Глава 18. Второй день рождения
Трое мужчин сосредоточено и молча смотрели на тело, покрытое пыльной простыней, выполняющей роль савана. Один из них, самый низкий из троицы, держал в руке шприц, почти полностью заполненный жидкостью мутно-серого цвета, и задумчиво почесывал подбородок. Тусклый свет в автобусе ритмично менял свой цвет - потолок мерцал разноцветными огнями благодаря новогодней гирлянде, включенной в режим мультиколора, что ещё больше усиливало сюрреализм ситуации. Наконец человек со шприцом решился, протянул руку к покрывалу и отбросил его в сторону, вызвав своим движением поток взметнувшейся во все стороны многолетней пыли. Взору наблюдателей открылось хрупкое тело женщины в изодранном сарафане, плотно примотанное к стулу полосками серебристого скотча. Платье, надетое на нее, когда-то было легким и воздушным, сейчас же оно было грязным и свисало лохмотьями. Кожа в местах, не закрытых одеждой, была бледной, кое-где виднелись содранные участки и ссадины. Голова свисала лицом вниз, волосы свалялись и пошли колтунами.
– Какого хера она грязная такая? Вы ее что, сюда волоком тащили? – не выдержал Никита, бросив рассерженный взгляд на Николая. Тот растерянно отвел взгляд в сторону, виновато ссутулившись и опустив руки. – Понятно. Доставка просто от Бога у вас.
– Мы очень торопились, ведь нужно было свести к минимуму пребывание тела там, где оно подвержено разложению. Соответственно, кое-какие моменты упустили. И вообще, у этого безумного барахольщика все есть, кроме обычной тележки, так что у него и требуйте сатисфакцию.
– Если все срастется, сами ей объяснять будете, почему она на потасканную чупахабру похожа. – Никита сбил ладонью с плеча девушки комок прилипшей грязи. – Хорошо, что здесь зеркал нету.
– У Никодима все есть, но я согласен с тобой, это лишнее. Приступаю? – старик поднял шприц и вопросительно посмотрел на полицейского.
– Давай. С Богом.
– Может, продезинфицировать, на всякий случай? – писклявый голос принадлежал самому высокому из компании. Тот все время с нескрываем интересом следил за разворачивающимися событиями.
– Роман, поверьте, сейчас это самое меньшее из всех зол, о которых нужно беспокоиться. Перед нами труп, со всеми вытекающими. Предположим, на минуточку, что жидкость подействует и тело оживет, - соглашусь, в этом мире такое возможно. А что будет, когда тело попадет на поверхность? Мышечное окоченение, смещение крови в нижележащую часть тела, сдавливание практически всех жизненно-важных органов, диффузия крови сквозь стенки сосудов, начавшийся процесс гниения. Я ничего не забыл? Ах да, даже если случится чудо, и тело каким-то образом все же восстановится, то скорее всего большая часть нейронных связей будет утеряна вследствие гибели клеток мозга. Так что дезинфекция ни к чему.
– Она меня не узнает, ты это имеешь ввиду?
– Она вряд ли сможет мыслить, вот что я имею ввиду, – Николай сделал паузу и обвел слушателей взглядом. Затем поднял указательный палец вверх, его глаза заискрились. – Но не все так печально, мои друзья, ибо есть один нюанс. Мое сознание каким-то образом попало в это тело. И, заметьте, я все помню, до мельчайших мелочей. На основе этого можно предположить, что все светляки имеют что-то вроде копии в цифровом виде, рассеянной в пространстве. Это всего лишь догадка, я не претендую на истину в последней инстанции. И сейчас мы с вами испытаем эйфорию, доступную лишь исследователям, когда они стоят на грани невероятного открытия. В какой бы восторг пришли бы сейчас мои коллеги из Петербургской академии наук!
С этими словами Николай подошел к трупу и осторожно, чтобы не пролить ни капли драгоценной жидкости, с усилием воткнул иголку в место, где, по его мнению, должна была быть вена. Жидкость выходила из шприца неспеша, старику пришлось поднатужиться, чтобы поршень достиг конца пластикового корпуса. Как и в начале процедуры, предельно осторожно, старик вынул иголку и вернулся к своим товарищам.
– Я это, местами с Николаем сменился, уж больно посмотреть охота, - паренек улыбнулся. – А то вечно академику все самое интересное достается.
– Смотри, мне то что. Главное, чтобы было, на что смотреть. Пока все по-старому.
Все трое замерли в напряженном ожидании, рассматривая мертвое тело. Настя все также сидела на старом советском стуле, не подавая никаких признаков жизни.
«Сколько прошло времени? Минут десять наверное, а может и все пятнадцать» – полицейский хотел достать смартфон, чтобы взглянуть на дисплей, но вспомнил, что не засек момент старта процесса. Тело женщины не подавало никаких признаков жизни, и родившаяся поначалу надежда начала понемногу таять. Никита посмотрел в сторону кабины, там они оставили девочку. Аня лежала на приборной доске, закинув ногу на ногу и играла с фонариком, не обращая никакого внимания на людей в хвосте автобуса. До того, как попасть в Пустошь, он и подумать не мог, что сможет вновь обрести хотя бы одного члена своей, поредевшей до первоначального состояния, семьи. А тут замахнулся сразу на двоих. Если даже с Настей ничего не получится, то возвращение дочери для него уже невероятная, бесценная награда. «Цени и береги то, что имеешь. Потерять легко, вернуть сложнее» - слова его преподавателя по физкультуре. Они намертво врезались в его память после того, как он пробежал трехкилометровый кросс в одних носках в день сдачи нормативов для поступления в академию МВД - кроссовки он забыл в электричке, а в ботинках бежать ему запретили.
Никита подошел к Ане и присел рядом, погладив рукой ее взлохмаченные темные волосы. Девочка встрепенулась, посмотрела вверх, на отца, и широко улыбнулась, смешно сморщив нос.
– Если хочешь, можешь забрать фонарик, я наигралась, - Аня направила свет ему в глаза и Никита поморщился, прикрыл лицо рукой.
– Оставь себе, маленькая, у меня на телефоне есть.
– Телефон сесть может. А эта штука вечная. Как дедушка. И как я теперь, - Аня взглянула на отца. - И как ты. Мы все теперь вечные, да?
Неожиданный вопрос из уст ребенка поставил в тупик полицейского, и он не нашел быстрого ответа. Вечные. Странное слово. Не бывает вечных вещей, все рано или поздно подходит к концу. Даже солнце когда-нибудь погаснет, а они всего лишь смертные, пусть и нашедшие лазейку, дающую очень большую отсрочку от неминуемого. Он посмотрел в голубые, бездонные глаза дочери и утонул в них, испытав чувство необычайного успокоения. За то время, что он считал ее пропавшей, он успел забыть их цвет. Никита нежно ткнул пальцем Ане в нос, словно в пипку игрушки, и девочка звонко рассмеялась.
– Да, мы теперь вечные. И я больше никогда тебя не потеряю.
- Честно-честно? – девочка перевернулась, встала на колени и обвила шею отца руками.
– Честнее некуда, - Никита прижал голову девочки к своей щеке, ему не хотелось, чтобы она видела его борьбу с накатившими слезами. Полицейский несколько раз моргнул веками, прогоняя следы временной слабости. Три года он не плакал, а за последние дни прослезился уже дважды. Он слегка раскачивал тело девочки, пытаясь вспомнить слова хоть какой-нибудь колыбельной, но в голову ничего не приходило.
