К тому времени как в 284 году на трон взошел император Диоклетиан, римские монеты представляли собой лишь отчеканенные кружочки из меди или бронзы, а инфляция (как и население Рима) постоянно росла.
В 301 году Диоклетиан издал пресловутый эдикт о ценах, согласно которому за продажу товаров выше установленной правительством цены полагалась смертная казнь. Одновременно замораживался и уровень жалованья. Однако, к удивлению Диоклетиана, цены продолжали расти. Торговцы, лишенные возможности продавать товары с прибылью, закрывали свои лавки. Люди бросали привычную работу, чтобы найти место с нефиксированными ставками жалованья, или просто переходили на получение пособий от государства.
Да, именно римляне создали систему социальных пособий. Население Рима в ту пору насчитывало около миллиона жителей, и 200 тысяч из них бесплатно получали от правительства зерно (существовали на пособия).
Поскольку экономика находилась в плачевном состоянии, Диоклетиан решился пойти на политику пушек и масла. Он набрал в армию тысячи новых воинов и начал проводить в жизнь многочисленные общественные проекты. В результате в 2 раза выросли правительственный аппарат и армия, а дефицит бюджета вышел из-под контроля.
Истощив свои ресурсы, Диоклетиан попросту начал в огромном количестве чеканить новые медные и бронзовые монеты, обесценивая тем самым золотые и серебряные. Все это привело к первой в истории задокументированной гиперинфляции. В эдикте Диоклетиана о ценах были обнаружены свидетельства того, что фунт золота в 301 году стоил 50 тысяч денариев, а к середине столетия эта цена выросла до 2,12 миллиарда.
Это означало, что за пятьдесят лет стоимость золота увеличилась в 42,4 тысячи раз. В результате вся торговля, основанная на платежных средствах, практически остановилась и экономика перешла на бартерную систему.
Капуста в Древнем Риме была деликатесом
Остаток жизни Гай Аврелий Валерий Диоклетиан провёл на родине в Иллирии, в своём поместье в Салоне, где уединённо прожил 8 лет. На попытку Максимиана и Галерия убедить его возвратиться к власти бывший император ответил отказом, заметив, что если бы они видели, какова капуста, которую он вырастил, то не стали бы приставать к нему со своими предложениями.
Материал подготовлен телеграм-каналомPraetorian Cohort ⚔️. Больше интересных фактов об античности здесь.
Битва при Сукроне нивелировала успехи Сертория за предыдущие 4 года. Метелл и Помпей не собирались допускать ошибку и разделять силы, действуя сообща на одном направлении. Серторий в свою очередь не собирался давать им полевое сражение, поэтому снова началась игра в кошки-мышки: Помпей и Метелл двигались вглубь территорий подконтрольных мятежникам и осаждали одну крепость за другой, Сертоий пытался ускользнуть от них, попутно пощипывая коммуникации.
Вот только такая тактика не нравилась, ни воинам, ни испанским союзниками. Постоянное отступление с одной стороны уводило сенатские армии все дальше от их баз снабжения, но с другой - снижало боевой дух солдат, уже привыкших к победам. Серторию нужно было укрепить авторитет и вновь заставить поверить в него, а для этого нужна была победа.
На руку мятежному военачальнику играл тот факт, что Помпей и Метелл хоть и действовали сообща, но двигались отдельными колоннами, в том числе, чтобы фуражиры охватили большую площадь. Поэтому Серторий спланировал рискованный ход: пока Перперна с частью армии будет отвлекать Метелла и не давать ему соединиться с “Великим”, сам Серторий ударит по более слабому из преследующих его военачальников - Помпею.
Помпей осознав, что против него выступил сам Серторий
Скорее всего, от Перперны никакой победы не ожидалось - главное, чтобы он не сильно проиграл. И вновь Помпей оказался вовсе не таким великим, как его принято считать: он опять проиграл Серторию, потерял 6000 легионеров, против 3000 у мятежного полководца, собственного зятя Меммия и вынужден был отступить в лагерь.
В то же время, потерпевший ожидаемое поражение Перперна, потеряв 5000 бойцов, отступил и теперь в схватку вступили Серторий и Метелл. Это сражение закончилось, по мнению римских источников победой Метелла, но то, что на следующий день именно Серторий попытался окружить лагерь Метелла рвом и валом, позволяет мне осторожно предположить, что скорее всего поле боя осталось за мятежниками. Тем более, что Метелл получил ранение в битве, что могло заставить его армию оставить поле боя.
Римский стройбат за работой
Так как Серторий не смог на голову разбить Помпея, то на следующий день солдаты не очень великого сумели отогнать серторианцев от лагеря Метелла, после чего сражение сошло на нет.
Итоги битвы для Сертория были опять неутешительны. Это снова была тактическая ничья и его стратегическое поражение, так как именно для Сертория потери были более критичны, а судя по всему счет потерь был едва ли больше 1,5:1 в его пользу. Тем не менее авторитет он сумел поддержать и дальнейшее отступление на зимние квартиры к горной крепости Клуния прошло успешно. Метелл и Помпей попытались осадить там Сертория, но из-за начавшейся зимы и герильи мятежников на коммуникациях, вынуждены были отступить: Помпей в Ближнюю Испанию, а вот Метелл - в Нарбоннскую Галлию.
Кампания 75 года до н.э. была для Сертория провальной - хотя он и одержал две победы над Помпеем, вцелом, он отступал и явно уже не был королем положения. Поэтому многие общины, до этого лояльные ему в Ближней и Дальней Испании, перешли на сторону сената. Это же случилось и с частью доселе лояльных племен - после такого шага заложников в Оске ждала жестокая расправа. Такова была цена предательства.
В то же время неудачный ход войны распалил до этого скрытое недовольство у уважаемых людей из “сената” Сертория. Лидер мятежников не собирался слушать их советы, что явно раздражало многих из них. Одно дело, когда Серторий выигрывал - критиковать победителя мало кто будет. Но он то не выигрывал. Иронично, что самым недовольным в этой благородной кодле был Перперна, который не выиграл вообще ни одной битвы…
Понять всех этих людей было можно - они не застали партизанский период войны и для них перспективы Сертория могли казаться крайне мрачными. Вот только ровно в то же время Метелл и Помпей бомбардировали Рим требованиями прислать денег и подкреплений, иначе гроб, гроб, кладбище… Уж кто-кто, а Метелл отлично понимал и мог объяснить своему молодому коллеге, насколько быстро герилья Сертория может перевернуть доску. Запугивания сената в этот раз дали эффект и в Испанию отправились солдаты и деньги. Консулам 74 года до н.э. Котте и Лукуллу были совершенно не нужны проблемы с Помпеем, так как они уже нацелились на новую, очень выгодную для них войну.
Тем временем к Серторию тоже пришла помощь: царь Митридат Понтийский, который снова начал конфликтовать с Римом, предложил Серторию деньги в обмен на поддержку его претензий в Азии. Что интересно, радеющие о Риме “сенаторы” готовы были отдать азиатскому царю все римские земли в Азии за помощь. Но Серторий, воскликнув нечто вроде “Что ж вы делаете, сенатские морды! Что ж вы земли казённые раздаёте! Так никаких провинций не напасёшься!” отказал посланцам Митридата в претензиях на провинцию Азия. Те с точкой зрения лидера мятежников согласились.
География основных мест боевых действий в 74-73 годах до н.э.
Кампания 74 года до н.э. должна была протекать в том же стиле, как и кампании 79-77 годов до н.э.: армии сената захватывали одну кельтиберскую крепость за другой, их тылы кошмарил Серторий. Судя по всему обе стороны не добились серьёзных успехов, хотя воины Метелла и провозгласили того императором. То же повторилось и в 73 году до н.э. - сколько бы крепостей не брали войска сената, они так и не приблизились к победе над Серторием. Победят Сертория его же союзники.
Тактика и стратегия лидера мятежников очевидно вызывала все больше недовольства у "сенаторов", те все чаще обвиняли своего лидера в тирании и в то же время нежелании воевать. Врзможно, что за этими обвинениями стоял страх перед попытками Сертория договориться с Помпеем и Метеллом из-за усталости от долгой войны. Заговор против Сертория составил Перперна - его же правая рука. Сертория обманом заманили на пир, где закололи мечами.
Убийство Сертория
Войскам сообщили об убийстве Сертория некими заговорщиками, после чего казнили несколько человек, возможно, что нелояльных Перперне и ко. После чего, потрясая реальным завещанием Сертория, где тот объявлял своим наследником Перперну, его убийца стал командующим повстанцами.
Тупо такая реакция у автора каждый раз, когда он читает про захват Перперной власти. Максимально мерзкий персонаж. Уж насколько полярные позиции в отношении Сертория у римских авторов, а Перперна у всех них - это эталонная сволочь
Смерть Сертория вызвала бурения в войсках - от мятежников начали откалываться как легионеры, не верившие в нового командующего, так и некоторые племена. Перперна не имел репутации, даже близкой убитому, а потому он сделал ставку на укрепление позиций за счет победы в сражении, пока армия вся не разбежалась. В качестве цели нападения Перперна выбрал более слабого Помпея и… с треском проиграл.
Неудачливого лидера мятежа взяли живым и притащили к Помпею. Перперна униженно просил своего победителя сохранить ему жизнь, обещал сдать всех, с кем в Риме имел связи Серторий, выдав Гнею архив переписки. Такое поведение возмутило не только простых воинов, но и Помпея. Он на месте казнил Перперну, а письма сжег.
В данном случае Помпей, естественно, преследовал личные интересы - слухи об этой истории быстро достигнут Рима и у некоторых людей там будет теперь долг благодарности. Кроме того Помпей взял под защиту всех сдавшихся ему мятежников - хотя вернуться в Италию им было нельзя, но примирение даже в таком виде было выгодно всем.
С поражением Перперны война не закончилась, но вести её теперь будут кельтиберы и их союзники без римлян. Вся Дальняя и Ближняя Испании будут в том же 73 году до н.э. окончательно замирены. На общины, менявшие стороны или недостаточно лояльные, Метелл наложил довольно чувствительный налог в качестве наказания. Кроме того, в честь победы он устроит месячный “мини-триумф”, где провинциалы Дальней Испании за свой счет будут устраивать в его честь празднества. Традиционалисисты в сенате возмутились таким поступком, но многие посчитали, что старик Метелл заслужил. О мерах Помпея не известно ничего, кроме того, что он, как и Метелл, получил сильную испанскую клиентеллу, благодарную за окончание войны.
Серторианская война серьезно встряхнула римскую Испанию. Впервые за долгие годы до этого жившие не очень пересекаясь римляне и испанцы, во время конфликта были вынуждены активно взаимодействовать. В обеих армиях служили римляне и испанские ауксиларии, и Серторий, и Помпей с Метеллом выдавали испанцам гражданство в обмен за лояльность. Также победители активно расселяли испанцев из центральной части полуострова в более романизированных регионах. Таким образом процесс романизации Испании был серьезно подстегнут.
Метелл, для которого эта война стала длинным и тяжелым испытанием потерял на ней 8 лет своей жизни. Он победил, но все запомнят, что победы начались только после прибытия Помпея. А поражения Помпея от Сертория будут забыты на фоне того, что окончательно разбил мятежников именно он. Удача явно была на стороне юного не очень великого, но очень амбициозного военачальника. Его звёздочка начала светится ещё ярче, чего он и добивался.
Война закончилась и в 72 году до н.э. Помпей должен был вернуться в Италию для триумфа над испанцами, не над Серторием - такие вещи пока в Риме не принято публично отмечать. Но Риму было в тот момент не до веселья. Старые страхи перед возвращением Помпея с армией как-то сами собой уже давно отошли на задний план. Вся экстраординарная карьера Помпея строилась на его участии в очередном кризисе Республики. И надо же было случиться, что уже год бушевал такой. Пока Помпей собирался со своими войсками обратно в Рим, по всей Италии одни со страхом, а другие с надеждой произносили одно и то же имя - Спартак!
Источники Кембриджская история древнего мира. Том 9. Последний век Римской Республики. 146-43 гг. до н.э. Короленков А.В. «Первая гражданская война в Риме» Короленков А.В. «Квинт Сертория. Политическая биография» Циркин Ю. Б. «Гражданские войны в Риме. Побежденные» Котсенюк И.В. «К вопросу о негласном союзе между Помпеем, Цицероном и Метеллом» Гурин И. «Серторианская война (82—71 гг.).»
В конце 77 года до н.э. Серторий был королем положения в Испании. Территория, контролируемая Метеллом, ограничивалась долиной Бетиса и крупными городами побережья, тогда как вся остальная римская Испания была под Серторием. Так как власть мятежного военачальника исходила из его контроля над римско-испанской армией, то он не мог использовать традиционные методы провинциального управления. Испанские союзники Сертория были скорее младшими партнерами, нежели подчиненными, с мнением которых необходимо было считаться.
А потому мятежный военачальник начал использовать в Испании республиканские методы управления, с чрезвычайной спецификой. Серторий создал "сенат", куда вошли представители племенных элит и римские аристократы, бежавшие в Испанию. Этот орган имел скорее совещательную роль, но позволял легитимировать некоторые решения. Все вошедшие в него люди не имевшие римского гражданства получили его из рук Сертория, для соблюдения римских законов. Для управления территориями и занятия полезной работой бесполезных в военном плане римлян он назначал людей на ординарные римские магистратуры.
Данные действия некоторые историки описывают, как попытку создать альтернативную республику за пределами Италии. Но это едва ли так. Серторий на протяжении всей своей борьбы неоднократно изъявлял желание вернуться в Рим частным лицом. Использование республиканских институтов в Испании для него было таким же вынужденным, как и собственно борьба в Испании вообще: главное было выжить. При этом в методах использования республиканских институтов Серторий предвосхитил принципат - они были инструментом в руках военного лидера и только.
Столь же спорным является мнение о том, что Серторий целенаправленно романизировал племенные элиты союзные ему. Создание в Оске школы для детей вождей племен, где тех учили, как римлян, не должно вводить в заблуждение. Основная цель этой школы была - содержание этих детей, как заложников. Знакомство же их с римской культурой посредством обучения было нормальной практикой не выходившей за рамки имевшегося у Рима опыта взаимоотношений с соседями - такая подспудная “романизация” была нужна для лучшего понимания друг друга разными культурами.
