— Хорошо, — сказал Артамонов и посмотрел на Полужина. — Ждем ее.
— А дальше что? — Валерий повернул голову на 90 градусов, обращаясь к оперативникам.
— Дальше, — Артамонов снова облокотился о спинку сиденья. — Дальше будем за ней следить. Узнаем, где она живет. А вместе с ней и наш киллер. Там его и возьмем.
— А если она останется у матери? — Спросил Костылин, глядя на Артамонова через зеркало заднего вида.
— Скорее всего, так и будет, — с уверенным спокойствием ответил Николай. — Значит будем следить за ней до тех пор, пока она не уедет из Краснодара. Вряд ли они прячутся в городе.
— А не проще схватить ее прямо здесь и заставить отвезти нас в их дом? — С щепоткой возмущения спросил Луценко.
— Ты бы не лез не в свое дело, — грубо ответил Артамонов, глядя в затылок заключенного.
— А действительно, Коль, — тихо, почти шепотом, обратился к нему сидящий рядом Полужин. — Может, задержим ее сейчас? Пригрозим уголовной ответственностью, скажем, чтобы немедленно показала нам, где живет со своим хахалем. Неизвестно ведь, сколько дней она здесь пробудет.
— Нельзя, — Николай покачал головой. — Она может сказать нам, что они давно расстались, и что она сейчас живет у матери или еще где-то. Нельзя недооценивать силу женской любви, — добавил Николай с улыбкой. — Дело серьезное, нам рисковать нельзя. Нужно, чтобы до самого дома Вика не поняла, что за ней следят.
— Да, но вдруг она вернется обратно на поезде или междугороднем автобусе? — Продолжал спор Полужин. — Тогда мы не сможем ее преследовать на машине.
— Я не исключаю того факта, что за ней заедет наш фигурант, — Артамонов задумчиво опрокинул голову. — Вот была бы удача. — И, немного помолчав, он добавил: — Если она отправится на вокзал, тогда один из нас, а именно ты, Саш, купишь тот же билет и отправишься с ней на поезде, или на чем там она поедет. На месте проследишь за ней, а потом сообщишь нам о своем расположении.
— Все сложно… — Покачал головой Полужин.
— Можно, конечно, задержать ее на вокзале, отобрать документы и потребовать отвезти нас на место. Но вариант со слежкой начальству нравится больше. Да и мне, если честно, тоже.
Как и предсказывали сидящие в машине, девушка после больницы поехала на квартиру матери. Там она и переночевала, на го́ре пассажирам дежурной «девятки». Им пришлось провести ночь в машине, сменяя друг друга в дозоре. Спать в определенное время мог только один из сотрудников: двум другим приходилось следить за Викторией и за Луценко. Впрочем, последний не доставил хлопот и практически до самого утра спал, изредка пробуждаясь от неудобства сидячего положения.
Когда появились первые лучи солнца, все четверо уже бодрствовали.
Артамонов, устало протерев глаза, посмотрел на Костылина, который стоял снаружи с зажженной сигаретой. Луценко плавно разминал шею, бурча под нос ругательства из-за появления непредвиденных для него обстоятельств. Полужин обильно потягивался, приводя суставы в боевую готовность.
Костылин сходил за кофе и булочками в первый попавшийся открытый магазин. Завтрак ненадолго смягчил угрюмое настроение пассажиров «девятки», но спустя два часа дежурства все четверо снова примерили на себя маски недовольной усталости.
К счастью для них около 11 часов утра Вика вышла из подъезда. В руках она несла пузатый пакет, набитый доверху вещами, предназначенными для ее матери.
На этом везение оперативников не закончилось. Во-первых, девушка не стала надолго задерживаться в больнице и оставаться в Краснодаре еще на несколько ночей и, сразу после утреннего визита к матери, не предупреждая Никиту, решила вернуться в Дивноморское.
Во-вторых, Вика не стала ехать на вокзал, пользуясь услугами общественного транспорта, а поймала, недалеко от больницы, бомбилу и, пообщавшись с ним около минуты, села на заднее сиденье машины. Автомобиль оперативников находился рядом.
— Она садится в такси, — с восторженным удивлением произнес Полужин.
— Видимо, да, — Артамонов с замиранием сердца смотрел сквозь лобовое стекло. — Миша, — Николай положил руку на плечо водителя, — осторожно езжай за ними. Нельзя, чтобы они заметили слежку.
— Видимо, неплохо они там устроились, раз она позволяет себе такси на такие расстояния, — сыронизировал Полужин.
