К жизни можно относиться по разному. Уверен, читатель, что и ты не раз сталкивался с самыми разными проявлениями жизненной силы — от унылого самобичевания и разочарования в себе и человечестве до кипучего фонтана идей и поступков, зачастую необдуманных, и конечно, имеющих различные последствия. Лично я в юности был очень эмоционален, и часто бросался из бездны отчаяния в водоворот радости, а причина могла быть очень простой — например, посмотрела ли на меня Люся (Женя, Катя..) или нет, а если посмотрела — то как. «Каждый слышит, как он дышит», и слышит только и исключительно себя, любимого, со всей оглушительной силой прекрасного эгоизма юности. Тем удивительнее бывает встретить друзей, которые кардинально отличаются от тебя отношением к жизни, и оказывают незабываемое влияние. Человека, встретившегося на моём пути, зовут Стас Кирьянов.

Вот скажи, читатель, ты веришь во влияние знаков Зодиака на характер и судьбу людей? Я родился под знаком Девы, и читая всякие астрологизмы о том, как люди этого знака любят упорядочивание ВСЕГО вокруг себя, в чём-то готов согласиться. Я лично не люблю заниматься уборкой (хотя и делаю её по необходимости), зато порядок в отношениях, дисциплина и соблюдение правил, а также поддержание этих правил в коллективе — с этим, видимо, я просто родился. И прилюдно забить на порядок мешал громкий голос совести — кто-то придумал же эти правила? Не знаю кто, не знаю зачем — но соблюдать надо, видимо так действовало коллективное бессознательное для таких, как я (больше не действует). Из-за таких вот «сознательных» школьный класс нормально с урока сбежать не может :). Стас же относился совсем к другой породе людей, для меня такой же загадочной и непостижимой, как какой-нибудь буддийский святой..

Итак давайте перенесёмся в май 1986 года, в небольшой алтайский город Бийск. Я прохожу срочную службу в Советской Армии, и центральный гарнизонный городок — моё третье и последнее место, а до долгожданного дембеля остаётся всего шесть месяцев. Новый воинский коллектив, много старых знакомых из учебки, но тем не менее всё равно надо привыкать — в каждой части свои правила и проверять обязательно будут. Проверили и меня — в первое же утро подгрёб здоровенный азербайджанец по фамилии Манафов, и предложил взять щётку и идти подметать проход. Я схватил табуретку и размахнулся по его здоровенной башке, тут же нас типа разняли, и больше вопросов не было. Потом в течение недели понемногу со всеми знакомился и налаживал отношения, сделать это в кадрированной части не трудно — народу в целом не много, не более ста человек. Вскоре пошел в первый наряд по роте, дневальным, где и познакомился с младшим сержантом Кирьяновым, который был дежурным. Ночь долгая, разговоры слово за слово, и удивительная связь родственных душ, которая проявляется спонтанно.. Стас рассказывал о себе, а второй дневальный, лукавый и весёлый талышец (слышали о таком народе? а о Талышских горах в Азербайджане?) Гаджи Гаджиев ухмылялся и говорил: «Ай дурак, Кирьян.. Ай, дурак!». Оказалось, что Кирьянов и сам недавно попал в 47-й полк «по залёту», да ещё и «лычку» потерял, будучи разжалованным из сержантов в младшие сержанты. Но — обо всём по порядку.

Стас был москвич, но тщательно это скрывал, всем говоря что он из Кемерово. Призывался действительно из Кемерово, а почему? А потому, что он терпеть не мог Москву, и закончив школу, поехал поступать в Кемеровский мединститут, куда и поступил спокойно и самостоятельно, специальность, кажется то ли стоматология, то ли ЛОР. Далее, он самостоятельно научился играть на саксофоне, вполне прилично, и даже выступал в составе студенческого джазового оркестра. Как он попал в армию — загадка, ведь во всех мединститутах была военная кафедра ( но зная его бунтарский характер можно было не удивляться..). Проучившись полгода в той самой знаменитой учебке в Светлом, он удачно распределился в Бийск, где первым же делом нанёс визит в оркестр. Военный дирижёр, в звании капитана, приятный интеллигентный человек с умным лицом и в очках в золотой оправе, послушал игру Стаса на саксофоне, и пообещал устроить перевод в оркестр. Слово своё он сдержал, и вскоре из танкистов Кирьянов перешёл в саксофонисты. Это была уже совсем другая служба — комендантская рота, солдатская элита.. Писари штаба, художники, личные водители крупных чинов, и музыканты. Стас принял переход из черни в дворянство с истинно королевским достоинством, и кстати, пора описать его внешность. Нос с горбинкой, чёрные глаза, худощавая жилистая фигура, изящные кисти рук с тонкими, длинными, но очень сильными пальцами, чрезвычайно умное и ироничное выражение лица, и постоянная лёгкая и добрая улыбка — таким будет набросок личности Стаса. Он любил пошутить и посмеяться, но никогда при этом не был мелочным, злым или мстительным. Он беззлобно подшучивал над Гаджиевым, который плохо говорил по русски, выпрашивая все подробности о талышских ишаках и баранах, например, и делал это так уморительно смешно, что больше всех смеялся сам Гаджиев, грозя пальцем и приговаривая: «Ай, Кирьян.. Ой, не могу, хватит, слющай..».

Я в гостях у ребят из того самого музвзвода, лето 1986-го

Отдельно от солдатской столовой располагалось кафе для офицеров, при котором был буфет. В буфет солдатам заходить не возбранялось, если хватало денег, но Стас пошёл куда как дальше — он аристократическим шагом вставал в очередь к офицерам в самом кафе, и наравне с ними заказывал гражданскую еду, которую неторопливо вкушал за офицерским же столом, изящно оттопырив свой красивый мизинец. Офицеры почему-то принимали это как должное и проблем у Стаса до поры до времени не было, пока однажды к нему за стол не подсел сам командир дивизии. Комдив был настолько ошарашен наглостью неизвестного сержанта из музвзвода, что поначалу был вежлив. Поинтересовавшись, почему представитель сержантского состава обедает не в солдатской столовой, где ему положено столоваться по уставу, а сидит в офицерском кафе, где ему, по уставу, присутствовать строго запрещено, он получил честный ответ — пища в солдатской столовой груба и невкусна, и что он, сержант Кирьянов, её не одобряет и при любой возможности старается избегать. Тут комдив (по рассказу самого Стаса) сильно вспылил. Он кричал, размахивал руками, послали за капитаном-дирижёром, который прибежал бегом, и испуганный и побледневший, пытался отмазать Стаса, беря его на поруки, как ценного кадра, и обещая, что подобное больше не повторится. Однако, зря он так старался. Ровно через неделю сержант Кирьянов был снова пойман с поличным лично комдивом, и прямо от тарелки с биточками по селянски отправился на гарнизонную гауптвахту. Вышел он оттуда через 2 недели, изрядно похудевший, и без одной «лычки», уже младшим сержантом, и отправился прямиком в родной 47 полк, командиром отделения. Вот почему хитрый Гаджиев смеялся и приговаривал: «Ай, Кирьян.. Ай, дурак!».

Со Стасом я узнал много разных «лайфхаков» (это был лёгкий реверанс в сторону молодой аудитории). Например, как ночью после отбоя купаться в спортивном бассейне напротив штаба дивизии (привет, сосед комдив!), или как получить распределение на удалённый продовольственный склад, где нужно было варить ограду из металлического уголка и сетки-рабицы (а на самом деле там втроём неделю жарили на костре картофан с тушёнкой и купались в Бие). Мы много говорили о книгах, музыке и музыкантах, и я заразил Кирьянова незнакомыми ему названиями групп: «Genesis», «Jethro Tull», «Emerson, Lake and Palmer», «Earth, Wind and Fire», а жадный до всего хорошего из «верхнего мира» Стас спрашивал снова и снова, и записывал в блокнот всё, чтобы обязательно послушать на гражданке. Так пролетели май, июнь, и июль. А в середине августа наш танковый полк в полном составе, эшелоном отправился на штатные стрельбы в горы, под Абакан. Кирьянова и Гаджиева оставили дежурить по роте, от греха подальше, оба слыли отъявленными раздолбаями.

