Егор Яковлев про типичного нацистского преступника
Егор Яковлев про типичного нацистского преступника
https://oper.ru/news/read.php?t=1051626703
Егор Яковлев про типичного нацистского преступника
https://oper.ru/news/read.php?t=1051626703
Егор Яковлев о преступлениях нацистов в Восточной Пруссии
https://oper.ru/news/read.php?t=1051626249
С самого начала наш герой приложил руку к вооружению Германии. В книге, да и на Нюрнбергском процессе, он указывал, что объём выделяемых средств обеспечивал не нападение, а лишь оборону. Фюрер, однако, имел другие планы, и это должно было быть заранее известно Шахту, хотя бы после прочтения «Майн Кампфа». Рейхсбанк не дал денег для дальнейшего вооружения – ничего, выпустим займ. А от несговорчивого президента Рейхсбанка – избавимся. Это и произошло 20 января 1939 года, когда Гитлер уволил его с поста со словами, что он не вписывается в рамки национал-социализма. Пост министра экономики был утрачен ещё раньше. Здесь конкуренцию Шахту составил Геринг с его автаркией и четырёхлетним планом. Это шло вразрез с внешнеторговой стратегией министра, и фюреру пришлось выбирать, кого оставить. Шахта уволили с поста 26 ноября 1937 года. Но министром он остался. Правда, без портфеля.
Отношения с фюрером стали ухудшаться с середины 1936 года. Гитлеру не нравилась прижимистость Шахта и его нежелание обеспечивать сырьевую продовольственную самодостаточность Рейха. Шахт же с ходом времени убедился, что наци ведут Германию к большой войне. Потому он решил бороться. Вот только следов этой борьбы не видать было. На упрёк американского прокурора несколько лет спустя он ответил, что хорошо маскировался:
У меня не было желания умирать из-за Гитлера, я хотел жить ради своего народа.
Что ж, удобное оправдание. Ещё одним оправданием послужило то, что он не покинул страну, хоть возможность была. Всё для народа, ага. Наци тоже оставались с народом до самого своего поражения.
В последние дни перед нападением на Польшу он попытался связаться с фон Браухичем, чтобы подвигнуть его к противодействию, но тот даже не захотел с ним говорить. Начиная с 1939 года, Шахт вёл частную жизнь, не участвуя в политике, несмотря на декоративный министерский пост. Своего отрицания войны он не скрывал, и когда Гитлер после победы над Францией триумфально спросил, что он теперь скажет, он ответил лишь: «Да сохранит вас бог». В последний раз он виделся с фюрером в феврале 1941 года. Тот предложил ему совершить визит в Штаты для налаживания отношений. Шахт не видел в этом перспективы ввиду вступления в силу закона о ленд-лизе.
В подготовке покушения на Гитлера Шахт не участвовал, но с заговорщиками контактировал. Те спрашивали о его возможном участии в новом правительстве, на что получили в ответ «посмотрим». Через три дня после случившегося наш герой начал своё скитание по тюрьмам. Доказать участие в заговоре нацистским следователям не получалось. Надо сказать, что Шахт с самого начала показал себя хитрым лисом. На требование составить список своих знакомств он ответил отказом. Потому что боится забыть кого-нибудь, а также назвать кого-то первым в списке, чем навлечь подозрения. Лучше справиться в гостевой книге (в которой, однако, отмечены были лишь те, кто ночевал, а не приходил днём в гости).
Заключённый
Время шло, война закончилась, но не закончилось тюремное заключение Шахта. Из концлагеря он перекочевал в американскую тюрьму. Его ждала скамья подсудимых в Нюрнберге.
На суде старый лис отрицал свою поддержку преследования евреев (многим он помог, это правда). От Гитлера он с самого начала не ожидал слишком многого, но оказался обманут его обещаниями вместе со всем немецким народом. Членом правительства он стал потому, что лишь там и была возможна сколь-либо значительная оппозиция режиму (вот уж действительно, не можешь совладать – возглавь...). Вот и пришлось получить золотой партийный знак НСДАП и сидеть на их съездах. На которых, кстати, в качестве почётных гостей сидели и многочисленные дипломаты западных стран. Здесь американскому прокурору крыть было нечем. Участие в программе вооружения Третьего Рейха он оправдывал вооружением других европейских стран, а также ограниченным объёмом поддержки. С тем, на что готов был дать деньги Рейхсбанк, много не навоюешь. Не забыл Шахт и упомянуть связи с одним из главных заговорщиков 1944 года фрицем Линдеманом. Что было – то было, и нашего борца от виселицы спасло скорее всего то, что Линдеман оказал сопротивление и был смертельно ранен при поимке.
Советский обвинитель генерал Александров, похоже, проспал добрую часть опроса Шахта, поскольку стал задавать повторные вопросы. В конце концов он ознакомился с протоколом и задал всего два вопроса обвиняемому: признаёт ли обвиняемый, что он активно участвовал в подготовке к наступательных войнам (нет, конечно!) и не состояла ли его позиция к 1938 году в том, чтобы создать впечатление согласия с Гитлером и его методами правления. Ответ Шахта красноречив:
Я был полностью согласен с ним, пока он делал мою политику. Потом этого не было, и я ушёл.
Прекрасно. Оказывается, Гитлер делал политику Шахта. Хвост вилял собакой. В этой фразе в полной мере выразилось самомнение нашего героя. Вообще, многие читатели жаловались на непрестанное хвастовство автора мемуаров.
На скамье подсудимых
Его оправдали. По-видимому, его спасло то, что наци избавились от него ещё до войны. Потом ещё был процесс в Западной Германии, где он получил было восемь лет, но впоследствии снова был оправдан по апелляции. Надо сказать, у него были блестящие адвокаты, которые впоследствии помогли ему и с денацификацией. На свободу он вышел практически без имущества, но в долгах перед ними. Благосостояние быстро к нему вернулось: его не забыли. Издатели практически с первого дня после освобождения предоставили рабочее место для написания книг. Правительства Индонезии и Египта приглашали на консультации. Бороться с инфляцией – ценное умение во все времена. Курьёзным моментом восточных послевоенных вояжей было возвращение из Египта через Израиль, который на тот момент находился в состоянии войны с Германией. Когда Бен-Гурион впоследствии узнал, кто сидел в трансфер-зоне аэропорта, носящего сегодня его имя, он сказал, что немедленно бросил бы его в тюрьму. А так – повезло. Кельнер в аэропорту оказался из Франкфурта. Он узнал господина президента и попросил у него автограф, сожалея в короткой беседе о былой своей молодости. Конец жизни Шахт провёл в работе, руководя банком под красноречивым названием Schacht & Co.
------------------------------------
Думаю, свои четыре года в тюрьмах Шахт заслужил. Ему помогли хорошие адвокаты, а также послевоенная неразбериха. Например, удалось скрыть членство в НСДАП, несмотря на наличие золотого партийного знака. Принятие этой награды означало принятие в ряды партии (да, был один, кто отказался принять!). Он получил партийный номер 3805230 и платил ежегодно 1000 рейхсмарок членских взносов. Не думаю, что это делалось без его ведома.
Ладно, в конце концов, можно быть членом партии и всё равно иметь другие убеждения. Может быть, он реально заботился о рабочем классе и двигал вперёд экономику страны? Но как – создав им рабочие места на военных заводах? Ведь капиталовложения такого рода при отсутствии значимого экспорта окупаются лишь военной добычей. Пушки ведь не масло, ими не пропитаешься. Все эти МЕФО-векселя были по сути финансовой пирамидой, которая не обрушивалась по причине грабежа захваченных стран. Вряд ли он этого не осознавал, вступая на свой пост. Он, как и фюрер, стремился к величию Германии, которое должно было быть достигнуто на поле боя. Но быстро убедился в том, что снова придётся воевать на два фронта. И вовремя спрыгнул. Да его заранее предупреждали, и не кто иной, как старый друг Феликс Зомари. Закончу свой обзор отрывком из воспоминаний последнего. Я думаю, у вас тоже не останется сомнений после его прочтения.
Ялмар Шахт был вскоре после этого назначен президентом Рейхсбанка. На эту новость я написал ему следующее письмо:
«Я не могу понять, что ты вступил в это правительство. Мне ясно, что эта ситуация разрешится новой битвой народов под Лейпцигом, где русские с англичанами, французами и американцами встретятся в совместной борьбе против Германии. И что будет тогда с судьбой Германии и что – Европы?»
Шахт ответил, что он удивлён, что я так ясно вижу события будущего. Но он надеется, что столкновение будет происходить за пределами Германии.
Автор: Алексей Котов.
Читайте ранее:
ИГ Фарбен. Часть I. Немецкая химияИГ Фарбен. Часть II. От кошмара Версаля до крупнейшей корпорации Европы
ИГ Фарбен. Часть III. Высокие технологии и высокая политика
ИГ Фарбен. Часть IV. Концерн и нацистские власти
ИГ Фарбен. Часть V. Арийский бензин
ИГ Фарбен. Часть VI. Концерн на пути к войне
ИГ Фарбен. Часть VII. Война началась
ИГ Фарбен. Часть VIII. Концерн и Вермахт
ИГ Фарбен. Часть IX. Фиаско Аушвица
Посещение Гиммлером строительной площадки в Освенциме
Тема ИГ «Аушвиц» особняком проходила в ходе процесса над ИГ «Фарбен».
Защита предоставила документы в подтверждение хорошо подготовленных заявлений о датировке решения о строительстве завода в Моновице. Это должно было доказать, то, что расположение Освенцима было навязано руководству ИГ "Фарбен" государством; что руководство во время принятия решения не принимало во внимание существование соседнего концентрационного лагеря и его работников; и что руководство пыталось улучшить участь заключенных концентрационного лагеря, которые были вынуждены работать на фирму, путем введения дополнительных компенсационных льгот в отношении питания, одежды и жилья.
Однако на стороне обвинения выступали живые свидетели, не согласные с подобными утверждениями. Выжившие узники концлагерей, подневольные рабочие и военнопленные выступили с заявлениями о категорическом несогласии с доводами защиты. Более 60 из них в ходе расследования рассказали о своем опыте и дали письменные показания под присягой. Кроме того, 25 человек отправились в Нюрнберг и дали показания в трибунале в качестве свидетелей обвинения. Среди них были 16 бывших заключенных и подневольных рабочих, а также 7 британских военнопленных, которых эксплуатировало строительное управление и руководство завода «ИГ Аушвиц». Большинство из них были допрошены в ходе прямого и перекрестного допроса в ноябре 1947 года. Выступления свидетелей «развеяли холодную безразличную атмосферу суда». «Жестокая реальность, примером которой являются Освенцим и Моновитц, вернулась в зал суда» (с): неописуемые условия труда строительных и транспортных отрядов, которые двигались в быстром темпе, подгоняемые охраной; издевательства со стороны мастеров и бригадиров "ИГ Фарбен", которые стремились превзойти в жестокости охранников из СС; хронический голод, постоянное жестокое обращение и переполненные бараки лагеря Моновиц; ужасы лагеря трудового воспитания (Arbeitserziehungslager); и периодически повторяющиеся «выбраковки», которые проходили на глазах у сотрудников ИГ «Фарбен» и директора завода Вальтера Дюррфельда. Защита мало что могла противопоставить этим душераздирающим показаниям и заявлениям бывших заключенных, сосредоточившись на том, что правила обращения с ними были установлены СС и подсудимые были обязаны им следовать.
Надо сказать, что и сами обвиняемые выступали «на все деньги» в суде.
Дюррфельд в суде
15 апреля 1948 года Ганс Зайдль (Мюнхен), защитник на процессе ИГ «Фарбен»в Нюрнберге, вызвал своего клиента, доктора Вальтера Дюррфельда , бывшего директора завода ИГ «Аушвиц», для дачи свидетельских показаний. Подсудимый был приведен к присяге, а затем допрошен его законным представителем. В ходе трехдневного допроса Дюррфельд показал 50 слайдов американскому трибуналу; они были представлены защите в качестве вещественного доказательства № 133. Слайды представляли собой небольшой остаток обширной коллекции, насчитывающей от 15 000 до 20 000 фотографий и трех цветных пленок, подробно документирующих строительство завода. оставленного на территории завода IG Auschwitz , когда немцы покинули это место. Одной из целей слайд-шоу было продемонстрировать достижения ИГ «Фарбен»в развитии местной экономики в восточной части Верхней Силезии, которая была включена в состав Рейха. Второй целью Дюррфельда было показать американскому военному трибуналу в его защиту, насколько цивилизованными и приятными были условия на территории завода ИГ «Фарбен»для всех рабочих, включая узников концлагерей.
