«Здравствуйте, Максим Олегович! Это письмо отправлено Вам не просто так, это не спам. Вы можете рассматривать его как приглашение. Нами планируется некое мероприятие, подробности которого мы не можем разглашать, но ваше присутствие на нем не просто желательно, а крайне необходимо. Мы берем на себя организацию вашей поездки ДОМОЙ, а также все хлопоты, касающиеся проживания и прочих бытовых расходов, так что для Вас, Максим Олегович, данное путешествие будет абсолютно бесплатным! Считайте это неожиданным отпуском! Как мы уже упоминали, нюансы грядущего мероприятия мы раскрывать не можем, но Вам стоит знать, что это будет крайне полезным опытом. Мы способны решить ваши проблемы с душевным состоянием и ментальным здоровьем! От вас требуются лишь желание и присутствие. Мы знаем, что вы недолюбливаете самолеты, поэтому билет на поезд, адрес и ключи от арендованной для вас квартиры прилагаются. Там вы найдете второе письмо, которое ответит на некоторые ваши вопросы.

P.S. На мероприятии будут присутствовать ваши старые друзья. Ждем вас».

— Ни хуя не понятно, — прошептал Макс. — Что за мероприятие? Что за благотворительность с билетами и квартирой? Что за мутки такие? Откуда они знают о моих проблемах? Кто эти «мы», вообще? И какие, блять, друзья?

Ничего, завтра утром Максим сойдет на перрон, отправится по указанному адресу и во всем разберется. Ему мало что было понятно из предстоящего, но интрига… Ему стало очень интересно разобраться в происходящем, собственно, поэтому он и сел на поезд. Да и смена обстановки тоже не помешала бы. Но все это завтра, а сегодня он еще в поезде.

Поезд. Вроде бы обычный, но Макса смущало то, что людей было очень мало. По всей логике, вагоны должны быть забиты битком, ведь конец сезона отпусков, и люди должны возвращаться домой. А его вагон был практически пуст, в купе он и вовсе оказался один. Даже проходя до вагона-ресторана, он не увидел большого количества людей. «Поезд-призрак», — подумал он и хмыкнул. Пассажиры вели себя как-то странно: замолкали, как только Максим приближался, и смотрели холодно и отстраненно. Единственные, кто разговаривали с ним, — это проводники.

Но Максим списывал все на себя. Он был заёбан и выглядел так же. Последние годы его преследовало чувство собственной нереализованности — ощущение, что он зря прожил свою жизнь. И, в целом, это было правдой. Макс пытался бежать, бежать от самого себя, от комплекса неполноценности что-ли. В попытках забыть и оставить прошлое позади он покинул город, а на новом месте ушел служить в МЧС, решив, что хоть там сможет принести пользу, перестанет чувствовать себя никем. За свои тридцать с небольшим лет Макс прошел многое — от спорта до увлечений веществами, от жизнерадостности до попыток уйти из жизни, от безграничной любви до болезненного предательства. Каждое событие оставляло отпечаток как на его лице, так и на внутреннем равновесии. Максим искренно стремился быть хорошим человеком, но все его усилия в итоге приводили лишь к тому, что он делал плохо как себе, так и окружающим.

И вот он, совершенно опустошенный, уставший и подавленный жизнью, едет туда, откуда когда-то бежал в попытках начать все с нуля. Но от чего он бежал? Макс уже и не помнил, точнее, не припоминал никаких конкретных событий или лиц — только общие воспоминания. Там было неуютно, и там его давно не стало бы. А по какой причине он возвращается? Какая-то сраная бумажка заставила его сделать это? Нет, дело было не только в любопытстве, но в чем? Макс сам пока не знал, но очень хотел разобраться.

Все это, видимо, отражалось на его лице, и отталкивало людей в поезде от общения с ним.

До нужной остановки было еще много времени. Максим отвлекся от своих размышлений, вытянулся на полке и решил немного вздремнуть, если, конечно, получится.

2

Максим проснулся от собственного крика. Дверь в купе была открыта, и в проеме стоял проводник.

— Через полчаса ваша станция. Собирайтесь, — сказал он совершенно безразличным голосом. Его, видимо, нисколько не смутило то, что человек кричит во сне.

— Да-да, спасибо, — ответил Макс, поморщившись. Боль в затылке снова запульсировала уколами прямо в мозг.

Вообще эта боль стала его постоянным спутником после ранения: на одном из пожаров взорвался газовый баллон. ШКПС конечно, в целом голову защитил, но кинетика и мелкие осколки того что осталось от баллона вперемешку с гвоздиками и металлическими частями от кухонного гарнитура смогли пробиться через шлем и здорово встряхнули его голову. — Повезло, что живой остался и не ссусь под себя, — подумал Макс. Но теперь раз в полгода ему нужно ходить на капельницы, иначе симптомы акубаротравмы возвращаются. А тогда Максу становится плохо: частично пропадает слух, появляется заикание, тремор и прочие прелести — типа адских головных болей. А сейчас лишь легкая боль в затылке, и то специалисты говорят, что это больше психосоматика, чем боль от ранения, плюс постоянный еле слышимый писк в ушах. В общем, жить можно.

Вещей у него было немного — лишь небольшой рюкзак с самым необходимым, поэтому Макс не спеша обул кеды, натянул ветровку и сел ждать остановки.

Интересно, зачем они сняли мне квартиру здесь? Они же писали что-то про возвращение домой, — подумал Макс, — а до города еще километров сорок. Он поправил лямку рюкзака, осмотрелся и заметил, что с поезда он сошел один.

— Очень странно, повымирали что ли все? — усмехнулся он. Вдохнув полной грудью, двинулся в сторону съемной квартиры. Он решил прогуляться — от здания вокзала до нужного дома было не так далеко. Дышалось здесь действительно легко, а значит и идти было проще и приятнее.

— Преобразился, конечно, поселок, — думал Макс, — красивее стал. Еще бы финансирования добавили, и вообще — своя Швейцария. Поселок и правда изменился с последнего посещения Максима. Дома и улицы украсились, исчезла советская серость. Раньше при въезде прямо охватывало какое-то тоска, атмосфера была такой, будто ты переместился в годы эдак в восьмидесятые, только машины на дорогах были современными.

Туристы из разных уголков планеты приезжали сюда — не толпами, конечно, но в достаточном количестве. И если честно, было зачем. Представьте: много километров лесотундры, горы Полярного Урала, чистейшая вода и воздух, великолепная природа. Максима прямо-таки накрыло волнами приятных воспоминаний, разбуженных этим местом. Походы в горы, рыбалка, тихая охота. Так в раздумьях и воспоминаниях он и не заметил, как дошел до нужного ему дома — ноги сами привели его куда нужно. Квартал Северный. Тут когда-то жил его хороший товарищ. Интересно, он все еще здесь? Нужно будет узнать, как немного обустроюсь, — подумал Макс. Он вошел в квартиру — довольно уютную, кстати. Снял обувь и верхнюю одежду, взяв дорожную сумку, не осматриваясь, пошел в душ. Все-таки двое суток в пути — неплохо было бы смыть с себя дорожную грязь и усталость. После банных процедур, чистый и даже немного повеселевший, Макс решил осмотреть квартирку. Это была довольно уютная двушка на третьем этаже пятиэтажного дома: небольшая кухня, раздельный санузел. В спальне с выходом на лоджию стояла отличная двуспальная кровать. В гостиной — удобный диван и хороший телевизор.