Почти месяц мы ездили туда и обратно, жили то в вагонах-теплушках, то в больших армейских палатках, обслуживали танки, стреляли из всех видов оружия на полигоне, а вернувшись назад, я первым делом стал искать своего друга, но не нашел.. Тогда я подошёл к грустно стоящему на тумбочке дневального Гаджиева, носатого, как грач, и спросил его: «Где Стас?». Гаджиев ответил лаконично: «Кирьянов дисбат пошёл». Я не поверил, и отправился к дежурному по роте, им был карачаевец Магомед, в просторечии — Мага. Он по русски говорил прекрасно, и поведал следующую новость: пока мы стреляли в Абакане, из Новосибирска приехал «покупатель», офицер дисциплинарного батальона Сибирского военного округа. Ему были нужны именно сержанты, командирами отделений военноосужденных. Для тех, кто в танке несведущих справка: дисциплинарный батальон — это зона для тех, кто совершил серьёзный воинский проступок, и максимальный срок пребывания там составлял, если не ошибаюсь, 2 года, после чего нужно было вернуться в свою часть и дослужить оставшийся срок (жесть, да?). Так что все ужасы дедовщины нужно было умножать на строгость содержания в военной тюрьме. Но! Командовали отделениями военноосуждённых обычные сержанты, которые служили обычный срок. Правда, нравы и обычаи дисбата влияли на всех, и позже Стас, сильно похудевший и почерневший лицом, рассказывал, сидя на кухне у меня дома (об этом расскажу дальше), как легко можно было из командира отделения превратиться в военноосужденного.. Так вот, из каждого полка этот офицер по приказу свыше забрал по одному сержанту. Хитрый Магомед спрятался в каптёрке, а Стас как раз пришёл в расположение с обеда из столовой..

Сказать, что я был удивлён — это ничего не сказать, я был просто оглоушен, как обухом по голове. Через пару недель пришло первое письмо от Стаса, где он вроде как весело описывал своё вхождение в новую должность, но я то прекрасно понимал, что он там в тот момент переживал. Часто дрался, среди сержантов тоже была дедовщина, много раз попадал на «губу» и даже в карцер, чуть сам не попал под следствие за отказ выполнять приказ командира. Теперь надо упомянуть о том, что, мне до дембеля оставалось ещё 2 месяца, а Стасу — восемь, он призвался позже. А дисбат находился недалеко от Затулинки, окраинного района Новосибирска, где я жил. Я написал 2 письма, одно маме, с рассказом про Стаса, и просьбой принять его в гости, если получит увольнение, а второе — Стасу, где подробно объяснил как доехать на троллейбусе до моего дома. Я еще успел до дембеля обменяться с ним парой писем, потом вернулся домой, в начале недели, пару дней пробегал, восстанавливаясь на учёбу в институте, и в субботу сам поехал к Стасу в этот проклятый дисбат. Выйдя на площади Кирова из троллейбуса, я перешёл на остановку трамвая — дальше путь лежал на «девятке», по промышленным окраинам. И я почти успел войти в открытые двери, как успел заметить вышедшего из трамвая с противоположной стороны худого и одетого в какую-то страшную пятнистую шинель младшего сержанта Кирьянова.. Тут должно быть описание встречи, типа: «Мы крепко обнялись, потом, взяв друг друга за плечи, посмотрели в глаза, и сбивчиво, перебивая друг друга одновременно сказали: «Ну, как ты?».. Что тебе сказать, читатель, что-то вроде этого, что-то вроде.. И наговориться хочется, и неудобно в транспорте, и увольнение у него всего 5 часов, до 18:00, а значит, выйти обратно нужно в 17:00, маршруток тогда не существовало в природе.. Рядом с домом был магазин «Кулинария», и Стас настоял, что он заплатит, потому что тратить сержантскую зарплату в дисбате не на что, это не Бийск.. И он купил здоровенный торт в форме ёжика и кучу всякой выпечки, а потом мы пошли домой, где он отмылся в ванной (сказал, впервые с июля нормально помылся), поел, и начал понемногу рассказывать о быте дисбата. Эти подробности я опущу, любой хороший рассказ про тюрьму и зону может дать представление о грязи, издевательствах, и еде, которую не всякая свинья есть станет..

Я просил Стаса не бунтовать, и постараться дотерпеть до мая.. Моя мама списалась с мамой Стаса в Москве, и та прислала большую посылку с гражданской одеждой и обувью. Мы виделись еще раза 2, чаще его не отпускали, а в конце апреля я улетел в Краснодарский край, работать на практике вожатым в знаменитом детском лагере «Орлёнок». Поэтому встречала Стаса на дембель и провожала его на гражданку именно моя мама, Ирина Георгиевна. Далее у всех закрутилась молодая жизнь, и мы потеряли связь, хотя и обещали писать друг другу, такое очень часто бывает в жизни, так ведь, читатель? «От прощанья до прощанья расставание одно, частых писем обещанье, позабытое давно..» (с) А. Дольский. Стас должен был вернуться в Кемерово, в свой мединститут, доучиваться на доктора, а я с головой окунулся в институтские КВНы, конкурсы самодеятельности, участие в первой в своей жизни рок-группе «Второй ветер» в ДК «Металлург», влюблённости и расставания с девушками, познание новых имён в любимых стилях — джазе и арт-роке. Я успел за 3 года трижды влюбиться и расстаться с разными девушками, дважды съездить вожатым в «Орлёнок», разочароваться в идеалах строителя коммунизма и «захипповать», быть исключённым из редеющих рядов ВЛКСМ «за неуплату членских взносов» и приобрести первую в своей жизни электрогитару (страшный самопал, боже упаси..). Летом 1989 года я приехал в Москву, в гости к своему бывшему «пионеру» из орлятской «творческой» смены июля 1987 года, актеру детского театра-студии в Дворце Пионеров на Ленинских горах Ваграму Апресяну. Ваграм стал студентом театрального ВУЗа, а меня радушно приняла его гостеприимная семья, в красивом доме сталинской монументальной постройки на Смоленской набережной, прямо через Москва-реку от будущего Белого дома, жестоко расстрелянного из тех самых, хорошо мне знакомых танковых орудий кровавой осенью 1993-го года.. В гостях я пробыл почти месяц, перезнакомился с кучей представителей московской интеллигенции и богемы, «поколением дворников и сторожей» (с) БГ, и в один из дней решил съездить по оставленному Стасом домашнему адресу, на улице Тайнинской. Одет я был в модную майку и шорты из джинсовой «варёнки», а волосы стягивал «хайратник» из черной тесьмы, расшитой крупным белым бисером — символ нового пути в неизвестное будущее (раз уж отказался от «совка»). Позвонив в дверной звонок, я довольно долго ждал — дома точно кто-то был, в квартире говорили одновременно много людей, как будто-бы шло застолье. Наконец я услышал шаги, и дверь открылась. На пороге стоял Стас, в красивом костюме и с свадебным цветком в лацкане, точно такой, каким он изображён на заглавной фотографии этого рассказа. Он открыл рот, потом закрыл глаза, потом открыл их снова, и крепко обнял меня, сказав: «Но как? Как это возможно? Откуда ты и какими судьбами? Пойдем скорее к столу!». В типовой трёхкомнатной хрущёвке за сдвинутыми столами сидела целая свадьба! Красивая молодая невеста во все глаза следила за своим мужем, недоверчиво и ревниво поглядывая на меня. А Стас сказал, обнимая меня: «Папа! Мама! Сестра! Это тот самый Саша!» — и родственники полезли из-за тесного стола, чтобы обнять меня, хлопнуть по плечу, пожать руку..