В своем выступлении Дюррфельд говорил об «отсталом состоянии цивилизации», с которыми сотрудники концерна столкнулись в городе Освенцим и его окрестностях. В марте 1941 года, когда Дюррфельд впервые осмотрел место и предполагаемую строительную площадку, более 8000 евреев маленького городка — более половины его населения — уже были отправлены в гетто Бендсбург (Бендзин ) и Сосновиц (Сосновец). Дюррфельд нашел общину, «свободную от евреев», населенную только поляками и несколькими немцами; позже она испытала стремительный бум из-за притока немецких рабочих и строительства большого жилого комплекса ИГ «Фарбен». Его работа на Востоке, германизация которой воспринималась как почетная служба отечеству, Дюррфельд интерпретировал как «военную службу», «военную работу», а также «культурную функцию». Нужно было не только построить завод, необходимый для нужд экономики военного времени, но и поднять инфраструктуру города и всего района до уровня цивилизации, «соответствующего» немцам. То есть в перспективе немецких оккупантов и их рьяных пособников из военной экономики все это должно было быть модернизировано в соответствии со стандартами Рейха.
Видение Дюррфельда прославляло достижения ИГ «Фарбен»: по его словам, фирма дала работу людям восточной Верхней Силезии. Более того, сказал он, ИГ «Фарбен» построила свой огромный завод усилиями рабочей силы, пользующейся равными правами и равным обращением, в трудных условиях военного времени, которые ухудшались год от года. Особое внимание он уделял доказательству того, что условия труда на заводе были совершенно «нормальными» для всех заинтересованных лиц, будь то вольнонаемный рабочий, «восточный рабочий» или узник концлагеря. В своем обследовании он подчеркнул заботу ИГ «Фарбен», независимо от статуса человека. Для Дюррфельда «гражданская составляющая», чьи интересы фирма традиционно отстаивала, также включала в себя несчастных узников концлагерей, в отношении участи которых которых ИГ «Фарбен»стремился к улучшению, предоставляя им работу на заводе и более качественную еду. По его мнению, узники Освенцима предпочитали работать на ИГ «Фарбен». Работа на стройке завода и существование в «трудовом лагере» Буне/Моновице были, по мнению Дюррфельда, более выгодными для узников концлагеря по сравнению с концлагерем Освенцим (главным лагерем) и находившимися там рабочими отрядами. По мнению Дюррфельда, не могло быть и речи о бесчеловечном обращении с заключенными со стороны гражданских лиц, тем более о недоедании и высокой смертности. Как он это изобразил, даже в рабочей дружине, которую уцелевшие узники называли отрядом карателей и убийц, пресловутым «канатным отрядом», работа шла слаженно и неторопливо. Дюррфельд подчеркивал, что любая работа очень проста, если все мужчины готовы работать вместе, как одна команда.
То, что свидетели защиты уже описали в унисон, пытаясь опровергнуть заявления оставшихся в живых Буны/Моновица, Дюррфельд теперь пытался доказать с помощью своего слайд-шоу. Он утверждал, что на заводе ИГ «Фарбен»в Освенциме все было совершенно честно и правильно. Фирма, по его словам, была заботливым, социально ответственным работодателем, стремящимся реализовать новаторский крупномасштабный проект как для военного, так и для мирного времени, и делая это в чрезвычайно сложных условиях военного времени, с дополнительными препятствиями в виде узколобых нацистских бюрократов. Узники концлагеря якобы навязаны фирме по приказу государственного руководства, считались руководителями ИГ «Фарбен» неэффективными и, следовательно, убыточными и дорогостоящими работниками, однако химический концерн обращался с ними гуманно, насколько это было возможно, по его собственной оценке. Как и узники концлагерей, ИГ «Фарбен», по словам Дюррфельда, тоже не имела влияния и была бессильна перед СС. Если на заводе IG Auschwitz и в лагере Буна/Моновиц погибали люди, ИГ «Фарбен»— по единодушному мнению обвиняемых сотрудников ИГ «Фарбен»и свидетелей защиты — не несет никакой ответственности за эти прискорбные происшествия. Отвечая на вопросы своего защитника, Дюррфельд пытался выразить, насколько глубоко его потрясла судьба заключенных:
«Когда я видел заключенных, марширующих группами или колоннами, когда они шли к месту работы, когда я видел этих заключенных людей с их остриженными волосами, одетых в обноскм, [...] то я могу только сказать, что мое сердце обливалось кровью».
Уверенность Дюррфельда в успехе своей оборонительной стратегии была удивительной. Чтобы обелить условия в «кабельном отряде», подчеркнуто охарактеризованном почти всеми выжившими как убийственные, Дюррфельд показал суду две фотографии (фотографии 1322, 1323: «Канатные работы») рабочих, тянущих кабель, причем обе фотографии были «из Людвигсхафена». Свидетель (или ответчик) со всей серьезностью полагал, что эти фото опровергнут описание условий работ, данное свидетелями потерпевшими. Оценка Дюррфельдом письменных показаний, данных заключенными Буны/Моновица, выглядела соответственно критической:
«[...] но я хотел бы сказать, что в тех случаях, когда я могу судить о заявлениях заключенных - они полны ошибок, искажений и огромных преувеличений. В какой-то момент мне кажется, что сами авторы должны были бы признать, что они ошибались».
Столкнувшись с письменными показаниями Норберта Вольхейма , в которых упоминается сварка без защитных приспособлений, Дюррфельд прокомментировал:
«Что касается заявления о том, что сварка — это тяжелая работа, я хотел бы сослаться на слайд, на котором женщина сваривает трубу. У нас было много женщин, немок и иностранок, получивших образование сварщиков, и я думаю, что как инженер я могу судить, что сварка не очень тяжелая работа. Женщины были рады работать».
Комментарий Дюррфельда к снимку 1318 звучит непреднамеренно комично:
«Снова можно увидеть, что гражданские рабочие и заключенные работают вместе. Я утверждаю, что это не постановочная картина, потому что видно, что они все заняты, и видно, что они особо не торопятся».
Цель заявления Дюррфельда о том, что спешить некуда, состояла в том, чтобы опровергнуть утверждение выживших о том, что многие задачи приходилось выполнять бегом и что темп работы был убийственным для ослабленных, полуголодных заключенных. При правильном рассмотрении, утверждал Дюррфельд, завод IG — вопреки искажениям и преувеличениям свидетелей обвинения — был местом многонационального согласия, мирной гармонии. Комментируя фотографию 1326, на которой изображен заводской цех, Дюррфельд сказал: «В таких цехах люди всех национальностей мирно работали вместе».
Следовательно, в глазах Дюррфельда завод IG в Освенциме был местом взаимопонимания между народами в разгар войны. «На заводе проводились мероприятия, — сказал он, — где бельгийцы, французы и русские встречались и развлекались». По мнению Дюррфельда, рабочие, обычно трудовые призывники и люди, насильно привезенные из стран, подвергшихся вторжению и оккупации немецким вермахтом, — стран, экономическая мощь которых использовалась для поддержки немецкой военной машины, — естественно, не испытывали недовольства против ИГ «Фарбен»и ее сотрудников, но были, так сказать, рады тому, что их устроили на работу.
Однако в другом месте своих показаний Дюррфельд сделал иное примечание. В неосторожный момент саморазоблачения Дюррфельд утверждал, что один из субподрядчиков, бельгийская компания, «по ее собственному признанию , привел с собой много неполноценных людей, и у нас действительно было много трудностей с ними. Вам будет трудно представить, что за люди к нам приходили. Были профессиональные бездельники и мошенники». Этому феномену Дюррфельд дал объяснение, почерпнутое из его богатого профессионального опыта: «Так бывает, когда такое множество людей собирается и назначается в одно место без всякого отбора. Эти люди не проходили процесс отбора старого завода, существующего 20 или 30 лет». Затем, он беззастенчиво продолжил: «Были люди, которые наносили себе травмы, нагревая 10 пфеннигов, а затем прикладывая их к своему телу. Затем они натирали свои тела определенными травами и таким образом вызывали определенные болезни. Конечно, все эти саботажники должны были быть устранены». В лагере Буна/Моновиц СС совместно с ИГ «Фарбен» проводили «отбор», «устранение» рабов, которые были «непригодны для работы». Любой, кто больше не мог работать, кого нельзя было больше отправить в лагерь как годного к работе или отправить на стройку ИГ «Фарбен», становился жертвой отбора. «Отбор» «квалифицированных рабочих» на основе должностных инструкций ИГ «Фарбен»производился Дюррфельдом и другими функционерами концерна в концентрационном лагере Освенцим (основной лагерь) и в лагере Буна/Моновиц. Внутри своего корпоративного лагеря ИГ «Фарбен»могла распоряжаться узниками концлагерей выкупленными у СС так, как считала нужным. В лагерь смерти Биркенау «переводили» заключенных, которые уже «не годились» для лагерного отряда (внутреннего отряда) или для заводского отряда. Никто из руководителей ИГ «Фарбен», разумеется, не признается, что знал об этой «процедуре отбора», об этом «методе исключения». Всякий раз, когда накапливались сообщения о плохой работе, Дюррфельд стоял у лагерных ворот с лидерами СС, пока отряды заключенных выходили, и выбирал тех заключенных, которые были в плохом физическом состоянии. Таким образом, у ИГ «Фарбен»было множество возможностей для максимального повышения эффективности работы заключенных. О «неудовлетворительном» заключенном можно было сообщить в СС, которое "выбирало" этого человека при следующей поверке, или представитель фирмы мог принять участие в процессе отбора.
При этом Дюррфельд совершенно очевидно не осознавал, что подобные действия могут быть восприняты судом как серьезное преступление.
Вердикт
28 мая 1948 года основной судебный процесс закончился, однако, в отличие от остальных «малых» Нюрнбергских процессов, судьям потребовалось два месяца, чтобы вынести вердикт. Причины длительных обсуждений неизвестны, но, вероятно, это были существенные расхождения судей во мнениях. Эти противоречия, скорее всего, были преуменьшены при вынесении вердикта, когда судья Пол М. Хеберт выразил свое несогласие для протокола лишь кратким комментарием. 29 и 30 июля Военный трибунал номер VI огласил свой вердикт. Поскольку Хеберт подписал его, несмотря на свои оговорки, мнение большинства судей было зафиксировано и приговор немедленно вступил в законную силу. По пунктам 1 и 5 (подготовка агрессивной войны и заговор против мира), по которым обвинения были предъявлены всем подсудимым, судьи согласились с доводами защиты и признали всех обвиняемых невиновными. Хотя судьи пришли к выводу, что ИГ «Фарбен» действительно была важным фактором в подготовке и ведении войны, но ни один из ее руководителей не принадлежал к кругу лиц, принимающих решения в Третьем Рейхе, которые планировали и осуществляли агрессивные войны. Даже Краух, несмотря на его важность для военной промышленности, был лишь второстепенной фигурой, и даже в отчете о его деятельности за 1939 год не указывалось, что он был соучастником или пособником конкретного плана агрессии против конкретного или вероятного противника. В целом, попытка обвинения доказать, что обвиняемые знали ― что перевооружение было составной частью плана агрессии или имело своей целью ведение агрессивных войны, потерпела неудачу. Следовательно, им также нельзя было вменить никакого совместного заговора против мира. Хеберт также проголосовал за отказ, но по другим причинам, и объявил, что он представит свое особое мнение позже.
Затем, суд счел обвинение в том, что менеджеры ИГ «Фарбен» присвоили частную собственность на оккупированных территориях и, таким образом, нарушили статью 46 Гаагской конвенции (пункт 2: грабеж и незаконное присвоение), доказанным по нескольким пунктам. В Польше они пытались приобрести в постоянное владение химические компании, а оборудование красильных фабрик в Воле и Виннице было демонтировано и вывезено в Германию. В Норвегии концерн пытался мошенническим способом установить контроль над Norsk Hydro путем допэмиссии акций, при которой было отказано в преимущественных правах приобретения французским акционерам. Суд установил, что основание концерна «Франколор» и ликвидация французских заводов по производству красителей, не включенных в него, также были осуществлены принудительно. За активное участие в этих преступлениях девять обвиняемых: Шмитц, Шницлер, тер Меер, Ильгнер, Бюргин, Хефлигер, Йене, Остер и Куглер были признаны виновными.