– Папа, а почему так тихо стало? – прошептала дочь ему на ухо.
Никита замер, прислушиваясь. Бубнящие голоса его попутчиков исчезли, в автобусе действительно не было слышно ни звука. Он осторожно отодвинул девочку и повернул голову в сторону, где должны были стоять мужчины и увидел то, отчего вдруг в автобусе повисла мертвая тишина.
Между спин двух остолбеневших людей виднелась фигура его жены, в неестественно выгнутой вперед позе. Глаза женщины были выпучены, будто хотели выпрыгнуть из глазниц. Бледное лицо исказила гримаса ярости, рот был широко раскрыт, из него то и дело высовывался серый язык, будто пытаясь нащупать что-то в воздухе. Всем своим видом Настя напоминала ожившего мертвеца из фильмов ужасов, потрепанный и грязный вид еще больше усиливал это сравнение. Никита поднялся со своего места, отодвинув Аню в сторону и двинулся к жене. В его голове лихорадочно крутились мысли о вариантах произошедшего. «Вселился демон? Отказал мозг? Сошла с ума?». Боковым зрением он увидел, как Никодим поднимает автомат и начинает целиться в Настю. Он резко увел руку старика в сторону, вырывая у него оружие и отрицательно покачал головой. Никодим понимающе кивнул и выпустил ствол из рук.
– Рома, давай тоже сюда «макаров», от греха подальше, – Никита протянул руку, и доходяга молча вложил в нее пистолет. Никита убрал его в карман куртки и глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. – Так, не дергаемся, и не пытаемся ее убить заново, это моя жена. Уже хорошо, что она ожила, половина задачи, считайте, выполнена.
– Она всегда такой была? – Роман трясущимся пальцем указал на ощерившуюся в зверином оскале женщину, всем телом извивающуюся на стуле.
– Только перед месячными, – кратко отрезал Никита и шагнул к жене.
– Ты только развязать ее не вздумай, – голос старика был хриплым и сиплым, будто в его горле внезапно пересохло. Он трижды перекрестил бьющегося на стуле человека и начал что-то тихо шептать.
Полицейский подошел вплотную к жене и присел на корточки, она тут же попыталась его укусить, неестественно вытянув вперед шею. Ее язык неистово метался из стороны в сторону.
– Настя, это я, твой муж. Ты меня помнишь? – Никита поднял правую руку, обратив тыльную сторону в лицо женщины. – У тебя такое же кольцо на пальце. Там внутри еще надпись есть. Помнишь, какая?
Голос Насти сорвался на хрипловатое шипение, выдавая крайнюю степень агрессии. Она постоянно делала резкие движения, желая освободиться от опоясавшего ее скотча. Ее попытки частично увенчались успехом, она смогла протиснуть руки вплотную к животу.
– А дочку помнишь, – Никита повернулся, указав рукой на испуганную Аню, все еще сидевшую на приборной панели. – Ну же, мать, вспоминай.
– Ахыщь, шыхыщь, мщах, – с губ хрипящей женщины срывались слова какой-то абракадабры. Она на мгновение притихла, увидев девочку, но лишь до тех пор, пока снова не встретилась взглядом с полицейским. Увидев его, она снова зашипела и продолжила вырываться.
– Бесполезно. Демон в нее вселился, ей Богу. Изгонять надо. У меня икона есть, достать? – Никодим вопросительно посмотрел на полицейского.
– Я на экзорциста похож? И вообще я атеист, вроде как… - неуверенно проговорил Никита. – А у тебя есть версии?
Долговязый паренек встрепенулся, явно не ожидая вопроса, сорвал шапку с головы и по старой привычке начал мять ее в руках.
– Ну, это, она на жабу похожа. Повадки такие же. Глаза пучит.
– Какую еще жабу? – удивился полицейский.
– Ты чо, с луны свалился? Ну, жабу, тварь, болотника. Мы когда таких ловим, мне с барского стола перепадает, то кусок пиццы, то еще чего из вкусного. У них жидкости больше, чем у людей. Поэтому типа это круче. Длинные такие, нескладные, глаза выпученные, шипят чего-то на своем, на старо-мордовском, и вот прямо как у нее язык по сторонам херачит как пулемет.
Пазл в голове Никиты стал потихоньку складываться в понятную картину. Две колбы с разным количеством содержимого. Поведение, копирующее повадки болотника. Выпученные в напряжении глаза.
– Никодим, а можешь Николая позвать? Очень надо посоветоваться.
Никодим одобрительно крякнул и закрыл глаза. Через мгновение он открыл их, выпрямился и улыбнувшись, вежливо поздоровался с присутствующими.
– Как думаешь, – с места в карьер начал Никита, – могла жаба переселиться в ее тело? Жидкость точно в колбе жабья была, мы специально взяли ту, в которой побольше.
Николай ответил не сразу, он с интересом рассматривал ожившую женщину. Та немного успокоилась, опустила голову и с удивлением рассматривала свои ноги, лишь изредка выпуская язык.
– Я думаю, что именно это и произошло. Перед вами, несомненно, настоящий болотник в теле человека. И если судить по его поведению, он очень напуган. Предыдущая агрессия является работой защитных рефлексов твари.
– Ну ты, это, поуважительней давай. Это моя жена. Была, по крайней мере, три года назад, - полицейский с укором посмотрел на Николая.
– Тысяча извинений, – Николай слегка поклонился. – Но теперь мы знаем, что наша теория, касающаяся методики возвращения, давайте пока использовать термин «душа», верна.
– Да, но почему в ней душа твари, а не своя собственная.
– Вы же сами сказали, что ввели ей жидкость, взятую у болотника. Соответственно, в нее вселился душа, на которую настроен код этой жидкости.
– Сука, – Никита со злости ударил кулаком по шкафу, отчего с него посыпалась пыль, туманом рассеиваясь по небольшому помещению. Настя оторвала взгляд от своих ног и зловеще зашипела. – И что делать теперь? Вторую колбу колоть?
– Я бы не стал торопиться. Если вколоть вторую емкость в живой организм, то получится результат, схожий с тем, что можно наблюдать в этот теле, - Николай провел рукой по себе. – Два в одном.
Роман, неожиданно, прыснул от смеха, но тут же смущенно замолчал, почувствовав на себе два осуждающих взгляда.
– Нервы это, сорян.
– И что теперь делать с ней в таком виде? Какие варианты? – Никита с надеждой посмотрел на Николая.
– Убить ее еще раз. А потом ввести жидкость из колбы с человеческим материалом, - не моргнув глазом ответил ученый.
– Как убить? – ошарашенно спросил Никита, не поверив своим ушам. Он взглянул на Романа в поисках поддержки, тот всем видом показывал, что обескуражен не меньше полицейского.
– Убить, не повредив ключевые органы, особенно мозг. Я бы предпочёл простейшую асфиксию. Но судя по тому, как вы на меня смотрите, вы за гуманные методы. Можно использовать передозировку, ну вот, к примеру, этого продукта, - Николай носком кроссовка поддел один из брикетов, валяющихся под столом. – Благородная смерть без мучений. Подойдет?
– Ты извини, но вот так, с наскока, решать такие вопросы сложновато, – Никита подошел к столу и присел на импровизированный стул из старой коробки. – А точно нельзя по-другому?
– Возможно, и есть способ, но я мне он пока не известен. А почему ты так переживаешь? Это же просто тварь, из совершенно неизвестного нам мира. Я даже не уверен, разумная ли она.
