Сага о несостоявшемся писателе. Глава вторая
В тот день мы очень удачно продали за три лата целую сумку значков и монет советского периода на толкучке одному торговцу. Он сразу оценил наш товар, его заинтересовали ни сколько монеты и значки, сколько сама дерматиновая сумка с красным крестом в белом круге. На три лата, то есть шесть долларов в то время можно было много выпить. Пиво в забегаловках, которые стояли на каждом углу, стоило от двадцати до тридцати сантимов. Было даже пиво по восемнадцать, но пить его было опасно, потому что оно вызывало амнезию. За три лата многие люди работали восемь, а то и десять часов, и были рады такому заработку. В общем мы зашли в одну пивную, где выпили по пять кружек пива, а потом ещё нам хватило на бутылку крепленого вина, которую мы выпили на конспиративной квартире, и полезли на чердак, искать нашего пожилого друга, но его там не было. Нас тогда порядком развезло, потому мы, разгуливая по чердаку, освещали себе дорогу не свечками, а свернутыми в трубку горящими газетами, которые бросали на пол, когда они догорали. А весь пол на чердаке был завален разным хламом, в том числе и вполне горючим.
Не найдя своего друга на чердаке, мы вернулись в квартиру, допить вино, и вскоре туда пришел Гена. Он сказал нам, что несмотря на то, что у него какая-то рана на стопе, ему всё-таки надо ходить на промысел каждый день, чтобы было что поесть и для того, чтобы вынести с чердака нечистоты и принести туда воды. Я поинтересовался, что у него с ногой, он показал устрашающего вида рану, и я сказал, что ему надо бы обратиться к врачу, а то может начаться гангрена, но ответил, что уже очень давно не обращался к врачу, лет десять и не имеет понятия, даже где поликлиника находится.
И тут во время нашего разговора где-то наверху начали раздаваться звуки похожие на выстрелы. Я подошел к окну и увидел, что двор освещен огромным пламенем, находящимся наверху. Я понял, что мы обронили горящую газету на чердаке, и теперь дом горит и скоро приедут пожарные и полиция. Мы, конечно, кинулись наутек, и только, выбежав из дома, заметили, что Гена остался там, в квартире. Покемон был против, но я настоял на том, чтобы мы вернулись и вытащили его оттуда под руки. От страха у него просто ноги не действовали. Мы утащили его подальше от горящего дома, и усадили на скамейку в сквере. Он причитал о том, что у него там много хороших вещей осталось, что ему некуда идти, а на улице уже был мороз по ночам.
У меня был очень хорошо оборудован для жизни сарай в подвале, там было электричество, ночью можно было набирать воду в бойлерной, я снял изоляцию с труб отопительной системы, потому там было так же тепло, как в квартире. К тому же я основательно заколотил вход в соседний сарай, и сделал там вторую секретную комнату с замаскированным входом в неё из моего сарая. Там стояла широкая тахта, было постельное бельё, одеяло с подушкой, стол. Правда с моим подвалом была одна проблема – мои родители забрали у меня от него ключи из-за жалоб соседей по подъезду на то, что я там пью с друзьями. Я решил, что смогу тайком взять ключи, сделаю копии, положу отобранные ключи обратно и буду проникать в подвал тайком со своими ключами. Однако, операция с изготовлением новых ключей требовала времени, а нашему другу уже в тот вечер негде было ночевать.
И пришлось нам обратиться к одному нашему знакомому, дрянному парню, который жил в соседнем с моим доме, был года на два младше меня, вечно влезал в разные неприятности, был жутким балаболом, наглецом, мог что-то стащить. Мы с ним то и дело ссорились, после его проступков, но потом он начинал к нам подлизываться, и мы его прощали. Жил он со своей мамой в жуткой нищете, потому он был вечно голодным и постоянно у всех всё клянчил, что делало общение с ним не очень приятным. Но деваться нам в тот момент было некуда, и мы пошли к этому Лёхе, который оказался дома, и сказал, что ключей от своего подвала у него нет, но он может раздобыть ключи от подвала в другом доме в нашем дворе, но только дня на два. Через полчаса он действительно достал ключи, и мы завели Гену в не очень пригодных для жизни сарай. Но тут ещё выяснилось, что от страха наш пожилой друг навалил в штаны. И пришлось мне бежать домой, за чистыми брюками, а Лёха с Гегемоном повели его в бойлерную в подвале того дома, где он мог помыться. Вместе с брюками я взял из дома пару кусков хлеба и покрывало.