Затем суд перешел к трем элементам преступления по пункту 3 (преступления против человечности и рабский труд). Здесь все три судьи сочли доказанным, что обвиняемые не были соучастниками или пособниками массовых убийств и медицинских экспериментов, в которых использовались запасы «Циклона Б» и лекарств, произведенных «Дегешем» или ИГ «Фарбен». Члены правления «Дегеш» Херляйн, Манн и Вурстер не имели решающего влияния на деловую политику и, следовательно, не могли предвидеть, какое убийственное применение получит часть поставок «Циклон Б». Столь же ошибочным, по мнению суда, было предположение о соучастии Херлейна, Лау-Теншлегера и Манна с врачами концлагеря и их преступными действиями, поскольку они прекратили доставку лекарств, как только в фармацевтических отделах И.Г. Хехста и И.Г. Леверкузена "возникло подозрение в незаконном или непрофессиональном поведении врачей».
По вопросу использования иностранных рабочих, военнопленных и заключенных концентрационных лагерей для принудительного труда, судьи трибунала Шейк и Моррис сочли заслуживающими доверия доводы обвиняемых и их защиты о том, что они оказались в неразрешимой ситуации: нацистские власти, регулирующие трудовые ресурсы, вынудили менеджеров «Фарбен» использовать труд подневольных рабочих для выполнения программ вооружения, продиктованных им режимом. Эта чрезвычайная ситуация не оставила им альтернативы для действий, потому что, если бы они выступили против производственных программ и использования рабского труда, как того требовали эти программы, это было бы "расценено как предательский саботаж". Тем не менее, судьи сочли необходимым выяснить, не проявляли ли обвиняемые при этом собственную инициативу, выходящую за рамки того, что было им навязано сверху. Согласно решению суда, подобная инициатива проявлялась менеджментом ИГ «Фарбен» в случае с ИГ «Аушвиц» и шахтой в Фюрстенгрубе. По общему признанию, инициатива создания завода в Освенциме исходила от рейха, но по мнению суда руководство ИГ «Фарбен" выбрало это место с учетом наличия рабочей силы в концентрационных лагерях. Кроме того, заключенные концлагеря попадали в зависимость концерна и условия труда для них определялись специалистами ИГ «Фарбен». Конкретные условия размещения заключенных в лагере «Моновиц» также зависели от воли менеджеров концерна, и этот факт исключал любые заявления о том, что они действовали по приказу вышестоящего руководства (Befehlsnotstand). Поэтому руководители, непосредственно отвечающие за строительную площадку завода — Амброс, Бютефиш и Дюррфельд, — а также члены наблюдательного совета Краух и тер Меер должны быть привлечены к ответственности.
Последним пунктом обвинения было членство в СС. Здесь судьи единогласно пришли к выводу, что наказание должно быть назначено только тем членам СС, которые добровольно стремились вступить в их ряды и совершили преступления против человечности или военные преступления в качестве активных пособников или исполнителей. Суд постановил, что это не относится к трем подсудимым, которым вменялось данное обвинение: Кристиану Шнайдеру, Бютефишу и фон дер Хейде. Шнайдер просто платил членские взносы. Менеджер «БРАБАГ» Фриц Кранефусс вынудил Бютефиша стать почетным членом Круга друзей экономики. Суд постановил, что ежегодный перевод 100 000 рейхсмарок в фонд СС с 1941 года, вопреки утверждению обвинения, никоим образом не может подразумевать осведомленность о преступных намерениях или действиях СС.
Наконец, суд установил, что фон дер Хейде принадлежал только к «Конному корпусу» СС "Рейтерштурм", которое Международный военный трибунал не классифицировал как уголовное. Таким образом, во всех трех случаях участие в деятельности преступной организации не было доказано, и обвиняемые должны были быть оправданы. С сегодняшней точки зрения вердикт кажется неоправданно мягким, однако надо отметить, что обвинение упустило из виду и не предъявило суду детали касающиеся Шнайдера, который был начальником службы безопасности (Hauptabwehrbeauftragter) и официальным агентом гестапо, и его заместителя фон дер Хейде работавшим в Главном управлении безопасности рейха (Reichssicherheitshauptamt, RSHA), где они принимали прямое участие в обеспечении нацистского правопорядка и угнетении подневольных рабочих. Кроме того, в 1948 году истинная роль "Круга друзей экономики" все еще оставалась неизученной и недоступной для трибунала, поэтому членство обвиняемых в нем не было признано преступлением.
Затем, 30 июля, последовало оглашение обвинительных приговоры. Тринадцать обвиняемых получили тюремные сроки, десять были оправданы. Самые суровые приговоры были вынесены Амбросу (8 лет), Дюррфельду (8 лет), Крауху (6 лет) и Бютефишу (6 лет) из-за их ответственности за эксплуатацию и бесчеловечное обращение с заключенными концлагеря на заводе «Фарбен» в Освенциме. За участие в конфискации имущества на оккупированных территориях к ответственности были привлечены к ответственности: Шницлер (5 лет), Шмитц (4 года), Ильгнер (3 года), Остер (2 года), Хефлигер (2 года), Йене (1 год и 6 месяцев) и Куглер (1 год и 6 месяцев). Единственным обвиняемым, который был признан виновным и приговорен по двум пунктам обвинения 3/C (Участие в управлении ИГ «Аушвиц») и 2 (грабеж и незаконное присвоение), был Фриц тер Меер (7 лет).
Вердикт суда выносился в соответствии с большинством голосов судей, при этом судья Хеберт и заместитель судьи Меррелл (не имевший права голоса) высказали свое особое мнение по вердикту суда. При вынесении приговора Хеберт зафиксировал свое особое мнение только в отношении пункта 3/C (рабский труд и «ИГ Аушвиц»), и только оно стало частью официальной документации судебного разбирательства. Впоследствии Хеберт и Меррелл неофициально высказали свои возражения по оправдательному приговору по важнейшим пунктам обвинения 1 и 5 (подготовка и ведение агрессивных войн и участие в заговоре против мира).
В декабре 1948 года Хеберт официально заявил, что члены правления и руководство завода "ИГ Фарбен" по собственной инициативе проводили активную политику привлечения и эксплуатации подневольных работников, и что это относилось не исключительно к заводу в Освенциме, а ко всей операционной деятельности концерна. Кроме того, по мнению Хеберта, у руководства концерна ни разу не возникало ситуации, в которой они были вынуждены использовать рабский труд, поскольку всегда имелись альтернативные варианты действий. Вместо этого, утверждал Хеберт, менеджеры ИГ "Фарбен" использовали свои полномочия и влияние на всех корпоративных уровнях, чтобы привлекать иностранных принудительных рабочих, военнопленных и узников концлагерей и использовать их для выполнения согласованных в одностороннем порядке производственных программ. По его словам, восемь руководителей завода Бюргин, Гаевский, Херлейн, Йене, Кюне, Лаутеншлегер, Шнайдер и Вурстер были прямыми соучастниками немецкой программы рабского труда, но и те члены правления, которые не были руководителями завода и не участвовали регулярно в собраниях Центрального комитета концерна, также были соучастниками в этом преступлении.
Неофициально Хеберт и Меррелл утверждали, что руководство "ИГ Фарбен" разделяло с государственными властями Третьего Рейха значительную ответственность за подготовку и развязывание агрессивных войн. Положение Крауха в аппарате планирования, по их мнению, было отнюдь не второстепенным, и его показания при перекрестном допросе относительно событий последних месяцев перед войной не были приняты во внимание судьями, вынесшими оправдательный вердикт. По крайней мере, Краух, должен был быть осужден за преступления против мира, полагали Хеберт и Меррелл, поскольку он принимал активное участие в перевооружении Германии, вопреки экономическим соображениям.
Отто Амброс. После его смерти в 1990 году химический концерн BASF выразил свои соболезнования по этому поводу и охарактеризовал Амброса, как «выразительную предприимчивую личность с большой харизмой»
С другой стороны, все подсудимые, проходившие по делу ИГ «Фарбен», как осужденные, так и оправданные, считали абсурдным сам факт проведения над ними судебного процесса. Для них казалось странным выделение из общей массы немецких промышленников и предпринимателей показательных фигур. Сами они считали, что концерн ничем не выделялся из ряда прочих немецких компаний, работавших в Третьем рейхе. Фигуранты процесса испытывали недовольство тем, что именно руководящий состав концерна оказался в центре внимания судебного преследования, в то время как тысячи других соучастников преступления с более низких уровней - директоров, уполномоченных подписантов и топ-менеджеров — могли беспрепятственно сосредоточиться на восстановлении и на своей карьере.
Кроме этого, привлечение к суду вызывало необходимость давать объяснения как минимум друзьям и членам семьи. После вынесения приговора Амброс написал обширные воспоминания, в которых он пытался оправдать действия завода в Освенциме. Фриц тер Меер, после того как его доставили в Ландсбергскую тюрьму для военных преступников, перенес нервный срыв. Он написал заявление, в котором обвинил своих младших коллег по правлению в том, что они навязали концерну проект Освенцима против его воли, и тщетно пытался добиться возбуждения апелляционного производства. Краух также написал обширные мемуары, которые в первую очередь служили цели оправдания себя перед членами своей семьи.
Судебное разбирательство по делу ИГ «Фарбен» и вынесенные вердикты были предметом противоречивого общественного обсуждения. Поскольку радиостанции и редакции газет все еще находились под цензурой военных правительств, преобладали чисто фактические репортажи, со сдержанными комментариями и оценкам. Наиболее активными критиками результатов процесса стали левые и леволиберальные круги печатных СМИ: они указывали на факт, что Военный трибунал №6 фактически отменил преамбулы нескольких законов и декретов Союзников, направленных на декартелизацию "ИГ Фарбен", поскольку он оправдал подсудимых по совместной ответственности за военную политику нацистской диктатуры.
С учетом того, что большая часть менеджмента ИГ «Фарбен» находилась под стражей с 1945, на момент вынесения приговора, часть подсудимых, приговоренных к небольшим срокам заключения была освобождена в зале суда. В начале 1951 года Верховный комиссар союзников Джон Макклой смягчил приговоры нескольким последним осужденным, все еще находившимся в тюрьме, и они были освобождены.
С учетом своих высоких деловых и технических качеств, все топ-менеджеры ИГ «Фарбен», включая осужденных малым Нюрнбергским трибуналом, были востребованы на рынке труда и быстро оказались интегрированы в немецкую экономическую элиту, заняв посты технических, коммерческих руководителей в советах директоров и наблюдательных советах крупных компаний. Осужденные представители концерна не переставали оправдывать свои поступки в частном порядке и публично, и они, казалось бы, достигли своей реабилитации, которая возникла в результате их интеграции в экономическое восстановление Германии. Однако, ни эйфория "экономического чуда", ни ревизионистская пропаганда немецких экономических элит не смогли отменить реальность и огромных последствий симбиоза между руководством ИГ «Фарбен» и нацистской диктатуры. Судьями для них стали их собственные потомки. Это выразилось в том, что довольно много сыновей и дочерей, а также племянников и племянниц менеджеров ИГ «Фарбен» стали активными участниками студенческого движения и восстали против своих отцов и дядей. В 1990 году были опубликованы интервью и воспоминания о жизни 161 менеджера ИГ «Фарбен». Суть этих документов можно выразить в том, что трагедия бывших руководителей ИГ «Фарбен», заключалась и заключается не в том, что они были очернены и унижены иностранными государствами и осуждены трибуналом победителей, а в том, что им пришлось пережить подобное отношение в своей собственной стране, в особенности от послевоенного поколения немцев, включая их собственных детей. В этом, на мой взгляд, есть определенная справедливость.
А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.
Значок рубля под постом или по ссылке, если вы с приложения.
Подробный список пришедших нам донатов вот тут.
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!
Автор: Алексей Котов.
Читайте ранее:
ИГ Фарбен. Часть I. Немецкая химияИГ Фарбен. Часть II. От кошмара Версаля до крупнейшей корпорации Европы
ИГ Фарбен. Часть III. Высокие технологии и высокая политика
ИГ Фарбен. Часть IV. Концерн и нацистские власти
ИГ Фарбен. Часть V. Арийский бензин
ИГ Фарбен. Часть VI. Концерн на пути к войне
ИГ Фарбен. Часть VII. Война началась
ИГ Фарбен. Часть VIII. Концерн и Вермахт
Заседание трибунала по делу ИГ «Фарбен»
Вот в предыдущих частях я часто писал "ИГ «Фарбен»", "ИГ «Фарбен»". А что такое ИГ «Фарбен»? Это люди и заводы, и вот в последней части мы и поговорим о послевоенной судьбе заводов и людей, определявших краткий, но яркий путь концерна.
Напомню, у самого мощного концерна в истории Германии было два папы: Карл Дуйсберг и Карл Бош. Оба не дожили до смерти своего детища, хотя Карл Бош успел застать начало Второй мировой войны. Карл Дуйсберг скончался в 1935 году, его некролог в лондонской «Таймс» гласил:
«Германия потеряла человека, которого, учитывая все обстоятельства его жизни, по нашему мнению, можно считать величайшим промышленником, которого когда-либо знал мир».
