Самиздат + Хочу критики

— Она самая, — подтвердил другой. — Как я мечтал захватить ее и отомстить за наших.

Оба подошли поближе. Их лица исказила ненависть. Любови стало страшно. Она отступила на пару шагов и уперлась спиной в Аншерола.

— Никто не тронет эту женщину, — громко сказал предводитель.

— Вспомни, сколько раз мы разрабатывали планы мести, — сказал второй разбойник. — Ты сам жаждал ее крови, вспомни.

— Повторяю, что никто не прикоснется к ней. Берегись, Олтар.

Разбойники стояли и испепеляли Любовь глазами. Она не знала, насколько сильно слово предводителя. Днем она под его присмотром, но что будет ночью. Аншерол не сможет охранять ее круглые сутки. По лицам разбойников угадывалось непреодолимое желание убить женщину, пусть и ценой собственной жизни. Не потрать женщина столько магической силы, она бы физически ощутила их ненависть.

Каждое чувство имеет окраску. Любовь похожа на голубизну неба. Ее частицы обволакивают того, кто любит, и того, на кого направлена любовь. Любой маг черпает силы из окружающих его магов и простых смертных. Ненависть же подобна черноте ночи. Она способна высосать силы мага, лишить возможности творить заклинания. При встрече с противником маги закрываются магическом щитом, используя Артефакты.

Ненависть простого смертного физически ощутима, но не способна причинить вреда. Другое дело Нарцита. Ее неприязнь могла перейти в ненависть и повредить беззащитной Любови. Знай она о присутствии женщины-мага среди разбойников, ни за что бы не пошла с Аншеролом. Он ведь не знает тонкостей магии.

— Уведи меня отсюда, — тихо попросила Любовь. — Мне здесь не рады.

— Я принял решение и не изменю его. Не согласные могут сейчас же уйти.

Мужчины переглянулись.

— Как скажешь, Аншерол, мы примем женщину, — сказал первым узнавший мага.

— Каждый обязуется защищать Любовь так же, как и Нарциту. Все поняли?

Разбойники закивали головами.

— Я же сказал, что разберусь со своими людьми, — шепнул Аншерол.

Любови было все еще не по себе.

Утром Любовь разбудили звуки боя. Она сразу оказалась на ногах и увидела бегущую к ней Нарциту.

— Бежим! — крикнула она, указывая направление.

Дважды говорить не пришлось. Бой приближался к поляне. Разбойников теснили. Обернувшаяся Любовь увидела стрелу в том месте, где она только что крепко спала. Вжик! Вжик! Стрелы едва не догоняли бегущих.

— Ты должна быть там! — крикнула Любовь. Она едва поспевала за Нарцитой.

— Скажи об этом Аршенолу! Ты ему дороже своих людей!

— Сколько там магов?

— Трое.

— Как они так быстро меня нашли?

— Метка Хранителей. Они всегда могут по ней найти любого мага. Вчера я о ней совсем забыла.

— Почему же тебя не схватили?

— Один знакомый помог избавиться от нее. Удалю ее у тебя.

Женщины петляли между деревьями. Стрелы уже не долетали до них. Любовь слышала, как их преследователей остановили разбойники и радовалась их победе.

— Куда мы бежим?

— Никуда. Только дальше.

Женщины укрылись в чаще леса и стали ждать.

Бледная Нарцита прислушивалась к звукам боя, как будто могла понять, кто побеждает. Три мага среди воинов являлись серьезным перевесом не в пользу разбойников. Аншерол не прав, отказываясь от помощи Нарциты. Сама Любовь тоже желала победы разбойникам, хотя и понимала предательство по отношению к воинам. Еще вчера утром она была полностью на их стороне. Сегодня же стала другой. Какой другой? Беглой осужденной? Узнавшей про Хранителей нечто такое, что не позволительно знать магу? Сказанное предводителем разбойников могло оказаться неправдой. Аншерол врал, чтобы заполучить еще одного мага в шайку. Пока что ему это не удалось, но, кажется, цель близка. Стоит только увидеться с Алмазой.

Бой оказался недолгим. Вскоре прискакал Аншерол и позвал магов.

Разбойники потеряли четверых. Убитых воинов только на поляне оказалось шестеро.

Мужчины уносили их подальше. Они снова с ненавистью смотрели на Любовь. Теперь она прямо являлась причиной их беды. Маг старалась не встречаться с ними взглядами.

В гостиной столичного особняка князя Касаткина царило оживление. Вечер был в самом разгаре. Гости уже успели разбиться по группам и интересам, где-то велись тихие задушевные разговоры, где-то кипели страсти политических споров.

Сам хозяин, князь Пётр Сергеевич, сидел в роскошном кресле перед небольшим столиком с закусками, вокруг которого расположились несколько мужчин и женщин, внимательно слушая рассказ человека, сидевшего напротив князя.

Рассказчик весь состоял из контрастов. Одежда его была простой, но понимающие люди сразу оценивали её шик. Движения его были скупыми и ленивыми, но в них угадывалась затаённая, как бы дремлющая до поры сила. Речь его тоже была необычной. В ней чередовались изысканные и красочные обороты с просторечием и профессиональными терминами, от которых рассказ его обретал особую образность. Часто серьёзные и драматичные построения сюжета сменялись острой шуткой и весёлой самоиронией, отчего его повествование неотрывно удерживало внимание слушателей.

На вид ему было около сорока. Однако, если приглядеться, становилось понятно, что рано исчертившие лоб и уголки глаз морщины, а также густая борода и усы несколько старили его, и на деле он лет на пять моложе.

Слуги принесли напитки как раз к тому моменту, когда он закончил рассказ. Образовалась небольшая пауза, пока все разбирали бокалы, а потом беседу начал пожилой граф, сидевший по правую руку от хозяина.

– Скажите, Никон Архипович, а вам доводилось бывать в краях, где осталась проклятая усадьба Стужиных? – обратился он к прежнему рассказчику.

– Проклятая усадьба Стужиных? Впервые слышу.

– Какая жалость. Я ж понадеялся услышать взвешенную версию событий той загадочной истории, которая уже обросла таким количество небылиц, что и не знаешь, как воспринимать её.

– А что за история?

– Ну как же. Был такой очень преуспевающий промышленник – Михаил Николаевич Стужин. Владел рудниками и заводами в Сибири. Вы, наверняка, слышали о нём.

– Что-то не припомню.

– А я помню, – присоединился к беседе князь Касаткин. – Это тот, кто пропал в своей загородной усадьбе, где-то в тайге. Давняя история. Десять лет как прошло.

– Точно, – подтвердил старый граф. – Как раз десять и прошло.

– А вас не затруднит развлечь нас этой историей?

– Ну что вы, Никон Архипович! Я с удовольствием изложу вам всё, что знаю, уж очень мне интересно узнать, что вы об этом думаете. Если остальным гостям это интересно, я расскажу.

В кругу собравшихся за столиком послышались одобрительные возгласы. Мистические истории были очень популярны в то время, а потому все с предвкушением уставились на старого графа. Тот отпил из своего бокала, откинулся в кресле и принялся излагать.

Случай этот произошёл двенадцать лет назад. Я тогда по службе находился в Сибири и был знаком со многими значительными людьми. А Михаил Николаевич Стужин был в высшей степени таковым. Он владел несколькими рудниками, плавильными заводами, солеварнями и был одним их самых состоятельных людей, пожалуй, во всей Империи.

Это был человек выдающихся способностей в управлении делом, имел живой интерес к естественным наукам, а также прослыл патриотом и меценатом, сочетая свою коммерческую жилку с интересами государства и нуждами простых людей.

Единственная причина, по которой его не сильно знали в столице, – его нелюбовь к свету и петербургской жизни, полной, по его мнению, фальши, бестолковой суеты и соблюдений формальностей.

Ему в то время было чуть больше сорока, точно не припомню. Сыновей у него не было. Жена его умерла от чахотки, оставив лишь трёхлетнюю дочь Софью, в которой он просто души не чаял. А жениться второй раз он не надумал.

Стужин любил путешествовать и регулярно отправлялся в дикие места со своими геологами-разведчиками. Понятное дело, не в дальние походы, но вполне мог посетить вновь открытое месторождение или какое-то интересное место, чтобы лично осмотреть.

В этом случае он снаряжал масштабные экспедиции, в которые он непременно брал маленькую Соню, которая обожала отца и организованные им приключения. Он же считал, что она должна быть привычной к его образу жизни и разбираться во всём, так как свою промышленную империю он собирался передать ей.

Когда девочке исполнилось девять, в обществе стали ходить слухи, что Соня нездорова. У неё случались «странности» и припадки. Однако, из уважения к её отцу, слухи высказывались всегда кулуарно и не особо обсуждались, скорее, упоминались в контексте сочувствия к Михаилу Николаевичу.

Стужин отправил дочку в столицу к докторам, но через год она вернулась, и, по всей видимости, лечение не увенчалось успехом.

Как раз в этот год я и прибыл по службе в те края и познакомился с промышленником. Тогда же и произошло судьбоносное для их семьи событие.

Во время одной из экспедиций, куда Стужин поехал с Соней, был разбит привал у красивого озера. И, уж не знаю подробностей как, но Михаил Николаевич обнаружил, что вода озера облегчает нежелательные состояния его дочери. В общем-то, слухи, скорее всего, были верными, потому что по возвращении обратно Стужин тут же занялся обустройством усадьбы на берегу того озера.

Проект был грандиозным. Но средств промышленник имел с избытком, так что стройка шла с наибольшей возможной поспешностью.

Когда была жива его жена, Михаил Николаевич бывал с ней за границей в санаториях, куда столичные врачи рекомендовали ездить, так как больным чахоткой показано проживание на курортах.

Как я и говорил, Стужин был человеком государственным и благотворителем. Он решил создать усадьбу, пригласить учёных, врачей и, если удастся вылечить дочь, то создать на берегу озера санаторий особого типа, для болезней душевного характера. Поговаривали даже, что он думает продать свои заводы и посвятить жизнь управлению таким санаторием. Не знаю, правда ли это, но слухи такие ходили.

Так или иначе, стройка шла, к месту даже проложили дорогу. Не из города, правда. Часть пути грузы и люди преодолевали по реке, так было проще, обычное в Сибири дело. В тайге даже пристань со складами возвели как опорную базу для строительства.

Строящуюся усадьбу назвали Ирием, так в старинных преданиях называли рай наши предки до принятия христианства. Стужин увлекался фольклором и часто говаривал, что Ирий должен был находиться где-то в этих краях.

Для возведения усадьбы пригласили известного архитектора и лучших мастеров из столицы, а мебель и обстановка частично привозились из Европы. Оттуда же привезли и оборудование для лаборатории, в которой планировалось изучать свойства воды и местного климата.

Также Стужин пригласил известного медика, профессора Вернера, обрусевшего немца, приехавшего из Марбурга преподавать в Россию. Уж не знаю, что предложили учёному, но кафедру он свою оставил и принял приглашение уехать в глушь на край света. Впрочем, как я упоминал, в средствах Михаил Николаевич стеснён не был, а потому, думается мне, предложение было весьма щедрым.

Два года ушло на то, чтобы завершить строительство. Я тогда ещё оставался там по службе и был свидетелем переезда. Сначала в усадьбу отправились работники: управляющий, конюх и три семьи, мужья были охранниками, разнорабочими и охотниками, а их жёны занимались поддержанием порядка в усадьбе. Они обустроили быт, после чего управляющий вернулся, доложил, что к переезду всё готово, и отбыл в Ирий вместе со Стужиными и Вернером.