— All inclusive, — хохотнул Максим и пошел на кухню проверять холодильник. — Может, и жратвы завезли, — спросил Макс сам у себя. Есть с дороги действительно очень хотелось.

На дверце холодильника был прикреплен такой же конверт, как у него уже был. Та же бумага, тот же сургуч; не было только данных Макса, что было вполне логично — письмо ведь дожидалось его тут, а не отправлялось по почте. Он сорвал письмо с холодильника, разломал печать и принялся за чтение.

«Добрый день, Максим Олегович! Раз вы читаете это письмо, значит, вы приняли верное решение, чему мы искренне рады. Вас, наверное, интересует, почему мы сняли квартиру для вас именно здесь? Это место будет своего рода отправной точкой в вашем ретрите, если можно так выразиться. Мы знаем, что вы любите это место; самые приятные воспоминания из родных мест связаны у вас именно с этим поселком, что должно помочь нам привести вас к... балансу. Дома вы, конечно же, тоже побываете, всему свое время, Максим Олегович, наслаждайтесь природой.

P.S. Ваши друзья с нетерпением ждут встречи с вами.»

— Еще больше мути нагнали, — заворчал Максим. — Обещали ответы, а ответов ни хрена. Какие, блять, ретриты? Друзья? Вообще не понимаю, может, на социальный эксперимент намотался? Или розыгрыш? Но кому бы пришло в голову так тратиться ради него?

Писк в голове усилился настолько, что Макс выронил письмо и закрыл ладонями уши, а ноги его подкосились. Все закончилось так же быстро, как и началось. Противное «пиииииии» стихло и ушло на привычный фон.

— Надо пройтись до аптеки, — подумал Макс, встал и потянулся к холодильнику.

Пообедав и собравшись выйти прогуляться до аптеки, Максим вспомнил, что на въезде в поселок, недалеко от стелы, был родник, и решил пройтись и туда — на свежем воздухе ведь думается проще.

Аптека, расположенная около дома, оказалась закрыта, как и продуктовый магазинчик. Макс направился к роднику и удивлялся тому, как пусто на улицах; машины не шуршали колесами по асфальту, не суетились люди спеша по своим делам. Даже самосвалы не носились, а это было совсем уж странно — ведь тут добывают хромит, и работа у водителей грузовиков кипит всегда. А сейчас, будто бы все спрятались к его приезду. Очень и очень это странно — думал он, — так не бывает. Очередной, блин, вопрос без ответа. Макс со всей силы пнул камешек, лежавший у него на пути.

«Харп. Северное сияние» — гласила надпись на стеле. Максим дошел, еще немного, и он будет у родника. Сама стела была довольно красивой: серый монумент с очертанием гор, что-то похожее на витражную мозайку, и красивая снежинка у названия поселка. А в темное время суток стела преображалась. Мозаика светилась разными цветами: желтым, зеленым, синим, фиолетовым. Напоминало северное сияние. Буквы и снежинка так же ярко светились. Но, если честно, он не совсем понимал, зачем на стеле пишут именно так: «Харп. Северное сияние», да и станция называется так же. Ведь слово «Харп» итак переводится как «северное сияние». Для коренных, знающих русский язык, вообще получается тавтология — подумал Максим и улыбнулся.

Была еще и городская легенда, связанная с этим названием: мол, если прочитать «Харп» наоборот, получится «ПРАХ», ведь поселок когда-то был частью знаменитой 501 стройки, или как ее еще называют, «дорога смерти», и по рассказам на этом проекте полегло очень много заключенных. Вот мол и получается, что поселок стоит на прахе людей, строивших мертвую дорогу.

Максим побродил у родника, поразмыслил о происходящем и, так не найдя вразумительных ответов, даже внятных домыслов, решил не забивать себе голову. Все равно все встанет на свои места. Он побрел домой. Поездка в поезде и прогулка очень его утомили, и он решил, что по приходу сразу ляжет отоспаться.

3

— Макфим! — щепеляво звал Макса мальчишеский голосок. — Макфим, плиходи ко мне поиглать. И Макс шел на зов. Шел в абсолютной темноте. А голос продолжал: — Макфим, мы ведь длуфья, почему ты не плиходишь, Макфим?

Макс продирался через какие-то кусты; ветки хлестали его по лицу, но он шел, не зная зачем, но зная, что дойти нужно. Ему казалось, что это важно. И вот, продравшись через очередной кустарник, Макс вывалился на полянку, в центре которой стоял могильный крест. На нем не было ни фото, ни имени того, кто под ним захоронен. Сбоку от могилки сидел ссутулившийся над столиком спиной к Максу ребенок. Он плакал и звал Максима.

Макс сделал несколько аккуратных шагов, положил руку на плечо малышу и сказал:

— Я здесь, малыш, не плачь. Что ты здесь...

— Ты плишел! — закричал мальчик, не давая Максу закончить фразу. Ребенок выпрямил спину и начал поворачиваться к Максу. — Макфим, давай иглать!

Мальчик полностью повернулся на самодельной лавочке, и у него не было головы! На ее месте была какая-то кроваво-костяная каша. Макс завопил.

— Помоги мне найти мой мячик, Максим! — уже совсем не детским голосом полукричал полурычал ребенок.

Макс открыл глаза. Он еще кричал, не понимая, где находится. Вокруг была темнота, укрывавшая его, как плотное одеяло, и только звуки его собственного дыхания нарушали тишину. Сердце колотилось, как молоточек в руках расстроенного мастера, а разум метался в поисках ответа на то, что только что случилось.

— Какого хуя? — закричал он, судорожно протирая глаза. Когда темнота перед глазами немного прояснилась, он осознал, что находится не в своей квартире, не в своей комнате. Если точнее - он был в СВОЕЙ комнате — той самой, где прошло его детство. Но как? Макс подскочил на кровати, судорожно вертя головой в разные стороны. Это точно была его детская.

Скрипучая деревянная кровать, старый лакированный советский шкаф, забитый книгами, — всё было на месте. Те самые кремовые обои с рисунками слонят, играющих в кубики и мячик, плотные золотистые шторы на окнах, желтый линолеум с ромбовидным узором, алюминиевый карниз, на котором держались шторы, и деревянная дверь, выкрашенная в белый цвет. Это была та самая комната. Но как? Как это возможно? Этот дом давным-давно снесли, признав аварийным. Макс подскочил к окну и, рванув шторы с такой силой, что вырвал карниз, который упав стукнул его по голове. В затылок будто вонзили раскалённый кол, в ушах запищало так сильно, что, если бы этот звук был реальным, он расколол бы окно. Максим даже не поморщился — настолько он был взбудоражен происходящим.