Появление подобных республиканским структур управления, вероятно, было ускорено прибытием остатков армии Лепида под руководством Марка Перперны. Кроме солдат в Испанию высадился и небольшой десант беглых политиков, которым пришлось искать занятие. Сложнее было с улаживанием конфликта интересов с Перперной: и Серторий, и Перперна оба были преториями, что формально делало их равными, но новоприбывший военачальник был из уважаемого древнего рода, а значит и в римской политической культуре воспринимался человеком более достойным.
Проблема была в том, что достоинства Перперны не оценила даже его армия и сразу же после появления вопроса о командовании в публичном поле войска через центурионов изъявили желание видеть своим командующим победительного Сертория. Серторий же, как неглупый политик, сделал Перперну своим заместителем, чем вроде бы уладил конфликт. Но угольки недовольства у Марка остались, тем более, что по своему положению он был теперь на одном уровне с низкорожденными братьями Гиртулеями.
Появление у Сертория 20-30 тысяч римской пехоты позволяло Серторию действовать куда более агрессивно, так как теперь преимущество в живой силе было на его стороне. Была только маленькая проблема - Метелл отлично это понимал, а потому ушел в глухую оборону. При это часики тикали именно у Сертория - в следующем году в Испанию прибудет Гней Помпей Великий и тогда преимущество снова будет на стороне сулланцев. По хорошему следовало разбить Метелла до подхода Помпея, но в этом то и проблема - выкурить первого с его позиций у Сертория не было времени: зимой и весной военные действия были едва возможны, а летом уже скорее всего прибудет Помпей.
Серторий и Метелл в Бетике. Фото в цвете
Поэтому соображения стратегии требовали поступить в 76 году до н.э. по-другому: раз нельзя выманить Метелла, то надо просто не дать ему выползти из своей норы, а в это время подловить на марше Помпея и разгромить, тем самым повторив успех с разгромом Манлия год назад. Серторий считал, что Метелл не будет представлять угрозы из-за собственной осторожности. И так и случилось - вместо движения навстречу Помпею тот будет весь год улучшать собственные позиции и бороться с партизанщиной серторианцев.
Поэтому Серторий мог большую часть своих сил бросить против Помпея, когда стало ясно, каким маршрутом тот двинется. Пути обеих армий должны были сойтись у города Лаврон - ранее союзного Серторию, но на фоне слухов о скором прибытии Помпея сменившего лояльность. Правда, сделали это жители, опрометчиво - первый под стенами города оказался все же Серторий. Военачальник начал осаду, которая должна была стать приманкой для Помпея. Лис Испании решил переиграть и уничтожить Помпея - сварив армию того в нескольких котлах.
Когда Помпей приблизился к городу и встал лагерем, Серторий дождался высылки фуражиров и сначала окружил их. Помпей вынужден был послать на помощь фуражирам легион, но и тот оказался в окружении. Тогда пришлось уже кидать все силы на помощь и в этот момент Серторий демонстративно выдвинул на холмы по флангам от наступающего Помпея свою пехоту: если бы Гней продолжил движение к окруженным, то он сам бы тоже попал в котел, поэтому ему пришлось отступить.
До сих пор у историков нет единого мнения, почему Серторий сделал свой фланговый маневр столь демонстративно. Если бы он дал войскам Помпея подойти ближе и уже после втягивания в битву ввел резервы с флангов, то скорее всего не столь-то и Великого ждал бы катастрофический разгром, уравнявший чаши весов в Испании. Но Серторий этого не сделал и дал Помпею с основной частью сил отступить из Испании в Нарбоннскую Галлию на перегруппировку. По одной из гипотез, Серторий не стал громить Помпея, потому что надеялся с ним договориться: либо о совместном выступлении против сената, либо наоборот о примирении с сенатом.
Проблема обеих версий в том, что за ними нет никакого фактажа. Поражение у Лаврона стало тяжелым ударом по репутации Помпея: Серторий сжег город прямо у него на глазах. По Риму ходили не самые лестные характеристики молодого военачальника, говорили, что он «был поблизости и разве что только не грелся у пламени, пожиравшего союзный город, но на помощь не пришёл». Едва ли после такого унизительного разгрома Помпей пошел бы на закрепление его последствий в общественном сознании и позорную капитуляцию в виде примирения с Серторием. Мятежник же гордился победой, так как считал Гнея лучшим учеником Суллы, который оказался не столь и опасен.
Кампания 76 года до н.э., в целом, была скорее неудачной для Сертория. Да, он нанес Помпею болезненное поражение, но не разгромил его. Баланс сил в Испании все еще был неопределенным и теперь существовал серьезный риск, что Метелл не будет выжидать и таки пойдет на соединение с Помпеем. В то же время события прошлого года убедили Сертория в том, что Помпей не столь опасен. Поэтому план на следующий год был одновременно осторожным, “кунктаторским” и в то же время слишком рискованным, так как армия дробилась сразу на три части:
Гиртулей должен был не дать Метеллу выйти из Бетики на юге Испании, заодно защитив союзные Серторию общины;
Перперна должен был на севере Испании поймать на марше Помпея и, видимо, висеть у него на коммуникациях;
Серторий же со стратегическим резервом обеспечивал безопасность флангов и приводил к согласию племена беронов и автриконов в верховьях Ибера. В случае необходимости он мог ускоренным маршем прибыть к той из армий, где был бы необходим.
Такое распыление сил привело Сертория к грани катастрофы. Гиртулей, талантливый и исполнительный, не смотря на прямой запрет Сертория на полевые сражения, по неизвестной причине устроил именно что полевое сражение с Метеллом. Возможно, что его к этому принудили испанские союзники, возможно, что он сам переоценил свои силы. Но в результате армия Гиртулея была на голову разбита у Италики, а сам он погиб. На севере Испании в это же время Помпей разгромил корпус Перперны.
Основные места битв кампаний 76-75 годов до н.э.
Серторий, считая, что Метелл не пойдет на помощь к Помпею, собрал уцелевшие силы и кинулся наперерез Гнею. Теперь недооценил силы врага уже Помпей, вдохновленный легкой победой над Перперной. У реки Сукрон две армии сошлись в битве - в этот раз без изящных обходов и маневров, классическое римское сражение лоб в лоб, где побеждает тот, кто сможет продавить грубой силой своего противника. Оба военачальника возглавили правые фланги своих армий, оба успешно там наступали - Серторий первый продавил левый фланг армии противника, но не стал командовать фланговым охватом, а с резервами отправился на свой левый фланг, где сумел остановить продвижение Помпея. Попытка помпеянцев взять реванш на своем левом фланге также не увенчалась успехом и под угрозой окружения и разгрома Помпей вынужден был отступить к лагерю.
Это было уже второе поражение “Великого” от Сертория и на этот раз виной всему были не какие-то хитрости, а полководческий талант и качество войск - у Сертория они оказались в моменте выше. Но снова мятежный полководец не смог добить Помпея - из-за вестей о скором подходе армии Метелла он вынужден был отступить, костеря на чем свет стоит «бабку Метелла» который испортил ему триумф.
И вот если в прошлом году Серторий мог себе позволить не дожать Помпея, то теперь - это было поражение и катастрофа. Объединившиеся Помпей и Метелл имели армию большую, нежели у Сертория. Два крупных поражения заставили Помпея поумерить пыл и действовать согласованно с Метеллом. Серторий же вынужден был снова перейти к партизанской тактике. Но отлично понимая, что шансы на победу у него опять заметно снизились - он теперь уже точно предложил Помпею примирение и готовность уйти доживать жизнь частным лицом. Ответа на свое предложение мятежник так и не получил.
Лето 77 года до н.э. Рим ликует - консул Катул и экстраординарный пропретор Помпей разгромили мятежного консула Лепида. Гражданская война в Италии закончена. Войска Лепида рассеяны и бегут. Их надо будет добить, но уже другим людям, выбранным по ординарным правилам. Ведь Республика снова спасена. Консул Катул отдаёт приказ о демобилизации легионов, как своих, так и Помпея. Но совершенно внезапно он получает от Помпея ответ “НЕТ”! Герой, только что спасший Республику от мятежа и гражданской войны, сам поднял мятеж. Но почему?
Для того, чтобы понять мотивы Помпея, нам придется кратко рассмотреть его интригу с Лепидом, о которой я уже писал ранее. Ключевой причиной, по которой Помпей вообще взялся поддерживать Лепида, было осознание того, что только кризис мог дать новый импульс его карьере. В 79 году до н.э., когда Помпей поддержал на выборах кандидатуру Лепида, ему было всего 27 лет. Никто до него в столь юном возрасте не имел столь сильного влияния, разве что Гракхи. Вот только в отличии от братьев трибунов, карьера Помпея была экстраординарна даже по меркам эпохи. Если бы он не привел Сулле армию из ветеранов своего отца, если бы он потом не одерживал победы - не только блистательные, как в Африке, но и просто необходимые Сулле, то его политическая карьера в этом возрасте только начиналась бы.
Но Помпей в 25 лет стал одним из самых успешных и популярных военачальников Суллы. Он никогда до этого не занимал никаких магистратур, но имел влияние, как будто уже был консуляром (бывшим консулом). То есть он был ярким примером того, против чего выступал Сулла-диктатор: вся карьера Помпея была нарушением нормального республиканского порядка. Да, он был полезен, но такие вот политики-аномалии и были причиной деградации республиканских институтов, а потому конституция Суллы запрещала подобные вещи, жёстко устанавливая возрастной ценз для занятия магистратур.
Конечно, в тот момент Помпей имел влияние и популярность. Но он слишком молод, в сулланской системе ему придётся ждать десяток лет, чтобы получить хоть какие-то значимые должности. А сохранит ли он за это время свое влияние? Сможет ли вообще встроиться в нормальный порядок вещей? Нет. Важно, что Помпей был не против Республики, но он был против удавки накинутой Суллой на него. Для продолжения карьеры Помпею нужен был очередной кризис и, желательно, война. А Лепид отлично подошёл на роль человека, который все это устроит. Возможно, что Помпей даже сам был удивлён тому, как все удачно сложилось. Особенно повезло, что умер Сулла, чья смерть и запустила цепочку событий, приведшую к мятежу Лепида.
Когда Лепид до окончания полномочий консула выехал в провинцию и начал там собирать войска и требовать от сената выдать ему повторное консульство и отменить законы Суллы, выяснилось ужасное - республика Суллы в рамках его же конституции не может сама себя защитить. Кроме консула Катула, обладавшего сомнительными военными дарованиями, но зато имевшего право вести войска, в Италии более никого из успешных военачальников не было. Никого, кроме Помпея, который вообще-то никакого права на самостоятельное командование не имел, а без него воевать не хотел. И тогда сенаторы, которым нужен был Помпей с его ветеранами, дали ему экстраординарную пропретуру (полномочия, как будто он уже отбыл должность претора и получил провинцию для управления) для подавления мятежа.
Да, это было нарушение конституции Суллы, но один раз ведь не страшно, а потом кризис минует и Помпей снова будет вынужден играть по правилам. Вот только был в этой логике один изъян - а с чего сенаторы вдруг решили, что Помпей вообще захочет потом играть по правилам?
Иронично, конечно, что многомудрые отцы отечества, не догадались, что не только бывшие консулы могут использовать армию, чтобы добиться чего-то для себя. Да, такие действия - это риск, но если правильно разыграть карты, то можно извлечь прибыль и ничего не потерять. И конечно же единственной целью Помпея, которая могла оправдать этот, назовём его, шантаж, был не захват власти, а вполне безобидная отправка его на очередную войну.
И тут мы можем немного пофантазировать, доказательств все равно нет, что Помпей не стал добивать армию Лепида в Италии и позволил ей отступить, чтобы показать на неё пальцем сенату со словами, что "угроза Республике все еще сильна, а потому пошлите меня положить ей конец". Испания, возможно, вообще не была целью Помпея. Просто так вышло, что после неудачной попытки захвата Сардинии и смерти Лепида, его преемник Перперна решил отправиться в Испанию к Серторию, где явно имелись шансы на победу. Метеллу от такого поворота сюжета, конечно, знатно припекло, но вот Помпею то жаловаться было не на что. Свою войну он получал бы в любом случае.
Поэтому, когда Катул летом 77 года до н.э. приказал Помпею распустить его легионы, тот ответил “Нет”. После чего выдвинул встречное предложение - он готов принять волю сената, если его вместе с войсками пошлют в Испанию. Причём не смотря на то, что ставка была “ва-банк”, риск для Помпея на самом деле был просчитанным и довольно умеренным.
Все дело в том, что сенаторы, не важно сулланцы или антисулланцы, в массе своей не хотели новой гражданки. Ранее они всерьез пытались решить проблему Лепида миром, но тот не мог пойти на сделку, так как это означало потерю власти и влияния. Теперь же вместо Мария 2.0 они получили потенциального Суллу 2.0. Причём, даже худшую его версию - Сулла хотя бы был проконсулом и формально его полномочия давали ему некоторую легитимность. А Помпей вообще-то частный человек с экстраординарным империем. Если удовлетворить его хотелки сейчас, то где гарантии, что скоро десятки таких же Помпеев не начнут требовать еще чего-нибудь от Рима.
А если отказать? Распустит ли Помпей свои легионы или пойдёт до логического конца и захватит Рим? Историки считают, что воевать с сенатом он не намеревался. Поступив так, Помпей лишился бы большей части поддержки, которую имел и едва ли он смог долго удерживать власть. Но это историки, а сенаторы то этого не знали! Они видели перед собой нового Суллу и отлично помнили чем в прошлый раз закончилось сопротивление, не важно, кто на чьей стороне был тогда.
Ну вы поняли, да?)
Да и кто будет останавливать Помпея? Катул? Даже не смешно: он едва не проиграл Лепиду, а у того репутация пожиже помпеевской была. Других военачальников, готовых принять командование, в Италии все так же не было. Т.е. существовал очень ненулевой шанс, что Помпей мог относительно быстро взять Рим. Господам сенаторам жизнь была очень дорога и они такого развития событий не хотели.
А значит придётся все же идти на умиротворение - дать Помпею то, чего он хочет. Ведь война это дело такое, на ней не всегда выигрывают, а уж коли сам Метелл не смог победить Сертория, то может, и Помпей застрянет там так надолго, что от его былой популярности не останется ничего. Да, часть сенаторов были вообще настроены против этой войны и не видели в Сертории врага, но раз уж сулланцы так хотят войны, то пусть получают. Спокойствие в Италии важнее. А если и когда Помпей вернётся, кто знает останется ли он проблемой этих самых сенаторов. Оставалось придумать, как все это провернуть так, чтобы оно выглядело не как слив всех полимеров.