Некоторое время дела шли хорошо, от переехавших постоянно приходили вести, которые привозил управляющий вместе с распоряжениями хозяина относительно его дел на заводах, на которых у промышленника были поставлены руководить надёжные люди.

Но в какой-то момент связь оборвалась. И надолго. Беспокоиться было не о чем, это всё же не столица – путь дальний. Но местная публика начала шептаться, как бы там не случилось беды. Вестей не было месяц, потом ещё месяц.

Местные власти уже хотели было послать туда уездных стражей полиции, но, пока собирались, из Ирия вернулся Фёдор, конюх Стужиных. Его прибытие, слухи о котором немедленно расползлись, немало поразило и озадачило местную публику.

Он прибыл измождённым, оборванным и полубезумным. Рассказы его были сбивчивыми и настолько фантастическими, что сперва подумали, что он помешался. Он толковал о каких-то языческих обрядах, демонах леса и проклятии места, где построили Ирий. Но главное – он заявил, что все, кроме Стужиных, профессора и одной из служанок, либо таинственно исчезли, либо мертвы.

Это, конечно, переполошило общественность, и в Ирий был срочно отправлен отряд уездных полицейских из трёх человек, чтобы проверить показания конюха.

Представители власти вернулись через две недели и сказали, что всё проверили и ничего особенного не обнаружили, а конюх просто выжил из ума, и претензий у Михаила Николаевича к нему нет, он лишь сожалеет, что с беднягой случилось подобное расстройство. А вестей особых нет, так как владелец Ирия сильно занят своими изысканиями, а распоряжения по ведению дел дал заранее и доверяет своим управляющим на заводах.

Народ в городе успокоился. Прошёл ещё месяц. И тут неожиданно объявился немец. Профессор тоже был измождённым и явно потрясённым пережитым в последние несколько недель и подтвердил, что Ирий, за исключением Стужиных, вымер, а сам Михаил Николаевич, похоже, повредился рассудком и выгнал Вернера из усадьбы, удерживая там насильно дочь. И ехать с ней обратно отказался, сказав, что они остаются на неопределённый срок и больше ни в ком не нуждаются.

На этот раз шум поднялся сильный, и даже до столицы дошли вести об этом происшествии. Второй раз в Ирий отправился большой отряд с местным урядником во главе.

Когда они вернулись, мы узнали, что усадьба безлюдна. Никаких следов Стужиных найти не удалось. В окрестностях обнаружено несколько могил. Они были вскрыты, и полицейские убедились, что там тела слуг. Нашлись не все. Везти тела обратно не стали без воли наследников и перезахоронили. Поиски отца и дочки не дали результатов, и их объявили временно пропавшими.

В столицу были отправлены донесения, а также уведомления ближайшим родственникам, так как в случае, если Михаил Николаевич и Софья не появятся до истечения положенного срока, нужно было определить порядок наследования.

Потом я покинул те края по долгу службы. Правда, остались друзья, с которыми я до сих пор веду переписку. Из их писем я узнал, что Стужины так и не нашлись. Наследники вступили в права, но Ирием особо не интересовались, начав делить заводы и примерять на себя неожиданно свалившуюся роль промышленников. На фоне их хлопот и новой роскошной жизни заброшенная в глубине тайги усадьба казалась ненужным грузом, о котором они просто предпочли забыть.

Но, естественно, нашлись те, кто помнил о богатстве заброшенной усадьбы и имел желание к этому богатству приобщиться. То есть попросту разграбить Ирий. Люди это были лихие. Бывшие преступники, авантюристы и просто любители лёгкой наживы.

Насколько мне известно, трижды собирались группы таких искателей приключений. Первая отправилась в Ирий и не вернулась. Вторая вернулась, но объявила, что не смогла найти путь к усадьбе, дескать, дорога заросла. Им не поверили, но проверять было некому. Дело было закрыто, властям это было неинтересно, а желающих отправиться в место с такой репутацией не нашлось в том году. Годом позже, правда, снова нашлись желающие отыскать Ирий, но и эта группа сгинула.

С тех пор, насколько мне известно, никто больше не пытался найти проклятую усадьбу. А судьба Стужиных обрастала пугающими слухами и догадками, превратившись в местную легенду.

Граф закончил свой рассказ и несколько мгновений помолчал, давая понять, что история завершена.

– Потрясающе! – заметил кто-то из слушателей. – И неужели до сих пор никто так и не разгадал тайну этой проклятой усадьбы?

Старый граф развёл руками, показывая бессилие людей перед этой загадкой, и, повернувшись к своему собеседнику, ради которого он это всё рассказал, спросил:

– Ну? Что думаете, Никон Архипович?

Никон Архипович Суздалев был «главным блюдом» этого вечера. Известный путешественник, писатель, человек очень необычной биографии и редких талантов. Он недавно вернулся из очередной одиссеи по Центральной Азии, в которой участвовал в качестве врача и помощника начальника экспедиции. И, естественно, многие организаторы светских вечеров желали его заполучить, чтобы развлечь своих гостей удивительными историями, которых у Суздалева всегда было в избытке. До этого он побывал в нескольких экспедициях по Крайнему Северу, бывал на Камчатке и в Уссурийском крае и, благодаря своим книгам, написанным в виде дневников, живо и образно описывающих его странствия, быстро стал человеком с репутацией знатока азиатской части Империи.

Собственно, это и было причиной, по которой графу хотелось узнать его мнение о той мрачной таёжной истории, так нашумевшей десять лет назад.

Суздалев немного помедлил, окинул взглядом присутствующих и повернулся к графу.

– История ваша – крайне примечательная. Но я затрудняюсь назвать её мистической. Это, безусловно, драма – пропажа и даже смерть людей. Но почему она мистическая?

Граф горячо возразил:

– А как же рассказ конюха? Таинственные ритуалы, демоны и проклятие этого места?

– Да, но вы сказали, что позже вернулся профессор, который лишь упомянул о том, что Стужин повредился рассудком. Я представляю себе жизнь в тайге, и если в усадьбе остались душевнобольные дочь с отцом, то благополучный финал возможен только по счастливому стечению обстоятельств. Учёный упоминал о демонах и проклятии?

– Нет, не упоминал. Но он был явно подавлен и что-то не договаривал. Вполне возможно, он просто боялся выставить себя в неловком свете в научных кругах. Ведь он собирался вернуться в столицу и снова заняться преподавательской деятельностью.

– Конечно. Допустим, это так. Но ведь вы говорили, что на месте был урядник со своими людьми. Они видели что-то странное?

– Кое-что странное видели. Могилы нескольких человек были действительно осквернены. На них нашли камни со странными знаками и какие-то фигурки из сплетенных веток.

– А что с телами? Выяснили, отчего умерли обитатели усадьбы?

– Хороший вопрос. Скажу откровенно, урядник, который занимался этим делом, был человеком честным, исполнительным, добрым служакой. Но Пинкертоном его назвать трудно. С его слов, тела не имели следов насильственной смерти. Но, так как они не были доставлены в город и не обследованы доктором, трудно судить о достоверности его выводов.

– Знаете, Матвей Александрович. Мне трудно судить об истории, не зная всех фактов и не побывав на месте. Вряд ли мнение моё будет весомым, если я просто приму рассказ конюха за действительное и объявлю сейчас, что согласен с тем, что обитателей Ирия погубили злые духи леса. Боюсь показаться прозаичным, но лично мне не довелось встречать ни в одном из моих странствий нечто убедительно сверхъестественное.

– Понимаю вас, Никон Архипович. Было бы интересно, если бы лично вы занимались расследованием этого дела. Возможно, история получила бы достоверное объяснение. Я признаю, что мрак невежества зачастую порождает чудовищ и духов, но согласитесь, что в мире нашем осталось немало необъяснимых событий и белых пятен на картах.

– Соглашусь. И в этом прелесть нашего бытия – иметь возможность прикоснуться к тайнам. Ваша история заинтересовала меня. Возможно, я сумею отыскать профессора в столице, переговорить с ним и раздобыть дополнительные сведения. Да и переговорю с моими товарищами по экспедициям. Кто знает, может быть, в следующий раз, когда мы увидимся, я представлю вам мою версию событий. Ну а пока, извините, –Суздалев виновато развёл руками, – я знаю не больше вашего.

– Вот было бы чудесно, – воодушевился старый граф. – Надеюсь, доживу до следующего свидания с моей подагрой.

Вся компания весело рассмеялась…

Продолжение следует

Предыдущая глава

-

Поддержать онлайн роман можно по ссылке ниже. Поощрение читателей не позволяет рукам автора опускаться.

Сделать донат для ускорения следующей главы. 😉

- не было, говоришь. Что ж поговорим с земляками. Но всё это крайне странно. Сделаем так, сейчас договорюсь, оцепление и пожарные будут какие нужно, по результатам - он протянул Алефу бумажку - звонить мне немедленно. А я отлучусь.

Андрей направился по адресу, где расположили "погорельцев" местные власти. Наверх звонить не стал, решив не докладывать, без внятных результатов, поскольку пока что доклад звучал бы одной строкой "а-хрен-его-знает-что-случилось"

Глава 5. Ленни.

Черные раскопки. Бывшая молельня богини Нейт. Пётр Нихренасебеевич Клюев и Несуди. За сутки до этого

- знаешь, я понятия не имею что делать – протянул Клюев глядя на Некто, с ногами трупа подмышкой, и черепом в другой руке, - но у меня ощущение, что тут оставаться вообще не вариант. Тут есть пара дружных людей, любящих размахивать садовыми принадлежностями, и если я уже сумел найти компромисс после двух попаданий, то ты боюсь и одного не выдержишь. Короче, надо отсюда…ахахаха…делать ноги – на последней фразе Пётр заржал, глядя на ноги в руках. Пётр силой задавил повторную истерику:

- черт, ты же ни хрена ни понял! Как тебе объяснить то?

Пацан молча стоял и смотрел на Клюева…с жалостью?

- Ну хорошо, сам напросился. Петр отошёл к проходу. Пацан по прежнему стоял. Тогда Клюев, понимая абсурдность, но – а вдруг? – действуя по наитию положил ещё одну галетину из кармана ко входу. Звуки «шурх» и «хрум» показали, что он на правильном пути.

- хороший, пёсик, вот так – нёс пургу Клюев, продолжая продвигаться в сторону выхода из раскопок и выкладывая объекты гастрономического интереса через каждые шагов десять.

Перед лестницей в подвал галеты кончились. Пришлось пустить в ход второй объект интереса. Пётр поднялся и уже сверху показал смартфон оголодавшему спутнику, мол «на блестяшку». Некто, без усилий и не отпуская пару ног и череп, одними ногами пробежал по приставленной лестнице вцепившись в телефон зубами как рыба в наживку, после чего ловко перехватил в руку.

Пётр с удивлением отметил что дикарь взял его правильно, даже не кверху ногами, но странности решили сегодня выложиться по максимуму. На глазах у Клюева дикарь начал достаточно споро тыкать в телефон, переходить из приложения в приложение, на секунду замирая и бегая глазами по незнакомым буквам. Пётр осторожно взял Некто за плечо и мягко потянул за собой. Пацан послушно пошёл следом, не отрываясь от экрана наладонника, как будто всё время в подземелье он провел за планшетом.

