Мой отец - Хвагё - член китайской диаспоры в Корее - и хотя он родился и вырос в Корее, южнокорейский режим отказался признать его гражданином, потому что его отец не был корейцем; тот факт, что он родился от матери-кореянки, не имел значения для режимов Ри и Пака. В то время южнокорейский режим еще не установил дипломатические отношения с новым китайским правительством в Пекине, и поэтому «Китайская Республика» (чья административная территория была сокращена до Тайваня, Пэнху, Цзиньмэня и Музо/Мацзу) было единственным китайским правительством, признанным Сеулом. Поскольку Гоминьдан (ГМД) потерял власть на материке и в 1947 году его авторитет был открыто оспорен тайваньским народом, недовольным неправильной политикой Гоминьдана в разрешении внутренних противоречий, Гоминьдан активно пытался привлечь на свою сторону китайский народ в течение первых нескольких десятилетий после своего переезда на Тайвань. В результате люди, подобные моему отцу в Корее, стали гражданами «Китайской Республики» и ходили в школы, созданные для китайской общины, в которых преподавалась программа, разработанная Министерством образования «R.O.C.». Многие из тех, кто решил поступить в университеты, поступили на Тайване из-за льготных программ, в которых предпочтение отдавалось китайцам из других стран.

Основная информация, которую я усвоил в детстве, дала мне схематичное и откровенно тривиальное представление о моем происхождении; чтобы по-настоящему его понять, мне нужно было многое изучить. Кроме того, в юном возрасте я осознал, что меня всегда будут считать иностранцем в Соединенных Штатах, подобно тому, как мой отец никогда не считался настоящим корейцем, несмотря на то, что родился и вырос в Сеуле. С этим осознанием, а также с моей близостью к Тайваню и с Тайванем (островом и его народом, а не с его реакционным правящим классом) и, в более широком смысле, со всем Китаем, поддержание моей связи с моими культурными корнями стало серьезным вопросом, который включал самостоятельное изучение история, текущих событий и китайского языка.

Холодная война поставила Тайвань и Южную Корею на передовые рубежи в глобальном противостоянии между капитализмом и социализмом, поэтому мое желание глубже изучить свое культурное наследие было неотделимо от понимания холодной войны. Я вернулся к фактам, которые узнал в детстве, например, к тому, что Чан Кайши был кровавым тираном, или к различию между вайшенгрен и беншенгрен (об этом ниже - прим. пер.), чтобы исследовать их реальное историческое значение. Наблюдая за беспорядками, которые произошли после выборов 2000 года (на Тайване - прим. пер.), когда был избран первый лидер, не принадлежащий Гоминьдану, я обнаружил, что большая часть раздоров возникла из-за антагонизма между вайшенгренами и беншенгренами, который был результатом политики Гоминьдана по исключению беншенгренов из верхних эшелонов власти в течение первых нескольких десятилетий своего правления на Тайване. Политика Гоминьдана усугубила недоверие между двумя большими группами людей на Тайване: беншенгрен, что означает «люди этой провинции», имея в виду тех людей, которые уже жили на Тайване к моменту капитуляции японских империалистов и возвращения Тайваня Китаю в 1945 году; и вайшенгрен, или «люди вне провинции», означающие тех, кто прибыл на Тайвань с материкового Китая в период с 1945 по середину 1950-х годов. Поскольку все правящие элиты в Гоминьдане были вайшенгренами, вайшенгрены всех классов рассматривались многими беншенгренами как угнетатели, хотя ни один из них не был застрахован от антикоммунистического белого террора Гоминьдана.

