Удивительный Стас Кирьянов⁠⁠

К жизни можно относиться по разному. Уверен, читатель, что и ты не раз сталкивался с самыми разными проявлениями жизненной силы — от унылого самобичевания и разочарования в себе и человечестве до кипучего фонтана идей и поступков, зачастую необдуманных, и конечно, имеющих различные последствия. Лично я в юности был очень эмоционален, и часто бросался из бездны отчаяния в водоворот радости, а причина могла быть очень простой — например, посмотрела ли на меня Люся (Женя, Катя..) или нет, а если посмотрела — то как. «Каждый слышит, как он дышит», и слышит только и исключительно себя, любимого, со всей оглушительной силой прекрасного эгоизма юности. Тем удивительнее бывает встретить друзей, которые кардинально отличаются от тебя отношением к жизни, и оказывают незабываемое влияние. Человека, встретившегося на моём пути, зовут Стас Кирьянов.

Вот скажи, читатель, ты веришь во влияние знаков Зодиака на характер и судьбу людей? Я родился под знаком Девы, и читая всякие астрологизмы о том, как люди этого знака любят упорядочивание ВСЕГО вокруг себя, в чём-то готов согласиться. Я лично не люблю заниматься уборкой (хотя и делаю её по необходимости), зато порядок в отношениях, дисциплина и соблюдение правил, а также поддержание этих правил в коллективе — с этим, видимо, я просто родился. И прилюдно забить на порядок мешал громкий голос совести — кто-то придумал же эти правила? Не знаю кто, не знаю зачем — но соблюдать надо, видимо так действовало коллективное бессознательное для таких, как я (больше не действует). Из-за таких вот «сознательных» школьный класс нормально с урока сбежать не может :). Стас же относился совсем к другой породе людей, для меня такой же загадочной и непостижимой, как какой-нибудь буддийский святой..

Итак давайте перенесёмся в май 1986 года, в небольшой алтайский город Бийск. Я прохожу срочную службу в Советской Армии, и центральный гарнизонный городок — моё третье и последнее место, а до долгожданного дембеля остаётся всего шесть месяцев. Новый воинский коллектив, много старых знакомых из учебки, но тем не менее всё равно надо привыкать — в каждой части свои правила и проверять обязательно будут. Проверили и меня — в первое же утро подгрёб здоровенный азербайджанец по фамилии Манафов, и предложил взять щётку и идти подметать проход. Я схватил табуретку и размахнулся по его здоровенной башке, тут же нас типа разняли, и больше вопросов не было. Потом в течение недели понемногу со всеми знакомился и налаживал отношения, сделать это в кадрированной части не трудно — народу в целом не много, не более ста человек. Вскоре пошел в первый наряд по роте, дневальным, где и познакомился с младшим сержантом Кирьяновым, который был дежурным. Ночь долгая, разговоры слово за слово, и удивительная связь родственных душ, которая проявляется спонтанно.. Стас рассказывал о себе, а второй дневальный, лукавый и весёлый талышец (слышали о таком народе? а о Талышских горах в Азербайджане?) Гаджи Гаджиев ухмылялся и говорил: «Ай дурак, Кирьян.. Ай, дурак!». Оказалось, что Кирьянов и сам недавно попал в 47-й полк «по залёту», да ещё и «лычку» потерял, будучи разжалованным из сержантов в младшие сержанты. Но — обо всём по порядку.