Неизвестно каким чудом, но по дороге до номера им не встретился никто из персонала или живущих здесь. Из кухни все ещё стелился дым, будто Чипидейл выбирал нового папу. Уже в номере поведение странного бесполого дикаря в очередной раз озадачило Клюева. Со странным всхлипом он прыгнул на кровать(не самую комфортную – отметил Пётр), и просто зарылся в неё как кот обдолбаный валерьянкой.

- эй, как там тебя…хтонь непонятная…тебя как зовут то хоть? Какой нибудь ньярлатхотеп, Вельзевул, или кто там у вас есть? Смотри, меня зовут Пётр! Пё–тр! Компренде? Пётр – Клюев начал жестикулировать тыча себя в грудь – я – он указал на себя – Пё-тыр ! А ты? – ткнул он в сторону пацана.

- именанд! – ткнул пальцем в череп некто. Затем, словно задумавшись, неуверенно ткнул в себя – туэльте, сабо Вэассан-аэль-аффта-харрок-номид-линнеле-морок-тапуэре… - он набрал воздуха - …кионато-аль-буканиел-тхак-шаддо-диво-марккркат-бран-ботломел-торгерауундакер-го-сого-вереен… - ещё один вдох - …аппааулту-м'ивьех-фруар-джодиспер-траурдолт….

-эй, стой, секунду, - замахал руками Клюев, - а покороче ничего не нашлось? Я после третьего слова с ума сошел. Нам определенно надо понять, на каком языке…языках ты разговариваешь. И держи, накинь на себя, - он протянул ему вытащенные из чемодана смену футболки и шорт, - мне жутко видеть…в общем жутко видеть.

Протянутые вещи не вызвали у странного "линь-валь-буль-быр", или как его там, ни капли удивления. Эту очередную странность мозг Петра просто пропустил, отметив как перебор в странностях. Абориген (а абориген ли?) воспринял предложение одеться вполне положительно и довольно легко накинул на себя вещи. Висели они на нем конечно чересчур мешковато, но хотя бы он теперь мало чем отличался от местных детей, снующих под окнами. Разве что те были почище. Что и натолкнуло Клюева на мысль.

-….прото-буллиенар-весестенте- гхык-карххаар-гь'я-гро-поррутхотонтего-миал…- до Петра дошло, что некто по прежнему диктует ему, по видимому, своё имя? И как он умудряется произносить через дефис? То что это всё ещё описание имени, почему то сомнений не было. Пётр сложил руки в виде креста перед глазами говорливого пацана:

- я понял, ты весь важный и титулованный, но я тут тебя хочу с благами цивилизации познакомить – не ожидая что его поймут, он взял пацана за плечо и потощил в крохотную душевую, благо таковая в номере была в наличии. Что впрочем не помешало пацану продолжать бормотать "...-каауин-Йеныч-лоукас-сантано-Эд...". Блага цивилизации вызвали у некто презрительное фырканье, хотя отбиваться он не стал и уверенно стал настраивать воду, чем вызвал целую волну сомнений, стоит ли его оставлять одного. Всё же оставив его наедине с водными процедурами, Пётр присел на край кровати.

« А что, если это просто ребенок, который также забрел куда не надо, скажем, дня три назад? А его взяли да замуровали, чтоб, значит, концы в воду?. А тут я – весь в белом – и выпустил нежелательного свидетеля? А они меня вечерком тоже того – прикопают там же? Но почему тогда я не мог пройти внутрь круга? И он выйти не мог? И где у него тогда причиндалы – мозг хихикнул – дома оставил, за ненадобностью в силу возраста? Бред. И что за имя такое? Или там на выбор? И почему он череп по имени называет?»

Вопросов было море. Ответы не спешили мелькать даже на горизонте. Он бросил взгляд на брошенный на кровати телефон, в котором эта, как он выразился «неведомая хтонь» копалась. С удивлением заметил несколько открытых вкладок браузера, с русским алфавитом, пара вкладок с видео по морфологии, и видео где как ветхий старичок раз за разом проговаривал русские слова по типу «привет, здравствуйте» и сопровождал это указкой по написанному.

«Это уже больше на пришельца-шпиона смахивает. Срочно нужен капитан Кирк, а то этот Дарт Вейдер недоросший живо из земли звезду смерти сделает.» мысль была настолько бредовой, насколько бредом мог быть ребенок с ногами мумии подмышкой. Которые он, кстати, утащил за собой в душ вместе с «именандом». Хорошо хоть он не захватил своего товарища целиком из той «клетки». Вспомнив о находке, горе-археолог понял что надо либо закрыть всё обратно, либо подать под правильным соусом своим новым знакомым. Причем решать это нужно как можно быстрее. Посомневавшись, стоит ли оставлять любителя черепков одного, он всё таки спустился из номера в кухню, найдя ругающегося Чибейла с парой незнакомых арабов, попеременно залезавших под массивную плиту.

Временная резиденция Клюева младшего. Душ. туэльте, сабо Вэассан-аэль-аффта-харрок-номид-линнеле-морок-тапуэре… ну вы поняли.

- устройство, конечно примитивное, даже ракушек нет, но главное – работает! Что? Именанд, мы сколько уже знакомы? Пару-тройку тысяч, плюс-минус пять сотен лет, а ты ещё и удивляешься? Дай мне несколько ваших часов, и я буду знать ещё на один язык больше. Тут же всё просто, до невозможности. Для Меня конечно-же. Ваш вид ещё не может работать на полную. А вот я могу из ваших организмов выжимать возможный максимум. Хозяин оставил мне такую возможность. Хотя скорее просто не придал этому значения. Вот только превысить этот максимум увы не смогу. Так что уж выучить пару языков, построенных на обычном вербальном общении – дело не сложное. Жалко конечно что магического фона в этом мире нет, но будем отталкиваться от того что есть. Ухххх, хорошо. Сейчас бы чего-нибудь пожрать! Пошли, поищем, чем можно поживиться. Ну и что, что мне не обязательно есть! Это же вкусно и приятно! Так что сначала поесть, поспать, потом ещё поесть и поспать, а уже потом будем запихивать новые знания! Тем более что прямо здесь я наблюдаю очень ароматные и возможно вкусные вещи!

Чибэйл, на все попытки Петра обратить на себя внимание просто отмахивался и ругался вполголоса с парой неизвестных парней, применяя "непереводимую игру слов" и тыча на дымящуюся проводку. Те в накладе не остались, также тыча в бумажки и плиту пальцами и повышая тональность. итоге махнув рукой, Петр с объяснениями решил повременить.

Что же до нового знакомого, то непонятности с ним продолжали множиться. Вернувшись в комнату он застал его мирно сидящим за телефоном на кровати, в обнимку с черепом и жующим остаток гостиничного мыла. Рядом лежали по-видимому выпитые флаконы от шампуня и выжатый досуха тюбик зубной пасты. Пацан довольно споро перещелкивал вкладки, включал уроки, и периодически повторял простейшие слова и буквы, выпуская при этом радужные пузыри из рта.

Следующие два часа мало поменяли его поведение. Он с удовольствием съел все что было у Петра съедобного хотя бы на вид, не гнушаясь и несъедобными с виду предметами( по крайней мере Пётр с содроганием недосчитался пары полотенец и одной оконной занавески), на все попытки контакта отмахивался обращённой к Петру ладонью, не отдавал телефон, продолжая учебу, и похоже готов был надкусить даже саму кровать. Изредка он бросал пару незнакомых фраз черепку, продолжая звать его Именандом, посмеиваясь. Пётр ждал, когда грянет гром – ведь присутствие постороннего в номере робязательно обнаружат, не свои, так эти Черные сталкеры, обязательно заметив стенку с дырой в тоннеле и медитирующий безного-безголовой мумией,, но пока что обходилось. Сидеть рядом молча было невозможно, но на любые попытки завязать беседу, он заставал ту же картину: телефон-черепок-абориген жующий очередную несъедобную хрень. В последний несколько минут это была мягкая обивка со стула, стоящего у шкафа. И вот эти обстоятельства, да отсутствие каких либо половых признаков четко обрисовывало рамки нечеловеческого происхождения.

- вставай, Петян, ты чё спишь то? Все уже возвращаются – В "полуобгрызеный" человекоподобной саранчой номер ворвалась Князева, - мы между проо.....о..о...что это у тебя? Это кто? И почему он жуёт тряпку, а что случилось с мебелью? И кроватью? И ....

- эй, а не учили стучать?! - возмутился было Петр, но картина была слишком необычной, и Князева перебила:

- ты погоди, ещё полчаса и эта лесопилка и дверь сжует! Ты себе что, местного йога подселил? Ты кто, ребенок?

- он не понимает по на...

- сама ты ребенок, дикарка! - раздался голос с кровати

-ух ты! - непонятно чему умилилась Князева- он говорящий! И сам ты дикарь, я по крайней мере человеческую еду ем!

У Петра отвисла челюсть.

- так ты по нашему понимаешь??? А чего молчал то?!

- теперь понимаю - произнес паренёк с очень-длинным-именем, - только не понимаю кто эта человечка

- сам ты - Фыркнула однокурсница - человечка! Я - лучшее что мог придумать Череповец за последний век! А вот что ты такое? Петр, если пока нас не было ты решил попробовать местные эскорт услуги с пометкой "экзотика", то я сейчас тебя буду бить. Больно!

Пётр вспомнил об отсутствии « принадлежностей для романа» у аборигена и заржал:

- поверь Жень, даже если бы я был извращенцем- педофилом, там точно без вариантов…

Пол часа позже, в номере. Пётр, Алиса, Евгения и хм…Ленни?

- ну что, хтонь древняя, объяснишь тогда, зачем ты залез в этот склеп?

- какой склеп? - спросила Алиса, которую Женька позвала не слушая никаких возражений. Впрочем возражал только Петр, неизвестному всеядному было похоже фиолетово.

Петр вкратце рассказал историю с находкой, стыдливо опустив историю с лопатой, током и ирпичами по голове.

-так подожди - а как давно он - мотнула Князева головой в сторону пацаненка - там сидел?

Так пусть сам и скажет, я думал он нашего не понимает.

- О! О! О! А вдруг это создатель философского камня из мифов? - голос Алисы наполнился торжественностью со смешинкой - приветствуем тебя, о великий древний мудрец....

- и тебе не хворать, малолетка неразумная. - подал голос пацан, вызвав возмущенный взгляд у Алисы - вообще я твоя галлюцинация. Но голодная. Так что неси жрать, а то мы с Именандом сожрем друг друга. Шучу. Именанду не требуется.

- почему ты сразу не стал говорить то? - спросил Клюев на правах нашедшего

- не умел.

- то есть ты что - выучил язык за несколько часов?

- согласен, подзадержался, но меня отвлекали видео с котами. Жрать то будет?

- да погоди ты с пожрать, - возразил Клюев – вон, пожуй подушку, или стол ещё целый….

- а и правда – пацан подошёл к столу и стал с хрустом раскачивать ножку стола, вызвав у Алисы приступ веселья. Сил очевидно не хватало – чего застыли, помогайте, а то именанд не может – мы руки внизу оставили.

- ты теперь то нам расскажешь что ты такое, и как ты вообще так можешь?

- нуууу…- поднял голову в потолок пацан, ожидая пока Алиса добросовестно доломает ножку стола – не а. Лень. Могу я много чего, но лучше всего могу есть. В этом я прям мастер. Намек понимаешь? Пока мне нечего есть, то прям и поговорить не о чем.

- сейчас будет, шантажист! – Женька вылетела из комнаты – выучил такое слово? - прозвучало уже из коридора

- выучил. Заодно и воспользовался его значением. Так что тащите, будет тебе история с действующими лицами.