Сенат пребывал в полной растерянности. Решение нашёл наш старый-добрый знакомый, цензорий Луций Марций Филипп (вот уж во все дырки затычка). Оба консула 77 года до н.э. Мамерк Лепид и Децим Брут не хотели ни воевать с Помпеем, ни отправляться в Испанию. Иронично, но отправляться к Метеллу в Испанию оба консула не хотели бы и без всякого “мятежа” Помпея - уж больно велики были шансы застрять там и слить всю карьеру в унитаз. А потому оба отказались от проконсульства в Испании и тогда Луций Марций Филипп предлагает сенату наделить Гнея Помпея Магна (Великого) невиданным доселе экстраординарным статусом: “non pro consule, sed pro consulibus” (не вместо консула, а вместо обоих консулов). Мол, это не сенат под Помпея прогнулся, а так вышло, что вообще некого направлять в Испанию кроме него. В общем классическое "вынепонимаетеэтодругое".
Таким образом Помпей мастерски переиграл сенаторов, воспользовавшись их же собственными страхами. В 29 лет он получил проконсульский империй, не занимая ни единой республиканской магистратуры. Сулланская конституция от такого трещала по швам, но сенат делал вид, что все идет по плану. Помпей верил в свою звезду, он верил, что сможет победить там, где Метелл почти проиграл. Испания манила его, звала, она открывала такие ошеломительные перспективы, что дух захватывало. Оставалось самое сложное - победить лиса Испании Сертория.
Сегодня подробнее остановлюсь на Второй Пунической войне (218-201 гг. до н.э.), поскольку в прошлый раз я о ней лишь вскользь упомянула. И для начала, наверное, нужно расписать расстановку сил. Средиземноморье в этот период выглядело примерно так:
(Карта мира на 218-й год до н.э.)
К 218-му году до н.э. Риму принадлежали территории всего Апеннинского полуострова и даже сверх того. Карфаген же владел не только землями нынешнего Туниса, но и побережьем практически всей Северной Африки, а также Иберией и Балеарскими островами. К тому моменту прошло уже двадцать три года с момента завершения Первой Пунической войны (247-241 до н.э.), двадцать лет с Великого восстания наёмников (241-238 до н.э.), о котором подробно написал в своём романе «Саламбо» Г. Флобер (а я о его романе здесь: История нашего мира в художественной литературе. Часть 49. «Саламбо»), и десять лет как умер полководец и участник тех событий Гамилькар Барка. Однако, помимо нескольких дочерей, он имел ещё и сыновей, и трое из них – Ганнибал, Гасдрубал и Магон, продолжили его дело.
Гамилькар около 237 года до н. э. высадился в Гадесе и начал завоевание Испании, и, надо сказать, преуспел в этом деле. Однако в итоге для полководца это плохо закончилось: в 228-м году до н.э. он погиб при осаде города в Иберии. После этого его преемником стал зять, Гасдрубал Красивый.
Гасдрубал существенно расширил карфагенские владения на Пиренейском полуострове, что вызвало беспокойство у римлян. Однако недолго он смог радоваться своим победам – в 221-м году до н.э. его убил раб-кельт, предположительно мстивший за своего хозяина. После этого командование перешло к Ганнибалу, старшему сыну Гамилькара Барки. И, может, Карфаген и не ввязался бы в новую войну с Римом, если бы не этот товарищ, давший под влиянием отца ещё в детстве клятву бороться с римлянами до конца. Так что вскоре после получения командования он захватил независимый Сагунт, некогда, по всей видимости, основанный греками, и, поскольку этот город имел связи с Римской республикой, захват города, собственно, и спровоцировал начало новой войны. И потом, пока римляне собирались с мыслями и мчались туда, где рассчитывали схлестнуться со своим врагом, Ганнибал сделал то, что до него никто не делал, и чего, следовательно, никто не ожидал – из Иберии через Пиренеи прошёл в Галлию, тогда ещё дикую и независимую, населенную местными племенами, а затем вместе со своим войском, в том числе с боевыми слонами, прошёл через Альпы прямо в Италию с севера, чем шокировал не только местных жителей, но и вообще всех, хотя и понес при этом серьёзные потери.
(Бюст Ганнибала, который хранится в Национальном музее Неаполя)
В дальнейшем знаменитый полководец ещё не раз демонстрировал нестандартность своего мышления и одерживал громкие победы, даже приближался к Риму, но ему попались не менее крепкие и хитроумные противники, в том числе Квинт Фабий Максим Кунктатор (ум. 203 до н.э.) и Публий Корнелий Сципион Африканский Ст. (235-183 до н.э.). Второй, кстати, был женат на дочери ещё одного римского военачальника, известного по битве при Каннах – Луция Эмилия Павла. Дочь его звали Эмилией Терцией. В браке у них с Публием Корнелием Сципионом родилось, по меньшей мере, четверо детей – двое сыновей, которым дали типичные родовые имена Корнелиев – Публий Корнелий Сципион и Луций Корнелий Сципион, и две дочери, Корнелии Старшая и Младшая. Так вот Младшая интересна тем, что стала женой Тиберия Семпрония Гракха и матерью знаменитых братьев Гракхов, старший из которых унаследовал имя отца, а младшего назвали Гаем Семпронием Гракхом. Оба были позже известны не только участием в очередных войнах, но и своими реформами. Закончилось для них, правда, всё это очень плохо.
Вот и битва при Каннах в 216-м году до н.э. стала для предка братьев, Луция Эмилия Павла, последней, да ещё и принесла римлянам грандиозное поражение. Но за него люто отомстил зять – Публий Корнелий Сципион, который переиграл и уничтожил либо сам, либо при помощи других преданных ему людей и братьев Ганнибала, не доживших даже до конца войны, и некоторых союзников пунийцев. И, в конце концов, Ганнибал не только побеждать стал всё реже и реже, но и потихоньку растерял всё то, чего успел добиться ценой немалых усилий и многочисленных жертв.
Потеряны оказались и захваченные им территории в Италии, и все территории в Испании, да и в Северной Африке творилось полное безобразие. Особенно всё плохо стало, когда Публий Сципион добился помощи нумидийского вождя Массиниссы, того самого, что позже объединил две части Нумидии воедино. Ганнибал после стольких лет вынужденно вернулся в Карфаген и пытался хотя бы родной город удержать от падения в пропасть. Он попытался добиться уступок при проведении мирных переговоров в личном свидании со Сципионом, даже признал превосходство римлян в предстоящем сражении и обещал все возможные уступки со стороны Карфагена, но успеха не добился. В итоге в 202-м году до н.э. случилось решающее сражение – битва при Заме.
Не буду долго тянуть котиков ни за какие места и скажу кратко: карфагеняне и их союзники, несмотря на все усилия лучших из них, были разбиты в пух и прах, потеряв свыше 20 тысяч воинов, а Ганнибал с небольшим отрядом всадников бежал в Гадрумет. Так, собственно, и закончилась эта война: огромными потерями для Карфагена, и новым возвышением Рима в регионе. Что касается Ганнибала Барки, то в 196-м году до н.э. он был обвинён в антиримских настроениях и ушёл в изгнание, ну точнее как «ушёл»…Опять сбежал, сначала на остров Керкина, а позже нашёл себе приют во владениях Селевкидов (на карте выше они помечены синим цветом): сначала в Тире, потом в Антиохии, и даже встречался в Эфесе с Антиохом III Великим.
Забавно, что Ганнибал ещё ухитрялся подначивать Антиоха отправить в Африку экспедиционный корпус, который должен был подтолкнуть Карфаген к войне с Римом. Но все придуманные им хитрости нужного результата не принесли. Даже, когда ему представилась возможность отличиться в начавшейся Антиоховой войне (192-188 до н.э.). Закончилась та война поражением для Селевкидов, которые, мало того, что обязаны были после этого выплатить огромную контрибуцию, так ещё и обязались выдать Ганнибала римлянам. Тот после всего им учиненного в плен не хотел и сначала снова ударился в бега, а потом предпочёл наложить на себя руки. Так его жизнь и закончилась в 183-м году до н.э.
Самое неловкое в последней части истории то, что, пытаясь найти средства для выплаты контрибуции римлянам, Антиох III не придумал ничего лучше, кроме как грабануть со своим отрядом храм Бэла в Элимаиде. Когда о грабеже почитаемого храма стало известно местным жителям, те, будучи отличными стрелками из лука, перебили весь отряд Антиоха вместе с ним самим. «Вот такая вот песня». Так что, как по мне, может, Ганнибал и был одаренным полководцем и смелым воином, но при этом трудно отрицать, что он оказался тем ещё смутьяном, который ради своих амбиций, интересов и прочего своего готов был играть другими как шахматными фигурами. И его любимыми фигурами, похоже, были не всякие пешки и ладьи, а слоны. И обо всём об этом можно прочитать в романе…
«Слоны Ганнибала» А. И. Немировского
Время действия: III век до н.э., ок. 238-202 гг. до н.э.
Место действия: Карфаген и подконтрольные ему территории (современные Тунис, Ливия, Алжир и Марокко), в том числе Иберия (современная Испания), Нумидия (территории современного Алжира), на тот момент ещё разделенные на Восточную и Западную, Галлия и сопряженные земли (территории современной Франции и Швейцарии), греческая Массалия и Римская республика.
Интересное из истории создания:
Александр Иосифович Немировский (1919-2007) – советский и российский историк, знаток Древнего Рима, специалист по этрусской культуре, доктор исторических наук, но, помимо этого, ещё и педагог, поэт, прозаик и переводчик. Известен также как основатель и первый заведующий кафедры истории древнего мира и древних языков Воронежского государственного университета. Кстати, помните, я рассказывала про древние башни-нураги на Сардинии? Немировский был одним из тех, кто занимался их изучением и пытался определить, насколько они могут иметь отношение к этрускам.
(Немировский А. И.)
Большую часть своей жизни он посвятил истории, причем особенно его интересовали Италия и Рим, даже женат был на на антиковеде Л. С. Ильинской (1934-2002), и выпустил немало научных монографий и учебных пособий, но при этом также писал стихи и прозу, особенно известны его исторические романы – «За столбами Мелькарта», «Пифагор», «Слоны Ганнибала», «Карфаген должен быть разрушен», «Тиберий Гракх», «Пурпур и яд». Общий тираж его художественных книг превысил 6 миллионов экземпляров.
Роман «Слоны Ганнибала» впервые был издан в 1963-м году, затем уже в 1983-м в печать вышла переработанная версия.
О чём:
На самом деле многое из того, о чём рассказывает эта книга, я упомянула, пока писала историческую часть. И, как и следовало ожидать, начало её повествует о детстве Ганнибала Барки и его братьев, в самом начале отсылая читателя к тому самому 238-му году до н.э., когда подавлено было Великое восстание наёмников, описанное у Г. Флобера в «Саламбо». Кстати, данный роман можно считать своеобразным продолжением «Саламбо», потому что некоторые детали (например, имя дочери Гамилькара Барки и её судьба) явно взяты именно оттуда. На 238-й год Ганнибалу было около девяти лет. Вскоре после истории о детской игре сыновей Гамилькара речь в повествовании заходит о том, что великий военачальник Первой Пунической войны взял с собой сына в храм и там практически принудил его дать страшную клятву перед богами в том, что всю свою жизнь тот посвятит борьбе с римлянами, и так до тех пор, пока «слоны не растопчут Рим». После этого отец взял мальчика с собой в Иберию, как и обещал ему. Позже к ним присоединились также и Гасдрубал с Магоном.
Но ничего захватывающего мальчиков там не ждало – ни приключений, ни удивительных пейзажей, и даже самым страшным животным в Испании, по заверениям местного жителя, оказался кролик. А потом Гамилькар и вовсе заявил, что нужно учиться, учиться и ещё раз учиться, и, когда сын уже хорошо себя проявил по части воинской подготовки, привёл учителя-грека по имени Созил, который стал обучать сыновей Гамилькара греческому языку, что дало возможность Ганнибалу освоить и «Иллиаду» с «Одиссеей», и ознакомиться с записями о походах Александра Великого. Обучение в связке с влиянием отца и сформировали его личность, и определили всю его жизнь. Хотя, возможно, сам он понял это существенно позже.
Когда умер из-за полученного в бою ранения умер Гамилькар, его старший сын был далеко от Иберии: он сначала отправился в Нумидию, а после в Карфаген с юным сыном вождя Гайи по имени Массинисса, которого Гамилькар велел Ганнибалу сделать своим лично другом и другом карфагенян вообще, чтобы тот даже и не подумал никогда объединиться с римлянами. Ганнибал хорошо справлялся. Кто же знал, что, увидав знатную карфагенянку Софонибу, Массинисса плюнет на всё и подчинит всю свою жизнь этой страсти, что в будущем скверно закончится и для него, и для его друга, и для самой его избранницы?
Опечаленный и своим провалом, и вестями о гибели отца на чужбине Ганнибал вернулся в Иберию, чтобы сначала служить под началом родича – Гадрусбала по прозвищу Старик, а спустя семь лет встать во главе войска. Вот тогда для него и началось время великих свершений, время, когда он должен был показать всем, как хорошо он способен идти по стопам отца. Что из этого вышло – все уже и так знают. Но как это вышло? Об этом попытался рассказать Немировский дальше в своём романе, и я уж точно не стану пытаться сделать это за него. Так что дальше придется читать)
Отрывок:
«…Простившись с вождями, Ганнибал приказал трубачам дать сигнал к отправлению. Войско двинулось в путь. Чтобы наверстать время, потерянное в Иллибере, Ганнибал приказал двигаться и ночью. Сделали только две короткие остановки, чтобы попоить и покормить слонов и вьючных животных.
На одном из этих привалов Ганнибалу сообщили, что в отряде иберийских галлов неспокойно. Многие не хотят нести мешки с топорами и кирками, которые он распределил между всеми воинами.
Это было неповиновение, требовавшее сурового наказания. Но Ганнибал знал наемников.
Они вспыльчивы и драчливы, как дети, и обращаться с ними надо, как с детьми.
Без промедления Ганнибал поскакал туда, где расположились галлы. Его сопровождал Магон.