– Убийство оно и в Африке убийство. Отнять жизнь, это…
- Смотрите, что оно делает, - прервал рассуждения Никиты писклявый голос.
Никита резко повернулся в сторону хвоста автобуса, машинально вскинув автомат. Девушка сидела на стуле слегка покачиваясь из стороны в сторону, закрыв глаза и запрокинув голову вверх. Руками она терла свою промежность, подергиваясь в такт движениям рук. Язык перестал мельтешить, прилипнув к нижней губе, из горла выходил сипящий прерывистый звук.
– Ничего страшного, новый житель изучает незнакомое тело, – Николай улыбнулся краешками губ.
– Не с того начал этот житель свои исследования. Может ей руки за спиной связать? – Никита краем глаза увидел, как Аня заинтересованно вытянула тонкую шею, пытаясь рассмотреть происходящее с матерью. – Эй, на галерке, а ну как повернулась на 180 градусов.
– Да и не больно хотелось, – Аня обиженно отвернулась, уставившись в облезлую стену автобуса.
– Из двух вариантов, я бы выбрал более гуманный, – немного подумав, обратился полицейский к Николаю. – Настя мне нужнее, конечно.
– Вот и хорошо. Но придется выйти на поверхность, чтобы проделать эту процедуру. И это не все. Нам придется выждать примерно сутки, чтобы из нее вышла вся энергия, иначе может не получиться. У нас есть дом, в Жолнино, отличное место чтобы переждать.
– В Жолнино? Там же недвижимость стоит бешеных бабок. Надо будет поговорить с вами про ваш источник дохода.
– Тогда решено. Предлагаю оставить девочку здесь с Романом, не стоит им на такие вещи смотреть. Я подготовлю шприц. У нашего колхозника здесь где-то жгут был…
Ученый не успел договорить, в его голову врезался вылетевший из хвоста автобуса стул, отбросив его на ящики, стоявшие за его спиной. Никита повернулся в сторону Насти и увидел, как та ныряет в светящийся портал. Он рванулся вперед с намерением прыгнуть за ней, но был остановлен длинной рукой Романа, схватившего его за куртку.
– Никогда не прыгай в чужую дыру. Не ты ее открыл, не тебе и закрывать, – в подтверждение его слов портал, созданный тварью, схлопнулся, создав сноп искр.
– Спасибо, – поблагодарил долговязого парня Никита и взмахнул руками, создавая портал. Он оглянулся на Николая, тот пошатываясь, поднимался с пола. – Академик, бери колбу и за мной. А ты, Рома, глаз с Ани не спускай, головой за нее отвечаешь.
Никита посмотрел в дыру, она открылась чуть выше крыши строительного фургона. Он всмотрелся в дрожащую пелену и увидел лежащую без сознания на асфальте жену, вокруг нее стояло несколько прохожих.
– Вот сука. Николай, там зеваки собрались, ты не врал что ты академик? Сможешь врача изобразить?
– Конечно, - Николай запихнул в рюкзак шприц и колбу. – Я готов.
Никита закрыл портал, а затем сделал другой, так, чтобы вход появился внутри фургона. Два трупа безмолвно лежали на своих местах, лестница стояла там, где они ее оставили. Полицейский проткнул пелену и осторожно спустился вниз, стараясь не испачкаться в лужах крови, а затем помог слезть Николаю. Оба, стараясь не привлекать внимания, вышли из фургона, бесшумно закрыв со собой дверь и подошли к толпе зевак, коих набралось уже приличное количество. К горлу Никиты тут же подкатила знакомая тошнота, но он, как и в прошлый раз, смог ее пересилить.
– Так, расступаемся, не толпимся, полиция. Что, наркоманов не видели ни разу? – полицейский нагло раздвинул зевак и подошел к лежащей девушке – ее глаза закатились, звериный оскал исчез. Никита махнул рукой, – товарищ доктор, посмотрите пожалуйста пациента.
Николай робко протиснулся через спины и присел рядом с женщиной. Сначала он попытался нащупать пульс на руке, затем, нахмурившись, прижал пальцами яремную вену на шее. Несколько человек наклонились и с интересом следили за его действиями, кто-то даже подсказывал.
– Ну что, живая? – взволнованно поинтересовался Никита, академик в ответ отрицательно покачал головой, по толпе сразу же пронесся вздох разочарования.
– Пульса нет, – как можно тише произнес Николай, стараясь, чтобы никто не смог расслышать его слова, кроме полицейского. – Но процесс заживления идет, я по ранам вижу. Ее бы увезти отсюда.
– Что-то она на наркоманку не похожа, – раздался выкрик из толпы. – Скорее на сбежавшую из психушки. А тут люди ходят, дети бегают. Куда полиция смотрит?
– Куда надо, туда и смотрит. – Никита говорил громко, стараясь чтобы его уверенный голос услышали все присутствующие. – Мы ее сейчас заберем, но нам нужны свидетели происшествия. Кто видел, что здесь случилось? Вот вы, молодой человек, давно здесь? Проедем в отделение? Всего пару часов займет.
После слов полицейского толпа мгновенно начала рассасываться, первыми покинули ее ряды самые активные. Через минуту у фургона остался лишь один мелкий пацан в блестящей золотой куртке, снимающий происходящее на телефон. Он размахивал руками и пританцовывал, разговаривая с невидимым собеседником.
– Может выключишь камеру, все-таки женщина почти раздетая? – вежливо попросил полицейский.
– Общественное место, могу снимать сколько захочу, я права знаю, – мгновенно отреагировал на просьбу пацан.
– Какие все умные пошли. Куда ни плюнь, либо в блогера попадешь, либо в фотографа, – Никита со злостью харкнул под ноги пацана.
– Только троньте меня, вас сразу уволят, у меня, если что, куча подписоты на канале, – храбро выпалил пацан, но все же отступил на пару шагов.
Никита повернулся спиной к надоедливому собеседнику, достал смартфон и открыл приложение для вызова такси.
– Куда ехать, Склифосовский? – обратился Никита к академику.
– Центральный вход в дендрарий. Красные ворота.
Приложение показало, что машина приедет через две минуты, но красная «мазда» появилась почти сразу. До конца погрузки тела в машину мальчишка неотступно следовал за мужчинами, не прекратив съемку даже тогда, когда машина резво скрылась из виду.
Водитель оказался родом из Азии и почти не говорил по-русски. Это было на руку компаньонам, не пришлось придумывать историю о том, куда и зачем они везут обездвиженную, грязную женщину. Через пятнадцать минут они вылезли у красных ворот садового парка. Никита взвалил жену на плечо и двинулся за Николаем, уверенно показывающим путь. Примерно через километр пути они подошли к советскому железобетонному забору, опоясавшему собой приличный кусок земли, в который была вмонтирована железная дверь. Николай вытащил из рюкзака знакомую связку ключей и немного помешкавшись, открыл проход внутрь.
Территория, на которую они попали, была вся засажена высокими плодовыми деревьями, натыканными как попало. Вдоль забора с северной стороны остался лежать снег, почерневший от пыли и мусора. Дорожка к дому была залита бетоном, но трава смогла прорасти даже сквозь него, заставив его растрескаться. Трехэтажный дом был сложен из потемневшего от времени силикатного кирпича, все окна и стены были увиты сухими лозами дикого винограда, придавая зловещий вид строению. Монументальность конструкции и забора говорила о том, что данная фазенда создавалась в далекие советские времена. Николай провел полицейского к рассохшейся деревянной беседке, примыкающей к дому, вход в него оказался прямо за ней.
