Оригинал

Вздумал однажды тигр, король джунглей, больше не охотиться на других животных. Неожиданное милосердие проснулось в грозном хищнике и решил он сообщить об этом жителям его владений.

Громким рыком тигр потребовал явиться всех к его берлоге и пообещал, что никого не тронет.

Спустя какое-то время на поляну выскочил мангуст, затем осторожно появилась обезьяна, следом вышел медведь. Потихоньку, все животные джунглей по одиночке, опасливо озираясь, пришли к его жилищу.

Тигр же одобрительно наблюдал, как звери в страхе толкались перед ним и робко переговаривались друг с другом.

-Друзья! Прошу забыть тот страх, который я наводил на вас!

Животные недоуменно зашептались.

-Отныне, я стану таким же как и вы! Я больше не буду охотиться!

После этих слов поднялся невероятный шум! Все звери наперебой заголосили, кто-то радостно заблеял, кто-то тигра начал восхвалять, а кто-то громко закричал: "Не может быть!"

И очень долго гам не затихал.

Довольный тигр запрыгнул на скалу и сверху наблюдал.

Наконец, немного шум утих, и мангуст его спросил:

-А что же есть ты будешь, тигр?

-Да что придётся, как и вы! Повезёт, поймаю рыбу, а нет, так фрукты и коренья, - ответил тигр.

-Но почему решил ты измениться?

-Я слышал, вы зовёте меня королем джунглей? Я решил что настоящий король не должен губить своих подданных, - тигр обвёл всех взглядом.

-С этого дня я не буду охотиться!

Он величественно спустился со скалы и ушел в берлогу.

Звери растерянно переглядывались и потрясённо молчали. Невиданное дело, тигр не будет охотиться! Многие вздохнули с облегчением, мол одной проблемой меньше.

Потихоньку всё начали расходиться.

А мангуст взял и спрятался в кустах.

Он совсем не боялся тигра и решил проверить его слова.

На следующий день тигр лениво лежал перед берлогой и только пару раз сходил на водопой.

Ещё через день, тигр пошел к водопаду ловить рыбу. Он провозился три часа и поймал три рыбки. Безнадежно маленьких для такого огромного хищника.

В тот день тигр был раздражён.

Он недовольно рычал, обгрызая зелёные фрукты манго и неумело пытаясь разбить кокос.

Так продолжалось несколько дней.

За всё это время он действительно не тронул ни одного животного.

Все окончательно поверили в его слова и страх перед грозным тигром немножко отступил.

Кое-кто, даже ходил пощипывать травку на поляну перед его берлогой.

И только мангуст внимательно следил за тигром, будучи неподалёку.

Прошла неделя. Тигр малость исхудал и стал крайне раздражительным. Что и говорить, рыбак из него не получился. А фрукты, которые он до этого никогда не ел, совсем не лезли в глотку.

И вот, в какой-то момент голод так доконал тигра, что тот махнул хвостом на свои обещания и вышел на охоту!

Мангуст сразу сообразил, что полосатая беда вернулась в джунгли!

Он тут же побежал и начал предупреждать зверей:

-Тигр вышел на охоту! Берегитесь! Берегитесь!

Но звери не поверили ему, кто-то с возмущением заблеял:

"Как же так, ведь тигр обещание держал! Этого не может быть!"

Кто-то горячо заспорил:

"А сам ты видел? И кого же он задрал? То то же, лишь бы оболгать!"

А тем временем тигр завалил буйвола.

Да только всем потом сказал, что буйвол первый на него напал, мол старые обиды!

И тем нарушил перемирие.

Вот так всё вернулось на круги своя.

Да только звери ещё долго спорили меж собой и искали виноватых, кто-то буйвола винил, кто тигра.

Досталось и мангусту.

Социофоб – слово для многих неприятное. Для меня тоже, хотя я сама являюсь социофобом, но мне оно неприятно без отвращения. Я сопереживаю всем тем, кто с этим столкнулся и тем, кто не догадывается, что он может им быть. Психика человека подвижна, а психология как наука, недостаточно точна в сравнении с точными науками. Мы не ходим к психиатру на осмотр раз в полгода как к дантисту, да и невозможно просканировать человека на все отклонения за один приём. И где границы этих отклонений? Если каждые десять лет МКБ пересматривают и вносят поправки.

Я все к тому, что здоровых психически можно пересчитать по пальцам. Все остальные если не с расстройствами, так с неврозами и отклонениями. Это не голословное заявление, мировая статистика говорит – абсолютно психически здоровых людей на планете около 4 %, от всего населения Земли. Поэтому никогда не знаешь, что коснётся тебя или одного из членов твоей семьи. Тем более, что у агрессоров часто вырастают социофобы и тревожники.

Теперь почему я не люблю социофобов. Лично для меня здоровая самооценка – является показателем адекватности человека в целом. Если есть перекосы в какую либо сторону, не важно в плюс или минус, это отражается на способности человека трезво смотреть на все вокруг. Когда у человека поломано восприятие себя, как он может на все остальное смотреть непредвзято. С такими людьми некомфортно, энергозатратно. Они часто обижаются на то, что сами придумали и раздули до вселенских масштабов, когда ты и не думал их обижать. Не говорят как есть, как думают на самом деле, приходится пытаться читать их и анализировать, как детективных сериалах. Постоянно ноют на все обстоятельства и ситуации, чтобы переубедить их, что не все так плохо, ты должен обладать навыками гипноза.

Самодостаточные люди приятнее во всех отношениях, они мудрые и расслабленные, нормально воспринимают конструктивную критику, не рвут энное место, чтобы что-то доказать, не самоутверждается за чужой счёт БЕСКОНЕЧНО, всеми известными и неизвестными миру способами. Они созидают, не разрушают.

Но социофобы не виноваты в том, что они ими стали. Не виноваты, что родились в определенной семье, были подвержены систематическим унижениям физическим и моральным. Изначально это были просто дети, дети без понятия о том, кто они такие, им каждый день говорили, что они никчемные, хотя никчемным было только непонимание родителей о том, что они творят. Дети взрослели с этими мыслями, смотрели на все через свои искажения, на враждебное к ним общество (включая родителя).

Так сформировалась личность социофоба.

Причины:

• Первая - травмирующее воспитание.

• Вторая - природная чувствительность, темперамент.

• Третья– процессы в мозгу, связанные с

неправильной выработкой гормона стресса, гормона защиты.

• Четвёртая - генетическая предрасположенность (под вопросом, не доказана)

• Пятая – нежелание, нехватка ресурсов (знаний, целеустремленности, поддержки, энергии), перекладывание ответственности на кого-то другого.

Из всего этого, только четвёртый пункт подконтролен социофобу. И третий только с применением медикаментов. Как можно не понимать, что социофобия только частично вина социофоба? Их не надо жалеть, надо просто атьепаца.

Общество сочувствует людям с другими видами фобий (клаустрофобия, авиафобия, арахнофобия и тд). Все это один и тот же класс заболеваний. Разница только в объекте иррационального страха, один и тот же механизм работы мозга и выработки гормонов, ты не контролируешь этот процесс.

Общество более/менее нормально относится к другим психическим расстройствам (биполярному, обсессивно-компульсивному расстройству, шизотипическому и тд). Все эти расстройства так же, как и социофобия, возникли по причинам близким к озвученным выше. ОКР так вообще, относится к одной линейке расстройств - тревожных расстройств. Меняется только направленность этой тревоги.

Социофобия основана на сомнениях в себе. Поэтому, как написано в заголовке, она от вас недалеко. Закомплексованность постсовка - это очевидный, бросающийся в глаза факт. Все сомневаются в себе, кто-то этого не показывает, но знает что его уверенность в себе, болтается в районе щиколоток. Отсюда и вся агрессия к социофобам. Очень бесит схожесть с тем, что бесит в себе – латентная социофобия.

Подавление слабых – не признак альфачества в человеческой среде, это же очевидно, ну? Это инстинктивные скилы для джунглей, которыми должен управлять разум, по крайней мере у Хомо Сапиенс так.

