Короткометражный фильм IRON HEAVENS
ФИЛЬМ! ФИЛЬМ! ФИЛЬМ!
Товарищи! Мы рады, наконец, рассказать вам, что параллельно с работой над печатной книгой, наша команда работает над ещё одним проектом – короткометражным анимационным фильмом во вселенной IRON HEAVENS по одному из рассказов писателя Дениса Килесова. Тизер фильма прикреплен к публикации.
И сейчас нам как никогда необходима ваша финансовая поддержка! Мы принимаем разовые донаты на любые удобные для вас суммы. Цель сбора весьма велика, но именно столько составляет бюджет.
Поддержать проект: https://boosty.to/iron_heavens/single-payment/donation/36811...
Премьера фильма состоится в первых числах июля на фестивале Штормфест на закрытом показе. После премьеры фильм будет доступен для просмотра на наших площадках. Наши подписчики на Бусти, естественно, увидят его гораздо раньше. Проект такого масштаба стал возможен исключительно благодаря их поддержке.
IRON HEAVENS — это фантастическая литературная вселенная в жанрах антиутопия, гримдарк и дизельпанк. Проект создаётся российской командой писателей и художников.
Государства на планете Виридия стоят на пороге глобальной войны. Эпидемия Мора, разорившая планету двести лет назад, последовавшее за ней религиозное помешательство и преступное невежество правителей привели к технологическому регрессу. Люди, когда-то собиравшиеся покорять космос, теперь вновь используют технологии эпохи земных Мировых Войн. Наступил полный упадок человечности, нравственности и морали. Жизнь человека на Виридии стоит меньше патрона, потраченного на него.
Рассказ «Вестник»
В расположении 34-го рейтенбургского пехотного полка, у входа в командирский блиндаж, стоял и курил под моросящим с самого утра дождем ефрейтор Фридхельм Винтер. Он привычно прикрывал папиросу ладонью от зорких глаз вражеских снайперов. Стараясь не слушать, о чем так рьяно спорят командиры за его спиной, он думал о том, что если простоит на улице еще некоторое время, то ни цельтбан, накинутый на плечи, ни шинель, тяжелеющую с каждой минутой, на умирающей буржуйке солдатского блиндажа он уже не высушит. И через пару дней, из-за постоянной влажности, в кителе опять заведутся вши. Или еще кто похуже. Кто знает, что у этих септентрионцев тут водится.
С траншеи слева донеслись звуки какой-то потасовки. Винтер заинтересованно оглянулся, но разобрать сквозь сгрудившихся солдат хоть что-то было решительно невозможно. По крайней мере, с высоты его роста. Но залезать на ящик он побоялся: за шесть лет войны он насмотрелся на дурачков, что по неопытности высовывали головы из окопа и тут же получали подарки от септентрионских снайперов. Так что, повинуясь опыту, он остался на месте, но, на всякий случай, бросил цыгарку в раскиселевшую грязь под ногами. Когда что-то происходит неподалеку от командирского блиндажа, следует быть начеку.
– Срочная депеша оберст-лейтенанту Шахтмейеру! Пропустите! – какой-то солдат, растолкав окруживших его бойцов, вырвался и бросился бежать прямо на Винтера. В кулаке он сжимал белый конверт.
Винтер, встрепенувшись, схватил прислоненную к стене траншеи винтовку, положил ее на плечо и решительно перегородил путь в офицерский блиндаж, вытянув перед собой руку ладонью вперед.
– Совещание! – рявкнул ефрейтор подскочившему солдату, чтобы осадить его прежде, чем тот начнет говорить. – Велено никого не впускать.
– У меня срочная депеша из ставки командования! – затараторил солдат, тыча в лицо ефрейтора конвертом. – Командующий армией приказывает сложить оружие! Сегодня утром в городе Кровлополь подписали мирный договор. Война окончена! Мир!
Винтер всмотрелся в конверт. Он был прошит красной строчкой, в правом нижнем углу был отпечатан змей, поражаемый молнией – государственный герб Черры. По всему выходило, что солдат и впрямь принес запечатанный приказ, вскрыть который дозволялось только командиру полка. Если это было правдой, и война действительно закончилась... Ефрейтор обернулся на солдат, сквозь которых только что прорвался посыльный. Одни меланхолично курили, сидя на оружейных ящиках, другие же просто замерли посреди траншеи. И все они смотрели только на него.
– Стой здесь, рядовой. Я доложу о тебе оберст-лейтенанту.
Винтер крутанулся на месте, рывком оправил плащ-палатку, натянул поглубже каску, перехватил винтовку и, после троекратного уставного стука, зашел в блиндаж.
– Господин оберст-лейтенант, прибыл посыльный из ставки командования со срочной депешей! По его словам...
– Война окончена! – нетерпеливо выпалил солдат, который, как оказалось, зашел вслед за ефрейтором и стоял за его спиной. – Сегодня утром подписали мирный договор! – он протянул хмурому Шахтмейеру конверт.
Офицер стянул перчатки и, недовольно зыркнув на посыльного, дернул за красную нить. Следующие полминуты его глаза быстро скакали по отпечатанным на машинке строчкам. Дочитав до конца, он медленно поднял голову и невидящим взором уставился куда-то мимо стоящих перед ним солдат. Руки его опустились. Ладонь с зажатым в ней приказом сжалась в кулак, комкая бумагу. Оберст-лейтенант тяжело задышал.
– Майор Кессель...
– Да, господин оберст-лейтенант! – подскочивший командир роты вытянулся в струнку.
– Прикажите своей роте сложить оружие и установить флагшток с поднятым белым полотнищем на самой высокой точке ваших позиций, – голос офицера дрогнул и сорвался на хрип. – Повинуясь соглашениям с нашим сюзереном, Объединенной Империей, мы принимаем подписанный Императором Альбертом Стоуном мирный договор и обязуемся немедленно прекратить боевые действия в отношении Септентрии...
– Но, господин оберст-лейтенант, мы ведь уже почти...
– Выполнять, – упавшим голосом отрезал Шахтмейер. – Это приказ командующего армией.
Плохо скрывая недовольство, майор вышел из блиндажа, прихватив с собой посыльного. Оберст-лейтенант Шахтмейер и ефрейтор Винтер остались наедине.
