Первую сигарету я попробовал в десять или одиннадцать лет, точно не вспомню, но этот момент запомнился на всю жизнь. Думаю каждый помнит свою первую сигу. Как обычно, вечером пошел гулять, шататься по деревне с друзьями, но просто так шататься было не интересно и один товарищ предложил покурить сигарет. Нас было трое, один ушел домой и не стал, а мы вдвоем пошли в овраг в роще, что была недалеко от деревни, дабы скрыться от любопытных глаз. Идя туда, у меня была мысль, ну покурим по сигарете и разойдемся, но не тут то было. По дороге товарищ рассказывал, как его отец работает дальнобоем и покупает сразу блок сигарет, так что пропажу одной пачки вряд ли заметит. Прибыв на место и укромно присев за оврагом, он достал пачку сигарет "Прима", те самые, ядрёные сигареты в красно-белой пачке без фильтра. Закурив первую я почувствовал головокружение, и мне эта карусель понравилась. Выкурив по одной и немного посидев, решили покурить ещё, в итоге, в течение получаса, двумя малолетними ебланами была скурена вся пачка "Примы". Почему? Зачем? Просто нести сигареты домой был не вариант, а выкинуть жалко. В итоге выползая из оврага на корачках, мы решили двинуть по домам. Дорога была долгой и мучительной, голова кружилась, дико тошнило, а кожа лиц была бледно-зелёного оттенка, мы молча плелись до дома и разошлись мы молча, даже не посмотрев в сторону друг друга, сил говорить не было, видимо в подсознании уже включился механизм выживания, где теперь каждый за себя и целью было доковылять хоть как то. Добравшись домой, я зашел в ванную комнату, чтобы почистить зубы и помыть руки дабы не спалиться перед родителями. Тогда меня вырвало и начал ужасно болеть живот. Весь вечер я пролежал скрюченный на диване, у меня неимоверно сильно болел правый бок, а родители не понимали, что со мной. Ближе к ночи все закончилось и я уснул. Не курил я до двадцати пяти лет.
Однажды, уже во взрослом возрасте, покурив сигарету, два часа провалялся на кровати без движения, из-за сильной тошноты. Так что сигареты, кальян и прочие табачные изделия не мое. И хорошо.

Публикуем архивные фото, рассказы сотрудников и вспоминаем историю пермской табачной фабрики.

Машинистки Маркова и Елеукова демонстрируют работу поточно-механизированной папиросной машины. Фото сделано в 1992 году.  Фото: Государственный архив Пермского края

Многие предприятия Перми появились пятьдесят-семьдесят, а то и сто лет назад. Не все из них работают до сих пор, но когда-то эти заводы и фабрики были важными и значимыми для столицы региона. Сегодня мы открываем рубрику «История одного завода», где будем вспоминать такие предприятия и их продукцию.

Первый выпуск посвящаем пермской табачной фабрике «Астра», еще двадцать лет назад работавшей в центре города. Многие фотографии публикуются впервые — их специально для нашего портала подняли из краевого госархива.

Обращаем внимание, что мы ни в коем случае не пропагандируем табак и сигареты. Официально предупреждаем, что курение вредит здоровью.

Первые годы: махорка и папиросы «Казбек»

Выпускать табачные изделия в Перми начали в 1940-е годы. Во время Великой Отечественной войны в Прикамье эвакуировали многие предприятия, они разворачивали производства на новом месте. Так появилась и пермская табачная фабрика. Справедливости ради отметим, что город тогда именовался Молотовым. Поэтому и фабрика вплоть до 1957 года была Молотовской. Табак не выращивали в Прикамье, а поставляли из республик СССР Молдовы и Азербайджана, а также из-за границы — из Болгарии, Греции, Индии, Китая…

26 сентября 1942 года вышло решение областного исполкома о необходимости передать здание универмага в Перми на площади Окулова (сейчас это сквер Уральских добровольцев) для размещения в нем табачной фабрики имени Клары Цеткин, эвакуированной из Ленинграда (сегодня — Санкт-Петербург).

Фабрика заняла часть территории Черного рынка (на фото), который существовал до 1929 года

Фото: фонды Пермского краеведческого музея

Здание с надписью «ЦЕРАБКООПА» отошло фабрике.  Фото: фонды Пермского краеведческого музея

13 ноября того же года зампредседателя Совета народных комиссаров СССР Анастас Микоян подписал распоряжение об организации в стране 14 махорочных фабрик. Планируемая мощность пермской — 50 тысяч ящиков курительной махорки в год.