– Лет двадцать назад мы купили этот прекрасный домик, вы не смотрите, что он сейчас он неказисто выглядит. Весной здесь все расцветает и благоухает, – заговорил Николай, пытаясь справиться с замком входной двери. – Раньше в дендрарии опрятно было, ухожено, свой лесник был. Выйдешь за калитку, и сердце радуется красотам. С чашкою кофея можно было прогуляться по тенистым аллеям. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Вот и здесь случился «Вишневый сад» по Чехову. В настоящий момент дендропарк заброшен, появились свалки, сухостой перестали убирать. А еще, страшно подумать, часть парка додумались садоводческому товариществу отдать под застрой.
– Деньги правят миром, – отозвался Никита. – Открывай уже, руки онемели, она полцентнера весит.
– Sire, attendez. Заедает немного. Николай год как обещает починить, – раздался щелчок, и Николай распахнул заскрипевшую дверь, дружелюбным жестом приглашая войти полицейского.
Гости прошли внутрь не разуваясь, коридор привел людей в просторную гостиную, совмещённую с кухней. Никита бережно положил жену на повидавший виды угловой велюровый диван и с явным облегчением потряс руками, разгоняя кровь.
– Есть чем связать нашего бегунка? – обратился он хозяину дома.
– Конечно. Накройте ее пледом, здесь очень холодно. Сейчас растоплю камин и включу свет, - с этими словами Николай удалился.
Никита накрыл тело девушки поднятым с кресла шерстяным пледом, коснувшись при этом ее обнаженной руки. «Теплая, значит живая» - приятная мысль подняла его настроение. Он с интересом стал рассматривать окружающую обстановку. Немного покосившийся резной кухонный гарнитур, в свое время он наверняка стоил бешеных денег. Лаковый паркет, поплывший волнами от старости. Обои с повторяющимся принтом красного мака на черно-белом поле. «Где он очутился? В прошлом веке?».
Из ниоткуда бесшумно появился академик, он успел переобуться в мягкие высокие тапочки, такие же он принес для полицейского и его жены. Переобувшись, они связали бечёвкой руки и ноги девушке, стараясь не переусердствовать и не перетянуть вены.
– Есть пачка печенья и банка варенья. К сожалению, больше ничего предложить не могу. Ах да, еще есть кофе и чай.
– Все буду, с огромным удовольствием. Выбор напитка за тобой, академик, мне не важно и заранее спасибо. Но лучше кофе.
Николай улыбнулся краешками губ и ушел к плите ставить чайник. Никита вытащил смартфон, голубой дисплей показывал без четверти четыре, значит отсчет пребывания в этом мире можно вести от трех часов дня. Он откинулся в мягком кресле, ощутив приятный прилив умиротворения. Огонь в камине потихоньку разгорался, наполняя гостиную теплотой и уютом. Его веки налились тяжестью и начали медленно закрываться. Сейчас он хлебнет кофейку, наберется сил и поедет забирать Аню с гопником. Подумав об этом, он крепко заснул.
Марганцовая луна своим мертвым светом превратила когда-то желтый «Икарус» в черную глыбу посередине безжизненной пустыни. Незнакомец по сравнению с огромным чудом венгерского автопрома смотрелся еще меньше, чем он был на самом деле. Он в нерешительности смотрел на тяжелую металлическую дверь, раздумывая о том, стоит ли попытаться попасть внутрь. Туда, куда манил мерцающий свет, пробивающийся из щелей.
Буду признателен, если укажете на ошибки, никакого негатива, обещаю. Книга написана чуть больше, чем наполовину, работаю по часу каждый день перед сном.
Здесь выкладываю главы первыми. Окончательный релиз на Литресе.
Минус - там отставание по главам на неделю. Плюс - предыдущие главы выверены и дополнены, так как там можно вносить исправления.
Вторая годовщина. (очень древняя история)
- Слушай, у меня есть беспесды ахуенная идея! – муж пнул меня куда-то под жопу коленкой, и похотливо добавил: - Тебе понравицца, детка.
Детка. Блять, тому, кто сказал, что бабам нравицца эта пиндосская привычка называть нас детками – надо гвоздь в голову вбить. Вы где этому научились, Антониобандеросы сраные?Лично я за детку могу и ёбнуть. В гычу. За попытку сунуть язык в моё ухо, и сделать им «бе-бе-бе, я так тибя хачю» – тоже. И, сколько не говори, что это отвратительно и нихуя ни разу не иратично – реакции никакой.
- Сто раз говорила: не называй меня деткой! – я нахмурила брови, и скрипнула зубами. – И идея мне твоя похуй. Я спать хочу.
- Дура ты. – Обиделся муж. У нас сегодня вторая годовщина свадьбы. Я хочу разнообразия и куртуазности. Сегодня. Ночью. Прям щас. И у меня есть идея, что немаловажно.
Вторая годовщина свадьбы – это, конечно, пиздец какой праздник. Без куртуазности и идей ну никак нельзя.
- Сам мудак. В жопу всё равно не дам. Ни сегодня ночью. Ни прям щас. Ни завтра. Хуёвая идея, если что.
Муж оскорбился:
- В жопу?! Нужна мне твоя срака сто лет! Я ж тебе про разнообразие говорю. Давай поиграем?Ахуеть. Геймер, бля. Поиграем. В два часа ночи.
- В дочки-матери? В доктора? В прятки? В «морской бой»?
Со мной сложно жыть. И ебацца. Потому в оконцовке муж от меня и съёбся. Я ж слОва в простоте не скажу. Я ж всё с подъебоном…
- В рифмы, бля! – не выдержал муж. Пакля!
- Хуякля. – На автомате отвечаю, и понимаю, что извиницца б надо… Годовщина свадьбы веть. Вторая. Это вам не в тапки срать. – Ну, давай поиграем, хуле там. Во что?
Муж расслабился. До пиздюлей сегодня разговор не дошёл. Уже хорошо.
- Хочу выебать школьницу!
Выпалил, и заткнулся.
Я подумала, что щас – самое время для того, чтоб многозначительно бзднуть, но не смогла как не пыталась.
Повисла благостная пауза.
- Еби, чотам… Я тебе потом в КПЗ буду сухарики и копчёные окорочка через адвоката передавать. Как порядочная.
Супруг в темноте поперхнулся:
- Ты ёбнулась? Я говорю, что хочу как будто бы выебать школьницу! А ей будешь ты.
Да гавно вопрос! Чо нам, кабанам? Нам што свиней резать, што ебацца – лиш бы кровища…В школьницу поиграть слабо во вторую годовщину супружества штоле? Как нехуй делать!
- Ладно, уговорил. Чо делать-то надо?
Самой уж интересно шопесдец.
Кстати, игра в школьницу – это ещё хуйня, я чесно говорю. У меня подруга есть, Маринка, так её муж долго на жопоеблю разводил, но развёл только на то, чтоб выебать её в анал сосиской. Ну, вот такая весёлая семья. Кагбутта вы прям никогда с сосиской не еблись… Пообещал он ей за это сто баксоф на тряпку какую-то, харкнул на сосиску, и давай ею фрикции разнообразные в Маринкиной жопе производить. И увлёкся. В общем, Маринка уже перецца от этого начала, глаза закатила, пятнами пошла, клитор налимонивает, и вдуг её муж говорит: «Упс!». Дефка оборачивается, а муш сидит, ржот как лось бамбейский, и сосисную жопку ей показывает. Марина дрочить перестала, и тихо спрашывает: «А где остальное?», а муш (кстати, ево фамилие – Петросян. Нихуя не вру) уссываецца, сукабля: «Где-где… В жопе!» И Марина потом полночи на толкане сидела, сосиску из себя выдавливала. Потом, кстати, пара развелась. И сто баксоф не помогли.