При нем на предприятиях Bayer был введен девятичасовой рабочий день, а условия жизни сотрудников были улучшены различными способами. Дуйсберг считался прототипом нового промышленника, чья предпринимательская миссия характеризовалась приверженностью обществу в целом. Труд Дуйсберга «О Предприятии» до сих пор является библией немецкого бизнеса. Интересно отметить, что до захвата нацистами власти в Германии, Дуйсберг, отличавшийся правыми взглядами, все же выступал на стороне политических противников Гитлера, в частности, во время президентских выборов 1932 года он возглавлял выборный штаб противника Гитлера, Гиндебурга. Об отношении Дуйсберга к нацистскому режиму мы можем только гадать, поскольку он застал относительно умеренный период гитлеровской политики, но с учетом его мировоззрения, можно сказать, что скончался Дуйсберг весьма вовремя для сохранения своего доброго имени.
Семейный склеп Дуйсбергов
Карл Бош, надо сказать, поначалу приветствовал политику Гитлера после прихода НСДАП к власти, отчасти из-за того, что фюрер поддерживал любимое детище Боша – синтетическое топливо, отчасти потому, что экономическая политика фюрера, направленная на выход из экономического кризиса путем ликвидации безработицы и раскручивания экономики, совпадала со взглядами Боша. Однако отношения Карла Боша и Адольфа Гитлера испортил личный конфликт, связанный с еврейским вопросом. С учетом того, что огромное число ценных специалистов-химиков имело еврейское происхождение, Бош считал неправильным терять эти кадры из-за антисемитской политики Гитлера. Попытка переубедить фюрера вылилась в скандал, после которого Бош постепенно был «задвинут на чердак». В 1935 году после смерти Дуйсберга Бош добровольно снял с себя полномочия главы совета директоров концерна и занял освободившийся пост главы Наблюдательного совета – должность, безусловно, важную, однако в большей степени парадную. В последующие годы Бош все больше отходил от управления концерном, занимаясь личными делами, впадая в депрессию и алкоголизм. 7 мая 1939 года на собрании ассоциации немецких музеев, Бош произнес речь, в которой заявил:
«Наука может процветать только свободно и без патернализма... экономика и государство без вариантов погибнут, если наука будет связана такими удушающими политическими, идеологическими и расистскими ограничениями, как при национал-социализме».
После этой речи распоряжением Рудольфа Гесса Бошу были запрещены публичные выступления. В конце 1939 года Бош попытался совершить попытку самоубийства, а 26 апреля 1940 года скончался, не застав окончания войны и суда над своим детищем.
Бош на закате своих дней
До того, как писать о возмездии и наказании, надо сказать пару слов про функционеров ИГ «Фарбен» пострадавших от нацистского режима по причине своего еврейского происхождения. Речь идет об основателях компании «Кассела» братьях Артуре и Карле фон Вайнберг. В 1925 году, после основания концерна, в который вошла фирма «Кассела», братья стали членами наблюдательного совета и правления, отвечая за науку, патенты и производство красителей. В 1938 году антиеврейское законодательство вынудило их покинуть свои посты. 2 июня 1942 года братья были арестованы и помещены в концлагерь Теризенштадт. Несмотря на усилия, предпринятые их бывшими коллегами, Карлом Краухом и Германом Шмитцем, Артур фон Вайнберг умер в лагере 2 марта 1943 года. Его брат был освобожден, однако здоровье его оказалось сильно подорвано и Карл фон Вайнберг умер в Риме 14 марта 1943 года.
Вообще сама по себе идея привлечь к ответственности деловые круги Германии принадлежала Министерству финансов и Министерству юстиции США. Благодаря их инициативе 30 октября 1943 г. министры иностранных дел трех союзных держав в Московской декларации о наказании за военные преступления добавили к классическим элементам преступления подготовку и ведение агрессивных войн. 8 августа 1945 года было подписано Соглашение четырех держав, заложившее правовую основу для наказания за военные преступления и санкционировавшее создание Международного военного трибунала для принятия мер против военных преступлений, преступлений против человечности и преступлений против мира. Для вынесения приговора по преступлениям нацистов сначала необходимо было создать рамки уголовного и процессуального права, поскольку международное право не признавало концепцию виновности и не предлагало конкретных норм уголовного права и процессуальных норм. Эта проблема была решена путем принятия Закона о Контрольном совете № 10 от 20 декабря 1945 года, в котором были изложены элементы и критерии совершения, соучастия и попустительства, а также согласия на военные преступления, преступления против человечности и преступления против мира, и впервые в прецедентном праве экономические и финансовые элиты Германии были включены в категорию лиц, привлекаемых к ответственности. Суд над главными военными преступниками в Нюрнберге впоследствии проводился на этой правовой основе.
Заседание МНТ
«Экономическая составляющая» Третьего рейха была представлена на процессе промышленностью (Густав Крупп), финансами и экономикой (Ялмар Шахт), и рейхминистерством военной промышленности и боеприпасов (Альберт Шпеер). Призвать к ответу получилось не очень хорошо: смешнее всего вышло с герром Круппом. Представители США собирались привлечь к процессу его сына, который фактически руководил концерном во время войны, но СССР и Франция настаивали на Густаве фон Круппе (по какой причине, лично мне абсолютно не ясно), каковому было на момент начала процесса 75 лет, после перенесенного в 1941 году инсульта он вообще отошел от дел по состоянию здоровья. К 1946 году здоровье его не улучшилось, участие в процессе окончательно подкосило старика, и он был освобожден из-под стражи по здоровью. Ялмар Шахт проскользнул между струйками по причине редкой удачи – обвинительное заключение было сформулировано таким образом, что по факту не затрагивало его деятельность, и он был полностью оправдан. Альберт Шпеер был осужден, но не как представитель бизнеса, а как представитель государственных структур.
Тем не менее, администрация США не желала отказываться от дополнительных судебных процессов над военными преступниками, в ходе которых ведущие представители оружейной промышленности и крупных финансовых компаний Германии были бы привлечены к ответственности. Это решение отражало, с одной стороны, сильную позицию судебной власти как третьего столпа американской конституционной традиции, которая не привыкла щадить даже политические и экономические элиты; с другой стороны, было желание показать мировой общественности на конкретном примере, что даже правящие элиты диктаторского режима, которые грубо нарушали нормы международного права и основные права человека, могут быть привлечены к ответственности в рамках судебного разбирательства, основанного на нормах уголовного права США. В этом смысле последующие Нюрнбергские процессы по замыслу американской Фемиды были компонентом "перевоспитания", целью которого была реинтеграция правящей и управляющей элиты Германии, в частности, в формируемое американцами новое гражданское общество. Однако сначала они должны были пройти через чистилище серии судебных процессов, которые должны были безжалостно реконструировать их преступления и сделать их деяния достоянием общественности. Хотя бы для знаковых персон. Вполне возможно предположить, что таким образом немецкой элите показывали, кто в доме главный. Само собой разумеется, и это с особой ясностью проявилось в процессе над "ИГ Фарбен", что в администрации США и в оккупационной администрации США существовали существенные разногласия во мнениях относительно санкций, которых следует добиваться, и экономических и политических курсов, которые должны были вытекать из исхода судебного разбирательства.
Надо отметить, что среди держав-победительниц именно американцы были наиболее последовательны в своем стремлении судебным порядком разбирать дела государственных и общественных институтов Третьего Рейха. СССР и Великобритания как правило проводили конкретные персональные суды над военными преступниками, французы сосредоточились на доении доставшейся им части Германии. Что интересно, Великобритания не одобряла стремление американцев проводить судебные процессы над техническими и деловыми кругами Германии, мотивируя это тем, что квалификация этих специалистов крайне востребована для восстановления ФРГ. Тем не менее, по запросу США, американцам для проведения процессов были выданы все немцы, которые были задержаны в французской или британской зонах оккупации. Для проведения процесса над ИГ «Фарбен» были собраны все без исключения члены правления концерна и «пристегнутый» к ним по случаю общественного резонанса директор завода ИГ «Аушвиц».
Телфорд Тэйлор
Идейным вдохновителем малых Нюрнбергских процессов был бригадный генерал Армии США Телфорд Тэйлор. Известный американский юрист, в годы войны служил в американской разведке, и поэтому имел хорошее представление о том, что из себя представляют нацисты. В 1944 году он работал в команде Роберта Джексона – разработчика Устава и правовых основ Нюрнбергского международного трибунала, а впоследствии американского обвинителя в ходе работы НМТ. После окончания трибунала Джексон вернулся в США, а Тэйлор занял его место в качестве главного прокурора на следующих 12 малых Нюрнбергских процессах. Тэйлор вспоминал, что его шокировала жестокость нацистов, число и масштаб совершенных ими преступлений, и поэтому он счел предельно важным привлечь преступников к ответственности.
24 октября 1946 года Военное правительство Соединенных Штатов в соответствии с указом № 7 санкционировало использование чисто американских военных судов для проведения судебных процессов на территории американской оккупационной зоны в Германии. Глава оккупационной администрации был уполномочен назначать американских судей в состав трибуналов, в то время как Управление главного юрисконсульта по военным преступлениям, созданное в январе 1946 года, было назначено органом обвинения. К концу лета 1947 года было создано 12 военных трибуналов, в том числе три для проведения процессов по экономическим делам: в отношении концернов "Флик", "Крупп" и ИГ «Фарбен». Дело против ИГ «Фарбен» было передано в Военный трибунал номер VI, созданный 8 августа 1947 года. Судьями были назначены Кертис Гровер Шейк (бывший главный судья Верховного суда штата Индиана, председательствующий судья), Джеймс Моррис (судья Верховного суда Северной Дакоты), Пол Макарус Хеберт (декан юридического факультета Университета штата Луизиана) и Кларенс Ф. Меррелл (заместитель судьи, член коллегии адвокатов штата Индиана). Надо отметить, что в качестве военных судей в Германию не направлялись действующие американские судьи, поскольку американцы не хотели ослаблять собственную систему правосудия. Туда ехали в основном «теоретики», представители юридических учебных заведений и судьи в отставке. Это, по словам участников процессов, приводило к тому, что судьи руководствовались «буквой, а не духом закона».
Судьи 6-го малого Нюрнбергского трибунала, слева направо Моррис, Шейк, Хеберт, Мэррил
В отличие от судей, члены группы обвинения готовились к судебному разбирательству с декабря 1946 г. Некоторые из группы из 10 человек годами имели дело с ИГ «Фарбен» в контексте своей работы в Управлении по контролю за иностранными фондами Министерства финансов и Антимонопольного отдела Министерства юстиции. Руководил обвинением прокурор Джосайя Э. Дюбуа, глава судебной группы "ИГ Фарбен" Группа обвинения использовала обширные коллекции документов и отчеты о расследованиях, которые были получены в правительственных департаментах, Управлении стратегических служб, Комитете Килгора Сената США (Подкомитет Сената по военным вопросам по мобилизации на войну) и Управлении внешней экономики (ВЭД). Особое значение имели обширные заявления и документы, которые члены правления ИГ «Фарбен» Герман Шмитц, Георг фон Шницлер и Макс Ильгнер представили для следственной группы Бернарда Бернштейна летом 1945 года, в рамках подготовки к международному нюрнбергскому трибуналу. Они дали всесторонний обзор совместной работы между химическим концерном и нацистским руководством, активное участие треста в наращивании вооружений и подготовке к войне, а также координацию его внешней экспансионной политики с агрессивной внешней политикой Третьего рейха. Эти заявления служили судебной команде во главе с Дюбуа в качестве краеугольных камней для подготовки судебного разбирательства, которое они соотносили с документами из внутренних архивных отделов ИГ «Фарбен».
3 мая 1947 года прокурорская группа подала обвинительный акт в генеральную секретариат Нюрнбергского военного трибунала. В нем были перечислены пять обвинений, основанных на нормативных положениях Закона № 10 о Контрольном совете, и обвинялись 24 менеджера ИГ «Фарбен» в совершении следующих преступлений:
1. Планирование, подготовка, развязывание и ведение агрессивных войн через стратегический союз с Гитлером и нацистским движением, через активное и синхронное участие в перевооружении и подготовке к войне в контексте Четырехлетнего плана, а также через ослабление потенциальных противников, активное участие в иностранном шпионаже, пропаганда в поддержку нацистской диктатуры, сокрытие иностранных активов непосредственно перед началом войны.
2. Грабеж и разграбление в аннексированных и оккупированных странах Европы, контролируемой Германией (Австрия, Чехословакия, Польша, Франция, Норвегия и Советский Союз). Утверждалось, что ИГ «Фарбен» пыталась подчинить себе химическую промышленность Европы и в этом процессе действовала в соответствии с тщательно разработанными планами.
