Глава 1: Праздник в Поместье Роз
Огоньки сияли повсюду — тёплые, жёлтые — на потолке, на стенах и на полу, в высоких светильниках, — наполняя мягким светом просторную залу, выливаясь наружу через огромные окна — от пола до потолка — и настежь распахнутые двери, прогоняя темноту опустившегося летнего вечера. И в этом свете туда-сюда сновали разодетые гости: были среди них мужчины и женщины, молодые и в летах, служки и военные. Из-под струн, смычков и клавиш музыкантов лились одна за другой лёгкие радостные мелодии — оркестр ещё только-только разыгрывался. Воздух был наполнен сладким ароматом розовых цветов в саду, в горшках и в высоких вазонах. Розы, розы — белые, чёрные, — в этот вечер они были повсюду — кустились вдоль садовых дорожек, гирляндами обвивали колонны холла, украшали костюмы и причёски гостей. Не было их разве что только у стражников, неусыпно блюдущих порядок, — и даже они невольно улыбались, заразившись атмосферой всеобщего веселья.
День Роз в восемьдесят шестой зоне ждал каждый — ради танцев, ради изысканных кушаний, ради чувства единства и светлой радости в сердцах. После усердной подготовки слуги и даже рабы наслаждались плодами своего труда, воины и учёные наконец могли расслабиться и отдохнуть от своих повседневных забот. В этот единственный вечер в году Поместье Роз открывало свои ворота для всех: и солдаты, и лавочники, и светлые умы — все устремлялись туда, чтобы почтить своих правителей и насладиться дарами их благодарности. Шелестели юбки, цокали по мраморному полу каблуки, смеялись и переговаривались гости — они заполонили холл, столовую, почти весь первый этаж, внутренний дворик и сад перед Поместьем — так их было много. И все они вдруг умолкли, когда на белокаменных ступенях залы появились две женские фигуры. Одна из них была высокая, вторая — чуть пониже, — на одной струилось лёгкое белое платье с туго затянутым корсетом, за второй тянулся чёрный шлейф сложного брючного костюма. Девушки шли с разных сторон и встретились на площадке перед самым спуском в холл. Они были очень разными — во внешности, в одежде, в походке, во взгляде и улыбке, в своей удивительной красоте. Но было то, что объединяло их самого начала и вело по жизни бок о бок.
Власть.
Власть над этими людьми, власть над восемьдесят шестой зоной — над городом-государством, над оазисом, окружённым высокими стенами посреди сухой Кагаретской равнины. Уже три с лишним столетия прошло с тех пор, как Великая Катастрофа пронеслась по континенту от моря до моря и уничтожила объединявшую всю эту землю Утопию, с тех пор, как магия — нездешняя, незримая, непознанная энергия — обрушилась и заполонила собою землю и воздух, пропитав их насквозь. И в тот миг, когда эта энергия прошила ткань материального мира, её семена упали в выжженную землю, и среди пепла взросли Розы. Мужчины и женщины, открывшие в себе силы, недоступные никому другому, повели выживших за собой, объединили их и дали им шанс жить дальше, построив свои города среди мёртвых пустошей. Такими были первые Розы, такими были и их потомки, правившие каждый своим городом. Почему несколько десятилетий назад в восемьдесят шестой зоне распустились сразу два бутона, никто точно не знал. Но именно по этой причине перед горожанами теперь предстали две правительницы. Чёрная Роза Глициния Маргретт и Белая Роза Эфилия Экронос — так их звали, и они носили свои имена с гордостью. Их могли любить или ненавидеть, бояться или обожать, но все до единого умолкли в ожидании, когда Розы заговорят.
И вот, одна из них сделала шаг вперёд. Это была Эфилия, высокая и статная, обманчиво хрупкая. Улыбка расцвела на её тонких губах, она обвела присутствующих взглядом и заговорила.
