Бумажные письма
Мне трудно без писем. Без бумажных, которые шуршат в руках.
Я оставила анкету в одной группе в вк, но получила не то, что хотела... Меня завалили цитатами из Библии, "потрясающими" новостями об Иегове, а еще пришла масса предложений прислать ню и волосы с определенных мест.
Не осуждаю. И никого не хочу оскорбить. Религия и фетиши - личное дело каждого.
Мне просто нужен собеседник... Который умеет писать письма, грамотно излагая свои мысли. Который понимает, что яд и сарказм - не врожденные, но приобретенные качества характера в связи с непростой и малоприятной жизнью.
Я не собираюсь превращать письма в жалобы, мне есть о чем рассказать помимо боли. Чтобы не заскучать я веду блог о книгах и кино, есть блог с мыслями, блог с фотографиями. Но мне не хватает писем...
Была бы рада переписке и с женщинами, но мне много проще с мужчинами. К счастью или сожалению темы детей, семьи, одежды, украшений и макияжа поддержать не смогу. Это не плохие темы, просто мне не интересно.
Мужчин воспринимаю спокойных, не обидчивых, не изнеженных и переполненных эмоциями, как фонтан водой. С нестабильными мне трудно, быстро устаю. Нет ничего хуже ментального насилия или эмоциональных качелей, если говорить о связи на расстоянии. Не терплю манипуляторов и лжецов. Ценю джентльменов. Вы можете быть даже счастливо женатыми: близость тела меня так же не заботит. Мне нужен разум и душа.
Если тут такие есть, оставляю адрес ниже:
Мерна Бирн
М.о. г. Жуковский ул. Горького д. 5 кв. 56 индекс 140185
Монолог внутреннего ребенка
Привет, моя дорогая я. Знаешь, мне есть о чем поговорить с тобой. Вот она - я: ребенок лет восьми. Одинокий, потерянный. Мое платье промокло, волосы спутались, а колготки несщадно порваны, но я все еще держусь. Я здесь! Почему ты не видишь меня? Почему ты..игнорируешь меня? Я ведь так устала блуждать в одиночестве.
Знаешь, моя дорогая я, а ведь эта хрупкая девочка не получила достаточно любви, твоей любви. Ты всегда была внимательна ко всем, заботилась обо всех, кроме самой себя: твои цели требовали усердия, холодной расчетливости и жесткости. Но в этой призрачной гонке за успехом ты совсем позабыла о своем внутреннем ребенке! Ты совсем позабыла обо мне. Скажи, разве все эти люди ценны для тебя больше, чем я? Ты оставила меня одну, открестилась от меня, будто я - твоя личная внутренняя тяжелая ноша, будто я - нечто чужеродное, нечто лишнее в тебе. Мне не оставалось ничего иного, кроме смиренного ожидания твоего внимания.
Наверное, я была зла на тебя все эти годы. Я не могла принять твое предательство, твою отреченность. И обида эта отравляющим ядом пронзила наше с тобой общее внутреннее естество.
Пожалуйста, вспомни обо мне. Напомни, что любишь меня, что помнишь обо мне. Прими меня в свою жизнь. Ведь я - такая же часть тебя, как и те, что помогали тебе быть сильной все эти годы.
Моя дорогая я..
От меня, для меня.
Милостивый государь
Милостивый государь, досточтимый Евгений Бонифатиевич!
Как не хотелось бы мне надоедать Вам в такое прекрасное время, когда настоящее лето пришло в наши палестины, тем более, менее всего хотелось бы мне получить внутри семьи Вашей прозвище «Тот Душнила», но дела обстоят таким образом, что я до сих пор пребываю в абсолютном неведении касательно нашего сарайного предприятия! Ей Богу, заберите Вы эту постройку, в конце-то концов, всем ведь от того выгода станет! Супруге моей место под клумбу, вам – времяночка для подёнщиков.
Хлопочет ли ещё по этому дельцу любезный Степан Онуфриевич? Дал ли свой ответ возничий? Вопросы сие не дают мне покоя, тем паче, что третьего дня мы окончательно перебрались на дачу, где предмет нашего предприятия неотвратимым немым вопросом напоминает о себе.