Фабрике досталось двухэтажное здание на Советской, 63а площадью 1120 квадратных метров. А также прилегающая территория площадью 3420 квадратных метров, где планировали возвести склады.

Список оборудования, с которым начала работу фабрика. Фрагмент из альбома, выпущенного в 1967 году.  Фото: Государственный архив Пермского края

Укладочный цех.  Фото: Государственный архив Пермского края

Производство начали в 1943 году прибывшие из Ленинграда и Одессы специалисты-практики и квалифицированные рабочие — 45 человек. Примерно столько же сотрудников набрали в Перми.

В первые годы на фабрике выпускали махорку и папиросы «Казбек» — их поставляли и на фронт, и в тыл. Коробки для папирос делали в картонажном цехе, а этикетки печатала пермская типография № 1. На фабрике табак увлажняли вручную — разбрызгивали воду веником или из резиновых шлангов через форсунку.

Работница ворошит листья в табачном цехе.  Фото: Государственный архив Пермского края

Производственные мощности росли, и объемы выпускаемой продукции — тоже. Если в 1943 году фабрика выдала 8,7 миллиона штук папирос, то в 1945-м эта цифра выросла до 89 миллионов.

1950–60-е: «Кама» и «Дымок»

В первые послевоенные годы ситуация на фабрике была совсем не радужной. Многие табачные плантации в стране были разрушены или находились в запущенном состоянии. Понятно, что с поставками сырья постоянно возникали проблемы. К тому же в Перми так и не построили подходящие склады, и фабрика несла убытки из-за порчи имевшегося сырья. 55% рабочих тогда были сдельщиками, половина из них не выполняла норм выработки.

Некоторые сотрудники признавались, что им было особенно интересно работать в старинном здании.  Фото: Государственный архив Пермского края

Здесь обедали рабочие.  Фото: Государственный архив Пермского края

Но постепенно ситуация стала улучшаться: закупили новое оборудование, стали делать планово-предупредительный ремонт (до этого машины работали на износ), приняли на работу выпускников специализированных учебных заведений Одессы, Краснодара и Москвы, стали отправлять на учебу собственные кадры.

Среднегодовая зарплата и объем выпускаемой продукции. Данные по зарплате скорректированы с учетом денежной реформы 1961 года.  Фото: Евгения Бикунова

Одна из схем-таблиц из официального альбома, вышедшего в 1967 году.  Фото: Государственный архив Пермского края

Руководство фабрики конца 1960-х. Центральное место занимает директор Василий Пономарев

К концу 1950-х выросли и объемы выпуска, и производительность труда, и зарплата рабочих. Рабочий день сократили до семи часов, при этом все основные показатели продолжили расти. Спрос на папиросы к тому времени начал падать (махорка потеряла свои позиции почти сразу после войны), и в середине 1960-х на пермской табачной фабрике запустили производство сигарет.

Станок для нарезки табака. Фото: Государственный архив Пермского края

Так выглядела бобинорезка.  Фото: Государственный архив Пермского края

Сигареты «Пермские» относились к первому сорту, «Кама» — ко второму. В 1967 году стали выпускать круглые сигареты без фильтра «Дымок», в 1968-м — «Лань» и «Березку» в трехслойной упаковке.

1970–80-е: «Астра» и «Прима»

Вскоре после запуска в производство сигарет без фильтра появились и более привычные современному человеку — с фильтром. Главным хитом Советского Союза в то время стала «Астра», которую выпускали на табачных фабриках по всей стране. Курильщики в шутку называли ее «Астмой». Традиционные коричнево-красные пачки можно было встретить практически в каждой квартире или доме.

Общественно-конструкторское бюро за работо.  Фото: Государственный архив Пермского края

В Прикамье, естественно, курили «Астру» местного производителя — он был указан на картонной пачке с обратной стороны. Считали, что именно пермская «Астра» — самая лучшая. Покупали небольшими (а иногда и большими) партиями. Неистребимый «астровский» дух было очень сложно выветрить из комнат, но поклонников именно этой марки было предостаточно: ее ценили за насыщенный вкус табака и низкую цену — 25 копеек.