Словно не замечая ничего вокруг, офицер рассеянно обернулся и схватился за телефон. Пока он поднимал трубку, все бормотал себе под нос что-то про решающий удар и только доставленное до фронта оружие победы.
– Говорит оберст-лейтенант Шахтмейер, соедините меня с командующим 57-м артиллерийским полком господином оберстом Финкенштайном... Да, прямо сейчас!.. Я подожду... Как, связи нет?!.. Вас понял.
Офицер положил трубку, и некоторое время постоял с рукой на аппарате, будто раздумывая, с кем еще он может связаться. Очевидно, не решив ничего конкретного, он обернулся и только сейчас, кажется, заметил все это время стоявшего в помещении Винтера.
– О, ефрейтор, хорошо, что ты здесь! Времени мало, а ситуация срочная, так что слушай внимательно. Связь с 57-м артполком прервана. Видимо, обрыв провода. Последние несколько месяцев мы с господином оберстом Финкенштайном прорабатывали план по решающему удару по позициям противника, для чего запросили законсервированное с эпохи Азурского царства оружие из самого Герштена. И вчера ночью оно было доставлено. Это артиллерийские снаряды с атомными боеголовками. Начало операции было назначено на сегодня. И, судя по всему, – Шахтмейер глянул на наручные часы, – через полчаса на сложивших оружие септентрионцев обрушится атомный шторм. Бои продолжатся, мирный договор разорвут, а меня и Финкенштайна отправят в лагеря за проявленную самодеятельность. Чтобы этого не произошло, нужно, во что бы то ни стало, доставить приказ о прекращении огня до начала артподготовки.
Винтер от растерянности даже не знал, что сказать. Разом на него обрушились и окончание самой кровопролитной войны в истории, и несправедливость навязанного его родной Черре мира, и готовящаяся катастрофа. Решив переварить всю полученную информацию позже, когда не будет стоять по стойке «смирно» перед командиром, ефрейтор задал самый правильный вопрос:
– Когда и в какую сторону мне выдвигаться, господин оберст-лейтенант?..
***
Перепаханное снарядами поле норовило затянуть бегущего солдата в глубокие воронки, зацепить разметанными обрывками колючей проволоки и повалить на землю скользкой после долгого дождя глиной. Пытаясь дышать в такт шагам, Винтер бежал, перепрыгивая через старые окопы и туши лошадей, которые никто не потрудился захоронить. На подкованные сапоги налипала бурая грязь, делающая каждый шаг тяжелее предыдущего. Каска съезжала по мокрым от пота волосам на лоб, закрывая обзор. Насквозь промокшая шинель, грязная после нескольких падений, сковывала движения. Но снимать ее было нельзя – лежащий в нагрудном кармане кителя приказ тут же промокнет.
«Хорошо, что хотя бы снял снаряжение», – мельком подумал ефрейтор и припустил еще быстрее. Время торопило. Первый залп должны были произвести уже совсем скоро. Минутная стрелка нависла над шатким миром, подобно отточенному лезвию гильотины. Лишь один человек сейчас мог помешать палачу дернуть за рычаг. И этот человек бежал, что есть сил, обгоняя само время.
***
Заметив двоих часовых в траншее, Винтер заблаговременно вытянул вперед руку с конвертом, не сбавляя темп.
– Депеша! Приказ оберсту Финкенштайну! – натужно выкрикнул ефрейтор, пролетая мимо часовых и спрыгивая в окоп. Никто даже не попытался перегородить ему дорогу.
Окруженная земляным гребнем артиллерийская батарея готовилась к залпу. Тут и там сновали с тележками заряжающие. К снарядам необычных размеров пристраивали дополнительные заряды для большей дальности полета . Наводчики сверялись с заданными координатами и прицельной сеткой. Между орудиями царила суета, непонятная простому пехотинцу. В воздухе висело напряжение, которое почувствовалось физически. Такое гнетущее чувство бывает только перед самым боем. Тогда, когда все уже положили руку на приставную лестницу в траншее перед атакой, и лишь свисток командира отделяет солдат от пиршества смерти. Этот момент еще называют «солдатской минутой». За эту минуту проговариваются самые искренние молитвы. За эту минуту медальоны с фотографиями жен и детей убираются в самые глубокие внутренние карманы. Эта минута навсегда делит жизнь на бесконечное понятное «до» и скоропостижное неизвестное «после».
– Финкенштайн! Где мне найти чертового Финкенштайна!? – закричал Винтер, схватив проходящего мимо рядового.
– Вон там, в блиндаже, – ошарашенно залепетал солдат и кивнул куда-то вправо.
Он хотел крикнуть вслед ефрейтору, чтобы тот не распускал руки, но того уже и след простыл. На скорости врубившись в толпу, он моментально скрылся из виду.
– Господин оберст! Господин оберст, депеша от оберст-лейтенанта Шахтмейера! Командующий армией приказал сложить оружие, подписан мирный договор! – Винтер ввалился в командирский блиндаж, опрокинув хилого часового. Не дожидаясь уставного разрешения, он протянул оберсту белый конверт.
– Вижу, Шахтмейер струсил в последний момент, – усмехнулся оберст и обратился к запоздало забежавшему часовому. – Оставьте нас, рядовой!
Офицер открыл карманные часы и с удовлетворением покачал головой.
– Быстро же вы добежали, ефрейтор! От вашего полка до наших позиций порядка трех миль по прямой. Но не стоило так торопиться, солдат, – он взял протянутый ему конверт, медленно смял его и аккуратно поднес к пламени керосиновой лампы. Влажная бумага загорелась неохотно.
– Я узнал об этом приказе еще утром, по своим каналам. Спустя час после заключения мирного договора. И тогда же оборвал связь с остальными полками, чтобы непосредственное нарушение приказа состоялось как можно позже. Ведь этот вшивый договор не значит, что я, как овца, лягу на землю и задеру лапы к небу! О нет, напротив! – Финкенштайн продолжал любоваться сгорающим конвертом, заложив одну руку за спину. – Я исполню долг, как и поклялся, когда пришел на службу. Вы помните, в чем вы поклялись, надевая форму, ефрейтор?