— Дорогие граждане, — сказала она, — мы рады сегодня приветствовать вас на нашем празднике. Все вы хорошо трудитесь на благо нашего общего дома изо дня в день. И я, и леди Глициния высоко ценим ваши усилия, вашу преданность, вашу поддержку и любовь. Мы хотим, чтобы вы знали и всегда помнили, что только когда мы работаем вместе, наша зона и вся Орбиталь процветает. Среди вас сегодня присутствуют представители из других частей нашего славного государства - из зон, совсем недавно присоединившихся к нам. И мы хотим, чтобы каждый из вас помнил, что, несмотря на разные обязанности и права, все мы теперь единый народ. Это единство — залог нашего общего процветания, стабильности, нашей военной мощи и безопасности. Наш долг — уважать и поддерживать друг друга, неукоснительно соблюдать закон, вместе трудиться ради того, чтобы с каждым днём наша с вами жизнь становилась всё лучше и лучше. И сегодня, с верой в каждого из вас, мы устроили этот праздник.
Роза говорила, и едва видные глазу золотистые нити тянулись от её пальцев через весь зал, разнося её голос, чтобы его мог услышать каждый.
— Танцуйте и веселитесь, наслаждайтесь каждым моментом и дарите радость друг другу в этот вечер.
На этом Эфилия закончила свою краткую приветственную речь. Несколько мгновений ещё стояла тишина, а затем гости зааплодировали, и музыка заиграла вновь. Снова послышались разговоры, стук каблуков и шуршание тканей, гости стали по очереди подходить к Розам, чтобы выразить им своё почтение. Очевидно было, что речь Белой леди произвела впечатление в той или иной мере. Пусть недоброжелатели всегда говорили много разного на этот счёт, свои речи Эфилия писала сама. Она любила выступать перед подданными со словами торжества, и даже это отличало соправительниц друг от друга, потому что Глициния речей не любила. Она произносила их нечасто и всё больше — перед солдатами. Куда сильнее ей нравилось вести их в бой, скача в авангарде. И в таких случаях её действия были гораздо красноречивей любых слов.
Так или иначе, подданные в большинстве своём любили их обеих — и Эфилию, и Глицинию, — любили по-разному, любили, даже зная, что у каждой из них достало бы сил убить их всех. Сил совершенно разных, но равно смертоносных. Розы здесь всегда были гарантом безопасности и защиты для своих людей, и потому, несмотря на строгие законы и неминуемую кару за всякое преступление, несмотря на страх и ощутимое неравенство, люди готовы были следовать за ними — так же, как и их предки когда-то пошли за первыми из Роз. Это было не более чем естественное течение вещей.
Гости подходили один за другим. Они кланялись, некоторые приседали в реверансе. Из их уст звучали слова благодарности и пожелания — формальные или искренние. Это не было обязанностью, но, скорее, традицией. Лица сменяли друг друга, и вот перед Розами появилась очередная гостья. Молодая, почти юная девушка, одетая строго, но со вкусом, — её прямой гордый стан и удивительная красота выделяли её из толпы. Она заложила руку за спину и склонила голову — такое приветствие выдавало в ней военного.
— Доброго вечера, леди, — сказала она, и её тонкие бледные губы сложились в улыбку. Глициния вежливо кивнула ей.
— Доброго, леди Альберта, — Эфилия ответила такой же улыбкой. — Надеюсь, вы хорошо проводите время?
— Чудесно. Празднество в этом году ещё торжественнее, чем в прошлом.
— Это только начало. Надеюсь, вы задержитесь надолго, хотя бы ради пары приятных сюрпризов.
— Разумеется, — Альберта кивнула. — Впечатляющая речь, леди Эфилия. Очень вдохновляет.
— Благодарю, — улыбка Белой Розы стала чуть шире. — Как поживает леди Эбель?
— Моя царствующая сестра в полном порядке. Она передавала вам свои поздравления и искренние пожелания счастья и процветания.
Эфилия кивнула её словам, Глициния же едва заметно фыркнула. Все они — и обе Розы, и их высокородная гостья, — прекрасно знали, что пожелания эти были отнюдь не искренними. Альберта приходилась младшей сестрой правящей Розе двадцать седьмой зоны, леди Эбель Акварис, — властительнице совсем ещё недавно разрываемого междоусобицами города-государства, насильно присоединённого к Орбитали почти три года назад. Война далась нелегко обеим сторонам и затянулась на целый год, но Орбиталь одержала верх над измождённой внутренним конфликтом двадцать седьмой зоной. Могла ли леди Эбель, Голубая Роза, искренне желать добра тем, кто, пусть и не в полной мере, отнял у неё и её народа независимость? Едва ли.