Как и тысячу раз в детстве, он снова увидел картину: прямо под окном яма, намытая водой из системы отопления. Воздух сбрасывался только в его комнате, и мама часто, готовясь к отопительному сезону, сливала воду через его окно. Потом шла дорога, выложенная бетонными плитами, а сразу за ней, немного правее, были соседские грядки, ограждённые сеткой-рабицей. Прямо напротив его окна, в метрах ста, стояла котельная. Было лето.

— Блять, блять, блять, блять, блять! — запаниковал Макс. — Я сплю, сплю. Это всего лишь сон. Сейчас я выйду из комнаты и проснусь!

Макс развернулся и пулей рванул к двери. С грохотом выбив её, он вывалился в проходную комнату, на всей скорости влетев в старенький холодильник «Бирюса» и ошарашенно замер.

Он стоял посреди проходной, которую когда-то гордо именовали «гостиной», хотя для гостей там ничего не было. Там вообще ничего не было. Только холодильник напротив двери в его комнату, слева от которого стоял ещё один древний шкаф, который держался только благодаря чуду, и окно, заставленное цветами. Мама любила цветы.

Макс не проснулся. Он влепил себе пару оплеух и всё равно стоял посреди комнаты дома, которого нет.

— Что за блядство? — Макс уже приходил в себя. Служба в спасателях всё-таки научила его действовать во время форс-мажора. — Я не сплю, но и тут быть я не могу. Что-ж будем посмотреть... — Макс заговорил фразочками своего начкара. Картина происходящего всё ещё плохо поддавалась объяснению. Он не спит, но стоит посреди уже несуществующей квартиры из своего давно позабытого детства. Судя по обстановке, это 90-е. Потому что в начале двухтысячных они сделали ремонт! — Это что, блять, путешествия во времени? — крикнул Макс, входя в «зал».

Слева от входа начиналась «библиотека». На самом деле это были три старых шкафа, забитых различным чтивом — от дешевых детективчиков до школьных энциклопедий. Да, его мама любила читать и привила эту любовь ему, но вкуса у неё не было: читалось абсолютно всё. Напротив входа — огромное окно, тоже заставленное цветами. Под окном стоял сложенный стол-книжка, на котором стоял пустой аквариум. — Тут у нас жили черепашки Кеша и Ксюша, — вспомнил Макс. Чуть правее находилась тумба с цветным отечественным телевизором «Рубин» и подключенной к нему приставкой «Сюбор». Напротив телевизора стоял немного покосившийся столик. За ним мама любила смотреть «ящик», курить и гонять чаи. Справа от входа стоял сложенный диван-книжка, а чуть ближе к «кофейному» столику — ещё один такой же, разложенный, где отдыхала мама.

Ну и, конечно же, два красных ковра на стенах, закрывающих целый угол.

На кофейном столике виднелся тетрадный лист. Максим подошел и взял записку в руки:

«Максим, я ушла на работу. Звонил Никитка, звал тебя гулять. Не ходи голодным. Мама» — было написано красивым маминым почерком. Где-то в ногах раздалось радостное «мяу», и что-то нежно ткнулось Максу в ногу. Он опустил взгляд и увидел Синди — красивую сиамскую кошечку. Она была серой с черным хвостом и мордочкой, а на лапках у неё были белые «перчатки». Макс сел на колени, взял кошку на руки и заплакал. Он и забыл, как любил эту кошку, и как Синди любила его. Она всегда лежала рядом в постели, когда Макс болел, котилась в его ногах, ловила мышек и приносила их только ему. Горячие слезы стекали по лицу и капали на мягкую серую шерстку.

— Синди, Синди, девочка, привет, — повторял Макс. Он вспомнил, как однажды ушел гулять и не закрыл окно. Кошечка выпрыгнула во двор, решив прогуляться, но так и не вернулась домой. Позже Максим с друзьями нашел её трупик под домом — бродячие собаки загнали её туда и там порвали.

— Синди, прости меня, девочка, прости, — шептал Макс, не в силах остановить слезы. — Я не хотел, прости.

Кошка подняла мордочку и, посмотрев своими умными голубыми глазами прямо в глаза Максу, шершавый язычок аккуратно коснулся его щеки. Кошечка собрала слезы, лизнула Макса в кончик носа и спрыгнула из его рук. Направившись к окну, она запрыгнула на форточку, громко мяукнула и, как бы кивнула Максу, указывая на то, что и ему нужно идти, выпрыгнула наружу. А Макс всё еще сидел на коленях, но ему стало гораздо легче. Он знал, что Синди не держит обиды и всё так же его любит.

4

Макс вышел из подъезда. Всё было как в его детстве: широкое деревянное крыльцо, соседская «буханка» стояла под окнами. Макс улыбался, осматривая свой двор, понимая, что всё это не может быть реальным. Но солнце грело его, легкий ветерок обдувал лицо, насекомые летали туда-сюда. Всё казалось вполне осязаемым и настоящим.

— Мяу! — снова раздалось у ног. Максим посмотрел вниз и вновь увидел свою кошку. Он наклонился, чтобы погладить её.

— Мяу! — повторила Синди, будто требуя от него чего-то, и вдруг отбежала вперед, едва дав Максиму коснуться себя пальцами.

— Ты хочешь, чтобы я шел за тобой? — спросил Максим.

— Мяу! — категорично повторила кошка и побежала. Максим двинулся следом.

Они прошли мимо соседнего дома, развалившейся деревянной площадки для игры в баскетбол, футбольной коробки и школы, в которой учился Максим — её тоже уже быть не должно, её снесли в 2010 году. Миновали двухэтажный дом, где когда-то в будущем жил его лучший друг. Наверное, точнее было бы сказать, что это был бывший лучший друг. Они прекратили общение, когда Макс переехал. Он решил начать всю жизнь с чистого листа. Ха! На четвертом десятке лет! Они вышли к автобусной остановке. Синди повернула налево, Максим пошёл следом. Подойдя к месту, где дорога делала поворот к железнодорожному переезду, Синди остановилась, села на тротуар и направила взгляд через дорогу. Максим посмотрел туда же. Два двухэтажных дома стояли друг напротив друга. Максим вспомнил, что в левом доме на втором этаже жил его одноклассник. Но зачем они пришли туда? Чего ждут?

Синди снова мяукнула и вытянула мордочку в сторону того дома, который стоял слева, будто показывая своим видом: «Сейчас, сейчас, Максим, смотри», — и он посмотрел.

Из дальнего подъезда выскочил мальчишка лет пяти-шести. В руках он держал похожий на разноцветный арбуз мячик. Мальчишка бросил его на землю, пнул и с хохотом побежал за ним. Он бегал по двору, догоняя мячик и весело смеясь. Он был один, но ему не было скучно; так искренне веселиться и радоваться мелочам умеют только дети, которые не ждут ничего от будущего и не видят ничего страшного в настоящем. Мальчишка остановился, едва заметив Макса на той стороне дороги, поднял мяч и подбежал к обочине.