Интересно, однако, что настроения против вайшенгрена и против Гоминьдана не переросли в антиамериканские. Настроения среди мелкобуржуазной оппозиции, которые росли в 1970-х и 1980-х годах, не стали антиамериканскими, несмотря на то, что правящая элита черпала свою власть у империалистов США. Также от меня не ускользнуло то, что беншенгрен, большинство которых составляют хань, как и вайшенгрен, часто исключают тайваньцев из своих разговоров о правах тайваньцев. Я делюсь этими фактами, чтобы лучше проиллюстрировать мой путь к коммунизму и почему коммунисты не могут игнорировать антиимпериализм в 21 веке. Эти факты действительно дают общее представление о Тайване, но они были всего лишь отправной точкой. Чтобы по-настоящему понять Тайвань, мне нужно было дополнительно изучить, как возникло подобное положение, что потребовало ознакомления с историей коренных народов Тайваня, различными волнами миграции ханьских китайцев с материкового Китая, начиная с 17 века, отношением Империи Цин к Тайваню, японская колонизация, изгнание Гоминьдана на Тайвань, белый террор и военное положение Чан Кайши, историю оппозиции Гоминьдану и особенно империализму США.

Конечно, все это можно изучить через либеральную проамериканскую точку зрения, но такой подход оставляет многие связанные события и тенденции несвязанными. Один из вопросов, который я задавал себе на первом курсе колледжа, заключался в следующем: если целью внешней политики Соединенных Штатов является распространение свободы и демократии, то как диктаторы, такие как Чан Кайши и Сынгман Ри (Ли Сын Ман), не только получали поддержку Соединенных Штатов, но и поддерживались как демократические лидеры? Либеральный ответ мог бы звучать примерно так: «Да, Чан и Ри были жестокими лидерами, далекими от идеала, но они боролись с коммунизмом, который был намного хуже, чем все, что можно вообразить на Тайване при Чане или в Южной Корее при Ри». В то же время либералы преуменьшают тот факт, что большинство заключенных и казненных Чаном были коммунистами или подозреваемыми в симпатиях к коммунизму. Жертвы его правой диктатуры в настоящее время изображаются абстрактно, в основном как «борцы за свободу», с небольшим упоминанием их коммунистических взглядов. Хотя Чан Кайши мертв, и хотя буржуазная оппозиция Гоминьдану выставляет его в негативном свете, его антикоммунистический дух продолжает жить. Осознав это лицемерие, я начал изучать американский империализм как порождение капитализма, изучать буржуазные идеологии, например, «превосходство белых», созданную для оправдания различных существующих систем угнетения, и понял, как сильно мне лгали.

Большинство правительств, свергнутых Соединенными Штатами, были избраны демократическим путем. После свержения их в обязательном порядке заменяют компрадорские режимы, которые служат корпоративным интересам США. Соединенные Штаты заключили союзы с политическими фигурами, такими как Чан и Ри, чтобы контролировать как можно больше населения и ресурсов.

Либеральная интерпретация истории без антиимпериалистического контекста заставила бы нас поверить в то, что Соединенные Штаты пытались «цивилизовать» мир с помощью универсальных ценностей «свободы», «демократии» и McDonald's. Бывало, что по дороге к цели страны при неумелом контроле сбивалась с пути, но появление чанов, ри, мобуту и т. д. было скорее исключением, чем правилом. Тайваньские либералы не собирались налаживать международную солидарность с угнетенными народами, их идея заключалась в обратном - обратиться за помощью к дяде Сэму и правящим классам «развитых демократий». В результате «прогрессивная» политика на Тайване находится в подвешенном состоянии исторического нигилизма и отсутствия реальных решений.

Паутина империализма расставлена по всему миру, ее нити сходятся в ключевых точкахи, но заметить это с первого взгляда не просто. Изучение работ революционеров, таких как Маркс, Ленин и Мао, проливает свет на движущие силы человеческой истории не только прошлого, но и настоящего. «История всего существовавшего до сих пор человеческого общества, - по словам Карла Маркса, - это история классовой борьбы». Если империализм - это высшая стадия капитализма, как теоретизировал Владимир Ленин, то отсюда следует, что антиимпериализм - высшая стадия классовой борьбы.