Сейчас пермские «Приму» и «Астру» можно увидеть только у коллекционеров. На фото еще «Памир» — за картинку на пачке его называли «Нищим в горах». Фото: Сергей Сюзев

Полет» продавали по 30 копеек за пачку. Считалось, что вкус у сигарет из пачек разного цвета отличается. Фото: Сергей Сюзев

Несколько позже «Астры» в 1970-х появилась бесфильтровая «Прима» в квадратных красных пачках. Она сменила «Пермские» сигареты. Эти овальные сигареты моментально набрали популярность и стали, пожалуй, самыми покупаемыми в стране. Немалую роль в этом сыграла цена — одна пачка стоила 14 копеек (позже — 16 копеек). Как и «Астру», «Приму» закупали минимум по десятку пачек. И местные курильщики не любили сигареты той же марки, выпускаемые на других фабриках. Говорили, что у тех совсем другой вкус и хуже качество.

Механик-регулировщик Яблоков, фото 1983 года.  Фото: Государственный архив Пермского края

В кадре бескареточная автоматическая линия по изготовлению и укладке папирос.

Фото: Государственный архив Пермского края

— Моя мама Тамара Елхова в 1970–80-х работала на фабрике начальником отдела кадров, — рассказала 59.RU пермячка Марина Бутырина. — Иногда брала меня с собой. По длинным цехам я маленькая каталась на железных тележках, на которых перевозили продукцию. Тележки грохотали, так как пол местами тоже был из железа. Помню станки: шла длинная-длинная полоска сигареты, и машина ее разрезала. Табак привозили крупнолистовой и уже на фабрике мелко-мелко рубили его машинами, а потом отправляли на сигареты. Выпускали не только «Приму» и «Астру», но и «Лань», «Лайку», «Полет» и «Беломорканал». Вся наша семья была некурящей, но мама собирала коллекцию из этикеток от сигарет, поэтому я их помню. На обрезках от упаковок «Лани» и «Лайки» я рисовала — с обратной чистой стороны. А обрезки от гофрированной бумаги для фильтра в 1980-е люди использовали как туалетную бумагу. С ней тогда была напряженка, а машина никогда не использовала бобину до конца, были остатки.

Конец 80-х — 90-е: сигареты как валюта и табачный бунт

В годы перестройки из свободной продажи постепенно исчезали не только продукты, но сигареты. «Курево» наравне с водкой стало настоящей валютой, что сохранилось и в 90-е. Устроиться на работу на табачную фабрику в то время считалось большой удачей — сотрудники без сигарет не оставались.

— Всего тогда человек триста работало, и каждый мог выкупать по сто пачек в месяц, — вспоминает в разговоре с 59.RU Иван Норов, работавший в 1980–90-х кочегаром в котельной фабрики. — Я, например, не курил. Но все равно покупал эту сотню. А потом перепродавал — сигареты тогда были в дефиците. Знаю, что некоторые решались на воровство: наматывали на себя длинные неразрезанные сигареты и, пряча их под одеждой, шли через проходную. Метров по пять-десять так выносили, а потом разрезали и курили сами или перепродавали.

Практически золотой запас в период 90-х.  Фото: Сергей Сюзев

В 1990 году в стране случился табачный кризис. Тогда перепродавали не только сигареты, но и окурки: одна штука — 5–10 копеек. В Перми это вылилось в табачный бунт — он произошел летом 1990-го, когда местную фабрику закрыли на реконструкцию. Во всяком случае так было объявлено, хотя в то же время на ремонт закрыли множество других фабрик по всей стране.

26 июля днем закончился товар в табачном магазине на улице Ленина. Возмущенные горожане, которые не смогли купить сигареты или папиросы, перекрыли улицу Ленина и пошли к зданию горисполкома (сегодня — мэрия). Там перекрыли еще одну улицу — Карла Маркса (сегодняшнюю Сибирскую). Люди разошлись только к вечеру, когда глава администрации пообещал разобраться с ситуацией.

Бунтующие пермяки у магазина «Табаки», 26 июля 1990 года.  Фото: Государственный архив Пермского края

Встреча представителей табачной фабрики с зампредседателя горисполкома в день табачного бунта, 26 июля 1990 года. Фото: Государственный архив Пермского края

В начале 1990-х предприятие стало открытым акционерным обществом «Табачная фабрика "Астра"». Большого разнообразия продукции тогда не наблюдалось. В основном выпускали «Приму» и «Астру», а по спецзаказам еще и «Беломорканал». Но курильщики были рады любым сигаретам. А сотрудники фабрики держались за свои рабочие места еще и благодаря высоким зарплатам.

— На многих предприятиях тогда были перебои с деньгами, а нам платили очень хорошо, — говорит Иван Норов. — Зарплата от 2,5 до 3 миллионов рублей, премия — еще миллион. Для понимания цен — я тогда себе машину купил за 7 миллионов.