«Захипповавший вожатый», лето 1989 года, я справа, в том самом «хайратнике»

Больше мы не встречались, хотя я очень надеюсь, что однажды… Стаса я нашёл в 2012 году в скайпе, он жил в Пятигорске, работал челюстно-лицевым хирургом, и был счастливым мужем и отцом троих детей. Несколько раз говорили, но мне было трудно тогда, только что родились младшие дети, двойня, и было совсем, мягко говоря, не до долгих дружеских бесед.. А потом он исчез.. Но я не теряю надежды найти Стаса снова (его скайп и профиль в Одноклассниках не активны с 2013 года..), и когда-нибудь увидеться, вспомнить молодые безбашенные годы и поблагодарить человека, который своим примером научил меня думать, прежде чем подчиняться.

Единственное сохранившееся фото Стаса, в день его свадьбы, с молодой женой. Надеюсь, он и его родные не будут против, я никого не смог найти соцсетях..

Жители Пятигорска, если прочитаете этот рассказ, возможно кто-то знает, как найти доктора Станислава Кирьянова? Буду очень вам признателен.

В начале июля по подозрению в государственной измене (ст. 275 УК) был арестован помощник полпреда президента РФ в Уральском федеральном округе Александр Воробьев. Коммерсантъ изучил открытые источники и выяснил, что это первый за последние 20 лет чиновник, по крайней мере столь заметного уровня, которому инкриминирована 275-я статья.

О чем статья 275 УК РФ

Статья 275 («Государственная измена») появилась в первом Уголовном кодексе РФ, действующем с 1 января 1997 года. 275-я стала наследницей статьи 64 УК РСФСР («Измена Родине»).

Статья применяется в отношении граждан России. Государственная измена трактуется в трех формах:

— выдача государственной тайны иностранному государству;

— шпионаж;

— оказание помощи иностранному государству в деятельности, направленной против безопасности России.

Сколько было осуждено за госизмену

С 2009 года статистику по применению 275-й статьи публикует судебный департамент при Верховном суде РФ. За этот период, по данным департамента, было вынесено 68 приговоров.

Коммерсанту удалось найти в СМИ сообщения о 29 делах в период с 1997 по 2008 год. Девять дел, по нашим подсчетам, не было отражено в судебной статистике. К примеру, по итогам 2015 года судебный департамент сообщал о шести приговорах, но в СМИ за этот год рассказывалось о вынесении 11 приговоров. Еще о шести делах СМИ сообщали в 2019 году, но официальной статистики пока не было.

Таким образом, из открытых источников известно как минимум о 112 приговорах, вынесенных с начала действия статьи.

Как наказывают за госизмену

275-я статья предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок от 12 до 20 лет со штрафом до 500 тыс. руб. Самый популярный приговор — 12 лет, по нижней планке. Примечательно, что около трети приговоров — ниже нижней планки.

Старший партнер адвокатского бюро «Коблев и партнеры» Руслан Закалюжный:

— Если не брать во внимание льготные условия назначения наказания при особом порядке судебного разбирательства, то такие низкие сроки по статье 275, которая относится к категории особо тяжких, могут говорить только о слабой доказательственной базе следствия и порой необоснованном привлечении к уголовной ответственности. Суды, преследуя цель хоть немного сгладить данную ситуацию, видимо, в каждом третьем случае находят «исключительные обстоятельства», предусмотренные в статье 64 УК РФ и необходимые для назначения наказания «ниже низшего».

Самые суровые приговоры

Как минимум в двух приговорах по 275-й статье давали срок выше максимального:

— в июне 2011 года бывший полковник СВР Александр Потеев был приговорен к 25 годам заочно за передачу США данных о группе российских агентов;

— в феврале 2019 года 22 года колонии получил бывший полковник ФСБ Сергей Михайлов.

Кого судили за госизмену

Чаще всего по 275-й статье судят бывших или действующих военнослужащих: почти половина приговоров, в которых известна профессиональная принадлежность обвиняемого, была вынесена в отношении военных.

Собранная нами статистика не выявила осужденных за госизмену чиновников, не связанных с дипломатической деятельностью. Арестованный в начале июля бывший помощник полпреда президента России в Уральском федеральном округе Александр Воробьев может стать первым таким чиновником.

Какие страны фигурировали в приговорах

Выделяются четыре страны, в пользу которых чаще всего действовали осужденные за госизмену россияне: Грузия, США, Китай и Украина. Количество приговоров, как правило, увеличивалось после обострения отношений России с той или иной страной. Так, все 24 приговора из известных по госизмене в пользу Грузии были вынесены с 2009 по 2016 год, а приговоры по Украине выносились с 2015 по 2019 год.

Как было в советские времена

До 1961 года в РСФСР действовала статья 58 УК о контрреволюционной деятельности, включавшая в себя измену Родине, теракты, диверсии, антисоветскую пропаганду и ряд других пунктов. В 1954 году в докладе силовых ведомств первому секретарю ЦК КПСС Никите Хрущеву количество осужденных по ней с 1921 по 1953 год оценивалось в 3,78 млн человек, в том числе 643 тыс. человек были приговорены к высшей мере наказания.

В УК 1960 года измена Родине была выделена в 64-ю статью. В записке 1975 года от главы КГБ Юрия Андропова в ЦК КПСС фигурируют данные о 1230 осужденных по ней за десять лет.

В ответ на коммент #comment_145230117

В общем, всё происходило в женской колонии общего режима Саратовской области.

Для тех, кто не в теме: женские колонии редко бывают "черными", а пенитенциарные учреждения Саратовской области, и вовсе, славятся своим особо лютым режимом.

Это я к тому, что там запретом являются далеко не только деньги (что, в принципе, и так является запретом, в соответствии с правилами внутреннего распорядка исправительных учреждений).

В колонии города Вольска (города, прославленного, между прочим, самым большим количеством героев Советского союза на душу населения, а также тем, что Вольск - это малая  родина небезызвестного Вячеслава Володина) запрещено было многое. Мы это называли "Запрет-С": Семечки, Стринги, Станки (для бритья), Сигареты (дорогие, в понимании администрации), Своя одежда; в общем, принцип "разрешено всё, что не запрещено законом" на ИК-5 Саратовской области не распространялся. Надеюсь, что сейчас там всё изменилось, но это не точно.

Однажды, будучи там, мне понадобилось сравнить некоторую информацию из двух энциклопедических источников. Чтоб вы понимали, в Вольской колонийской библиотеке энциклопедия последний раз обновлялась хз когда, но был только экземпляр 1954 года - спасибо и на этом. Про доступ к Википедии я, конечно же, рассказывать не буду - запрет же, ну)

В общем, в одном из томов энциклопедии обнаружилась советская зелёная трешка - трёхрублёвая купюра. Как она туда попала, думаю, не было особым секретом: до того, как в Вольске основали женскую зону, в пятидесятых-семидесятых годах прошлого века там был санаторий, а после, довольно недолго - ЛТП. Скорее всего, трёшку затарил какой-то ЛТП-шник, не иначе.

Ну нашлась трёшка и нашлась - я же здравомыслящий, вроде как, человек, понимаю, что в 2013 это не деньги, а, следовательно, - не запрет. Поэтому предварительно заламинировала купюру в скотч, прогладила утюгом, чтобы не сворачивалась, и стала использовать в качестве закладки для книг. Я же понимала, что это не деньги...

