Из динамика магнитолы, перекрывая шум мотора, бьёт по ушам слащавая попсовая песня. Увы, но с музыкальным вкусом у водителя — маленького, щуплого мужичка лет тридцати пяти — очень плохо. Под напев «Не надо, не на-а-адо!» наблюдаю, как поля по обе стороны дороги сменяются лесом. Вернее, тем, что от этого леса осталось. Несколько обгорелых сосен на фоне стального неба стоят унылым памятником спиленным под самый корень подругам — десяткам, сотням оставшихся от них пеньков. Лес нужен для стройки. Блиндажи, окопы, ложные позиции — всё из дерева. Утешает лишь то, что валят мёртвые, обожжённые «Солнцепёком» стволы.

Разрушенная заправочная станция — сорванный, словно ураганом, козырёк над колонками, выбитые стёкла и почерневшие от поцелуев огня стены.
«...Нет больше смысла...» — продолжает подвывать магнитола.
Брезгливо поморщившись, опускаю стекло и закуриваю. В нос ударяет сильный запах гари и мокрого асфальта — недавно шёл дождь.

Огромные бетонные буквы «Северодонецк» выпрыгивают внезапно, показавшись сразу за останками леса. Кто-то уже успел окрасить их в триколор, и краска даже успела выгореть и облупиться. Слева тянется квартал старой, ещё советской застройки — массивные серые пятиэтажки с пустыми чёрными провалами оконных проёмов, обрамлёнными копотью. Где-то дыры закрыты фанерными щитами, где-то из-за них даже доносится мерцающий жёлтый свет.

Двести метров поваленного забора — и вылетаем к совсем ещё новому жилкомплексу.
«Сорваны двери, сняты с петель...» — надрывно вещает дуэт из динамика.
Да уж, сорваны. Едва построенный квартал лежит в руинах: полусорванные вывески над разбитыми, закопчёнными витринами магазинов, обрушенные стены, через дыры в которых видно обои, наклеенные в комнатах. А вот здесь от снаряда сложился сразу весь подъезд — просто сложился, как карточный домик, подпирая осыпавшимися плитами оставшуюся половину дома.

В арке между двумя зданиями замер обгоревший, покорёженный остов танка — на том же месте, где его застал наш беспилотник. Улыбнувшись старому знакомому, выключаю магнитолу, не в силах больше слушать вещаемую ею ахинею. На этих улицах не место музыке.

Водитель, пожав плечами, поддал газу, объезжая широкие ямы-воронки на асфальте, проносясь мимо большой надписи на заборе слева: «Спасите наш город от нацистов!»
Спасли... Но какой ценой? Всё в руинах. Люди ушли отсюда всего год назад, но город уже обильно зарос сорняками — разросшимся молочаем, полынью. Природа просто продолжает быть, не оглядываясь на людей. Всё, что происходит, всего лишь станет её частью: зарастёт травой и обратится в прах.

Где-то вдалеке грохочет артиллерия. Звуки канонады очень схожи с раскатами грома. Водитель тоже опускает стекло — иначе прилёт не расслышать. Поворачиваем в центр — здесь разрушений заметно меньше. После того как противника выдавили с окраин, он не стал держаться за город. Хоть в зданиях и выбиты стёкла, это уже последствия компрессионного удара взрывной волны, а не прямых попаданий.

Тут и там виднеются корявые надписи: «Мин нет», «Тут живут люди!», «Слава ЛНР!» — написанные поверх номеров домов и полустёртых граффити. Водитель легонько вывернул руль вправо, паркуясь.

— Вроде здесь. Долго ждать будем?
— Минут двадцать, — я поглядел на часы. — Быстро доехали, однако.
— Двадцать... А пиццу будете?
— Пиццу?!
— Здесь за углом пиццерия!
— Да ну на*уй! Работает?
— Ну да, с неделю уже открылась. Ну так чё, сгоняю?
— Давай, только недолго! Кофе прихвати, если будет! — крикнул я вдогонку, но боец уже хлопнул дверью и скрылся за углом.

Пиццерия... Я ухмыльнулся, не в силах представить себе такое посреди руин. Но, однако ж, она есть. По крайней мере, ожидание будет приятным.

Ещё один день...