Вскоре я начал видеть связь между различными, казалось бы, не связанными между собой событиями: китайскими коммунистами, борющимися с японскими захватчиками, корейскими партизанами во главе с Ким Ир Сеном и антияпонским восстанием в тайваньском Уше, организованным коренным народом сидик, которое закончилось трагедией - японские ВВС сбросили на них химическое оружие. Все эти три события были частью большой борьбы против японского империализма. В 1950 году вспышка Корейской войны не только разрушила мечты моего деда о возвращении из Кореи в свой дом в китайской провинции Шаньдун (когда началась война, он оказался на юге; его брат с севера сбежал обратно в Китай. ВВС США бомбили каждый город к северу от 38-й параллели), но также сформировали судьбу Тайваня, поскольку отношение США к Чану сместилось от игнорирования к неохотной поддержке, в попытке спасти «Китайскую республику», а режим - от верного поражения.

На этот раз именно американский империализм стал величайшим обобщающим фактором, связывая события друг с другом. Спустя десятилетия Черные пантеры и другие группы, которые боролись за освобождение, пришли к аналогичному выводу: правящий класс США был общим врагом и в войне во Вьетнаме, и в борьбе за расовое неравенство. И, кроме того, это противостояние правящему классу США означало поддержку Народной армии Вьетнама и Фронта национального освобождения.

В сочетании с изучением американского империализма знание того, какая часть истории вашей собственной семьи была сформирована империализмом, делает империализм вполне реальной системой угнетения, а не абстрактным понятием.

Изучение империализма - это процесс повторного изучения всего, чему вас учили. Это борьба, наполненная гневом и печалью, но также любовью и освобождением. К сожалению, это не та борьба, которую ведут сегодня многие, называющие себя левыми, особенно те, чьи семьи живут в имперском ядре на протяжении поколений, поскольку стимул к пониманию своих корней слабеет от поколения к поколению.

Если ваша семья, например, не имеет корней в Корее, вы не услышите историй о том, как Корейская народная армия с достоинством обращалась с людьми в освобожденных ею районах, в то время как силы США и южнокорейская армия, которую они контролировали, действовали так, как будто это были оккупационные войска. Следовательно, навряд ли вы будете подвергать сомнению господствующее мнение по таким темам, как Корейская война, наполненное упоминаниями о «демократической» Южной Корее и «диктаторской» Северной Корее.

Империалистическая амнезия не только искажает наше понимание мировых событий, но также снижает нашу способность интерпретировать события внутри страны, а в эпоху империализма они неразделимы. Без твердого понимания империализма мы будем обмануты реформистами, такими как Берни Сандерс, которые призывают к фальшивой форме «социализма», финансируемой за счет гиперэксплуатации Глобального Юга имперским ядром. Какая польза от «социализма» или, точнее, от социал-демократии в Соединенных Штатах, если миллионы людей продолжают страдать от американской агрессии? Могут ли эти социал-демократы «добиться прогресса с латиноамериканским иммигрантским сообществом» в Соединенных Штатах, когда они продолжают атаковать и дестабилизировать латиноамериканские страны, опуская людей до уровня бедности, невообразимому среднему американцу, и осуждают лидеров, таких как Уго Чавес, называя «мертвым диктатором», как сделал Берни Сандерс? Имеют ли социал-демократические политики в США хоть какое-то право говорить о правах чернокожих в США, когда они допускают «гуманитарное вмешательство», приводящее к возрождению рабства за границей, как в случае с Ливией? Я не верю в то, что Сандерсисты намеренно хотят причинять вред за границей, но это то, к чему всегда приводит социал-демократия.