Тем не менее, законы требовали присутствия официального представителя каждого из подконтрольных городов на официальных мероприятиях — таким представителем и была Альберта, несмотря на едва ли не юный возраст уже носившая звание генерала и военного советника при своей царствовавшей сестре, променявшая политическую карьеру на военную службу. Талантливая и умная не по годам, она, знали Розы, была отличным стратегом и опасным противником на поле боя. Тем не менее, здесь и сейчас, она стояла перед своими властительницами отнюдь не в военной форме и без оружия. Хотя, почти наверняка среди складок её наряда был припрятан небольшой кинжал. Обе Розы были в этом уверены, так как сами они и их собственные солдаты — по крайней мере, те, кто служил при Поместье, — носили при себе маленькие, но остро заточенные клинки — исключительно в целях обороны на случай внезапной атаки. Так или иначе, Альберта обыкновенно улыбалась и была вежлива, в отличие от своей сестры тщательно скрывая неприязнь к захватчикам, — Эфилия уважала это в ней.
— Тем не менее, — чуть погодя, сказала гостья, — мою дорогую сестру всё ещё беспокоят недовольства в двадцать пятой зоне… простите, за стеной. Но я уверена, ситуация под контролем. Стража не позволит беспорядкам начаться снова.
— Разумеется, — Белая леди чуть склонила голову набок. — Новая гражданская война в вашем городе ни к чему Орбитали. Потому полностью полагаемся на ваши слова. Впрочем, сегодня ведь праздник. Пожалуйста, позвольте себе расслабиться и отдохнуть — это будет уместнее всего.
— Конечно, — Альберта кивнула. — Однако, я никогда не теряю бдительности. Не стану больше вас задерживать, леди. Доброго вечера!
— Доброго.
Альберта вновь поклонилась в своей воинской манере и отошла, быстро потерявшись в толпе.
Музыка смолкла снова спустя примерно полчаса, и распорядитель бала, Вилий Лазарус — статный мужчина в летах, — дождавшись утвердительного кивка Белой леди, обрадовал всех собравшихся известием, что долгожданная танцевальная часть вот-вот начнётся. Гости засуетились и зашумели пуще прежнего: кто-то спешил найти себе пару, кто-то, кто не был достаточно смел и хорош для первого танца, — удобное местечко для наблюдения. Огромный и обыкновенно величественно пустынный холл стал похож на растревоженный улей, доверху полный пчёл. И в такой суматохе, казалось, в любой момент могло бы произойти что-то…
…
Но всё шло своим чередом — и гости, и сами обитатели Поместья быстро разбивались по парам. Раз или два несколько расхрабрившихся кавалеров пробовали пригласить на танец Роз, но они вежливым жестом отказывали, молча подняв ладонь и улыбаясь. И хотя обе леди были молоды и красивы, хотя обе они были любимы своим народом в той или иной мере, в действительности, немногие горели желанием пригласить их танцевать, и ещё меньше было тех, кто хотел бы хоть немного сблизиться с ними. Было ли тому виной неравенство их положений? Был ли это страх, а может, здравое опасение? Или же что-то иное?..
Так или иначе, первый танец — торжественный, неспешный, обманчиво-простой в своих движениях, — начался. И хотя большая часть танцевавших состояла из кавалеристов и стрелков, из преуспевавших в науках мужей и дам, были среди них и зажиточные торговцы, и простые служки. Кто-то танцевал лучше других, кто-то то и дело сбивался, кто-то только смотрел со стороны, но все наслаждались этим первым танцем, знаменовавшим лишь самое начало веселья. Розы тем временем уже поднялись на своё прежнее место и теперь наблюдали за происходящим. В золотистых глазах Глицинии царила лёгкая скука — она любила совсем другие танцы. Эфилия всё также улыбалась, только в её взгляде витала едва заметная рассеянность — она думала о чём-то своём.