Няньки (фантастический роман) Часть 1

Няньки (фантастический роман) часть 2

Няньки (фантастический роман) часть 3

Няньки (фантастический роман) Часть 4

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 5

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 6

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 7

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 8

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 9

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 10

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 11

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 12

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 13

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 14

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 15

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 16

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 17

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 18

Автор: Волченко Павел Николаевич

Аннотация:

Главные герои, выходцы из рабочего квартала, еще в детском возрасте попадают в некий концентрационный лагерь. Им приходится пройти через боль, унижения, тяжелую физическую, моральную и интеллектуальную подготовку. Зачем? Неизвестно, до того самого момента, пока не вступает в силу план заселения миров – распространения человечества – своего рода глобальный социальный эксперимент. Пройдя через все этапы взросления, через долгую жизнь, через осознание себя и мира вокруг, они понимают причины своей подготовки. Действо развивается на фоне неизвестного мира – новой, дикой планеты, где имеются некие «артефакты» - неизвестные, непонятные сферы с возможностью как телепортации, так и простого, ускоренного перемещения в пространстве. Артефакты не позволяют использовать металл, восприимчивы к агрессии – препятствуют ей.

Основная идея произведения: приходит время, когда боги становятся не нужны, а нужны няньки, поводыри, что проведут сквозь тьму и кровь мира и выведут во дни благоденствия.

- А, - он все таки смог подняться на ноги и детвора взирала на него с какой-то обидой даже. А один, самый маленький и самый чумазый, так и вовсе ухватил Саати за ногу, и тужился бедный, тщась повалить гиганта наземь в одиночку, - вас жду.

- Кого это, нас?

- Тебя, всех остальных.

- А остальные будут? Кто?

- Мужики все.

- А, - почесал затылок Ваку-ваку, - а я то, дурак, думал, что только мне Атхи-ко поутру приказала к храму явиться.

- Не, Ваку, все придут.

Чем выше поднималось солнце, тем люднее становилась на площади. Детвора все еще была тут, но притихла, особенно не шумели – понимали, что сейчас произойдет что-то важное. Последним пришел Гоха, за что и получил подзатыльник от Саати.

- Ты где шлялся?

- Спал я…

- Еще раз так поздно придешь, я тебе таких отвешу! Понял?

- Да… - сказал Гоха гнусаво, и стало смешно, рассмеялась и детвора, и мужики загоготали басовито, раскатисто.

- Ладно! Тихо все! Тихо! – Саати вскинул руки, смех угас, все взгляды обратились на Саати. – Вам явилась Атхи-ко и повелела явиться к храму? – то ли спросил, то ли заявил он. Мужики послушно закивали гривастыми головами. – Мне же сегодня ночью тоже явилась Атхи-ко и повелела, чтобы я передал вам опыт великого воина, карающей длани самого Яхова, бога Роома! – повисла тишина. Мужики уставились на него так, будто впервые увидели своего соплеменника, а тот карапуз, что раньше пытался повалить Саати, громко ойкнул и быстро спрятался за папку – только один глаз испуганный из-за плеча выглядывает, да взлохмаченные волосы торчком стоят. Саати облизнул губы, собрался с силами и попытался сказать наиболее возвышенно, наиболее крепко, сильно, мощно, так, будто его устами говорят сами боги. – Великий Роом познал, что придет на нашу землю злой враг, и будет он рубить нещадно нас, детей наших, и жен. И будет враг этот богохулен, и сожжет он храм прекрасной Атхи-ко, - он тут же понял, что сказал глупость. Ведь в свое время Роман как раз храм и спалил, до углей, и потому тут же попытался сделать сожжение храма вещью мелкой, незначительной, - и саму Атхи-ко сможет покарать, пронзить копьем её сердце и принести смерть всему доброму в этом мире!

Народ прямо ахнул, детвора примолкла, послышалось журчание – кто-то описался. Оставалось надеяться, что это кто-то все же был ребенком, а не сильно пугливым мужиком.

- Да! И знал великий Роом, что запретит ему Яхов защищать нас от коварного врага, ибо враг тот хитер, и смог самого Яхова обмануть! Но Роом мудр, и потому решил он дать нам силы! – он обвел их значительным взглядом, и мужики снова закивали – вспомнили про то, как на этом самом месте несколько недель назад Роман их всех скопом переделал. Причем видно, что силу свою новую они уже прочувствовали и даже бахвалиться друг перед дружкой ею перестали. – А мне Роом дал знания, о том как надо вести бой, чтобы врага победить! И повелел он эти знания до вас донести, чтобы выстояли мы в тяжелый час, чтобы смогли мы спасти жену его нареченную Атхи-ко! – вскинул руки и заорал грозно. – Атхи-ко! Атхи-ко! Атхи-ко!

И все племя подхватило его крик, сотни рук вскинулись в небо, глотки заорали, распугивая птиц, и даже дети кричали: «Атхи-ко! Атхи-ко! Атхи-ко!».

Саати довольный оглядел это общее безумие – это общее помешательство. Он смог. Он превратил отдельных людей в толпу, он смог их объединить, он смог их заставить отказаться от себя на короткий миг, а это уже многое! Значит он сможет их и в бой повести. Помнил он уроки, что преподала ему память Романа, помнил он как того, еще мальчишку, Ромку, избивал целый класс. Жестоко, страшно, но необходимо – только так можно победить, в толпе, в обезличивании сокрыта победа.

В помощь женщинам, на строительство стены отправили самых неказистых и слабеньких, с ними и изнывающего, жутко ноющего Гоху. Хотя потом, когда он в середине дня подошел посмотреть, как идут тренировки, он своей участи порадовался. Саати никого не жалел. Гонял их по черному. Для начала выдал каждому по шесту и сказал просто: «деритесь». Получилось грустно и невесело. Поотшибали друг-другу пальцы, руки, одному бойцу чуть глаз не вышибли. Но когда народ начал по чуть-чуть ныть, что де не дело это так друг-дружку увечить, появилась Атхи-ко, и боевой дух возродился. Горе воины так стали друг-друга лупцевать, что аж палки затрещали! В целом за день Саати никому ни одного совета не дал. Только смотрел, да покрикивал: «руки берегите, руки!». Руки беречь старались, но получалось это плохо.

Вечером вновь явилась Атхи-ко, подошла к Саати, и громко, чтобы слышали все молвила:

- Покажи мне достойнейших!

Саати улыбнулся. Хороший метод нашла Даша, для того чтобы повысить интерес будущих воинов к тренировкам. Поэтому к заданию отнесся с максимальной ответственностью. Во первых он построил всю эту горе братию в строй, сказал им шесты держать в правой руке и грудь выпятить вперед – получилось не так уж и плохо. Он вообще то думал, что многие, после дневных побоев ровно стоять не смогут. Смогли! Молодцы.

Выбирать особенно было некого, все себя показали плохо, очень плохо, если не сказать безобразно. Но все же приметил он талант в одном низкорослом пареньке Пахше, в высоком как жердь, с прямоугольной челюстью Антее, и в скором как молния Его-реа. Они конечно тоже получили знатно, но в целом были не так чтобы совсем плохи. На них то он и показал. Казалось, что у ребят щеки треснут, так они улыбались, аж глаза от улыбок заплыли – невидно стало.

- Идемте за мной. Я воздам за труды ваши. – и она пошла своей легкой невесомой походкой, будто полетела. А эта троица потрусила за нею, словно щенки за мамкой, только что не скулили от восторга.

Ну что, первая партия абсолютных перерожденцев готова. Конечно это не заказанные вчера Дашей пять или семь человек, но Саати решил: пусть бойцы стараются, чтобы действительно заслужили они право, а не скучно ждали своей очереди.

- Саати, а куда их? – тихо шепнул Ваку-ваку.

- А я откуда знаю. – скучно сказал Саати. – Это её дело, божественное. – посмотрел в жадно ждущие глаза Ваку-ваку. – Наверное блаженство какое-нибудь подарит, а может могущество… Я не знаю.

Ну все, крючок с наживкой заброшен, Ваку-ваку клюнул и уже к завтрашнему утру все племя будет гудеть о том, что лучшим бойцам будут дарованы неземные радости и могущество. Большего и не надо, для того, чтобы они начали тренироваться так, как и не снилось.