Стас был москвич, но тщательно это скрывал, всем говоря что он из Кемерово. Призывался действительно из Кемерово, а почему? А потому, что он терпеть не мог Москву, и закончив школу, поехал поступать в Кемеровский мединститут, куда и поступил спокойно и самостоятельно, специальность, кажется то ли стоматология, то ли ЛОР. Далее, он самостоятельно научился играть на саксофоне, вполне прилично, и даже выступал в составе студенческого джазового оркестра. Как он попал в армию — загадка, ведь во всех мединститутах была военная кафедра ( но зная его бунтарский характер можно было не удивляться..). Проучившись полгода в той самой знаменитой учебке в Светлом, он удачно распределился в Бийск, где первым же делом нанёс визит в оркестр. Военный дирижёр, в звании капитана, приятный интеллигентный человек с умным лицом и в очках в золотой оправе, послушал игру Стаса на саксофоне, и пообещал устроить перевод в оркестр. Слово своё он сдержал, и вскоре из танкистов Кирьянов перешёл в саксофонисты. Это была уже совсем другая служба — комендантская рота, солдатская элита.. Писари штаба, художники, личные водители крупных чинов, и музыканты. Стас принял переход из черни в дворянство с истинно королевским достоинством, и кстати, пора описать его внешность. Нос с горбинкой, чёрные глаза, худощавая жилистая фигура, изящные кисти рук с тонкими, длинными, но очень сильными пальцами, чрезвычайно умное и ироничное выражение лица, и постоянная лёгкая и добрая улыбка — таким будет набросок личности Стаса. Он любил пошутить и посмеяться, но никогда при этом не был мелочным, злым или мстительным. Он беззлобно подшучивал над Гаджиевым, который плохо говорил по русски, выпрашивая все подробности о талышских ишаках и баранах, например, и делал это так уморительно смешно, что больше всех смеялся сам Гаджиев, грозя пальцем и приговаривая: «Ай, Кирьян.. Ой, не могу, хватит, слющай..».

Я в гостях у ребят из того самого музвзвода, лето 1986-го

Отдельно от солдатской столовой располагалось кафе для офицеров, при котором был буфет. В буфет солдатам заходить не возбранялось, если хватало денег, но Стас пошёл куда как дальше — он аристократическим шагом вставал в очередь к офицерам в самом кафе, и наравне с ними заказывал гражданскую еду, которую неторопливо вкушал за офицерским же столом, изящно оттопырив свой красивый мизинец. Офицеры почему-то принимали это как должное и проблем у Стаса до поры до времени не было, пока однажды к нему за стол не подсел сам командир дивизии. Комдив был настолько ошарашен наглостью неизвестного сержанта из музвзвода, что поначалу был вежлив. Поинтересовавшись, почему представитель сержантского состава обедает не в солдатской столовой, где ему положено столоваться по уставу, а сидит в офицерском кафе, где ему, по уставу, присутствовать строго запрещено, он получил честный ответ — пища в солдатской столовой груба и невкусна, и что он, сержант Кирьянов, её не одобряет и при любой возможности старается избегать. Тут комдив (по рассказу самого Стаса) сильно вспылил. Он кричал, размахивал руками, послали за капитаном-дирижёром, который прибежал бегом, и испуганный и побледневший, пытался отмазать Стаса, беря его на поруки, как ценного кадра, и обещая, что подобное больше не повторится. Однако, зря он так старался. Ровно через неделю сержант Кирьянов был снова пойман с поличным лично комдивом, и прямо от тарелки с биточками по селянски отправился на гарнизонную гауптвахту. Вышел он оттуда через 2 недели, изрядно похудевший, и без одной «лычки», уже младшим сержантом, и отправился прямиком в родной 47 полк, командиром отделения. Вот почему хитрый Гаджиев смеялся и приговаривал: «Ай, Кирьян.. Ай, дурак!».

Со Стасом я узнал много разных «лайфхаков» (это был лёгкий реверанс в сторону молодой аудитории). Например, как ночью после отбоя купаться в спортивном бассейне напротив штаба дивизии (привет, сосед комдив!), или как получить распределение на удалённый продовольственный склад, где нужно было варить ограду из металлического уголка и сетки-рабицы (а на самом деле там втроём неделю жарили на костре картофан с тушёнкой и купались в Бие). Мы много говорили о книгах, музыке и музыкантах, и я заразил Кирьянова незнакомыми ему названиями групп: «Genesis», «Jethro Tull», «Emerson, Lake and Palmer», «Earth, Wind and Fire», а жадный до всего хорошего из «верхнего мира» Стас спрашивал снова и снова, и записывал в блокнот всё, чтобы обязательно послушать на гражданке. Так пролетели май, июнь, и июль. А в середине августа наш танковый полк в полном составе, эшелоном отправился на штатные стрельбы в горы, под Абакан. Кирьянова и Гаджиева оставили дежурить по роте, от греха подальше, оба слыли отъявленными раздолбаями.