– Никогда не забывать, господин оберст...
– Именно! Никогда не забывать. Ни при каких обстоятельствах не забывать, что Черра стала выжженной радиоактивной пустыней после бомбардировок авиацией Септентрии. Не забывать, что мы живем под землей и питаемся, черт пойми чем, пока они тут упиваются изобилием! Не забывать, как наши отцы и деды, в ответ на свое волеизъявление, увидели лишь огонь и смерть! Не забывать, что если только представится возможность восстановить справедливость, нужно воспользоваться моментом! Я помню свою клятву. И награжу септентрионцев точно такими же подарками, которыми они одарили нас перед признанием независимости Черры. Мне казалось, что Шахтмейер думает так же. Видимо, я ошибся.
– Но ведь все, война окончена! Командующий...
– А мне плевать на командующего! – закричал оберст. – Он не сидел в окопах! Он не видел, как мы медленно, но верно, шесть лет подряд, заставляем платить септентрионцев по счетам их поганой кровью. Он не знает, что значит остановить занесенный в праведном гневе молот черрийского оружия. В моих орудиях не просто снаряды. В них возмездие, которое обязано свершиться. И мне нет дела до трусливого Стоуна, который ставит свои каракули на позорных бумажках! Я доведу все это до конца, хотят они того или нет. Мы шли к этому слишком долго, чтобы подчиняться бредовым приказам. Заклятые враги не становятся для солдат друзьями только лишь по щелчку пальцев политиков. Септентрия познает на себе все то, что сотворила с нашей Родиной!
– Господин оберст! Но ведь... Война продолжится, и еще тысячи погибнут!
Офицер посмотрел на карманные часы и стремительно пошел на выход. Перед дверью наружу он остановился и обернулся.
– Погибнет гораздо больше, ефрейтор. Но так тому и быть.
Завидев выходящего из блиндажа оберста, командиры расчетов синхронно взревели: «Орудие-е-е!»
Командующий 57-м артиллерийским полком оберст Финкенштайн поднял руку для отдания приказа. На секунду над артиллерийской батареей воцарилась гробовая тишина. Железные Небеса, нависшие над Виридией, приготовились принять очередную порцию душ этого нескончаемого и бессмысленного жертвоприношения. Большая Континентальная война, едва прекратившаяся, вновь разгоралась с новой силой, словно пламя затухающего костра, в которой плеснули керосин.
И тут, в абсолютной тишине, как гром среди ясного неба, вдруг раздался выстрел.
Удивленный оберст посмотрел на грудь, по которой расползалось бурое пятно, и грузно повалился на землю. За его спиной, с расширенными от ужаса глазами, стоял ефрейтор Фридхельм Винтер с еще дымящимся пистолетом в руках.
***
В столице Септентрионской Империи, в городе Турримонт, на главной площади, прямо перед большим каменным фонтаном, спустя год воздвигли памятник неизвестному черрийскому ефрейтору, который, по рассказам очевидцев, в одиночку остановил атомную бомбардировку мирного города Септентрии. Его поступок спас миллионы жизней среди гражданского населения и поставил окончательную точку в величайшей и самой кровопролитной войне в истории Виридии. Имя и фамилия ефрейтора так и остались неизвестными мировой общественности – жизненный путь героя потерялся где-то среди исправительных лагерей Черры, куда его сослал военный трибунал. Поэтому на памятник нанесли надпись:
«Вечная память неизвестному Вестнику мира. Он нес с собой мир и дрался за него до конца».
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Кратко о Черре
Эх, Черра… Не хотел бы я туда попасть и не думаю, что после моего рассказа желание очутиться там возникнет и у вас. Это страна, в которой уже долгие десятилетия царит военное положение, страна, практически не заботящаяся о собственном населении, а тратящая почти все ресурсы на укрепление армии и обороны. Хочу немного прояснить для вас устройство этого славного места. Но начнем мы с самых общих вещей – географического положения и климата.
Как вы, наверное, знаете Черра расположилась на западе от северной части Кирга, имеет морские границы с Септентрионской империей и Верландией. Места эти издавна славились своим суровым климатом. Могу сказать, что условия там, конечно, не такие жесткие как в самых отдаленных уголках Септентрии, но зимой без теплой одежды на улицу лучше не выходить. Средняя температура января на Черре колеблется (в зависимости от части материка) от -10 до -30. Лето же короткое и дождливое, показатели термометров в июле редко показывают выше +21. Большую часть Черры покрывают хвойные или лиственные леса. Рельеф преимущественно равнинный или холмистый, хотя на севере протягивается цепь гор. Земля недостаточно плодородна, а потому издавна люди в этих местах занимались в основном не земледелием, а животноводством. Обеспеченность различными полезными ископаемыми достаточна – на севере, например, активно происходит добыча различных руд, а на западе – нефти.
Населяют эти дивные края, как вы могли догадаться, коренные черрийцы. Их около 250 миллионов. Общаются они между собой на языке под названием – Cherrisch. Сейчас привычного нам флага и герба у этого народа нет, есть только странный символ, изображающий молнию, которая поражает огромную змею. Несложно догадаться, что под ползучим гадом тут подразумевается давний черрийский обидчик – Септентрионская империя.
Напомню вам, что много лет назад Черра являлась очень непокорной колонией Септентрии. Постоянные масштабные восстания и мятежи здесь являлись обычным делом, всю страну оплетали сети подпольных ячеек сопротивления. Метрополии приходилось регулярно проводить масштабные акции устрашения, которые, впрочем, мало помогали. Все усугубил Мор, озлобивший обе стороны. Надо сказать, что процесс уничтожения технологий старого мира шел на Черре особенно тяжело. Церковники почти не справлялись, часто привлекали регулярную армию. Получалось так, что расходы на колонию постепенно начали превышать доходы, получаемые от нее. В конце концов, через несколько лет после штурма церковных земель, на Черре, во время публичного выступления, был убит близкий друг тогдашнего императора Септентрии. Это стало последней каплей. По-видимому, в голове у императора от горя что-то переклинило, а потому он приказал любыми силами найти остатки ядерного и химического арсенала империи и испытать его на Черре, после чего «даровать» колонии «свободу». Слово правителя – закон. В итоге целый материк на много лет превратился в безжизненную пустошь с остатками разрушенных городов… Теперь, наверное, становится понятно, почему воспрявшие черрийцы так ненавидят бывшую метрополию. Вы можете сказать, что прошло уже много лет, сменилось несколько поколений, которые должны были позабыть тот страшный ядерный шторм… Но подождите, не бегите вперед паровоза.