На ночь Саати опять устроился в храме. Почему-то ему казалось, что сегодня Даша снова придет. Тоскливо ей, видит он, что тоскливо. Ей бы сейчас с Романом пообщаться, прижаться к нему, да только нет его, а есть суррогат, недоделка с плохо отпечатавшейся памятью – Саати.

Он вспомнил о том, как готовился к изменению людей Роман, подумал, что Даша себя так же плохо чувствовать будет, и принес воды в храм, поесть тоже принес, и сел ждать. Ждать пришлось недолго. Как стемнело и разошлись, уставшие за день люди по своим жилищам, явилась она. На этот раз она не пыталась появиться красиво, по божественному – она просто пришла, просто вошла в храм, просто села на циновки. Усталая, щеки впалые, под глазами темные круги набрякли.

- Пить хочешь? – он протянул ей долбленую чашку с водой. Она кивнула, жадно выпила.

- Голова болит. – она взяла плод туатуи, откинулась на циновки, потянулась всем телом и простонала. – Что ж вы такие тугие?

- Сама таких сделала.

- Эх… - откусила кусочек. – Если бы я знала, вы бы у меня с утра и до вечера рубились…

- Тогда бы и не пришлось сейчас что-то доказывать. – резонно заметил Саати.

- Да. Конечно. – откусила еще кусочек, пережевала зло, и вдруг села, откинула надкушенный плод и чуть не закричала. – Всё на смарку! Всё!

- Ну почему всё? – обстоятельно заметил Саати. – До всё ещё далеко. Если поубивают нас всех до единого, тогда всё, а пока…

- А что пока? Скажи, только честно, у нас есть шанс? – она подалась вперед. – Ну?

- Честно. – задумался, потом попытался вспомнить какие изменения вносил в людей Роман, вспомнить получилось – значит это было значимое для него событие. Прикинул, как изменились процессы мышления, как улучшилась физическая память тела, насколько они быстрее стали, потом закусил губу, помычал секунду и сказал вполне уверенно. – Шанс – есть. Небольшой. Но есть.

- А потом что? – спросила Даша с надрывом. – Ты на потом не подумал?

Она посмотрела на него так, будто бы он должен был сейчас продумать всё и рассказать ей планы лет на пятьдесят вперед, если не на все сто. Может Роман так и мог, может, но Саати еще нет. Он просто пожал плечами.

- Не знаю.

- А я знаю, - начала она горячо, едва не истерично, - я знаю. Вы оттуда придете вот такие, - легкий жест у виска, - все, ни одного нормального не останется. Да еще и я в этом вам помогу своими внушениями. Это же механизм! Его только запустить, и все – скурвится вся телега, от одного гнилого зернышка все погниет. И станете вы такими же как и все. Я же вас тогда по одному, как крупинки выбирала, чтобы зла в вас не было, чтобы не тянуло к греху, - она уже словно убаюкивала, или отпевала. Раскачивалась всем телом и тянула так заунывно, так жалобно, - чтобы любили вы добро душой, чтобы о плохом не думали. И год от года, всех вас, каждого на руках этих выносила, приглядывала каждый день, чтобы все по правильному было… - взметнулась, - а тут в один день у вас у всех крыши поснесет! Понимаешь!

- А зачем ты тогда эту защиту вообще придумала? Сидели бы мирно, тихо. Пока Совет там разобрался бы, что Романа нет, может еще десяток лет пожили бы, а может и сотню. Ну?

Она посмотрела на него с такой горькой усмешкой, с такой болью в глазах, что он сразу все понял. Она не надеялась на победу, она думала погибнуть красиво и все племя положить красиво, надеялась, что задумается потом Яхов, горько покачает головой и скажет: «не прав был, дурак был». Понял бы и ему стало не по себе.

- Ты вообще не надеялась? – тихо спросил он.

Кивнула, резко сказала: «да», то ли мыслью то ли вслух – слишком быстро, не понять.

- И не жалко тебе нас было? Могла бы просто уйти. – он начал распаляться. – Отказаться! Уйти отсюда к шайтану в пасть и не пичкать нас своим «добрым», «вечным». Мы бы пожили еще… - махнул рукой, обессилено уселся. – Да ну тебя, богиня Дашка. И всех вас, богов туда же.

- Ну почему ты так? Я же это все с нуля поднимала? Как ты не понимаешь, ну Ром… - осеклась, испуганно отстранилась, прикрыла рот ладонью. – Прости, Саати.

- Ладно, Атхи-ко, - особенно подчеркнул он её божественное имя, - уже сложилось, бежать некуда. Давай думать, что потом делать будем, после победы.

- Делить шкуру неубитого медведя. – фыркнула Даша.

- Не убитого! Да! – взорвался Саати. – Но если мы его убьем, то он все равно останется жить в нас! Ясно? – крикнул он ей её же слова. – Ясно?

- Ясно. – она притихла, потупила глаза. «Все равно воспринимает, как Романа» - подумал Саати. Жаль, лишние надежды будет возлагать, а сейчас это хуже некуда. Но момент хороший, грех не воспользоваться.

- Если мы победим, мы должны будем уйти. Все и сразу, даже в селение возвращаться не будем. – сухо сказал Саати, и Даша не стала возражать – поймал Саати нужный момент, когда она не могла отказаться. Поймал. – Детей в деревне достаточно. Подрастут, продолжат развитие. Главное ты их не отпускай. Следи за ними.

Кивнула. Еще раз кивнула, и снова кивнула. Со всем согласна, совсем со всем.

- Спать пора. – буркнул он, устыдившись своей отповеди Даше. Ведь совсем недавно была она для него богиней, всего-то несколько недель назад он по другому и подумать не мог, а теперь… Теперь уже все иначе. Как быстро может встать мир на край, застыть перед мгновением краха. И миров этих бесконечно много. Большой мир его племени, маленькие миры каждого из живущих в нем. И вскоре все эти мириады миров могут рухнуть, пропасть, погибнуть… Быстро. В одно мгновение.

- Можно я с тобой останусь? – спросила она тихо. Он опешил, даже не понял сначала. Она просила. Она не приказывала, она не вела диалог – она просила потворствуя своему желанию. Он кивнул.

Она подсела поближе к нему, он почувствовал упругую мягкость её тела, её тепло. Она притулилась к его руке несмело, посмотрела ему в глаза – произнесла одними губами, но он понял: «погаси свет».

Он встал, притушил тлеющие угли светильников, вернулся к ней. Лег рядом. Она обвила его рукою, мягкое дыхание коснулось уха, будто обожгло. Он боялся, он страшился. Нет, он уже не считал её богиней совсем, даже на уровне рефлексов – она для него была Дашей, как была Дашей и для Романа. Но… Она была женщиной Романа, она была его любимой женщины, и Саати не мог его предать, хотя бы и мертвого.

«Не надо» - то ли подумал, то ли прошептал он. И ничего не произошло. Она приткнулась и засопела тихо и ровно. Сердце у него успокоилось, он закрыл глаза и заснул.

* * *

- Руку держи ровнее. Пусть не болтается. Нет, вот так! Выпад вперед! Смотри, вот так надо. – Саати выхватил копье из рук Гохи и сделал быстро несколько выпадов вперед, вкладывая в них всю свою силу, всю свою скорость. – Раз! Раз! Так! Вот! Понял?

Он отдал копье, пошел дальше вдоль рядов упражняющихся. Минусы были у всех, но если не придираться – всё было достаточно хорошо, вполне на уровне. Солнце уже было багряным и казалось, что на площади тренируются не люди, а огненно мерцающие в лучах заката мифические призраки, или ожившие статуи. Казалось что они сами состоят из переплетения нитей багрового заката с отливом желтизны. Он посмотрел еще с минуту за тем как слаженно они колют воздух, а потом подумал, что пожалуй на сегодня уже хватит. Надо дать им аккордную работу и отправлять спать. Саати остановился, огляделся по сторонам, похлопал громко в ладоши и громко закричал:

- Разбиться на тройки! – потные сильные тела выполнили команду еще до того, как мозг её осознал. Саати посмотрел на них, приценился. – Так, бой на шестах. Один против двух. Смена защищающегося по хлопку. Разбиться на номера!

- Первый!

- Второй!