Женька вернулась быстро, неизвестно где раздобыв тарелку с бутербродами из колбасы и по видимому майонеза. Увидев добычу, Странный пацаненок вырвал у Женьки тарелку, отбросил наполовину сгрызеную ножку стола ("бобер а не человек" прокомментировала Князева) и упав по турецки на пол, стал не спеша смаковать бутерброды:

- присоединяйтесь, я не жадный. Сегодня.

- так всё-таки – кто ты такой, и как тебя зовут? - не стали отказываться остальные, садясь на его манер

- как бы попроще начать то… - пробубнил пацан с набитым ртом – я, как бы сказать наёмный рабочий. И не так давно меня нанял вот он. – он похлопал по черепу. Вот я и работаю.

- челюстями ты работаешь, балабол. Я ничего не понял. - выразил общее мнение Клюев

- куда уж тебе – ты типичный представитель своего вида. Вам понималку хозяин не докрутил.

- хозяин, это он что-ли? – ткнул пальцем в череп Пётр.

- Именанд? Ахахахахаха, чтоб простой смертный…ахахахахаха, а я тогда кто? Ахахахахаха…

- я между прочим, тебя вытащил – обиделся Клюев – не знаю откуда, но можно быть и поблагодарнее.

- ладно – посерьёзнел Некто – не переживай, благодарным я быть умею и не забываю. Будет тебе объяснение. Итак, что знают на вашей земле про вселенную?

- всё таки инопланетянин… - выдохнула Алиса

- или рептилойд - добавила Женька

- а хвост тогда где?

- тогда уж внепланетянин – поправил её пацан – так откуда взялась ваша планета, какие варианты?

- ну…кто говорит про взрыв, кто про создание мира богом, кто про демиургов, про колонизацию мира, эволюцию – начал перечислять студент.

- чего??? Богом??? Ахахахахаха – снова взорвался смехом пацан – уххх, ну вы и даёте тут. Но ладно, об этом чуть позже. Итак в принципе всё, кроме – хе хе – бога, верно. Почему кроме? Нууу....как бы вам объяснить, дикарям?

Боги (да да, они существуют) упрощённо - это администраторы. Демиург создаёт мир, законы, ряд условий, а после оставляет на попечение...кхм, рабочих, надзирателей, инженеров, обслуги. Называйте как хотите, но у богов одна задача - дорабатывать мелочи, следить чтоб ничего не ломалось, и структурировать поток перерождений. То есть это как сантехники и ЖЭК, обслуживающие многоквартирный дом. Да был взрыв, как вы примитивно смогли описать сотворение галактики, и есть демиург. А эволюция и колонизации суть следствие, а не причина. Но мы отвлеклись.

Живёт, понимаешь в мире хозяин. По вашему Демиург. Нет. ДЕМИУРГ. Вот так. И всё получается – устраивает в пространстве материи, изначальные взрывы, сменяя великое ничто на хаос и порядок. И всё у него получается. Ибо ОН - везде и нигде, роит аватаров, создаёт условия и миры. Но не бывает идеального. Ибо идеал это порядок без хаоса – а это противоречит его же правилам.

И вот он стал замечать, что последние пару триллионов лет он стал лениться, работать спустя рукава, и ему это не понравилось. И хозяин, то есть демиург,решил наказать свою лень. Он отделил её от себя, создав помимо аватара порядка, аватара хаоса, гнева и прочих, ещё и аватар лени. Это упрощённо, чтоб ты понял, там всё куда сложнее. И чтоб лень его научилась меньше лениться, заодно и посмотрела на то, к чему приводит лень создал печать – печать долга. Работает она примитивно, чтоб уж любая форма жизни могла её начертить. И когда печать срабатывает, я материализуюсь в теле, в центре печати. И моя задача – исполнить долг, исполнить желание/задачу/просьбу меня призвавшего. Причем не выбиваясь за условия мира, куда призвали.

Пётр закашлялся. Всё это время он с девчатами дышали через раз:

- так получается, ты – аватар демиурга?!

- почти. Я его лень. И вот этот балбес – именанд, поздоровайся – призвал меня пару тройку тысяч лет назад. Со счета он сбился на полутора тысячах, а мне считать было лень.

- так а почему ты не выходил? - резонно попросила Алиса

- вот он же видел, я не мог. - кивнул на Петра Лень. Хозяин, чтоб я не сбежал до того как услышу приказ, придумал сию печать ( оценил как она выглядит? Хозяин тот ещё шутник). Ничто и никто не сможет покинуть печать пока её не открыть снаружи, стерев контур. Что собственно ты и сделал. А Именанд, по глупости своей во время призыва был внутри печати.

- так а почему он не пожелал выйти?

- потому что он до этого уже высказал совсем другое желание. Да и не всё я могу, есть пара тонкостей.

- так ты же аватар самого демиурга!

- вот именно! И у этого есть минусы. Я заметил как ты пялился на отсутствие органов, присущих вашему виду. Это ограничение номер раз. Или ты бы хотел чтоб я вам тут наплодил, полулюдей – полудемиургов? Представляешь что бы тут было?

- в смысле нет органов? каких? - хором спросили девчата. Лень молча встал, демонстрируя спущенные шорты. Алиса взвизгнула и тут же зажала себе рот. Князева невозмутимо хмыкнула. Так же невозмутимо достала сигарету, зажав ее в зубах фильтром наружу и не менее невозмутимо попыталась прикурить ее другой стороной зажигалки.

-рептилойд - прошептала Алиса

- сама ты ....- буркнул Лень, - рептилойдом я был в позапрошлый призыв. Так что будет?

- куча супергероев...- протянул Пётр

- не а. Несколько миллионов световых парсек вакуума – вот что было бы. Пришел бы аватар порядка, и стёр нахрен вашу систему, ибо нефиг. Ещё не могу дать бессмертия – это привилегия хозяина. Бессмертен только он.

- так а что пожелал этот… покойник? – кивок в сторону черепа от Князевой

- Именанд? Ему было 16 лет, что он ещё мог пожелать – конечно бабу. Причем дословно « хочу чтоб она была у моих ног». Идиот. И он не покойник, он живее всех живых. Просто это небольшой побочный эффект. Сотворивший печать не может покинуть мир, уйти на перерождение, развоплотиться и прочее. Но физическая оболочка такой прелести лишена.

- то есть его дух до сих пор в черепе? – Пётр аккуратно пощщупал полированную кость

- ну да. Жаль ты не слышишь как он вопит в астральном плане – после первой тысячи лет совсем сошел с ума. Что поделать – слабые вы на психику.

- и что теперь?

- как что? Есть пожелание, чтоб определенная баба была у его ног. Ноги – в наличии, я их в шкаф поставил - девчата рванули наперегонки к шкафу, дабы хихикнуть, узрев в шкафу ноги мумии, одетые в ярко зелёные с белыми вставками кроссовки Петра, взятые на всякий пожарный.

- не понял, - удивился Пётр - а зачем ты их надел на это???

- да Именанд всё - отмахнулся Ленни - все жаловался что мёрзнут ноги, пока не помер. Восстанавливаю справедливость. Так вот, ноги -есть, осталось найти скелет этой самой Кифи и моя работа закончена, и свободен до следующего призыва. Хозяин, нехороший такой, постарался чтоб в каждом мире были знания о печати долга. Хорошо хоть пока я не выполнил один «заказ» у других печать не срабатывает.

- подожди – ты хочешь сказать, что тебе надо найти труп многотысячелетней давности? это же здорово! - непонятно чему восхитилась Евгения - я тоже хочу!

- ну да.

- задаааачка.

- и не такое бывало и в более худших условиях. У вас уже есть инфосеть, электричество и топливо. В некоторых мирах бывало что кроме меди и колеса ничего не придумали. Приходилось двигать прогресс. Жаль что магический фон у вас отсутствует, зато в наличии ноосфера и радиация. Технический мир. Ну хотя бы с телом повезло.

- и это повезло? – с сомнением спросил Пётр – тебе на вид двенадцать лет, тощий, страшный….

- я хотя бы одного с вами вида. Жертву то можно любую в печать загнать – лишь бы была душа. Мне однажды пришлось выполнять задание, будучи говорящим хряком! Хряком, понимаешь. А надо было возвести на престол нищего! Вот где было неудачно. – Лень не нашел больше бутербродов на тарелке, и не смутившись захрустел самой тарелкой – но на трон я его таки усадил. Правда в виде архилича, но это уже детали.

- слушай Лень…хм… давай будем звать тебя…Ленни что-ли, а то непривычно. -Алиса взяла на себя инициативу - А почему бы тебе как аватару демиурга просто не создать тут какую нибудь магическую приблуду?

- ты чем слушала? – новоиспеченный Ленни догрыз тарелку и решительно взялся за кружку – я же говорил, я ограничен законами мира в который призван. Я могу лишь на максимум использовать то что возможно. В вашем случае работает от десяти до четырнадцати процентов мозга. Я же разогнал его на полную. Как итог – эдейтическая память, быстрое обучение, немного гипноза, но это всё – на большее ваш мозг не способен. И сверхсил в вашем понимании достичь с такими мышцами как у вас не получиться. Максимум – можно натренировать тело. Но зачем?

- ну, в чем – то будет проще… - неуверенно сказала Ефимова

- а! – отмахнулся Ленни – обойдусь. Я почему это рассказываю – мне нужна помощь. Ваш мир ещё не пришёл к тому, чтоб инфосеть была строго и четко поделена на только полезные вещи. У вас там такой бардак!

- это да, интернет та ещё помойка

- вот и я о чем. А вы, как я понял принадлежите к виду историков. Ну или учеников историков. Я найду, как вас отблагодарить, но сперва – вы поможете мне найти Кифи!

— Что ожидает пленного мага?

— Странный вопрос.

— Все-таки я сама пленила его. Хочу знать участь.

— Участь мага еще не решена.

— Тогда могу предложить обмен его на нашего командующего.

— Обмен не равноценный, — сказал другой Хранитель. — Не забивай себе голову пленным магом. Лучше подумай о пребывании в тюрьме. Надеюсь, оно станет поучительным.

— Иначе не может быть, Хранитель Артефактов Стихий, — Любовь покорно склонила голову. — Наказание вполне заслуженное.

— Вполне? — Хранитель Артефактов Стихий удивился. — Кажется, ты не осознала до конца свою вину. Может, лишить тебя силы на некоторое время в дополнение к тюремному заключению? Как считает Высший суд? — Хранитель посмотрел на коллег, сидящих за столом по обе стороны от него.

Любовь пришла в смятение. Лишение силы означало снова оказаться в родительском доме, откуда она ушла в самостоятельную жизнь пять лет назад по достижении двадцати лет. Возвращение домой не входило в ближайшие ее планы.

— Могу ли возразить по этому поводу?

— Не стоит, все уже решено, — сказал Хранитель Артефактов Времени, председательствующий в Высшем суде. — Увести осужденного мага.

К Любови сразу подошли двое стражников и встали по бокам. Она склонила голову в знак признания приговора.

— Вспомни ты тогда о круге огня, не стояла бы здесь перед нами, — сказал в заключение Хранитель Артефактов Стихий. Его одежда становилась то огненно-красной, как пламя костра, то приобретала белый цвет, подобно Стихии Воздуха.