Осмелюсь предположить, что на одном этом возничем свет не сошелся клином, количество их братии нынче – как добра за нашей баней! И уж ежели сей человек не внял благоразумным увещеваниям Степана Онуфриевича (во что я поверить никак не могу, увольте, – всем известен его талант уговорить кого угодно на что угодно), или потребовал платы сверхмерно – есть un bon variante попросить похлопотать моего родственника, что как раз на хлеб зарабатывает вопросами строительства.
Выражаю надежду, что письмо моё застанет Вас до отъезда на целительные воды Селигера, куда и сам бы я отправиться не прочь, да служба, будь она неладна, совершенно не даёт продыха! Остается только завидовать вам кристальной, арктической завистью.
Под конец, если позволите, небольшой совет относительно будущей покраски доморощенного сарая. (Как видите, я не теряю надежды по поводу его переезда в Вашу усадьбу.) Будьте внимательны при выборе краски! Смею Вас уверить, этот выбор важен необычайно, не полагайтесь на работников. Мужики-голубчики нынче сена от соломы не отличат, не то чтобы краску хорошую от плохой. Сам я недавно приобрёл три ведра оной в лавке купцов Леруанова и Мерлиновского на Петергофской дороге. И хотя последние клялись, что краска не побеспокоит мой нос резкими запахами, та, как бы помягче выразиться – побеспокоила... Не знаю, то ли от миазмов сей субстанции, то ли от невыносимой жары, а скорее тут имело место сложение обоих факторов, но в какой-то момент голова моя закружилась, и я вдруг перестал осознавать себя, перестал понимать где я, потерялся во времени, пространстве, застыл на месте, тупо уставясь на малярную кисть в руке. Молю, не повторяйте моей ошибки, призываю Вас к осторожности в этом вопросе.
На том прощаюсь, кланяюсь семье Вашей, отпрыску, здоровья всем…
Нет, здесь определённо что-то не так… Как же…
Перечитывал сейчас моё Вам письмо, Евгений Бонифатиевич, на предмет описок и прочих недоразумений, и почти сразу глазом зацепился за это странное словцо – «душнила». Ведь я знаю наверное, что оно не входит в мой лексикон. Более того, что оно означает? По всей вероятности, это палач, душащий жертву, убийца. Так зачем я использовал его, что хотел этим сказать? «Тот Душнила»… Не понимаю. Ничего не понимаю.
Или дальше – купцы Леруанов и Мерлиновский. Знаю, что они существуют, знаю, что премножество раз заезжал к ним по пути на дачу, но, чорт побери, как они выглядят? Совершенно не выходит вспомнить!
Ей Богу, разум играет со мной злые шутки. Значит, надо писать, чтобы не забыть, не потеряться, писать, пусть даже прямо здесь, в письме Вам, мой любезный друг. Пусть это письмо станет свидетелем моего возможного… ох, боюсь этого слова… безумия? Да уж…
Оглядываюсь вокруг – туман Морфея. Вроде сижу на скамеечке, за столиком, на веранде новенькой, мною же окрашенной бани. Это я понимаю.
Дальше.
Вот передо мною книга, она мне знакома. Помню, решил отдохнуть после работы, сел почитать здесь же. На жаре заклевал носом, сморило, задремал.
Дальше.
Тут же, на столике, лежали листы писчей бумаги, хорошо помню. Вот так знак Фортуны, подумал, значит, напишу письмо. Пишу письмо Вам. Увлекаюсь…
Дальше.
А дальше всё, милостивый государь! Дальше веранды – туман да зелёная зыбь! Волнения рябого воздуха и ничего конкретного! Где же сад? Где дом? Неужто существование моё прекратилось и нет более ничего? И что же я теперь? И кому?
Пытаюсь встать, но ноги отказывают мне вместе с памятью и разумом, не могу встать. Чорт знает, что такое. Мне страшно… Господи, помилуй мя!