Когда Ганнибал сошел с коня, галлы окружили его беспорядочной толпой. Они что-то возбужденно кричали.
Вперед выступил немолодой галл с золотой гривной на шее.
- Мы устали, - сказал он. - Ты нас заставляешь идти и днем и ночью и к тому же нагружаешь поклажей. Свободному воину не пристало нести ничего, кроме оружия.
- Да, да! - криком поддержали его галлы. - Мы не рабы! Пусть несут эти мешки иберы!
- Послушайте, что я вам скажу, - молвил Ганнибал. - Однажды мул и осел несли груз. Мул не захотел взять часть ноши осла, которого хозяин нагрузил больше, а когда осел свалился под тяжестью, должен был тащить всю поклажу. Я готов передать эти мешки иберам, а их оружие вручить вам. Тогда вы будете сражаться и за себя и за них. Вы согласны?
В ответ послышалось какое-то ворчание. Галлы подходили к мешкам и молча брали их на плечи…»
«…На девятую ночь пути Ганнибал, скакавший впереди с Дукарионом и двумя телохранителями, достиг перевала. Луна освещала дикую и суровую пустыню гор. Высоко к небу занеслись покрытые льдом скалы. Казалось, они хотели достигнуть своими вершинами звезд, но остановились, застыли, залюбовавшись собой, великолепные, бесстрастные ко всему, что их окружало.
В темноте лениво текло войско, огибая скалы, заполняя ущелье криками, ударами, конским ржанием. Резкий холодный ветер безжалостно трепал одежду, обжигая своим ледяным дыханием лица, руки, спины воинов. Лошади брели, понуро опустив голову. Из ноздрей у них шел белый пар.
Ганнибал бесконечно долго смотрел на поднимающееся войско, пока оно не втянулось на заснеженную площадь перевала и не рассыпалось по ней черными копошащимися кольцами.
Первые лучи солнца осветили далеко внизу узкую ленту дороги, а по краям ее павших лошадей и мулов, сломанные повозки, напоминающие брошенные капризным ребенком глиняные игрушки.
Повернувшись, Ганнибал невольно вскрикнул. Его взору открылся вид на страну, перерезанную реками, расцвеченную зеленью лугов, на море, сверкающее под солнцем, как вычищенный медный щит. Внизу, под ногами, была Италия. Его волновала близость этой страны, которую он никогда не видел, но о которой так много мечтал. Как не похожа Италия на знакомые ему с детства равнины Африки и взгорья Иберии!
- Сюда! - кричал Ганнибал воинам, окоченевшим, сломленным усталостью. - Смотрите, вот она, Италия, наша цель и добыча! Я отдаю ее вам всю, с лесами и реками, городами и селениями...
И настолько прекрасно было зрелище этой страны, такой ощутимо близкой и зовущей, что всем хотелось протянуть руки, как к картине, нарисованной каким-то искусным художником, и ощупать закостеневшими, несгибающими пальцами доску и краски, из которых складывалось это светлое чудо…».
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Довелось мне прочитать об этом произведении отзыв, мол, ниасилил, «Читать сложно. Требуется переводчик-историк с "русского на русский"». Лично я первую половину читала чуть ли не с приоткрытым ртом от ожидания, особенно, когда следила за тем, как Ганнибал с армией и слонами перебирался через Альпы. Вторую было не так только из-за моей усталости, но даже при этом меня не оставила равнодушной интеллектуальная борьба между Публием Сципионом и Ганнибалом Баркой, особенно шпионские игры первого при помощи одного изворотливого грека.
Может, конечно, это я такой прокачанный читатель (мне бы польстила эта мысль), но я всё же склоняюсь ко мнению, что ничего сложного в тексте нет. Он достаточно легок и очень даже художественен. Особенно доставляли лично мне мимоходные описания жизни простых людей – сбора урожая, суеверных разговоров, торговли на рынке и прочее. На них вроде и не делался акцент, они шли дополнением к истории о военных действиях, но, быть может, именно поэтому и казались мне подобными глотку свежего воздуха и врезались в память. Говоря о тексте, не могу не упомянуть одну фишечку: на пути от Иберии до Италии Немировский каждый этап этого пути начинал со слов «Шагают слоны Ганнибала». Эффект, производимый этими словами, вставленными в нужное место в нужный момент, как по мне, трудно недооценить – словно сам Рок шагал тяжелой поступью вместе с этими слонами, многие из которых горы так и не преодолели.
Что касается географии, то сложновато только в Италии – тут либо ориентируешься, либо открываешь карту. Это правда. Лично я открывала карту. Но все локации, кроме Италии – разобраться с ними легко и без карт. Карфаген и Нумидия в Северной Африке, Иберия – в Испании, Галлия – во Франции. С именами – возможно, финикийские трудновато запоминаются из-за непривычности, а римские – из-за того, что часто родственников называли одним и тем же именем, но, например, мне это тоже не мешало.
Лично меня куда больше смутили некоторые исторические несоответствия и интерпретации. Например, Гасдрубала Красивого убили уже после того, как он женился на иберке, и вовсе не из-за того, о чем написано в романе, и мать Публия Сципиона Африканского звали вроде как Помпонией, а не Фульвией. И Софониба была внучкой, а не дочерью Гискона. Кстати, о ней.
История этой женщины взбудоражила многие умы ещё в древности, и о её судьбе писали многие античные авторы, в том числе Полибий (ок. 200-120гг. до н.э.), который сам не был свидетелем тех событий, но мог услышать о них из первых уст. Так, например, он лично встречался с Массиниссой, и высказывается предположение, что именно рассказ Полибия стал основой для легенды о Софонибе.
И, если совсем кратко, то история эта сводится к тому, что Софонибу (она же Софонисба или Сафанбаал) сначали выдали замуж за западно-нумидийского царя Сифакса, хотя она уже была обещана Массиниссе, а потом, когда Сифакс потерпел поражение от римлян, Софониба попалась на глаза бывшему жениху и стала умолять избавить её от рабства. А если это всё же будет невозможно, дать ей возможность умереть свободной. Массинисса о том, как поступить, парился недолго и сам женился на Софонибе.
Правда, недолго и музыка играла: после того, что наплёл в своё оправдание римлянам плененный Сифакс, Публий Сципион стал опасаться влияния этой женщины на своего нумидийского союзника и стал склонять его к тому, чтобы тот выдал её римлянам в качестве рабыни. Тогда, если верить Титу Ливию, который, вероятно, почерпнул свою версию событий из более ранних источников (в т.ч. того же Полибия), Массинисса не придумал ничего лучше, кроме как отправить жене яд со словами: «Масинисса рад бы исполнить первое обещание, которое дал ей как муж жене, но те, кто властен над ним, этого не позволят, и он исполняет второе своё обещание: она не попадет живой в руки римлян. Пусть сама примет решение, помня, что она дочь карфагенского вождя и была женой двух царей». На это Софониба будто бы ответила: «Я с благодарностью приму этот свадебный подарок, если муж не смог дать жене ничего лучшего; но всё же скажи ему, что легче было бы мне умирать, не выйди я замуж на краю гибели». В общем, не знаю, кто как думает, а по мне история вышла, мягко говоря, правдоподобной, но отнюдь не романтичной.
("Смерть Софонисбы". Картина Джамбаттисты Питтони, написанная в 1730-х годах)
Видимо, Немировский подумал так же и сделал её романтичной, но, на мой взгляд, не особо правдоподобной. И, если честно, меня это разочаровало. Я вовсе не хотела читать очередную версию о запретной любови между карфагенянкой и (нумидийским) варваром, мне этого в «Саламбо» хватило. Финал вообще вышел скомканным и слабоватым по сравнению с остальной частью книги. Однако есть одна мысль у меня, почему так, а не иначе: подобно Гомеру Немировский не о героях великих рассказывал, как могло бы показаться, а о том, как на самом деле выглядит война, и каких требует жертв, причем порой без серьёзных на то причин, просто потому что один вынудил дать клятву, другой её дал, а остальным пришлось это разгребать. Усиливается это впечатление по мере прочтения, потому что Немировский не стал показывать всю историю со стороны Ганнибала, а показал её сразу с нескольких сторон – со стороны карфагенского полководца и его родичей, со стороны римских полководцев, оказавшихся в роли обороняющейся стороны, со стороны союзников и пунийцев, и римлян, и даже со стороны в некотором смысле сторонних наблюдателей, вроде Софонибы и Гнея Невия. Так что, вероятно, неслучайно именно болезнь и бессилие этого поэта попали в фокус повествования в конце.
Подытоживая, могу сказать, что этот роман однозначно рекомендую к прочтению. Может, он не всем зайдет, и многое зависит от настроя, но в нём есть всё, что должно быть в хорошем чтиве – и богатый выразительный язык, и философская серьёзность, и мимоходный юмор, и многое другое, даже намек на любовную линию (хотя мне такое её преподнесение, например, не по душе). И всё это оформлено короткими, здорово облегчающими прочтение, главами. Я осилила эту книгу за четыре дня без особых усилий (и даже заметку бы написала раньше, если б не «…погас на всей улице свет»). Ну а тем, кому зайдет, могу также добавить, что Немировский написал о Карфагене V-го века до н.э. в романе «За столбами Мелькарта», а о Третьей Пунической войне и о том, чем она кончилась – в «Карфаген должен быть разрушен».
Квинт Серторий - человек удивительной судьбы. Он едва ли не с молодости был в самой гуще эпохальных для Рима событий, но он всегда оставался на вторых ролях. Серторий тенью следовал за основными участниками цикла про Союзническую войну и первую гражданскую войну в Риме, лишь иногда появляясь, чтобы снова исчезнуть. Талантливый и способный военачальник, грамотный политик, но недооцениваемый почти всеми. Когда в 79 году до н.э. Метелл Пий отправился в Испанию для подавления мятежа Сертория, никто даже представить не мог, что этот конфликт затянется почти на 10 лет, а Квинт станет одним из опаснейших врагов сулланской Республики. А заодно война с Серторием откроет Помпею возможность к слому наложенных на него Суллой ограничений. Чтобы понять, как же так вышло, нам придется отмотать время назад и взглянуть на жизнь Сертория до прихода к власти Суллы.
Серторий родился, вероятно, в 120-х годах до н.э. в небольшом сабинском городе Нурсия. Сабины были одним из племен-основателей Рима (та самая история с украденными сабинянками), долгое время они пытались сохранять независимость от Вечного города, но к 2 веку до н.э. полностью влились в римский гражданский коллектив. Семья Квинта была достаточно обеспеченной, так как сумела пройти всаднический ценз, но недостаточно, чтобы войти в римскую политику. Квинт был неплохим оратором, что отмечал Цицерон, но одного навыка владения речью было совершенно недостаточно: молодому человеку из римского зажопья без связей и огромного мешка денег, сделать карьеру в Риме было почти невозможно.
Поэтому в середине 100-х годов до н.э. молодой человек выбрал очень рискованный путь homo militum - отправиться на военную службу и искать там славы в надежде, что тебя заметят сильные мира сего. Республика в этот период очень много воевала и в армию брали с радостью всех, кто изъявлял желание. Как раз еще во всю шла Югуртинская война, а на севере Италии Рим уже столкнулся с кимвро-тевтонской угрозой. Молодой Серторий попал в армию к консулу Квинту Сервилию Цепиону до этого “героически” наказавшему галльскую Толозу за предательство Рима и “потерявшего” все награбленное там золото. Сейчас Цепион вместе со своим соконсулом Гнеем Маллием Максимом собирал огромную армию чтобы остановить снова катящуюся на Италию орду германцев.
Существует вполне логичная версия, что Сервилий Цепион мог сделать Сертория своим клиентом, так как последний длительное время будет вращаться в окружении уважаемого рода Сервилиев. Знатные нобили постоянно искали талантливых хомо новусов, таких как Серторий, чтобы усилить ими свою клиентелу. Qui pro quo - сегодня Цепион помогает строить карьеру незнатному муниципалу, а завтра уже этот муниципал окажет какую-нибудь полезную услугу. Для Сертория покровительство на тот момент лидера просенатской (а значит антимарианской) партии было подарком небес, так как открывало превосходные карьерные перспективы.
Вот только Цепион и Маллий привели римскую армию не к славе победы, а к араузионской катастрофе. Этот разгром Рим запомнит надолго, так как никогда более он не нес в одном сражении потери таких масштабов. Но эта бесславная битва принесла Серторию первый миг недолговечной славы. Он не просто был одним из немногих выживших в сражении, но будучи раненным во время боя, в броне (10-14 кг), с мечом (1-1,5 кг) и щитом (6-10 кг), т.е. суммарно на нем было до 25 кг веса, переплыл бурную в то время реку Родан (современная Рона), к которой германцы прижали римлян. Этот заплыв Сертория был расценен современниками, как подвиг, потому что он демонстрировал не только физическую силу и волю к жизни, но и воинскую доблесть. Первое, что бросали при бегстве легионеры - был щит, так как он громоздкий, тяжелый и неудобный, с ним неудобно, что бежать, что плыть. А значит Серторий сражался до конца и отступил только, когда другого выбора уже не было. Века спустя его поступок будут приводить в пример истинного римского героизма. Но никакой награды за это он не получит - римляне вообще не награждали за поражения, даже если был проявлен подлинный героизм.
Патрон Сертория Цепион тоже пережил эту битву, но был изгнан за поражение. Жалкие остатки войска принял под командование срочно вызванный из Африки Гай Марий. Серторий и при нем себя проявил, как компетентный воин с нестандартным мышлением. Очередной миг славы у него случился в 102 году до н.э., когда Квинт под видом галла пробрался в лагерь германцев и собрал там некие ценные сведения, за что получил благодарность Мария. Но не более - покровительства Мария Квинт никогда не искал.
Напоминаем, что так выглядел Гай Марий
После окончания войны с германцами Серторий исчезает из поля зрения, чтобы через несколько лет появиться в другой горячей точке - Испании. Там всегда было неспокойно, а вторжение германцев серьезно всех переполошило и подмочило репутацию римского оружия. Здесь наш герой второго плана оказался командующим одного из отрядов, расположенных на зимние квартиры в городке Кастулон. Чувствующие именно себя хозяевами города, солдаты хорошо проводили время за счет местных, напрочь игнорируя их недовольство. Когда жителям Кастулона все это окончательно настохорошело, они вступили в заговор с соседним городком, и одной ночью начали резню выпивающих или уже спящих солдат.