Всё было прекрасно, пока не приехал шмон ГБР. Чтоб вы понимали, это такой плановый обыск из управы, который никогда ничего не находит (потому что о его приезде предупреждает администрация той колонии, в которую они планируют приехать), но которым нужна отчетность. Поэтому к их приезду всегда сдают в качестве "добровольной выдачи" всякую ненужную хрень: сломанные пинцеты, кипятильники с оголенной проводкой, фиктивную "переписку", упаковку от жвачек - в общем, всю ту хуйню, которая даже в красной зоне не является запретом.

Но не тут-то было. Когда супер-опер-группа быстрого реагирования в количестве более, чем 20 человек нашла эти долбанные советские 3 рубля (которые, кстати, до 1990-го меня очень даже радовали: я привыкла к трёшке, которую еженедельно давала мне одна моя бабушка, красному червонцу, которая давала другая моя бабушка и, в самом конце 80-х, к купюре с изображением Александра Гамильтона, которую давал мне папа), они ликовали так, как я бы вряд ли радовалась в детстве купюре с изображением Бенджамина Франклина (притом, что я знала от папы, что более, чем за $12 на руках можно угреться в тюрьму надолго). Да что там в детстве - я и сейчас Франклину меньше радуюсь, чем ГБР-овцы в тот момент.

Итак, они решили, что нашли запрет, который срочно надо оформить как "незаконно хранящиеся денежные средства", которые, собственно, даже младшему офицерскому составу запрещено было хранить при себе.

В общем, эти не очень умные люди написали туеву хучу бумажек об изъятии страшного запрета, ходатайствовали о том, чтобы меня, такую страшную нарушительницу режима, перевели в строгие условия отбывания наказания, получили повышение (предполагаю) за раскрытие такого небывалого нарушения, в общем - взлетели по службе, хули.

Тем временем, администрация колонии оказалась не такой ебанутой (а, может, просто опасались волны говна со стороны моего адвоката), поэтому они решили спустить дело "на тормозах" и даже выговор в личное дело мне не занесли.

"Трёшку" мне, к сожалению, не вернули. Пришлось обзавестись другой закладкой для книг.

P.S. @SupportTech, в процессе написания поста мне не удалось добавить ни одно фото, а картиночки были подготовлены классные) Разберитесь, пожалуйста!

P.P.S. @MamkaZiberta, ответ на твой коммент, как и обещала)

СИЗО Сухуми, Сухуми, Абхазская АССР, 1990 г.

На рубеже 1980-х-1990-х годов советским правоохранительным органам пришлось столкнуться с невиданным доселе ростом преступности. Ситуация осложнялась тем, что одновременно подняли голову политические экстремисты — то в одной, то в другой республике споры о будущем переходили сначала в уличные перестрелки, а затем и в настоящие боевые действия.

МВД СССР проводило масштабные операции по изъятию нелегального оружия у населения. В одной только небольшой Абхазской АССР к лету 1990 года было изъято свыше 3 тысяч стволов нарезного и гладкоствольного оружия, а также более двадцати тысяч единиц боеприпасов.

Когда встал вопрос, где хранить столь большой арсенал, решение нашли довольно оригинальное — стволы и боеприпасы разместили в одном из помещений следственного изолятора города Сухуми.

Высоким милицейским чинам, принимавшим решение, казалось, что надежнее места просто быть не может. Да, в соседних камерах сидят уголовники, но разве они могут вырваться наружу?

11 августа 1990 года выяснилось — могут.

К этому моменту в СИЗО находились 75 человек, из них 15 убийц, 8 лиц, осужденных за разбой, и 1 угонщик самолёта. Наиболее опасным из них являлся рецидивист Павел Прунчак. Он несколько лет находился в розыске за совершение тяжкого преступления, а при задержании убил двух сотрудников милиции.

Ответным огнем Прунчак был тяжело ранен, но врачи спасли ему жизнь. По совокупности совершенных преступлений бандиту вынесли смертный приговор. Вместе с ним сидел и еще один, приговоренный к смерти — Мирон Дзидзария. Прунчак и Дзидзария надеялись не на помилование, а на то, что им удастся вырваться на свободу.

Каждое утро в камере № 7 СИЗО города Сухуми проводилась влажная уборка. Правила внутреннего распорядка предписывали, чтобы при открывании дверей камеры, где содержались «смертники», присутствовали двое — дежурный офицер и контролер. Однако Фактически делал это один контролер, на что обратил внимание Прунчак. У него созрел план нападения.

11 августа, когда контролер в очередной раз открыл дверь, семь человек, содержавшихся в камере, набросились на него. Избив охранника, уголовники завладели ключами от других камер. Вскоре более 70 преступников крушили служебные помещения изолятора, а в руках у бандитов оказались заложники — сотрудники дежурной смены СИЗО.

Когда же Прунчак с подельниками добрались до того самого арсенала оружия, их радости не было предела. С таким количеством стволов и боеприпасов можно было начать настоящую войну. Курортный Сухуми вот-вот мог оказаться в руках 70 вооруженных до зубов преступников.

Положение спас сержант Федор Векуа, тоже попавший в число заложников. Воспользовавшись тем, что бунтовщики потеряли бдительность, он сумел вырваться выскочить наружу, успев закрыть на замок входную дверь. Зеки открыли по убегающему сержанту огонь, но ни разу не попали.

Затем Векуа поднял тревогу. Помощь прибыла быстро, поскольку и СИЗО, и здание республиканского МВД находились рядом, в самом центре Сухуми.

Здание тюрьмы блокировали, но ситуация все равно оставалась критической. Преступники требовали предоставить им коридор для ухода в горы, в противном случае обещая расправиться с заложниками. Штурм следственного изолятора с вооруженными бандитами грозил большими жертвами.

Ситуация осложнялась еще и тем, что рядом с СИЗО стали собираться люди. Здесь были и родственники подследственных, и родственники тех, кто стал их жертвами. Обстановка накалялась с каждой минутой.

Стало ясно, что местные силовики решить проблему не смогут. Поэтому из Москвы в Сухуми срочно были переброшены 22 бойца спецподразделения «А» КГБ СССР (ныне группа Альфа) во главе с Героем Советского Союза, участником штурма дворца Амина полковником Виктором Карпухиным, а также 27 бойцов спецназа МВД СССР под командованием Сергея Лысюка.

Прибыв на место, Карпухин решил, что альтернативы штурму нет. Выпустить вооруженных преступников на свободу в центре курортного города — все равно что приговорить к смерти десятки ни в чем неповинных людей, которые неизбежно станут жертвами рецидивистов.

Однако уголовники к штурму были готовы,у каждого окна был выставлен наблюдатель

Карпухин и Лысюк пошли на хитрость. командиры спецназа согласились предоставить лидерам бунта требуемый ими вертолет, но Прунчака убедили, что сесть на крышу СИЗО вертолет не сможет — она просто не выдержит. Поэтому «вертушка» будет ждать на площади рядом с СИЗО, куда бандиты смогут добраться на микроавтобусе.

Преступники, согласившись на эти условия, были уверены, что переиграют спецназ. Они набили микроавтобус оружием, надели самодельные маски на себя и заложников, примотав к их рукам скотчем пистолеты. По замыслу Прунчака, это должно было помешать милиции определить, кто здесь заложник, а кто бандит.

У Карпухина было всего 22 бойца против 70 вооруженных бандитов. так как МВД СССР, опасаясь больших потерь, запретило своим спецназовцам участвовать в штурме. Однако Лысюк решился действовать на свой страх и риск.

Но даже 49 спецназовцев против 70 преступников, засевших в СИЗО как в крепости — было борьбой в чрезвычайно неблагоприятных условиях. Главным козырем спецназа должна была стать стремительность и слаженность действий.

Силы спецназа были разделены на несколько групп. Три из них должны были атаковать микроавтобус, остальным предстояло одновременно ворваться в СИЗО.