Вскоре после бомбардировки на Черре начались темные времена гражданской войны. Выжившие под предводительством бывших революционеров или обычных проходимцев со своими целями основывали микрогосударства, грызущиеся друг с другом. Обезображенные радиацией люди, сражающиеся на городских развалинах, в отравленных лесах и полях… Через некоторое время стало понятно, что основная сила на Черре – радикально настроенные милитаристы, полные злобы и идей отмщения Септентрионской империи. Постепенно территории материка подчинялись им, население с охотой шло за теми, кто призывал не уничтожать друг друга, а направлять ярость на бывшую метрополию. Кроме того, милитаристы смогли наладить связи с ОИКВ, поэтому у них было лучшее вооружение и технологии. Когда Черра была полностью подчинена радикалам, они принялись наводить свои порядки. Прежде всего было объявлено военное положение по всей стране, которое стало, по всей видимости, вечным. Управлять государством надлежало так называемому Верховному Военному Совету, состоящему из 11 человек. На свои должности они назначались пожизненно, после смерти какого-либо из членов остальные проводили выборы нового. Совет руководил как армией, так и гражданской жизнью черрийского общества.
Для защиты власти и нового режима были созданы отряды карателей, состоящие из бойцов с промытыми пропагандой мозгами. Карателям надлежало выполнять функции полицейских и судей одновременно – смертные приговоры они приводили в исполнение прямо на месте. Территория страны была поделена на милитаризованные зоны. Ими управляли военные командиры, подчиняющиеся Совету. Основная риторика последнего была такова – следует держать курс на создание собственной непобедимой армии, которая смогла бы отомстить давнему обидчику. Так что на это были брошены все имеющиеся силы. На Черре началась огромная стройка – возводились линии береговой обороны и многочисленные оружейные заводы. Разрушенные города намеренно практически не восстанавливались, на их остатках создавались деревянные или в лучшем случае каменные бараки. Новые поселения представляли собой жалкое зрелище – это были буквально группы землянок в чистом поле, находящиеся около предприятий. Разумеется, были и недовольные таким существованием, однако новая власть не прислушивалась к ним, а нещадно уничтожала. Лучшие условия жизни ждали людей в армии, снабжать которую помогала ОИКВ. Каждый гражданин Черры должен был отслужить 5 лет, многие же оставались в вооруженных силах навсегда по собственному желанию. На фоне этого сформировалась своеобразная элитная «каста», состоящая из офицеров.
Дети командиров еще до рождения записывались своими родителями в военные училища, можно сказать, что офицерские звания передавались из поколения в поколение. Деньги как таковые были отменены – вместо них вводилась система талонов. Только государство могло решать, что именно и в каком количестве необходимо его гражданам. Обмениваться талонами официально было строго воспрещено, хотя, разумеется, на этот запрет мало кто смотрел. Процветал бартер.
Но вот пролетели годы, пришло новое поколение, которое уже не застало ядерную бомбардировку и плохо представляло, что это за Септентрия такая и почему ее надо ненавидеть. По всей стране прокатилась волна забастовок и мятежей – казалось, что скоро режим рухнет. И тогда Военный Совет пошел на отчаянный шаг – подписал тайный приказ №17. Согласно ему, всему населению Черры сообщалось, что Септентрия подло напала на их Отечество, желая снова подчинить его себе. Наверное, вы уже поняли, о чем шла речь – создавалась искусственная видимость войны. Было тайно построено несколько эскадрилий аэропланов, перекрашенных в цвета Септентрии, при помощи которых предполагалось проводить бомбежки собственных населенных пунктов, выдавая это за атаки со стороны противника. Показательно казнили «военнопленных» и «дезертиров». Массовая пропаганда, которая всегда являлась обычным делом, усилилась многократно, дети буквально росли с оружием в руках.
Сейчас Черра является полностью милитаризованным государством, которое активно строит мощный воздушный флот после неудачи в Большой континентальной войне. Фактически, во главе Военного Совета стоит его одиннадцатый член – бывший гауптман по имени Клоудд Ротшиль. Он настроен крайне радикально и полностью уверен, что сможет поквитаться с Септентрией. Ротшилю подчинен его личный корпус, этого человека обожают в армии и вполне возможно, что через некоторое время он попытается установить единоличную диктатуру на Черре.
Кратко об Объединенной Империи (ОИКВ)
Добро пожаловать в Империю! Это некогда великое государство сейчас, пожалуй, доживает свои последние дни. В его администрации царит полный разлад: чиновники используют власть для сугубо личных целей, а те, кто пытается что-то исправить, быстро оказываются перемолоты бюрократической машиной. Население по большей части живет в нищете, многочисленные города и деревни загнивают без государственной поддержки. Во главе этого тонущего корабля стоит безумный император, запутавшийся в самом себе. Ближайшее окружение использует его как вздумается. Давайте же я расскажу вам немного подробнее об этом месте под названием ОИКВ. Начнем мы, как полагается, с самых общих моментов.
Территория Империи огромна, так что страна находится сразу в нескольких климатических зонах. На самом юге расположились раскаленные пустыни, богатые нефтью. К северу от них лежат засушливые степи, постепенно переходящие в леса. Чем дальше, тем холоднее климат – сказывается влияние ледяной пустоши, находящейся на границе с Септентрионской империей. Нет, про саму пустошь я расскажу попозже… Итак. Недра ОИКВ наполнены различными полезными ископаемыми, только вот министерство ресурсов совершенно не способно рационально использовать эти богатства. Рельеф выражен всеми возможными формами, например, на северо-западе вы можете увидеть гигантскую горную цепь, протянувшуюся на многие десятки километров.