— Меня больше удивляет то, что она не побоялась сесть в машину бомбилы, — задумчиво произнес Артамонов. — Девушка то красивая, мало ли что…
Опасения Николая не подтвердились. Таксист спокойно, без заметного превышения скорости и остановок, вез Викторию по трассе в направлении Дивноморского.
Костылин сохранял приемлемую дистанцию на протяжении всего пути, пока автомобиль Вики не подъехал к небольшому одноэтажному дому, в котором жили они с Никитой. Милицейская «девятка» постепенно снижала скорость, преследуя такси, и, наконец, остановилась в квартале от того места, где высадилась девушка.
Виктория отворила деревянную калитку и, пройдя несколько метров, растворилась в проеме входной двери.
За всем происходящим взволнованно наблюдали все трое оперативников. И даже Луценко, забыв про тягостные условия последних суток, пристально и безмолвно следил за ходом событий.
— Ты точно не сможешь его опознать? — Спросил Артамонов для проформы, обращаясь к сидящему спереди заключенному.
— Сказал же, нет, — раздраженно ответил Луценко. — Не пересекался я с ним. Он на Шишу работал, а не на нас.
— Надо вызвать группу захвата, — Полужин посмотрел на Николая.
— Да, — Артамонов кивнул. — Но сначала нужно убедиться, что в доме еще кто-то есть. Кто-то, в смысле мужчина. Так! — Твердо сказал оперативник, отстранившись от спинки сиденья. — Я иду к дому, постараюсь незаметно подкрасться к окнам и изучить обстановку. Саня, — Николай перевел взгляд на Полужина. — Ты будешь стоять у ворот на случай, если подозреваемый попытается скрыться. Оружие держи наготове. Ты, Миша, следи за ним, — капитан указал пальцем на Луценко.
Несмотря на резкие возмущения Валерия, Артамонов надел на него наручники, после чего ускоренным шагом направился в сторону дома. Спустя секунду из машины вышел Полужин и последовал за начальником, снимая по пути предохранитель с пистолета.
Николай ловко, опорным прыжком, преодолел невысокий забор сбоку от калитки и, согнувшись, подкрался к торцу дома.
Присев под карнизом первого попавшегося окна, он медленно поднял голову и заглянул внутрь: старая кухонная гарнитура, небольшой стол с двумя стульями. Ни Виктории, ни кого-либо другого в комнате не было.
Затем Артамонов, также в полуприседе, пробрался к следующему окну и проделал такое же вертикальное движение головой вверх. Его взору предстал рослый молодой мужчина с темными волосами, сидевший на корточках вполоборота к окну и чинивший дверь шкафа.
Николай оценивающе наблюдал за хозяином дома. Он еще не знал Померанцева и потому не мог с достоверностью утверждать, что обнаруженный им мужчина являлся тем самым киллером, за которым угрозыск охотился уже почти год. Тем не менее капитан не сомневался, что этот тот самый человек.
Но главное, что отметил для себя Артамонов, так это совершенно непринужденную обстановку в доме и хозяйский, миролюбивый образ, который примерил на себя в данный момент убийца.
Оперативник верно оценил ситуацию, поняв, что оружия при себе у Померанцева нет, в доме находятся только он со своей девушкой. Удовлетворенный импровизированной разведкой, Николай подкрался обратно к забору и преодолел его с той же ловкостью, с которой ранее проник во двор.
— Он там, — сказал Артамонов, подойдя к Полужину и озираясь на дом.
— Ты уверен, что это он? — Александр посмотрел в том же направлении.
— По описанию похож: наш фигурант брюнет, высокий, спортивный. Да, я уверен.
— Тогда вызываем группу захвата?
— Нет, — покачал головой Николай. — Пока мы введем в курс дела местные органы, пока они пришлют людей… Он один, чинит шкаф, оружие вряд ли держит при себе, а, главное, не ждет нас. Сделаем все сами.
— Как скажешь, капитан, — Полужин еще крепче сжал рукоять пистолета.
— Идем, — Артамонов достал табельное оружие и, шагая впереди своего напарника, направился к калитке.
Николай постучал в дверь. Александр стоял за его спиной, волнительно осматривая округу.
Замок заскрежетал, и в проеме предстала высокая фигура Никиты. Артамонов резко переступил порог, схватив за ворот рубашки Померанцева и наставляя на него дуло пистолета.
— К стене! — Прокричал капитан, прислоняя Никиту лицом к перегородке и целясь оружием в его затылок.
К тому времени в доме оказался и Полужин, который бегло осмотрев помещение, доставал наручники.