Почему она не использовала одно из немногих заклинаний, творимых без участия Артефактов? Она ведь могла спасти положение. Может, сейчас? Пока ей не отрезали косу и не сделали простой смертной. Пусть на время, но ей не хочется лишиться магической силы.

— Не смей даже думать! — воскликнул Хранитель Артефактов Стихий, ощутив прилив магии в зале.

Было уже поздно.

Любовь вскинула руки вверх и представила себя в огненном коконе. Крупицы магической силы, рассеянные в пространстве, послушно начали собираться вокруг мага, исполняя мысленный приказ. Образовывавшийся огненный кокон раскидал стражников в стороны. Любовь услышала их стоны от боли, но продолжила творить заклинание. Она видела сквозь огонь ошеломленных ее наглостью Хранителей. Теперь никто не мог остановить ее. Вскоре зал и люди исчезли за плотным магическим коконом. Любовь поспешно представила место, в котором ей нужно было оказаться. Через секунду женщина-маг покинула зал с людьми.

Любовь опустила руки, и огненный кокон исчез. Сразу появились звуки окружающего мира. Самым громким был звук воды.

Женщина-маг стояла на небольшом участке земли. С трех сторон его окружал водопад. Он был настолько высоким, что вода казалась падающей с неба. Падала она вниз, в бурную реку. С того места, где стояла Любовь, ее не было видно. Четвертая сторона вела на большую дорогу. Однако до нее было не менее двух часов ходьбы.

Лангальский водопад оказался первым пришедшим на ум местом. Любовь не очень-то выбирала. Главное, быть как можно дальше от столицы Джанара — Ладара. Маг вздохнула. Не самый лучший выбор. Точнее будет, выбор хуже не придумаешь. Уж лучше тюремное заключение и лишение магической силы посредством стрижки. Сегодня ей не везет.

Вспомнились события двухлетней давности. Тогда Любовь и еще пятеро женщин-магов сопровождали отряд воинов. Три дня они ловили Лангальских разбойников, наводящих ужас на проезжающих по дороге. Многие были убиты, с десяток взято живыми и казнены в столице. Среди приговоренных находился один маг.

Любовь горестно вздохнула. Рука потянулась к висящему на шее маленькому медальону в форме сердечка. В нем помещена капелька крови казненного мага, как символ их союза. Второе сердечко с ее кровью передано родителям мага. Пока ни один медальон не разбит, она считается женой и не может выйти замуж. Тогда Любовь вовсе не думала о чувствах. Для нее самым главным было доказать старшим магам, что она готова ходить в походы и защищать Джанар от любых врагов, будь то нападение соседнего королевства или шайки разбойников. Ее взяли сюда, к Лангальскому водопаду, и как же Любовь была горда оказанным доверием. Женщина-маг не подвела, пленив мага-перебежчика. На обратном пути именно ей доверили охрану пленника. Любовь отлично справилась с обязанностями. Вот только сама не заметила расставленных сетей. Чуть не рыдала после объявления приговора Хранителями. Решилась на прошение об их соединении. Хранители не отказали, так как ни у него, ни у нее еще не было детей. По закону каждый маг должен был иметь хотя бы одного ребенка, которому обязательно передадутся магические способности. Любовь надеялась зачать не так скоро, но молодой здоровый организм не внял ее желанию. Прервать же беременность оказалось невозможным из-за слежки Хранителей.

Как только они смогли обо всем узнать? Любовь была осторожна. Уехала в другой город якобы к родной тете по матери. Несколько дней жила у нее, общаясь с двоюродными сестрами. Затем поехала в деревню, где жила женщина, помогающая избавиться от ненужных детей. Вот тут-то ее и поймали. Им обеим досталось. Женщину определили в служанки на шесть лет. Ее же разлучили с дочкой сразу после рождения на два года. Мага же казнили на следующий день.

И вот она снова стоит перед Лангальским водопадом, сбежавшая осужденная, оказавшаяся вне закона по собственному желанию. Вернуться назад не может. Во-первых, несколько дней нужно на восстановление сил для повторения заклинания. Во-вторых, за побег ей грозит пожизненное исключение из магов. Это при благосклонности Хранителей, в худшем случае, ее лишат магии и сошлют на далекие острова, откуда еще никто не вернулся. Показываться людям тоже нельзя. Ее лицо вскоре будет передано по всем кристаллам. Всякий укрывающий преступника подлежит ссылке на дальние острова.

Любовь поежилась от перспективы стать скиталицей, сторонясь людей и кормясь дарами природы. В Джанаре встречаются люди без семьи и дома. Иногда они попадаются в руки. Как правило, их насильно сажают жить на одном месте. Как же глупо она поступила, удрав от столь незначительного наказания. Родители? Что будет с ними, когда обо всем узнают? Жаль, что заседание Высшего суда проходит без присутствия близких. Она бы ни за что не сбежала под их взглядами.

Любовь оглянулась на тропинку, ведущую к дороге. Она помнила, что ее пересекал лес, где оставалась кучка непойманных разбойников. Не идти же к ним жить? Уцелевшие непременно узнают ее и сами свершат суд.

Везде препятствия. Она не видит никакого выхода.

Любовь смотрела на водопад. Ею всегда овладевало спокойствие при виде текущей воды, будь то небольшая речка, пересекающая деревню, либо бурная горная река, воды которой омывают многочисленные камни на своем пути, либо величавый водопад, заглушающий шумом воды все звуки вокруг. Женщина-маг ощущала силу воды, ее неугомонную стихию. В такие минуты хотелось стать водой, слиться воедино с силами природы. Любовь никому не рассказывала зов воды. Ей самой был непонятно ощущение, когда стихия непреодолимо влечет к себе. Нет, не подчиняет, не пытается убить, а именно влечет.

Когда Любови было пять или шесть лет, она едва не утонула в реке. Девочка играла на мелководье под присмотром няни. Женщина на секунду отвернулась, а Любовь увидела красивый камешек и пошла за ним в воду. Она поскользнулась и стала тонуть. Закричала, услышала в ответ крик няни. Затем она ощутила толчок, будто кто-то подтолкнул ее со дна. Девочка вынырнула на поверхность. С тех пор Любовь знает, что вода не причинит ей вреда.

Интересно, если нырнуть с этого обрыва, то она не утонет. Река вновь поможет ей. Размышляя, Любовь подошла к самому краю, но тут же отпрянула назад. Высоко. Если река и не убьет ее, то проплыть мимо камней уж точно не получиться.

— Не советую прыгать, — раздался сзади мужской голос, — если, конечно, не решила свести счеты с жизнью.

Любовь обернулась. Голос ей был очень знаком.

В пяти метрах от нее находился всадник. Молодой мужчина с правильными чертами лица. Красивый. Черные волосы спускались до плеч. На нем был одет красный камзол. Любовь вспомнила имя мужчины — Аншерол — предводитель Лангальских разбойников. Три года назад он смог уйти от преследования.

— Ну, так что, будешь прыгать?

— Нет, — как можно спокойнее произнесла Любовь, внутри дрожавшая от страха быть узнанной. — Вовсе не собиралась кончать с собой. Просто хотела заглянуть в водопад.

— Жаль.

— Любишь смотреть на самоубийства?

— Не особо, хотя иногда приходится.

Аншарол подъехал вплотную, спрыгнул на землю.

— Зачем? — спросила Любовь. Ее сердце отчаянно билось о грудную клетку.

Карие глаза мужчины смотрели пристально. В них виделся немой вопрос. Кажется, пока не узнал. Может, не запомнил. Было ведь не до того. Любовь стояла в стороне и творила заклинания. Предводитель орудовал мечом в гуще схватки. Где уж тут запомнить лицо.

— Что зачем? — переспросил Аншерол.

— Зачем наблюдать за самоубийством?

— Например, за приговоренным к нему.

— Заставлять человека убивать себя, — Любовь пожала плечами. — Не лучше ли убить самому?

— Как делают Хранители? — хмыкнул мужчина.

— Они принимают решения согласно закону. Ты же убиваешь людей по желанию.

— О, да, закон, — Аншерол зашел сзади и зашептал прямо в ухо. — Любой закон принимается по желанию. Так чем же он отличается от моего желания?

Любовь развернулась.

— Хотя бы тем, что дает человеку уверенность, что ничье спонтанное желание не лишит его жизни.

— Хорошо сказано, маг, — одобрил мужчина.

— Откуда ты меня знаешь? — попятилась назад Любовь.

— Ты надеялась, что я не узнаю тебя, охотница на разбойников, — он наслаждался охватившей ее паникой. — Забрала моего лучшего мага. Что ты здесь делаешь совсем одна?

— Я не одна, — соврала Любовь. — Скоро здесь будут воины.

— Не надо обманывать, — махнул рукой Аншерол. — Я знаю, что тебя на днях посадили в тюрьму. Скоро суд. Или он уже состоялся? — догадался мужчина. — Ты что, сбежала? — он весело рассмеялся. — Не могла найти лучшего убежища?

Любовь опустила голову.

— Как-то нечаянно получилось. Подумала о Лангальском водопаде и оказалась здесь.

Любовь готова была расплакаться от бессилия. Разбойник прав, никто не придет ей на помощь. Она совершила непростительную ошибку и должна распроститься за нее жизнью. Нет, реветь она не будет. Пусть этот ухмыляющийся разбойник даже не надеется на просьбу о пощаде. Маг покажет ему, как умеют умирать только маги.

— Ты что, плачешь? — Аншерол перестал смеяться и снова внимательно оглядели Любовь. Взгляд задержался на медальоне. — Кто он?

— Не твое дело! — огрызнулась Любовь. Ей не хотелось говорить про мага-разбойника, ставшего ее мужем.

— О! Вот ты и зубки показала.

— Не хочу о нем говорить. Что ты медлишь? Убей меня, — Любовь вся дрожала, но говорила с вызовом. Воспоминания о любимом придали ей сил.

Он тоже не боялся смерти, о чем не раз говорил ей. Присутствовать на казни Любови не позволили, боясь навредить ребенку. Они попрощались в камере. На вопрос о ее отъезде маг получил неполный ответ. Признаться в намерении избавиться от ребенка Любовь так и не смогла. Он смотрел на нее, как будто догадываясь, но ни о чем не спросил.

Аншерол обошел вокруг женщины. Снова остановился сзади и зашептал на ухо:

— Будь спокойна, Любовь моя, сегодня мне никого не хочется убивать.

Женщина-маг пришла в негодование от такой фамильярности.

— Я вовсе не твоя любовь! — воскликнула она, разворачиваясь и замахиваясь на него рукой.

Мужчина поймал ее руку. Пару секунд они молча смотрели друг на друга. Он насмешливо, она сердито.

— Пусти, — Любовь вырвала руку. Аншерол не стал удерживать.

— Отпускаешь меня?

— Я этого не говорил.

— Тогда? — сердитость уступила место растерянности.

— Пойдешь со мной.

— Я к разбойникам! — возмутилась Любовь. — Ни за что!

— И спрашивать разрешения не буду.

Не успела Любовь опомниться, Аншерол перекинул женщину через плечо, свободной рукой взял уздечку коня и пошел по тропинке.

— Отпусти меня немедленно! — кулаки забили по широкой спине разбойника.

Усилия были тщетными. Мужчина шел быстрым шагом, углубляясь в лес. Любовь не переставала колотить его спину.

— Хватит бить! — не выдержал Аншерол. — За каждый удар получишь, скажем, по четыре розги. Учти, я всегда держу свое слово.

Любовь успокоилась. Она не боялась угроз, но выдохлась. Силы ей еще понадобятся.