— Макфим! — радостно защебетал он. — Пойдём на поле! — полем они называли ту самую коробку, в которой подростки гоняли мяч. Макса прошиб холодный пот. Это был тот самый мальчишка из его сна! Одет иначе, но это он. Это его голос звал Макса во сне. Он сделал шаг назад, намереваясь бежать прочь. Но ноги его словно приросли к тротуару. Всё это не поддавалось никаким объяснениям. Максим видел много разного, плохого, конечно, больше, но всё, в отличие от нынешней ситуации, поддавалось логике. Может, он снова обдолбался? Сорвался спустя столько лет и видит приход?

— Дерфы пас! — раздался весёлый голосок. Мальчишка пнул мячик через дорогу и сам побежал следом. Дорога была пуста. В самых тёмных уголках памяти Макса началось шевеление. Он хотел закричать, остановить мальчишку, но оцепенение сковало его горло.

— Стой! — еле слышно прохрипел Макс. В голове снова раздалось мерзкое «пииииии», практически на частоте ультразвука.

Мячик уже пересек середину дороги и весело подпрыгивал, приближаясь к Максу. Мальчишка, его звали Никита, был уже на середине дороги. Вдруг он споткнулся и упал, а из-за поворота вылетел грузовик. Звук гудка, тормозов и мерзкий мясной хлюпающий треск. Мячик допрыгал и ударился о ноги Макса. Воспоминания прошибли его разрядом. Сердце остановилось, как показалось Максу, на несколько минут. Терентьев Никита, его друг детства, немного младше самого Максима. 98-й год, 5 июля — Максиму было 6, а Никите 5. В тот день они договорились попинать мяч в коробке; далеко гулять они не могли, поэтому шлялись по школьной округе, что было совсем рядом с их домами. Макс пошёл навстречу Никите, крикнул ему, попросив пас, и, сказав что-то типа «кто последний — тот какашка», побежал к школе, не дождавшись, пока Никита перейдёт дорогу. В тот день Никиты не стало — он упал на дороге, а грузовик, из числа тех, что часто носились по этой улице, наехал ему прямо на голову.

Это был страшный удар для Макса; он истерил несколько дней. Все вокруг говорили, что он не виноват. Но он винил себя. Если бы не его догонялки, Никита был бы жив, а водитель оставался бы на свободе. Конечно, со временем, то ли сработала какая-то защита, то ли детский мозг так устроен, Макс стал забывать этот несчастный случай, а ближе к подростковому возрасту этот эпизод и вовсе выветрился из памяти, оставшись лишь где-то глубоко в подкорках мозга.

Сейчас, снова пережив это, в нём снова что-то сломалось. Макс просто стоял, его рвало. Рвало от вида растекающейся крови по асфальту, от криков водителя, который говорил, что ничего не видел, от звуков, когда ботинки, похрустывая, крошили разлетевшиеся осколки детского черепа. И от снова нахлынувшего чувства вины. Это было всепоглощающее чувство — Макс сейчас хотел умереть, оказаться на месте своего друга, весёлого и беззаботного ещё несколько минут назад. Макс понимал, что это то, что сделало его таким, какой он есть: слабовольным, никчёмным наркоманом, ведь бывших торчков не бывает. В тот день по его вине пострадало множество людей. Погиб его друг, тётя Люда, мама Никиты с трудом перенесёт этот удар, водитель сядет за непредумышленное убийство, семья водителя лишится кормильца на многие годы. А он продолжит жить. Макс вытер лицо, сплюнул себе под ноги и вышел на дорогу. Он подошёл к машине, наклонился к телу, точнее к тому, что от него осталось, и прошептал: «Прости, друг, мне правда очень жаль. Я бы легко поменялся с тобой, но увы. Прости, Никитос». А потом, посмотрев на водителя, сказал: «И ты прости меня, мужик».

Аня опустилась на край кровати, матрас слегка прогнулся под ее весом. Она смотрела с беспокойством, прикусив нижнюю губу — жест, который я помнил еще с первых дней нашего знакомства:

— Серёж, мы живём здесь уже второй год. С тех пор, как купили эту квартиру. Ты снова всё забыл?

В комнате стало нечем дышать. Это не моя реальность. Здесь мы с Аней не развелись? Или развелись, но снова сошлись? Я заметил на ее безымянном пальце обручальное кольцо — то самое, которое выбирал когда-то.

— Прости, я… немного дезориентирован, — осторожно произнёс я, сглотнув ком в горле. Пот выступил на висках, и я вытер его тыльной стороной ладони. — Что со мной случилось?

— Ты потерял сознание на работе вчера. Всë это переутомление и скачок давления. Тебе нужен постельный режим на пару дней, — она протянула мне таблетки, подвинув стакан воды ближе. — Вот, прими эти. Они должны помочь.

Я посмотрел на лекарства. Белые круглые пилюли лежали на ладони Ани. Тот же препарат от давления, с которого всё началось. Пальцы задрожали, когда я отвел ее руку.

— Не хочу пока, — я отодвинул стакан, капля воды скатилась по стеклу на полированную поверхность тумбочки. — Аня… мы с тобой не разводились?

Она замерла, удивлённо приподнимая брови, морщинка пролегла между ними:

— О чём ты говоришь? Конечно нет.

— А авария три года назад? Была авария? — я подался вперед, вглядываясь в ее лицо.

— Серёж, ты начинаешь меня пугать, — она машинально поправила выбившуюся прядь волос. — Не было никакой аварии. Ты упал в обморок на работе, только и всего.

Я кивнул, делая вид, что просто путаюсь. Но внутри росла паника, острая и удушающая. Я в параллельной реальности. В мире, где мы с Аней всё ещё вместе. Где, возможно, не было ни аварии, ни комы. Через окно был виден заснеженный двор, деревья, покрытые белой пеленой. Начало февраля — та же пора, что и в моем мире.

— Извини, приснилось что-то… — я выдавил улыбку, чувствуя как напрягаются мышцы лица. — Очень реалистичный кошмар.

Она успокоилась, погладила меня по руке, ее пальцы были теплыми и знакомыми:

— Тебе нужно отдохнуть. Я отпросилась с работы, побуду с тобой сегодня.

День прошел в странном оцепенении. Я действовал осторожно, стараясь не выдать своё незнание этой реальности. Собирал информацию по крупицам из разговоров с Аней, осматривая квартиру, когда она не видела — прикрывался походами в туалет, изучал содержимое шкафов, выдвигал ящики.