Социал-демократия - это лучшая система защиты для капитализма; она позиционирует себя способной управлять капиталистическими кризисами, некий гуманный «средний путь» между либеральным капитализмом и реальным социализмом, однако без научных социалистических ответов на проблемы империализма она лишь обеспечивает временную и обманчивую отсрочку еще более крупных капиталистических кризисов, порождаемых империализмом. А без сверхприбылей источник «общего богатства» (капиталистов и подкупленных наемных работников метрополии - прим. пер.) улетучивается, и вместе с ним легитимность «социал-демократии» как политической позиции.

Отсутствие бескомпромиссной антиимпериалистической политической линии приведет к поступкам, которые не угрожают нашим классовым врагам, но угрожают жизни членов угнетенных наций во всем мире, в том числе в Соединенных Штатах. Можем ли мы упустить из виду тот факт, что Сандерс одобрил бомбардировку Югославии и поддерживает Израиль, колонию поселенцев, оккупировавшую Палестину и терроризировавшую палестинский народ на протяжении десятилетий? Какой толк Берни в популяризации слова «социалистический», если значение этого слова искажено до неузнаваемости? По иронии судьбы, Сандерсисты часто указывают на то, как основные СМИ лгут о фальшивых «социалистах», которых они поддерживают, но столь же быстро извергают ложь о странах, которые бросают вызов гегемонии США любым способом, о котором им говорили те же СМИ. Социализм - это не капитализм с большей социальной защитой, а создание пролетарского государства, которое служит интересам тех, кто своим трудом зарабатывает себе на жизнь. По мере того как люди будут лучше понимать империализм, они не будут довольствоваться такими как Сандерс или АОК (Александрия Окасио Кортез - американский “социалистический” политик) и смогут хорошо распознавать всех подобных беспринципных карьеристов.

В Соединенных Штатах излюбленным инструментом правящего класса была идеология превосходства белых. Бесцеремонно взяв фальшивую европейскую расовую «науку», правящий класс США создал две широкие категории людей - белых и небелых, что позволило ему разделить и завоевать рабочий класс, осознавая, что объединенный пролетариат сможет угрожать власти буржуазии. Поэтому верховенство белых саботирует не только солидарность между цветными и белыми людьми, но и солидарность между различными группами небелых людей. В ответ на эту реальность среди угнетенных наций в Соединенных Штатах возникли идеологии, противостоящие превосходству белых. Вообще говоря, эти идеологии находятся между реакционным шовинизмом, не представляющим угрозы для буржуазии, и революционным национализмом, не противоречащим интернационализму. Точно так же как важно связать борьбу различных расовых групп друг с другом, чтобы подорвать превосходство белых, мы должны связать различные виды борьбы во всем мире друг с другом, чтобы подорвать империалистическую систему.

Большинство людей, называющих себя левыми, согласятся с тем, что реакционные призывы к власти белых качественно отличаются от революционных призывов к власти черных. Они также согласны с тем, что, когда люди угнетенных наций в Соединенных Штатах выражают реакционный шовинизм, они делают это в ответ на превосходство белых, и поэтому борьба с превосходством белых должна быть главной идеологической проблемой. К сожалению, многие самопровозглашенные «левые» упускают это из виду, когда дело касается международной арены. Ультралевые и анархисты часто отказываются быть солидарными с народами стран, ставших мишенью американского империализма, потому что, не признавая империализм США как основное противоречие, а внутренние проблемы его стран-жертв как второстепенные противоречия, они придерживаются позиции, что обе стороны «одинаково плохи» и объективно на стороне империалистов.

Во время гражданской войны в Китае был сформирован антияпонский единый фронт между Коммунистической партией Китая и Гоминьданом с пониманием того, что противоречие между японскими империалистами и китайским народом стало основным, а противоречие между коммунистами и Гоминьданом стало второстепенным. Мао подчеркнул тот факт, что падение Китая перед Японией усугубило бы существующие угнетения, с которыми столкнулся китайский народ, и значительно затруднило бы его освобождение. Если бы китайский народ занял позицию, что Гоминьдан и японцы «одинаково плохи», Китай был бы полностью порабощен иностранными угнетателями, с которым обычно труднее бороться, чем с угнетателями внутренними. Коммунисты должны извлечь уроки из этого примера и честно проанализировать противоречия современного мира.