А тут фсего делов-то: в школьницу поиграть!
Ну, значит, Вова начал руководить:
- Типа так. Я это вижу вот как: ты, такая школьница, в коричневом платьице, в фартучке, с бантиком на башке, приходишь ко мне домой пересдавать математику. А я тебя ебу. Как идея?
- Да пиздец просто. У меня как рас тут дохуя школьных платьев висит в гардеробе. На любой вкус. А уж фартуков как у дурака фантиков. И бант, разумееца, есть. Парадно-выгребной. Идея, если ты не понял, какая-то хуёвая. Низачот, Вольдемар.
- Не ссы. Мамин халат спиздить можешь? Он у неё как раз говнянского цвета, в темноте за школьное платье прокатит. Фартук на кухне возьмём. Похуй, что на нём помидоры нарисованы. Главное – он белый. Бант похуй, и без банта сойдёт. И ещё дудка нужна. Какая, бля, дудка????????? Дудка ему нахуя?????
- Халат спизжу, нехуй делать. Фартук возьму. А дудка зачем?
- Дура. – В очередной раз унизил мой интеллект супруг. – в дудке вся сила. Это будет как бы горн. Пионерский. Сечёшь? Это фетиш такой. И фаллический как бы символ.
Секу, конечно. Мог бы и не объяснять. В дудке – сила. Это ж все знают.
В темноте крадусь на кухню, снимаю с крючка фартук, как крыса Шушара тихо вползаю в спальню к родителям, и тырю мамин халат говнянного цвета. Чтоб быть школьницей. Чтоб муж был щастлив. Чтоб пересдать ему математику. А разве ваша вторая годовщина свадьбы проходила как-то по-другому? Ну и мудаки.
В тёмной прихожей, натыкаясь сракой то на холодильник, то на вешалку, переодеваюсь в мамин халат, надеваю сверху фартук с помидорами, сую за щеку дудку, спизженную, стыдно сказать, у годовалого сына, и стучу в дверь нашей с мужем спальни:
- Тук-тук. Василиваныч, можно к вам?
- Это ты, Машенька? – отвечает из-за двери Вова-извращенец, - Входи, детка.
Я выплёвываю дудку, открываю дверь, и зловещим шёпотом ору:
- Сто первый раз говорю: не называй меня деткой, удмурт!!! Заново давай!!!
- Сорри… - доносицца из темноты, - давай сначала.
Сую в рот пионерский горн, и снова стучусь:
- Тук-тук. Василиваныч, к Вам можно?
- Кто там? Это ты, Машенька Петрова? Математику пришла пересдавать? Заходи.
Вхожу. Тихонько насвистываю на дуде «Кукарачю». Маршырую по-пианерски. И ахуеваю.
В комнате горит ночник. За письменным столом сидит муж. Без трусов но в шляпе. Вернее, в бейсболке, в галстуке и в солнечных очках. И что-то увлеченно пишет.
Оборачивается, видит меня, и улыбаецца:
- Ну, что ж ты встала-то? Заходи, присаживайся. Можешь подудеть в дудку.
- Васильиваныч, а чой та вы голый сидите? – спрашиваю я, и, как положено школьнице, стыдливо отвожу глаза, и беспалева дрочу дудку.
- А это, Машенька, я трусы постирал. Жду, когда высохнут. Ты не стесняйся. Можешь тоже раздецца. Я и твои трусики постираю.
Вот пиздит, сволочь… Трусы он мне постирает, ога. Он и носки свои сроду никогда не стирал. Сука.
- Не… - блею афцой, - Я и так без трусиков… Я ж математику пришла пересдавать всё-таки.
Задираю мамин халат, и паказываю мужу песду. В подтверждение, значит. Быстро так показала, и обратно в халат спрятала.
За солнечными очками не видно выражения глаз Вовы, зато выражение хуя более чем заметно. Педофил, бля…
- Замечательно! – шепчет Вова, - Математика – это наше фсё. Сколько будет трижды три?
- Девять. – Отвечаю, и дрочу дудку.
- Маша! – Шёпотом кричит муж, и развязывает галстук. – ты гений! Это же твёрдая пятёрка беспесды! Теперь второй вопрос: ты хочешь потрогать мою писю, Маша?
- Очень! – с жаром отвечает Маша, и хватает Василиваныча за хуй, - Пися – это вот это, да?
- Да! Да! Да, бля! – орёт Вова, и обильно потеет. – Это пися! Такая вот, как ты видишь, писюкастая такая пися! Она тебе нравицца, Маша Петрова?
- До охуения. - отвечаю я, и понимаю, что меня разбирает дикий ржач. Но держусь.
- Тогда гладь её, Маша Петрова! То есть нахуй! Я ж так кончу. Снимай трусы, дура!
- Я без трусов, Василиваныч, - напоминаю я извру, - могу платье снять. Школьное.
Муж срывает с себя галстук, бейсболку и очки, и командует:
- Дай померить фартучек, Маша бля!
Нет проблем. Это ж вторая годовщина нашей свадьбы, я ещё помню. Ну, скажите мне – кто из вас не ебался в тёщином фартуке во вторую годовщину свадьбы – и я скажу кто вы.
- Пожалуйста, Василиваныч, меряйте. – снимаю фартук, и отдаю Вове.
Тот трясущимися руками напяливает его на себя, снова надевает очки, отставляет ногу в сторону, и пафосно вопрошает:
- Ты девственна, Мария? Не касалась ли твоего девичьего тела мушская волосатая ручища? Не трогала ли ты чужые писи за батончег Гематогена, как путана?
Хрюкаю. Давлюсь.
Отвечаю:
- Конечно, девственна, учитель математики Василиваныч. Я ж ещё совсем маленькая. Мне семь лет завтра будет.
Муж снимает очки, и смотрит на меня:
- Бля, ты специально, да? Какие семь лет? Ты ж в десятом классе, дура! Тьфу, теперь хуй упал. И всё из-за тебя.
Я задираю фартук с помидорами, смотрю как на глазах скукоживаецца Вовино барахло, и огрызаюсь:
- А хуле ты меня сам сбил с толку? «Скока буит трижды три?» Какой, бля, десятый класс?!
Вова плюхаецца на стул, и злобно шепчет:
- А мне что, надо было тебя просить про интегралы рассказать?! Ты знаешь чо это такое?
- А нахуя они мне?! – тоже ору шёпотом, - мне они даже в институте нахуй не нужны! Ты ваще что собираешься делать? Меня ебать куртуазно, или алгебру преподавать в три часа ночи?!
- Я уже даже дрочить не собираюсь. Дура!
- Сам такой!
Я сдираю мамашин халат, и лезу под одеяло.
- Блять, с тобой даже поебацца нормально нельзя! – не успокаиваецца муж.
- Это нормально? – вопрошаю я из-под одеяла, и показываю ему фак, - Заставлять меня дудеть в дудку, и наряжацца в хуйню разную? «Ты девственна, Мария? Ты хочеш потрогать маю писю?» Сам её трогай, хуедрыга! И спасибо, что тебе не приспичило выебать козлика!
- Пожалуйста!
- Ну и фсё!
- Ну и фсё!
Знатно поебались. Как и положено в годовщину-то. Свадьбы. Куртуазно и разнообразно.