15 августа 1990 года наступила развязка. В тот момент, когда микроавтобус с заложниками и бандитами двинулся к выезду, в нем сработали взрывные устройства малой мощности, которые должны были остановить машину. Однако одно из них не сработало, и автомобиль прокатился дальше, чем рассчитывали спецназовцы. Преступники открыли огонь.

Один из бойцов «Альфы» получил ранение в шею. В течение 45 секунд все преступники, находившиеся в микроавтобусе, были обезврежены. Прунчак, Дзидзария и еще один уголовник были застрелены во время штурма.

В это время здание СИЗО уже было атаковано с двух направлений. Спецназовцы взорвали запертую бандитами дверь и быстро захватили один из этажей изолятора. Натиск силовиков деморализовал бунтовщиков, которые стали бросать оружие. Всего через несколько минут СИЗО города Сухуми был взят под контроль полностью.

Ни среди бунтовщиков засевших в сизо , ни среди заложников, ни среди спецназовцев потерь не было. В ходе операции были ранены два спецназовца, легкие ранения получили два заложника.

ИТК-7 и ИТК-16 Тольятти, Куйбышевская обл., РСФСР, 1970 г.

В 1970 году весь советский союз готовился к празнованию столетия со дня рождения Ленина, и конечно же больше всех прадник ждали советские зеки, тк, каждому юбилею Ленина в стране объявляли масштабные амнистии. Однако прошли ленинские торжества, затем наступили майские праздники, а об амнистии так ничего и не было слышно. К середине мая в ряде колоний СССР был зарегистрирован всплеск преступности и прочих антиобщественных проявлений, в лагерях начали назревать недовольство и протестные настроения. Для вспышки нехватало только искры.

И вечером 21-го мая 1970 годав Куйбышевской области, в ИТК-7 и ИТК-16, расположенных близ города Тольятти, такая искра возникла. Первые беспорядки начались через несколько минут после того, как часовой поста № 1 Анатолий Киселев выстрелом из автомата ранил в ногу осужденного Виталия Чернышова.

По версии самого Чернышова, вечером 21 мая, незадолго до инцидента, ему вдруг неудержимо захотелось помыться в душе. А поскольку сделать это можно было только в «рабочке», то он пролез под колючей проволокой и побежал к деревянному ограждению, разделявшему жилую и производственную зоны. В этот момент осужденного и заметил рядовой Анатолий Киселев, стоявший на посту № 1, по версии охранника после команд «Стой, назад!», «Стой, стрелять буду!» и предупредительного выстрела тот дал очередь из двух патронов по ногам заключенного. После чего раненный зек пролез назад в жилую зону откуда его и забрали товарищи, сразу же унесли раненого в медпункт, а в охранника в ругательствами начали бросать камни и палки. Однако по версии заключенных пострадавших было двое, и они были не ранены, а убиты, притотм безо всякой веской причины. Лагерные отрицалы во главе с авторитетом Можаевым сразу же собрали группу более ста человек, которые стали бросать камни и палки в контролеров. Когда палки и камни закончились заключенные Мочальников и Васюк залезли на крышу бараков 2-го и 9-го отрядов, свалили четыре печные трубы, а кирпичи от них передавали другим осужденным, чтобы те бросали в представителей администрации. Пойманные контролеры Брагин и Варган были жестоко избиты.

Осужденный Богачев призвал к нападению на ПКТ и ШИЗО. После этого группа заключенных численностью около 50 человек во главе с Богачевым разрушила и подожгла забор, разделяющий промышленную и жилую зоны, разгромила ограждения ПКТ и ШИЗО, взломала дверные запоры, напала на находившегося за окном контролера ШИЗО Фролова. Окно забросали камнями, контолера через окно пытались ударить ломом, но не достали, после чего в окно была направлена струя из огнетушителя. В результате участникам беспорядков удалось освободить из ШИЗО 43 злостных нарушителей режима содержания. В их числе были авторитеты Фофонов и Сопляков, которые вскрыли сейф ШИЗО и уничтожили документы на водворение заключенных в ШИЗО. После чего помещение ПКТ и ШИЗО были подожжены

начались грабежи магазинов, столовых и складов

Еще через полчаса в промышленной зоне колонии осужденные нашли склад со спиртосодержащими жидкостями, и уже вскоре многие погромщики изрядно напились. Руководство бунтом взяли на себя «авторитеты» Александр Богачев и Александр Яхонов они призвали всех штурмовать соседнюю колонию № 7, которую от ИТК-16 отделял только двойной забор. По их призыву разгаряченная алкоголем толпа свалила забор между колониями. В качестве тарана использовали телеграфные столбы, которые валили по пути. Теми же столбами и ломами выбивались двери ШИЗО итк7. из камер изолятора «семерки» освободили 19 нарушителей режима, в том числе местного «смотрящего» Михаила Феоктистова. Но если захват шестнадцатой колонии обошлся без жертв, то захват ИТК-7 вышел намного жестче. Освободившиеся из ШИЗО нарушители поймали и буквально разорвали контролера ШИЗО старшего сержанта Трофима Ронжина на теле Ронжина впоследствии были обнаружены следы страшных побоев: перелом свода и основания черепа, множественные переломы ребер, многочисленные рваные раны на теле, лице и руках и отрубленный палец на левой кисти. После расправы над контролером, зеки подожгли помещение ШИЗО и двинулись дальше.

Разгромив ШИЗО, главари приказали поджигать в обеих колониях все, что было возможно. Бутылками с бензином забросали промышленную зону. Уже через полчаса в ИТК-16 и ИТК-7 горели почти все строения: здания штабов, склады, медпункт, магазин, столовую, и даже некоторые бараки.

Пожарные машины под прикрытием автоматчиков пытались пробиться к полыхающим зданиям, но зэки встретили их камнями и дубинками.

После поджогов блатные возглавляемые Богачевым и Яхоновым начали поиски спрятавшихся на территории членов внутреннего актива колоний. Им удалось найти завхоза -- заключенного Макарова, активистов Николаева, Овсянникова, Васьковского и других, все, кроме одного были жестоко избиты, но оставлены в живых, заключенный Умец получил от бунтовщиков семь ножевых ранений, от чего вскоре скончался. В общей сложности во время этих массовых беспорядков получили телесные повреждения более 20 осужденных из числа внутреннего актива.

В результате к 22 часам 21 мая вся объединенная территория ИТК-16 и ИТК-7 оказалась под контролем бунтовщиков. К тому моменту всем выжившим представителям администрации колоний удалось бежать.

К 22 часам на место происшествия прибыл начальник ИТК-16 Федор Гуреев, который попытался разрядить ситуацию мирным путем. Однако сделать это ему не удалось

Начальник колонии, замполит В.И. Брунер и начальник оперчасти Н.В. Костюк приняли решение идти на территорию ИТК для переговоров. На кпп итк 16 их встретило около 500 заключенных. Уже в начале переговоров кто-то из толпы крикнул: «Зачем застрелили двоих пацанов?» Начальник попытался убедить бунтующих, что часовой никого не убивал, а только ранил, да и то одного заключенного, и если он виноват, то понесет ответственность, после чего переговоры сразу закончились, раздались крики: «Бей их!», переговорщиков забросали палками и камнями.