Сочувствовать, оправдываться и объективно способствовать империализму США на международной арене - все равно, что оправдываться и объективно обеспечивать превосходство белых в Соединенных Штатах. Мы не можем преодолеть национальные разногласия и сформировать политическую солидарность внутри нашего класса - рабочего класса - без понимания и борьбы с превосходством белых, и мы не можем ожидать международной солидарности, если мы не понимаем империализм США и активно не выступаем против него. Более того, ожидать от других капиталистических стран совершенства или закрывать глаза на империалистическую деятельность собственной страны есть не что иное, как шовинизм. Приведем пример: даже если все то, что основные средства массовой информации говорят о Китае было бы правдой (это не так, но давайте предположим, что так), мы должны спросить себя: кто кому угрожает? Китай или США окружили противоположную сторону военными базами в государствах-сателлитах? Кто активно свергает демократически избранные правительства за рубежом - Китай или США? И Китай или США активно поддерживают военные диктатуры во всем мире? Можем ли мы честно сказать, что эти двое «одинаково плохи»? Даже если у нас есть критическое мнение о Китае, как у меня лично, не должны ли мы поддерживать защиту их суверенитета от агрессии США, тем более что мы находимся в Соединенных Штатах и имеем право оказывать давление на тех, кто здесь руководит?

Мы живем в эпоху империализма, и Соединенные Штаты, хотя и не единственная империалистическая страна, являются ведущей империалистической державой. Это делает борьбу против империализма янки главным противоречием современного мира. Многие, считающие себя «левыми» на Западе, не видят этого, а вместо этого выступают против абстрактной формы империализма, которая считает все страны одинаково плохими.

Чтобы еще раз провести параллель между тем, что Соединенные Штаты делают внутри страны, и тем, что они делают снаружи, если мы сможем признать ложную эквивалентность, которую правовая система США делает между слабыми и сильными, когда она утверждает, что существует «равенство перед законом», тогда мы также должны увидеть, что те, кто заявляет, что США и Асад «одинаково плохие», на самом деле встают на сторону американского империализма.

Хотя не должно быть никаких противоречий в осуждении агрессии США против КНДР и поддержке борьбы корейского народа против американского империализма, выражение таких взглядов вызывает презрение со стороны всего политического спектра США, в том числе со стороны самопровозглашенных «левых». Вы даже услышите, как эти псевдолевые призывают к убийству Ким Чен Ына. Ради аргументации, даже если всякая ложь о нем - правда - что он безжалостный и маниакальный тиран, каким его выставляют буржуазные новостные агентства - когда и где смена режима, спонсируемая США, когда-либо привела к большей свободе и демократии для людей этой страны? Улучшилось ли положение иранцев после свержения Мосаддыка? Жили ли чилийцы лучше после убийства Альенде и установления режима Пиночета? У ливийцев больше свободы теперь, когда ушел Каддафи? Пользуются ли боливийцы правами человека и повышением уровня жизни теперь, когда изгнали Моралеса?