— Я боли не боюсь, — гордо сказала Любовь, хотя о какой гордости могла идти речь, когда висишь на плече головой вниз.

— Зато испугалась тюрьмы. Или тебя приговорили к казни?

— Конечно, нет, — возмутилась Любовь. — Просто…

— Что? Лишения магии?

— Надолго?

— На год.

— Срок небольшой, — усмехнулся Аншерол. — Вместо этого решила навестить старых знакомых, имеющих к тебе весьма нетеплые отношения.

— Я же сказала, что оказалась здесь случайно.

— Допустим, — согласился Аншерол, — но ты не подумала о человеке, чью кровь носишь в медальоне.

Любовь молчала. Зря она стала разговаривать на эту тему. Глаза снова наполнились слезами.

— Чего молчишь? Нечего возразить?

— Его больше нет.

— Как нет?

— Его казнили.

Аншерол остановился, поставил Любовь перед собой.

— За что же казнили мужа такой красавицы? В чем же он провинился перед Джанаром?

— Он был твоим лучшим магом, — тихо произнесла Любовь.

Мужчина изумился ее признанию.

— Как же ты влюбилась в Амрана?

Любовь пожала плечами.

— Снова случайность. И часто ты ими пользуешься?

— Как случаются, — женщина покраснела и опустила глаза. Ей начинал нравится беззаботный разговор.

— У вас есть дети? — Аншерол выглядел растерянным.

— Да, девочка.

— Снова девочка.

— Снова?

— Да, у Амрана уже есть дочь.

— Но почему же тогда нам позволили соединиться? — теперь Любовь выглядела растерянной. — Хранители сказали о его бездетности.

— Значит, им нужен его сын. Ты видела его казнь?

— Нет, меня на нее не допустили. Почему ты спрашиваешь?

— Уверен, Амран еще жив, — сказал Аншерол.

Любовь не могла в это поверить.

— Где же он? Мне сказали о его смерти и сожжении.

— Ты на ней присутствовала?

— Тоже нет, — женщина широко раскрыла глаза. Мысль о любимом, как о живом, перевернула ее отношение к Хранителям. — Им не зачем врать.

— Один раз они тебе уже соврали.

— Девочка точно жива?

— Да, только неделю назад навещал ее.

— Сколько ей? Она маг?

— Алмазе десять. Из нее вырастет маг, управляющий камнями.

Любовь все еще с недоверием смотрела на Аншерола.

— Ты врешь. Амран не имел детей до нашей встречи, — женщина старалась придать голосу максимум уверенности, но голос выдавал ее замешательство. — Хранители не стали бы соединять нас ради еще одного ребенка.

— Спроси об этом у них по возвращении, — предложил Аншерол. — Как только восстановишь силы, уйдешь.

— И ты меня вот так просто отпустишь? — недоверие не проходило. — Как же твои люди? Они захотят моей смерти.

— Предоставь мне разбираться со своими людьми. Ну, так что, пойдешь сама или снова взвалить тебя на плечо?

— Лучше сама.

— Отлично, уже не далеко.

Любовь шла за мужчиной и продолжала размышлять об услышанном. Хранители ей соврали. Амран жив. Быть того не может! Она поверила предводителю разбойников, который силой тащит ее в лес. С другой стороны, ему тоже не за чем врать. Любовь замотала головой.

— Я не могу просто вернуться, — сказала женщина. — Меня ждет изгнание.

— Ты совсем не думала о дочери, когда сбегала. Ей три года.

— Забавно слышать подобное от тебя. Ты стал разбойником, хотя мог жить нормально.

— То есть по законам Хранителей, которых ненавижу.

— За что?

Аншерол ничего не ответил. Только ускорил шаг.

Глава 1. Именанд.

Примерно 700 – 650 г. до н.э.

Именанд был зол. Зол как может злиться шестнадцатилетний мужчина с обветренными губами, смуглой кожей и бритой головой, прошедший месяц тому «испытание кровью», пусть и не в первых рядах но с честью пройдя от начал до конца по пути мужчины. И теперь, стоя у протоптанной тропинки в сторону храмового комплекса благословенной Нейт, он хмурил брови, невольно копируя лик отца, когда немолодой уже Номарх Саиса - Хамади отчитывал или лупил своего четвёртого сына.

Та-Кемет, пустынная и безжалостная страна, страна зноя, песка и неспешных бесед. Но несмотря на сухой ветер его барханов, здесь, на берегах Нила хватало зелени, дающей жизнь и вожделенную тень с прохладой суровым жителям песков. Саис, город Фараонов, столица Сап-Мех выглядел величественно и даже спустя столько династий внушал чувство благоговейного трепета – по слухам именно здесь находилась сокрытая могила самого Осириса! Даже изнеженные Греки, о которых впрочем Именанд знал мало, называли их Нейт на свой лад, Афиной, и утверждали, что именно она повелела воздвигнуть город, чтоб спасти своих слуг от участи Афин и Атлантиды, унесённых Великим Потопом.

И сейчас Именанд был зол на этот город.

Город, который не достанется ему, всего лишь четвёртому сыну Номарха Саиса и Мемфиса.

Зол на Псамметиха – первого сына, лучшего во всем, включая отцовскую любовь. Зол на права и правила, на то, что отец собирается посадить его «на землю» уровняв, по сути, с рабами-земледельцами. Зол на бесправных рабов… тут Именанд запнулся в мыслях. Почему зол? Да потому…потому что…потому что они рабы и позволили себе стать рабами, вот!

Но здесь юный Именанд покривил душой. На одного из рабов он не злился, да и не смог бы. Точнее даже не раба. Рабыню. Рабыню, проживающую здесь, в Саисе, у самого Номарха.

О не злился на неё. Он её желал.

Желал с тех пор, как год назад Хамади привез её с рынка Мемфиса. Рабы не дёшевы, а уж сколько серебра и благовоний отдал хамади за бледнокожую Ассирийку – Одной Нейт известно. Именанд даже пытался тогда вымолить у отца право на неё, но Хамади (да пожрет его внутренности чери-бенут) не желал даже слышать чего-либо подобного. В особенности от четвёртого сына, рожденного некой Шепсит, о которой Именанд знал только имя. Собственно так он ему тогда и заявил «Имя тебе Именанд – скрытый. Так скройся прочь от моего взора, бестолочь!».

- Кифи-иии-ии. – почти беззвучно протянул Именанд, где то в груди заворочался зверёк тоски, устраиваясь поудобнее и занимая больше места. Отец, не желая ломать язык Ассирийскими именами, поступил просто – назвал её на Та-кеметский манер, подчеркнув именем определённые, гм…места. У Именанда помутнело в голове от одном воспоминании о том как прелестная пятнадцатилетняя рабыня порхает по дому выполняя несложные символические поручения своего господина, забери Аменти его душу навечно!

Возможно он наделал бы глупостей, пошёл против отца (что одно и то же), если бы однажды, избегая отцовского гнева, он не забрел в храмовые строения. Именно тогда он встретил там Шаджа Чигару. Верховный жрец шагал мимо стены благословия, задумавшись о чём-то своём, но увидев юношу, не прогнал святотатца, попавшего куда не положено ему, а усадил на ступени старого как и сам жрец склада, и дал выговориться. С тех пор Именанд периодически заходил в храм, принося подаяния богам в виде яств и украшений а жрецу – в виде бесед и внимательного слушателя. Вот и сегодня, чувствуя что злость и раздражение готовы выплеснуться через горлышко кувшина благоразумия, его ноги по привычке, без участия сердца повернули на знакомую дорогу. Юный Та-кеметец вынырнул из невесёлых мыслей и словно камнем из пращи выстрелил худым, еще почти детским телом в сторону храма.

Шадж Чигару, храм богини Нейт.

Масляная лампа начала подмигивать, намекая на отсутствие масла в положенном ему месте, но старый Шадж только прищурился, продолжая неверяще смотреть в одну точку на папирусе. Обычно педантичный, любящий чтоб даже пылинки на его столе лежали «по ранжиру», не обращал внимания ни на надвигающиеся сумерки, утягивающие теплоту дня куда-то за край мира, ни на предательски дрожащие руки. Даже ломота в спине трусливо спряталась, боясь помешать моменту осознания того, ЧТО он держал в руках.

«нет, не зря – шепнули мысли в груди старика, разменявшего пятый десяток, - не зря я столько прошел! Не зря я годами собирал свитки, папирусы и чужие знания. Копя, покупая, а где-то даже и простым воровством! И не зря был отравлен тот грек, что помог с изъяснением написанного и переносом текста на этот папирус. Что было зря – так это то, что не проявил достаточного рвения для перевода старого, шумерского текста, вытатуированного на коже неизвестного (и успешно содранной с тела) еще двадцать лет тому назад, когда она только попала ему в руки. Но это ничего. Теперь в его распоряжении будет всё время мира!

Однако, следовало поторопиться. Старый Чигару буквально самим своим естеством ощущал что отмеренная Ра жизнь песком утекает из его слабеющего тела. Прожить до пятидесяти лет – удел редких счастливцев, а он прожив сверх того еще четыре и так испытывал удачу на прочность каждый день.

Год назад старик, уже тогда понимая что его годы превратились в месяцы, а месяцы скоро сменятся на дни решил привести в порядок свое детище – хранилище знаний, собранные любовно лично шаджем со всех уголков где есть люди, овладевшие премудростью письма. И именно тогда он наткнулся на плотный свёрток из обрывка человеческой кожи, с нанесённым шумерским текстом. Не передать, каких трудов стоило найти учёного мужа, которому хватило знаний сложить неизвестные, чуждые линии и полосы в привычный просвещенному жрецу текст. К несчастью, переводчик был, по мнению старого Чигару слишком дерзок и возмутительно жаден. Поэтому внезапно покинул этот мир, отправившись в Аменти на перерождение, не без помощи уважаемого Шаджа. Который попутно обогатил свой «Дом папирусов».

- нужна только жертва…- Чигару протер морщинистый лоб. из задумчивого состояния его вырвал уставший бороться за жизнь огонёк лампады – Суди! Суди, чтоб ин-теп отрубил твою бесполезную голову! Лампада потухла, куда смотришь? И почему я ещё не наблюдаю тебя с кувшином у стола?! Бесполезный мешок с костями!

На повелительный окрик в «кабинет» Шаджа Чигару вбежал невероятно худой, белый, как прибрежный песок мальчишка лет пятнадцати на вид. Узкое, вытянутое лицо с черными кругами под глазами, чуть более длинным, чем положено носом и оттопыренными ушами и бритой на Та-кеметский манер головой. Весь вид его не сулил найти достойную пару в жизни.

А еще он был рабом.

- значит так, порождение скудоумия, - Шадж подождал, пока раб насторожено замрет в «позе покорности» - лампаду не разжигай, отправляйся в восточную молельную, которая в тупике, и принеси туда побольше камня извести. Ужин тоже неси туда, разожжешь там лампады, и жди меня. И шевелись, что замер?

- Господин – Суди склонился в поясе ( «переломится», усмехнулся про себя Чигару) – позвольте рассказать о молодом Именанде, ждущем вас подле входа, и просившего вашего дозволения на вашу мудрость...

- снова это отродье Хамади! – вырвалось у Чигару, - как же не вовремя… ты ещё тут, отрыжка демона? Бегом делать что сказано – я сам встречу его.