Первый танец закончился, за ним почти сразу же начался следующий. Один или два смельчака, совсем молодые и не знавшие ещё всех правил, хотели, было, снова попытать удачу и пригласить Роз станцевать с ними хотя бы раз. Но стражи у лестницы, неустанно блюдущие порядок, попросту их не пустили. Это была та незримая черта — особая, никак, по сути, не обозначенная, — через которую могли переступить немногие. Потому что только жителям Поместья Роз — правителям, воинам, учёным, здешним слугам, — или лицам с персональными приглашениями дозволено было подниматься на верхние уровни. Для остальных они были недоступны, как, впрочем, и правое крыло первого этажа, и отдалённые части сада, и множество служебных помещений. Хотя ворота Поместья каждый год на один-единственный вечер открывались для всех, эта черта существовала всегда. Всегда прекрасный белокаменный Розарий жил своей жизнью, и пусть многим он казался роскошным со стороны, жизнь здесь, с собственными законами и трудовым распорядком, с бюрократией, с мрачными тайнами и секретными документами, отнюдь не была беззаботной и лёгкой. Может, именно поэтому обитатели Поместья Роз ждали праздника ничуть не меньше горожан.
Каждый делал то, что должен был делать: гости веселились, стражи следили за порядком, а две правительницы всё наблюдали за действом со стороны — для них на площадке установили кресла и подали лёгкие закуски. Глициния лениво жевала виноградины, словно чего-то выжидая — чего-то, что никак не происходило. В действительности же, она всё ждала, когда музыка станет живее, а танцы — энергичнее. Эфилия не спеша потягивала клюквенный морс и, казалось, думала о том, не слишком ли большая часть урожая из теплиц пошла на это празднество и не останутся ли в итоге обделёнными и врачебница со школой, и торговые партнёры из не так давно присоединённых зон, и само Поместье со всеми его корпусами.
Внезапно, после очередного танца, на лестнице появился юноша. Он был худой и низкий, едва ли ему было шестнадцать лет. И хотя одет он был как подобало, что-то неуловимо отличало его от остальных — то ли тихие, но уверенные и лишённые грации шаги и движения, то ли пустое неулыбчивое лицо. Однако стоящие подле лестницы стражники даже не попытались остановить мальчишку — они его знали. Милк — юнец, словно бы совсем лишённый эмоций, с тощим жилистым телом и блеклым нечитаемым взглядом, — мог показаться обманчиво слабым. Но те, кто видели его в бою, знали, как ловко он двигался, как точно наносил удары, как быстро и легко он умел убивать. Едва ли кто-то во всей восемьдесят шестой зоне вступал в армию раньше, чем он, и едва ли кто-то в его возрасте мог бы иметь звание сержанта — пусть не слишком высокое, но ровесники Милка в большинстве своём не были ещё и капралами. Юноша был по-своему талантлив, недостаток силы компенсировал скоростью и ловкостью, а неприметное звание как никакое другое подходило для той работы, которую ему поручали. Таким был Милк — бледный и невзрачный, с видом слуги и умениями воина. В Поместье некоторые смеялись над нелепостью его положения — смеялись за спиной, но никогда — в лицо. Другие Милка уважали. Иные боялись.
Юноша поднялся и подошёл к креслу Белой Розы. Он склонился, как того требовали правила, заложил левую руку за спину, а правую протянул ладонью вверх. Это было приглашение на танец — лишённое изящных комплиментов и всяких церемоний, без вежливой улыбки и какого бы то ни было вопроса. Эфилия взглянула на него удивлённо, но это длилось только пару мгновений. Улыбка леди Экронос стала шире, а в медовых глазах вспыхнул хитрый и совсем недобрый огонёк. Она подала руку в ответ, и даже её узкая ладонь оказалась крупнее маленькой мальчишеской руки. Белая Роза встала со своего места и, едва мазнув взглядом по всё также скучавшей Глицинии, спустилась вниз.
Оркестр заиграл вальс, уже второй по счёту за этот вечер. Глициния вальсы терпеть не могла, а вот Эфилия всегда любила этот танец — лёгкий, изящный, умеренно динамичный и при этом достаточно степенный. Целиком и полностью исполняемый в закрытой позиции. Танцующие пары плыли по кругу, кто-то переговаривался и шутил. Юноша молчал, едва заметно оглядывая пространство вокруг, украдкой пытался рассмотреть что-то в толпе, и Эфилия молчала тоже. Сквозь тонкую светлую ткань она ощущала, как маленькие пальцы холодят её ладонь — перчаток Милк не надевал. Он их ненавидел. А Эфилия носила их всегда, как и корсет. Тем не менее, такие вещи, как строгость и дисциплина, были знакомы им обоим.