Здесь я работал на том же заводе. Но мы с Аней не только не развелись — мы, казалось, счастливы. На полках были фотографии с отпусков, которых я не помнил. Мы были на море, в горах, в каких-то европейских городах — на фоне Эйфелевой башни мы обнимались, улыбаясь в камеру. В спальне стояла детская кроватка из светлого дерева — Аня была на пятом месяце беременности, я заметил, как она поглаживает живот, когда думает, что я не вижу. У меня скоро должен был быть сын. В моей реальности мы так и не решились завести детей…

Я нашел свой телефон — такой же, как мой, но с другими фотографиями, контактами, историей сообщений. Тайком просматривал их, пока Аня готовила обед на кухне, звон посуды доносился до спальни. Я пытался реконструировать свою жизнь здесь. Переписки с друзьями, коллегами, родственниками. Всё почти так же, но всё же иначе. Словно кто-то взял мою жизнь и слегка подкрутил настройки, сделав ее… лучше?

Вечером мы смотрели телевизор, сидя на мягком диване в гостиной. За окном кружился легкий снег, оседая на карнизах. Те же новости, что я помнил, те же проблемы в стране и мире. Но ведущий был другой — женщина с каштановыми волосами вместо седовласого мужчины. И заставка программы слегка отличалась — другие цвета, другой шрифт.

— Ты какой-то задумчивый сегодня, — заметила Аня, прижимаясь ко мне. От нее пахло ванилью и чем-то домашним. — О чём думаешь?

— О нас, — ответил честно, обнимая ее за плечи. Ткань халата была мягкой под моими пальцами. — О том, как мне повезло.

Она улыбнулась, мелкие морщинки собрались в уголках глаз, и поцеловала меня в щёку. И в этот момент я почувствовал лёгкое колебание реальности. Почти незаметное, но я уже знал эти признаки слишком хорошо. Воздух словно загустел, цвета стали ярче, звуки приглушились. Сбой начинался.

Мир вокруг застыл. Аня замерла с полуулыбкой, рука на моем плече не двигалась. Экран телевизора превратился в неподвижную картинку. А затем всё начало дрожать и размываться.

— Нет, — прошептал я, голос звучал глухо, будто через вату. — Не сейчас. Пожалуйста, не сейчас.

Но реальность уже распадалась. Последнее, что я увидел — застывшее лицо Ани, которая никогда не узнает, что я был не её мужем. Не тем, кого она знала. Комната завертелась, как в калейдоскопе, цвета смешались, и наступила темнота.

В этот раз я пришел в себя на скамейке в городском парке. Резкий порыв ледяного ветра ударил в лицо, заставив судорожно вздохнуть. Мороз немедленно обжег легкие. Снег скрипел под ногами редких прохожих, воздух был кристально чистым, с каждым выдохом изо рта вырывалось белое облачко пара. Февральский холод пронизывал даже сквозь куртку. Я не сразу понял, что куртка на мне — не моя. Тёмно-синяя, с капюшоном и меховой оторочкой, она выглядела новой и дорогой. Руки были в перчатках из мягкой кожи, которых я никогда не покупал.

Достал телефон из кармана — пальцы были неловкими от холода. Модель новее моей, с треснувшим защитным стеклом, через которое паутиной расходились мелкие трещинки. Разблокировав экран отпечатком пальца (значит, в этой реальности мои отпечатки были те же), увидел дату — то же число, тот же год. Но время — раннее утро, около семи.

Я снова был в другом мире. И уже не дома, а где-то в городе. Вокруг простирался заснеженный парк, деревья стояли, укрытые снежными шапками, скамейки были припорошены свежим снегом. Почему я оказался здесь, на морозе? Что делал здесь этот я?

Пролистал контакты, подняв воротник куртки, чтобы защититься от ветра. Анин номер был, но не отмечен никак особенно — просто «Анна» без сердечек или других значков. Мы не были вместе? Осторожно набрал сообщение замерзшими пальцами: «Доброе утро. Как дела?»

Ответ пришел через несколько минут, я все это время сидел, втянув голову в плечи, наблюдая за дворником, который расчищал дорожки от снега, метла шуршала по асфальту: «Нормально. А ты чего в такую рань и по какому поводу?»

Судя по тону, мы общались, но не близко. Бывшие, сохранившие приличные отношения? Друзья? Коллеги? Короткий, сдержанный ответ без обычных для влюбленных эмоций.

Я решил действовать по обстановке. Встав со скамейки, я отряхнул снег с брюк. В бумажнике обнаружил водительские права с моей фотографией и адресом — улица та же, что и в моём мире, но дом другой. И фамилия моя… тоже другая?

Карпов. Сергей Карпов. В моей реальности я был Сергей Коршунов.

От этого открытия стало не по себе, холод пробрал сильнее, чем от мороза. Значит, различия между мирами могли быть куда глубже, чем я думал. Не просто разные жизненные обстоятельства, а разные личности?

Добрался до указанного в правах адреса, втиснувшись в переполненный автобус. Люди стояли плотно, от их одежды пахло мокрой шерстью и зимой. Пятиэтажка на окраине, серая и неприметная, с обледенелыми ступенями перед подъездом. У подъезда притормозил, поскользнувшись на наледи — не знал, на каком этаже моя квартира, не знал номера. В кармане нашел ключи с брелоком, на котором было выбито «Кв. 17».

В квартире было пыльно и пусто, словно я давно здесь не появлялся. Батареи едва теплились, изо рта вырывался пар. Однокомнатная, тесная, с минимумом мебели. Старый диван с протертой обивкой, колченогий стол, шкаф с облупившейся краской. На столе — стопка счетов, квитанций, покрытых тонким слоем пыли. На холодильнике магнитом была прикреплена фотография — я с какой-то светловолосой женщиной, не Аней. Оба улыбались, стоя на фоне офисного здания. Женщина держала меня под руку, ее волосы трепал ветер.

Кто она? Моя девушка в этой реальности? Жена? Я вгляделся в ее лицо — миловидное, с ямочками на щеках.

Включил ноутбук, стоящий на столе, смахнув с клавиатуры пыль. В истории браузера — сайты по ремонту автомобилей, несколько форумов, социальные сети. В документах — папка «Работа» с какими-то чертежами, схемами, техническими характеристиками.

Я не на заводе работал? Открыл социальные сети, искал информацию о себе, щелкая замерзшими пальцами по клавишам. И вот оно: «Сергей Карпов, инженер-проектировщик в 'АвтоТехПроект'». Фотография с корпоратива, я в деловом костюме, с бокалом в руке, воротник рубашки немного помят. Рядом была та же светловолосая женщина, в элегантном черном платье, подчеркивающем фигуру. Подпись: «С любимой коллегой Светой».

Так. Я здесь был инженер, не оператор станка. У меня была другая фамилия, другая работа, возможно, другие отношения. И, кажется, я должен был быть на этой работе прямо сейчас. На часах было уже почти девять, за окном полностью рассвело, солнце отражалось от снега, делая его ослепительно белым.

Пропустил работу, целый день провел, изучая эту версию себя. Сидел в кафе с ноутбуком, просматривая всё, что можно было найти о Сергее Карпове. Вокруг люди пили кофе, разговаривали, снег таял на их шапках и пальто. Фотографии, записи, переписки. Старался восстановить биографию, понять, кто я здесь.