— В чем дело? — Тихо, с неуместным спокойствием, спросил Померанцев, поворачивая голову таким образом, что к стене прильнула его щека.
— Саша, надевай браслеты, — Артамонов не сводил глаз с задержанного, впившись ладонями в рукоять оружия.
Пока Полужин застегивал наручники за спиной Никиты, в прихожую, совмещенную с кухней, где происходили текущие события, вошла Вика:
— Что здесь происходит? — Взгляд и голос девушки источали испуг и растерянность.
Руки Померанцева уже были скованы, и Николай отстранился назад, давая Никите возможность развернуться. Оружие капитан не опускал, продолжая нацеливать его на голову подозреваемого.
— Никита, кто эти люди? — С той же интонацией произнесла девушка.
— Капитан московского уголовного розыска Артамонов и старший лейтенант Пушилин, — представился Николай и кивком головы указал на стоящего сбоку Полужина. Затем обратился к задержанному: — Как вас зовут?
— Никита, — ответил тот, не отводя твердого взгляда с оперативника. Киллер, несмотря на неожиданное появление офицеров, с покорностью принял сложившиеся обстоятельства, словно давно ждал, когда к нему нагрянут с облавой.
— Фамилия ваша? — Резко, слегка повысив голос, продолжил допрос Артамонов.
— Померанцев. Никита Померанцев.
— Гражданин Померанцев, — речь капитана приняла формальный и спокойный оборот. — Вы задержаны по подозрению в убийствах нескольких человек. Мы проводим вас к служебной машине.
— Никита, — колеблющийся голос девушки сдерживал плачь. — Что происходит?
— Все в порядке, Вика, — Померанцев посмотрел на девушку успокаивающим взглядом. — Оставайся здесь. Я позвоню.
Киллер не стал оспаривать свой арест и не оказывал сопротивления. Он спокойным и уверенным шагом последовал за оперативниками к машине.
На заднем сиденье втроем было тесно. Но сидящие там Артамонов, Полужин и Померанцев не испытывали дискомфорта. Первые двое были воодушевлены успешным задержанием подозреваемого. Сам же Никита впервые за последние месяцы испытывал сладостное ощущение свободы. И даже настырная боль от сдавливающих наручников не нарушала его спокойствия.
И вот оно, очередное возвращение в столицу. В город лакомых надежд и горьких разочарований. Место мощей и мощи, исторической памяти и соблазна больших денег, с телом мегаполиса, но характером провинции. Город контрастов, положивших начало новому периоду русской истории.
И в эпицентре всего это оказался Померанцев.
Москва встретила его отчужденным холодом. Никита вспомнил, как около года назад, когда он только начинал свою карьеру в криминальном мире, на улицах столицы светило солнце. Оно грело, давало надежду, но с жестокой регулярностью снова отдалялось от города, словно отстранялось от кровавых разборок бандитов.
Так было и сейчас, когда киллер, в сопровождении сотрудников МВД, вернулся домой, чтобы подчиниться силе вселенского баланса: солнце уходит и возвращается, а за удовольствиями неминуемо следует расплата.
Никита сидел в кабинете Ивана Пушилина. Напротив него, за переговорным столом, располагались сам полковник, Геннадий Скрипицын и Николай Артамонов.
Пушилин настолько был заинтригован задержанием и последующим знакомством с легендарным киллером, что не отказал себе в возможности сесть напротив него, вместе со своими подчиненными, а не на свое привычное рабочее место.
Сотрудники угрозыска внимательно наблюдали за Померанцевым. Их реакция на него была тождественна той, которую вызывал Никита у своих знакомых с тех самых пор, как стал наемным убийцей. Взгляд каждого из них одновременно выражал интерес и настороженность. Как человек со столь приятными и интеллигентными чертами лица и манерами вмещал в себя навыки опасного преступника, хладнокровного убийцу, который принял активное участие в перетасовке криминальных козырей столицы.
За то короткое время, что офицеры провели с Померанцевым в кабинете Пушилина, все трое убедились, что перед ними сидит не рядовой боевик, а человек степенный, умный и деликатный. Он не был похож на тех задержанных, с кем следователям зачастую приходилось общаться ранее, чем была и вызвана такая пытливая визуальная оценка его персоны.
В то же время Пушилин был человеком опытным. И купиться на внешнюю сдержанность преступника он бы себе никогда не позволил. Несмотря на трезвомыслие и раскаяния задержанного, полковник понимал, что перед ним сидит убийца, на руках которого не только бандитская кровь, но и двух ни в чем неповинных граждан, в том числе ребенка.