Почти месяц мы ездили туда и обратно, жили то в вагонах-теплушках, то в больших армейских палатках, обслуживали танки, стреляли из всех видов оружия на полигоне, а вернувшись назад, я первым делом стал искать своего друга, но не нашел.. Тогда я подошёл к грустно стоящему на тумбочке дневального Гаджиева, носатого, как грач, и спросил его: «Где Стас?». Гаджиев ответил лаконично: «Кирьянов дисбат пошёл». Я не поверил, и отправился к дежурному по роте, им был карачаевец Магомед, в просторечии — Мага. Он по русски говорил прекрасно, и поведал следующую новость: пока мы стреляли в Абакане, из Новосибирска приехал «покупатель», офицер дисциплинарного батальона Сибирского военного округа. Ему были нужны именно сержанты, командирами отделений военноосужденных. Для тех, кто в танке несведущих справка: дисциплинарный батальон — это зона для тех, кто совершил серьёзный воинский проступок, и максимальный срок пребывания там составлял, если не ошибаюсь, 2 года, после чего нужно было вернуться в свою часть и дослужить оставшийся срок (жесть, да?). Так что все ужасы дедовщины нужно было умножать на строгость содержания в военной тюрьме. Но! Командовали отделениями военноосуждённых обычные сержанты, которые служили обычный срок. Правда, нравы и обычаи дисбата влияли на всех, и позже Стас, сильно похудевший и почерневший лицом, рассказывал, сидя на кухне у меня дома (об этом расскажу дальше), как легко можно было из командира отделения превратиться в военноосужденного.. Так вот, из каждого полка этот офицер по приказу свыше забрал по одному сержанту. Хитрый Магомед спрятался в каптёрке, а Стас как раз пришёл в расположение с обеда из столовой..

Сказать, что я был удивлён — это ничего не сказать, я был просто оглоушен, как обухом по голове. Через пару недель пришло первое письмо от Стаса, где он вроде как весело описывал своё вхождение в новую должность, но я то прекрасно понимал, что он там в тот момент переживал. Часто дрался, среди сержантов тоже была дедовщина, много раз попадал на «губу» и даже в карцер, чуть сам не попал под следствие за отказ выполнять приказ командира. Теперь надо упомянуть о том, что, мне до дембеля оставалось ещё 2 месяца, а Стасу — восемь, он призвался позже. А дисбат находился недалеко от Затулинки, окраинного района Новосибирска, где я жил. Я написал 2 письма, одно маме, с рассказом про Стаса, и просьбой принять его в гости, если получит увольнение, а второе — Стасу, где подробно объяснил как доехать на троллейбусе до моего дома. Я еще успел до дембеля обменяться с ним парой писем, потом вернулся домой, в начале недели, пару дней пробегал, восстанавливаясь на учёбу в институте, и в субботу сам поехал к Стасу в этот проклятый дисбат. Выйдя на площади Кирова из троллейбуса, я перешёл на остановку трамвая — дальше путь лежал на «девятке», по промышленным окраинам. И я почти успел войти в открытые двери, как успел заметить вышедшего из трамвая с противоположной стороны худого и одетого в какую-то страшную пятнистую шинель младшего сержанта Кирьянова.. Тут должно быть описание встречи, типа: «Мы крепко обнялись, потом, взяв друг друга за плечи, посмотрели в глаза, и сбивчиво, перебивая друг друга одновременно сказали: «Ну, как ты?».. Что тебе сказать, читатель, что-то вроде этого, что-то вроде.. И наговориться хочется, и неудобно в транспорте, и увольнение у него всего 5 часов, до 18:00, а значит, выйти обратно нужно в 17:00, маршруток тогда не существовало в природе.. Рядом с домом был магазин «Кулинария», и Стас настоял, что он заплатит, потому что тратить сержантскую зарплату в дисбате не на что, это не Бийск.. И он купил здоровенный торт в форме ёжика и кучу всякой выпечки, а потом мы пошли домой, где он отмылся в ванной (сказал, впервые с июля нормально помылся), поел, и начал понемногу рассказывать о быте дисбата. Эти подробности я опущу, любой хороший рассказ про тюрьму и зону может дать представление о грязи, издевательствах, и еде, которую не всякая свинья есть станет..