3. Участие в программе рабского труда и политике геноцида нацистской диктатуры. Руководство "Фарбен" энергично пользовалась иностранными подневольными рабочими, военнопленными и узниками концентрационных лагерей для осуществления своих экономических программ военного времени. В ходе этого процесса тысячи узников концентрационных лагерей, особенно на заводе "ИГ Фарбен Аушвиц", были доведены до смерти. Более того, менеджеры несли совместную ответственность за незаконные медицинские эксперименты над порабощенными людьми и, как члены правления холдинговой компании «Дегеш», должны были знать, что ядовитый газ Циклон В, поставляемый «Дегеш» в концентрационные лагеря, использовался для убийства заключенных лагерей.
4. Членство в преступных организациях. Трем подсудимым были предъявлены обвинения в том, что они были функционерами СС, которые были объявлены преступной организацией Законом № 10 Контрольного совета, а затем Международным военным трибуналом.
5. Совместное планирование заговора против мира. Подсудимым было предъявлено обвинение в том, что они были среди тех, кто в течение многих лет составлял заговор против мира, в период до 8 мая 1945 года. Кроме того, преступления против человечности, совершенные в ходе этого процесса, были неотъемлемым компонентом преступления против мира, как оно определено в Законе № 10 Контрольного совета. За это они несли индивидуальную ответственность; более того, они разделяли ответственность за акты насилия, совершенные другими во время выполнения совместного плана.
Обвинения были предъявлены 23 членам правления концерна и директору завода ИГ «Аушвиц».
В процессе рассмотрения дела пункты 1 и 5 были объединены как взаимодополняющие.
Обвинительное заключение не застало большинство обвиняемых врасплох. Некоторые, конечно, были арестованы и доставлены в Нюрнбергскую тюрьму только после предъявления обвинительного заключения, но в дополнение к ведущим "бизнесменам" Шмитцу, Шницлеру и Ильгнеру, несколько "инженеров" из правления и Технического комитета были интернированы и допрашивались с лета 1945 года. В течение 1946 года содержавшиеся под стражей функционеры были переведены в центр интернирования Крансберг в горах Таунус (под кодовым названием "Мусорная корзина"), и они регулярно встречались. В ходе встреч выяснилось, что на первом этапе допроса они вели себя совершенно по-разному. На допросах и в своих показаниях "бизнесмены" из головного офиса фирмы довольно откровенно рассказывали о симбиозе их корпорации с нацистской диктатурой и ее подготовке к войне, потому что они хотели таким образом опустить дискредитирующие детали и надеялись, что их сотрудничество с следствием принесет им преимущество в дальнейшем. Интернированные химики и инженеры избрали прямо противоположный путь: они удовлетворили любопытство своих американских коллег относительно деталей технологических инноваций в военной промышленности, но они были предельно сдержанны, когда речь заходила о контексте и последствиях их действий. Когда стало ясно, что суд неизбежен, последовали серьезные разногласия по поводу различных подходов, потому что заявления «бизнесменов», явно подставляли "инженеров". Однако подсудимым очень повезло в том, что суд отказался рассматривать их досудебные признания в качестве доказательств, поскольку использование этих документов противоречило принципу американской юрисдикции, согласно которому человек не обязан свидетельствовать против себя сам. Соответственно представители концерна отказывались от многих своих досудебных признаний. Единственным сотрудником ИГ «Фарбен», который не отказался от своих досудебных показаний, был фон Шницлер.
Фон Шницлер на процессе
Судопроизводство строилось на принципах, закрепленных в МНТ, то есть любые доказательства, выдвинутые обвинением, и заявления свидетелей обвинения априори принимались судом как доказанные, в случае согласия судьи, однако защита имела право оспорить доказательство и подвернуть свидетелей обвинения перекрестному допросу.
Основное судебное разбирательство
Основной судебный процесс начался 27 августа 1947 года со вступительного заявления главного обвинителя Телфорда Тейлора. Группа обвинения была чрезвычайно хорошо подготовлена, но она столкнулась с серьезным сопротивлением защиты, которой энергично помогали представители "ИГ Фарбен" из Людвигсхафена и Леверкузена, предоставлявшие защите необходимые документы из уцелевших архивов концерна. Обвинение представило 2282 документальных доказательства, 419 показаний под присягой и 87 свидетелей против 4102 документов, 2394 показаний под присягой и 102 свидетелей защиты.
Процесс по делу ИГ «Фарбен» длился 152 судебных дня. По его ходу внешние параметры все больше играли на руку защите. Когда начался судебный процесс, Холодная война только что достигла своего первого кризиса, когда Соединенные Штаты предложили западным странам Европы отдельное предложение о восстановлении, включая западные зоны оккупации (программа восстановления Европы, известная как План Маршалла). В конце июля 1948 года, в момент вынесения вердикта по процессу, произошло очередное обострение, связанное с блокадой Западного Берлина. При таких предзнаменованиях процесс ИГ «Фарбен» казался «неуместным», поскольку его фигуранты были явно «антисоветски» настроены и могли быть очень полезны при восстановлении Западной Германии, которая должна была входить в прозападный европейский блок государств. Плюс, обвиняемые имели обширные деловые и дружеские связи среди американского истеблишмента, что привело к прямому оказанию давления на суд. Джосайя Э. Дюбуа, глава обвинения, проявлял большую выдержку. Его не смутил тот факт, что один из судей навел справки, чтобы узнать, был ли он "евреем", или что он был осужден как сторонник "доктрины коммунистической партии". Консервативные американские СМИ в своих статьях также оказывали давление на процесс отмечая присутствие "слишком большого числа евреев" в команде обвинения.
Тем не менее, вне зависимости от общественного мнения, выдвинутые обвинения должны были быть, по крайней мере, опровергнуты, а это было непростой задачей в свете представленных изобличающих документальных доказательств и решения фон Шницлера придерживаться своих первоначальных заявлений. В своем общем подходе защита опиралась на деполитизированное структурное описание деятельности ИГ «Фарбен», подготовленное в 1946 году Фрицем Тер Меером. Исходя из этого, защита признавала общие факты дела, которые сводились к обвинению в неоспоримых фактах преступлений политических/правительственных центральных властей, утверждая, что они вынудили лидеров корпорации принять участие в программах вооружений под страхом разорения и под личными угрозами, насильно использовали их для подготовки к войне и заставляли их нанимать все большие и большие контингенты подневольных рабочих в качестве рабочей силы на заводах. Таким образом, по утверждениям защиты, лидеры "Фарбен" были лишены свободы действий в рамках законов Третьего Рейха и оказались в кризисной ситуации, которая становилась все более острой на протяжении всей войны. Единственной возможностью для обвиняемых был выбор меньшего зла и попытки улучшить участь подневольных рабочих, которые были вынуждены работать на заводах концерна.
На основе этого общего подхода адвокаты защиты разработали подробные сценарии для противодействия конкретным обвинениям. Обвинение в пособничестве врачам концентрационных лагерей и их варварским экспериментам на людях было опровергнуто свидетелями защиты в поддержку обвиняемых представителей фармацевтического отдела (Херлейн и Лаутеншлегер), заявившими, что доставка лекарств и вакцин в концентрационные лагеря были прекращены, как только стало известно об их использовании в нестандартных целях. Факт прекращения поставок подтверждался документами. Подсудимые Херляйн, Манн и Вурстер отвергли обвинение в попустительстве в отношении смертельного применения инсектицида «Циклон Б», заявив, что, будучи членами правления, они не имели представления о деловой практике компании «Дегеш», и что не было значительного увеличения поставок инсектицидов в лагеря, после того как они стали использоваться в газовых камерах. В свою очередь свидетели защиты из числа руководящего менеджмента компании-производителя, подтвердили, что переданная им СС информация об применении «Циклон-Б» в газовых камерах была строго секретной, и они не уведомляли руководство концерна о характере использования вещества.
Обвинение в использовании рабского подневольного труда было оспорено защитой через факты, установленные Международным Нюрнбергским трибуналом. Из решения МНТ был сделан вывод, что к концу 1941 года Германия достигла эффективного господства над территориями с общим населением 350 000 000 человек. На ранних этапах войны была предпринята попытка получить на добровольной основе достаточное количество иностранных рабочих для немецкой промышленности и сельского хозяйства, чтобы заменить тех, кто был призван на военную службу, но к 1940 году эта система не смогла предоставить достаточное количество рабочих для поддержания объема производства, который считался необходимым для ведения войны. Началась принудительная депортация рабочих в Германию, 21 марта 1942 года Фриц Заукель был назначен Генеральным уполномоченный по использованию [распределению] рабочей силы, имеющий полномочия в отношении "всей имеющейся рабочей силы, включая рабочую силу, завербованную за границей, и военнопленных". Декретом Заукеля от 6 апреля 1942 года гауляйтеры были назначены уполномоченными по труду, с полномочиями координировать все агентства, занимающиеся трудовыми вопросами, с конкретными полномочиями в отношении найма иностранных работников, включая условия их труда, питание и жилье. В соответствии с этой властью гауляйтеры взяли на себя управление над распределением рабочей силы, включая принудительных рабочих из зарубежных стран.
В ходе войны основные заводы ИГ «Фарбен», так же, как и остальные немецкие промышленные предприятия, испытывали серьезную нехватку рабочей силы из-за мобилизации для службы в вооруженных силах. На ИГ «Фарбен» была возложена ответственность за соблюдение установленных производственных квот, и она уступила давлению Имперского министерства труда и использовала вынужденных иностранных рабочих на многих своих заводах.
Обвиняемые, ссылались на прецедент «защиты по необходимости». Использование рабского труда на заводах ИГ «Фарбен» было необходимым результатом принудительных производственных квот, навязанных им правительственными учреждениями, с одной стороны, и столь же обязательные правилами, требующими от них использования рабского труда для достижения такого производства, с другой. До сведения суда были доведены многочисленные указы, распоряжения и директивы Министерства труда, из которых следует, что указанное ведомство взяло на себя диктаторский контроль над привлечением, распределением и надзором за всей доступной рабочей силой в рейхе. Строгие правила регламентировали практически все аспекты взаимоотношений между работодателями и работниками. Промышленным предприятиям было запрещено нанимать или увольнять работники без одобрения агентства. За нарушение этих правил были предусмотрены суровые наказания, включая отправку в концентрационные лагеря и даже смертную казнь. Таким образом суд признавал, что обвиняемые находились в таких условиях, когда использование подневольного труда выходило за рамки их компетенций.
Однако в общем правиле оказалось исключение, которое распространилось на дело ИГ «Фарбен» и касалось оно вопроса ИГ «Фарбен» Аушвиц.
А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.
Значок рубля под постом или по ссылке, если вы с приложения.
Подробный список пришедших нам донатов вот тут.
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!
Автор: Алексей Котов.
Читайте ранее:
ИГ Фарбен. Часть I. Немецкая химияИГ Фарбен. Часть II. От кошмара Версаля до крупнейшей корпорации Европы
ИГ Фарбен. Часть III. Высокие технологии и высокая политика
ИГ Фарбен. Часть IV. Концерн и нацистские власти
ИГ Фарбен. Часть V. Арийский бензин
ИГ Фарбен. Часть VI. Концерн на пути к войне
ИГ Фарбен. Часть VII. Война началась
ИГ Фарбен. Часть VIII. Концерн и Вермахт
ИГ Фарбен. Часть IX. Фиаско Аушвица
Примечание @Cat.Cat:
В следующей статье цикла будет рассказано о послевоенной судьбе людей, принимавших непосредственное участие в жизни концерна. В данной же статье содержится только внушительный список обвиняемых.
АМБРОС, ОТТО — Родился 19 мая 1901 года, Вайден, Бавария. Профессор химии. В 1938-45 гг. член правления ИГ «Фарбен», Технического комитета и Комитета по химическим веществам; председатель 3-х Комитетов Фарбен в химической области; управляющий 8 наиболее важными заводами концерна, включая Буна-Освенцим; член наблюдательного совета в нескольких подразделениях Фарбен, в том числе созданного в ходе оккупации франко-германского концерна «Франколор».
Член Нацистской партии и Германского трудового фронта; Руководитель военной экономики; специальный консультант начальника отдела исследований и разработок Четырехлетнего плана; начальник Специального комитета "С" (Химическая война), глава комитета по пороху и взрывчатым веществам управления снабжения вооружением; начальник ряда подразделений экономической группы «Химическая промышленность».
БЮРГИН, ЭРНСТ — Родился 31 июля 1885 года, Вилен, Баден. Электрохимик. В 1938-45 гг. член правления ИГ «Фарбен»; 1937-45, Технического комитета; руководитель Центральной группы производства; директор заводов Биттерфиль и Вульфен; член наблюдательных советов предприятий концерна в Германии, Норвегии, Швейцарии и Испании.