Опершись на стол всем весом, Чигару с кряхтением поднялся. Спина предательски взвыла, отыгрываясь за часовую передышку, а сердце застучало, будто Шадж лично возвел ещё один храм минуту назад. Суди уже исчез в проёме входа, а Чигару ощутил приближение чего-то торжественного. Будучи умудренным годами, опытом и знанием человеческих душ он сичтал что искать в наследии предков великие тайны значит заблуждаться, ибо лишь богам дозволено хранить свои тайны в прошлом. Человек же должен жить тем что создаст в грядущем сам. Однако то, что сейчас находилось в его руках было, по его мнению, наследием если не старших богов, то младщих, сумевших украсть для себя бесценные крупицы их власти.

Папирус, столь долго сжимаемый им, был бережно свёрнут, и зажат в руке. Его он не готов выпустить из рук, пока не выполнит описанный в нём ритуал. А ритуал обещал призвать сущность столь могучую, что возможно даже может потягаться с богами. От одной только святотатственной мысли о таком Шаджу захотелось даже думать потише. Но, если верить начертанному переводу, за одну людскую жертву существо позволит познать самые сокровенные секреты, вернуть силу и молодость! На последнее Чигару и рассчитывал. А уж если будет ДВЕ жертвы…

Опираясь на изрезанную благословлениями стену, улыбаясь неожиданному прибытку, старик отправился за второй жертвой, ждущей у входа.

Именанд. Вход в храмовый комплекс.

Ра в ипостаси скарабея готовился спрятать солнце в желудке змея за краем мира, и ветер постепенно сменялся с сухого и жаркого на колюще-прохладный. Немногочисленные прохожие торопились укрыться от надвигающихся сумерек – все знают, что день для богов и их гласа, но ночь это время чери-бенута, ин-тепов, аммута и подобных им демонов жаждущих человеческой души и плоти. Именанду в силу возраста начало казаться, что они уже здесь – ползут вслед за надвигающейся темнотой, прячась в клочках темноты. Он даже пощупал свою шею, чтоб убедиться – на месте ли голова, не заменил ли её ин-теп, отрубив и приставив пёсью? Поэтому он вздрогнул и дернулся, даже услышав знакомый мягкий голос за спиной:

- молодой Именанд, разве сейчас не поздний час, чтоб искать понимания богов?

- боюсь, богам нет дела до незначительных вопросов незначительного смертного, Уважаемый Шадж, - Именанд коротко поклонился, скорее обозначая необходимые правила приличия. – я лишь надеюсь что вы замените мне их совет и мудрость, ибо и того и другого у вас в достатке

-и опять ты мне льстишь, юноша – Именанд знал что Шадж это понимает, но также знал, что ему нравилась эта лесть. – но время для жаждущего знаний сердца я смогу найти всегда. Однако не стоит нам оставаться во мраке. Пойдём, сын номарха, сегодня мы побеседуем в молельном зале

Будь Именанд поопытнее и искушённее в человеческих пороках, он бы обратил внимание на некоторую торопливость и неискренность жреца, которая проскользнула в легком неудовольствии. Однако молодой человек до сих пор сдерживал горечь в груди и целиком был поглощен «несправедливостью судьбы», поэтому лишь кивнул и пристроился слева от жреца, помогая ему идти, подставив плечо.

- и снова ты считаешь, что жизнь к тебе несправедлива, - будто прочитал мысли Шадж Чигару, размеренно перебирая ногами. – по прежнему уверен, что должен обладать рабыней, но задумывался ли о том, что ты сейчас с ней сможешь сделать? Где твой кров? Где твоя пища, которой накормишь раба? – Чигару перевел дух – она не деревянный клинок, чтоб спрятать его под тряпицу, и не беспокоиться за сохранность. Да и даже деревянному мечу нужен уход. Что скажешь, прошедший «испытание кровью»? завоюешь? А если завоюют тебя?

Именанд молчал, угрюмо хмурясь. Их разговоры всегда начинались с вот таких, очевидных вещей. И всегда ему нечего было ответить, а когда он пытался, его аргументы – до прихода казавшиеся выкованными из серебра перед жрецом казались писком птенца, выпавшего из гнезда и умирающего под палящим солнцем. Но следом мудрый старик всегда говорил так, что надежда загоралась с новой силой, и хотелось двигать горы одними усилиями сердца. Однако следующие слова Чигару заставили его даже остановиться, чуть не уронив жреца на пол.

- знаешь, а я ведь придумал как тебе помочь, Име…о господи, пожалей старика, я же упаду! – Шадж потянул его за тунику – идем, молодой воин, я обьсяню по дороге.

Видишь ли, я слушал тебя и искал способы. Я даже, хе-хе, пытался поговорить с Хамади. Да-да, не удивляйся, но жадность и гордость застилают его взор. Однако ты был не прав, когда сказал что богам нет дела до твоих бед. здесь – Шадж на ходу обвел рукой коридор – важно насколько громко ты крикнешь, чтоб боги тебя услышали. А сегодня мне стало известно как крикнуть во всё горло и быть услышанным. Поэтому я попрошу тебя помочь подготовиться. Я уже не смогу нагнуться так, как может твоё молодое тело. И вполне может быть что ты крикнешь богам прямо в ухо.

- но..- Именанд ошарашено двигался. Со стороны уже нельзя было понять, Именанд ли поддерживает старика, или же верховный жрец тащит паренька силой за собой - …но…не оскорбятся ли боги за нарушенный покой?

- я долгое время служу фараону и им, чтобы понять – они любят храбрость и отвагу – усмехнулся Шадж, - однако ты прав, не стоит отрывать богов от их дел и нагло заявлять о себе. Подношение поможет ублажить их взор и слух. Но тебе не о чем беспокоится – у меня как раз все подготовлено.

- но почему? Точнее за что? Точнее – зачем вы помогаете?

За год до этого

- Чёртов бесполезный сопляк! Я столько времени и сил потратил на тебя! – Чигару кричал в пустоту, по столу растекалось масло, огибая черепки разбитого кувшина, а маленький раб пытался слиться со стеной, - я плясал вокруг него, допустил в храмовые комнаты в нарушение всего! А он! Он не имеет влияния на отца! – Чигару повернулся к рабу, крича тому в лицо – эта отрыжка демона ненавистна отцу, ошибка во хмеле, понимаешь?!

Суди понимал только одно – он слышит то чего нельзя слышать, и ничего не может с этим поделать. А еще он хотел исчезнуть, провалиться, стать неосязаемым – лишь бы не видеть налитые злобой глаза хозяина.

Чигару замер тяжело дыша. Внезапно он резко рухнул на скамью, и уже спокойным, слабым голосом добавил:

- впрочем, это лишь одна из ниток для моих планов. Придется оставить как запасной план, и подкармливать на случай если что-либо поменяется. – Шадж вздохнул. –а ты, Суди, радуйся что не велю вырезять тебе язык. Пока не велю. Подумай над этим…

Храм Нейт. Чигару и Именанд

- почему помогаю? Знаешь, в твоём возрасте я был в ситуации куда хуже. Но мне никто не помог. И кто знает, чего бы я добился и кем стал, если бы меня было кому вест и наставлять. Может и непривычны такие слова для твоего уха, однако дав тебе то что желаешь ты, возможно я однажды получу то чего желаю сам но уже от тебя! Впрочем, не будем об этом. Здесь налево, - они обогнули стоящую в проходе статую Нейт, и повернули в неприметный проход, который окончился небольшим, примерно десять на десять метров, помещении, освещённом по краям жаровнями. Помимо жаровен, в помещении было пусто не считая Суди, личного раба Чигару, и мешковины у его ног.

- сейчас, юноша, вам нужно будет напрячь весь ум, что скопился в вашем сердце, и повторить вот этот рисунок – Чигару развернул перед Именандом папирус с замысловатой вязью круга, который пересекали круги поменьше, линии, полосы, не выходящие за края круга, - я бы помог и сам, но сам представь – каково мне будет нагнуться чтоб начертить хоть одну полосу. Да и разве не должен ты сам при обращении к богам высказать свои просьбы?

Именанд, послушно взял у трясущегося Суди кусок извести, и, поминутно сверяясь с рисунком в руках Шаджа начал выводить на полу «печать». «печать гласа», как назвал её Шадж. В груди начало зарождаться ощущение чего-то неправильного, но Именанд задавил его, ибо что может быть неправильного в общении с богами? Если уж сам верховный жрец дает разрешение на это. Даже помогает по силам, поставив в центре круга Суди, как ориентир. чтоб Именанду было от чего отталкиваться и рисунок вышел ровным.

По крайней мере он так сказал.

-осторожнее, Юноша! – Именанд вздрогнул – не сотри линию сандалией! Лучше обойди слева, аккуратнее.

И Именанд обошел. Теперь он был внутри законченного круга, вместе с Суди.

А жрец как – будто изменился. Не обращая внимания на тех кто в центре он затянул странный речитатив, выводя рулады треснутым старческим голосом. Глаза его заблестели, плечи раздались, напоминая, что когда то Чигару был справным и широкоплечим мужчиной. Ближайшая жаровня дернула пламенем в сторону печати, хотя ветра в закрытом помещении не могло быть вовсе. Именанд попытался выйти из круга, но лишь уперся в невидимую ему, но оттого не менее твёрдтую стену. Его охватил приступ паники – его же сейчас вместе с рабом приносят в жертву!

- выпусти меня! – заорал он, но Чигару по прежнему не обращал внимания на него. Именанд попытался стереть линии под ногами, но те будто вплавились в каменный пол. Он повернулся к Суди чтоб увидеть как тело бледного раба с закрытыми глазами поднимается в воздух на высоту в пол ноги. Резкий хлопок в в воздухе, и замолчавший Шадж ознаменовали низкий гул в воздухе, после чего наступила тишина. Именанд посмотрел на упавшего жреца, обернулся на Суди, который также парил в воздухе, и тут по ушам ударил еще один хлопок, ниже предыдущего, будто титан хлопнул в ладоши. И тут же Суди рухнул в центр, упав бесформенной кучей, с неестественно вывернутыми руками и шеей.

- что ты натворил старик?! – завопил Именанд, - выпусти меня, безумный!! Отец не оставит этого просто так! Меня найдут! Фараон узнает об этом! Я же просто хотел чтоб Кифи была моей!

Именанд кричал и выдумывал всё более абсурдные кары, но жрец смотрел на него как на пустое место. Будто он уже давно ушел на перерождение в амети, а Шадж видит лишь призрак.

Внезапно за спиной зашевелился Суди. Именанд повернулся на звук и теперь с ужасом смотрел на то, как кости с хрустом встают на место. Голова обернулась вокруг оси и резко вернулась обратно вставая на положенное место.

И тут он открыл глаза

- внемли мне, Безымянный, внемли и слушай мой приказ – Чигару начал довольно неуверенно. Еще бы – в результате ритуала один мальчишка остался жив – почему-то сущность не приняла одну из жертв, и вселилась во вторую. Хотя возможно она просто пожрёт сына Номарха прям сейчас? Придётся потерпеть и понаблюдать за этой трапезой. – силою древнего призыва и кровью жертвы принесённой тебе, я повелеваю…

- заткнись, старик! – заорал Именанд, до которого дошло что происходит, - ты солгал мне! Я верил тебе и почитал больше отца! Ты лжец и всегда был лжецом! Я всего лишь хочу чтобы Кифи была у моих ног…. – Именанд разрыдался.

- ну ты и идиооооот… - третий голос заставил таки обратить внимание Именанда и Чигару на себя. Точнее на Суди.

А ещё точнее на то что стало им.