Слышу крик. Зов! Кто-то зовёт меня по имени. Да, это конечно моё имя, моё и ничьё более, уж это я помню наверное. Женский голос. Что это, ангелы кличут меня к себе? И голос-то ведь какой знакомый – любезной моей супруги! Как она взялась здесь, среди моего упокоения?
Кричит – пытаюсь разобрать слова. Кричит, что подали обедать. Обедать – это понятно, это обыденно, это прекрасно! Но я не вижу её и не могу встать. Как быть – надо кричать ей в ответ. Равнодушные, вялые губы, пересохшая глотка, давайте, родные, ответьте же ей, умоляю, Христом Богом заклинаю вас – делайте своё дело!
– Пхтюхпхэ!
– Чего? Алёша, есть идёшь? Сколько звать-то ещё – остынет!
– Хптюхрэкхша!
– Что ты бормочешь? Сейчас подойду, подожди… Да твою ж мать!
Из тумана образуется совершенно невероятным образом фигура супруги, в руке тарелка и полотенце, одета в футболку и шорты… Что ещё за «шорты», какая чушь… «Шорты» какие-то… Невероятно вульгарный наряд, слава Богу прислугу отпустили. Жена тянет меня за непослушную руку, тянет, погоди, я не успеваю записывать, да погоди ты, да всё, всё, всё, всё, всё всёвсёвсёвсёвс__________________________________________________________
Жень, ты, надеюсь, досюда дочитал. Я всё сохранил, прикинь, весь этот бред сохранил! Тебе посылаю чисто поржать. Ты понял хоть, что случилось, нет? Я, значит, этой краски надышался и вырубился, потом очнулся, бредил и письмо тебе почему-то набирал. Ноут на столе лежал. Повезло, что жена меня нашла, от покрашенного оттащила. Я проветрился, проблевался, башка болит теперь. Зато живой! Мог бы и кони двинуть, серьёзно всё.
А вырубился я с «Обломовым» в руках, прикинь! Хорошо, что Гончарова читал, а не Кафку какого-нибудь. Сидел бы жуком, скрипел панцирем, слюной на ноут капал. И не было бы этого письма тебе, этого напоминания. Хоть печатай его и в рамку. Ща Стёпке ещё копию пошлю, пусть тоже поржёт.
Так и чего в итоге-то, сарай заберёшь? Когда? Серьёзно, решайте уже. Вы задолбали, жена клумбу хочет, я ей теперь должен за спасение))
Засим, милостивый государь, разрешите откланяться! Честь, типа, имею. Счастья, здоровья, берегите себя! Милостивый, нахрен, государь))
Автор: Оскар Мацерат
Оригинальная публикация ВК
Легко ли быть молодым. Журнал Смена 90-й год
Шапошников Борис Михайлович (1882—1945) Мозг армии. Книга третья. Москва, Ленинград 1929 г
Глава I. На пороге мировой войны
...17 марта военный агент передал Конраду письмо Мольтке, датированное 13 марта.
В начале письма начальник германского генерального штаба подробно останавливается на итальянской помощи, высказывает желание закончить все планы перевозок итальянских войск к 1 апреля, рассчитывая достигнуть решения на французском фронте на 22-й день мобилизации и не думая задерживать начало операции из-за опоздания итальянцев, которые могут появиться на театре войны только на 22-й день.
Затем, приведя доводы, почему Германия может выделить мало сил на восток, и указав, что с 1 апреля 1915 года таковые могут быть значительно усилены, Мольтке переходит к политической обстановке.
Франция ссужает Россию деньгами, чтобы подготовить возможно ранее ее наступление на западе, — с этим нужно считаться. Тем не менее, Мольтке оптимистичнее смотрит на опасность со стороны России: «Все данные, которые мы имеем из России, — пишет Мольтке, — не говорят об агрессивной ее позиции в настоящее время. Я не думаю, чтобы Россия в ближайшее время искала случая или подала повод к войне с Австрией или с нами».
Мольтке уверен, что заем идет на казарменное строительство для увеличивающегося контингента армии, с чем и нужно считаться.