Член Нацистской партии и Германского трудового фронта; Руководитель военной экономики; сотрудник Крауха в Четырехлетнем плане; председатель технического комитетов по некоторым важным продуктам экономической группы "Химическая промышленность".
БЮТЕФИШ, ХАЙНИХ — Родился 24 февраля 1894 года в Ганновере. Доктор технических наук (физико-химических). В 1938-45 гг. член правления ИГ «Фарбен», консультант технического Комитета; с 1938-45, член Технического комитета; 1938-45, директор завода «Лойнаверке»; председатель или член наблюдательных советов компаний в составе «ИГ Фарбен» в области химикатов, взрывчатых веществ, горнодобывающей промышленности, синтетики и т.д., в Германии, Польше, Австрии, Чехословакии, Югославии, Румынии и Венгрии.
Член «Круга друзей Гиммлера»; член Нацистской партии и Германского трудового фронта; Подполковник СС; член НСКК и НСФК; член национал-социалистического союза технических специалистов; сотрудник Крауха в Четырехлетнем плане; комиссар по нефти Министерства вооружений; президент Комитета технических экспертов Международной азотной конвенции и т.д.
ДЮРФЕЛЬД, ВАЛЬТЕР — Родился 24 июня 1899 Года в Саарбрюккене. Доктор технических наук. Не являлся членом правления концерна ИГ «Фарбен» или членом комитетов концерна. С 1932-41 главный инженер завода "Лойнаверке"; 1941-44 уполномоченный представитель ИГ "Фарбен"и начальник строительно-монтажных работ на заводе в Освенциме; 1944-45 директор завода в Освенциме.
1937-45, член нацистской партии; 1934-45, член Германского трудового фронта; 1932-45, член Национал-социалистического летного корпуса (капитан, 1943-45); 1944-45, окружной председатель экономической группы Химическая промышленность Верхняя Силезия; 1918, получил Железный крест II класса; 1941, Крест за военные заслуги II класса; 1944 год, Крест за боевые заслуги I класса.
ГАЕВСКИЙ, ФРИЦ — Родился 13 октября 1885 года в Пиллау, Восточная Пруссия. Доктор химических наук; 1931-34, заместитель члена правления ИГ «Фарбен; 1934-45, действительный член правления ИГ «Фарбен; 1929-38, член Рабочего комитета; 1933-45, член Центрального комитета; 1929-45, член Технического комитет (первый заместитель председателя 1933-45); 1929-45, директор 3-го производственного округа концерна; 1931-45, директор комбината в Берлине; управляющий заводами «Агфа»; член правления многих других дочерних и зависимых компаний, включая DAG.
Член Нацистской партии и Германского трудового фронта; член Национал-социалистического союза немецких техников и Союза защиты рейха от воздушных налетов; Руководитель военной экономики; член нескольких научных и экономических групп.
ГАТТИНО, ГЕНРИХ — Родился 6 января 1905 года в Бухаресте, Румыния, в семье немцев. Юрист. Не член правления ИГ «Фарбен», но член Рабочего комитета ИГ «Фарбен» с 1932-35, и Комитета «Фарбен» по Юго-Восточной Европе, 1938-45; 1934-38, начальник Отдел политической экономии «Фарбен»; сотрудник или член наблюдательных советов подразделений и дочерних компаний «Фарбен» в Германии и Юго-Восточной Европе.
1933-34, полковник СА; 1935-45, член нацистской партии; 1936-45, член Национал-социалистического автомобильного корпуса; 1934-45, член Немецкого трудового фронта и Национальной организации социалистического благосостояния; член Совета по пропаганде немецкой экономики; член Комитета по Юго-Восточной Европе экономической группы «Химическая промышленность»; кавалер Креста за выдающиеся заслуги I и II степени.
ХЕФЛИГЕР, ПАУЛЬ — гражданин Швейцарии, родился 19 ноября 1886 года в Штеффисбурге, кантон Берн, Швейцария. Выпускник коммерческого училища. Сохранял швейцарское гражданство и служил почетным консулом Швейцарии во Франкфурте в 1934-38 годах; получил немецкое гражданство в 1941 году и отказался от него в 1946 году; в 1926-38 годах - заместитель члена правления ИГ «Фарбен»; 1938-45, действительный член правления «Фарбен»; 1937-45, член Коммерческого комитета; 1938-45, член Комитета по химическим веществам; 1944-45, заместитель председателя и заместитель начальника отдела продаж металлов; член комитетов «Фарбен» по Юго-Восточной Европе, Восточной Азии и Востоку. Председатель или член наблюдательных советов в нескольких подразделениях «Фарбен», включая концерны в Германии, Австрии, Чехословакии, Норвегии и Италии.
Не был членом нацистской партии, но был членом Немецкого трудового фронта.
ФОН ДЕР ХЕЙДЕ, ЭРИХ — родился 1 мая 1900 года в Гонконге, Китай, от немецких родителей. Доктор сельскохозяйственных наук. Никогда не был членом правления ИГ «Фарбен» или каких-либо комитетов; 1939-45 был уполномоченным представителем правления концерна; 1936-40, советник департамента экономической политики; 1938-40, агент экономической контрразведки в Берлине, и в течение короткого периода исполняющий обязанности начальника контрразведки «Фарбен».
1937-45, член нацистской партии; 1934-45, член Германского трудового фронта и член Конного клуба СС (капитан 1940-45); 1942-45, советник Управления военной экономики и вооружения Верховного командования Германии.
ХЕРЛЕЙН, ГЕНРИХ —родился 5 июня 1883 года, Вендельсхайм, Рейн-Гессен. Профессор химии: 1926-31, заместитель члена правления; 1931-45, действительный член Правления ИГ «Фарбен»; 1931-38, член Рабочего комитета; 1933-45, член Центрального комитета; 1931-45, член Технического комитета (второй заместитель председателя 1933-45); 1930-45, председатель фармацевтического комитета; управляющий заводом в Эльберфельде.
Член Нацистской партии, Германского трудового фронта, Национал-социалистического союза технических специалистов Германии; член Имперского совета здравоохранения; сотрудник или член нескольких научных организаций.
ИЛЬГНЕР, МАКС — Родился 28 июня 1899, Бибесхайм, Гессен. Доктор политических наук. 1934-38, заместитель члена Правления ИГ «Фарбен»; 1938-45, действительный член Правления ИГ «Фарбен»; 1933-38, член Рабочего комитета; 1937-45, член Коммерческого комитета; 1926-45, начальник отдела Берлинского офиса «Фарбен»; председатель Юго-восточного комитета; директор завода «Шкопау», заместитель директора «Ammoniakwerk Merseburg»; сотрудник или член наблюдательных советов 14 концернов в 7 странах, включая American I. G. Chemical Corporation, Нью-Йорк.
С 1937, член нацистской партии; член Германского трудового фронта, НСКК, национал-социалистического солдатского союза; Руководитель военной экономики; председатель или член 7 консультативных комитетов при правительстве; сотрудник или член 41 торговой палаты и экономических ассоциаций и 21 общества и клуба в Германии и за рубежом; обладатель полудюжины наград времен Первой мировой войны, включая Железный крест и медаль Гессена за Храбрость и ордена отличия от различных других правительств.
ЙЕНЕ, ФРИДРИХ — Родился 24 октября 1879 года, Нойс, Германия. Дипломированный инженер. 1934-38, заместитель члена Правления ИГ «Фарбен»; 1938-45, действительный член Правления ИГ «Фарбен» и член технического Комитета; председатель технической комиссии Фарбен; начальник инженерного отдела Завод «Хохтс»; член Наблюдательных советов нескольких подразделений «Фарбен».
Член Нацистской партии и Германского трудового фронта; Руководитель военной экономики; член Большого консультативного совета промышленной Группы Рейх; член Президиума Германского Комитет по стандартизации; руководитель Технического комитета Торговой ассоциации химической промышленности.
ФОН КНИРИЕМ, АВГУСТ — Родился 11 августа 1887 года в Риге, Латвия. Юрист. 1926-31, заместитель члена Правления ИГ «Фарбен»; 1931-45, действительный член Правления ИГ «Фарбен»; член Рабочего комитета; 1938-45, член Центрального комитета; 1931-45, приглашенный специалист на заседаниях Технического комитета; 1933-45, председатель Юридического комитета и патентного комитета. "Главный адвокат" ИГ «Фарбен»; член правления в нескольких подразделениях «Фарбен» и в двух голландских фирмах в Гааге.
Член Нацистской партии, Германского трудового фронта, Национал-социалистической ассоциации юристов; член 4 комитетов и нескольких подкомитетов промышленной группы «Рейх», занимающихся вопросами права, патентов, товарных знаков, регулирования рынка и т.д.; член большого числа профессиональных ассоциаций.
КРАУХ, КАРЛ — Родился 7 апреля 1887 года, Дармштадт, Германия. Доктор естественных наук, профессор химии. Член правления ИГ «Фарбен» и его Центрального комитета; член и председатель Наблюдательного совета директоров, 1940-45; начальник Берлинского отдела по связям с Вермахтом; член правления ряда крупных дочерних и зависимых компаний «Фарбен», включая завод «Форд» в Кельне.
В апреле 1936 года назначен ответственным за Отдел исследований и разработок в области сырья, материалов штате Геринга; с октябрь 1936 года, ответственный за отдел исследований и разработок в Управлении немецкого сырья и синтетики Четырехлетнего плана; июль 1938-45, Генеральный уполномоченный по специальным вопросам химической промышленности; с декабря 1939 года, комиссар по экономическому развитию «Четырехлетного плана», руководитель военной экономики; член директората Рейхсканцелярии Фюрера.
1937, член нацистской партии; член НСФК; член Германского трудового фронта.
КЮНЕ, ГАНС — Родился 3 июня 1880 года в Магдебурге, Германия. Химик. 1926-45, член Правления ИГ «Фарбен» и Рабочего комитета до 1938; 1925-45, член Технического Комитета; 1933-45, начальник комбината Нижнего Рейна; 1926-45, член Комитета по химическим веществам; руководитель завода в Леверкузене; сотрудник или член правления в многочисленных концернах «Фарбен» в Германии и в 5 других странах.
Стал членом нацистской партии в 1933 году, но вскоре после этого был исключен и восстановлен только в 1937 году; член Немецкого трудового фронта; член групп в экономических, коммерческих и трудовых ведомствах рейха и местных органах власти.
КУГЛЕР, ГАНС — Родился 4 декабря 1900 года во Франкфурте-На-Майне. Доктор политических наук. Не являлся член Правления ИГ «Фарбен»; С 1934-45, член Коммерческого комитета; 1938-45, второй заместитель председателя Комитета по красителям; 1937-45, член Руководящего комитета по красителям; 1943-45, 1934-45, начальник отдела продаж красителей в Венгрии, Румынии, Югославии, Чехословакии, Австрии, Греции, Болгарии, Турции, Ближнего Востока и Африки; 1939-45, член Комитета «Фарбен» по Юго-Восточной Европе; 1942-44, член Коммерческого комитета концерна «Франколор», Париж.
1939-45, член нацистской партии; 1934-45, член Германского трудового фронта; 1938-39 Уполномоченный Министерства экономики по делам заводов «Ауссиг-Фалькенау», Чехословакия, управляющий указанными заводами и член Консультативного совета.
ЛАУТЕНШЛЬЭГЕР, КАРЛ — Родился 27 февраля 1888 года в Карлсруэ, Баден. Доктор медицины, доктор химических наук, профессор фармацевтики, почетный сенатор (регент) Марбургского университета, бывший научный сотрудник Физиологического института Гейдельбергского университета и Фармакологического института Фрайбургского университета.
1931-38, заместитель члена Правления ИГ «Фарбен»; 1938-45, действительный член Правления ИГ «Фарбен», член технического комитета и директор комбината "Майн Вэлли"; 1926-45, член фармацевтического комитета; директор завода завода Хехст; участник фармацевтического Комитета «Фарбен».
1938-45, член нацистской партии; 1934-45, член Немецкого трудового фронта; 1942-45, Руководитель военной экономики; член различных научных и исследовательских организаций.
МАНН, ВИЛЬГЕЛЬМ — Родился 4 апреля 1894 Года, Вупперталь-Эльберфельд. Выпускник коммерческого училища. 1931-34, заместитель члена Правления ИГ «Фарбен»; 1934-45, действительный член Правления ИГ «Фарбен»; 1931-38, член Рабочего комитета; 1937-45, член Коммерческого комитета; 1931-45, начальник отдела продаж «Combine Pharmaceuticals»; 1926-45, член Фармацевтического Комитета «Фарбен»; председатель Комитета Восточной Азии; должностное лицо или член многочисленных наблюдательных советов в концернах «Фарбен» (включая председательство в "DEGESCH" (компания выпускавшая «Циклон-Б»).