Когда первый круг завершился и начался второй, юноша наконец заговорил.
— Я видел птиц, — сказал Милк, его голос прозвучал тихо и бесцветно.
— О, и чем же они так тебя впечатлили?
— Я здесь таких раньше не видел.
— Даже в книгах?
— Да.
— И сколько же их было?
— Я видел только двух.
— И где же они?
— Они летали совсем близко. Потом одна из них упала как раненная, а другая улетела куда-то вправо.
— Вправо, значит? — Эфилия усмехнулась, её глаза опасно сузились, — А почему никто не поймал её?
— Потому что не заметили — им стало жаль вторую птицу. Она была слишком хрупкой и красивой, наверное.
— Что ж, понятно, — Роза кивнула. — В таком случае, это твоя добыча — уж тебе должно хватить ума и сил, чтобы догнать и поймать нашу пташку. Только не убивай её, Милк, прояви немного милосердия. Нам нужно знать, что это за птица такая и куда она летела, в главное — откуда.
Милк кивнул. Они дотанцевали последний круг, и юноша, как и полагалось, повёл Белую леди вверх по ступеням. В какой-то момент его маленькая ладонь разжалась, он пошёл дальше по лестнице, минуя площадку, и скрылся за дверью в коридоре второго этажа. Эфилия же подошла ближе к соправительнице, всё с той же смертельной скукой в позе и на лице жующей виноград. Леди Экронос невзначай оперлась о подлокотник её кресла и, улыбнувшись, сказала:
— Знаешь, Глициния, у нас тут гости.
Леди Маргретт подняла на неё недоумённый взгляд. Поняла ли она, что Эфилия имела в виду? За почти шесть лет совместного правления Глициния привыкла к хитрым взглядам, коварным улыбкам и пространным витиеватым речам. Она не могла не понять. Но именно потому, что она так сильно не любила эти взгляды, улыбки и речи, ответила:
— У нас целое Поместье гостей, представляешь?
И Эфилия рассмеялась, прикрыв лицо ладонью.
— Нет-нет, — сказала она, — эти гости особенные. Даже наша сердобольная стража купилась на их дурную уловку, представь себе.
— Наша дурная стража купилась бы на любую уловку. Даже если бы я сказала, что моя кисточка — это меч.
— Хочешь сказать, они бы закрасили нашего врага до смерти?
— Возможно.
— Ты сегодня на редкость остроумна, как ни посмотри, — и Эфилия фыркнула так, словно смеялась уже отнюдь не над шуткой.
— Чего ты от меня то хочешь? Я бы легко порубила нарушителей в капустный салат, но у меня с собой только бесполезный кинжал.
— Ну, зачем же? Мы ведь тогда всем испортим праздник. Тем более, что этой проблемой уже занимается кое-кто, кто не считает кинжал бесполезной вещью. Всё, чего я хочу от тебя, моя дражайшая коллега, — чтобы ты не сидела с унылым видом, и уж коль скоро тебе не нравятся ни музыка, ни танцы под неё, просто пошла бы и поговорила с кем-нибудь из Лазарусов — уж тебя то они послушают. А то смотри, люди уже совсем устали от «наших скучных вальсов» — им на пользу будет что-то более… шумное.
— Ха, — тут уже Глициния хмыкнула, — словно я бы и сама об этом не догадалась! Ты будешь первой, кто сбежит от такого веселья.
— Я буду вынуждена потерпеть, — Белая Роза усмехнулась. — Тем более, ты всё равно долго не продержишься на ногах — тебе будет нужен отдых, ведь ты не спала всю прошлую ночь. Должно быть, корпела над бумагами.
— Ага, — Чёрная леди поднялась на ноги, — над бумагами под названием «новая картина».
И Глициния направилась вниз, полная новых идей и решимости воплотить их тут же. А Эфилия так и осталась стоять на площадке, улыбаясь своей обыкновенной хитрой улыбкой и выискивая глазами «гостью, которой поплохело от духоты» — но той, конечно, уже и след простыл. Эфилия прикрыла глаза на мгновение и сконцентрировалась. Тонкая, едва различимая нить тянулась от кончиков её пальцев куда-то вверх по лестнице, но Роза лишь едва заметно вздохнула. Ещё было слишком рано.