Толпа быстро окружила парламентеров, кто-то из зеков ударил начальника колонии по лицу, после чего в бой ринулась вся толпа, все время пока его били начальник колонии кричал «Прекратите, не усугубляйте свое положение!», но его уже не слушали. Во время нападения у него с руки сорвали часы «Полет», забрали деньги из карманов, сорвали с кителя погоны и орденские планки. Зеки долго избивали начальника колонии, замполита и начальника оперчасти ногами, после чего кто-то из заключенных предложил утопить хозяина в параше. Ему надели на голову помойное ведро и потащили топить, однако по дороге передумали, бросили около забора и оставили в покое. Придя в себя Гуреев добежал до КПП, где увидел избитых замполита и начальника оперчасти. Прямо от КПП их на машине отвезли в больницу

В это же время Заключенные разрушили основное ограждение колониии и трижды пытались прорваться наружу однако, на всех сторожевых вышках, согласно инструкции, были выставлены ручные пулеметы с полным боекомплектом и каждый раз солдаты открывали предупредительный огонь из пулеметов, масса взбунтовавшихся заключенных тут же откатывалась от заграждений обратно.

К полуночи стало понятно, что без применения силы успокоить взбунтовавшиеся колонии не удастся. в час ночи Начальник УВД Куйбышевского облисполкома В.П. Чистяков отдал приказ о проведении спецоперации по подавлению массовых беспорядков.

По сигналу быстро открылись основные ворота в жилой зоне ИТК-16, и на территорию колонии одна за другой вошли несколько оперативных групп. Впереди шли офицеры, вооруженные автоматами, за ними - бойцы с собаками. Однако никакого сопротивления зеки не оказали: едва лишь стали открываться ворота, а за ними послышался лай собак, как все участники беспорядков тут же разбежались по уцелевшим баракам. В связи с этим никакой тяжелой техники, например, бронетранспортеров или спецавтомашин, при вхождении внутренних войск в ИТК-16 и ИТК-7 не применялось.

Следом за оперативными группами на территорию колонии въехали пожарные машины. Однако тушить было уже нечего, тк за те несколько часов, которые в колонии властвовали бунтовщики, все подожженные ими деревянные строения уже успели сгореть дотла. От колоний практически ничего не осталось. В общей сложности Сгорели 38 различных зданий и сооружений.

С рассветом на место происшествия прибыла большая следственная бригада, составленная из работников прокуратуры, милиции и КГБ. Разбившись на более мелкие группы, в каждую из которых были включены работники оперчастей ИТК-16 и ИТК-7 и вооруженные автоматами бойцы внутренних войск, следователи начали сортировать заключенных. Выделяли три основные группы. В первую очередь искали лидеров и активных погромщиков – таковых нашли около полусотни. Затем выделили заключенных, которые, хотя и бегали в пьяном виде в общей толпе, но ничего не громили и не поджигали, а просто составляли «серую массу». И, наконец, около половины из числа обитателей этих двух колоний вообще не принимали никакого участия в беспорядках, а некоторые даже помогали сотрудникам колонии бежать.

Организаторов беспорядков вывели из колонии

За забором, стояли "воронки" и группа офицеров, охраны. Зэку приказывали раздеться догола, заводили в круг офицеров, и начиналось избиение: "Обнаженного заключенного били дубинками, топтали ногами и лишь после такой обработки бросали в "воронок".

Следствие по факту массовых беспорядков в ИТК-16 и ИТК-7 продолжалось более года. В итоге на скамье подсудимых по обвинению в совершении преступлений, предусмотренных ст. 77-1 УК РСФСР (действия, дезорганизующие работу исправительно-трудовых учреждений) и ст. 79 УК РСФСР (массовые беспорядки) оказалось 32 человека из числа осужденных, находившихся 21 мая 1970 года в ИТК-16 и ИТК-7.

Закрытый судебный процесс проходил под усиленной охраной подразделений внутренних войск. Судебные слушания продолжались в течение всего лета 1971 года. В итоге все подсудимые были признаны виновными, а 29 из них приговорены лишению свободы на срок от 2 до 15 лет. Но строже всех суд поступил с тремя упоминавшимися выше лидерами массовых беспорядков – криминальныим автороитетами Феоктистовым, Яхоновым и Богачевым. Они были приговорены к высшей мере наказания – расстрелу. Просьбы о помиловании, направленные осужденными в Верховный суд СССР и Президиум Верховного Совета СССР, были отклонены. Приговор суда в отношении Феоктистова, Яхонова и Богачева был приведен в исполнение в 1972 году

Спасшийся от расправы начальник ИТК-16 Гуреев, был освобожден от своей должности и уволен из органов внутренних дел. ИТК-7 была полностью ликвидирована

О бунте в тольяттинских колониях сразу стало известно во всех других ИТК области, а потом и страны. Чтобы снять напряжение, власть объявила-таки амнистию.

То же самое в видео формате:

Бунты в местах заключения происходили всегда, во всех государствах и при любых режимах, такова природа пенитенциарной системы : когда несколько сотен взрослых мужчин собирают вместе и запирают на замок, а другие мужчины начинают их охранять, и все происходящее внутри тщательно закрывается от общества, конфликт неизбежен. Об этом написаны тома исследований, сняты голливудские (и не только) блокбастеры — в том числе и по мотивам многочисленных экспериментов с добровольцами из обычных граждан, которые, разделяясь на «охранников» и «заключенных», немедля начинают конфликт. Советская пенитенциарная система была одной из самых жестких в мире, а советские уголовники одними из самых идейных, что не могло не привести к глубокому и непримиримому конфликту между сторонами, который периодически приводил к бунтам, начиная от самых мягких в виде отказа работать и заканчивая самыми жесткими в ходе которых зеки буквально сметали все и всех на своем пути. В этом посте мы расскажем вам о пяти самых жестких бунтах вспыхнувших в тюрьмах и лагерях

ИТК УЖ-15/7, Минск, БССР, 1987 г.

Изначально колония предназначалась для содержания осужденных женщин-инвалидов, в мужскую колонию общего режима ее перепрофилировали только через одиннадцать лет — в 1961-м. Осужденные снабжали запчастями МТЗ, делали детские кроватки, колеса для мотовелозавода, детали для «Горизонта», а после имели честь трудиться на крупнейшем в стране филиале завода по обработке металла. Из-за роста объемов производства количество осужденных увеличивалось, в колонию прибывало все больше рабочих рук.

Серьезных преступников сюда не везли, в основном мелких воришек, карманников, алиментщиков, которые редко нарушали режим и вели себя тише, чем некоторые жители соседнего спального района. Руководство старалось находить общий язык с осужденными и часто выходило с ними на контакт. Конечно, большой любви у отбывавших наказание это не вызывало, но и ссориться им не слишком хотелось.

Все пошло не так после «горбачевской амнистии», под которую попало около 1800 человек — примерно половина всего контингента. Работать стало некому. Недавно сменившееся руководство решило добрать бойцов из других лагерей и бросило клич коллегам. Вскоре из Пскова, Бобруйска и Могилева в белорусскую столицу направились поезда с 1600 заключенными. Конечно, лучших никто не отдавал. Преступников бросили в «Семерку» одним махом. Не привыкшие к принятому на спокойной семерке порядку новые зеки начали устанавливать свой. Совладать с ними у нового руководства получалось плохо.

«Накануне перестройки начальник колонии Гурский уходит на пенсию, в результате борьбы меняется руководство. Пошли так называемые „позвоночники“, которых устраивали по звонку сверху. Один из них — новый начальник колонии того времени. Вчерашний снабженец был далек от пенитенциарной системы. Человек этот фактически не принимал участия в жизни учреждения: редко „спускался“ в жилую зону, на производство. Осужденных он попросту боялся. А тем временем центр по-прежнему требовал перевыполнения плана, за которым не видел людей», — так описываются предшествующие бунту события в учебнике «Уголовно-исполнительная система Беларуси».

Бунт назревал достаточно долго и поспел О его подготовке руководство, конечно, знало заранее.