Член нацистской партии; член СА в звании лейтенанта; член Немецкой рабочего Фронта; судья Рейха; член Большого консультативного совета, Промышленной группы «Рейх»; член многих научных организаций.
ТЕР МЕЕР, ФРИЦ; — Родился 4 июля 1884 года, Уердинген, Нижний Рейн. Доктор химии. 1926-45, член Правления ИГ «Фарбен»; 1926-38, член Рабочего комитета; 1933-45, член Центрального комитета; 1925-45, член Технического комитета (председатель, 1933-45); 1929-45 , начальник Второго производственного района ИГ «Фарбен»; 1936-45, технический представитель в Комитете по красителям; сотрудник или член наблюдательных советов многочисленных подразделений, дочерних и зависимых компаний «Фарбен», включая «Франколор», а также концернов в Италии, Испании, Швейцарии и Соединенных Штатах.
Член нацистской партии и Германского трудового фронта; Руководитель военной экономики; член национал-социалистического союза немецких техников; комиссар рейха по Италии Министерства вооружения и военного производства; член экономической группы "Химическая промышленность"; член многочисленных технических и научных организаций.
ОСТЕР, ГЕНРИХ — Родился 9 мая 1878 года в Страсбурге, Эльзас-Лотарингия. Доктор философии. 1928-31, заместитель члена Правления ИГ «Фарбен»; 1931-45 действительный член Правления ИГ «Фарбен»; 1929-38, член Рабочего комитета; 1937-45, член Коммерческого комитета; 1930-45, руководитель Азотного синдиката; член Восточноазиатского комитета и руководитель Торговой организации «Фарбен» по азоту и нефти; член нескольких наблюдательных советов в Германии, Австрии, Норвегии и Югославии.
Член нацистской партии; член Конного клуба СС; член Германского трудового фронта.
Во время Первой мировой войны получил Железный крест и несколько государственных наград. Во время Второй мировой войны получил Крест за военные заслуги.
ШМИТЦ, ГЕРМАН — Родился 1 января 1881 года, Эссен/Рур. Выпускник коммерческого колледжа, без ученой степени. 1925-45, член Правления ИГ «Фарбен»; 1930-45, член Центрального комитета; 1935-45, председатель Правления ИГ «Фарбен» и приглашенный член на заседания наблюдательного совета ИГ «Фарбен»; 1929-40, председатель правления ИГ «Хеми», Базель, Швейцария; в 1937-39 годах председатель правления American I. G. Chemical Corp., Нью-Йорк; председатель правления DAG [Dynamit A. G.] (ранее Alfred Nobel & Co.); член Наблюдательного совета «Фридрих Крупп АГ», Эссен; председатель или член наблюдательных советов в нескольких других дочерних и зависимых концернах «Фарбен».
1933, депутат рейхстага; председатель валютного комитета рейхсбанка.; член совета директоров Банка международных расчетов, Базель; член Комитета семи, Немецкого Золотой дисконтного банка, Берлин; член или председатель контрольных групп в нескольких других финансовых учреждениях. Член Комитета экспертов по сырьевым материалам; член Специального консультативного совета, Промышленной Группы «Рейх»; Руководитель военной экономики.
ШНАЙДЕР, КРИСТИАН — Родился 19 ноября 1887 года в Кульмбахе, Бавария. Химик. 1928-37, заместитель члена Правления ИГ «Фарбен»; 1938-45, действительный член Правления ИГ «Фарбен» и Центрального комитета; 1937-38, член Рабочего комитета; 1929-38, приглашенный помощник на заседаниях Технического Комитета, действительный член 1938-45; 1938-45, начальник первого промышленного района ИГ «Фарбен»; 1937-45, глава контрразведки отдела по связям с Вермахтом; менеджер «Ammoniakwerk» Мерзебург; начальник Центрального отдела кадров «Фарбен»; член контрольных органов нескольких подразделений «Фарбен».
Член нацистской партии; поддерживающий член СС; член Немецкого трудового фронта; член Консультативного совета Экономической группы "Химическая промышленность"; член Экспертного совета комитета имперских попечителей труда.
ФОН ШНИЦЛЕР, ГЕОРГ — Родился 28 октября 1884 года в Кельне. Юрист. 1926-45, член Правления ИГ «Фарбен»; 1926-38, член Рабочего комитета; 1930-45, член Центрального Комитета; 1929-45, приглашенный секретарь Технического комитета; 1937-45, председатель Коммерческого комитета; 1930-45, член нацистской партии; капитан СА; член Немецкого трудового фронта; член Нацистской автомобильной ассоциации; Руководитель военной экономики; член Большого консультативного совета, промышленной группы «Рейх»; заместитель председателя Экономической группы Химической промышленности; вице-президент Арбитражного суда Международной торговой палаты; председатель Совета по пропаганде немецкой экономики; председатель Наблюдательного совета «Chemische Werke Aussig-Falkenau», «Aussig», Чехословакия; член Наблюдательного совета, «Франколор», Париж; должностное лицо или член Наблюдательных советов других филиалов «Фарбен» в Испании и Италии.
ВУРСТЕР, КАРЛ — Родился 2 декабря 1900 года в Штутгарте. Доктор химических наук. 1938- 45, член Правления ИГ «Фарбен», Технического комитета и Комитета химической промышленности; 1940-45, директор комбината Верхнего Рейна; председатель неорганического Комитета и директор заводов в Оппау и в Людвигсхафене; член наблюдательного совета в нескольких концернах «Фарбен».
Член Нацистской партии и Германского трудового фронта; Руководитель военной экономики; сотрудник Крауха в Четырехлетнем плане, заместитель председателя Экономической группы «Химическая промышленность», а также руководитель и председатель ее Технического комитета, подгруппы по сере и соединениям серы; Кавалер Рыцарского креста, Креста военных заслуг.
Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить следующую часть! Она выйдет 13.11 в 18:00 по МСК.
Автор: Алина Говенько.
В декабре 1946 года в восточном флигеле Дворца правосудия Нюрнберга начался судебный процесс по делу врачей. 20 врачам концентрационных лагерей были предъявлены обвинения в медицинских преступлениях. Помимо них, обвиняемыми по этому делу проходили один юрист и два чиновника. 7 человек было приговорено к смертной казни, 5 — к пожизненному заключению, ещё 4 — к срокам заключения от 10 до 20 лет. Оставшиеся 7 обвиняемых были оправданы. Именно по итогам этого процесса был принят так называемый Нюрнбергский кодекс, регулирующий проведение медицинских экспериментов над людьми.
Ну а теперь перенесемся немного назад во времени. Германия, начало 20-х годов 20 века. В свет выходит первый учебник по генетике человека, немалый раздел которого посвящён евгенике. Ещё чуть ранее немецкий психиатр Альфред Плетц вводит такое понятие, как "расовая гигиена", под которым подразумевается разделение людей на представителей "высшей расы" и "низших элементов". Для улучшения расовой чистоты немцев необходимо ввести строгие правила воспроизведения потомства, согласно которым "низшие элементы" не должны были оставлять потомство. Именно теория Плетца послужит идеологическим обоснованием и для программы эвтаназии "Т-4", и для поистине чудовищных экспериментов.
Вот лишь некоторые из них: людей подвергали воздействию низких температур, перепадов давления, заражали различными инфекционными заболеваниями, к примеру, тифом и малярией, вынуждали подопытных пить исключительно морскую воду, травили ядами, переливали кровь с разными резус-факторами, подвергали стерилизации…
Военные действия на Восточном фронте в зимнее время диктовали необходимость изучения влияния гипотермии на человека и разработки способов восстановления организма после воздействия низких температур. За исследования взялся доктор Зигмунд Рашер. Они проводились в двух концентрационных лагерях — Освенциме и Дахау. Для экспериментов отбирали мужчин из числа узников. Их одевали в костюмы лётчиков и помещали в резервуар с ледяной водой. Было экспериментально установлено, что если произошло переохлаждение задней части головы подопытного, то шансы спасти его практически равны нулю. В результате этого был разработан спасательный жилет со специальным подголовником.
Также уже известный нам доктор Рашер проводил над заключенными эксперименты по изучению влияния на человека перепадов давления. Подопытных помещали в барокамеру, в которой регулировалось давление. Всего в данные эксперименты было вовлечено порядка 200 человек, 80 из которых умерло от последствий, оставшихся же убили.
Одним из самых печально известных врачей, проводивших чудовищные эксперименты, по праву считается Йозеф Менгеле. В концлагере Освенцим он проводил опыты на близнецах с целью выявить схожести и различия в их генетике. Так, к примеру, он заражал одного из близнецов инфекционным заболеванием, чтобы затем провести вскрытие обоих и сравнить поражённые органы. Также Менгеле пытался искусственно создать сиамских близнецов, буквально "сшивая" двух близнецов между собой. Ещё им производились попытки изменить подопытным цвет глаз — для этого в глазные яблоки вводились различные химические вещества, что вызывало временную или постоянную слепоту. Из 1500 пар близнецов, над которыми проводились эксперименты, в живых осталось лишь 300 (по другим данным 200).
В концлагере Равенсбрюк проводились эксперименты по изучению эффективности противомикробного препарата сульфаниламида. Для этого содержащимся в Равенсбрюке женщинам делали надрезы, в которые вводились куски стекла или металла, а затем вводились бактерии столбняка, газовой гангрены и т.д.
Третьим рейхом планировалось применение бактериологического оружия, в частности, имелись большие запасы бактерий сыпного тифа. Однако для того, чтобы обезопасить немецких солдат, разрабатывалась вакцина. В 1942 году в Бухенвальде было вакцинировано 26 цыган, затем их заразили сыпным тифом. 6 подопытных умерло. Такой результат сочли неудовлетворительным. В дальнейшем исследования продолжил доктор Кретьен в концлагере Нацвейлер. Им было отобрано 80 цыган, которых заразили тифом воздушно-капельным путём и с помощью инъекций. Все 80 человек либо умерли от болезни, либо были расстреляны.
В Дахау изучали малярию. 1200 человек возрастом от 20 до 45 лет заразили этим инфекционным заболеванием: либо через укусы малярийных комаров, либо путём введения плазмодиев, полученных из москитов. Подопытных лечили хинином, антипирином, пирамидоном. 40 человек погибло от малярии, около 400 — от осложнений, вызванных болезнью, однако многие умерли от введённых препаратов.
В Освенциме проводились эксперименты по стерилизации: искали способ, которым можно сделать стерильными большое количество людей, при этом быстро и по возможности дёшево. Подопытным вводили йод, нитрат серебра, облучали рентгеновскими лучами до тех пор, пока в организме не прекращался сперматогенез или же овуляция у женщин. Множество узников в результате этого получило радиационные ожоги.
Подводя итог, хотелось бы сказать, что далеко не все преступники получили по заслугам на Нюрнбергском процессе. К примеру, Йозефу Менгеле удалось бежать в Латинскую Америку. Однако хочется верить, что человечество всё же сделало выводы из их бесчеловечных экспериментов — и эти выводы закреплены в Нюрнбергском кодексе, регулирующем эксперименты над людьми.
Автор: Алина Говенько.
Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_338087
Подпишись, чтобы не пропустить новые и интересные посты!
Руденко: Теперь я перехожу к следующей серии вопросов.
Вы показали, что уже в августе — сентябре 1940 года в замке Фушле вы встретились с подсудимым Кейтелем для обсуждения меморандума о возможном выступлении Германии против Советского Союза. Следовательно, почти за год до нападения на Советский Союз вы были осведомлены об этом нападении?
Риббентроп: Нет, это неправильно. Подсудимый Кейтель тогда действительно был у меня в Фушле, говорил со мной о том, что фюрер имеет некоторые сомнения в отношении России, что имеется возможность военного конфликта, что это нельзя оставить без внимания. Он, со своей стороны, написал меморандум и хотел переговорить об этом с фюрером. У него были опасения в отношении возможности конфликта на Востоке, и он просил меня подействовать в этом отношении на фюрера. Я обещал ему это. Однако о каком-либо нападении или о планах нападения речи не было. Это было скорее, я бы сказал, совещание, носившее характер совещания в генеральном штабе о конкретных вещах он ничего не говорил.
Руденко: Я не хочу вдаваться в подробности этого вопроса, потому что он уже был существенно исследован. Вы ответили Кейтелю во время этой беседы, что вы выскажете свои сомнения по поводу войны с СССР Гитлеру. Вы об этом сейчас тоже заявили. Вы имели на эту тему беседу с Гитлером?