Выжившие легионеры спешно бежали из города, но Серторий добрым словом и гладием сумел убедить их вспомнить о чести и долге, восстановил дисциплину и во главе отряда ворвался в Кастулон, жители которого на радостях даже не закрыли ворота. Месть римлян была быстрой и жестокой - все мужчины города были убиты, а женщины и дети будут позже проданы в рабство. Той же ночью, узнав от разведчиков, что в соседнем городе произошла схожая история, Серторий переодел своих воинов в одежды местных жителей и в таком виде убедил пустить их в город, после чего история с Кастулоном повторилась. Прямо на месте благодарные Серторию воины наградили его высшей римской воинской наградой - венцом из трав. Замечу, что Сулла свой венец из трав еще не получил.
Героизм Сертория не остался незамеченным. Новый наместник Ближней Испании Тит Дидий, входивший в ближний круг Сервилиев Сципионов, взял молодого героя к себе в штаб в качестве военного трибуна. Эта должность была первой ступенькой cursus honorum и открывала путь к построению политической карьеры. Вероятно, за это Серторий стал клиентом Дидия. В Испании он пробыл до 93 года до н.э., вернувшись знаменитым героем войн. Эта репутация позволила ему занять в 91 или 90 году должность квестора, а начавшаяся Союзническая война открыла еще более вкусные перспективы для homo militum.
В начале конфликта Сертория отправили в Цизальпийскую Галлию проводить мобилизацию и собирать снаряжение в чем он проявил заметную расторопность и рвение, признаваемое даже его недоброжелателями. Кроме того Квинт вновь хорошо проявил себя в боях и даже получил ранение - потерял глаз в стычке с италиками. Этим увечьем Серторий гордился, так как оно делало его похожим на одного всем известного одноглазого пунийца.
Ганнибал Барка
Но тут злой рок, явно преследовавший Квинта, вновь чуть не пустил всю его карьеру под откос. В 89 году во время осады Нолы погиб Тит Дидий. После этого Серторий должен был перейти под патронаж Квинта Сервилия Цепиона младшего (для ценителей исторической иронии: вместе с Луцием Марцием Филиппом он был одним из главных народного трибуна противников Ливия Друза и тот даже угрожал скинуть Цепиона с Тарпейской скалы, если он продолжит мешать). Но Цепион-младший погиб от рук италиков под командованием Поппедия Силона: он убедил римлянина, что решил вместе с войском сдаться, но это была уловка, чтобы неожиданно напасть и перебить римлян.
Лишившись всех своих покровителей Квинт остался с одной лишь хорошей репутацией и военной славой. С таким раскладом добиться следующей должности на курсу хонорум - претуры - он едва ли смог бы, а вот стать народным трибуном было вполне реально. В иной ситуации Сертория ждал бы успех, но на дворе был 88 год до н.э. Гамбит Мария и Сульпиция, поход Суллы на Рим и первые, пока робкие, репрессии. Хотя Серторий всю свою карьеру строил под патронажем близких к Сулле Сервилиев Цепионов, по неясной причине (возможно, что как раз из-за того, что у Сертория не было в тот момент патрона) будущий диктатор оказал противодействие его избранию.
После провала с избранием в трибуны Серторий начал усиленно искать покровителя и вскоре сошелся на почве нелюбви к Сулле с консулом Луцием Корнелием Цинной. Когда сенат в нарушение всех законов лишит Цинну консульства, Серторий будет одним из первых его сторонников, начав собирать силы для вооруженной борьбы с сенатом. Когда к мятежу Цинны решит присоединиться Марий, то Серторий будет отговаривать от такого союза, возможно, что из-за надежд на консулат в случае победы Цинны. Хотя этот факт мог быть выдуман самим Квинтом уже во время марианского террора, чтобы обелить себя, он неплохо укладывается в общий образ его характера - избегать крайностей. А Марий, шедший мстить своим врагам, особо не скрывал, что будет литься кровь.
В войне Цинны с сенатом Серторий был одним из четырех командующих, но его назначили на второстепенный участок - сдерживать Помпея Страбона от решительных действий. Хотя, как я надеюсь вы помните, сам Страбон решительности и не проявлял, торгуясь с Цинной. Именно Серторий подкупил часть советников Помпея Страбона, недовольных его позицией, и те попытались устроить переворот, но неудачно. Один из незадачливых заговорщиков - Квинт Гертулей вместе со своим братом Луцием - станут верными помощниками Сертория.
Надеюсь, вы ещё не запутались
Хотя в этой войне Серторию не дали проявить себя, но именно он стал главным военным советником Цинны. В благодарность Серторий получил претуру, но в провинцию его не отпустили - в условиях угрозы возвращения Суллы таланты Сертория будут важнее в Италии. Внезапная гибель Цинны перед высадкой Суллы вновь лишила Квинта покровителя. Отношения с прочими циннацами у Квинта похоже были посредственные. Самостоятельную армию ему не дали, вместо этого отправив в качестве советника к консулу нового 83 года до н.э. - Луцию Корнелию Сципиону Азиатскому. Но толку от такого назначения было мало, так как Сципиону советы Сертория были не нужны. Когда консул начал вести переговоры с Суллой, а в это время его войска разлагались из-за братания с сулланцами, Серторий попытался убедить Сципиона, что надо вернуться к активным действиям, пока не потеряли армию. Но Сципион вместо этого отправил Сертория ко второму консулу - Гаю Норбану.
Неизвестно, действовал ли Серторий по своему почину или все же Сципион дал ему секретное задание, но, не нарушая приказ ехать к Норбану, он с небольшим отрядом захватил город Суэсса Аврунка, который находился на пути вероятного отхода армии Сципиона и до этого принял сторону Суллы. Сулла объявил, что действия Сертория - это акт агрессии, тут же разорвал переговоры, после чего армия Сципиона, вот сюрприз, мгновенно предала своего командующего и перешла на сторону противника.
После этой дурно пахнущей истории Серторий был направлен в Этрурию набирать новые подкрепления. В Риме же из-за провала консулов к власти пришлось вернуться Карбону. Серторий, вероятно, хотел стать его соконсулом, но вместо грамотного воина Карбон выбрал сына Мария за которым могли пойти ветераны отца. Серторий, согласно источникам, публично критиковал такой выбор, после чего Карбон “разрешил” ему удалиться в Испанию в качестве её проконсула. Таланты талантами, но критику в свой адрес во время войны Карбон терпеть не хотел, а потому задвинул подальше слишком многое о себе возомнившего Сертория.
Войск ему никаких не выделили, что привело к совершенно курьезной истории, когда его вместе с свитой тупо ограбили на одном из перевалов. Прибыв в провинцию Серторий занялся наведением порядка, но времени ему было отпущено немного. В том же 82 году до н.э. Сулла, все еще уступая в численности войск, окончательно разгромил Карбона и Мария-младшего, после чего Серторий в одночасье превратился из проконсула в мятежника…
Поход Суллы на Рим в конце 88 года до н.э. почти никак не повлиял на ход зачистки последних очагов сопротивления италиков. Военные цели новых консулов на новый 87 год до н.э. мало отличались от таковых в прошлом году - требовалось взять Нолу, дозачистить Самний и наконец закончить эту проклятую войну. Сулла, отбывая в Грецию, оставил небольшое войско под руководством Аппия Клавдия закончить наконец осаду Нолы. Вот только избранных консулов меньше всего интересовала война, так как уж больно много в Риме было людей, которым перформанс Суллы очень не понравился.
Консул Луций Корнелий Цинна едва ли не первым же своим действием подговорил одного из народных трибунов вызвать в суд Суллу, еще не отбывшего из Италии, чтобы тот объяснился за произошедшее в прошлом году. Сулла вызов в суд проигнорировал, чем еще больше настроил против себя многих римлян, так как это было явное неуважение к Республике (как и причина по которой его вызывали в суд, лол). Таким образом Цинна завоевал немного политических очков, а заодно проверил позиции сторонников Суллы - сопротивление они оказывали минимальное.
Вероятно, именно в этот момент Цинна и решил сколачивать себе собственную “партию” (в римском политикуме никаких аналогов современных партий не было, скорее, группы по интересам, группирующиеся вокруг той или иной фигуры). А тут как раз италики снова подняли вопрос о более честном распределении новых граждан по трибам. По слухам за солидную взятку в 300 талантов серебра они убедили консула внести проект закона, аналогичного сульпициеву. И вот с этого момента ситуация завертелась.
Довольно быстро вокруг Цинны сформировалась группа из сторонников Сульпиция и италиков, а также противников Суллы. При этом к фракции Мария он не примыкал и вел самостоятельную игру. Решив заручиться поддержкой Мария Цинна к своему же закону о гражданстве выдвинул ещё один закон повторявший недавно отмененный Суллой - о возвращении изгнанников… в том числе и марианцев.
Не вызывает никакого удивления, что обе инициативы вызвали поляризацию граждан Рима - оппозицию Цинне возглавил его коллега по консульству Гней Октавий. Октавий не был сулланцем, но он, как и многие, он видел в законах Цинны угрозу стабильности Республики. Ситуация в городе очень скоро стала напоминать таковую всего годом ранее, только теперь вооруженные толпы за собой водил не трибун, а каждый из консулов. Октавий смог убедить большую часть народных трибунов наложить вето на законы Цинны, на что последний ответил, собрав огромную толпу своих сторонников, призвав в город италиков и всей этой оравой завалился на форум и потребовал отменить вето.
Доброе слово и пистолет куда убедительнее, чем просто доброе слово (с)
Сенат, жевавший до этого сопли, вероятно, под давлением самого Октавия выпустил наконец senatus consultum ultimum, аналогичный выданному в свое время для пресечения мятежа Гая Гракха или Сатурнина. Данное постановление вручило консулу Октавию право “спасти Республику” любой ценой - в данном случае устроив резню сторонников Цинны на форуме. Когда дело запахло жареным Цинна попытался перетянуть на свою сторону рабов, обещая им свободу, но не преуспел и вынужден был бежать из города. Сенат вдогонку за попытку мятежа и призывы к рабам лишил Цинну консульства и объявил врагом отечества. Вот только был один маленький нюанс - сенат превысил собственные же полномочия, так как решение об отзыве консульских полномочий могли принять только комиции. А комиции такого решения, понятное дело, не принимали.
Цинна, вовсе не отчаявшийся сложившейся ситуацией, вместо того чтобы прятаться по крысиным норам, отправился, да я знаю, что звучит как бред, но в армию, оставленную Суллой осаждать Нолу. И логика в его поступке была.
Во-первых, это была ближайшая к городу армия, армия не очень довольная Суллой, который не взял их на возвращение востока, армия чьи офицеры были открыты к интересным предложениям, номинированным в серебре. Проще говоря Цинна подкупил часть офицеров, прибыл в расположение армии и устроил представление очень похожее на то, что всего несколькими месяцами ранее показывал Сулла.
А во-вторых, Цинна находился в положении очень похожем на то, в котором был Сулла всего пару месяцев. А потому можно было повторить ход Суллы. Цинна картинно бросил на землю символ его властных полномочий - фасции. Воззвав к гражданской сознательности легионеров консул Республики Цинна заявил, что в городе произошел вооруженный переворот, что коррумпированный сенат проигнорировал волю народа, вот этого самого народа, который сейчас стоял перед ним, народа являющегося источником власти Республики. Растроганные солдаты сами вручили Цинне фасции, усадили на курульное кресло и пообещали вернуть его в Рим. Не прошло и полугода, как очередной консул Республики шел войной на столицу.
Но в отличии от Суллы Цинна действовал гораздо осторожнее. Он активно ездил по Италии, собирал деньги и солдат на войну, в первую очередь с италиков. Вел активную переписку с оставшимися в Риме сторонниками и другими политиками, недовольными деятельностью Октавия и сената. Вскоре 6 из 10 народных трибунов этого года оказались в Капуе у Цинны, а также ряд уважаемых сенаторов. Услышав о мятеже, в Этрурии высадился Марий, который признал власть Цинны и принялся сам объезжать Италию и вербовать ветеранов. Кстати, правая рука Цинны герой войны с италиками Квинт Серторий был против, он похоже уже метил в консулы после победы, но после появления Мария его оттеснили на второй план.
Причем я обращу внимание, что все эти замечательные люди устроили все это не ради италиков или еще каких популярских или не очень идей, нет, шла острая фаза борьбы за власть в условиях, когда все старые нормы и традиции были отправлены в утиль.
Точно также, как Цинна, Гней Октавий и сенат спешно собирали по Италии силы чтобы дать отпор мятежникам не для того чтобы защитить законы Суллы, а потому что за свою власть они боролись, пока Сулла развлекался в Греции. Естественно, что такой праздник жизни не мог пропустить Помпей Страбон с его личной армией. Этот ушлый пиценец решил одновременно вести переговоры с обеими сторонами. Единственное, что его волновало - это второе консульство, уж очень он его хотел. Цинна после появления Мария в его лагере дать такое обещание не мог, а вот Октавий - вполне. Поэтому Помпей двинулся на защиту Рима, не переставая зондировать почву на противной стороне. И делал он это не просто так - на стороне Цинны и Мария было заметное преимущество в силах.
План Цинны был прост - он не собирался штурмовать Рим, а всего лишь заблокировать пути подвоза еды и заморить голодом. Еще раз - консул Республики собирался заморить голодом людей, избравших его!
Люди, голосовавшие за Цинну, в этот момент
Сенат, видя численный перевес противника, пошел на совершенно экстраординарные меры. Было предложено гражданство всем италикам, которым до этого его не дали, кроме все еще сражавшихся самнитов. Когда эта мера не дала значимого результата, то консулы (в пару Октавию после смещения Цинны избрали фламина Юпитера Луция Корнелия Мерулу) приказали командующему борьбой с самнитами Квинту Цецилию Метеллу Пию заключить с ними мир на любых условиях!
Правда очень быстро выяснилось, что далеко не на любых, так как самниты не только потребовали гражданства для себя, но и для бежавших к ним лиц, а также хотели получить обратно пленных, дезертиров и захваченную римлянами у них добычу. Метелл и сенат посчитали условия позорными и от заключения мира отказались. Зато Марий и Цинна согласились на все требования самнитов и получили их поддержку. Чувствуете, чувствуете эту заботу об интересах государства?