В соседней комнате раздаёцца деццкий плач. Я реагирую первой:
- Чо стоишь столбом? Принеси ребёнку водички!
Вова, как был – в фартуке на голую жопу, с дудкой в руках и в солнечных очках, пулей вылетает в коридор.
… Сейчас сложно сказать, что подняло в тот недобрый час мою маму с постели… Может быть, плач внука, может, жажда или желание сходить поссать… Но, поверьте мне на слово, мама была абсолютно не готова к тому, что в темноте прихожей на неё налетит голый зять в кухонном фартуке, в солнечных очках и с дудкой в руке, уронит её на пол, и огуляет хуем по лбу…
- Славик! Славик! – истошно вопила моя поруганная маман, призывая папу на подмогу, - Помогите! Насилуют!
- Да кому ты нужна, ветошь? – раздался в прихожей голос моего отца.
Голоса Вовы я почему-то не слышала. И мне стало страшно.
- Кто тут? Уберите член, мерзавец! Извращенец! Геятина мерская!
Мама жгла, беспесды.
- Отпустите мой хуй, мамаша… - наконец раздался голос Вовы, и в щель под закрытой дверью спальни пробилась полоска света. Вове наступил пиздец.
Мама визжала, и стыдила зятя за непристойное поведение, папа дико ржал, а Вова требовал отпустить его член.
Да вот хуй там было, ага. Если моей маме выпадает щастье дорвацца до чьего-то там хуя – это очень серьёзно. Вову я жалела всем сердцем, но помочь ему ничем не могла. Ещё мне не хватало получить от мамы песдюлей за сворованный халат, и извращённую половую жызнь. Так что мужа я постыдно бросила на произвол, зная точно, ЧЕМ он рискует. Естественно, такого малодушия и опёздальства Вова мне не простил, и за два месяца до третьей годовщины нашей свадьбы мы благополучно развелись.
Но вторую годовщину я не забуду никогда.
Я б и рада забыть, честное слово.
Но мама… Моя мама…
Каждый раз, когда я звоню ей, чтобы справицца о её здоровье, мама долго кашляет, стараясь вызвать сочувствие, и нагнетая обстановку, а в оконцовке всегда говорит:
- Сегодня, как ни странно, меня не пиздили по лицу мокрым хуем, и не выкололи глаз дудкой. Стало быть, жыва.
Я краснею, и вешаю трубку.
И машинально перевожу взгляд на стенку. Где на пластмассовом крючке висит белый кухонный фартук.
С помидорами.
Я ж пиздец какая сентиментальная…
© Мама Стифлера
Интерстеллар - оригинальная версия
Стырено с канала деда @elderlyshark
HR, они такие!!
Мужчина 60+ приходит на собеседование.
Вакансия - "Сторож кладбища".
Эйчайр задает вопрос:
- Кем Вы видите себя в нашей компании через 20 лет?!
- Вашим клиентом, блеать!!!
Глава 17. Ловушка
Никита смотрел на сидящего на противоположной стороне стола пленника. Неестественно худой, со спиной, выгнутой горбом и вытянутыми конечностями. Невероятной длине его пальцев рук позавидовал бы любой пианист. На парне мешком висела спортивная куртка черно-синего цвета с зелеными вставками. Шапку он снял и нервно теребил в своих костлявых руках, на которые Никодим, на всякий случай, надел наручники. На лице резко выделялись обтянутые тонкой бледной кожей скулы, под выпученными от напряжения глазами чернели мешки. Весь вид этого человека говорил о болезненности и нездоровом образе жизни.
– Как зовут, бедолага? – Никодим обратился к худому.
Паренек судорожно дернулся, почти выпустив из рук шапку. Никита внутренне улыбнулся, оценив степень запуганности парня. Он встречал таких – в подавляющем большинстве они были торчками с большим стажем, оказавшиеся в состоянии наркотического похмелья - «на кумарах».
– Рома я. Пискунов фамилия, - голос пленника как нельзя лучше подходил к его фамилии, он был неприятно высоким, почти писклявым. – Но все зовут Женей.
- Это как у нас с Николаем? – старик усмехнулся, увидев, что пленник не понял вопроса, вопросительно и смешно вытянув шею. В такой позе, с выпученными глазами, он был похож на сову, у которой вырвали все перья.
- Рома, давай сначала послушаем твою историю? – присоединился к допросу Никита. – Почему Женя?
– Так все просто же, вы че. До меня сталкеры с другим ходили. И как-то они витамин проебали, ха-ха. И вылезти не смогли. Ну и решили Женю, это тот, что до меня был, до машины выпустить. А он окно прикрыл и свалил! Красавчик, - рассказчик выплевывал фразы короткими очередями, нервно подергиваясь. – Жаль не сдохли только они. До поста добрались. Вы, кстати, их и убили. Респект могучий вам, я все видел. Я же для них типа раба был. Зачем им мое имя учить. Ну и все эти, меня, по старинке, Женей звать стали. Типа кликуха получилась, для таких как я. Суки, ненавижу. Мы когда на поверхность выходим, знаете, в чем они меня перевозят? В багажнике. Матрас обсосанный бросили, как собаке. Огнетушитель вместо подушки.
– Ну мы не такие изверги, Евгением тебя точно звать не будем. Если, конечно, решим оставить тебя в живых. А почему ты не пробовал сбежать, как твой предшественник? – поинтересовался полицейский? – Создал бы портал, и сиганул в него.
– Ха, если бы это так легко было. Хитрожопые они. Руки связывают за спиной, как только выходим и хмурого гонят по вене, - Роман засучил рукав куртки, оголив костлявое предплечье. – Здесь должна быть не дорога, а целая магистраль. Только зарастает мгновенно. А сбегать я пробовал и не раз. Не срослось. Они на поверхность потом выводят, и там бьют. Суки. В последний раз кости по одной ломали.
Доходяга замолчал и воздухе повисла неловкая пауза - слушатели молча переваривали услышанное. Первым очнулся Никодим. Он молча встал, подошел к Роману и взял его за руки. Паренек испуганно отшатнулся и снова, по совиному, выпучил глаза.
– Не боись, малой, не обижу - старик достал блестящий ключик и ловко открыл замки наручников. – Ты на десять лет вперед настрадался.
Роман выпустил из пальцев скомканную шапку и осторожно снял с запястья металлический браслет. Он растеряно переводил взгляд с одного собеседника на другого, хлопая глазами.
– Я что, свободен? Даже уйти могу? Или подвох какой-то есть?
– Уйти то можешь конечно, держать не будем. Только на добро добром отвечать принято у людей. Поможешь немного нам? – Никодим снова занял свое место за столом. – Ты говорил, что скоро гости по нашу душу будут?
– Да, да, все правильно. В десять утра должен окно сделать. Тут недалеко, метров пятьдесят отсюда, пятиэтажка. На втором этаже. Так я не буду, я не дурак. Мамой клянусь, не попадут они сюда.
– А вот нам как раз и надо, чтобы попали. Теплый прием хотим устроить, с караваем на рушнике. Мы тут с Никитой порешали, что хватит бегать, чей не молодые. Поможешь?
– А может не надо? Так все хорошо начиналось. Там жесткие ребята, им человека убить плевое дело. Не знаю, где их набирают, но точно не в институтах.
- Надо Рома, надо. Ты не пострадаешь, железно гарантирую. Подмогнешь немного, и гуляй на все четыре стороны. Ну что, по рукам? – Никодим вопросительно посмотрел на ссутулившегося в углу долговязого парня.