- Третий!

- Защита с первого! Начали! – громко хлопнул в ладоши, и началась схватка. Лупцевались они уже умело. Руки не подставляли, уворачивались, уходили от удара ловя инерцию врага на встречный выпад, могли действовать не как попадется, не на одну удачу уповая, а с головой.

За всеми сразу он уследить не мог, но старался увидеть как можно больше. Он вертел головой из стороны в сторону и то и дело покрикивал:

- Коху! Коху, мать твою, выше плечи! Ваку, четче блок ставь, руку держи. Атеус! Что творишь! – хлопок, и резкая перемена. Уже не Ваку, не Коху и не Атеус отбиваются, а кто-то из тех, кто секунду назад наседал на них, лупцевал сверху своим шестом. Саати понравилось, что бойцы сориентировались быстро – ни секунды замешательства. Замечательно: солдат четко исполняющие приказы – это ценный солдат. А солдат выполняющий приказы, думающий головой, да еще и хороший ратник – это солдат в кубе! Конечно такими воинами они еще не были, но приближались к этому уровню очень и очень быстро – спасибо Роману. Не постарайся он так с переделкой, то и надеяться было бы не на что.

Снова хлопок, и уже усталые за день тренировок и за несколько минут спарринга, бойцы переключились столь же быстро, как и при первом хлопке. Хорошо. Саати еще раз с удовольствием окинул взглядом дерущихся. Что не говори, а великолепно бьются. Наверное даже Роман бы похвалил. Хотя нет, он бы не похвалил, он бы нашел другое решение и не стал тренировать всю эту братию. Эх, Роман-Роман, сдались тебе эти артефакты с их загадками. Вот не рассказал бы историю про ту охоту на гуана, и не случилось бы нечего.

- Все мы крепки задним умом. – тихо шепнул он себе под нос, оглянулся и громко закричал. – Всё! Стоп! На сегодня хватит!

Остановились, вновь выстроились. Вспотевшие груди, ярко блестящие на солнце, тяжело вздымались и опускались. Саати окинул воинов суровым взором, вспомнил кого уже отправлял на аудиенцию по промывке мозгов, присмотрел из оставшихся достойных..

- Соку, Амии, Шонжо, Доцло, Варк – останьтесь. Остальные по домам.

Все разошлись. Избранные и Саати уселись у храма на бревна, стали ждать. Появилась Атхи-ко, посмотрела на них серьезно, даже придирчиво, потом кивнула и пошла в храм. Избранники зашли следом. Теперь она не уводила выбранных Саати бойцов неизвестно куда – устала. Эти каждодневные промывки мозгов её выматывали не хуже чем самих бойцов тренировки.

Саати сел ждать. Сеанс должен был длиться как всегда: час, ну может полтора – время погреться на солнышке, подумать над дальнейшими действиями – есть. Он в основном и думал вот в такое время, когда тренировки закончены и когда еще не завалился спать. А подумать было над чем.

Так к примеру все больше и больше он думал об их защитной стене и видел в ней с каждым днем больше минусов чем плюсов. Его солдаты, его бойцы, они же не видели человеческой крови, не вкусили чужой смерти, и, что самое главное, даже после промывки мозгов они оставались слишком человечными, слишком добрыми что ли. Ему об этом говорила Даша. А что будет, если они засядут на стене и будут обрушивать на головы врагам камни, лить горящую смолу, копья и стрелы слать в тела нападающих? Они увидят смерть и продолжат биться – это в лучшем случае, но в то же время в самом маловероятном. А скорее всего, увидев, что они собственными руками убивают, почувствовав это убийство – отступят, покаются, и будут покорно ждать, когда враг переберется через фортификации и нападет! Но если это произойдет – будет уже слишком поздно защищаться. Стратегически бой будет проигран, а это будет означать что и физически спастись не удастся никому. Вот в честном бою, когда для мыслей, для раскаяния не остается времени, когда адреналин прожигает вены до самого сердца, до печенок – тогда другое дело. Тогда они в лихом бою нарубят кровавой капустки и только потом опомнятся, когда отляжет от сердца боевой угар, а это произойдет ой как не скоро. Это он знал наверняка из воспоминаний Романа. И по его собственным, Романовым ощущениям, и по его же наблюдениям, а наблюдал он такого много, очень много! А за пределами их мирной деревушки, так вообще – сплошь и рядом. Поэтому стену Саати теперь хотел использовать в совсем других целях. Он хотел использовать стену, как защитный экран, как занавес, чтобы деревенский люд, свободный от воинской повинности, ничего не увидел – так будет лучше. Незачем им это.

Второе. С некоторых пор Саати стал раздумывать над разведкой. Конечно Даша заверяла его, что противник внезапно не нападет, что Молох, то есть Стас, обязательно заранее предупредит, скажет: «выходите биться!». Только Саати это не нужно было. Его совсем не устраивал вариант, когда придет со своей армией Молох, когда постучит он в высокую стену и позовет. Нет, если уж они хотят войны, то пусть получают её в чистом виде – с засадами, с тактикой, со стратегией, с маневрами и прочими военными наворотами. Не для того он в своей маленькой армии такое подчинение приказам вырабатывал – с умыслом. Пускай быстро перестраиваются, пускай ориентируются, пускай знают свое место на поле боя. А для того, чтобы провернуть все эти задумки с тактикой и стратегией ему, Саати, нужно было знать о приближении противника заранее, дней этак за пять, ну или за три минимум. При этом еще очень хотелось знать численность врага, его вооружение, боевой дух и прочие немаловажные моменты, вплоть до того – сношена ли у них обувка. От этого зависело очень многое, от этого зависел успех будущей компании.

Саати поднял прутик и вычертил на земле предполагаемого противника: здоровенный прямоугольник. Вокруг очертил то самое пространство каменного языка, где предстояло столкнуться в битве. Молох не будет ожидать настоящего сопротивления, поэтому попрет сразу всей массой, всей толпой – психологический эффект получится. Саати прочертил несколько стрелок вперед от прямоугольника, задумался. Потом набросал несколько линий навстречу. Три штучки спереди, и сразу же полукружья стрелок по бокам – напасть на врага с флангов.

Прикинул как это будет в бою. Представил, как несется многорукая, многоногая, пучеглазая, дикая армада врагов, а навстречу ей несется три маленьких подразделения, в то же время два подразделения каждое покрупнее центрального скоро несется по бокам, чтобы ударить с флангов. Нет, чушь какая-то получается – не успеют вовремя удар с флангов нанести, весь эффект неожиданности насмарку, психологический эффект равен нулю. Легче сразу выстроить своих солдат поодиночке и пускай их режут – так хоть веселее будет. Нет.

Носком сапога стер стрелки, что неслись в лоб армаде Стаса, оставил только боковые. Потом подумал, стер и их, и прорисовал их снова, но уже совсем по другому. Теперь получалось что малый отряд стоит впереди, принимая на себя весь удар этого многорукого, многоглазого чудовища, а в след за армией противника несется на всех парах заранее спрятанные от атакующих, левое и правое крыло атаки. Подумал. Получалось не так плохо, если даже не сказать – хорошо. Вот только смущала его одна мелочь – неизвестная численность армии противника. Ну ладно, придет такая же кучка, как и его армия, ну пускай даже немного больше – не страшно, все равно категории приблизительно те же. Но если армия будет больше, много больше, невероятно много больше – тогда такой распыл сил будет равен самоубийству. Хотя тогда наверное все будет равным самоубийству. Если бы только можно было построить боевые машины! Он даже знал как, но когда он высказал эту идею, Даша сказала твердое «нет», и обожгла его таким взглядом, что он сразу понял – выигрышь не будет засчитан. Победить надо своими руками, и этими же руками вскрывать черепа врагов. Людей им не жалко, им общество важнее. Эх, боги-боги…

Саати вздохнул, стер ногой начерченные стрелки, прямоугольники, очертания каменного плато. Посмотрел на небо: солнце уже почти зашло, едва краешек выглядывал. Значит скоро и новообращенцы из храма выйдут и будут тупо улыбаться – это у них всегда так, после промывки мозгов. А вот Даша, та наоборот, будет сидеть, стонать и ладони к вискам прижимать. Саати встал, сходил к ключу за холодной водой – это ей немного поможет.