И хотя профессиональная деятельность Померанцева, а также его решительность в радикальных ситуациях, давала повод уверовать в его волевые качества, Пушилин понимал, что перед ним сидит человек скорее слабый. Ведь в криминал он вступил не по собственному желанию, а по принуждению. А значит, хоть и обладал физическим превосходством над другими, инстинктами хищника, но все равно оказался не настолько силен, чтобы не сломать собственный хребет нравственности. Если, конечно, он у него был.
Никита рассказал присутствующим в кабинете все основные события, происходившие с ним в последний год. Поведал правоохранителям обстоятельства его знакомства с Шишковским и последующей после этого вербовки со стороны последнего.
Никита, без намерения оправдать себя, поведал о личных мотивах вступить в Строгинское ОПГ: безработице, попытке прокормить и защитить семью.
Померанцев был щедр на подробности и посвятил слушателей в детали каждого дела, каждого убийства, от момента получения заказа до его реализации.
Никита признался, что никого из убитых им фигурантов он не знал лично, кроме Шишковского. Ни к кому не питал неприязни и не руководствовался собственными интересами за исключением ликвидаций Леонида и Туйнова. Померанцев не утаил от сыщиков даже те фрагменты своей деятельности, которые теми не были бы доказаны. Он признался в личных мотивах устранения главаря курских, а также намерении убить Шишковского даже в том случае, если бы на это не поступил заказ Костомарова.
Пушилин и его сотрудники не ожидали, что киллер преподнесет им такой подарок. Ведь по большому счету прямых доказательств участия Никиты в упомянутых преступлениях у правоохранителей не было. Они надеялись выбить показания запугиваниями, блефом и шантажом. А тут из уст киллера, без лишнего давления, льется поток компромата на верхушку криминальной столицы, приправленного чистосердечным признанием в делах, рискующих остаться нераскрытыми.
Следователи, поддавшись лояльности задержанного, тем же спокойным и уважительным тоном задавали уточняющие вопросы. Им стали известны причины и обстоятельства гибели школьницы во время покушения на Рябцева, случайного убийства прохожего при попытке устранить Исакова.
Наконец, Пушилин узнал, кто стоял за смертью Гия Ахвледиани, и что послужило источником вражды между убитым и заказчиком.
Движимый откровениями задержанного, полковник поинтересовался у Никиты, не он ли убил и самого Легина, на что получил отрицательный ответ и, разумеется, поверил ему.
Но если судьба покойных авторитетов Пушилина уже мало волновала, то вот желание усилить обвинения против Костомарова сошлось с показаниями Померанцева. Никита сдал Романа без зазрения совести, пролив свет на деловые взаимоотношения с ним, в том числе на участие Костомарова в убийствах Шишковского, Туйнова и покушении на Исакова.
Киллер не принимал сказанное им за предательство или стукачество, ведь его исповедь наносила удар прежде всего по нему самому. Так почему же он должен отправляться на эшафот один? Став участником жестоких событий, не им инициированных, но им поддерживаемых, Померанцев видел справедливость в том, что все понесут наказание, соразмерное своему влиянию.
И, конечно, он не мог не рассчитывать на взаимную лояльность со стороны силовых органов. А потому предварительно условился с Пушилиным, что добровольно признается во всех совершенных им преступлениях и рассекретит многие аспекты деятельности своих работодателей взамен на смягчение приговора.
Полковник не мог повлиять на суд непосредственно, но пообещал, что приложит все возможные усилия, чтобы показания Померанцева учитывались при рассмотрении его дела в суде. И свое обещание Иван Сергеевич совершенно точно был намерен выполнить.
— Вы передали нам очень много полезной информации, — произнес Пушилин, не без подозрения глядя на Никиту. — Такая откровенность не часто встречается от тех, кому грозит смертная казнь.
— Вам интересно узнать, почему я чистосердечно во всем признался? — Померанцев улыбнулся и обреченно опустил голову. — Вы поверите, если я скажу, что сожалею о том, что сделал?
— Нет, — полковник покачал головой. — Не поверю. Точнее, раньше не поверил бы. Но теперь, после вашего рассказа… Возможно, сожалеете. Но вряд ли сожалели бы, если бы над вами не висела угроза быть пойманным. Нами или бандитами.
— Причины моего раскаяния могут быть какими угодно, — Померанцев бросил каменный взгляд на Пушилина. — Важны только мои действия. Плохие и хорошие. О плохих вы уже знаете. Теперь пришло время для хороших.
Полковник облокотился о спинку стула и посмотрел на своих коллег. Те ответили безмолвным взглядом и задумались. Необычный человек этот Померанцев.