Роман ненадолго задумался, разглядывая свои руки, шапка в его пальцах превратилась в маленький скомканный узелок ярко красного цвета. Он сжимал и разжимал ее, возбужденно растягивая в разные стороны. Мужчины напротив него выжидающе молчали, прекрасно осознавая подвешенное состояние этого измученного человека.
– Знаете, я ведь давно потерял счет времени. Максимум, что было пару дней назад помню. Какой год забыл. И еще забыл вкус нормальной еды. Кроме гамбургеров и чипсов целую вечность ничего не ел. Они мне один раз такое яркое, красное яблоко дали, я его в багажнике несколько дней хранил, под матрасом. Боялся укусить, все нюхал и нюхал. Никогда не думал, что аромат яблока будет напоминать мне запах женщины. И женщины, как пахнут, забыл. Разговаривать как забыл. Думать о чем-то, кроме как не рассердить их, забыл. Кто я сам был, забыл. Я сейчас говорю все это, и не понимаю, какие эмоции должны быть на моем лице. Не помню. Я стал существом. Рассудок мой давно уже тронулся, еще до того, как попал к ним. Но в этом месте безумство заиграло новыми красками, - сидящий за столом наконец отпустил шапку, сложил руки замком и слегка выпрямился. – Я хотел бы вновь почувствовать себя человеком. Так что по рукам.
– Ничего себе тебя пробило. Я не мастер в эмоции играть, но тронуло до пяток. Давай, мы тебя в ресторан отведем опосля, душу отведешь, - Никодим улыбнулся почти полным набором белых, крепких зубов. - А ведь у нас родственная тебе душа здесь есть, в смысле, тоже пленница была вашего главного изверга. Вон она, в кабине сидит.
Все трое мужчин, как по команде, повернули голову в сторону сидящей на приборной панели автобуса, девочки. Та, смутившись, закрыла грязными руками лицо и замотала головой.
– Стесняется. Отмыть бы ее. А то, как поросенок по весне, - старик подмигнул Ане. – А вот скажи мне, Рома, а зачем ваш начальник девочку в коробок засунул и в железную консерву спрятал?
Рома отвел глаза от девочки и повернулся к собеседникам. Было заметно, что он напряженно думает – его пальцы опять вцепились в шапку и начали нервно ее теребить.
– Я не уверен и это не точно, но… Сталкеры говорили, что им женщин теперь живьем приказано брать. Что-то про родильный центр было. Про запуск производства.
– Под производством, если я правильно понимаю, понимается рождение детей со способностями? И затем, - Никита помедлил, подбирая правильные слова, – извлечение железы из головы? Так?
– Да, думаю именно так. Девочку оставили в секции, потому что не готов еще центр. А потом туда ее перевезли бы. Хотя. Маленькая она еще для этого, – Роман исподтишка бросил взгляд на Аню.
– Они что, мальцам головы там резать будут? Новорожденным? – глаза Никодима округлились от удивления, он ошарашенно смотрел на собеседников. Понемногу удивление на его лице сменялось гневом. – Это как же так… Какой тварью безбожной быть надо. Хуже фашистов. Да я… своими руками его, вот этими, придушу!
– Сделаем. Не кипятись, ребенка растревожил, - Никита достал фонарик и посветил на перепуганную девочку. – Анют, помнишь, как я тебе светил там, из своего сна? Держи фонарик, иди посмотри, что там у деда в коробках.
Аня спрыгнула с приборной доски, взяла из рук отца маленький розовый фонарик и двинулась вдоль автобуса, высвечивая лучом раскиданное по автобусу добро. Увлекшись поиском, она сразу забыла о людях, сидящих за столом, и начала что-то тихо напевать себе под нос.
– Аньку спрячем у твоих сектантов, - продолжил разговор Никита, – и сразу там всем бошки пооткручиваем, крепкими мозолистыми руками. Но до этого мы две задачи должны решить. Встретить друзей Романа утром, а затем провести эксперимент с Настей.
– Что провести? С какой Настей? – удивился Роман.
– Как с посетителями разберемся, так и расскажу. Не забивай пока голову. Давай лучше Никодима попросим рассказать, что у него здесь за сокровища лежат.
Собравшиеся за столом потратили час на обсуждения плана действий, еще пара часов ушло на то, чтобы найти и вытащить нужные припасы из автобуса. Никодим постоянно недовольно ворчал, ему не нравилось, что вот так, запросто, потрошат его делянку, которую он набивал скарбом годами, словно белка дупло орехами. На песке появились мины, снаряды, разнообразное оружие, включая два советских гранатомета. Вершиной взрывоопасной пирамиды стал пулемет «Печенег», сильно потрепанный, но по словам старика, в «работящем» состоянии. Аня все время бегала вокруг суетящихся людей, норовив утащить что-нибудь из кучи странных, для ее детского понимания, предметов, но все ее попытки пресекались бдительным Никодимом.
Новоиспеченный участник их небольшой команды показал место, где должны были проникнуть в Пустошь сталкеры. Никита на всякий случай проверил, но Роман не соврал - портал, созданный на уровне его головы, показал обшарпанные, светло-синие стены «хрущевки». Место приземления гостей по периметру обложили противопехотными минами. Никодим хотел оставить пару штук в автобусе, но полицейский заставил выложить все, что имелось. Осторожно вкрутили взрыватели, вкопали, а затем присыпали песчаной землей и камнями. Невооруженным взглядом было заметно, как сильно они наследили вокруг, но старик, хитро прищурившись, убежал в сторону делянки. Из недр «Икаруса» он притащил сетчатый металлический ящик темно-зеленого цвета. С помощью мелких сот они смогли равномерно раскидать песок, скрыв следы своей подготовки.
Доходяга стрелять не умел, пришлось повозиться с его обучением, потратив на это несколько рожков от «калаша». Открыв портал, он должен был попытаться, не отсвечивая, уйти с линии поражения. Специально для этого оставили ему освобожденный от мин проход, в конце которого прикопали автомат. Никита из кучи оружия достал еще один «макаров» и засунул его парню в карман спортивной куртки - под тяжестью металла та предательски провисла. Пришлось вынуть и переложить пистолет за пазуху, но оттуда он соскочил внутрь штанов - они были велики, и поясная резинка не выдержала. Никита выругался, и засунул пистолет под шапку Романа. К его удивлению, головной убор хоть и сместился немного вниз, но с головы не упал.
К тому моменту, когда они закончили приготовления, синее солнце почти опустилось к линии горизонта. Никита с большим трудом смог отыскать несколько камней, из которых соорудил небольшое возвышение, метрах в сорока от будущей цели. Установил пулемет на сошки, проверил работоспособность. Заходящее солнце располагалось точно за его спиной. В глубине души он надеялся, что контровой свет будет мешать обзору противника. Аню решили оставить внутри «Икаруса», строго-настрого запретив ей включать свет и шуметь. Перед тем, как запереть замок на двери, старик прильнул к маленькой головке и что-то успокаивающе прошептал на ушко девочке. Затем старик по лестнице поднялся на крышу автобуса, где лежали заранее приготовленные ППШ и гранатомет.