Как по заказу, когда он подходил с водой, из храма вышла пятерка сегодняшних избранцев. Улыбаются – значит сеанс прошел удачно. Он им пожелал спокойной ночи, но они его даже не заметили, прошагали рядом со своими тупыми улыбками, как неживые. Саати вздохнул и вошел в храм.

Даша скрючилась на циновках и тихонько стонала.

- На, попей. – протянул воду. – Холодненькая.

- Когда же все это кончится? Когда?

- Скоро. – подбодрил Саати. Мужиков с непромытыми мозгами осталось от силы десятка два, а это всего лишь четыре вечера. Так что и правда – не долго осталось мучаться.

Даша выпила полную чашку воды, и бухнулась на циновки.

- Воняет, как надоели эти благовония. Воздуха хочу, дышать хочу.

Саати послушно подошел к недавно порубленным по его приказу окнам в стенах, открыл ставни. Сразу посвежело, потянуло прохладным сквозняком.

- Спасибо. – её вроде начало отпускать. Скоро уже боль пройдет, и ничего не будет напоминать о пережитом, кроме черных кругов под глазами. Даша даже потянулась: томно, тягуче, с наслаждением. – Саати, что бы я без тебя делала?

- Жила бы и горя не знала. – на полном серьезе ответил Саати. Историю о поисках артефактов он ей уже рассказал, поэтому она прекрасно поняла о чем он говорит.

- Нет, Саати. – она перевернулась на живот, пристально посмотрела ему в глаза. – Что должно было произойти, то и произошло. Ромка искал смерти. Боялся, но искал. Вот и нашел. Нам просто повезло, что перед смертью он отдал часть себя тебе.

- Может и повезло, а может и нет. – задумчиво ответил Саати и улегся на циновку рядом с Дашей. Они уже давно так спали – вместе, но не друг с другом, а просто – спали. Вместе им было спокойнее, вместе им был надежнее. Они вдвоем только знали тайну, и это сближало, роднило, заставляло тянуться друг к другу. Саати хоть иногда и подумывал о том, что может оно и не зазорно было бы… Но всякий раз одергивал себя, вспоминал про локон волос, что хранил Роман, про куклу, и становилось ему на душе погано, противно, будто он только что хотел предать близкого друга.

Он уставился в черный потолок, прислушался к тихому дыханию Даши. Она еще не спала.

- Даша, расскажи мне о Земле.

- Это было так давно… Я уже почти ничего и не помню.

- А Роман помнил. – грустно сказал Саати. – Я видел, как он в лагерь попал, как война была в его районе разнорабочих, как потом людей казнили. Земля жестокая… Да?

- Нет. Земля совсем не жестокая. – в тон ему ответила Даша. – Я не из Ромкиного района. Я жила у подножия Небесного города, в районе инженеров. Там все было… - она задумалась, и даже не глядя Саати почувствовал, что она улыбается. – Там было хорошо, очень хорошо. Высокие дома, добрые и умные люди, быстрые и бесшумные кары, по небу летали флаеры…

Она замолчала, погрузившись в воспоминания.

- Но как ты тогда попала сюда? Зачем? – он помнил, что в лагеря сажали только «провинившихся», детей из взбунтовавшихся кварталов.

- А я политическая. – грустный смешок. – Понимаешь, что такое «политический заключенный»?

- Нет. – честно признался Саати и даже приобретенная память ничего ему не подсказала.

- У меня мама с папой были слишком умные. – вздохнула. – Такие умные, что бед на полрайона наделали. Они работали над теорией высшей, морально-этической цивилизации.

- Так вот ты где этого нахваталась.

- Да, нахваталась. – гордо заявила она, приподнялась на локте, в темноте Саати увидел, как блеснули её глаза рядом с ним. – Они были очень хорошими людьми, у нас таких называли идеалистами, ну или утопистами. Они просчитали условия, предпосылки для возникновения такой цивилизации и знаешь что? – она склонилась к нему так близко, что её волосы щекотно коснулись щеки, а теплое дыхание показалось почти горячим, будто она прикоснулась к нему губами.

- Что?

- Они поняли, что это общество возможно было создать уже в их время! Понимаешь, для того, чтобы перейти от деспотии Верховных Правителей, к той самой морально-этической цивилизации даже делать ничего не надо было. Общество уже само выросло, мышление было верным, гуманность сидела не в мозгах, она уже в инстинктах была – понимаешь?

- Предположим понимаю. – уклончиво ответил Саати, то ли потому что и правда не до конца понимали, о чем говорит Даша, то ли по той причине, что уж больно сильно нравилось ощущать её волнующее дыхание на своем лице, видеть блеск её глаз так близко.

Няньки (фантастический роман) Часть 1

Няньки (фантастический роман) часть 2

Няньки (фантастический роман) часть 3

Няньки (фантастический роман) Часть 4

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 5

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 6

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 7

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 8

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 9

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 10

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 11

Автор: Волченко Павел Николаевич

Аннотация:

Главные герои, выходцы из рабочего квартала, еще в детском возрасте попадают в некий концентрационный лагерь. Им приходится пройти через боль, унижения, тяжелую физическую, моральную и интеллектуальную подготовку. Зачем? Неизвестно, до того самого момента, пока не вступает в силу план заселения миров – распространения человечества – своего рода глобальный социальный эксперимент. Пройдя через все этапы взросления, через долгую жизнь, через осознание себя и мира вокруг, они понимают причины своей подготовки. Действо развивается на фоне неизвестного мира – новой, дикой планеты, где имеются некие «артефакты» - неизвестные, непонятные сферы с возможностью как телепортации, так и простого, ускоренного перемещения в пространстве. Артефакты не позволяют использовать металл, восприимчивы к агрессии – препятствуют ей.

Основная идея произведения: приходит время, когда боги становятся не нужны, а нужны няньки, поводыри, что проведут сквозь тьму и кровь мира и выведут во дни благоденствия.

- Верткий ты. – погладил по голове, и вожак вперед подался, сам голову под ладонь подставил! Не было еще такого, за то время, что бродяжничал Роман по джунглям. Когда кого подранишь, тот не то что ласки просит, тот сам на рога, на клыки, на все что есть насадить тебя хочет. А тут… У них во дворе, когда он на Земле жил, была собака – приживала. Её все так и называли – Собака. Добрая, всегда грязная, с детишками игралась, вместе с ними везде валялась, за воротники тягала, зубами за рукава хватала, но никогда не прикусывала – аккуратная. Её по пьяному делу отец Марика задавил. Он долго её подзывал, посвистывал, руку тянул, будто есть у него что, а Собака не шла, боялась, все боком его сторонилась. Конфета у него в кармане была, ириска в прилипшем фантике, вот на нее и подманил. А как подошла она, за горло сразу двумя руками хватанул и давить начал. Ромка, тогда еще пацан, в окно всё видел… Так Собака так же голову под руку тянула, хоть ты её палкой гони – добра что ли искала?

Рядом тяжело задышал Саати. Роман оглянулся и увидел, как тот вскидывает копье, замахивается, а вожак смотрит на него желтыми глазами, и нет в них ни страха, ни мольбы о пощаде – ожидание в них.

- Подожди! – перехватил руку, острие копья задрожало в сантиметре от вздрагивающего бока. – Подожди, не убивай.

- Жалко его. – простодушно сказал Саати. – Мучаться будет.

- Будет. Вот только он выживет. – уверенно кивнул. – Этот точно выживет. Пойдем.

Они ушли с залитой кровью поляны перед белой скалой, прихватив с собой две туши убитых гуан. Пока шли, Роман спросил:

- Ты зачем на поляну прибежал? Я тебе что сказал делать? Место готовить. А ты, дур… - осекся. - Саати, ты понимаешь, что я тебя убить мог? Еще бы чуть и всё. – и он пальцами показал это самое чуть. Выходило немногим толще волоска.

- Роом, не злись. Услышал, что ты бьешься. Поближе подошел, а там их столько… И тебя невидно совсем, только гуаны прыгают. – замялся здоровяк ища правильные слова. – Я за тебя, Роом, испугался.

- Саати, хороший ты мужик, очень хороший. Ты за кого испугался? Ты за бога испугался! И сам в драку полез. Нет, рано ты родился, рано. – длинно и непонятно для Саати сказал Роман, а потом спохватился. – А ты чего это теперь меня на ты называешь? Где твое уважение?

- Простите меня, Роом. Забылся. – и снова склонился в том же поклоне, так неподходящим для своей внешности дикаря.

- Да ладно, кругом все свои. На ты, так на ты. Саати, ты если еще перестанешь меня Роомом постоянно называть, так вообще побратаемся. Ну?

- Хорошо. Не буду. – и широко, по детски улыбнулся. – Побратаемся?

- Ты погодь. Со временем. Где ты нам ночное приглядел?

- Не далеко, тут уже близко. – и он пошел скорее.

* * *

Оказывается девчонок кроме всего прочего еще и акушерскому делу обучили. Поэтому Дашка еще заранее начала готовиться к моменту, когда Иринка должна была разродиться. Воды натаскала, вылила в каменную чашу, огонь под ней развела и приказала Янушу с Ромкой за огнем следить, чтобы вода согрелась, а сама побежала за корой капы. Почти всю капу и изрубила и притащила целый ворох мелких обрубков коры в хижину. Капа она как губка: мягкая, гибкая и впитывает хорошо, - Даша ее вместо бинтов пользовать хотела. За подружками сбегала, чтобы в одиночку роды не принимать, даже Веронику с собой привела.

К тому времени, когда начала парить вода в чаше, Иринка уже вовсю выла в хижине, а Януш разве что в лес не бежал. Сидел на земле, рожа страдальческая, желваки так и гуляют, уши руками зажимает, и сам чуть не ревет.

- Ян, ну чего ты? Ну? Все нормально. Там Вероника, там Дашка, ничего твоей Ирке не сделается, все хорошо будет. – успокаивал его неуклюже Ромка, а сам думал – что же им с собой на высадку по фляги выпивки не дали? Вот сейчас бы в самый раз было Янушу нажраться до зеленых чертиков, да захрапеть прямо тут, у костра. – Ян, слушай, а если дитенок в Ирку пойдет, что делать будешь?

- А что? – спросил, не поняв, Януш.

- Ну а зачем тебе гоблин? – совсем неумело пошутил Ромка, и только потом понял, какую же глупость он сейчас сморозил.

- А в грызло? – совсем не шутливо спросил Януш и даже вперед подался. Кулаки его сжались. Ну да, сейчас, в таком состоянии он любому бубен откамлает не хуже шамана.

Заорала в хижине Ирка, завыла, даже Ромке внутри от этого воя дурно сделалось. А Януш вскочил, заметался как загнанный зверь. Было к хижине метнулся, да потом вспомнил, что сама Ирка ему говорила: в дом ни ногой, пока она не родит. Встал на пороге, не смея ни вперед шагнуть, ни назад вернуться, а у самого слезы по щекам текут.

- Рожает? – подошел Яша. Он давно вообще-то неподалеку ошивался, просто близко не подходил.

- Что? – оглянулся Януш на него, резко утер рукавом слезы. – А, да. Рожает.

- Давно? – спросил серьезно, со знанием дела, Яша.

- А? Давно… Наверное уже часа три. – выпалил Януш и снова на хижину посмотрел.

- Ян, какие три? Ты что? – встрял в разговор Ромка. - Яшка, минут двадцать она рожает.

- Как, двадцать… - Януш посмотрел на Ромку осоловелыми глазами. – Двадцать?

Ромка только кивнул, и опять подумал, что наверное вот сейчас-то ему морду и набьют! В первый раз свезло – Яша вовремя подошел, а теперь точно – побьют.

- Слушай, Ян. – начал Яшка. – Там наши на руха пошли, нам еще человек нужен. Пойдем?

- Яш, ты что? У меня жена… - он осекся. Сам то он привык Ирку женой называть, но сейчас, при Яшке смутился. – Ирка же рожает!

- Ян, ну вот так человек нужен! – постучал ребром ладони по кадыку. – Сгинут же без нормального руководства. Остолопы.

- А ты?

- А я со второй группой, мы с другой стороны холма зайдем, на вас руха гнать будем.

- А Ромка? – он растерянно посмотрел на Ромку, тот только плечами пожал.

- Ромка? – Яша усмехнулся. – Ром, ты только не обижайся. Слушай, из него руководитель, как из меня балерина. Не смеши.

Ромка и правда обиделся, но виду не подал, а только кивнул с готовностью. Мол да, есть грешок – тупой во всю голову! А как только Януш от него отвернулся, подмигнул Яше. Только Яша почему-то в ответ не подмигнул.

- Ну да, ну да… - задумчиво промямлил Януш. – Это я не подумал.

- Ну? Пошли?

- Пошли.

Ромка тоже было попытался встать, но Яша оглянулся, посмотрел строго и рукой чуть махнул – сиди мол. Ромка сел на место, стал дальше Иркины крики слушать.

Сидел он и думал, что верно все же Яша поступил. Зачем зря человека мучить? Что Януш сейчас сможет сделать для своей Ириши-красавицы? Ничего, только будет бегать от чаши этой с водой до хижины и обратно, желваками играть будет, и стонать – ну это разве помощь? Нет. А вот он, Ромка, тут куда нужнее будет. Он и воду подогреет, почему-то девчонкам, когда рожают много теплой воды надо, он и сбегает, если что вдруг понадобится, и все это без лишних нервов, без желваков, без истерик и сжатых кулаков. Да, раздражают конечно крики, даже поморщишься порой, но в целом нормально - терпеть можно. Да и пройдет у них все путем – в чем в чем, а в этом Ромка был уверен твердо. Вон, рожали же до Иришки, и ничего ни у кого не приключилось. У них уже по деревне девять мамаш ходили, дитят у сисек носили и отцы за ними следом словно хвостики увиваются – так и стелются: «дорогая, тебе принести мяса?», «дорогая, может ты фруктов хочешь?», «дорогая, может тебе надо…» - и так целый день, а все только для того, чтобы убежать куда-нибудь подальше от кричащего чада, да и отлежаться там, поспать, отдохнуть. Ромка раньше никогда не думал, что дети – это такая морока. Нет, то что с детьми не просто – это он знал всегда, но то, что до такой степени – об этом он даже не подозревал.

Всерьез он задумался о том, что им с Дашей пока стоит повременить с ребеночком, когда прибежал к ним в гости самый первый папаша – Стас. У него у первого дитё родилось - дочурка: пухленькая вся, кругленькая, красненькая, с чубатой головкой, а горластая! Как ночью заорет, так хоть святых выноси – вся их деревушка глохла, а километров на пять окрест с ветвей птицы взлетали!

Пришел он, Стас, тогда к ним и спрашивает: «нет ли у вас выделанного лыка? Циновку надо сплести, девчонка по ночам мерзнет под одними комбезами, а вот под циновкой, да комбезами ей теплее будет» - сам говорит, будто кашу жует – вяло так, а под глазами черные круги с недосыпу. Хотели шкур ему дать – девчонку укрывать, а он отказывается, говорит что Лена его – жена, против шкур, мол в них зараза всякая, насекомые, блохи те же ползают. А лыко то у них с Дашкой тогда и правда было – припасли, на днях к лозняку ходили, нарубили, вымочили положенный срок, ободрали, на сушку положили – сегодня дойти должно было. Ну ладно, надо, так надо – для хороших людей не жалко. Пока они вместе с Дашкой за лыком сходили, пока собрали, возвращаются в хижину, а там Стас спит и храпит во все носопырки. А устроился так, что даже смотреть больно! Он же как сидел на чурбаке в углу хижины – так и продолжал сидеть, и даже миску долбленую в руках держал, ту, в которой ему поесть дали. А как скукожился, как сложился – уму непостижимо! Будить не стали, ушли по тихому – пускай поспит.

Ирка как раз тогда и забеременела. Ну не совсем конечно «как раз» - нет, у нее к тому времени пузико округлилось, тяжестью налилось. Она специально его стала на показ выставлять: майку все узлом над пузом завязала, и живот наглаживала. Сидела на солнышке мечтательно так, жмурилась, живот оглаживала, а сама шепчет чего-то – с ребеночком разговаривает. А потом у нее пупок сделался торчком: до этого все дырочкой был, а тут раз в одно утро и пуговицей торчит! А Дашка как эту торчушку увидела, так и всё – загорелось ей тоже забеременеть! Еле отговорил.

- Ромка! – гаркнула из хижины Вероника. – Воды!

- Пить или? – покосился на каменную чашку с водой.

Вероника со страдальческим вздохом округлила глаза:

- Дурак или прикидываешься?

- Ну так бы и сказала. – он зачерпнул долбленым ведром воду, быстро бросился к хижине, уже чуть было вовнутрь не залетел – Вероника его перехватила, ведро из руки вырвала, и со словами: «нечего тебе тут делать» - так в грудь толкнула, что он на зад сел.

- И правда? Что мне там делать? – вслух согласился Ромка, ушел, уселся на свое место у жаркого костерка под большой чашей с водой. Представил себе, как будет Дашка рожать, как кричать будет так же, как будет он вот так же как Януш: то вскакивать, то садиться, то бродить кругами нервной дерганной походкой. – Нет! Если Дашка еще хоть раз заикнется о ребенке, я ей такой разгон устрою! Нет, ну надо же блажь какая! Самой то сколько – шестнадцать лет только-только стало, а уже туда же – ребенка ей подавай! Сама еще ребенок!

Из темноты хижины выглянула недовольная Дашкина мордашка:

- Ромка!

- Что?

- Не бухти.

И тут же снова пропала в темноте.

- Поговорить нельзя… - обиженно заявил Ромка в провал обрыва перед собой. – Совсем уже…

Но замолчал и тупо уставился на переливающиеся красным угольки под каменной чашей. Он так долго сидел, скучал, смотрел – как колышутся травинки в восходящих потоках воздуха снизу: там внизу в джунглях жара, вот сюда, наверх и парит. Вдалеке, на склоне, что напротив, всколыхнулись кусты, взлетели вверх гонжи – красивые они все таки издалека, когда драться с ними не надо – на бабочек похожи. Внизу многоголосо заорало, заулюлюкало, застучали палки – это ребята птицу рух погнали. Весело наверное. Как там получается? Значит Яшка сейчас эту птицу гонит, а Януш со своей толпой в засаде поджидает. Интересно, как они эту птицу рух валить собрались? Вроде еще ни разу подобную тварь не щемили. Они бы и не трогали эту помесь змеи и петуха, если бы она сама к ним подбираться бы не начала.

Они благодаря Костьке прознали, про то, что рух на них зубы точит. Он же, Костька, сопляк еще совсем. Если его кто обидит, он сразу в слезы и бежать, чтобы другие не видели как он ревет. По своему это конечно и правильно. А ревет он обычно в роще, что с другой стороны холма, там тоже обрыв, но он не такой как здесь – не отвесный, а с уступами. И когда он там реветь сел, увидел глубокие борозды в земле. Пригляделся, а они же не только по земле пропаханы, они еще и на скале видны. Он вниз глянул через край и увидел на уступах глубокие царапины. Мигом у него все слезы прошли, побежал он искать Яшку, а потом, для шуму и для значимости привел туда чуть не весь лагерь, чтобы увидели они, какой он герой – всех от опасности спас!

Заслуга и правда значимая – это надо признать. Но всё равно, злило, как он тут после этой своей находки гоголем выхаживал.

Доносящиеся снизу звуки стали громче, а потом и вовсе будто взорвались, послышалось удалое, залихватское улюлюканье, какие-то дикие индейские крики. Значит шуганули они птичку, побежала. Тут весь фокус в том, чтобы не дать руху разогнаться хорошенько – он же большой, тяжелый как бомбардировщик, ему для того чтобы взлететь нужен порядочный разгон.

- Эх? Ну почему я… - сокрушенно, вздохнул Ромка. Там он должен быть сейчас, с мальчишками, работу работать, а не сиделкой тут для этой роженицы батрачить.

- Ромка. - опять Дашкина мордашка.

- Все, уже молчу!

- Нет. Сбегай еще за капой. – он соскочил. – Нет, подожди, лучше к Яшке домой беги, у него там шкур много. Тащи, те что почище. Понял?

- Ага.

И он рванул, остановился, резко бросился назад, кинул кучку хвороста в угасающий огонь, и побежал к Яшкиной хижине. По дороге вскользь подумал: «А откуда Дашка знает про то, что у Яшке в хижине заныкано?».

Влетел в хижину на всем ходу, затравленно огляделся по сторонам, подхватил в углу ворох шкур, и хотел было обратно бежать, но остановился, замер. Под шкурами он увидел странный механизм. Не металлический, поблескивал он так же тускло как и углепластиковое их снаряжение, но явно это была какая-то аппаратура с какими-то ручками, верньерами, и финтифлюшки на ней круглые наверху, сетчатые явно можно было крутить.

Вдалеке снова заорала Ирка, и Ромка, в одно мгновение забыв о странной приспособе, припустился обратно.

Иринка родила без осложнений. Правда рожала она долго, но успела все же разродиться до прихода своего благоверного с охоты на птицу рух. Сынок у них родился, большущий, тяжеленький, а горластый какой! Как заорал в первый раз, так Ромка думал, что у него сейчас барабанные перепонки лопнут – уши заложило, мысли все из головы повыскакивали, на такой он ноте крик свой выводил. И только когда малыш кричать перестал, только тогда до Ромки дошло, что все – родила Ирка.

И Дашка как раз из хижины вышла, с малышом. Сама улыбается, а мальчуган у нее на руках весь какой-то красненький, мордочка сморщенная, а рот-то так раззявлен, что чуть кишки не видно – орет, надрывается, ручонки в кулачки сжатые дрожат.

- Смотри какой? – Дашка смотрела на мальчугана с такой счастливой улыбкой, что все понял Ромка – не избежать и ему этой чаши, решила Дашка беременеть и точка! А малыш и правда какой-то… Нет, не красивый, совсем он тогда некрасивый был, а даже скорее страшненький, - нет, он какой-то родной что ли, и хочется о нем позаботиться, хочется к себе его прижать, всякие «ути-пути» говорить.

- Укрой, он же мерзнет. – сказал Ромка, сдернул с себя куртку, которую вместо пояса навязал, и на малыша сверху положил бережно, словно поломать мог это маленькое кричащее чудо.

- Возьми. – она протянула малыша Ромке. – Крестничек твой.

- Что? – от удивления Ромка даже ребенка в руки взял, а так бы точно отказался, побоялся.

- Крестным будешь. Иринка так сказала.

- А ты?

- А что я?

- Ты крёстной?

- Нет, - вздохнула, - нельзя.

- Почему?

- Муж с женой крестными быть не могут. – и улыбнулась. – Ребенка то не вырони.

Значит все, значит теперь наверняка попал. Если она так сказала, то пиши пропало. Прощайте свободные дни, здравствуй семейная жизнь.

- Эй! Э-э-эй! – снизу, от самых джунглей протяжный крик. – Как она?

Януш несся вверх по холму сломя голову. Лицо красное, руки в крови, глаза заполошные.

- Ирка как? – он подлетел к ним, и даже ребенка на руках у Ромки не заметил, хотя того и правда сложно было заметить в складках Ромкиной куртки. Малыш к тому времени успокоился и, прижав кулачки к личику, засопел.

- Хорошо. – сразу успокоила его Дашка.

- Я, я сейчас! - и он было бросился к хижине, но Дашка поймала его за ворот.

- Ей отдохнуть надо. Не заходи пока.

- А, ну да… точно. Это я не подумал. – облизнул губы, нос рукой утер, не заметив, что оставил на лице кровавые разводы. – А это, родился кто? Глянуть бы.

- Сын у тебя. – обрадовано сказал Ромка, и тут же испугался, что слишком громко сказал, вдруг малыша разбудит. Шепотом добавил. – Вот, смотри.