Изначально ОИКВ являлась частью Лллурингской империи, но после династического кризиса и раскола превратилась в самостоятельное Азурское царство. Тогда оно еще не занимало всю южную часть Кирга, а соседствовало со многими другими небольшими государствами, которые населяли различные народы. У новообразованной страны были большие планы: она принялась захватывать соседей и расширять свои владения. Мощная армия – наследие, оставшееся от Ллурингии, позволяла без особых проблем делать это. Конечно, были и сложности, к примеру, активно создавало помехи королевство Нортконваллия, претендуя на земли самого Азурского царства. Также у будущей ОИКВ была одна мрачная черта – государство терпеть не могло другие национальности, которые в чем-либо отличались от азуретян. Граждане Азурского царства именовались «чистыми», остальные же народы под эту категорию не попадали. На захваченных территориях часто устраивался геноцид, выживших насильно заставляли учить язык оккупантов – южгов (южный говор). Некоторые не смогли смириться с подобной жестокой политикой и бежали на соседний материк – Верландию. Но это уже совсем другая историю. К чему я это все говорю? Вы должны понимать, что сейчас большая часть гигантского населения ОИКВ (которого, на минуточку, 750 миллионов) представляет собой однородную массу, состоящую из потомков коренных жителей Азурского царства или покоренных народов. Относительную независимость смогли сохранить разве что кочевые монголы, проживающие на самом юге в пустынях… Но мы снова уходим в сторону.
Как же ОИКВ стало ОИКВ? Мор, опять Мор… Куда нам без Мора? После завершения страшной эпидемии к тому времени уже огромное Азурское царство начало стремительно слабеть и буквально разваливаться, ведь, например, из-за запрета религии власть утратила свою сакральность. Народ бунтовал, куски державы откалывались, появлялись независимые варлорды со своими территориями. Могу сказать, что центральная администрация ослабела настолько, что Азурское царство было вынуждено покинуть собственную колонию – Верландию. Выходит – надо возвращать все назад. Да уж… Это была та еще задача. Представьте армию, лишенную практически всех технологий, напоминающую скорее свору оборванцев, нежели солдат. Дело шло, но, конечно, медленно. В конце концов Азурскому царству вновь был подчинен почти весь юг Кирга за исключением самых дальних территорий. Одичавшие монголы так просто даваться не желали. И до сих пор не желают, надо сказать. Тем не менее, когда земли были объединены, царь Азуры вновь почувствовал силу и объявил заново собранное государство империей. Так появилась аббревиатура ОИКВ. К настоящему времени мы практически позабыли как именно она расшифровывалась. Самая распространенная теория – Объединенная Империя Континентов Виридии. Мол, император не хотел останавливаться на достигнутом и желал получить власть над всем миром, что и отразил в названии. Но, повторюсь, это лишь предположения недалеких людей вроде меня.
Как же ОИКВ докатилась до того, что именно она имеет на данный момент? Еще с момента образования Азурского царства копился целый букет заболеваний, которые постепенно развивались. Численность населения была огромна, всеми этими людьми надо было как-то управлять. Медленно образовывался гигантский и неповоротливый бюрократический аппарат. Его громоздкость позволяла чиновникам на нижнем и среднем уровне творить практически все что им заблагорассудится, находя различные лазейки без страха наказания. Особый беспредел происходил и происходит сейчас в самых отдаленных регионах. Для того, чтобы все это удерживать, нужен был сильный правитель, а такие бывали редкостью. Слабый император отпускал все на волю случая, чем пользовалось его окружение, и держава начинала стремительно хиреть. Подобные проблемы касались и армии. Аппарат этой гигантской организации был усложнен донельзя, из-за чего часто командующими там становились некомпетентные люди.
Но давайте поговорим немного о хорошем и перенесемся ближе к настоящему. Отец нынешнего императора – Густав Стоун был по настоящему великой личностью с большими планами. Он любил свой народ и видел, как эти люди страдают. Всеми силами этот правитель стремился улучшить положение поданных и проводил многочисленные реформы. Свою программу повышения качества жизни людей Густав именовал НОПом – Народно-Ориентированной Политикой.
Появлялись государственные органы для поддержки населения: обычный человек теперь мог не умирать с голоду, покупая продукты у частников за баснословные деньги, а получить на месте работы специальные талоны и пойти за горячим питанием в государственную столовую. Если ты был лишен крова над головой, то тебе на условно бесплатной основе выделялся жилой блок – особое жилье нового образца. Крепостное право отменялось, теперь крестьяне работали на государство и государство их достойно благодарило за труд. Права знати серьезно ограничивались, некоторое их имущество конфисковывалось в пользу народа. Так появились коммунальные квартиры, расположенные в особняках и дворцах дворян. Учреждался полноценный аналог парламента, отныне там функционировало две дополнительные палаты – Народный Совет Империи для представителей из рядов обычных граждан и Палата Общественных Организаций, в которую входили, например, профсоюзы. Таким образом, император заручился крепкой поддержкой среди средних и нижних слоев населения, но потерял всякое уважение у знатных людей. Разумеется, не все из задуманного в рамках НОП получилось полноценно реализовать, некоторые нововведения так и остались только на бумаге. Все-таки Густав не был всемогущим. И бессмертным, кстати говоря, он тоже не был. За всеми действиями отца с неудовольствием наблюдал царевич Альберт Стоун – радикально настроенный молодой человек. Он полагал, что реформы убивают ОИКВ, подрывают самые основы самодержавия. И, разумеется, царевич желал власти. А отец все никак не хотел умирать… Но ведь его смерть можно легко ускорить.
Альберт заручился поддержкой ближайшего окружения Густава. Его главными помощниками стали три человека – командующий императорской гвардии Николай Кулаков, министр экономики – Тимофей Сегунов и один из заседающих в Палате Губерний – Святослав Кучорин. Всем им были обещаны ключевые должности в «ОИКВ светлого будущего». Также за Альберта горой стояли дворяне, лишившиеся привилегий и крестьян. В своем тесном кружке заговорщики обсуждали способы, которыми можно было «отстранить» Густава от власти. Порешили на том, что сын должен застрелить своего отца. На одном из ужинов Альберт Стоун и попытался это сделать. К сожалению, его револьвер заклинил, поэтому будущий император схватил со стола вилку, после чего пять раз вонзил ее в шею Густав. Отцеубийца тут же перепугался до смерти, но сделанного не вернешь… Вся власть теперь оказалась в его руках.