Никита посмотрел на телефон - тот подсказал ему, что до начала операции, осталось всего две минуты. Темная худая фигура стояла впереди, переминаясь с ноги на ногу и иногда вздрагивая. Никита не видел лицо их нового друга, но представлял, что нервы его, в данный момент, были словно оголенные провода. Предательская идея вонзилась в его мозг: «А что, если доходягу в перестрелке замочить? Охотники же все равно поймают, если он выживет, конечно. Тут к гадалке не ходи, найдут - эпический персонаж». Он усмехнулся и отогнал от себя негативные мысли. Во-первых, этот парень хлебнул уже достаточно дерьма в этой жизни. А во-вторых, нельзя уподобляться этим ублюдкам. И вообще, этот странный нескладный тип начинал ему немного нравится. Ему бы немного отдохнуть, чтобы отойти от пережитого.
Никита снова взглянул на дисплей. Десять ноль ноль. Пора. Он махнул рукой привлекая внимание Романа – тот встрепенулся и помахал в ответ. Через мгновение в воздухе появился светящийся ореол.
Никита припал глазом к прицелу, вжав щеку в приклад. Он понимал, сердце в этом месте не может биться, но между тем чувствовал, как оно рвется из груди от волнения.
Из дыры ловко выпрыгнул человек и подошел к Роману, на ходу снимая рюкзак и вытаскивая из него что-то, напоминающее небольшой автомат. Они о чем-то начали говорить, но на таком расстоянии слов было не разобрать. Из портала появился второй, затем третий сталкер. Озираясь по сторонам, они также вытащили из рюкзаков свое оружие. Вся троица обступила парня в нелепой, съехавшей набок шапке - тот что-то им объяснял, интенсивно жестикулируя. Солнце почти скрылось за его спиной, погрузив в сумерки окружающее пространство. «Ну давай же, последний, прыгай, сука» - Никита тихонько погладил дрожащим пальцем спусковой крючок. Он навел мушку на группу людей, но потом снова вернул ее к месту появления странников. Наконец он выдохнул, увидев, как из дыры в воздухе выпал большой тканевый мешок, а за ним показались ноги человека в берцах. Внезапно светящийся круг исчез, и в снопе искр Никита отчетливо рассмотрел, что до земли долетела лишь половина последнего сталкера.
– Респект, братан. Красиво придумано, – тихо произнес полицейский. В почти наступившей темноте он видел, как три силуэта бросились к выпавшему телу, а четвертый, самый высокий, рванулся в противоположную сторону, на ходу снимая шапку. С облегчением Никита нажал на спуск – сгустившуюся темноту разорвал оглушающий грохот выстрелов. Пулемет рвался из его рук, выплевывая накопившуюся ярость короткими очередями. Каждая третья пуля была трассирующей, в загашнике Никодима нашлись и такие. Половина светящихся полосок улетала в никуда, но вторая половина исчезала, втыкаясь в тела и песок, изредка выдавая рикошеты. Со стороны автобуса появилась еле видимая белесая полоска, в месте, где должны были находиться гости вспыхнула яркая вспышка и сдетонировал снаряд – Никодим разрядил свой РПГ. Следом раздалась еще серия взрывов, но не таких сильных, как первый. Никита поднял пулемет и отбежал на несколько метров в сторону, на всякий случай, так как его предыдущая позиция была засвечена. Он понимал, что в живых, скорее всего, у сталкеров не осталось никого, но «береженого Бог бережет».
Потянулись минуты тягостного ожидания. Никита лежал на песке, вглядываясь в темноту. Луна еще не взошла, и темнота была кромешной. Слева послышались неспешные, осторожные шаги.
– Никита? Ты? – раздался знакомый писклявый голос.
– Я. Давай сюда беги, - из черноты ночи выплыла долговязая тень и плюхнулась рядом с полицейским.
– Они мертвы?
– Не знаю. После такого шоу должны сдохнуть, но лучше подстраховаться. Ждем, пока луна полностью выйдет. Тут ночью с ней светло, почти как днем. Вот тогда и посмотрим.
– Понял. Ждем. – А классно ты придумал, с порталом. Молодец. Сразу минус один.
– Я, если честно, не специально. От страха. Само собой вышло.
– Все равно молодец. Только старику правду не говори, если спросит, скажи - так и задумывал.
– А почему старику? Он же моложе тебя в два раза?
– Ему почти двести лет, он из Пустоши просто не вылезает, вот и сохранился. Да, кстати. У него в теле еще один персонаж есть, Николаем звать. Душный тип, академик какой-то, при царях жил.
– Мне казалось, что это я странный, - усмехнулся Роман. Он хотел еще что-то добавить к своей речи, но в этот момент со стороны сталкеров раздались выстрелы. Пули с жужжанием врезались в камни, за которыми десять минут назад прятался полицейский.
– Кто-то выжил. Давай, осторожно ползем к гостям, чуть левее бери.
И они поползли. Тихо, насколько это было возможно с пулеметом в руках. Метров через двадцать Никита остановился, двигаться дальше было опасно. Они пометили мины воткнутыми шестами, но ни одной палки впереди не было, скорее всего сорвало взрывной волной. Взошедшая луна практически полностью залила призрачным, мертвым светом окружающее пространство. Краски, цвета – все исчезло. Мир стал почти черно-белым.
Впереди виднелись рассыпанные куски вырванной взрывами земли, остатки тел, одежды и оборудования и еще какой-то мусор. В трех метрах от себя Никита разглядел изуродованное тело наемника с раздробленной головой. Еще дальше виднелись остатки второго человека. Одного обезвредил Роман, оставив половинку тела в другом измерении. Значит, остается всего один.
– Что делать будем, командир? – подал голос Роман.
– Ничего не будем делать. Ждать будем. Впереди могут быть мины. Только Никодим точно знает где, он их ставил. Мы договорились, как луна взойдет, он сюда придет.
И действительно, со стороны «Икаруса» появился невысокий силуэт. Паренек двигался быстро, на ходу виляя из стороны в сторону. Метрах пяти от них снова раздались выстрелы. Никита привстал на колено и приподнял пулемет. Он отчетливо разглядел охотника, сжимающего в руке небольшой автомат без приклада, второй рукой он опирался на землю, приподнимая тело. Ног у человека не было. Полицейский выдал большую очередь, разрывая стреляющего на части, промахнуться с такого расстояния было невозможно. Тело стрелка, повинуясь силе вошедших в него пуль отлетело немного назад, раздался взрыв, заливший все вокруг ярким светом и заставив людей отпрянуть назад.
– Еще одна мина, - сухо отметил поднявшийся и отряхивающийся от пыли полицейский. Он заметил фигуру старика и закричал, – Никодим! Иди к нам, тут больше никого! Только огибай по радиусу!
Встретившись со стариком, троица не стала осматривать место бойни, решив, что оставшиеся мины обезвредят при свете солнца. Вернувшись, они открыли автобус и выпустили взволнованную и заплаканную Аню, которую пришлось долго успокаивать. Настроение у Никиты было приподнятым, он отпустил пару шуток, рассмешив своих товарищей. Все уселись за столом и стали решать, что делать дальше.
Марганцовая луна заняла свое место на небосклоне, освещая мертвым светом место недавней битвы. Четверо мужчин уже никогда не поднимутся на ноги, их тела выглядели словно манекены с учебных стрельбищ – лохматые, ободранные, разорванные. Невысокий человек, осматривающий поле боя, счел данное зрелище неподходящим для своей психики. Он повернул голову и посмотрел в сторону черного силуэта «Икаруса», именно там скрылись люди, создавшие весь этот хаос вокруг.
Ссылка на книгу на Литресе там 15 глав только, долгая модерация. Бесплатно, естественно.
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Чёрный юмор
Источник: https://t.me/maniaMemes/409