В Риме тем временем начался мор, который унес жизни многих солдат, оборонявших город и Помпея Страбона, которого многие римляне ненавидели и считали виновным в их бедственном положении. Сенат, не желая умирать, решил сдаться Цинне. Цинна и Марий пообещали не чинить в городе резни, но, войдя в город, тут же устроили небольшие чистки.
Первым к праотцам отправился консул Октавий, который демонстративно сел на улице в курульное кресло и ждал расправы. Голову все еще легитимного консула выставили на рострах! После чего личная стража Мария из бывших рабов - бардиеи - начали ловить врагов “третьего основателя Рима” и кого убивать сразу, а кого в сильно помятом виде тащить на “народный суд”. Надо ли говорить, что “осужденных” этаким революционным марианским трибуналом ждало единственное наказание - смерть. Правда, Марий, желающий соблюсти видимость законности, все же не трогал действующих магистратов из-за их неподсудности (кроме Октавия, конечно же). А вот по окончании полномочий некоторых ждала незавидная участь.
Всего от марианского террора пострадали, как считается, несколько десятков человек, из которых четверо были консулярами (бывшими консулами), т.е. максимально уважаемыми людьми. Эта волна террора устрашила современников и заставила некоторых из влиятельных римлян бежать из города и не отсвечивать. Суллу вставший на сторону захватчиков сенат лишил проконсульского империя, объявил врагом отечества и санкционировал послать против него армию. Консульские выборы на 86 год до н.э. провели с учетом прошлогодней ошибки Суллы - допущены до них были только два кандидата: Марий и Цинна.
Народ продемонстрировал безоговорочную поддержку им. Марий наконец-то занял напророченное ему еще в юности 7-е консульство после чего 14 января совершенно внезапно умер.
Формально Марий и Цинна в 87 году до н.э. закончили войну с италиками, замирившись с самнитами. Вот только существовал нюанс в лице Суллы, который никакие договоры Мария и Цинны не признавал. Поэтому ставить точку в войне с италиками было еще рано.
Сулла возвращается
События 88-87 годов до н.э. со всей очевидностью продемонстрировали, что сенат полностью потерял свой статус и готов лечь под любого захватчика, у которого была сила. Многим сенаторам, устроенные “марианцами” репрессии не пришлись по душе. Но после смерти 7-кратного консула Цинна предпочел пойти с уважаемыми людьми на компромисс. Цинна и его сторонники, сохраняли за собой верховную власть за счет некоторых махинаций с избирательной системой: следующие годы консулат будет занимать Цинна и допущенный им же до выборов соратник - сначала Флакк, потом Карбон. Циннанцы (а ни Цинна, ни Флакк, ни Карбон не разделяли каких-то особенных идей Мария, так как их не было) за счет таких махинаций получали привилегированный доступ к магистратурам, но вцелом на все должности, кроме консулов, избраться могли и не примкнувшие к этой фракции люди.
Таким положением дел, с одной стороны, были довольны далеко не все, так как теперь высшая ступень власти оказалась доступна только креатурам Цинны, а на низшие магистратуры чаще попадали люди из его окружения. С другой стороны, Цинна оказался способен стабилизировать Республику и был вполне договороспособен. Ни Цинна, ни другие его сторонники, после смерти Мария, не бросали видимый вызов сенату и действовали преимущественно в рамках законов и традиций. Поэтому в сотрудничестве сената и Цинны нет ничего удивительного.
Чего уж там, одним из цензоров 86-85 годов стал консуляр Луций Марций Филипп. Да-да, тот самый консул-консерватор, что выступал против италиков, торпедировал законодательство Друза и фактически спровоцировал старт Союзнической войны, теперь проводил очистку сената от противников Цинны и включение в состав цензовых списков граждан италиков. Власть циннанцев едва ли кому-то казалась вечной - теперь уже сам Цинна был уязвим к методам популяров, которыми рано или поздно могли против него самого воспользоваться. И к кому бы пошел тогда попавший в затруднение консул? Ага, к сенату. Поэтому Цинну терпели.
Недодиктатор Римской республики Луций Корнелий Цинна
На этом фоне Сулла из Рима виделся натуральным мятежником, который узурпировал власть над армией и воюет ради собственных амбиций, а не Республики. Никаким альтернативным центром силы он в тот момент не был и не мог быть - вся его легитимность зиждилась на проконсульском империи, который был отозван сенатом вместе с объявлением его врагом народа. Своего марионеточного сената, который мог бы легитимировать его положение, у Суллы не было. Взяться ему тоже было неоткуда, так как перспективы военачальника были крайне туманны и ставку на него сделали совсем уж отчаявшиеся граждане, которых к Сулле сбежало пара десятков. Недовольство Цинной, имевшее место быть у части сенаторов, все же не делало их сулланцами, так как мятежный военачальник, систематически игнорирующий волю уважаемых людей, представлял собой еще большее зло.
И все было бы у Цинны и Республики хорошо, если бы консуляр Флакк сумел победить Суллу. Но мятеж Фимбрии, которому вскружила голову перспектива получить все почести от этой войны, а также бесспорный военный талант Суллы, привели Республику к ситуации неизбежности возобновления гражданской войны. С одной стороны была легитимная власть Республики в лице консулов Цинны и Карбона при полной поддержке сената и народа Рима, а римский плебс хорошо помнил, как армия Суллы красила стены города кровью всего-то пару лет назад. С другой, Сулла не имеющий никакой легитимности, но командующий армией чисто за счет авторитета у собственных же солдат. Уже одним этим Сулла бросал вызов всей республиканской системе.
Любой компромисс с Суллой требовал уступок не только от военачальника, но и от сената и циннанцев. А уступать им друг другу было попросту нечего - обе стороны воспринимали конфликт, как буквально битву за свою жизнь, так как ожидали от противника повторения веселеньких репрессий. Да и сенат, который вцелом войны не хотел, пойдя на уступки Сулле, лишь подтвердил бы, что теперь власть закона уступила место власти меча. Сулла, у которого в сущности выбора не воевать не было, оказался в сложной ситуации: у него не было ни одного законного или хотя бы похожего на таковой повода идти снова войной на Рим. А это значило, что привлечь на свою сторону или хотя бы обеспечить нейтралитет населения и какой-то значительной части политиков - едва ли выйдет.
Поэтому Сулла выбрал довольно иезуитское объяснение подготовки к войне с Республикой: мол он не против Республики воюет, а только против отдельных марианцев с целью мести им за пролитую кровь. Заострю внимание - никаких лозунгов о переустройстве Республики Сулла не выдвигал, так как это тут же оттолкнуло бы от него слишком многих. В своих письмах к сенату мятежник пытался убедить уважаемых людей признать лишение его полномочий недействительным, отказаться от поддержки Цинны и его сподвижников и дать Сулле и прочим изгнанникам право вернуться в Италию… с армией, которая нужна им исключительно для собственной защиты!
На компромисс это предложение было не очень похоже, да и не могло быть - Сулла ведь отлично понимал, что признание его действий законными - это в любом случае унижение для сената и сенаторов, которые с Цинной активно сотрудничали. Тем более, что Сулла фактически предлагал положиться на его честные намерения не преследовать своих врагов, если они убегут сами. И хотя сенаторы не могли видеть будущего и знать, что Сулла в размахе репрессий уделает Мария, как ребенка, тем не менее о чем-то догадывались. Марий ведь тоже им обещал не устраивать ничего такого, а потом устроил. Поэтому ни о каком компромиссе речи не шло вообще.
Сенат, не хотевший войны, конечно попытался всех переиграть и выпустил декрет о разоружении армий Суллы и консулов: мол если у вас личные разборки, так давайте вы их лично и решите. Но на этот декрет все наплевали и продолжили готовиться к войне. Одним из самых ценных активов циннанцев было положительное мнение о них у италиков, что позволило в своё время Цинне навербовать много легионеров среди новых граждан. Естественно, что консул распространял среди италиков слухи, что Сулла идет на Рим чтобы лишить их гражданства и отомстить за войну. Но Сулла, поступил в данном случае, как грамотный политик - в письмах к сенату, которые естественно зачитывались народу, он сообщал, что уважает законы о наделении италиков гражданством и не будет их отменять. Такие заверения Суллы позволили ему почти полностью исключить италийский фактор из будущего противостояния. Почти…
Помните же, как Марий и Цинна пошли на уступки самнитам и луканам в вопросе примирения с ними? Так вот в этом вопросе проявилась вся суть режима Цинны - эту крайне болезненную проблему нельзя было взять и решить без потерь. Но можно было закрыть глаза и сделать вид, что никакой проблемы нет: её просто не решали - ни в одном законе статус самнитов так и не был определен. А что это значило? Правильно, что для Суллы они все еще мятежные италики, которых надо покорить. Поэтому самниты и луканы единственные из всех италиков однозначно выбрали сторону Цинны.
Точнее уже не Цинны, а Гнея Папирия Карбона (его сторонники карбонцы или таки карбонарии?). Консул Цинна умудрился очень невовремя умереть при крайне подозрительных обстоятельствах. Его убили недавно мобилизованные легионеры во время подготовки к переброски в Иллирию. Причина мятежа туманна. Но так как дело происходило в Пицене и где-то рядом ошивался Помпей, то есть подозрения, что он мог быть причастен. После смерти Цинны в лагере его сторонников не осталось столь же авторитетной фигуры, которая могла бы сплотить вокруг себя Республику для отпора Сулле. Наоборот, возобладало, как пишут историки “коллективное начало”, когда каждый сам себя мнил начальником, а в итоге начальником не был никто.
Действия циннанцев на протяжении всей войны в одной картинке
Карбон с треском проиграл выборы 84 года до н.э. даже не смотря на то, что он контролировал их проведение (из-за чего есть версия, что он мог намеренно уйти на задний план в надежде, что все как-нибудь без него разрешится, а он потом вернется на все готовенькое). Новые же консулы Луций Корнелий Сципион Азиатский и Гай Норбан оказались такими себе командующими и не смогли ни выработать внятный план войны, ни координировать действия собственных армий. Циннанцы (давайте уж далее их так для удобства именовать) смогли за короткое время мобилизовать в Италии от 100 до 200 тысяч солдат. У Суллы было не более 40 тысяч. Т.е. противники мятежного проконсула имели минимум двухкратный перевес в силах. Но по неизвестной причине они сосредоточили свои силы на севере Италии, тогда как Сулла, что было очевидно всем, высадится на юге в Брундизии. Позже, действуя несогласованно, они были разбиты по частям, а часть войск консула Сципиона еще и перебежала на сторону Суллы.
Успеху Суллы в первый год конфликта немало способствовало то, что после его первых побед отношение к нему начало меняться, как в том историческом анекдоте про заголовки газет во время возвращения Наполеона к власти. На сторону Суллы встал Метелл Пий, до этого по договору с Цинной сычевавший в Африке, и привел с собой порядка 20 тысяч солдат. Еще сколько-то навербовал в Пицене молодой Помпей. Также к Сулле присоединился тогда еще не очень знаменитый Красс, находившийся в опале во время правления Цинны. Чем больше побед одерживал Сулла - тем шире была река перебежчиков на его сторону. Например, наш старый знакомый, уже цензорий Луций Марций Филипп, который во время цензуры вычеркнул из списка сенаторов Суллу, после поражений консулов Норбана и Сципиона перебежал на его сторону
Выделить какую-то единую позицию италиков в конфликте сложно. В основном общины становились на ту сторону, которая сейчас контролирует их территорию. Были, конечно исключения. Уже упомянутые самниты держались проциннански, также на стороне циннанцев выступало много этрусков и умбров из-за тесных связей с семейством Мариев. Именно вербовка италийцев позволила циннанцам после крупных поражений 83 года до н.э. набрать новые армии. В то же самое время сулланцы тоже активно вербовали италиков на подконтрольных территориях, например Красс был послан набирать марсов. Не смотря на разгром двух консульских армий и успешные действия Метелла Пия и Помпея на других фронтах, конец 83 года до н.э. не принес решительной победы ни одной из сторон. Опытная, закаленная в боях армия Суллы, даже после перехода на его сторону армии Сципиона и других более мелких подразделений, была все еще меньше сил циннанциев, которые активно вербовали италиков.
Чтобы подорвать поддержку италиками своих противников зимой 82 года Сулла начал заключать с общинами договоры о сохранении их гражданских прав. Этим шагом военачальник не утверждал, что те у кого не будет такого договора гражданский статус потеряют, но явно намекал, что лучше бы с ним договориться сейчас. Для многих общин эти соображения будут пока не важны, но когда легионы сулланцев покажутся на горизонте они еще сыграют свою роль.
82 год до н.э. должен был стать ключевым для Суллы. И он же, совершенно внезапно, подарил последний всплеск италийского фактора в римской политике.
Окончательное решение
Одной из ключевых проблем противников Суллы в войне 83-82 годов до н.э. было отсутствие у них действительно талантливых военачальников. На фоне неудач прошлого года сенат попросил вернуться к власти не хватавшего звезд с неба, как военачальника, но все еще авторитетного, Карбона. А в пару ему выбрали Гая Мария-младшего. Последний не проявил себя, как великий полководец, но под его знамена стекались ветераны Мария, а это был важный козырь.
Судя по всему избрание Мария-младшего в очередной раз сорвало перспективы получить консулат Серторием (здесь оговорюсь, что во время мятежа Цинны Серторий не был еще даже претором, что не мешало по тогдашним законам стать консулом, но его консульские амбиции в тот момент - это всего лишь гипотеза). Этот военачальник циннанцев, конечно, тоже не был столь же талантлив, как Сулла, но умел неплохо воевать. И вероятно, такой кидок, и стал причиной по которой Серторий обиделся на Карбона и ко и сначала удалился Испанию и из нашего повествования (но он еще вернется в собственном цикле).
Отсутствие же таланта у Гая Мария-младшего вскоре во всей красе проявило себя, когда у местечка Сигния он встретил войска Суллы и потерпел жестокое поражение, заставившее армию спасаться бегством в сторону города Пренесте, за стенами которого укрыться успели не все. Сулле досталось немало пленных, среди которых оказалось много самнитов. Для мятежного военачальника представители этого племени были все еще восставшими негражданами, а следовательно к ним можно было применить окончательную санкцию. Все пленные самниты были показательно казнены у стен Пренесте для устрашения осажденного в городе войска.