— А ты не боишься? — Спросил Пушилин после долгого молчания. — Костомарова то мы посадим, и, по совокупности совершенных им преступлений, из тюрьмы он уже вряд ли выйдет. Но друзей у него много. Вдруг кто-то захочет отомстить?
— У него не так много друзей, как вы думаете, — Никита ухмыльнулся. — После того, как он заказал Шишковского, все поняли как Рома умеет дружить. А что касается страха, — Померанцев опустил голову, задумавшись, и снова посмотрел на полковника. — Бояться я уже устал. Исчерпан лимит страха.
— Ты же понимаешь, что срок будет суровым? — Пушилин исподлобья смотрел на Никиту. — Несмотря на твои показания.
— Понимаю, — киллер почесал подбородок тыльной стороной ладони.
— Но суд все равно учтет твое сотрудничество с нами, — полковник указал рукой на сидящих справа от него оперативников. — Я тоже приложу усилия, чтобы тебя определили в приличную «зону» и не допустили там беспредела.
Померанцев молча кивнул и посмотрел в сторону, словно этим своим жестом подытоживал текущий разговор. Все, что Никита мог сказать, он уже сказал. И в этот раз слова его были не менее опасны, чем пули.
В течение следующих месяцев проходили судебные заседания в отношении членов Соколинской ОПГ.
Костомарова приговорили к пожизненному заключению в колонии особого режима. Такой же участи удостоились и другие главари их банды.
Кому-то из «соколов» повезло чуть больше, но даже они, после назначенного им наказания, не скоро окажутся на свободе. Так, например, Евгений, хорошо знавший Померанцева, сопровождавший его в поездке в Воронеж, давший ему свою «Беретту» перед убийством Туйнова, получил 25 лет тюремного заключения.
Все осужденные члены группировки Костомарова отправились отбывать наказания в разные колонии, далеко друг от друга. Информация по месту содержания каждого была максимально законспирирована, чтобы никто из криминального мира не мог знать о нахождении своего соратника. В том числе засекречен был и населенный пункт, куда направился отбывать срок Померанцев.
Никиту приговорили к 20 годам лишения свободы с отбыванием срока в колонии строгого режима. Несмотря на столь длительный срок, данный приговор казался милосердным на фоне всех многочисленных преступлений киллера. Отягчающими факторами стала гибель двух людей, включая ребенка, оказавшихся случайными жертвами бандитских разборок.
Померанцев выслушивал вердикт судьи молча, не выражая эмоций, с лицом полным смирения и стойкости.
В зале суда в тот день присутствовали самые близкие ему люди. Проститься с бывшим мужем пришла Наталья, приведя на заседание их маленького сына. Именно ради последнего женщина приехала на разбирательство, чтобы дать возможность Никите повидаться с ребенком перед их долгой разлукой.
В зале суда, на заднем ряду, сидела и Виктория. После объявления приговора из под солнцезащитных очков девушки потекли слезы. Девушка не могла не приехать на заседание, невзирая на усиленные попытки Никиты отговорить ее от этого. Зная наперед исход дела, не хотел он томных прощаний, грустных взглядов, горьких поцелуев в вечность.
Померанцев считал, что обстоятельства его задержания были идеальным моментом для разрыва с Викой. Все произошло внезапно и быстро. Его увели из их совместного дома в наручниках, и попрощаться им не удалось. Пусть бы так и оставалось, потому что трагедия расставания всегда заключается в его предсказуемости.
Никита пробыл за решеткой ровно 15 лет, после чего вышел на волю по условно-досрочному освобождению. За это время он ни разу не виделся с Викторией.
Девушка писала ему четыре раза в тюрьму, но каждое письмо мужчина оставлял без ответа, кроме последнего. В нем Померанцев призвал Вику снять с себя оковы воспоминаний и жить своей жизнью, без оглядки на прошлое.
В каждом ее письме, в каждой строчке, слове процеживалась неукратимая тоска Виктории по нему. Ее надежда на их скорое воссоединение, которое было невозможно в ближайшем будущем.
И несмотря на пряный вкус эмоций после каждого вскрытого конверта от Вики, Никита не хотел продлевать страдания девушки, которые неминуемо закончились бы эпистолярным тупиком. Рано или поздно она бы перестала писать, так к чему оттягивать неизбежное? Самое гуманное убийство — выстрел в голову. И в данных обстоятельствах Померанцев предпочитал именно такую казнь.
В назначенный день Никита покинул стены колонии и отправился домой, в Москву.
Продолжение следует. Подписывайтесь, чтобы не пропустить