Реальные и воображаемые проблемы стран, подвергшихся нападению империализма, не являются оправданием для нас, чтобы отказаться от нашей интернациональной солидарности. Часто такие проблемы, как ограниченная свобода выражения мнений в странах, подвергающихся империалистической агрессии, усугубляются, если даже не вызваны самой империалистической агрессией. Если мы действительно хотим, чтобы эти страны процветали, и если мы действительно заботимся о людях этих стран, тогда мы должны внести свой вклад как люди, живущие в имперском ядре, чтобы противостоять военной агрессии, экономическому саботажу и политической изоляции здесь. Все остальные позиции, включая создание ложной эквивалентности («обе стороны плохи, поэтому не выбирайте ни одной»), либеральный менталитет спасителя (то есть защита невмешательства на основе неполитических факторов целевой страны, таких как ее география, история, еда или предполагаемая беспомощность. и т. д.), апатии («мы ничего не можем отсюда сделать») - это просто выражения западного шовинизма, которые оставляют дверь открытой для вмешательства США. Подобно тому, как превосходство белых наносит ущерб солидарности между различными этническими группами в Соединенных Штатах, эти шовинистические взгляды подобным образом разделяют рабочих всего мира для захвата их империалистами. У буржуазии есть своя международная солидарность, которую они называют глобализмом, а мы - империализмом. Пришло время бороться с их международной солидарностью - нашей собственной антиимпериалистической солидарностью.

Чжун Сянъюй

китайский хип-хоп исполнитель из Тайваня, изучает марксизм-ленинизм. Анти-империализм, классовая борьба и освобождение - частые темы в его музыке.

Перевод А. Романов

оригинал - https://www.peacelandbread.com/post/anti-imperialism-the-hig...

После июльской революции либеральный банкир Лаффит, провожая своего compère (соучастник в интриге) герцога Орлеанского, в его триумфальном шествии к ратуше, обронил фразу: «Отныне господствовать будут банкиры». Лаффит выдал тайну революции.

При Луи-Филиппе господствовала не французская буржуазия, а лишь одна её фракция: банкиры, биржевые и железнодорожные короли, владельцы угольных копей, железных рудников и лесов, связанная с ними часть земельных собственников — так называемая финансовая аристократия. Она сидела на троне, она диктовала в палатах законы, она раздавала государственные доходные места, начиная с министерских постов и кончая казёнными табачными лавками.

Собственно промышленная буржуазия составляла часть официальной оппозиции, т. е. была представлена в палатах лишь в виде меньшинства. Её оппозиция становилась тем решительнее, чем более чистую форму принимало в своём развитии самодержавие финансовой аристократии и чем более сама она воображала, что после подавленных в крови восстаний 1832, 1834 и 1839 гг. её господство над рабочим классом упрочено. Руанский фабрикант Гранден, наиболее ярый фанатик буржуазной реакции как в Учредительном, так и в Законодательном национальных собраниях, был в палате депутатов самым горячим противником Гизо. Леон Фоше, впоследствии прославившийся своими бессильными потугами подняться до роли Гизо французской контрреволюции, вёл в конце царствования Луи-Филиппа чернильную войну в защиту промышленности против спекуляции и её прислужника — правительства. Бастиа агитировал против господствующей системы от имени Бордо и всех французских виноделов.

Мелкая буржуазия, все её слои, а также крестьянство были совершенно устранены от участия в политической власти. Наконец, в рядах официальной оппозиции или совсем вне pays légal (круга лиц, пользовавшихся избирательным правом) стояли идеологические представители и защитники упомянутых классов, их учёные, адвокаты, врачи и т. д. — короче, их так называемые «таланты».

Финансовая нужда с самого начала поставила Июльскую монархию в зависимость от верхушки буржуазии, а её зависимость от верхушки буржуазии, в свою очередь, стала неисчерпаемым источником всё растущей финансовой нужды. Нельзя подчинить государственное управление интересам национального производства, пока не восстановлено равновесие в бюджете, равновесие между государственными расходами и доходами. А как восстановить это равновесие, не сокращая государственных расходов, т. е. не нарушая интересов столпов господствующего режима, и не изменяя налоговой системы, т. е. не возлагая значительной части налогового бремени на верхушку буржуазии?