2000-е: от сигарет для подводников до закрытия

«Астра» и «Прима» занимали главенствующие позиции вплоть до приостановки производства на фабрике. Но в 2000-е появились и новые марки — Stroganoff, «Губернатор». Правда, продержались недолго. Stroganoff начали выпускать незадолго до закрытия фабрики. «Губернатору» повезло больше: в начале 2000-х пачки даже вкладывали в подарки для моряков-подводников, служивших на атомной подводной лодке «Пермь».

— На большом конвейере работали бригадами по три человека — две машинистки и наладчик сигаретной линии, — рассказала 59.RU Светлана, экс-машинистка поточно-папиросной линии, работавшая в первой половине 2000-х. — Я следила за формированием обертки — подкладывала листки, подливала клей. Вторая машинистка принимала готовые пачки и следила за маркировкой. Наладчик следил за качеством сигарет. Если вдруг выявляли брак, то виноватыми считали всех троих.

На конвейере — легко опознаваемые пачки «Примы».  Фото: архив читательницы 59.RU

Пермская табачная фабрика почти до остановки производства для многих продолжала оставаться желанным местом работы. Попасть туда «с улицы» было практически невозможно, сотрудники старались привести своих родственников и хороших знакомых.

— В то время директором был Виктор Федоренко, ему удавалось, как говорится, «строить капитализм с человеческим лицом», — прокомментировала Светлана. — До сих пор вспоминаю его с благодарностью. Мы знали, за что работаем, и получали деньги. В 2002 году я зарабатывала по 13 тысяч рублей в месяц (средняя зарплата по России на тот момент составляла 4426 рублей. — Прим. ред.). На эти деньги и сама отучилась в университете, и детей смогла определить в платную школу. Причем я работала на линии «Примы». Те, кто занимался более элитными сигаретами, получали и по 25 тысяч. Помню, одна девушка сначала работала бухгалтером, а потом перешла в машинистки — это оказалось более выгодно. А уборщице на медкомиссии сказали, что нельзя продолжать работу из-за варикоза, так она в ответ заявила: «Не портите мне карьеру уборщицы!» При новом директоре, который пришел после Виктора Ивановича, таких заработков уже не было — урезали до 10 тысяч рублей.

Табачную фабрику в Перми ликвидировали в 2009 году. Но производство остановили на три года раньше — в 2006-м. Тогда владеющая предприятием группа «Ренова» объявила, что производство переведут за пределы города. Но этого не произошло. Сегодня на месте, где раньше размещалась табачная фабрика, расположен элитный жилой комплекс Astra. А ОАО «Астра», по данным сервиса «СПАРК-Интерфакс», сменило вид деятельности: основным стало управление недвижимым имуществом.

P.S . курение вредит вашему здоровью.

Автор:  Марина Кузнецова

С тех пор, как умерла бабушка, дед Тихон стригся не чаще раза в год. Видимо, так он поминал свою супругу, исправно стригшую его при жизни. Из-за дедовских странностей мне хорошо запомнилось то время.

— Съезжу на кладбище и заодно подстригусь, — как всегда, дедушка бросил эту фразу всем домашним, уже облачившись в пальто и стоя в прихожей. Говорил он дежурно, будто не чаял, что в семье ещё интересуются делами без году покойника.

— А можно с тобой, дедуль?! — мне было 10, когда я впервые попросился на прогулку со своим хмурым дедом.

— Малой ты ещё, — буркнул он, стоя ко мне вполоборота и поправляя седую прядь, – вот Гоголя выучишь стихотворение – там и покумекаем.

— Но он же не поэт! – этот аргумент я крикнул в безучастную дверь. Дед ушёл.

Родители на кухне звякали вилками. Переговаривались осторожными голосами. Дедушкино поведение заставляло их думать нехорошее. Сойти с ума страшно и теперь. А в то время психические заболевания лечить не умели вовсе.

— Опять под вечер на кладбище едет. Странный стал до ужаса. Надо будет утром тоже маму навестить, всё-таки пять лет, — моя мама вечно ездила вслед за дедом на кладбище. Не знаю, чего она хотела там обнаружить. Но однажды вернулась и за чаем рассказала, что на бабушкиной могиле выросли жёлтые ирисы, которые та очень любила при жизни. Дед Тихон только кивнул.

— Рыночным бабкам на потеху, – процедил отец, отхлёбывая из кружки, – завтра всё разворуют.