После этого акта насилия Сулла, оставив небольшой осадный отряд, отправился в сторону уже никем не прикрытого Рима, куда Марий-младший успел послать первым весточку и знатно так поднасрать всем циннанцам. По его приказу городской претор Брут Дамассип арестовал и казнил часть сенаторов и всадников, заподозренных в симпатиях к Сулле. Удивительно тупой ход, который отвернул от циннанцев немало колеблющихся до того момента людей. Неудивительно, что городские ворота Сулле открыли почти сразу, выдав при этом активных его противников.
Примерно такая реакция должна была быть у Карбона при известиях о деятельности Мария-младшего
И пока будущий диктатор наскоро устраивал дела в Риме, в Самнии, Лукании и Кампании вспыхнуло восстание. Показательная жестокость к самнитам, а также резня устроенная сулланцами в кампанском Неаполе, вызвали взрыв возмущения у племен, которые считали свое положение в Республике наиболее уязвимым. Вскоре в тылу у Суллы из ничего возникла армия численностью около 40 тысяч человек, настроенных крайне решительно. Они направились к Пренесте, чтобы снять осаду с Мария-младшего, но Сулле чудом удалось их перехватить и не дать деблокировать осажденного консула.
Тогда италики двинулись в обход Суллы на Рим! И снова он успел перебросить войска и встать перед Коллинскими воротами. По слухам командующий силами италиков Гай Понтий Телезин призывал своих воинов уничтожить волка в его логове. Но италики в тяжелейшей битве потерпели поражение. На этом фоне потерявший веру в победу Карбон сбежал из Италии, а Марий-младший погиб во время сдачи Пренесте. Организованное сопротивление Сулле в Италии, как циннанцев, так и италиков завершилось.
Сулла, получив контроль над полуостровом, наконец мог приступить к укреплению собственной власти и Республики. Здесь нет никаких противоречий, так как Сулла, действительно намеревался обеспечить устойчивость созданного им режима, как для себя, так и для своих сторонников. А для этого требовалось найти решение множеству проблем, которые привели к череде конфликтов 80-х годов до н.э. Сулла видел ключевую проблему в том, что сенат из-за постоянных склок с всадниками и внутренних конфликтов потерял уважение и авторитет в обществе, которые требовалось вернуть. Методы для этого Сулла выбрал уже привычные, но придав им совсем иной масштаб - тотальное уничтожение любой оппозиции.
Только если раньше такие решения санкционировались сенатом против наиболее радикальных фракций, угрожавших безопасности государства, теперь Сулла уничтожал любое инакомыслие в первую очередь себе. А заодно он создавал новые элиты, лично обязанные Сулле своим положением и заинтересованные в сохранение прочих его политических решений, так как были теперь повязаны с ним кровью. Именно эти люди массово пополнили опустошенный войнами и репрессиями сенат, став опорой режима.
Правда, все действия Суллы с его первого похода на Рим и до смерти нанесли авторитету сената вред едва ли меньший, чем совокупно все популяры вместо взятые. И данный орган после окончания диктатуры был еще слабее, нежели прежде, из-за чего конституция Суллы не продержится даже десятка лет. А устранить обнаруженный им же самим критический баг Республики - что любой достаточно популярный военачальник может начать силой навязывать сенату свою волю, ему и вовсе не удалось. Поэтому Суллу можно смело записывать в едва ли не главные могильщики Республики, который такими методами её спасал, что значительно приблизил её смерть.
Сулла, если бы ему показали, что будет с Республикой через пару десятков лет
Тем не менее, если вопрос стабильности Республики Сулла не решил, то вот италийскую проблему он закрыл. Диктатор не стал нарушать данные обещания, что сохранит гражданство италиков. Но статус многих общин, не проявивших лояльность в ходе гражданки, был понижен, а на их территории выведены колонисты из ветеранов Суллы. Самнитов и луканов ждала жестокая расправа - многих из их лидеров изловили и казнили, города были разрушены, а земли в массе своей переданы ветеранам. От некогда гордых народов останется только тень.
Сулла действительно не стал отменять законы о распределении италиков по всем трибам, а расселение ветеранов, хоть и вызвало недовольство, но в то же время обеспечило лояльность местного населения. Муниципальное переустройство территорий Италии при Сулле продолжилось, также, как и интеграция италиков в республиканские институты. Сулла отлично понимал, что откатить назад вопрос с гражданством - это гарантированная война в будущем. А он все же старался снизить любые потенциальные факторы дестабилизации государства, не совсем отдавая отчет, что сам и явился главным из них. В последующих актах гражданских войн вопрос италиков уже не будет иметь почти никакого значения. Более того, именно переустройство земельного фонда Суллой, которое серьезно перемешало италиков и римлян, помешало после смерти диктатора начать снова его передел - так как это задело бы интересы буквально всех.
Эпилог
Конфликт с италиками из-за гражданства стал тем камешком, что спустил на Республику лавину. Если действия гракханцев и кимвро-тевтонская война лишь расшатали систему, то Союзническая война привела к совершенно неожиданной самими римлянами эскалации внутриэлитных конфликтов. Сама по себе эта война не была предрешена, но стала неизбежной из-за совершенного непонимания значительной частью сенаторов настроений в Италии. При этом то, насколько легко уже побеждая в войне они пошли на серьезные уступки, говорит о том, что законодательство Друза имело все шансы на реализацию, если бы не противодействие консерваторов и досадное стечение обстоятельств.
Война с италиками стала для римлян тренировкой уже к войнам друг с другом, которые станут привычны в последующие десятилетия. Не произойди эти события, то история Республики пошла бы по совершенно иному пути. Сулла, Марий, Цинна, Октавий, Карбон и прочие герои нашей истории могли так никогда и не повоевать друг с другом, а их имена шли бы с скучными сносками “стал консулом в таком–то году”, “воевал с такими-то племенами”. Возможно, что по другому и быть не могло. Рим начался с братоубийства и был построен на реках крови. В 1 веке до н.э. римляне просто вернулись к истокам.
Источники:
Кембриджская история древнего мира. Том 9. Последний век Римской Республики. 146-43 гг. до н.э. Короленков А.В. «Первая гражданская война в Риме» Короленков А.В. «Армия в годы первой гражданской войны в Риме» Циркин Ю. Б. «Гражданские войны в Риме. Побежденные» Трухина Н.Н. «Политика и политики "золотого века" Римской республики» А.Н. Гвоздева, В.О. Никишин «Кризис в Риме в конце II века до н.э. (аграрный и правовой аспекты)» Филянов Н.А. «Социально-политический аспект законопроектов Ливия Друза Младшего» Филянов Н.А. «SOCII NOMINISQUE LATINI И CIVES SINE SUFFRAGIO В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПРОГРАММЕ ГАЯ ГРАКХА В 122 г. до н.э.» Лапырёнок Р.В. «НАСЛЕДИЕ АГРАРНОГО ЗАКОНА ТИБЕРИЯ ГРАКХА. ЗЕМЕЛЬНЫЙ ВОПРОС И ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА В РИМЕ В 20-х годах II в. до н.э.» Лапырёнок Р.В. «LEX SEMPRONIA AGRARIA И СОЮЗНИКИ» Кирюшов Д.А. «АГРАРНАЯ ПОЛИТИКА ГАЯ ГРАКХА» Также на автора повлияли работы Утченко С.Л.
Первой год войны между Римом и италиками закончился хоть и серьезным успехом римлян, но не привел к решительному перелому в войне. Планы на 89 год до н.э. у обеих сторон были решительные. Римляне собирались закрепить успехи конца прошлого года - окончательно изолировать северную группировку врага в окрестностях Аскула. В то же самое время на юге римские войска должны были попытаться также разрезать территорию италиков и бить их по частям. Этому способствовали не только успехи римлян, но и наконец-то начавшее проявляться численное превосходство.
Италики на севере весь 90-й год до н.э. готовили нечто подобное гамбиту Мария. Их послы сумели склонить многих этрусков и умбров к идее мятежа. Созданные ими ячейки заговорщиков должны были начать действовать зимой с целью отделения этих областей от Республики. Этрурия и Умбрия расположенные севернее Лация образовывали отличную крышку котла, который мог бы замкнуться, если бы марсы сумели снять осаду Аскула и соединиться с умбрами и этрусками, то Рим оказался бы в окружении, отделенный и от южной Италии и от Цизальпинской Галлии. А это грозило нивелировать все предыдущие успехи римлян. На юге же основная цель италиков была в захвате сопротивляющихся латинских колоний и высвобождение сил на дальнейшие операции.
Планы северной группировки италиков рухнули первыми. Сыграли свою роль, в первую очередь разосланные еще в начале войны по городам Италии гарнизоны, которые сумели вовремя выявить подготовку умбров и этрусков к мятежу. Закон Юлия же дал римлянам в руки еще один козырь, позволивший после точечных зачисток обеспечить лояльность местного населения. Марсы и их новый консул Тит Веттий Скатон не знали, что их ставка на мятеж провалилась, и выступили в поход из района Фуцинского озера через Аскул, осаду которого намеревались снять, в Этрурию и Умбрию. Римляне, вероятно, догадавшиеся о таком маневре, стянули на север две консульские армии. Сначала Скатона подловил у Аскула консул Помпей Страбон и заставил того отступать обратно, а потом у Фуцинского озера италиков поджидала армия консула Порция Катона. Последняя битва была крайне жесткой и командующий в ней со стороны римлян Катон погиб (по другой версии его убил Гай Марий Младший за неосторожные высказывания об отце, но эта версия скорее всего сулланская пропаганда).
Поражение армии Скатона привело к тому, что вскоре марсы и большая часть пиценов сдадутся, фактически от северной группировки остался только Аскул. Лидер города Видацилий, вероятно не без оснований считал, что за столь упорную оборону римляне ни его, ни город могут не пощадить. А потому войскам Страбона пришлось осаждать Аскул до ноября 89 года до н.э., когда Видацилий, предчувствуя заговор против него с целью сдачи города, вырезал всех потенциальных предателей и прочих своих противников, а потом покончил с жизнью самоубийством. С падением Аскула вся область севернее Самния была окончательно подчинена Риму за что сенат позволил Страбону провести единственный за всю войну триумф.
Но еще раньше весной значительная часть сил римлян были брошены на юг. Перелом в войне все же случился, теперь не сдавшихся италиков давили значительно численно превосходящие силы. Армия Страбона сначала взяла столицу италиков Корфиний и заставила сдаться вестинов и марруцинов. В то же самое время другая армия под командованием Суллы пошла на юг в Кампанию (западное побережье Италии), чтобы снова вернуть сухопутную связь с югом полуострова. После успешного завершения осады Стабий, Помпей и Геркуланума войска Суллы повернули на восток в Самний и взял новую столицу италиков Бовиан. В то же самое время еще одна римская армия спускалась вдоль восточного побережья на юг, захватывая один город за другим. Таким образом римляне взяли в клещи оставшиеся области восставших. Где-то в это время - поздним летом, осенью 89 года до н.э. погиб в сражении с римлянами Квинт Поппедий Силон - человек, которого считали идейным вдохновителем мятежа… и другом Друза.
Под контролем восставших к концу года осталась часть Самния с несколькими крупными городами, но основные их силы были уничтожены и взять реванш они теперь едва ли могли. Военное поражение италиков было на лицо. Чтобы решить проблему сдавшихся за год общин пришлось принять закон Плавция-Папирия (lex Plautia Papiria) который наделял римским гражданством всех италиков, кроме пока еще не сложивших оружие самнитов и луканов. Кроме того Помпей Страбон провел закон о наделении латинским гражданством союзных общин Цизальпинской Галлии за рекой По и племен лигуров (область Лигурия, как не сложно догадаться) за предоставленные ими пополнения для армии консула.
После столь серьезного шага римляне задумались о новом устройстве территорий Италии, отражающем произошедшие изменения. Муниципальная система Рима была расширена на всю территорию Италии. Таким образом производилась полная унификация управления и законодательной системы всех общин. Старые племенные территории перекраивались под новые реалии: определялись главные города муниципий, писались местные уставы и т.д. Рим явно давал понять, что теперь эти территории его неотъемлемые части. И как-то так выходило, что поражение италиков принесло им победу. Зачем в таком случае нужна была война, даже сами римляне уже не очень понимали.
Всем казалось, что эта неправильная война уже вот-вот завершится. Проблема италиков почти решена, самнитов и луканов дожать казалось не столь сложной задачей (было бы куда проще, если бы римляне в принципе предлагали им сдаться). А впереди маячила уже новая война, очень вкусная и перспективная для карьеры. Помните, как я говорил, что отзывать войска из провинций опасно? Так вот римляне пока воевали в Италии получили мощнейший апперкот от до этого считавшегося почти безобидным царя Понта. Да, того самого Митридата Евпатора. В 89 году до н.э. он одним рывком овладел союзниками Рима в Азии, самой провинцией Азией, а также Грецией, попутно устроив не имевшую прецедентов резню римлян, проживавших на востоке, названную позже “эфесской вечерней”.
Рим, конечно же не мог спустить такого и было очевидно, что после дожимания самнитов и луканов один из консулов 88 года до н.э. отправится воевать на восток. Тот самый восток, чьи богатства уже несколько десятилетий питали Республику и карманы многих уважаемых людей. Даже не нанеси Митридат тяжелейшее оскорбление всему римскому народу устроенной им “эфесской вечерней”, Республике все равно нужен был восток, так как без налогов оттуда казна Рима слишком быстро опустошалась. Шутка ли - в следующем году изыскивать деньги на войну с Митридатом придётся не в совершенно пустой казне, а в продаже храмовых богатств. Т.е. без востока Риму было вот вообще никак. Ну и понятное дело, что в процессе возвращения такого важного актива часть денег обязательно налипла бы на руки того, кто командовал армией.
Вы же догадываетесь, кто понес наибольшие финансовые потери от захвата Митридатом провинции Азия и Греции? Правильно, откупщики, которые были исключительно всадниками. А кто у нас стоял в тени за всадниками? Ага…
Так как ставки были столь высоки, на выборы попытались хоть бочком, но попасть очень многие. Консул Помпей Страбон пытался уломать сенат дать ему право снова попытать счастье на выборах без обязательного 10-летнего перерыва, как уже было с Марием. Но второго Мария при живом первом сенаторам было вот вообще не нужно. Другому кандидату - давнему врагу Суллы Гаю Юлию Цезарю Страбону (опять же близкий родственник Цезаря), отвод, судя по всему, дали новоизбранные народные трибуны, дружественные Сулле и Помпею Руфу. Как результат, Сулла и его друг Квинт Помпей Руф (очень дальний родственник Помпея Страбона) выиграли выборы.