Тут стоит немного поговорить о личности самого Альберта Стоуна. Это был впечатлительный человек, в котором одновременно сочетались сила и слабость. Да, он долгое время хладнокровно вынашивал в голове план убийства Густава, но в последний момент струсил, а после – раскаялся. Да, он уничтожил того, чью политику ненавидел всей душой, но одновременно с этим был уничтожен и его отец. Тот, что растил Альберта, тот, что бесконечно любил своего сына и желал для него только блага. Через несколько месяцев после удачного покушения у Стоуна начались внезапные приступы страха, которые позже, спустя пару лет, перешли в сумасшествие. Императору кажется, что тень отца постоянно преследует его, желая отомстить за себя и опозоренный род. Преследует повсюду, во снах и наяву, во дворцах и в парках. Крики ужаса часто раздаются из тронного зала. Несколько раз Альберт даже пытался свести счеты с жизнью, но он слишком слаб для этого. Единственное, что держит Стоуна на плаву – слепая уверенность в то, что народ любит его. Как это далеко от правды. Окажись император на улицах без охраны, люди бы разорвали его голыми руками. Чиновники же исправно приносят в кабинет правителя бумаги, в которых написанное полностью не соответствует реальности, говорят слова лести, в которых все до последнего является ложью. Находясь на заседаниях, Стоун делает вид, что слушает и важно кивает головой, а в душе страшится того, что через несколько часов ляжет спать и снова увидит отца…
А что же случилось с теми, кто помогал Альберту в организации заговора? Министр экономики стал Верховным министром и сейчас он следит за тем, чтобы император лишний раз не спрашивал о том, чем реально занимается исполнительная власть. Начальник гвардии каким-то образом напялил на себя мантию Главного Судьи и сейчас его задача – организация показательных процессов специально для императора. А тот самый заседатель из Палаты Губерний внезапно преобразился в председателя парламента – он выбивает из Альберта подписи для всех, даже самых живодерских законов. Этих троих Стоун считает своими ближайшими друзьями и соратниками, а они смотрят на него как на марионетку.
Самое забавное, что до сих пор некоторые из реформ Густава так и не были отменены. Внезапно выяснилось, что заставлять крестьян работать на государство весьма выгодно. Про систему талонов будто бы забыли, и она продолжает свою работу, правда вкривь и вкось. Районы жилых блоков превратились в трущобы и гетто, медленно гниющие клоаки.
Некоторые заброшенные дворцы продолжают служить гигантскими коммуналками, за которыми никто не смотрит. Процветает организованная преступность, кошмарящая население и ведущая сотрудничество с полицией. Сами «правоохранительные органы» превратились в головорезов, которые выполняют грязную работу для знати за империалы.
Разумеется, народ видит все это и негодует. Часто в городах Империи проходят масштабные протесты, жестоко подавляемые полицией и гвардией. Ах, да… Гвардия… Самое страшное слово для любого имперца. Цепные псы режима, которые в мирное время выполняют самые различные функции. Например, вытравливают целые деревни газом, ища там скрывающихся революционеров. Или организуют облавы на заброшенные заводы, где могут проводить собрания ячейки сопротивления. Номинально гвардия подчиняется самому императору, а потому получает лучшее снабжение…
Рассказ «Талон на жизнь»
«Здравствуй, папа! Я знаю, что скорее всего ты порвешь это письмо, чтобы не нарушать закон, но все равно надеюсь, что вы с мамой прочитаете его. Я пропал, потому что бежал вопреки вашим наказам. И уже успел добраться до Турримонта. Не буду описывать, сколько недель я провел в трюме грузовой баржи, прячась между ящиками и каждый день трясясь от страха перед возможным нападением Левиафанов. Главное, что я жив и практически здоров! Первое и главное, что я хотел сказать – мои догадки полностью подтвердились, никакой войны между нашей Черрой и Септентрией нет. Здесь все спокойно, люди гуляют по улицам, обедают в уличных ресторанчиках, ходят на концерты камерных оркестров и... просто живут.
В Турримонте никто не пользуется талонами на еду и одежду, как у нас. Они расплачиваются деньгами, прямо как когда-то давным-давно на Черре. Помнишь, как ты мне рассказывал о тех временах? Я теперь часто вспоминаю эти моменты. Они сильно помогают, ведь я здесь совсем один. Но это ничего – ведь жить здесь гораздо привольнее, чем ты думаешь.
Конечно, поначалу тут все кажется другим, но вы с мамой привыкнете, я обещаю. Здесь хотя бы человеческая жизнь не стоит меньше талона на еду!
Молю тебя, приезжай! Бери маму и бегите с Черры на первом же грузовом корабле. Ты не представляешь, как велика Виридия, стоит вырваться с нашей унылой Родины!
Я буду ходить к почтальону каждый день, чтобы не пропустить твоего ответа.
Люблю.
– Твой сын.»
– Ублюдок! – взревел мужчина со связанными за спиной руками. – Предатель!
Опустившиеся ему на плечи руки грубо поставили мужчину на колени.
– Не сын он мне больше! Ненавижу! Разорву!
В окно барака глядел любопытный почтальон, который ранее вскрыл письмо и донес о нем, как того требовал гражданский долг.
– Я десять лет в артиллерийском корпусе служил! Этот сопляк для меня никто! – голос мужчины сорвался на хрип. – И его я в кадетское отправлял. Ну идиот он неисправимый, что тут сделаешь?!?
Рядом на полу выла женщина. Лицо ее распухло от слез. Грязным передником она размазывала влагу по щекам, не переставая протяжно скулить. На рыдания у нее уже не осталось сил.
– Послушай, начальник, может договоримся, а? Я себе чуть талончиков припас, экономил. Думал, мало ли, детям в приют отдам. Но раз такое дело... Я ж поделюсь... Ну вы ж не звери, а?!? НЕ ЗВЕРИ ЖЕ, МУЖИКИ?!?
Мужчину развернули лицом к стене. Запрокинули голову.
– За дискредитацию действий Совета Черры, подрывную деятельность, направленную дезинформацию и связь с вражеским государством вы приговариваетесь к расстрелу. Приговор вступает в силу немедленно.