Еще менее, чем от России, нужно ожидать агрессивных шагов со стороны Франции. В настоящее время военное положение Франции очень неудовлетворительно». Это приводит Мольтке к выводу, что Франция стремится усилить Россию и не рискнет на войну.
«Англия осторожно сдержанна», — резюмирует начальник германского штаба.— Она не склонна к войне, но если таковая вспыхнет, то использует ее для расширения своего могущества».
Шапошников Борис Михайлович (1882—1945) Мозг армии. Книга вторая. Москва, Ленинград 1929 г
Глава VIII. Вторая балканская война
«Событиями на Балканах мы все подавлены»,—значится в письме начальника германского генерального штаба от 19 июля [1913] из Норвегии, куда он отправился вместе с Вильгельмом. «Никто не знает, что из этого должно выйти» после вступления в войну еще и Румынии. Болгары привели в отчаяние стратега с берегов Шпрее, и он приходит к выводу, что «самое лучшее было бы — Балканы огородить решеткой и не снимать ее до тех пор, пока там все не перебьют друг друга».
Шапошников Борис Михайлович (1882—1945) Мозг армии. Книга вторая. Москва, Ленинград 1929 г
Глава VII. Конрад снова начальник генерального штаба
...Оговариваясь, что высказывает «только свои личные взгляды», Мольтке переходит к оценке современной политической ситуации. Указав на то, что ныне, после того как Сербия пошла на уступки, укрепилось мнение, особенно в Германии, о быстром окончании австро-сербского конфликта, Мольтке продолжает: «Вообще ожидали, что предложение России об одновременной демобилизации разрядит политическое напряжение, которое тяжело отражается на общей жизни; в частности, в Германии оно чем дальше, тем сильнее дает себя чувствовать. Это ожидание не оправдало надежд».
«Вы знаете, что война, в которой защищается бытие государства,— продолжает Мольтке, — требует готовности к жертвам и воодушевления народа. Чувство верности союзу с Австрией в Германии сильно и живо и, без сомнения, выявится самым обычным порядком, если целости Австрии будет грозить нападение со стороны России. Но было бы очень тяжело найти действительные лозунги, если ныне последует война с австрийской стороны, для которой в германском народе трудно найти отклик».
Обращаясь к балканскому союзу, Мольтке предвидит его быстрый конец и полагает, что Австрии полезно иметь на своей стороне Болгарию, которая, к тому же, стремится освободиться от русского влияния. Если Сербия будет связана Болгарией, тогда Австрия окажется против одной только России. Огорчает Мольтке румыно-болгарский спор, разрешение которого, при обоюдном согласии этих государств, было бы для Германии и Австро-Венгрии выгодно.
«Вы будете читать, — продолжает начальник германского генерального штаба, — эти рассуждения с удивлением. Им не место в переписке двух чисто военных лиц. Я также не политик, но наши дружеские отношения дают мне смелость высказываться перед Вами с полным доверием частным образом, также и об этих вещах. Политика и война все же находятся во внутреннем взаимодействии. Как уже сказано выше я имею в виду, что европейская война рано или поздно должна быть, и в ее основе в конечном счете лежит борьба между германизмом и славянством. Поэтому хорошо подготовиться к ней — составляет обязанность всех государств, которые являются носителями германской духовной культуры, Но нападение должна исходить от славян. Тот, кто ожидает этой войны, тот должен отчетливо сознавать, что для нее необходимо объединение всех усилий и, прежде всего, полное согласие народа на мировое историческое решение».
Если вспомним примечание Людендорфа к докладу от 12 декабря 1912 года о боязни Мольтке, как бы не зарвалась венская дипломатия, та станет ясно, что начальник германского генерального штаба, «с выражением искреннего уважения и уверениями в товарищеском отношении», «имел честь» поучать своего коллегу в Вене, преподнося ему правила сдержанности и выдержки.
15 Февраля Конрад через военного агента в Берлине отправил ответ своему другу.