Оказалось, я родился в другом городе. Мои родители — не те люди, которых я помнил. Учился в техническом университете, а не в колледже. Никогда не был женат. Со Светой встречался около года, но жили раздельно. На фотографиях мы были то в кино, то в ресторане, то на природе — она неизменно с широкой улыбкой, я сдержаннее, но выглядел довольным.

Аня… Аня здесь тоже была врач, но мы знакомы поверхностно. Она лечила мою мать (которая была жива в этой реальности, в отличие от моей) после инсульта. С тех пор иногда общались — несколько фотографий в соцсетях, пара совместных встреч с общими знакомыми.

Головокружительное чувство — узнавать о жизни, которую прожил кто-то другой, кто выглядел как я, носил моё имя (хоть и с другой фамилией), но по сути — совершенно другой человек. Я вглядывался в свое лицо на фотографиях, пытаясь уловить разницу, но нет — те же глаза, тот же нос и морщинки в уголках глаз.

Вечером позвонила Света. Спрашивала, почему я не пришел на работу, не отвечал на сообщения. Обещал зайти домой и сразу на работу, когда утром вместе выходили из еë квартиры. Голос был взволнованный, заботливый, с легкой хрипотцой.

— Прости... стал плохо чувствовать себя утром, — я импровизировал, глядя на падающий за окном снег. — Голова раскалывалась, решил отлежаться.

— Ты к врачу сходил? — в ее голосе слышалась искренняя тревога.

— Нет, само прошло. Завтра буду на работе, — я выглянул в окно — на улице уже стемнело, в свете фонарей кружились снежинки.

Она предложила приехать, приготовить ужин, побыть со мной. Я отказался, ссылаясь на усталость и желание выспаться. Не был готов встречаться с женщиной, которую, по сути, и не знал. Хотя ее голос, теплый и заботливый, вызывал странное чувство тоски.

Ночь провел в пустой квартире, прислушиваясь к каждому звуку, ожидая нового сбоя. Батареи тихо гудели, за окном иногда проезжали машины, их фары на мгновение освещали потолок. Но реальность держалась. Я застрял здесь? Надолго? Навсегда?

И что будет с настоящим Сергеем Карповым, когда (если) я вернусь в свой мир? Вернется ли он сюда? Или он сейчас блуждает по другим реальностям, как и я? Я представил, как он просыпается в моем теле, в моей квартире, и не понимает, что происходит. Шевельнулось чувство вины — я забрал чью-то жизнь.

Второй день в этой реальности. Решился пойти на работу Сергея Карпова. За ночь выпал свежий снег, укрывший город пушистым одеялом. Компания располагалась в современном офисном здании в центре — стеклянная многоэтажка, сверкающая на солнце — ничего общего с моим заводом на окраине, серым и закопченным. Охранник на входе приветливо кивнул, не требуя пропуск — значит, знал меня в лицо.

В офисе легко нашел своё рабочее место — на двери кабинета была табличка с моим именем. Просторное помещение с большими окнами, сквозь которые открывался вид на заснеженный город. Делил его с двумя коллегами, один из которых — Света. Светлые волосы собраны в высокий хвост, строгий костюм подчеркивал стройную фигуру. Она улыбнулась, когда я вошел, глаза засветились, подошла, поцеловала в щёку. От нее пахло цветочными духами.

— Выглядишь лучше, чем я ожидала, — сказала она, окидывая меня оценивающим взглядом. — Кофе будешь?

День прошел в нервном напряжении. Я пытался понять, чем именно занимался Карпов, какие у него проекты, обязанности. К счастью, на рабочем компьютере всё было систематизировано, и я мог разобраться хотя бы в общих чертах. Схемы, чертежи, технические спецификации — всё, что нужно для проектирования автомобильных деталей.

Коллеги относились дружелюбно, но я замечал странные взгляды. Кто-то хлопнул меня по плечу, проходя мимо, женщина из соседнего отдела задержалась у моего стола дольше, чем требовалось для передачи документов. Видимо, вел себя не совсем как обычно, не отвечал на шутки, которые должен был понимать. Света несколько раз спрашивала, всё ли со мной в порядке, наклоняясь ко мне и понижая голос.

В обед мы пошли в кафе неподалёку, снег хрустел под ногами, воздух был морозным и свежим. Кафе встретило нас теплом и запахом свежей выпечки. Она рассказывала о каком-то совместном проекте, о планах на выходные, о своей сестре, которая скоро должна приехать в гости. Я кивал, стараясь не выдать своего незнания всех этих деталей, размешивая сахар в кофе.

Внезапно, посреди её рассказа, я увидел знакомое лицо. За столиком у окна сидел Михалыч. Мой Михалыч с завода. Его лысина блестела в свете ламп, он сосредоточенно резал бифштекс. Но он меня не узнал — его взгляд скользнул по мне без тени узнавания, вернувшись к тарелке.

— Серёж? — Света тронула меня за руку. — Ты побледнел. Что случилось?

— Ничего, — ответил автоматически, отводя взгляд от Михалыча. — Просто… показалось, что знаю того человека.

— Которого? — она повернулась, осматривая кафе.

— Неважно. Показалось, — я отпил кофе, горячий и крепкий, он немного привел меня в чувство.

К вечеру я начал привыкать к новой роли. Отвечал на электронные письма, обсуждал какие-то технические детали с коллегами, кивал, когда они говорили о проектах, которые я не помнил. Сергей Карпов, оказывается, был хороший специалист, уважаемый в коллективе — я это понял по тому, как к нему обращались, советовались.

После работы Света предложила поехать к ней. Уже стемнело, фонари отбрасывали желтые круги на снег, мороз крепчал. Я снова отказался, ссылаясь на недомогание. Она явно была разочарована, плечи опустились, но не настаивала.

— Позвони, если станет хуже, — сказала она на прощание, поправляя шарф. — Я беспокоюсь о тебе.

Вернулся в пустую квартиру Карпова. Пытался привыкнуть к мысли, что, возможно, застрял здесь надолго. Или навсегда? Придётся ли мне стать Сергеем Карповым, проектировщиком, бойфрендом Светы? Занять его место, его жизнь?

А что будет с моей жизнью? С моим настоящим «я»?

Заснул с этими мыслями, свернувшись под одеялом. И проснулся от знакомого ощущения — реальность снова начала дрожать. Предметы в комнате стали нечеткими, звуки приглушились, воздух загустел.

В этот раз я снова пришел в себя на улице, под снегопадом. Крупные хлопья оседали на лице, тая от тепла кожи. Промокший, замёрзший, я стоял на остановке, которую не сразу узнал — другая часть города, редко здесь бывал. Ноги по щиколотку утопали в снегу, мороз пробирал до костей.

Телефон в кармане был снова мой, привычный. Реальность снова сместилась, и я переместился вместе с ней, как лист, гонимый ветром.

Открыл контакты — номер Ани был на месте. Но когда позвонил, слушая гудки в трубке, незнакомый мужской голос ответил, что я ошибся номером.

Меня внезапно бросило в жар. В этой реальности даже номер Ани не тот? Или она сменила его? Или… ее вообще не существовало?