Больше того, задолженность государства была в прямых интересах той фракции буржуазии, которая господствовала и законодательствовала через палаты. Государственный дефицит как раз и был предметом её спекуляции и важнейшим источником её обогащения. По истечении каждого года — новый дефицит. Через каждые четыре или пять лет — новый заём. А каждый новый заём давал финансовой аристократии новый удобный случай обирать государство, искусственно поддерживаемое на грани банкротства, — оно должно было заключать займы у банкиров на самых невыгодных условиях. Кроме того, каждый новый заём давал лишний случай грабить публику, помещавшую свои капиталы в государственные процентные бумаги, посредством биржевых операций, в тайну которых были посвящены правительство и парламентское большинство. Вообще, неустойчивое положение государственного кредита и обладание государственными тайнами давало банкирам и их сообщникам в палатах и на троне возможность вызывать внезапные, чрезвычайные колебания в курсе государственных бумаг, которые каждый раз неизбежно влекли за собой разорение множества менее крупных капиталистов и баснословно быстрое обогащение крупных биржевиков. Тем, что государственный дефицит был в прямых интересах господствующей фракции буржуазии, объясняется, почему чрезвычайные государственные расходы в последние годы царствования Луи-Филиппа более чем вдвое превысили чрезвычайные государственные расходы при Наполеоне; они поглощали ежегодно около 400 миллионов франков, тогда как весь вывоз Франции в среднем редко достигал 750 миллионов франков в год. Огромные суммы, проходившие, таким образом, через руки государства, создавали, кроме того, возможность мошеннических подрядов, подкупов, хищений и плутней всякого рода. Обкрадывание государства, происходившее при займах оптом, при казённых подрядах повторялось в розницу. То, что имело место в отношениях между палатой и правительством, многократно воспроизводилось в отношениях между отдельными ведомствами и отдельными предпринимателями.

Подобно тому как господствующий класс использовал государственные расходы вообще и государственные займы, он использовал и строительство железных дорог. Палаты возлагали главное бремя издержек на государство, а спекулировавшей финансовой аристократии они обеспечивали золотые плоды. Всем памятны скандалы в палате депутатов, когда случайно обнаружилось, что все депутаты большинства, включая и часть министров, были заинтересованы как акционеры в строительстве тех самых железных дорог, которые они потом в качестве законодателей заставляли производить на государственный счёт.

Напротив, малейшая финансовая реформа разбивалась о противодействие банкиров. Так, например, почтовая реформа. Ротшильд запротестовал. Разве смело государство сокращать те источники дохода, из которых должны были уплачиваться проценты по его всё растущему долгу?

Июльская монархия была не чем иным, как акционерной компанией для эксплуатации французского национального богатства; дивиденды её распределялись между министрами, палатами, 240 000 избирателей и их прихвостнями. Луи-Филипп был директором этой компании — Робером Макером (тип ловкого дельца-пройдохи) на троне. Эта система представляла собой постоянную угрозу, постоянный ущерб для торговли, промышленности, земледелия, судоходства, для интересов промышленной буржуазии, которая в июльские дни написала на своём знамени gouvernement à bon marché — дешёвое правительство.

Так как финансовая аристократия издавала законы, управляла государством, распоряжалась всей организованной общественной властью, самим фактом своего господства и посредством печати подчиняла себе общественное мнение, то во всех сферах, начиная от королевского двора и кончая café borgne (притонами низшего разряда), царили та же проституция, тот же бесстыдный обман, та же страсть к обогащению не путём производства, а путём ловкого прикарманивания уже имеющегося чужого богатства. Именно в верхах буржуазного общества нездоровые и порочные вожделения проявились в той необузданной — на каждом шагу приходящей в столкновение даже с буржуазными законами — форме, в которой порождённое спекуляцией богатство ищет себе удовлетворения сообразно своей природе, так что наслаждение становится распутством, а деньги, грязь и кровь сливаются в один поток. Финансовая аристократия как по способу своего обогащения, так и по характеру своих наслаждений есть не что иное, как возрождение люмпен-пролетариата на верхах буржуазного общества.