– Я ведь служил... – всхлипнул мужчина. – Всегда только... – голос его дрожал. – Ну я ж такой же как вы... Не звери ведь...
Холодно лязгнул затвор.
Завизжала и бросилась вперед женщина. Ее тут же перехватил один из жандармов.
– Да здравствует Черра! – взревел обезумевший мужчина. – Славься Клоудд Ротш...
Выстрел.
Кровавая каша на обоях.
Обмякшее тело подхватил второй жандарм и тут же начал упаковывать его в мешок.
Офицер-каратель аккуратно сложил зачитанное только что личное письмо и положил в нагрудный карман, чтобы прикрепить его к сегодняшнему рапорту. Сунув пистолет назад в кобуру, он поднял гильзу, повертел ее в пальцах и отправил вслед за письмом. Затем из внутреннего кармана он достал типовой бланк и перьевую ручку. Аккуратно, стараясь не наследить, он подошел к столу, чиркнул в ручкой в нужных местах, поставил подпись и, удовлетворенный проделанной работой, повернулся к женщине, которую жандарм уже усадил на табурет.
– Вам нужно будет явиться в районную Канцелярию до 15 числа текущего месяца, оформить надлежащие бумаги и уплатить один пищевой талон в счет потраченного боеприпаса. Прошу прощения за беспорядок и желаю приятного вечера!
Скрипнула и закрылась дверь за тремя служителями порядка. Любопытный почтальон, наконец, оторвался от окна и поспешил по своим делам. Женщина отрешенно посмотрела на листок бумаги, который ей всучил офицер. В самом его низу была графа "Стоимость". И вручную вписанное число "1 тал."
– Не меньше талона, сынок, а ровно один. Один талончик на жизнь... – сказала вдруг женщина.
Ее передернуло, и она истерически захохотала.
#IH_story #iron_heavens #железные_небеса
Рассказ «Талон на жизнь»
«Здравствуй, папа! Я знаю, что скорее всего ты порвешь это письмо, чтобы не нарушать закон, но все равно надеюсь, что вы с мамой прочитаете его. Я пропал, потому что бежал вопреки вашим наказам. И уже успел добраться до Турримонта. Не буду описывать, сколько недель я провел в трюме грузовой баржи, прячась между ящиками и каждый день трясясь от страха перед возможным нападением Левиафанов. Главное, что я жив и практически здоров! Первое и главное, что я хотел сказать – мои догадки полностью подтвердились, никакой войны между нашей Черрой и Септентрией нет. Здесь все спокойно, люди гуляют по улицам, обедают в уличных ресторанчиках, ходят на концерты камерных оркестров и... просто живут.
В Турримонте никто не пользуется талонами на еду и одежду, как у нас. Они расплачиваются деньгами, прямо как когда-то давным-давно на Черре. Помнишь, как ты мне рассказывал о тех временах? Я теперь часто вспоминаю эти моменты. Они сильно помогают, ведь я здесь совсем один. Но это ничего – ведь жить здесь гораздо привольнее, чем ты думаешь.
Конечно, поначалу тут все кажется другим, но вы с мамой привыкнете, я обещаю. Здесь хотя бы человеческая жизнь не стоит меньше талона на еду!
Молю тебя, приезжай! Бери маму и бегите с Черры на первом же грузовом корабле. Ты не представляешь, как велика Виридия, стоит вырваться с нашей унылой Родины!
Я буду ходить к почтальону каждый день, чтобы не пропустить твоего ответа.
Люблю.
– Твой сын.»
– Ублюдок! – взревел мужчина со связанными за спиной руками. – Предатель!
Опустившиеся ему на плечи руки грубо поставили мужчину на колени.
– Не сын он мне больше! Ненавижу! Разорву!
В окно барака глядел любопытный почтальон, который ранее вскрыл письмо и донес о нем, как того требовал гражданский долг.
– Я десять лет в артиллерийском корпусе служил! Этот сопляк для меня никто! – голос мужчины сорвался на хрип. – И его я в кадетское отправлял. Ну идиот он неисправимый, что тут сделаешь?!?
Рядом на полу выла женщина. Лицо ее распухло от слез. Грязным передником она размазывала влагу по щекам, не переставая протяжно скулить. На рыдания у нее уже не осталось сил.
– Послушай, начальник, может договоримся, а? Я себе чуть талончиков припас, экономил. Думал, мало ли, детям в приют отдам. Но раз такое дело... Я ж поделюсь... Ну вы ж не звери, а?!? НЕ ЗВЕРИ ЖЕ, МУЖИКИ?!?
Мужчину развернули лицом к стене. Запрокинули голову.
– За дискредитацию действий Совета Черры, подрывную деятельность, направленную дезинформацию и связь с вражеским государством вы приговариваетесь к расстрелу. Приговор вступает в силу немедленно.
– Я ведь служил... – всхлипнул мужчина. – Всегда только... – голос его дрожал. – Ну я ж такой же как вы... Не звери ведь...
Холодно лязгнул затвор.
Завизжала и бросилась вперед женщина. Ее тут же перехватил один из жандармов.
– Да здравствует Черра! – взревел обезумевший мужчина. – Славься Клоудд Ротш...
Выстрел.
Кровавая каша на обоях.
Обмякшее тело подхватил второй жандарм и тут же начал упаковывать его в мешок.
Офицер-каратель аккуратно сложил зачитанное только что личное письмо и положил в нагрудный карман, чтобы прикрепить его к сегодняшнему рапорту. Сунув пистолет назад в кобуру, он поднял гильзу, повертел ее в пальцах и отправил вслед за письмом. Затем из внутреннего кармана он достал типовой бланк и перьевую ручку. Аккуратно, стараясь не наследить, он подошел к столу, чиркнул в ручкой в нужных местах, поставил подпись и, удовлетворенный проделанной работой, повернулся к женщине, которую жандарм уже усадил на табурет.
– Вам нужно будет явиться в районную Канцелярию до 15 числа текущего месяца, оформить надлежащие бумаги и уплатить один пищевой талон в счет потраченного боеприпаса. Прошу прощения за беспорядок и желаю приятного вечера!