Вызвал такси, стуча зубами от холода. Поехал домой. То есть, туда, где должен был быть мой дом. Подъехали к знакомой панельной девятиэтажке, серой и неприметной в свете фонарей. Я расплатился и вышел под снег, который усилился, превращаясь в метель.

В подъезде всё было как обычно — те же обшарпанные стены, тот же запах сырости и готовящегося ужина. Поднялся на свой этаж, подошел к двери. Ключи подошли — уже хорошо. Внутри квартира выглядела почти как моя. Почти, но не совсем.

Не было фотографии родителей, которая всегда стояла на комоде. Диван стоял у другой стены, покрытый другим пледом. В шкафу была одежда, которую я не помнил — другие рубашки и брюки. Но вещи явно были мои — подходили по размеру и стилю, который я мог бы выбрать.

В телефонной книге не было ни Ани, ни Михалыча, ни Валерича. Будто я никогда с ними не общался. В списке контактов было много незнакомых имён, каждое вызывало вопрос — кто этот человек?

Открыл социальные сети — аккаунт был мой, но друзей меньше, и они были другие. Лица, которых я не узнавал, имена, которые ничего не говорили. Нашел профиль Ани — не в друзьях. Судя по информации, она работала в другой больнице, не в той, где работала в моей реальности. На фотографиях она выглядела счастливой, с каким-то мужчиной, которого я не знал — высоким брюнетом с аккуратной бородкой.

Мы не были знакомы? Никогда не встречались? Не были женаты? У меня закружилась голова, пришлось сесть, опираясь на спинку стула.

Вдруг заметил уведомление — завтра у меня смена в супермаркете «Глобус». Я работал в супермаркете? Не на заводе? Не в офисе? Что за абсурд?

Просмотрел фотографии на телефоне. Я был с какими-то людьми в форме супермаркета — синие рубашки с логотипом, бейджи. Значит, действительно работал там.

В почте нашел расписание смен на месяц вперёд. Завтра действительно была моя смена, с восьми утра, когда большинство людей еще только просыпаются.

Голова шла кругом. В этой реальности я даже не был тем, кем был в двух предыдущих. Не инженер Карпов, не оператор станка Коршунов. Кассир в супермаркете? Или кто? Я заглянул в шкаф — там действительно висела синяя рубашка с логотипом «Глобус».

Ночью снова не мог заснуть. Лежал, уставившись в потолок, пытаясь осознать происходящее. За окном метель усилилась, ветер выл, швыряя снег в стекла. Реальности, в которые я попадал, всё сильнее отличались от моей. Всё больше расходились с тем, что я знал и помнил. Как круги на воде, расходящиеся все дальше от точки падения камня.

И люди переставали меня узнавать. Словно я стирался из их жизней, становился призраком, блуждающим между мирами, невидимым для тех, кого знал.

Утром, преодолевая апатию, всё же поехал в супермаркет. Метель утихла, оставив после себя сугробы и обледенелые тротуары. Вдруг остановка показалась смутно знакомой. Сердце пропустило удар, когда я понял — это та самая остановка, возле того самого супермаркета, где я видел женщину во время сбоя. Ту, что тоже двигалась, когда все остальные замерли.

Зашел внутрь, стряхивая снег с плеч. «Глобус» — большой сетевой супермаркет, яркие вывески, длинные ряды полок, заполненных товарами. Яркое освещение резало глаза после сумрачного утра. На входе охранник кивнул мне — узнал. Значит, я здесь работал не первый день.

В подсобке нашел расписание, приколотое к доске объявлений. Пробежал глазами список имен. Я был — старший кассир. Сегодня в моей смене было шесть человек, все имена незнакомые, как иностранные слова.

День тянулся медленно. Я старался выполнять обязанности, которых не знал, в месте, где никогда не работал, с людьми, которых никогда не встречал. Научился пробивать товары, вежливо разговаривать с покупателями, отвечать на простые вопросы. Несколько раз ловил на себе странные взгляды коллег, их перешептывания за спиной. Видимо, снова вел себя не так, как должен. Возможно, я был общительнее, разговорчивее? Или, наоборот, более замкнутым?

Во время обеденного перерыва сидел в комнате отдыха, разогревая в микроволновке обед, найденный в холодильнике подсобки, когда вошла она — та самая женщина из сбоя. Седые волосы были собраны в аккуратный пучок, морщинистое лицо с проницательными глазами выглядело усталым, но спокойным. На бейдже было имя — «Валентина, старший продавец».

Она села напротив, достала контейнер с обедом. Наши взгляды встретились, и я увидел в её глазах то же узнавание, что должно было быть и в моих.

— Это вы, — тихо сказала она, склонившись над столом. — Вас я видела тогда, во время… остановки.

У меня перехватило дыхание, ложка застыла на полпути ко рту:

— Вы помните?

— Конечно, — она опустила голос до шёпота, оглянувшись на дверь. — Я думала, мне показалось. Или что я схожу с ума.

— Не показалось, — я покачал головой, чувствуя, как сердце начинает стучать быстрее. — И вы не сумасшедшая.

Мы вышли на улицу, чтобы поговорить без лишних ушей. Холодный воздух обжигал лицо, но мы не замечали этого. Валентина рассказала, что заметила первый «сбой» около месяца назад. Сначала думала, что это было связано с её возрастом, с усталостью. Но потом сбои стали сильнее, заметнее, как помехи в старом телевизоре.

— А потом я увидела вас, — сказала она, стряхивая снег с волос. — В замершем мире вы двигались. Как и я.

— Что с вами случилось до того, как начались сбои? — спросил я, глядя ей прямо в глаза. — Что-нибудь необычное? Может быть… медицинские проблемы?

Она посмотрела удивлённо, брови поползли вверх:

— Откуда вы знаете? У меня был инфаркт полгода назад. Сердце остановилось на несколько минут. Врачи сказали, что я чудом выжила.

Всё сходилось. Клиническая смерть. Как и у меня — авария, кома. Мы оба побывали за гранью.

— Думаю, дело в этом, — сказал я ей, наш пар от дыхания смешивался в морозном воздухе. — Мы оба были на грани смерти. Возможно, даже пересекли эту грань. И теперь… застряли между мирами.

— Между мирами? — она нахмурилась, морщины на лбу стали глубже.

Я рассказал ей свою теорию о параллельных реальностях. О том, что, возможно, мы умерли в своих «родных» мирах, но наше сознание каким-то образом перенеслось в другие версии реальности. И теперь нас бросает из одного мира в другой, как щепки в бурном море.

— И что нам делать? — спросила она после долгого молчания, снег падал на ее седые волосы, но не таял.

— Не знаю. Но, может быть, вместе мы сможем найти способ… стабилизироваться? Остаться в одной реальности? — я сам не верил в свои слова, но нужно было за что-то цепляться.

Мы обменялись номерами телефонов.