- идиооот! Эй, старикан, это ты его в печать впихнул? Или он решил поиграть в самоубийство? А ты, сопля демонячья, за каким демоном залез внутрь? Тебе снаружи дуло что-ли?

-А? – первым очнулся Чигару, гм…- безликий, я повелеваю…

- засохни, плевок верблюжий..

Что? – Шадж в непонимании замер, - но я же призвал….

- кого ты призвал? Насморк, понос, совесть?

-чего?...

-ну тупоооой…- Суди (хотя Суди ли?) выдохнул и сложил руки на груди, плечом толкнул Именанда – ты знаешь этого полоумного? – Именанд кивнул – а печать чертил ты? – ещё один кивок. – ну значит с тобой и будем иметь дело, тем более что желание своё ты уже высказал. Правда тут одна проблемка…

- но..но я же… я прочитал заклинание… - Шаджу стало плохо, неожиданно стало тяжело стоять и в сердце предательски закололо, а руки стали непослушными и холодными,- я годами искал такую возможность… - голос стал тусклым и слабым

- обломался, дедуль – тот, кого раньше называли Суди усмехнулся, - и зачем было так мучиться и страдать? Чего ты там хотел-то?

-стать…стать молодым и не стареть – на верховного жреца было жалко смотреть, голос потух, руки тряслись, а сам он полулежал на полу, тяжело дыша.

- а вот тут у нас проблемка, - НЕСуди развёл руками, - даже если бы ты меня призвал – я не даю вечной жизни, бессмертие – удел творца, понимаешь ли. Он тот ещё жадина. А тут двойная неудача – и желание не правильное, и призвал не ты, да еще и помрёшь сейчас, у тебя же налицо все признаки инсульта. Слышишь, дедуль?

Но Чигару уже ничего не слышал. Годы отмеренные ему судьбой по нелепой прихоти понеслись вскачь именно сейчас, будто почуствовав уязвимость старика. Последнее, что отразилось в расширившихся глазах Шаджа – Равнодушный, и даже насмешливый взгляд бывшего раба, будто понимающий что и как сделал Чигару ради этого момента.

- ну всё, отскрипел дедуля. – НЕсуди обратил внимание на жмущегося к барьеру парня - теперь с тобой. Пока что это будет проблематично, но посидим денёк и я надеюсь нас отсюда выпустят, и займемся твоим желанием

- а? – повторил за свежепочившим Шаджем букву и интонацию Именанд – моим…желанием?

- он что – твой отец? – с подозрением прищурился НЕСуди? – уж больно вопросы похожие. Объясняю – ты тут орал как умалишенный «желаю чтобы Кифи была у моих ног!». Было такое?

- было…- отстраненно подтвердил Именанд – а это возможно?

- конечно, -подтвердил НЕСуди – хотя зависит от того, насколько развит ваш мир, но там только по срокам расхождения. Правда тут одна проблемка.

-какая?

- мы, видишь ли заперты внутри печати – у тебя хватило ума залезть внутрь. Но это не страшно, бывало дважды уже. Изнутри печать не разрушить, всё таки работа Демиурга, чтоб ему икалось и кашлялось (кто такой демиург? – потом объясню). А вот снаружи – не проблема, всего лишь стереть вон те два круга и вооооон ту полоску. Да-да, это похоже на мужское достоинство. Хозяин – та ещё сволочь и печать придумал нарочно оскорбительную. В общем сидим и ждём, пока кто-нибудь из твоих представителей не придёт и не выпустит нас. А пока что, давай – рассказывай, кто ты, что за Кифи, и что тут у вас за век вообще….

Главы планирую публиковать раз в неделю, но пока на старте, возможно и чаще. Спасибо за внимание

Девушки молча просидели в сквере около получаса, каждая думала о своём. Лиза вспоминала домик лесной знахарки, собираясь с мыслями перед прыжком. О чём размышляла Матильда неизвестно, но вскоре она сказала, улыбаясь:

- Я такая голодная! У меня припрятано несколько ассигнаций. Давай перекусим в вокзальном буфете.

- Мы можем взять только чай, - подхватила Лиза, обрадованная переменой еë настроения. – У меня припасов полным полна коробочка.

- Да, твоё приключение оказалось куда выгоднее моего, - рассмеялась Матильда. Она попыталась приподнять котомку одной рукой и не смогла. – Ой! Там что, булыжники?

- Мне нужно тебе кое что сообщить, - смущенно сказала Лиза, ещё не рассказавшая подруге о дарах Хозяйки.

Они вошли в здание вокзала и первым, кого увидели, стал Михаил, вернувшийся в Сосновоборск на петербургском поезде. Матильду захлестнули эмоции. Ужасное похищение, радость освобождения - всё это было свежей душевной раной, от которой она еще не отошла. Полностью открыться Лизе невозможно - слишком юна, неопытна подруга в подобных делах. А Михаил претендовал на роль рыцаря и поэтому, совершенно не стесняясь окружающих, Матильда сперва кинулась ему в объятия, а потом начала колотить маленькими кулачками по его могучей груди, перемежая бессвязные восклицания горькими слезами.

Михаил, шокированный бурной встречей, схватил Матильду в охапку, приказал Лизе, которая была рада ему чрезвычайно, следовать за ними, и выскочил на улицу. Свистом подозвал извозчика, безошибочно выбрав наилучший из вереницы скопившихся экипажей, усадил девушек и велел кучеру ехать домой.

Дома, поручив Лизавету верному лакею Архипу, Михаил отвел Матильду в кабинет, где девушка продолжила выяснение отношений более сдержанно.

- Где ты был так долго, чёрт побери? – выговаривала она Михаилу. – Ты обещал беречь меня. Tu me menti? Да? Лгал? Отвечай же! Ты был так был нужен нам, нужен мне...

Михаил смотрел на сердитый румянец, на растрепавшиеся белокурые локоны, на сверкающие глаза, на нежные губы, осыпающие его бранными словами и жалобами, и с трудом сдерживал глупую, счастливую улыбку. Последние месяцы в Петербурге он изнемогал, уже поняв, что болезнь матери - притворство. Ловушка, призванная привязать блудного сына к себе. Михаил уехал сразу, как только убедился, что её здоровью ничего не угрожает, пригласив двух хороших своих приятелей-докторов, заявивших в один голос, что матушка совершенно здорова, а вот он нуждается в отдыхе и смене обстановки.

Встретив Матильду на вокзале, неряшливую, чумазую, и невыразимо прекрасную, он окончательно убедился, что любит и жизнь без неё бессмысленна. Он никогда не признавался Матильде в чувствах, не обещал прекрасного будущего и не предлагал замужества, но вдали от неё, в Петербурге, подле матери и сестёр, повидавшись с прежним своим окружением, осознал, как дорога ему эта хрупкая, нежная и решительная девушка. Он не стал оправдываться, молча выслушал упрёки и крепко обнял Матильду, не как возлюбленный, а как старший брат, когда она, выплеснув гнев, тихо заплакала.

Всю эту бурю Лиза пережидала в столовой, ей не терпелось рассказать подруге, а теперь и Михаилу, про сокровища. Наконец, приведшая себя в порядок, Матильда присоединилась к Лизе, а Михаил запаздывал, он отдавал необходимые распоряжения слуге, чтобы с удобствами разместить неожиданных, но желанных гостий. И вот, наконец то, они втроём сидят за столом, накрытым к чаю.

— Я всё ему рассказала, — Матильда смущенно смотрела на подругу. — Ты же знаешь, Мишель на нашей стороне.

— Всё-всё? — только и смогла сказать Лиза. Она, конечно, была не против его посвящения в их дела, только немного переживала за историю с Союзом трёх девиц, стесняясь выглядеть глупо, и застенчиво посмотрела на Михаила. Тот ободряюще улыбнулся.

— Ну, в общих чертах, — туманно ответила подруга. — Слишком много всего произошло.

— Ну, тогда смотрите, — и Лиза высыпала на стол каменья.

В наступившей тишине стало слышно, как в соседней комнате жужжит муха, попавшая в паутину. Ошеломленные Матильда и Михаил смотрели на гору сокровищ, высотой с добрый пасхальный кулич. Зелёные, красные, синие, белые камни переливались в огнях свечей, горевших в высоких бронзовых канделябрах. Самоцветы были разных размеров — начиная с фасолины и заканчивая садовой сливой. Среди камней попадались золотые слитки разнообразных форм.

Первой, как всегда, опомнилась Матильда. Она погрузила ладони в сверкающую кучу и радостно сказала:

— Теперь мы богачки! Ай да Лизка, ай да тихоня!

Михаил, взяв кусочек золота и несколько камней, стал внимательно их рассматривать, нацепив очки. Минут через 10 он сказал:

— Я не особо разбираюсь, но камни странные. Огранка непривычная, но, судя по блеску, они настоящие.

— Конечно, настоящие, — фыркнула светящаяся от радости Матильда. — Нешто у Хозяйки Медной горы фуфел какой будет?

Она не встретилась с малахитницей, но пальцы перебирали настоящие рубины, алмазы, изумруды, золотые слитки, поэтому девушка легко забыла о собственном скептическом отношении к сказочному персонажу.

— Девицы, — осторожно начал Михаил. — А вы точно правду мне рассказываете? Это действительно подарок… хмм… особы, о которой говорите?

Матильда попыталась возмутиться, но Лиза, сделав, запрещающий знак рукой, сказала:

— Я понимаю Вас, Михаил. Это похоже на выдумку, на сказку. И я до сих пор думаю, что вот-вот проснусь и всё исчезнет.

— Ну уж нет, — притворно нахмурилась Матильда. — Это всё настоящее. Уж я то точно не сплю.

По её лицу пронеслась лёгкая тень неприятных воспоминаний и она встряхнула головой, отгоняя их. Михаил внимательно посмотрел на Мати и помрачнел.

Сошлись на том, что сомневающийся Михаил покажет несколько камней знакомому ювелиру. Наступила ночь. Хозяин дома пошел проверить, готова ли спальня для подруг. Девушки остались в столовой одни.

— Мати, нам нужно выяснить, что с Полей, — прервала молчание Лиза. — Мне так тревожно.

— Завтра с Мишелем поговорю и поедем вместе, — беспечно сказала Матильда. Теперь, когда рядом её верный рыцарь, она вновь позволила себе быть легкомысленной особой. — Поездом до Полевского, а там экипаж возьмём. С моим медведем нас точно ни один кучер не обидит.

— А вдруг завтра будет поздно?

— Ну мы же не можем ехать ночью? — резонно заметила Матильда. — Отдохнем и со свежими силами в дорогу. Путь неблизкий.

— У меня же есть шар, — Лиза достала камень из котомки, которая теперь всегда была при ней, ведь в платье не было карманов. — Ты как хочешь, но я …

— Так, погоди, — всполошилась подруга. — Я никуда тебя одну не пущу. Давай вместе, хоть мне и боязно.

— Но ты же видела, как он действует? — Лиза просительно смотрела на Матильду. — Не бойся. Двоих он переносит без проблем.

В прошлый раз, во всяком случае, подумала она, но сомнения свои не озвучила.

— Ну хорошо. Чего делать-то нужно?

— Возьми меня за руку.

Девушки стояли посреди комнаты. Испуганная Матильда и решительная Лиза, которая закрыв глаза, стала представлять место для прыжка. Шар в её руке нагрелся и завибрировал. Михаил, вошедший в комнату, только и успел схватить Матильду за руку. В следующий момент вся троица исчезла.