Скрипнула и закрылась дверь за тремя служителями порядка. Любопытный почтальон, наконец, оторвался от окна и поспешил по своим делам. Женщина отрешенно посмотрела на листок бумаги, который ей всучил офицер. В самом его низу была графа "Стоимость". И вручную вписанное число "1 тал."
– Не меньше талона, сынок, а ровно один. Один талончик на жизнь... – сказала вдруг женщина.
Ее передернуло, и она истерически захохотала.
#IH_story #iron_heavens #железные_небеса
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Грегор «Пан» Шпаковски
Грегор «Пан» Шпаковски (род. 15 сентября 2306 г.) – Глава Верландии (ВФФ).
Этот неутомимый лидер, прозорливый начальник и красноречивый оратор ведёт Верландию в светлое будущее уже пятый десяток лет. Его физическая дряхлость сочетается с юношеской душой, подкрадывающийся маразм с гибкостью ума, а пространные речи – с лаконичными идеями. Кто-то говорит, что при его правлении в Верландии наступил период всеобщего застоя, но великий Пан Шпаковски всегда говорил, что в его доктрине развития государства «Шаг вперёд и шаг назад» все ещё есть движение вперёд!
Грегор Шпаковски родился в Выбрежье, области на северо-востоке ВФФ, в 2306-м году. Его отец был очень уважаемым членом Курсового Собрания Верландии – органа, определяющего пожизненного главу государства, где должности передаются, как правило, по наследству. По крайней мере, он так искренне считал. А мнение остальных членов Собрания мы, пожалуй, не будем брать во внимание.
С самого детства будущий глава государства воспитывался в духе любви к родине и преданности идеям ее Отцов-Основателей. Когда Грегор немного подрос и научился читать, мудрый и любящий отец отдал его в специализированную партийную школу на другом конце Верландии. В этой школе готовили будущих лидеров мнений, чиновников и ораторов для государственного аппарата.
Обычно лидеры великих держав в детстве все, как один, похожи друг на друга. Они учатся успешнее своих сверстников, увлекаются сверх меры политикой, военным искусством и этикетом. Геройствуют, возглавляют товарищей, берут инициативу в свои руки и делают прочие дела, свойственные якобы будущим правителям. И тем самым они до скуки похожи настолько, что и рассказывать о них неинтересно. Но будущий Пан Шпаковски отличался от всех этих выскочек.
Величие будущего главы Верландии начало проявляться именно в школе. Он избрал единственно верную стратегию – учился, как все его сверстники, не выделялся из толпы и не стремился встать впереди остальных. Он с детства понимал, что быть со своим народом, подставлять ему братское плечо и общаться на равных гораздо важнее, чем вечно прыгать выше головы, принимать сомнительные исторические решения и тащить несчастных людей в малопонятное будущее.
После получения аттестата с самым обычным средним баллом, Грегор Шпаковски устроился секретарем к своему отцу. Он был счастлив кропотливо заполнять документы, до полуночи составлять протоколы заседаний и править договора до рези в глазах. Мудрость молодого ещё Грегора Шпаковски проявилась уже тогда, ведь он знал, что великие дела вершатся клерками и мелкими чиновниками, а не титулованными графами и военноначальниками.
Захватывающий жизненный путь будущего лидера привел его к 35-летию, накануне которого, внезапно, умер его отец. В последние годы своей жизни он странно себя вел, все говорил об оптимизации государственного аппарата, каких-то скорых переменах и отказа от надоевшей бюрократии, за что сын поглядывал на него с явным неодобрением. Может и хорошо, что отца Грегора настиг неожиданный сердечный приступ, ведь всем доподлинно известно, что если раскачивать лодку стабильности, можно перевернуть ее вместе со всеми пассажирами. А никто в Верландии не хотел никаких переворотов.
Заметив исключительно податливый ум, беспрекословную преданность самым главным скрепам Отечества и дотошную исполнительность Грегора, Курсовое Собрание Верландии, на экстренном Съезде, объявило его новым Главой Верландской Федерации. Народ ликовал. Члены Собрания были с ними более, чем солидарны.
С тех пор и началась эпоха всеобщего благополучия и стазисного процветания. Новоизбранным Паном Шпаковски была объявлена мудрая доктрина развития Федерации – «Шаг вперёд и шаг назад». В этой стратегии сочетались как готовность к переменам, так и стремление к оптимизации, при которой отвергалось нечто лишнее. Противникам же нового курса Пан Шпаковски не уставал повторять, что во фразе «Шаг вперёд и шаг назад» все ещё есть движение вперёд.
Во всем полагаясь на мудрость Курсового Собрания, Грегор Шпаковски начал править Верландией, как мудрый народный политик, который всегда знал, чего хочет его страна. Обожаемый народом, он, чем старше становился, тем чаще выступал с трибун, чтобы быть ближе к людям. И даже старческий маразм, который поселился в голове Пана, не омрачил его светлый ум. После тысяч молебных писем от жаждущих прикоснуться к мудрости Пана граждан, он начал издавать авторский сборник цитат под названием «Афоризмы». Абстрактность и кажущаяся для непосвященного бессмысленность этих цитат лишь повышала ценность этих книг, которые сметали с прилавков во мгновение ока. Раз в неделю, Пан Шпаковски выходит в радио эфир и цитирует по памяти сгрудившимся возле радиоприемников людям строки из книг Отцов-Основателей, которые зазубрил ещё в школе. Порой он отвлекается, забывает где, находится и пытается подраться техниками радиоточки, но даже в этом ищущие мудрости Пана граждане находят скрытый смысл и подтекст.
Сейчас Пан Шпаковски объявил о скором создании собственной авторской колонки в газете «Верландская Правда». Она будет называться «Обращение к нации», в ней Пан продолжит делиться отеческими наставлениями народу, которым он столь грамотно руководит.
В завершение хотелось бы привести цитату Пана, которую наш корреспондент записал на интервью с ним, в процессе работы над биографической книгой «Моя мольба» о его жизни:
«Вы кто такой? Я вас не звал. И где мое шоколадное молоко?»
Как всегда. Абстракция, двойные смыслы и глубинный подтекст в неповторимом стиле прозорливого лидера. Есть над чем подумать!