Начиная письмо с указания, что им усвоена лойяльная позиция Италии, он отмечал, что в Вену пока что не прибывала итальянская военная миссия для выработки военно-морской конвенции.
Благодаря за выделение сил на помощь Австрии в борьбе с Россией, Конрад не соглашается с точкой зрения Мольтке, что все усилия должны быть направлены на запад, ибо если Россия и балканские государства достигнут территориального и политического успеха, то победа во Франции в значительной мере ослабится. Доказывая затем необходимость выделения достаточных сил для действий против русских армий, начальник австрийского генерального штаба думает, что общие интересы требуют действий против России с начала войны с достаточными силами, дабы обеспечить выигрыш сражения».
Затем начальник австрийского генерального штаба считает нужным высказать «исключительно свои личные взгляды» на общее политическое положение.
«Конечно, — пишет Конрад, — нет ничего труднее и ответственнее, как правительственному учреждению принять решение о «войне» или «мире».
«Опыт, теория и размышления хорошо вкоренили в каждом из нас ясное представление о глубине трагедии войны и изменчивости ее течения и последствий, и никто из нас, без всесторонней оценки обстановки, легкомысленно не пойдет на это решение. Однако, кто занимает ответственное место, тот не имеет права отбросить от себя это решение и должен его принять с полным игнорированием личных интересов».
«Вся трудность для ответственного лица прежде всего лежит в том, что решение «за» войну пли «против» нее может быть чревато очень тяжелыми последствиями, так как отказ от ведения войны в слагающейся благоприятной обстановке поведет к потере преимуществ, которых затем не удастся уже достигнуть».
Обращаясь затем к предположениям Мольтке о грядущей европейской войне, в основе которой лежит борьба германизма со славянством, начальник австро-венгерского генерального штаба считает необходимый прежде всего указать, что если дело до этого дойдет, то едва ли можно рассчитывать на воодушевление в борьбе со своими единоплеменниками тех славян, которые составляют 47% населения Австро-Венгрии. «Ныне еще сильны чувство исторической солидарности и дисциплина в армии, по будет ли это налицо в предусматриваемом случае, — это вопрос. Таким образом, монархия не должна допускать национальной войны, но ей необходимо стремиться к политическому и культурному отделению южных и западных славян от восточных и к освобождению первых от влияния России».
Прежде всего, по мнению Конрада, — нельзя давать увеличиваться и крепнуть Сербии, в которой Россия видит своего главного помощника в разрушении монархии.
...Военный агент писал, что начальник германского генерального штаба с большим интересом прочитал письмо, указав, что в нем он находит поддержку в желательности оттяжки начала мировой войны. Ближайшее будущее, по мнению Мольтке, еще покрыто мраком неизвестности и трудно сказать, удастся ли ликвидировать войну на Балканах без европейской войны. Желательно было бы, несмотря на травлю Франции, избежать ъойны. Англия, связанная с Францией военной конвенцией, будет на стороне последней, хотя нужно указать, что противоречия Англии с Россией и Францией велики. Положение турецкой армии — печальное. Для Австрии было бы выгодно разрешить румыно-болгарский спор к обоюдному согласию. Антагонизм между Сербией и Болгарией был всегда и ныне снова обостряется.
К этому разговору с Мольтке военный агент добавлял данные о настроении самого Вильгельма, который, будучи 30 января у австрийского посла, высказывался в мирных тонах, хотя находил, что если бы Австрия ввязалась в войну, то Германия выступила бы на поддержку. Однако, было бы, по мнению Вильгельма, очень тяжело доказать немецкому народу необходимость войны, так как вопрос о Дураццо ему ничего не говорит. Вильгельм полагал, что доводить дело до войны «ради пары албанских городов» не стоит. Военный агент объяснял такое настроение Вильгельма: 1) желанием его мирно отпраздновать 25-летний юбилей царствования и 2) опасением Англии. По поводу последней морской атташе Австрии беседовал с принцем Генрихом Прусским, который обрисовал положение германского Флота как мало удовлетворительное, так как не закончен углублением для прохода линейных кораблей Кильский канал и для соединения эскадр приходится ходить кругом Дании; кроме того, не закончены укрепления Гельголанда.