— В следующий раз сразу звоните мне, как только очнётесь в новой реальности, — сказал ей, чувствуя впервые за долгое время что-то похожее на надежду. — Возможно, если мы будем рядом во время сбоя, то попадём в одну и ту же версию мира.

Она кивнула, сжимая мою руку своей — морщинистой, но сильной, с выступающими венами:

— Держитесь, Сергей. Мы справимся.

Вечером, вернувшись в квартиру, я позвонил Валентине, чтобы убедиться, что у нас есть связь. Она ответила сразу, голос был спокойный, как у человека, привыкшего к трудностям.

Я заснул с чувством, что теперь я не один. Что есть кто-то ещё, кто понимал, через что я проходил. И что самое важное — я не сумасшедший и не выдумал всё это.

Ночью меня разбудило знакомое ощущение надвигающегося сбоя. Реальность вокруг начала дрожать, размываться, как отражение в воде, когда бросаешь камень. Я схватил телефон, попытался позвонить Валентине, пальцы дрожали, попадая мимо кнопок, но не успел — мир уже распадался, краски текли, звуки искажались.

Я пришел в себя в промозглой подворотне. Снег с дождем хлестал в лицо, мокрые хлопья налипали на одежду, тут же тая. Я промок до нитки, замерзшие пальцы почти не сгибались. Телефон в кармане был снова другой, незнакомый. Проверил контакты — Валентины не было.

Я снова был один. В новой реальности. И не знал, где искать единственного человека, который мог бы понять, единственную нить, связывающую меня с предыдущим миром.

Выбравшись из подворотни, я обнаружил, что нахожусь в знакомом районе. Ветер швырял в лицо мокрый снег, прохожие спешили укрыться, съежившись под зонтами. До моего дома — или того места, где он должен был быть — было около пятнадцати минут пешком.

Я брёл под снегом с дождем, пытаясь осмыслить очередную потерю. Валентина сейчас в какой-то другой реальности? Искала меня так же, как я её? Или её выбросило в её «родной» мир, стабилизировало? Может быть, для нее это все закончилось, а я продолжал блуждать?

Дома, перед которыми я проходил, выглядели знакомо, но что-то было не так. Я присмотрелся внимательнее — они словно новее, чем должны были быть. Свежая краска, отремонтированные фасады, новые крыши. Даже асфальт на тротуарах был ровнее, чем я помнил, без привычных выбоин и трещин.

Я добрался до своего дома и остановился в замешательстве. Здание то же, но выглядело иначе — свежевыкрашенное, с новыми пластиковыми окнами вместо старых деревянных, с ухоженным входом. У подъезда — ухоженные клумбы вместо вытоптанного газона, даже под снегом было видно очертания бордюров.

В этой реальности за домом явно лучше следили. Или… он просто был новее? Я не мог понять, что именно меня смущало, но ощущение неправильности не покидало.

Поднялся на свой этаж. Дверь квартиры выглядела знакомо, но ключи из кармана не подошли. Замок не поддавался, как бы я ни поворачивал ключ. Конечно, не подошли. Это была не моя квартира в этой реальности.

Я спустился вниз, вышел под снег с дождем. Куда теперь? Где я живу в этом мире? И кто я здесь? Одежда промокла насквозь, от холода зубы стучали.

В кармане куртки нашел бумажник, кожаный, с золотым тиснением. В нём были карточки, наличные, водительские права. Моя фотография, моё имя. Адрес… в другом районе города, престижном, где я бывал редко.

Я взял такси, поехал по указанному адресу. В машине было тепло, и я немного отогрелся, глядя на заснеженный город за окном. Это оказалась многоэтажка в новом микрорайоне, которого, насколько я помнил, ещё не было в моей реальности. Современное здание со стеклянным фасадом, охраняемой парковкой и швейцаром у входа.

В квартире всё было незнакомо. Просторная, хорошо обставленная, с дизайнерской мебелью и дорогими аксессуарами. Фотографии на стенах — я с какими-то людьми, которых не узнавал, на фоне экзотических мест, на яхтах, в ресторанах. На столе — ноутбук последней модели, рядом папки с документами в кожаных обложках.

Я проверил их — какие-то бизнес-планы, отчёты, контракты с многозначными суммами. На многих моя подпись, уверенная, размашистая. Неужели я здесь… бизнесмен? Предприниматель? Человек, о котором я когда-то мечтал, но которым так и не стал?

В ванной я посмотрел на своё отражение. То же лицо, но словно моложе, свежее, без той усталости, которую я привык видеть. Волосы аккуратно подстрижены, кожа ухоженная, даже осанка была другой — более уверенной. Я выглядел… успешным.

Телефон зазвонил, заставив вздрогнуть. Номер был незнакомый, но я ответил, проведя пальцем по экрану.

— Серёж, ты где пропадаешь? — мужской голос, немного раздражённый, с нотками нетерпения. — Мы час ждём тебя в ресторане.

— Извини, я… задержался, — ответил осторожно, лихорадочно соображая. — Скоро буду.

— Давай быстрее. Клиенты нервничают, — в голосе слышалось напряжение, в фоне — приглушенные голоса, звон бокалов.

Он сбросил звонок. Я стоял с телефоном в руке, не зная, что делать. Какие клиенты? Какой ресторан? Я даже не знал, как зовут моего собеседника.

В списке недавних сообщений я нашел адрес — ресторан «Метрополь» в центре города. Самый дорогой ресторан, насколько я помнил, с французской кухней и головокружительными ценами.

Я решил не ехать. Не был готов изображать из себя успешного бизнесмена перед незнакомыми людьми, делать вид, что знаю их, помню контракты, о которых они говорят. Вместо этого я продолжил исследовать квартиру, пытаясь понять, кто я в этой реальности. Открывал шкафы, выдвигал ящики, изучал содержимое полок. Дорогие костюмы висели рядами, обувь стояла на специальных полках.

В кабинете я нашел визитки, сложенные в серебряную визитницу. «Сергей Коршунов, генеральный директор ООО 'ТехноСтрой'». Рядом была папка с фотографиями строительных объектов — жилые комплексы, офисные здания, инфраструктурные проекты. Я владелец строительной компании? Я, который всю жизнь работал оператором станка, нажимая одни и те же кнопки?

Голова шла кругом. С каждой новой реальностью я всё меньше узнавал себя, всë меньше понимал, кто я на самом деле. Словно смотрел в зеркало, которое каждый раз показывало другое лицо.

Телефон снова зазвонил. Тот же номер. Я не ответил, смотрел как экран светится, потом гаснет. Через минуту пришло сообщение: «Серёг, ты в порядке? Все разъехались. Перезвони, как сможешь».

сбросил пакет на всякий (ну работать то надо) а ситуация не поменялась

пишу в саппорт - те обещают проверить, подтверждают, что лимит не превышен (50гб израсходовано).. но вот уже скоро сутки, а воз и ныне там. А работать то надо...

что характерно - в лк чат бота нет, на странице https://support.mts.ru/ он вчера каким-то чудом появился а сегодня и там его нет. как достучаться до тп?