На следующий день мы с Гегемоном бегали сдавали цветной металл, который ранее собрали и спрятали, чтобы купить Гене какую-то еду, так же собирали окурки, потому что ему нечего было курить, а без курения ему становилось совсем плохо. Операцию с ключами от моего подвала мы в тот день не провернули. Потому Гена просидел ещё одни сутки в той мрачной темнице, читая газеты советских времен при свечах. Наконец мы сделали ключи на третий день, и только стемнело, сразу завели туда нашего пожилого друга, но перед этим отвели его в бойлерную в моем подвале, где он помылся уже целиком с мылом, под нашим надзором. В моем сарае его ждало радио с наушниками, там он смог даже побриться электрической бритвой, заварить себе горячего чаю и бульона, и почитать более или менее серьезную литературу при электрическом свете. Я принес ему антибиотики, антисептик и перевязочные бинты с ватой для раны. Мы в тот вечер сделали так, что при открытии общей двери в подвал, электричество в моем сарае автоматически отключалось, хотя все щели были законопачены на совесть, так что даже из темного коридора не было видно лучей света из сарая. У меня был даже утюг, на котором Гена просушивал табак из мокрых окурков, которые мы ему собирали каждый день.
Вскоре я рассказал маме о своем новом друге, и она сначала ругала меня за мою новую идиотскую затею, а потом согласилась регулярно готовить для него кашу из самой дешевой крупы с растительным маслом. Гегемон тоже иногда приносил разные продукты, но намного меньше, чем я. Один раз мы сварили для Гены большую кастрюлю супа. Это был первый суп, который я варил сам. Вместо мяса был какой-то замороженный куриный фарш, Гегемон ещё вылил в суп стакан рапсового масла. Картофель был слишком мелкий, мы замучились его чистить, было немного риса и макарон, было несколько морковок, благодаря бульонным кубиками и приправам суп получился не таким уж и ужасным. Гена был очень доволен, правда, так объелся, что у него расстроилась пищеварительная система, и нам пришлось лишних пару раз выносить его ночную вазу.
Днем подвал было посещать трудно, потому что дворничиха там разводила спирт и именно там продавала его алкоголикам, а другая соседка развела в подвале котов, которых регулярно бегала кормить. Пока коты привередничали, Гена, иногда съедал их селедку, творог, выпивал молоко. И как же радовалась сумасшедшая пенсионерка тому, что у её котиков улучшился аппетит! В последствии Гегемон расщедрился и принес Гене свой портативный черно-белый телевизор, который он смотрел в наушниках по ночам. Особенно ему понравилось то, что после полуночи начали показывать эротику. Ему, выросшему и жившему в СССР такое казалось недостижимым прогрессом.
Узнав о том, что я иногда что-то печатаю на антикварной печатной машинке, Гена согласился почитать мои потуги в области художественной литературы и политики. Я узнал, что он в свое время всегда подрабатывал написанием статей в газету «Советская молодежь», а когда жил в Сибири и на Дальнем Востоке, даже писал рассказы для разных журналов и один раз даже издали малым тиражом небольшой сборник из его рассказов. Так же он очень любил знакомиться с женщинами по переписке и писать отзывы на различные публикации в литературных журналах. И он сразу безжалостно начал кромсать и править мои литературные труды, напоминал мне правила грамматики, объяснял, как выражать свои мысли проще, приводил примеры из мировой литературы. В разговоре он, кстати, то и дело приводил цитаты то на английском, то на немецком, иногда на латинском и мог очень долго декламировать латышских поэтов. Я целыми днями сидел в подвале и разговаривал со своим пожилым другом, которому было что рассказать, было чему меня научить. Мой умственно отсталый друг, конечно, скучал во время моего общения с Геной, вечно норовил увести меня добывать деньги различными способами. Как я понял в последствии, Гегемон очень мало понимал из того, что ему говорили, непонятное его пугало, и он чувствовал дискомфорт.
Именно в то время, пока нога у Гены ещё не зажила, и он не мог ходить, я услышал большую часть историй из его жизни. Слышал я их, конечно, не в хронологическом порядке. Он вспоминал, то одну, то другую историю, когда что-то ему об этом напоминало, а я потом долго выстраивал их в хронологическом порядке и устанавливал взаимосвязь между ними. Впрочем, в то время я смотрел на его судьбу с точки зрения классовой борьбы, и многие факты мне было воспринять очень трудно, потому я их игнорировал или объяснял по-своему. Рассказывать о его жизни я всё-таки начну в хронологическом порядке, потому что вспомнить очередность рассказанных им историй мне сейчас, четверть века почти спустя очень трудно, да и так будет проще читателям.