Первый тревожный сигнал, что в колонии может произойти нечто чрезвычайное, "прозвенел" еще в сентябре 1987 года, за два месяца до бунта. В один из дней (точную дату уже никто не помнит) кто-то из "псковских волков" нагрубил прапорщику-контролеру, и тот применил силу, отделав заключенного по полной программе. В ответ отряд, где был "прописан" пострадавший, отказался выйти на работу. Но это был еще не бунт, а только его предвестник, "тихая забастовка". И чтобы не портить показатели образцовой колонии, администрация решила разобраться во всем самостоятельно, не ставя в известность о случившемся руководство ИТУ и МВД БССР. На переговоры с забастовщиками отправился Анатолий Говор, который среди осужденных пользовался большим авторитетом.

Заключенные поведали начальнику колонии, что пострадавший вовсе не грубил прапорщику, а просто при встрече с ним забыл снять шапку и покорно склонить голову. В некотором смысле забастовщики были правы, так как контролеры всегда любили, когда перед ними снимают шапку, и очень обижались, если кто-то игнорировал ритуал холопского повиновения. Тогда Говор пообещал лично во всем разобраться и, если выяснится, что прапорщик был не прав, наказать его. Зеки же должны были немедленно выйти на работу, и начальник колонии лично гарантировал им, что виновные в организации забастовки не будут привлечены к ответственности, если конфликт не выйдет за пределы колонии. Зная известную либеральность начальника колонии, зеки поверили ему и забастовку прекратили.

Однако сразу после этого за работу принялся оперативный отдел. Очень скоро все зачинщики "тихой забастовки" были выявлены, и список лиц лег на стол Говора. Оперативный отдел требовал немедленной изоляции указанных "элементов", но начальник колонии категорически запретил делать это. Между представителями администрации вновь возник конфликт.

"Нам нужно было оперативно решить, как не допустить «взрывоопасной» ситуации. Мы предложили под благовидным предлогом изъять зачинщиков и вывезти их из колонии, пока все не устаканится. Таких мы насчитали что-то около ста пятидесяти-двухсот человек. Предложение было оптимальное, но производственники сразу восприняли его в штыки: а как же планы?!"

— вспоминает профессор Академии МВД Анатолий Шарков, который в то время работал в центральном аппарате МВД оперуполномоченным режимного отдела

Тюремная система в то время занимала четвертое место по производительности в СССР. За невыполнение плана серьезно наказывали. Чтобы недопустить бунта в итоге увезли человек пятьдесят — самых злостных. Но этого Оказалось, мало. К этому времени недовольство осужденных уже достигло предела: их заставляли работать в три смены, колония была переполнена, нужных условий для нормальной жизни создано не было.

2 ноября 1987 года Ближе к обеду один из осужденных вскочил за руль грузовика, который находился в производственной зоне, и на всей скорости врезался в ворота, ограждавшие жилые бараки. Протаранить их автомобиль не смог, но это стало знаком для других осужденных, которые тут же бросили все дела и приступили к запланированному тюремному Армагеддону.

В колонии не было ни дубин, ни щитов, никаких средств защиты. Солдаты сразу побежали наружу, но шансов у них не было. Зэки забрались на балкон над воротами и начали бросать оттуда металлические болванки: один раз шарахнет кто-нибудь в каску — солдат готов. А в колонии было больше трех тысяч осужденных, из которых бунтовало примерно две трети. то есть 2000 человек

Они сразу подожгли машину, которая застряла в воротах, забрались на крышу, где тоже устроили пожар. Кто-то сообразительный взломал сейф в кабинете дежурного, где хранилась целая канистра технического спирта, который использовался для производственных целей. Поскольку люди годами не пили ничего спиртного, им много было не надо. Они «маханули», после чего начался настоящий ужас.

Разгоряченные зэки поджигали все, что только могло гореть: матрасы, рубероид, машины и личные вещи. Военным пришлось вызвать пожарных.Около 23:00 в дежурное отделение поступил сигнал тревоги о загорании на территории ИТК-7. По пути следования поступила новая команда: обеспечить вторые ходы решетками.

В то время у пожарных была такая же форма, как и у внутренних войск, поэтому им поступил приказ не снимать амуницию и все время находиться в касках (даже водителям), чтобы зэки видели, что они пожарные. Когда пожарные приехали, заключенные пытались выбить ворота. Было похоже на древнюю осаду замка. Пока они штурмовали стену, пожарные машины въехали в жилую зону. Правда, тушить им не дали: бунтующие сразу закрыли за ними ворота, пробили колеса и окружили три автомобиля. В руках у них были заточки, куски арматуры, палки и камни. Заточенной арматурой, вырванной из забора, чуть не убили из водителей, когда метнули ее в лобовое стекло.

Пожарные закрылись за большими воротами в производственной части, где было безопаснее всего. Потом были переговоры. кто-то из чиновников предложил въехать на зону на броневике, но его не пустили. Перегоаоры длились около двух часов, после чего осужденные разрешили пожарным сделать свою работу и уехать.

Успокоить уже сильно пьяных осужденных было крайне сложно. Ко второй половине ночи подтянулись военные, спецназ в полной экипировке. К этому времени часть осужденных уже знатно напилась и начала расходиться по кроватям.

"Мы зашли в казарму, бунтующие уже лежали. Один из военных дал команду «подъем», но в ответ получил только гору мата. Они думали, что с ними и дальше будут «сюсюкаться». Тогда командир подошел к кровати и одной рукой выкинул этого смельчака в самый центр помещения. Все притихли, а через минуту уже выстроились вдоль стен. Так военные вывели всех на плац и положили на землю. Через какое-то время туда начали подъезжать грузовики и небольшими партиями забирать осужденных. Потихоньку вывезли всех до единого." — вспоминает бывший опер Анатолий Шарков

После бунта колонию решили расформировать. Бунтарей раскидали по всему Союзу. Многих из зачинщиков отправили в литовскую ИТК, где они тоже затеяли бунт, хотя и не такой масштабный.

Сейчас на месте производственной зоны УЖ-15/7 находится агрокомбинат «Мачулищи», который тоже занимается металлообработкой, а на территории жилой зоны пустуют помещения уголовно-исполнительного факультета Академии МВД. Теперь о старой минской колонии напоминает только терпеливый бетонный забор с колючей проволокой наверху и втоптанные в землю мелкие запчасти от велосипедов, которые когда-то здесь изготавливали.

Днепропетровское СИЗО, Днепропетровск, УССР, 1990 г.

В июне 1990 года в Днепропетровском СИЗО произошел самый страшный и кровавый тюремный бунт в истории советской Украины. Зэки бунтовали пять дней.

Днепропетровский СИЗО считался неплохим, но очень перенаселенным учреждением, — анализирует причины бунта генерал Иван Штанько, в то время возглавлявший управление по вопросам исполнения наказаний МВД Украины. — Тогда там находилось 2400 «сидельцев», на 30 процентов больше нормы.

Днепропетровский СИЗО было исполнительной тюрьмой. Туда привозили смертников из Одессы, Кировограда, Сум и Харькова. Тем не менее в СИЗО, царил беспредел, — Можно было купить все что угодно, за деньги переходить из камеры в камеру. Заправляли всеми порядками в изоляторе «криворожские» рекетиры.

Как рассказывал один из участников событий, смертник Бухтияров

"Часа в три ночи услышал, как поднялся крик в главном корпусе: «Женщин бьют!» Оказалось, у одной из девчонок-наркоманок был день рождения. Они все там накололись. Одна разделась, изрисовала тело губной помадой, начала «вышивать». Контролеры стали ее успокаивать, девки в драку. Мужики заслышали визг: «Надо девчатам помочь!» — и начали выходить из камер. Отрывали от пола вмурованные кровати, таранили двери, захватили ключи у контролеров. Тут же началась стрельба из автоматов. Потом раздался крик: «Третий главный (корпус то есть) наш!.. Пятый главный наш!» И еще: «Бей мусоров!» Слышу: уже гупают кувалдами в железные двери нашего коридора. Выбили двери, выхватили у контролера ключи, стали открывать камеры."