Дед, подумав, снова кивнул. Во всей его позе, действиях и кривовато подстриженной голове чувствовалась потерянность. Видимо, он уже отцеплялся от этого мира.

— Чудно тебя стригут, дядь Тиш, – усмехнулся отец и обтёр губы печеньем, – сзади особенно. Проси в следующий раз, чтоб хоть зеркало второе приставляли – затылок посмотреть.

Опять дед нерешительно кивнул и, помолчав минуту, ушёл с кухни. Родители тоже молчали, глядя, как полуторагодовалая сестра Дашка то и дело вскрикивает и лупит ладонями по столу.

Выждав пять минут, я пошёл следом и столкнулся с дедом Тихоном в коридоре. Он провёл ладонью по ёжику волос и прошептал:

— Наконец-то, малой! Я думал, в пыли окочурюсь покамест тебя жду. Айда гулять!

Стояло обеденное время. Суббота. Мы наспех собрались и вышли. На улице было по-майски тепло. Дед повёл стариковским шагом в сторону окраины:

— А ты чего, малой, к деду потянулся? Родители не заругают?

— Не знаю, дедуль. Их не поймёшь с тех пор, как Дашка родилась. Всё им не нравится. За всё ругают.

— Ты к сестрёнке-то не ревнуй. Пустое это, – дед достал Приму, закурил и сунул вторую сигарету за ухо, – знамо дело, меняется всё, когда дитятко растёт в семье. Тут и старикам пора место уступать.

— Как это?

— Ну, так. В квартире. Комнаты-то три всего. Правда, другое место занять придётся. Зябкое и сырое. Зато к любимой поближе.

Эта фраза врезалась мне в память, хоть я её тогда и не понял, вертя глазами за пролетающими майскими жуками. Дед шёл степенно, источая дым, а мне хотелось бегать. И всё же я притормозил:

— Деда, а расскажи про бабушку. Красивая она была молодой?

— Знамо дело! И талантливая! Бабуля твоя такие причёски мне выделывала, что потом и сама не рада была, какие красавицы за мной бегают.

— А почему ты от них бегал, дедуль?

— Ну, а как же, малой?! Погоди, ты про что вообще? – дед совсем сбавил шаг и уставился на меня. Я и сам толком не знал про что я. В мои 10 мне всё ещё хотелось сыпать вопросами. Задавать бесконечные почему:

— Папа говорит, что на мужика должен быть спрос и что не надо этого стесняться.

— Может и должен, – подтвердил дед и пошёл дальше всё той же потерянной походкой, – только отец твой дурак, если этот самый спрос удовлетворяет. Я за ним давно слежу. И матери твоей давно уже… а, пустое, — махнул он рукой, — Ты не поймёшь, малой. Так вот, бабушка у тебя золото была. Да и есть она, вот здесь. Понимаешь? – дед Тихон приложил левую ладонь к груди, а затем закурил вторую сигарету.

— Понимаю. То есть бабушка теперь в тебе. А ты, значит, теперь талантливый, как она?

— Ну, не так чтобы...

— И причёски делать умеешь?!

— А зачем? — дедушка хохотнул, — Мне жена делает. Хоть и покойная.

— Как это?

— Подрастёшь-узнаешь.

— Папа так тоже говорит...

— Ну-ка! Ты меня папкой не меряй! Он у тебя жив-здоров и спрос на него вон какой! Прости, Господи! А дед твой уже с костлявой подружкой под руку гуляет!

— Знаю, дедуль. Не сердись! — на самом деле, я не знал, кто такая костлявая подружка, и очень хотел спросить, но сдержался.

Эта короткая перепалка только сдружила нас с дедом. Ещё час мы гуляли молча, а потом стали говорить обо всём на свете. Дед Тихон даже рассказал мне о своей первой любви.

Прошло лето.

Нам в школе задали написать сочинение о том, как провели каникулы, и я решил рассказать о своём родном дедушке Тихоне. В то время читал я мало, ещё и стеснялся всего. Но учительнице чем-то понравилось моё сочинение, и она попросила прочитать его вслух перед всем классом.

— Да ты, похоже, влюбился в деда! — никто не осмелился выкрикнуть этого на уроке. Зато на перемене я имел большой успех.

— Гуляет со стариками!

— Дедушкино чадо!

— Геронтофил! — это слово вконец меня размазало. Я слышал его впервые в жизни, но не мог ассоциировать себя с чем-то подобным. Слово напоминало какую-то болезнь. Помню, как чуть не расплакался. Это чувство, разбухающее в горле. Оно мешает говорить и даже дышать.