Риббентроп: Я несколько раз говорил с Гитлером на эту тему, и в этом случае я ему говорил об опасности превентивной войны. Гитлер высказал мне свои сомнения, о которых я уже говорил.
Руденко: Вам было известно, что так называемая «Зеленая папка» подсудимого Геринга, содержавшая указания об ограблении и эксплуатации временно оккупированных областей Советского Союза, была подготовлена задолго до нападения на Советский Союз?
Риббентроп: Нет, я этого не знал. Название «Зеленая папка» я услышал в первый раз только здесь.
Руденко: Хорошо — вы не знали название. А когда вы узнали о её содержании? Содержании дела?
Риббентроп: Ни дела не имени.
Руденко: Вы не знаете. Хорошо. Вам известно, что до войны были разработаны директивы об истреблении мирного советского населения?
Риббентроп: Нет. Об этом я также не знал.
Руденко: А когда вы узнали об этом?
Риббентроп: О таких планах я вообще ничего не знал.
Руденко: И о директивах?
Риббентроп: Относительно подготовки таких планов…
Руденко: А о директивах о подсудности в районе «Барбаросса» вы, очевидно, знали?
Риббентроп: В отношении чего? Я не понял последнего вопроса.
Руденко: О подсудности в районе «Барбаросса». Это — приложение к плану «Барбаросса».
Риббентроп: Я должен сказать, что этой темой я лично никогда не занимался. Возможно, что какой-либо орган моего министерства и занимался этим, но я, насколько помню, не занимался вопросами подсудности, так как с момента начала военных действий с Советским Союзом министерство иностранных дел не занималось вопросами, связанными с этой областью.
Руденко: Я просил бы вас ознакомиться с телеграммой от 10 июля
1941 г., в 14 часов 51 минуту, германскому послу в Токио. Мы предъявляем этот документ под номером СССР — 446. Вы должны помнить эту телеграмму.
Риббентроп: Кому она адресована? Здесь не сказано.
Руденко: Немецкому послу в Токио. Вы помните?
Руденко: О, Токио, да.
Руденко: Вы повидимому помните её. Я прошу обратить внимание на слова на странице 4 в конце документа. Они подчеркнуты карандашом для удобства. Вы нашли отрывок? Я прочту только часть под протокол.
Риббентроп: Какую часть вы имеете в виду? Последняя страница?
Руденко: На странице 4. Подчеркнуто.
Риббентроп: Да я нашел её.
Руденко: Я оглашаю ее:
«Я прошу вас всеми находящимися в вашем распоряжении средствами повлиять на Мацуока, чтобы как можно быстрее Япония вступила в войну с Россией. Чем быстрее произойдет это, тем лучше. Конечной целью должно оставаться и в дальнейшем то, что Япония и мы перед наступлением зимы протянем друг другу руки на Сибирской железной дороге. С крахом России позиции держав оси во всем мире будут настолько гигантскими, что вопрос краха Англии или полного уничтожения английских островов будет являться только вопросом времени».
Риббентроп: Да, я нашел это место.
Руденко: Это что, одно из ваших усилий по локализации войны?
Риббентроп: Война с Россией уже началась, и я тогда пытался —
фюрер был того же мнения — втянуть Японию в войну против России, для того чтобы по возможности быстрее закончить войну с Россией. Таково было содержание телеграммы.
Руденко: Это не только позиция фюрера, но и ваша позиция, как министра иностранных дел в то время?
Риббентроп: Да.
Руденко: Вы подтверждаете, что никогда ничего не слышали о жестокостях, творившихся в концентрационных лагерях?
Риббентроп: Да, это правильно.
Руденко: Во время войны вы как министр иностранных дел знакомились с иностранной печатью, с иностранными газетами. Известно ли было вам, что сообщалось в заграничной прессе?
Риббентроп: Нет, это только в некоторой степени правильно. Я каждый день много читал и много работал, в принципе, я получал только иностранные политические новости отобранные для меня из иностранной прессы. Таким образом, в ходе всей войны я никогда не имел новостей из заграницы о концентрационных лагерях, до того дня пока ваши армии, то есть советско — русские армии, не захватили Майданек в Польше.
По этому случаю поступили новости из наших посольств и я попросил предоставить прессу, и т.д. Как я преподнес эти новости Фюреру и какой результат получил уже обсуждалось здесь. Ранее я ничего не знал о жестокостях или мерах предпринимаемых в концентрационных лагерях.
Руденко: Известны ли вам были ноты министра иностранных дел Советского Союза Молотова о злодеяниях немецких фашистов на временно оккупированных территориях Советского Союза, об угоне в рабство советских людей, об ограблении?
Риббентроп: Эта нота, мне кажется, дошла до меня по дипломатическим каналам. Я уже не помню точно, но возможно, что это было мне передано через телеграфные агентства. Во всяком случае, я вспоминаю, что тогда (мне кажется, речь шла даже о нескольких нотах, а одну из них я очень хорошо помню) я показал ее фюреру. Но поскольку с начала русско — немецкой войны мы никак не взаимодействовали с этими территориями, у меня не было на это влияния. Следовательно, я не знал о подробностях.
Руденко: Меня прежде всего интересовал один основной факт — установить, что вы были осведомлены о нотах министерства иностранных дел Советского Союза. Скажите, вам известно, что миллионы граждан угонялись в рабство в Германию?
Риббентроп: Нет. Согласно тому, что я слышал, со всеми этими иностранными рабочими хорошо обращались в Германии. Я думаю, возможно, что другие вещи могли случаться; но в целом, я уверен, что во многих случаях с этими рабочими обращались хорошо. Я знаю, что по случаям департаменты министерства иностранных дел взаимодействовали в таких вопросах с целью предотвратить подобные вещи. В целом, однако, у нас не было влияния в этой сфере, мы были исключены из восточных вопросов.
Руденко: А что в Германии эти граждане находились и использовались как рабы — это вам было известно?
Риббентроп: Нет, я не думаю что это верно. Мы в министерстве иностранных дел — в случае с французами, и большим количеством других иностранных рабочих — взаимодействовали в получении музыкантов, и т.д., из Франции для них. Мы советовали по вопросам их обеспечения. И я знаю, что Немецкий трудовой фронт делал все возможное, по крайней мере в том секторе в котором мы принимали участие, чтобы обращаться с рабочими хорошо, предотвращая их нежелание работать, и создавать им удобства. Я знаю, по крайне мере, что мы взаимодействовали в таких направлениях.
Руденко: Я вас прошу ознакомиться с показаниями Нормана Пауля Ферстера. Этот документ представляется под номером СССР-445. Обратите внимание на страницу 3 показаний Ферстера. Там говорится:
«В августе 1941 года я прибыл по указанному адресу в город Берлин и узнал, что я назначен в зондеркоманду СС министерства иностранных дел. Прежде в команде было 80–100 человек, а потом 300–400 человек личного состава. Позднее зондеркоманда была переименована в батальон особого назначения министерства иностранных дел»
Бароном фон Кюнстбергом я был принят в помещении, принадлежавшем министерству иностранных дел, где была размещена зондеркоманда. Он мне разяснил, что зондеркоманда создана по указанию министра иностранных дел Германии фон Риббентропа. По указанию фон Риббентропа,-говорил Кюнстберг, — наша зондеркоманда должна следовать на оккупированные территории с передовыми частями, с таким расчетом, чтобы сохранить культурные ценности (музеи, библиотеки, научно-исследовательские институты, картинные галереи и т. д.) от разгрома и уничтожения немецких солдат, с тем, чтобы затем все эти ценности реквизировать и вывезти в Германию..."
Руденко: Вы знаете, что существовал такой батальон министерства иностранных дел и что по вашему указанию он занимался, как говорилось здесь, в документе, «сохранением культурных ценностей»?
Риббентроп: Так, как написано в этом документе, — это неправильно. Правильным является следующее:
Фон Кюнстберг является человеком, который вместе с некоторыми сотрудниками уже задолго до русской кампании получил поручение (речь шла тогда о Франции) — собирать важные документы, которые могут иметь значение для нас, реквизировать их. Я одновременно хотел бы сказать, что у него было поручение заботиться о том, чтобы здесь не проводилось ненужных разрушений памятников искусства и т. д. Но от меня он не получал задания направлять эти вещи в Германию или грабить их. Я не знаю, каким образом были даны эти показания, во всяком случае, они не соответствуют действительности.
Руденко: Вы снова возражаете против множества документов. Это не значит, что они не верные. Я обращусь к документу — это письмо подсудимого Геринга на имя подсудимого Розенберга, — представленному уже Трибуналу под номером ПС-1985. Я оглашу это письмо подсудимого Геринга, адресованное подсудимому Розенбергу. Он пишет:
«После долгих поисков я особенно приветствовал, когда, наконец, было избрано место для коллекций, хотя я должен указать, что также и другие инстанции ссылаются на полномочия фюрера. Так, в первую очередь это относится к имперскому министру иностранных дел, направившему уже несколько месяцев назад циркуляр во все инстанции, которым он, между прочим, говорит, что ему переданы полномочия на сохранение культурных ценностей в оккупированных областях».
Вы не помните этого письма?
Риббентроп: Я не знаю, при каких обстоятельствах Герингом было написано это письмо. Этого я не знаю. Во всяком случае, если там говорилось о каких-либо полномочиях или о чем-либо другом, то речь могла идти только о том, чтобы эти произведения искусства сохранялись. Я уже заявлял, что в ходе войны ни я лично ни министерство иностранных дел не конфисковывали или требовали культурные ценности, либо для моего личного пользования либо для нашего пользования. Возможно, что эти культурные ценности были временно переданы на хранение. Ни одна из них не попала в мое владение. Следовательно в письме могло быть недопонимание, потому что я четко помню, что в то время мы занимались вопросом сохранения культурных ценностей во Франции, например от ограблений в частных домах или галереях искусств, и т.д.; я помню как просил Вермахт предоставить охрану этим культурным ценностям, и т.д. В любом случае, мы в министерстве иностранных дел никогда не видели таких предметов искусства.
Руденко: Я думаю нам не нужно глубоко посвящаться в детали. Я хочу задать другой вопрос в этой связи. Вы не думаете, что термин «сохранение культурных ценностей на оккупированных территориях» в действительности означает разграбление культурных ценностей?
Риббентроп: Мы определенно никогда не имели такого намерения; и я никогда не отдавал приказов с такой целью. Я хочу категорически заявить. Вероятно, я могу добавить, что когда я услышал, что Кюнсберг внезапно собрал такой крупный штаб, я немедленно приказал распустить целый батальон — в любом случае, он был немедленно распущен; и я думаю я даже помню его увольнение из министерства иностранных дел, потому что он не хотел выполнять мой приказ. Я думаю, он был уволен из моего ведомства.
Руденко: Вы были министром иностранных дел фашистской Германии с 4 февраля 1938 г. Ваш приход на этот пост совпал с началом периода, когда Гитлер предпринял ряд внешнеполитических акций, приведших, в конечном счете, к мировой войне. Возникает вопрос, почему Гитлер назначил вас министром иностранных дел как раз перед началом осуществления широкой программы агрессии? Не находите ли вы, что он считал вас самым подходящим человеком для этого, с которым у него не может возникнуть разногласий?
Риббентроп: О мыслях Гитлера я ничего не могу сказать. Он ничего мне не рассказывал об этом. Он знал, что я был его верным сотрудником, и он знал, что я придерживался того же мнения, как и он, что необходимо создать сильную Германию. Больше я ничего не могу сказать.
Руденко: Мой последний вопрос. Как вы можете объяснить тот факт, что даже сейчас, когда вся панорама кровавых преступлений гитлеровского режима открылась вашим глазам, когда вы полностью осознали полное крушение гитлеровской политики, которая привела вас на скамью подсудимых — как вы можете объяснить, что вы все еще защищаете этот режим; и более того, все еще восхваляете Гитлера и вы все еще называете руководящую преступную клику — группой идеалистов? Как вы это объясните?
Председательствующий: Похоже, что здесь множество вопросов в одном, и я не думаю, что вопрос правильно поставлен свидетелю.
Руденко: Я думаю, что этот вопрос обобщает остальные.
(Обращаясь к подсудимому) Ответьте, пожалуйста, подсудимый Риббентроп?
Председательствующий: Я говорю вам, генерал Руденко, что Трибунал не думает, что вопрос правильно поставлен.
Руденко: У меня больше нет вопросов.
Председательствующий: Доктор Хорн, вы хотите провести повторный допрос?
Хорн: У меня больше нет вопросов к подсудимому.
Председательствующий: Тогда подсудимый может вернуться на свое место