Впереди был, как всем казалось, последний год войны…
Сулла и Марий
Дисклеймер: прежде чем я продолжу рассказ, вынужден дать небольшие спойлеры и объяснение дальнейшей линии повествования цикла, чтобы не было удивления, почему мы от войны с италиками ушли в конфликт Мария и Суллы. Так уж вышло, что Союзническая война стала триггером и прологом к войне с Митридатом и первой римской гражданке между Суллой и Марием. Причем, если конфликт с Митридатом был полностью внешним, то вот конфликт Суллы и Мария, хоть и имел причины не относящиеся к италийскому вопросу, но был прямым продолжением или даже частью Союзнической войны. При этом, хотя считается, что война закончилась в 87 году до н.э., тем не менее италийский фактор еще ярко себя проявит во время последовавшей гражданки. Поэтому дальнейшее наше повествование плавно перетекает в рассмотрение этого конфликта, хотя и не во всех подробностях, а в объеме, необходимом для понимания всего того цирка, что происходил. ________________________________
Благодаря успехам прошлого года, в 88 году до н.э. война с италиками свелась к серии вялотекущих осад. Главной точкой приложения римских сил стала Нола в Кампании, которая держалась еще с лета предыдущего года. Кроме того римляне подчинив значительную часть Самния и Лукании вяло занимались осадой городов этих областей. Ирония ситуации заключалась в том, что войну можно было завершить очень быстро, предложив италикам приемлемые условия сдачи. Но именно этого римляне и не делали - противник должен был сам приползти на коленях и просить мира, только так Республика сохранит лицо. Осложнялось все тем, что самниты были едва ли не самыми давними и последовательными врагами римлян, чье полное подчинение займет больше 100 лет. Во время войны старые предубеждения дали о себе знать и обе стороны не собирались идти на уступки, пока были шансы.
Поэтому римляне выбрали тактику осад и ожидания сдачи противника. Форсировать события штурмами было просто бессмысленной тратой солдат и денег - у самнитов все равно не было выбора. Единственным просчетом римлян стало ожидание быстрой сдачи. Но такие вялотекущие осады не требовали большого напряжения сил и вполне устраивали обоих консулов, которые благодаря этому могли значительную часть года провести в Риме.
Консульство Суллы и Помпея Руфа было по большей части посвящено началу процесса переустройства римской Италии в связи с появлением у Рима сотен тысяч новых граждан и подготовкой войны с Митридатом. Никаких далекоидущих программ реформ консулы не планировали. Вообще основным острым вопросом их политической повестки должен был стать вопрос экономики и долгов - финансы Республики были в глубоком расстройстве, усугубляемые непомерно выросшими долгами у уважаемых людей. Оно и понятно - кроме того, что многие их владения понесли ущерб от боевых действий, так сам их ход вынуждал сенаторов вкладывать личные средства в машину войны. И попытка Суллы и Помпея Руфа списать часть этих долгов вызвала ярость у кредиторов, значительная часть которых была из всадничества.
Скорее всего, у откупщиков мнение было куда менее цензурным
Но мало консулам этой проблемы, так бензинчика в огонь стал подливать народный трибун Публий Сульпиций. Член кружка реформаторов, герой войны с италиками, он, вернувшись в Рим, решил продолжить дело своего друга Друза. В этом начинании он рассчитывал на поддержку консулов, так как Помпей Руф сам входил в окружение Друза, а Сулла был среди симпатизантов.
Вот только Сульпиций по непонятной мне причине забыл, что Друз-то вовсе не за справедливость боролся, а за возвращение влияния сената, для чего готов был пойти на серию компромиссов в том числе и с италиками. Сульпиций же в своей программе действий основным вопросом сделал именно италийский - он вознамерился исправить несправедливость допущенную по отношению к италикам и перераспределить их равномернно по всем трибам. Сами италики эти просьбы (едва ли через год после войны они стали бы именно требовать таких реформ) выдвигали, но во время все ещё неоконченной войны и консулы, и сенат посчитали такую реформу крайне неуместной, да и плебс встретил идею мягко говоря холодно. Сульпиций же в своем законопроекте не предложил ни одному из слоев общества никаких уступок, а когда Сулла и Помпей Руф в жесткой форме отказали ему в поддержке затаил на них обиду.
И тут-то на сцену вышел давно ждавший шанса Джокер - Марий.
Он как раз искал себе карманного народного трибуна, типа Сатурнина времен Кимврской войны, чтобы провернуть одну немножко революционную комбинацию. Неизвестно кто из них первый вышел на контакт, но вскоре Марий и Сульпиций начали действовать сообща. Суть сделки между трибуном и великим военачальником была проста - Марий поддерживает закон об италиках, а также закон о возвращении изгнанных судом, за что Сульпиций проводит две инициативы для Мария. Первую инициативу Сульпиций объявил, вероятно, одновременно с законом об италиках - это запрет сенаторам иметь долгов больше чем 2000 сестерциев. Закон напрямую бил по многим сенаторам, создавая угрозу лишения их статуса и открывая широкие возможности для их подкупа всадниками и Марием. Очень удобное предложение. А вот вторую инициативу Сульпиций придержал до поры.
Сенат и консулы выступили резко против идей Сульпиция, в чем их поддержала немалая часть плебса. Но народный трибун, игнорируя настроения народа, при помощи Мария окружил себя толпой вооруженных кинжалами сторонников, часть из которых были наемниками (скорее всего ветеранами Мария). Не заметить сходства ситуации с временами Сатурнина было уже сложно. Пытаясь не допустисть голосования по законам Сульпиция консулы ввели “неприсутственные дни” (дни когда по религиозным соображениям запрещены голосования). Это вызвало ярость сторонников Сульпиция и во время очередных прений в комициях с консулами по поводу отмены запрета голосования разразилась драка в которой люди Сульпиция зарезали многих, в том числе сына консула Помпея Руфа. Сами же консулы вынуждены были сбежать и прятаться, так как город оказался полностью во власти разъяренных толп сторонников народного трибуна.
Сулла, вероятно отлично понимая, кто дергает за ниточки Сульпицием, спрятался в доме Мария. О чем точно говорили два старых товарища, ставших теперь, как очевидно, врагами, неясно. Но в результате была достигнута формальная договоренность: Сульпиций отзовет своих людей, Марий гарантирует беспрепятственный выезд консулов из города, а консулы взамен отменят неприсутственные дни. А теперь еще раз: ЧАСТНОЕ ЛИЦО МАРИЙ РАЗРЕШИЛ КОНСУЛУ РЕСПУБЛИКИ ПОКИНУТЬ РИМ! Такого еще не бывало за долгую историю города.
По другой версии Марий ничего не гарантировал и всячески убеждал Суллу, как друг, ради собственной же безопасности отменить неприсутственные дни и уехать на время из Рима. При любых раскладах ситуация вышла беспрецедентная, особенно из-за гробового молчания сената, почему-то испугавшегося выпускать senatus consultum ultimum, вручающий консулам полномочия устранить угрозу Республике в лице Сульпиция и его людей. В римском сенате попросту не нашлось людей, готовых взять на себя все риски подобного развития ситуации. Даже консулы сочли за благо отступить, чтобы сохранить то, что имели.
Сулла сдержал обещание Марию и отправился под Нолу завершать её осаду. Помей Руф также удалился на время от дел. Сенат все еще безмолвствовал. А тем временем комбинация Мария вошла в финальную стадию: на ближайших комициях без предварительного оглашения Сульпиций в дополнение к своим старым законопроектам выдвинул новый - о лишении консула Суллы командования в войне с Митридатом и передаче его Марию! Это была еще одна революционная идея - никогда раньше частное лицо не назначали командовать в войне вместо магистрата или промагистрата по решению комиций. Марий создавал прецедент очень удобный для честолюбивых военачальников. Голосование, проводимое под контролем вооруженных сторонников Сульпиция, прошло конечно же как надо и все инициативы стали законами.
Вот только Марий в своем плане не учел одного - что Сулла будет сопротивляться этому решению. Когда до последнего дошли новости из Рима, он тут же начал агитировать своих солдат. Как солдат, он запугивал их тем, что Марий получив командование распустит ветеранов Суллы и отправится захватывать богатства востока со своими. Как граждан, он призывал поддержать легитимного консула, которого незаконно изгнали из города и хотят лишить проконсульства вопреки всем традициям. В общем Республика в опасности и её надо срочно спасать! И армия Суллу поддержала, изрубив на кусочки присланных Марием военных трибунов и начав поход на Рим.
Нередко пишут, что причиной такого поведения легионов стали реформы Мария, сделавшие воинов по сути наемниками. Но это не совсем так. Значительная часть воевавших к тому моменту солдат были призывниками, набранными в рамках чрезвычайной мобилизации начала войны. Да, они служили под командование Суллы уже 3 года и во многом их будущее зависело от будущего своего командира, но это давно стало нормой. Воины и офицеры знаменитых Сципиона Африканского и Сципиона Эмилиана, позови они их идти на Рим спасать Республику, тоже пошли бы за своими командирами.
Но изменилось кое что другое - Сципионам просто в голову не пришла бы мысль силой навязывать Риму свою волю. Потому что подобные действия полностью порывали со всей республиканской традицией и всего-то 50 лет назад считались немыслимыми. Но за эти годы многое произошло, римские элиты не раз и не два переступали через проведенные ими же красные линии. Так что пересечение еще одной было просто вопросом решительности. Марий решился нарушить традиции и силой заставить отдать ему командование, Сулла же решился силой отменить это.
Сенат, до этого запуганный событиями в городе, внезапно оживился и встал на сторону… Мария. Старик с ручным трибуном и толпами вооруженных сторонников, внезапно, многим казался куда меньшим злом, нежели армия законного консула, готовая пойти на штурм города. Да, то что вытворял Сульпиций на пару с Марием было злом для сенаторов, но злом привычным с привычными уже методами борьбы - физическим уничтожением “неравнодушными гражданами” возмутителя спокойствия с санкции сената. Решение конечно неидеальное, не решающее проблему окончательно, так как подобные кризисы стали повторяться с пугающей частотой.
Но то что творил консул Сулла было ещё большим злом, так как делал он это без всякой санкции сената, фактически ставя собственную власть магистрата над армией выше всех республиканских институтов. А это уже вызов совершенно новый и страшный - ведь армия не институт власти в Республике, она не встроена в существующий баланс сил, да и едва ли это было возможно. А значит действия Суллы угрожали самим конституционным основам Res publica.
И все же, с мятежным консулом попытались сначала договориться. Но компромисса достигнуть не удалось - Сулла вообще, как и сам Рим, находясь в сильной позиции, был не склонен к компромиссам. При этом тот факт, что и сенат, и простой народ, хоть и недовольные Марием и Сульпицем, были еще больше недовольны Суллой и его поступком, мало волновал военачальника.
У Мария и Сульпиция, как и у сената, в тот момент не было под рукой войск: командующие Метелл Пий и Помпей Страбон похоже самоустранились от конфликта, а других армий в Италии не было. Сулла в ходе скоротечного, но кровавого штурма, в котором погибло немало простых римлян, оказывавших сопротивление римским же легионерам, захватил город.
Марий и его сторонники успели сбежать, но уже на следующий день сенат по требованию Суллы объявил их врагами отечества (hostis). Сулла специально настоял на особом законе требующем конфискации имущества этих 12 человек и разрешающий безнаказанно их убить любому гражданину за вознаграждение. Единственный, кого удалось поймать, был Сульпиций, которого, как свинью зарезали легионеры Суллы в его собственном имении, отрезали голову и отвезли в Рим, где выставили в назидание на рострах. Остальные спрятались на время и стали выжидать.
Все законы Сульпиция были отменены, а взамен экстренно проведен ряд мер, ограничивающих всевластие народных трибунов, как причину произошедшего кризиса: теперь все законы перед внесением в комиции обязательно сначала проходили одобрение в сенате. Кроме того, похоже, что Сулла вывел вопросы принятия законов в центуриатные комиции, где преобладали голоса сенаторов. Также он ввел фиксированный процент ссуд, чтобы хоть немного стабилизировать экономическую ситуацию и заручиться поддержкой сенаторов и плебса. Правда всадникам эти меры очень не понравились.
Как я писал ранее, всеобъемлющей программы реформ у Суллы не было. Да и времени на её реализацию тоже - чем дольше он задерживался в Италии - тем сложнее будет вести войну с Митридатом. Поэтому принятые меры должны были обеспечить устойчивость Республики хотя бы на первое время, пока легионы не будут переброшены на восток. Заглядывать дальше Сулла едва ли мог и хотел. Из-за спешки с отправкой он даже вынужден был проглотить и тот факт, что на выборах консулов победу одержали не его креатуры, а Гней Октавий и Луций Корнелий Цинна - оба сторонники реформ, но не Суллы. Их Сулла всего лишь обязал дать клятву не выступать против него. Также пришлось проглотить и убийство легионерами ЧВК Помпея Страбона направленного ими командовать Помпея Руфа. Причем обращаю внимание - Помпей Руф в тот момент был консулом! Солдаты Республики убили консула этой самой Республики и никто не понес никакого наказания! У Суллы попросту не было возможностей быстро и эффективно наказать Помпея Страбона за такое.
Помпей Страбон в этот момент
Сулла, вопреки своим утверждениям о заботе о благе Республики, в период самого тяжелого за все время внутреннего кризиса фактически бросал её на произвол судьбы ради ведения войны с Митридатом. Понимал ли он риски такого поступка? Имел ли какой-то запасной план? Мы не знаем. Но поход Суллы на Рим открыл ящик Пандоры – если он смог использовать армию для давления на власти Республики, то чем хуже другие?
Иронично и в то же время закономерно, что начало гражданской войны стало результатом стечения огромного числа обстоятельств. А старт активной фазы конфликта дало эгоистичное желание Мария отнять командование у Суллы и не менее эгоистичное желание последнего это командование удержать. Никакого конфликта идеологий тут и близко не было - просто обычная разборка двух римских политиков, которая, совершенно внезапно для обоих, потащила всю Республику в ад.
Пока легионеры Суллы грузились на корабли, чтобы отправиться в Грецию, Рим, не переставая, бурлил. Начинался 87 год до н.э. и он не сулил ничего хорошего…