Итак, я остановился на том, что, наконец, в четверг продольный через дверь назвал мою фамилию. Прошло всего-то 4 дня ожидания очных ставок.
Так как я поехал на ИВС "без ничего", то выглядел я соответственно: бритая голова, четырехдневная щетина, кроссовки без шнурков…
Прошли в так называемый адвокатский кабинет: комната с решетками на окнах, стол со стулом, напротив еще три табуретки. Все привинчено к полу.
Хромой заранее предупредил, что возможно кабинет прослушивается.
Сначала была встреча с адвокатом. Ничего особенного: как дела? готов? не готов?
По смыслу очная ставка проводится "если в показаниях ранее допрошенных лиц имеются существенные противоречия". То есть, результатом очной ставки можно ожидать устранение противоречий.
На деле же недобросовестный следователь использует очные ставки, чтобы дополнительно усилить (якобы) количество материала против обвиняемого.
Например, свидетель дал показания против меня. Эти показания уже один раз зафиксированы в протоколе допроса свидетеля. На очной ставке этот свидетель еще раз тупо читает по бумажке свои же ранее данные показания. Бумажку дал ему следователь. А все вопросы стороны защиты, изобличающие вранье свидетеля, следователь отводит, как "не относящиеся к существу очной ставки".
Потом следователь в обвинительном заключении напишет, что обвинение подтверждено еще и очными ставками, хотя на самом деле от того, что одно и то же прочитано хоть 100 раз, ничего нового не добавляется.
Все три свидетеля на этих очных ставках так и поступили – прочитали текст по бумажке.
При этом все они были моими бывшими подчиненными, которым я в свое время существенно помог.
Одного сделал начальником отдела, кандидатом в заместители генерального директора.
Второго сделал главным инженером дочерней компании.
Третьего определил в кадровый резерв и назначил ответственным за развитие.
Из этого следует простой вывод – предать может практически любой.
Первого следователь еще до меня, раньше, поместил в СИЗО и он, судя по его желто-зеленому лицу на очных ставках с другими обвиняемыми, был крепко бит. Ничем другим не объясняется цвет его лица, бывшего спортсмена, а также то, что уже через 5 дней нахождения под арестом он дал согласие подписать подсунутое недобросовестным следователем. Сыграло роль и то, что ранее он пару лет служил в милиции. Если менты бьют мента, то никто из "теневой администрации" СИЗО в эти разборки встревать не будет.
Второму угрожали лишить работы. У него, видимо, было больше других совести, потому что через полгода после того, как он дал показания против меня, у него был обнаружен рак 4 стадии.
Третьему предложили повышение.
Вот такие расклады.
Очные ставки шли часа четыре, так как следователь все писал ручкой, без компьютера.
Когда я вернулся в камеру, Хромого уже увезли в СИЗО. На его месте был какой-то бомжеватого вида наркоман по "народной", 228-ой статье.
Хромой, уезжая, оставил мне свои запасы: чай, кофе, сахар, печенье. Вроде мелочь, а человека характеризует. Из других моих сокамерников на ИВС больше так никто не поступал.
Продолжение следует.