Дома мне не хотелось ни с кем общаться. Особенно с дедом.

— Малой, чего такой хмурый?! Айда гулять, пока тепло!

— Нет, у меня много уроков.

И так ещё и ещё, пока он не отстал. Детский ум бывает очень упорным. Мне так жаль, что я не проводил с дедушкой последние дни его жизни. Хоть и мог. Но я рад, что в конце учебного года и в годовщину бабушкиной смерти моё любопытство победило над упорством.

— Съезжу на кладбище и заодно подстригусь!

— А с тобой можно, дедуль? — я хорошо запомнил число: 17 мая. Начало и конец нашей дружбы продолжительностью в один год. Дед Тихон пригладил седую прядь и спросил:

— А стих выучил? Гоголя?

Я кашлянул и пошёл чеканить выученное стихотворение Гоголя, которое сумел найти в библиотеке:

«К тебе, о Матерь Пресвятая!

Дерзаю вознести мой глас,

Лице слезами омывая:

Услышь меня в...»

—Погоди-погоди, — перебил дед, — какая ещё матерь?! У него же хорошее есть. Бабуля твоя любила очень. И под стать погоде: «Люблю грозу в начале мая, когда весенний первый гром...» Ну и так далее. А ты... матерь какая-то. Ладно, пошли!

— Но дедуль, это же Тютчев! — я высказался только перед самым кладбищем,— Мы его учили, но я другое стихотворение выбрал.

— Ну вот, опять другое. Да и Бог с ним! Здравствуй, милая! Вот внука привёл повидаться.

Дед поздоровался с бабушкиной фотографией на памятнике. Подошёл стереть пыль рукавом. А я ощутил сотни маленьких лапок, бегущих от затылка к сердцу. Мурашки.

Бабушка смотрела на меня. Есть такое свойство у любой фотографии. Если при съёмках смотришь в объектив, то зрителю впоследствии всегда будет казаться, что твой взгляд нацелен именно на него. Но одиннадцатилетний мальчишка, впервые попав на вечернее кладбище, был захвачен пристальным вниманием умершей бабушки. А может и правда…

— Дедушка! Мне кажется, что...

— Погоди, малой, давай помолчим чуток, — дед не оборачивался на меня. Иначе, я уверен, он бы спутал меня с покойником. Так я был бледен. Узловатая ладонь прошлась по сорнякам на могиле. Вырвала несколько. Ирисов там давно не было. Потом ладонь скользнула под старую потрескавшуюся вазу:

— Это товарки никогда не берут, — дед Тихон обернулся ко мне, держа в руках парикмахерские ножницы, — стоили месячной зарплаты! Канадские! А бабки боятся брать. Только до цветов охочие. Здесь твой папка прав. Поможешь мне... милая? — последние слова он произнёс, глядя куда-то за меня. А потом начал стричь себя сам. Без всякого зеркала.

Сыпались волосы. Из дедовских глаз катились слёзы, а я всё никак не мог пошевелиться и читал его сиплый шёпот по губам: «Виски прямые тебе, Тиша?» «Подстриги, как в прошлый раз» «Не крути головой, ухо пораню!» «Знаешь, ты стриги меня всегда так! Всегда одинаково. Чтобы я запомнил каждое движение твоих рук!»

В тот раз мама приехала на кладбище не наутро, а ещё затемно. На такси. Она нашла деда Тихона в обнимку с надгробной плитой. И меня, всё также стоящего и слушающего... Я до сих пор верю, что услышал тогда голос бабушки.

Деду Тихону стало плохо на кладбище. Мама с таксистом дотащили его до машины. Он умер по пути в больницу. У меня появилось несколько седых волос в одиннадцать лет. Через год родители развелись.

Давно я не вспоминал эту историю. Просто сегодня 17 мая. Вот и вспомнилось. Бог весть, сколько лет утекло с тех пор. Жениться успел. Детей двое. Внуки. Как туман седой стал. Оброс весь. Надо бы Дашке позвонить. Пусть подстрижёт меня, как всегда. А потом, глядишь, внучат соберём и прогуляемся деда с бабкой навестить.

Пусть детишки знают свои корни и учатся цветы сажать.

Лёнька Сгинь

– Нам нужна обложка для книги.

— Что изобразить?

— Даже не знаю, — сказал издатель и привычно закурил «Приму».

— Ни слова больше!

Кстати вкус соответствует названию
Фотографировал на шакала