно чтой-то хочешь писать, а?

Я: Послушать хочу просто то, как ты…

Б: Не выдумляй, не надо.

Я: Да ничего я писать не буду.

Б: А то ты у нас писарь хороший.

Я: Были голодны наверное всё время, да?

Б: Ну не голодные, а полуголодные. Какие мы были? Полуголодные. Так, червяка замаришь да и всё. Баланды нальють ковшом большим и всё… Трудное было детство…

Я: Хаты наверное всем по очереди строили, да?

Б: А каждый себе.

Я: А яблони, если были, тоже вырубали и сжигали что ли?

Б: У нас яблонок тогда не было. Это уже после войны. Я пошла работать. Мы с отцом привики купляли, привозили, посадили. Это наши яблоньки уже.

Я: Скота тоже не было, да? Потом стали постепенно где-то брать?

Б: Да, всё постепенно.

Я: Так вы вернулись, а война ещё шла, да?

Б: Да.

Я: Ещё долго, год наверное ещё шла?

Б: Нет, она уже замирелась война. Мы в 44-м году вернулися оттуда.

Я: А война в 45-м закончилась.

Б: Ну уже они примирялась. Уже немцев отогнали, отступили немцы. Оны тоже убегали кто как. Кто голый, кто какой. Чего ты смеешься?

Я: А ты видела, как убегали?

Б: Видела, да. Это, там речка текла широкая.

Я: Это в Литве, да?

Б: Да. И переплывали они речку эту голые и убегали. Немцы, немцы. Наши уже их. Оны ж тоже солдаты, они ж тоже не виноваты – под началом были. Ну так то. Как и русскые, так и немецкые.

Я: В общем-то так относились не жестоко, да?

Б: Не, с нами не жестоко. Во у нас на посёлку стояли и с девками танцевали, и гармошки были у их. Нет, не, обижаться нечего нас. Оны только вот приедуть это финны, рыжие какый-то... курей вечером как тёмно станет, так вот свиней отбирали, отбирали. А так нет, не. Какые стояли постоянно, те не обижали нас… Тольки что вот хаты попожгли. Обидели… Стояли бы да стояли. Мы бы вернулись бы в свою хату. А то приехали на голые пни.

Я: Ну а хату отстроили такую же или старая больше была?

Б: Не, такую ж, большую строили. Потом та старая стала уже эту построили (Прим.: Там сейчас временами живёт бабушкина сестра, которая родилась после войны). Но чтой-то сомнения у мене, что той-то ты хочешь нарисовать.

На этом запись закончилась. Может быть мы ещё о чём-то говорили, не помню уже.

В интернете нашёл следующую информацию о лагере.

В июле 1941 года в черте города Алитус на территории бывшего военного городка был основан лагерь для военнопленных Шталаг-343. В таком статусе он просуществовал до апреля 1943 года.

В лагере существовал распорядок дня: подъем в 5 часов утра, завтрак с 5 до 6 часов, выход на работу в 8.00, обед с 11.30 до 12.30, окончание рабочего дня в 17.00, ужин с 17 до 18 часов. Отбой в 21.00.

Каждому военнопленному давали порядковый номер, отправляли на принудительные работы (строительство хозяйственных построек на территории лагеря и лесозаготовки). В ряде случаев узников шталага распределяли среди владельцев зажиточных крестьянских хозяйств Литвы, где они вынуждены были исполнять трудовые повинности. За это крестьянин должен был заплатить местным властям налог в размере 10 пфеннигов за человека в сутки. Для пленных это был шанс пожить какое-то время в нормальных условиях и спастись от голодной смерти.

В мае 1943 года «Шталаг-343» в Алитусе изменил свои функции и был переквалифицирован в лагерь «для перемещенных лиц», в котором содержались преимущественно жители западных областей России и Беларуси, граничащих с Прибалтикой (в официальных обозначениях нацистов —«эвакуированные советские граждане»). По распоряжению нацистской оккупационной администрации, после временного содержания в лагере взрослых узников следовало распределять по фермам на принудительные сельскохозяйственные работы. Детей оставляли в лагере для проведения опытов и выкачивания крови.

Причиной изменения функции лагеря в Алитусе было то, что зимой и весной 1943 года после ощутимых поражений вермахта от Красной Армии нацистские оккупационные власти столкнулись с резкой нехваткой рабочих рук, в том числе в сельском хозяйстве. В связи с географической близостью к захваченной нацистами Прибалтике, в которой располагались основные концентрационные лагеря Остланда, угону в лагерь Алитус подвергались в первую очередь мирные жители Пскова и окрестностей, а также Орловской, Смоленской, Витебской, Брестской, Ленинградской, Калужской областей.

Надзиратели лагеря, участники карательных подразделений проводили массовые расстрелы заключенных за малейшие провинности. Также охранники лагеря подвергали узников регулярным избиениям резиновыми дубинками и травлей собаками независимо от возраста и пола истязуемых.

Надеюсь, что вы найдете мой материал полезным для себя…