Куртку поближе к Янушу протянул, тот уставился на личико красненькое, на кулачки, на носик пуговкой, а сам улыбается, и кажется что сейчас харя у него треснет напополам. Руки к ребенку потянул. И только тут кровь заметил, отпрянул и зашептал:

- Я, это… Я сейчас… Я руки только умою. – и побежал к пруду, дурак. Совсем забыл, что тут есть вода, даже теплая. Для родов-то она больше без надобности, можно и просто так пользовать.

- Где он так? – спросила испуганно Даша.

- Наверное руха завалил. – пожал плечами Ромка. – Откуда же еще.

Через минуту Ромка переложил ребенка на чисто вымытые руки Януша. Януш сразу уселся, морда так счастьем и светится, а сам чуть раскачивает – убаюкивает.

Выглянула из хижины Вероника:

- Ян, пошли. – Януш посмотрел на ребенка, на хижину, на нас, уже было руки потянул – отдать. – Дурак, с сыном иди.

- Когда у нас такой же будет? – спросила Дашка без особой надежды, когда Януш скрылся в тени хижины.

- Скоро. – Ромка поднял глаза, будто подсчитывая. – Так, месяц туда, месяц сюда. Наверное месяцев через десять.

- А почему не девять? – удивилась и обрадовалась Дашка.

- Ну ребенка же сначала сделать надо, на это месяц. – и он тоже засиял улыбкой.

- Золотко ты моё! – она взъерошила ему волосы, и залепила в щеку такой поцелуй, что Ромку даже качнуло.

- Даш, а ты откуда про шкуры знала? Ну у Яшки?

- Вероника сказала. Они с ним, - она оглянулась, и громким, заговорщицким шепотом сказала, - они с ним встречаются. Только это тайна… - подумав, добавила с непосредственностью ребенка. – Пока тайна.

- А, ну тогда ладно. – про странную ту машинерию под шкурами он спрашивать не стал, все равно она не знает. Но вот думать про нее не перестал.

Вечером, когда у общего костра они доедали остатки руха, Ромка подошел к Яшке, подсел, и как бы промежду прочим, сказал:

- Слушай, я у тебя сегодня шкуры брал… - замолчал, думал может Яшка сам догадается.

- Знаю, мне Вероника сказала. – вот ведь подлец, и даже ухом не ведет. Сидит спокойно, чинно, приценивается, как сподручнее будет шашлык из руха с палочки поудобнее стянуть. – Ян обещал потом принести, когда просохнут.

- Я у тебя там под шкурами штуку одну заметил. – в лоб выдал Ромка.

- Знаю. – ответил Яшка тяжело. – Знаю. Видел. Только не говори никому.

- А что это? – горячо заинтересовался Ромка.

- Фантик это – обманка. – отмахнулся Яшка.

- Не понял.

- Сейчас. – он все таки цапнул последний, жирный кусок шашлыка, прожевал, проглотил. – Пошли, покажу. Темновато правда…

Они, незаметно для остальных, встали, и пошли к Яшкиной хижине. Тот по дороге начал рассказывать:

- Помнишь, после джунглей на Земле, нас всех проверяли на всякую гадость.

- Карантин что ли? – было тогда такое дело. Загнали их по белым стерильным кубикам карантина, и сидели они там почти неделю. У них тогда всякие анализы по пять раз на дню брали, на обследования водили, как будто они из зоны заражения вышли. Но надо отдать должное, кубики их были оснащены дай бог! Стереки на информационных кристаллах – список такой, что и за день не пролистаешь, в игрушки по виртуалке рубиться можно, кормили от пуза – хорошо короче было.

- Да, карантин. Там тогда со мной беседу провели. Что мол де проявил я себя как лидер, что буду старшим на высадке, что доверяют они мне связь с базой ну и всё такое прочее. Много они пурги мне наговорили.

- Подожди. Так ты хочешь сказать, что у нас связь с Землей есть? То есть мы тут целый год с Землей в молчанку играем? За здорово живешь отсиживаемся?

- Тихо ты! – шикнул на него Яшка.

- Почему? – прошептал в ответ Ромка и даже по сторонам оглянулся.

- Потому что, не зачем воду мутить! Короче я тогда знаешь, что понял? Врут они - вот что я понял! Ну, как старшему группы, они мне вот эту машинку и дали. Говорят, что через нее, когда время придет, надо будет связаться с Землей.

- А ты?

- Попробовал связаться. Ничего из этого не вышло. Дня два промаялся, думал настройки всякие там попробовать – дохлый номер. – они уже подошли к Яшкиной хижине, прошли во внутрь. Яшка, как зашел, сразу запалил лучину, вытащил из под завала шкур аппарат. – Вот, смотри. Тут не все так сложно. Вот включить, вот выключить, источник питания атомный, настройка угла здесь и тут.

- А зачем ты это показываешь? – удивился Ромка.

- Как зачем? – удивился уже Яшка. – Ты же мне не поверил? Или поверил?

- Нет. – честно сознался Ромка.

- Ну вот! Тогда сам сейчас попробуй сигнал поймать. Не получится – ты успокоишься и никому ни о чем не расскажешь. – он подался вперед и доверительно сказал. – Если народ про эту хреновину узнает, ты знаешь какая тут анархия начнется! Поэтому лучше будет если ты помолчишь. Понял?

- Понял.

Ромка и вправду попробовал покрутить ручки, колесики, угол подъема и поворота антенн менял, но все впустую. А когда закончил дурью маяться, то и в правду – никому и словом не обмолвился. А что рассказывать про свою глупость? Но кое что все же изменилось.

Он перестал вместе со всеми придумывать версии и идеи, когда вечерами они обсуждали, зачем их на эту планету без всего закинули. Как они там, наверху, думают планету под себя готовить и всеми поселенцами руководить если ни связи, ни сигналов никаких нет. Для себя Ромка решил просто и жестко: от них, от всех этих детишек, попросту избавились. Да, именно избавились, когда почувствовали, что теряют они власть – эти верховники, эти жители Небесного города, властители все эти вечные. А планеты новые решили не отдавать глупым своим людишкам и колонистам. А чтобы и соблазна не было – всех, кто имел отношение к космической программе отправили в расход. Тех, кто на Земле остался, наверное попросту порешили, а их – их дешевле, лучше и надежнее было по адресам разослать. И теперь сидят они на этой планете, на которой даже если и захочешь цивилизацию построить не получится ничего: всякую технологию артефакты под корень сроют своими взрывами. На смерть их послали, ну или в ссылку – это как кому больше нравится. Как говорится: даже если вас съели у вас есть два выхода.

Особой страстью к гипотезотворению страдал Гарик, и приспешник его – Костька. Гарик, как старательный рудокоп, каждую неделю разрабатывал жилу новой теории покорения планеты и «Великого Замысла» начальства. Именно так, именно с большой буквы каждое слово. И были у него теории от достаточно похожих на реальность и бесконечно буйные, дикие, фантастические!

Так к примеру он один раз предположил, что они должны расчистить плацдарм для последующего подлета больших боевых крейсеров. Мол должны мы вычистить джунгли, выжечь леса, и чуть не площадки для удобства посадки кораблей забетонировать. Или была у него идея, что все, кто тут есть – это мыши подопытные. Нас сюда закинули, а лет так через пять, понадергают отсюда к себе наверх, а может быть даже и на саму Землю отбуксируют, и исследуют там – какие изменения в организме произошли за время пребывания в чужом мире. Для каждой теории он старательно придумывал название, для каждой придумывал крепкие доводы, аргументы, иногда даже где-то факты раскапывал. Костька исправно кивал, соглашался со всем, другим рты затыкал своими дикими криками, а через неделю, когда Гарик придумывал новую теорию, был в первых рядах, кто топтал и крушил прошлые домыслы. Ну что, надо же как-то развлекаться, не все же про джунгли да про охоту говорить.

Главное же было в том, что действительно – цеплял поселенцев Гарик своими придумками, и те начинали думать, иногда даже работать по Гариковой задумке. Просыпался интерес в них, далеким светом брезжила надежда, что не забыли про них. А расскажи им про Яшкину машинку и все, и нет больше надежды, нечего больше от жизни ждать кроме смерти в этом зеленом море – грустно, печально, безысходно…

Через две недели, после того, как Ира родила своего первенца – Диму, у Даши не начались месячные. Она была счастлива…