По версии правоохранителей Поводом для массового неповиновения действительно послужил инцидент в женском корпусе. Один из сотрудников изолятора занес в камеру к девушкам магнитофон. Но, когда те отказались выключить его после отбоя, для установления порядка пришлось вызвать резервную группу сотрудников. Женщины в крик… И началось!

События развивались стремительно. Все камеры были открыты, в том числе и камеры смертников, арестанты выпущены. Спустя несколько часов после начала бунта вокруг СИЗО собралось огромное количество военных и милицейских подразделений, техники. У каждого была своя задача. Вплоть до того, что была назначена отдельная группа, контролирующая возможность подкопа с территории СИЗО. Одной из задач, поставленных спецназовцам, была разведка обстановки внутри тюрьмы. Группами по 4-5 человек они пробирались туда и по коммуникациям через подвалы, и по крышам. Иногда переодевались в форму пожарных. Но зэки к людям в погонах относились агрессивно — угрожали, размахивали заточками. Хоть они были вооружены (каждый при себе имел по два пистолета и штык-ножу), это был огромный риск, заключенные могли бы завладеть оружием.

Люди тащили мешки с продуктами, пылали костры, тут и там возникали драки. Зэки добрались до документации, распотрошили личные дела, кое-кто прочитал показания подельников… В механической мастерской желающие точили для себя ножи, сабли, копья. Они готовились к отражению штурма.

Иногда спецназовцы в тихую захватывали бунтовщиков, уводили с собой за оцепление. А некоторых, объевшихся таблеток, просто выносили! Потом расспрашивали, в каких помещениях находятся зачинщики бунта. Иногда пойманный просил: «Сам хочу выйти и знаю еще человек пять, которые хотели бы выйти». Как правило, таких отпускали. Примерно в половине случаев зэки сдерживали слово. выводили за оцепление всех желающих. Один раз спецназовцам передали, что хочет выйти большая группа — человек тридцать. им назначили им место встречи в подвале одного из корпусов. Прождали два часа по колено в воде, в то время как под низким потолком растекался слой вонючего дыма. Но они так и не пришли — скорее всего, их не пустили зачинщики. Если кто-нибудь из зэков открыто направлялся к воротам, через которые можно было выйти, в спину ему летели заточенные напильники.

Заключенные ели найденные в медсанчасти таблетки, пили самодельную бражку. Они захватили склад с продуктами, в котором хранились банки с томатным соком. Сок литрами вливали в стиральную машину, минут десять взбалтывали с сахаром и, возможно, дрожжами. После «коктейля» кое-кто впадал в беспамятство, а некоторые лезли на трехметровый бетонный забор. Но забор простреливался с вышек. Поэтому «смельчаки», взобравшиеся наверх, тут же соскальзывали вниз.

Разрабатывались различные варианты штурма — с помощью вертолетов, пожарных. Однако штурм откладывали с одного дня на другой. В первый же день бунта в столовой убили одного зэка, таскавшего мясо из котла. Автоматчик с вышки врезал очередью по зданию столовой, пуля пробила стеклоблок и попала прямо в «охотника»

Организаторы бунта, решив, что смертникам нечего терять, попытались использовать их в качестве основной ударной и устрашающей силы. К ним в подвал спустилось пятнадцать представителей «криворожских», Лица обмотали полотенцами, чтобы их невозможно было узнать. Принесли трехлитровый бутыль спирта, поднос с таблетками и куски мяса.

Как рассказывает Бухтияров, один из криворожских заявил «Выходите, Сейчас вам принесут топор и мешок. В одном из корпусов прячутся девчонки-практикантки из медицинского училища — будете рубить им головы. Потом найдем «коня», который отнесет мешок с головами на КПП. Тогда администрация колонии сговорчивее будет»

«Криворожским» смертники решили не подчиняться. Правда, в открытую об этом им не сказали. Мол, все будет выполнено. Позже девушек удалось вывести за контрольно-пропускной пункт.

В блоке смертников было четырнадцать человек, Двенадцать мужчин и две женщины, мать и дочь. Как только начался бунт, один из освобожденных смертников повесился во дворике.тринадцать оставшихся смертников решили не участвовать в беспорядках.

По воспоминаниям Бухтиярова пьяные женщины бегали голышом, везде были толпы пьяных зэков! В медсанчасти несколько заключенных без чувств валялись на полу, объевшись таблеток. Во дворе СИЗО стояла «Волга», из которой лидеры бунта по рации вели переговоры с администрацией» Один из зачинщиков бунта периодически взбирался на крышу машины, агитировал остальных, разъезжал туда-сюда по внутреннему дворику, .

В СИЗО было много малолеток, большую часть из них ейтрально настроенным сидельцам удалось уговорить не учавствовать в бунте. Так же в бунте не учавствовала группа находящихся в СИЗО цыган

На следующий день в СИЗО отправились генерал Иван Штанько, в то время возглавлявший управление по вопросам исполнения наказаний МВД Украины с заместителем начальника Главного управления исполнения наказаний генерал Петр Мищенков,

Парлементеры представились и Спросили, какие у бунтовщиков требования. Заключенные хотели, чтобы наказали сотрудников, обижавших девочек, и кое-кого освободили. Побеседовали и с главным зачинщиком бунта.

После чего парламентеры пошли посмотреть на корпус, где началась заваруха. По дороге На генерала Петр Мищенкова бросились с заточенной отверткой. Лишь благодаря одному из зэков, смертнику Бухтиярову, выбившему оружие из рук убийцы, генерал остался жив. за это впоследствии его помиловали

Когда события немного успокоились, его позвали к Мищенкову, и тот поблагодарил за свое спасение, Мищенков лично попросил президента Советского Союза Михаила Горбачева, чтобы тот его помиловал. Правда, этого события пришлось ждать еще год.

на второй день после начала бунта смертников вывели из сизо и сразу же распределили по другим тюрьмам.

СИЗО плотным кольцом окружили горожане, родственники заключенных. В толпе в основном сочувствовали бунтовщикам. В зону рвались депутаты: «Мы сейчас поговорим с людьми, мы их уговорим!»

Докладывая о событиях в Днепропетровске на сессии Верховного Совета, сотрудники мвд показали депутатам оперативную видеозапись того, что творилось на территории изолятора. Эти кадры многих повергли в шок.

За время бунта Было несколько убитых в драках, двое насмерть отравились лекарствами, один смертник повесился.

За четыре дня вывели за оцепление и вывезли почти всех «сидельцев». процентов 80 из них сами хотели покинуть этот ад. Многие расходились по камерам и закрывались, потому что понимали, чем все может кончиться.

На территории остались 200 самых оголтелых зэков, не соглашавшихся мирно покинуть колонию. На пятый день подожгли шиферные крыши корпусов изолятора. На территорию СИЗО въехала пожарная машина, а за ней вошел спецназ из Донецка. Бойцов, ничем не вооруженных, было человек 50. У них были только светошумовые гранаты. При ударе такой гранаты об землю раздается оглушительный взрыв, столб пламени взлетает до неба. Психологически действует замечательно. Спецназовцы вбежали на территорию с криком «Ложись!», бросили эти гранаты — положили «компанию» во дворике. Потом обошли всех по очереди, изъяли заточки, пики. Дело было закончено.

Согласно уголовному законодательству тех лет, против зачинщиков бунта (их было около 15 человек) возбудили уголовные дела. В соответствии со степенью вины каждому из них к основному сроку добавили от 3 до 15 лет лишения свободы. Материального иска им не выставляли, хотя изолятор пришлось ремонтировать три месяца.

То же самое в видео формате: