В гостях тюрьме(дома) хорошо, а дома в лагере -- лучше (12 лет)
К середине своих 12 лет я уже выбила возможность гулять летом по 2 и более часа в день. Но чтобы я "не болталась по улицам", когда матери нет дома (наконец-то она вышла на работу и работала полный день в центре "Семья" социальным педагогом), меня записали в летний дневной школьный лагерь, где дети пребывали с 8-9 утра до 16 часов дня. Плата за лагерь составляла 100 рублей за 4 недели рабочих дней. Там кормили завтраком, обедом и полдником, а днём водили в кинотеатры и на прочие развлекательные мероприятия. Также был предусмотрен дневной сон, на который мне отказались искать раскладушку/позволить воспользоваться школьной: "Не маленькая, чтобы днём спать, дома спать будешь" -- "она у нас днём спать не будет" (елейным голосом, в школе). В то время как все дети, включая моего "врага"-ровесницу, отдыхали и даже спали на раскладушках, я читала книгу, сидя на стуле.
В лагере я сошлась с девочкой 14 лет, Л., которую старший отряд дразнил за "бомжацкую" внешность и неспособность дать сдачи. У неё были зрачки в виде замочных скважин, неровные зубы с оранжевым налётом, исключительная худоба вкупе с переразгибанием коленных суставов. Одевалась она не очень опрятно, в "немодную" одежду с плохо отстиранными пятнами, чем выделялась внешне среди относительно благополучных и уверенных в себе сверстниц, которым покупали "модную" одежду на рынке. Л. воспитывали бабушка и дедушка. Мне нравилось общаться с Л., мы почти всегда ходили вместе и вместе же вешались на руки молоденькой воспитательнице. Обычно так делали дети из младшего отряда, лет до 10, но мы тоже сражались за право схватиться за красивую воспитательницу и идти с ней за руку, когда шли за пределы школьного двора. Я раздавала толчки, тумаки и пинки направо и налево, когда кто-то из старших девочек пытался дразнить Л. Старшие мальчики относились более нейтрально, а младшие дети вообще не видели в Л. чего-то особенного и с удовольствием брали в игру. О травле Л. и моих ответках узнала родительница и её родительница, последняя позвонила моей учительнице начальных классов ("учитель-от-бога", УБ, из предыдущих частей) и обсудила с ней информацию, после чего с полуулыбкой повторяла мне: "УБ сказала, чтобы ты ни-ког-да не была ничьим адвокатом; УБ сказала, ...." Мать матери также считала, что они с матерью переплатили за моё пребывание в лагере, ведь детей возили несколько раз в театр на транспорте и покупали на них билеты (2 р./билет), а у меня сезонка. Перед поездками мне несколько раз сообщали, чтобы я предъявляла сезонку, и обсуждали между собой, как воспитатели/организаторы лагеря кладут себе деньги в карман. Я возражала, что 100р. за месяц не покрыли бы даже расходы на мои завтраки-обеды дома, не говоря уже о полдниках и платных развлечениях, поэтому в любом случае лагерь выгоднее, и про 2р. на проезд можно не думать, на что мне прикрикивали: "Мыыы за тебя платим, вот мыыы сейчас заберём остаток денег, и не будешь ты туда ходить." Когда я говорила, что мы не ездили в театр, а прошли пешком 4 остановки, мне отвечали, что на детях неприемлемо экономят, ведь амортизацию обуви тоже "мыыыы оплачиваем", а туфли изнашиваются. Я снова возражала, что износ обуви равносилен случаю, когда родительница хочет "прогуляться", и он был бы таким же, если вместо кинотеатра в лагере я пошла бы с матерью по той же самой дороге в гости к дедушке. Но любой логический довод парировался утверждением, что "чужие" хотят на мне(них) нажиться, и только "свои"(мать и её мать) ратуют о моём благополучии и лююююбят меня.
В лагере я познакомилась с парой девочек, которые однажды подошли спросить, зачем я дружу с аутсайдером, если могу успешно давать сдачи, игнорирую боль и превосхожу многих по физическим параметрам. После лагеря мы начали дружбу, которая продлилась весь мой подростковый возраст. Также мы познакомились с 14-летним братом одной из учительниц младших классов, родители которого поддерживали вначале его знакомство со мной, а затем и желание вступить в брак. Впоследствии стал единственным сверстником, которому разрешали приходить ко мне в гости после знакомства моей матери с его родителями.
Отбивая Л. от обидчиков в лагере, я отрывалась по полной программе, так как часть девочек из старшего отряда были из моего двора и постоянно дразнили меня, начиная с моих лет 7, когда мне не удалось вписаться ни в одну из групп среднестатистических девочек (к мальчикам тоже не было возможности вписаться, ведь мне не разрешали играть в футбол, чтобы не запылить околоспортивные туфли из "натурааааальной кожи".) Эта ситуация была связана как с ограничениями, которые накладывала на меня родительница; со странной одеждой, в которую меня наряжали; с заметно нездоровым взаимодействием меня и родительницы, так и с тем, что я отвергала роль "девочки/принцессы". Как только я выходила на улицу, я рвалась висеть на турниках, соревноваться в силе/скорости/выносливости, совершать активные действия, а не играть в спокойные игры/молча сидеть на лавочке/наблюдать, как другие играют в подвижные игры и "болеть" за них. У меня было ограниченное время, которое надо было потратить по максимуму на движение и общение, а также на наращивание силовых/скоростных характеристик. Я бегала быстрее всех сверстников в своём дворе и отлично заламывала руки обидчикам. Мои любимым приёмом было схватить руки обидчика за запястья, перекрестить и давить одним предплечьем обидчика на другое, заставляя его испытывать боль и сгибаться. Обычно обидчики не могли вырваться из моих рук и начинали плакать. Тогда я торжествовала победу и отпускала очередную "жертву". Я научилась делать эти действия не пачкая свою одежду и почти молча, чтобы никто не мог пожаловаться родительнице на моё "сквернословие".
Каждый раз до начала "распускания рук" я долго терпела, не отвечала на подколки и оскорбления. Во-первых, я не знала, как отвечать, ведь у меня и правда была странная, немодная и неудобная одежда при наличии материальной возможности приобрести обычную; отсутствие средне-нормальных отношений с родительницей; отсутствие отца/отчима; отсутствие проявлений родительницы, которыми я бы восхищалась/гордилась/любила; наличие необоснованных запретов на общение/нормальные детские активности. Во-вторых, если я отвечала грубо, дети иногда подходили к моей родительнице и жаловались, что я "ругалась грубыми словами", хотя сами запросто матерились. Тогда она начинала или стыдить меня при сверстниках, или обещать им, что она разберётся со мной дома, где устраивала очередной театр с угрозами суицида. При этом родительница часто говорила мне, что я её "ославила на весь М.(район проживания)", так как во время домашних разборок я громко ору при открытых окнах, и на улице всем это слышно; что ей стыдно выходить на улицу, так как на неё "все смотрят". Родительница часто повторяла фразу: "Правильно мне мужик в поезде сказал, что у меня ребёнок ненормальный, праааавильно!", тряся пальцем и бегая из одного конца в квартиры в другой, вздыхая и глядя в пространство. Если я говорила родительнице, что дети дразнили меня первыми, она говорила "будь выше этого" (а её родительница вторила), или сомневалась, не сделала ли я "чего-нибудь обидного" в сторону сверстников, ведь "ты любишь обижать людей, а люди этого не хотят, это ты со мной тут обращаешься как хочешь, а люди этого терпеть не будут, не буууудуууут" (с подвыванием, полуулыбкой, тряся пальцем перед моим лицом). Регулярно предлагался вариант: "А ты не общайся с ними, гуляй одна". Это было лейтмотивом моего "воспитания" -- отказ от общения со сверстниками при первом же разногласии. При этом мне говорилось, что главное -- маааама, а друзья -- "это всё не то, они никогда не будут тебе помогать, радеть за тебя" и т.д. Например, если сверстница случайно/ради шутки пару раз наступала на мою ногу в белой тряпочной/"натураааальной кожаной" туфле, мне предписывалось "отойти и больше никогда не подходить" к этой сверстнице. Если страшный урон белым тапочкам всё же был зафиксирован, и разборок со мной родительнице было недостаточно, она отправлялась "разговаривать с девочками". Часто к этому присоединялась её мать, которая могла расспросить обманом и/или угрозами, где живут чьи родители, и картинно им жаловаться, что их дети обижают "нашу Alphastrangеньку", которая "играет на пианино" и т.д. и т.п.
К счастью, я быстро поняла бесперспективность подхода "не обращай внимания" и "будь выше" и постоянно совершенствовалась в способах бесследной для себя выдачи тумаков обидчикам. Одним из самых счастливых эпизодов моего детства был разнос в пух и прах "крутой" подружки нескольких задиристых девочек. Она приехала чуть ли не из самой Москвы, с кулончиком на шее, в модной по тем годам одежде и с большим нахрапом, и начала меня дразнить. Так продолжалось 3-4 дня, после которых я сорвала девочку с турника и начала пинать её по ногам своими "немодными" туфлями из "натурааальной кожи", подошва которых немного выступала по всему периметру туфли. Этот "бордюрчик" оставлял прикольные вдавленные следы в голенях девочки, торчащих из-под модных велосипедок с бабочками. Я держала её двумя руками и пинала по ногам, тогда как её сподвижницы орали вокруг. Особо смелая сподвижница получила пару пинков и удалилась на безопасный радиус. Затем я взяла объект своей мести покрепче и потащила к странному сооружению в виде доски между двумя трубами на уровне детского пояса, и сказала, что сейчас располовиню её об эту доску. Слегка задев девочкой о доску (я держала в голове, что мне надо запугать девочку и сделать ей больно, но не организовать перелом/не нанести прочих серьёзных повреждений), я подтащила её к бетонному блоку и сообщила, что сейчас разобью ей голову об этот блок. Я резко наклоняла её голову к блоку, а затем удерживала около сАмой поверхности блока. Тем временем подоспела мать пары сестёр и начала требовать, чтобы я отпустила обидчицу. Я была физически крупнее этой женщины, но она и не подходила близко, пока я продолжала бить девочку, спокойно сообщая, что _её_ дочерей я не трогала. Мать и дочери бегали вокруг нас и орали со слезами, тогда как я разворачивала девочку за руки, которыми она совсем перестала дёргать, так, чтобы она всегда оказывалась между мной и матерью сестёр. Девочка давно уже расплакалась, а отвечать на мои вопросы, зачем она ко мне лезла, перестала после первой пары пинков. Сообщив девочке, что если бы не мать сестёр, я бы её тут и убила, я выпустила девочку и дождалась, пока вся компания удалится, обещая мне кары небесные.
На следующий день кар не последовало, а вот за мной последовало, точнее, бегало, человек 6 детей моего возраста, спрашивая, где я научилась так драться, включая одну из сестёр. Они были готовы чуть ли не облизать меня, просили подержать за руку, обнять и т.д. Я пользовалась вниманием, чтобы избавить себя от возможных нападок в дальнейшем, но меня выворачивало от продажности ещё маленьких, но уже подлиз. Я понимала, что с ними, может, драться и обзываться уже не придётся, но для дружбы они полностью непригодны. К тому моменту я окончательно осознала, что моя единственная приемлемая линия поведения -- "Рэбмо-одиночка", как на "домашнем фронте", так и среди сверстников. Причём мальчики меня практически не дразнили, а редкий вопрос "кто ботаник" решался с ними скорее соревнованием в физических упражнениях, в мою пользу. А вот девочки вплоть до 12-14 лет регулярно напрашивались на выворачивание им рук, пинки и прочие неприятности. Вплоть до 12 лет у меня были постоянные столкновения с другими детьми, причём один на один они старались не попадаться или взаимодействовали нормально, а вот при взаимодействии с группой сверстников приходилось регулярно выбирать самого наглого, объяснять физически, что не надо так себя вести, в то время как остальные разбегались. Однако, к 12 годам со сверстницами в целом у меня установились условно-дружеские отношения, так как я предлагала и реализовывала весёлые и слегка рискованные развлечения (сгонять посмотреть открытый люк на чердаке, подразнить наркоманов, покидать камнями в эксгибициониста, докинуть половинкой кирпича до спины убегающего обидчика), умела плести из бисера "на заказ", предлагала фантасмагорические сюжеты в играх, могла помочь решить задачки и т.д. При этом часть попыток задеть меня я просто не понимала. Например, одна девочка похвасталась новыми канцелярским ножом (я тогда не поняла, что должна позавидовать), поднесла его к моему трубчатому браслету из бисера и сказала, что порежет леску, и "он у тебя распадётся". Я пожала плечами и сообщила, что браслет собран из сегментов, поэтому вылетит только один сегмент, который я легко восстановлю. Понятное дело, никто мой браслет не порезал. Как-то раз эта девочка сказала, что у неё дома слишком много бисера, и поэтому она несёт его выкидывать, держа в руках увесистый пакетик. Она была в курсе моих отношений с родительницей и бисером. Я сопроводила её до помойки, так и не поняв, что это была шутка, нацеленная на то, что я буду выпрашивать у неё этот пакетик себе (конечно же, она не выкинула бисер).
О внезапном переводе в другую школу в 9 классе, неромантических несвиданиях, забегах по школьному стадиону в бессменных классических туфлях будет рассказано в