Мы более или менее подробно остановились на выяснении настроений Берлина, так как, без сомнения, они делали погоду в Вене. Зная взгляды Конрада на современное политическое положение, можно с уверенностью сказать, что он был неприятно поражен сдержанностью не только берлинской дипломатии, но и генерального штаба. Мольтке неправильно понял Конрада в суждениях об европейской войне. Начальник австрийского генерального штаба, правда, гнал от себя мысль о возможности этой войны сейчас, но не боялся ее прихода, если бы он оказался неотвратимым. Главный же свой расчет Конрад строил на возможной в данное время войне с одними Сербией и Черногорией, ибо Россия, по всей вероятности, воевать бы не рискнула, удерживаемая Францией и Англией.
Что же касается Италии, то она не была страшна, связанная своей авантюрой в Триполи, и в данное время склонялась действительно на сторону тройственного союза.
...Таким образом, воинственные намерения Конрада не находили отклика в министерстве иностранных дел. К ним не было сочувствия и выше.
Мы знаем, что Франц-Иосиф «собственноручно» предлагал Петербургу урегулировать балканские вопросы без применения оружия. На такой позиции стоял и Франц-Фердинанд — единственный человек, на которого возлагал большие надежды Конрад.
Однако, к Конраду начали поступать сведения из первых рук о миролюбивых устремлениях наследника. Начальник военной канцелярии последнего предупреждал начальника генерального штаба, что молодой Габсбург высказывается решительно против войны с Россией, а за счет Сербии не желает поживиться ни лишним сантиметром территории, ни лишней овцой. Конрад горячился, доказывал, что нужно считаться с войной, что он представит письменно свои соображения Францу-Фердинанду, но опасность мирных уклонов наследника была фактом.
26 и 27 Февраля начальник генерального штаба имел доклады у Франца-Фердинанда и мог окончательно убедиться в справедливости полученных им ранее сведений.
«В будущем, — говорил Франц-Фердинанд, — мы должны итти с Россией, и было бы хорошо, если бы и Германия усвоила это. Тогда мы могли бы обратиться против Италии и Сербии, чтобы их разбить, но в то же время не расширять территории за счет Сербии».
На испуганные вопросы Конрада, как же быть с престижем Австрии в Албании, с интересами ее па Балканах и, вообще, с юго-славянским вопросом, Франц-Фердинанд дал ответ, что это следует отложить, пока не будут улучшены внутренние отношения в государстве.
Наследник прочел в выдержках начальнику штаба письмо Вильгельма, в котором говорилось о необходимости избежать ныне войны с Россией, добавив, что он всецело разделяет такие взгляды. Причиной была опасность за прочность династии. Считая сербов «цареубийцами», Франц-Фердинанд допускал возможность их военного наказания, но отнюдь не расширения территории монархии за счет Сербии.
«Войны с Россией необходимо избежать, — говорил Франц-Фердинанд,— ибо на нее толкает Франция и особенно Французские масоны и анархисты, которые желают в свалке разрушить династию в монархии».
Указав на то, что письмо Вильгельма как раз говорит об этом, молодой Габсбург закончил словами: «никакой войны».
Начальник генерального штаба, конечно, тотчас же представил ряд доводов против таких мирных решений, но Франц-Фердинанд настойчиво заявил: «Наш главный противник — Италия, с которой мы должны вести войну и снова отобрать Венецию и Ломбардию».
Последняя инстанция, в которой Конрад надеялся найти поддержку в решении «за» войну, оказалась не на его стороне, и начальник генерального штаба вынужден был отложить свои воинственные замыслы до благоприятного времени.
Что надо успеть за выходные
Выспаться, провести генеральную уборку, посмотреть все новые сериалы и позаниматься спортом. Потом расстроиться, что время прошло зря. Есть альтернатива: сесть за руль и махнуть в путешествие. Как минимум, его вы всегда будете вспоминать с улыбкой. Собрали несколько нестандартных маршрутов.