Не участвовавшие во власти фракции французской буржуазии кричали: «Коррупция!» Народ кричал: «À bas les grands voleurs! À bas les assassins!» («Долой крупных воров! Долой убийц! »), когда в 1847 г. на самых высоких подмостках буржуазного общества публично разыгрывались те самые сцены, которые обыкновенно приводят люмпен-пролетариат в притоны разврата, в богадельни и в дома для умалишённых, на скамью подсудимых, на каторгу и на эшафот. Промышленная буржуазия увидела угрозу своим интересам, мелкая буржуазия была полна нравственного негодования, воображение народа было возмущено. Париж был наводнён памфлетами: «La dynastie Rothschild» («Династия Ротшильдов»), «Les juifs rois de l'époque» («Ростовщики — короли нашего времени») и т. д., которые с бо́льшим или меньшим остроумием разоблачали и клеймили господство финансовой аристократии.

Карл Маркс, КЛАССОВАЯ БОРЬБА ВО ФРАНЦИИ С 1848 ПО 1850 г., Том 7, с.8-11

Мы шестнадцать лет строим социализм, и с каждым годом повышаются и будут повышаться материальные и культурные запросы рабочих и колхозных масс.

С каждым годом будет расти спрос на товары, и не просто на товары, а на товары высокого качества. Сейчас рабочий, работница, колхозница не купят первый попавшийся предмет.

Сейчас, покупая материал на платье или костюм, народ приходит и смотрит, чтобы выбрать что-нибудь покрасивее. Теперь работницы, колхозницы приходят и спрашивают, нет ли с искоркой, в полоску, нет ли чего-нибудь такого, чтобы помолодеть, когда наденешь. Можем мы сделать хорошие товары или нет? Говорят тут о тысяче препятствий, говорят о том, что нет красителей, того, другого. Сидят люди и ждут у моря погоды, а дела не идут.

Я считаю, что с этим надо кончать. Мы можем и должны поднять качество наших тканей, обуви, одежды. Мы можем и должны дать нашему рабочему, колхознику, специалисту, нашей советской растущей молодежи не только в нужном количестве, но и высококачественный советский товар.

Мы должны добиться того, чтобы каждый трудящийся нашей страны, который честно и добросовестно работает, мог лучше одеться, получше покушать, поднять свой культурный уровень и побольше знать, что делается на свете.

И если мы вторую пятилетку осуществим так же успешно, как первую, то политический итог будет тот, что мы сделаем социалистическую систему производства единственной системой в нашей стране и придем к окончательной ликвидации капиталистических элементов и классов вообще. Успешным осуществлением второй пятилетки мы завершим техническую реконструкцию всего народного хозяйства, поднимем в два-три раза благосостояние рабочих и крестьян. Но для этого необходима большевистская мобилизация всех сил партии и рабочего класса. Во второй, как и в первой, пятилетке меньше всего можно полагаться на самотек.

Выполнение второй пятилетки, которая несет окончательную гибель остаткам паразитических классов, будет происходить в условиях ожесточенной классовой борьбы.

«...социализма нельзя «ввести»... он вырастает в ходе самой напряженной, самой острой, до бешенства, до отчаяния острой классовой борьбы...» (Ленин, т. XXII, стр. 156.)

Мы должны крепить диктатуру пролетариата, повышать революционно-классовую бдительность, неизмеримо больше сделать для дальнейшего укрепления обороноспособности нашего Советского Союза. Мы должны быть на страже генеральной линии нашей партии, вести беспощадную борьбу против всех разновидностей оппортунизма. Мы должны будем, как сказано в тезисах, добиться того, чтобы после осуществления работ второй пятилетки наш Советский Социалистический Союз превратился в технико-экономически независимую страну, в самое передовое в техническом отношении государство в Европе. (Аплодисменты.)

С.М. Киров, Узловые задачи второй пятилетки, Из доклада о работе ЦК ВКП(б) на V областной и II городской Ленинградской партконференции 17 января 1934 года, Избранные статьи и речи, с.606-608