Лежа на спине, на том самом лугу, Люций смотрел на звезды.
"О чем толковал этот человек? Почему я до сих пор не вырвал из него пару кусков мяса, от чего он бы рассказал мне все? Не потому ли, что я хочу, чтобы он сам сказал мне все, что требуется? Похоже, он силен. Слишком силен, чтобы умирать так нелепо, разорванным на куски в стане врага."
Холодных звезд было немного сейчас, но и те, что взошли на небо, горели прекрасно и маняще.
И представлялись другие места там, цветущие и лоснящиеся при свете этих звезд, более яркие и сочные, лишенные разложения этого мира и его бесконечной тоски.
"Мне так не хотелось бы, чтобы ты пал, Стратоник. Это будет так ужасно, увидеть столь сильного человека в слезах, сломленного и уничтоженного. Но однажды быть может, я захочу увидеть и это. Несмотря на все мое могущество, я не властен над своими желаниям, которыми обрастаю, как плющом, что не могу сорвать, но который разрывает меня изнутри, проникая стеблями в глубину сознания и побуждая на действия, которых раньше либо боялся, либо стыдился..."
Перевернувшись на бок, Люций продолжил придаваться своим размышлениям.
"Я видел. Он мог убить меня в той схватке. Простые воины гибнут от считанных ударов, рыцари стоят до конца, а этот воитель мог и убить меня. Так ли велико наше превосходство над людьми, о которым мы столь обильно размышляем? Сегодня он заставил меня усомниться, и я устрашился этого. Я мог бы разорвать десяток людей не задумываясь, их тела не смогут сдержать мой натиск. Но простой силой не ограничиваются возможности человека, мы всегда это знали, и на первых порах опасались людей."
Закрыв глаза, Люций увидел прошлое.
На обширной тогда ещё зелёной равнине, что шла меж гор и берега океана, сходились два воинства.
Лес из красочных знамён. Сияющие на солнце доспехи. Стройная армия людей.
Это было объединенное войско трёх полисов, которые шли вместе вопреки своим распрям.
Белые рыцари Башни, закованные в белоснежные латы, вооруженные щитами и мечами, стояли в центре, слева от них были уцелевшие воители Стремительного, одетые в самые разные ламеллярные доспехи с большими наплечниками, вооруженные саблями и глефами, а справа были солдаты из Океанических врат, на которых были пластинчатые нагрудники, а шлема их имели алые гребни, вооружены они были большими прямыми щитами и копьями. Четырнадцать тысяч разношерстной конницы собралось здесь. Гордость человеческой расы, эти идеально защищенные и вооруженные воины были вершиной их общества, все силы которого воплощались в них, а их образ уже сам служил знаменем родных городов.
"Я помню. Никогда более этот мир не увидит столь огромной армии людей. Многие тысячи железных воинов."
Многие тысячи всадников спешились здесь.
Эта война вводила новые правила.
Позади же воинов шли бесчисленные ряды их слуг и стрелков, одетых гораздо хуже, и несущих на себе бремя помощи тем, кто стоял в первых рядах, кому предстояло выдержать весь натиск грядущего сражения.
"Но сколько бы вы не собрали воинов, мы выставим больше, мы создадим ещё, и вы утоните, ведь мы океан!"
И против четырнадцати тысяч лучших воинов стояли тридцать тысяч серокожих существ, изуродованных тварей, одетых в черную броню закрывающими их изменённые тела, шлема скрывали то, чем были их морды, но они беспрестанно хрипели и стонали, от боли, которую им доставляло их продолжающееся существование вопреки самой жизни, когда-то породившей их изначальные формы. Их огромная орда занимала все расстояние от предгорных лесов до берега.
И эта орда наступала, неизбежная, как черный прибой.
"Я помню! Люди смело дрались в тот день…"
— Люций. — раздался тихий голос вблизи.
Одиноко грезящий приподнялся на локте, а рядом с ним сел, опираясь руками потревоживший.
— Что будет с этим человеком?
— Ты о префекте Стратонике?
В одной руке Элой держал бурдюк и периодически пил из него.
— Да, о нем. Что будет с ним? — небольшой глоток, — О других томящихся узниках я не беспокоюсь. Но ты направил его обратно в темницу?
— Да, — Люций повернул голову к пейзажу.
Снежные горы окрасились синим в ночи.
От прежней манеры речи Элоя не осталось и следа, он говорил чётко и размеренно:
— Мне кажется, мы должны вернуть его в те покои, где он набирался сил, — ещё один глоток.
— К чему такая забота о военнопленном, с твоей стороны к тому же? — вздох.
— Это достойный представитель нашего врага. И мы должны воздавать ему почести.
— У врага не может быть достойных представителей, о чем ты говоришь, Элой? — равнодушно ответил Люций.
— Почести добродетельным, — в голос Элоя закрался оттенок деланной торжественности, — Это универсальный принцип! Мы не подобны тем тварям, которых направляем, и можем позволить себе играть в честь. Как ты смотришь, если я так это назову?
— Это уже звучит интереснее, — Люций заинтересованно улыбнулся, — но что дальше?
— Я не знаю, нужна ли здесь какая-то причина… скажу тебе честно. Мне просто не хочется его уничтожать.
— Я даже начинаю думать, — Элой выдержал паузу, — что он мог бы стать одним из нас, знаешь…
— Об этом рано говорить, — отрезал Люций.
На некоторое время наступила тишина, разбавленная сверчками, последними отголосками предыдущей жизни в этих краях.
— Завтра я хочу, — новый глоток из бурдюка, вздох — устроить пир в своем месте…
— Почему? — грустно спросил Элой.
— Буду проверять состояние осаждающих, я давно не был в войсках.
— Ничего же не случится...
— Заткнись, Элой, — резко оборвал его Люций, — иди, и не зли меня своей тупостью.
Покорно встал Элой и лениво побрел прочь, выронив из рук бурдюк с вином, что полилось прямо в траву.
"Похоже, что действительно лучше выпустить его. Из цитадели он не убежит. А ничего важного внутри неё нету, и он так или иначе не сможет об этом доложить. Здесь нет птиц, чтобы отправить послание, а если бы и были, то мои вороны и соколы растерзали бы их, что касается стен и окон, то мимо драконов никто не проскочит…"
Люций продолжил пребывать в своих воспоминаниях.