Я просил Стаса не бунтовать, и постараться дотерпеть до мая.. Моя мама списалась с мамой Стаса в Москве, и та прислала большую посылку с гражданской одеждой и обувью. Мы виделись еще раза 2, чаще его не отпускали, а в конце апреля я улетел в Краснодарский край, работать на практике вожатым в знаменитом детском лагере «Орлёнок». Поэтому встречала Стаса на дембель и провожала его на гражданку именно моя мама, Ирина Георгиевна. Далее у всех закрутилась молодая жизнь, и мы потеряли связь, хотя и обещали писать друг другу, такое очень часто бывает в жизни, так ведь, читатель? «От прощанья до прощанья расставание одно, частых писем обещанье, позабытое давно..» (с) А. Дольский. Стас должен был вернуться в Кемерово, в свой мединститут, доучиваться на доктора, а я с головой окунулся в институтские КВНы, конкурсы самодеятельности, участие в первой в своей жизни рок-группе «Второй ветер» в ДК «Металлург», влюблённости и расставания с девушками, познание новых имён в любимых стилях — джазе и арт-роке. Я успел за 3 года трижды влюбиться и расстаться с разными девушками, дважды съездить вожатым в «Орлёнок», разочароваться в идеалах строителя коммунизма и «захипповать», быть исключённым из редеющих рядов ВЛКСМ «за неуплату членских взносов» и приобрести первую в своей жизни электрогитару (страшный самопал, боже упаси..). Летом 1989 года я приехал в Москву, в гости к своему бывшему «пионеру» из орлятской «творческой» смены июля 1987 года, актеру детского театра-студии в Дворце Пионеров на Ленинских горах Ваграму Апресяну. Ваграм стал студентом театрального ВУЗа, а меня радушно приняла его гостеприимная семья, в красивом доме сталинской монументальной постройки на Смоленской набережной, прямо через Москва-реку от будущего Белого дома, жестоко расстрелянного из тех самых, хорошо мне знакомых танковых орудий кровавой осенью 1993-го года.. В гостях я пробыл почти месяц, перезнакомился с кучей представителей московской интеллигенции и богемы, «поколением дворников и сторожей» (с) БГ, и в один из дней решил съездить по оставленному Стасом домашнему адресу, на улице Тайнинской. Одет я был в модную майку и шорты из джинсовой «варёнки», а волосы стягивал «хайратник» из черной тесьмы, расшитой крупным белым бисером — символ нового пути в неизвестное будущее (раз уж отказался от «совка»). Позвонив в дверной звонок, я довольно долго ждал — дома точно кто-то был, в квартире говорили одновременно много людей, как будто-бы шло застолье. Наконец я услышал шаги, и дверь открылась. На пороге стоял Стас, в красивом костюме и с свадебным цветком в лацкане, точно такой, каким он изображён на заглавной фотографии этого рассказа. Он открыл рот, потом закрыл глаза, потом открыл их снова, и крепко обнял меня, сказав: «Но как? Как это возможно? Откуда ты и какими судьбами? Пойдем скорее к столу!». В типовой трёхкомнатной хрущёвке за сдвинутыми столами сидела целая свадьба! Красивая молодая невеста во все глаза следила за своим мужем, недоверчиво и ревниво поглядывая на меня. А Стас сказал, обнимая меня: «Папа! Мама! Сестра! Это тот самый Саша!» — и родственники полезли из-за тесного стола, чтобы обнять меня, хлопнуть по плечу, пожать руку..

«Захипповавший вожатый», лето 1989 года, я справа, в том самом «хайратнике»

Больше мы не встречались, хотя я очень надеюсь, что однажды… Стаса я нашёл в 2012 году в скайпе, он жил в Пятигорске, работал челюстно-лицевым хирургом, и был счастливым мужем и отцом троих детей. Несколько раз говорили, но мне было трудно тогда, только что родились младшие дети, двойня, и было совсем, мягко говоря, не до долгих дружеских бесед.. А потом он исчез.. Но я не теряю надежды найти Стаса снова (его скайп и профиль в Одноклассниках не активны с 2013 года..), и когда-нибудь увидеться, вспомнить молодые безбашенные годы и поблагодарить человека, который своим примером научил меня думать, прежде чем подчиняться.

Единственное сохранившееся фото Стаса, в день его свадьбы, с молодой женой. Надеюсь, он и его родные не будут против, я никого не смог найти соцсетях..

Жители Пятигорска, если прочитаете этот рассказ, возможно кто-то знает, как найти доктора Станислава Кирьянова? Буду очень вам признателен.