Пашка лежал на заправленной кровати в конце располаги и смотрел как на взлётке трое молодых, которых оставил дежурный по роте в помощь дневальным, по нитке выставляли кровати. Почти два года назад, вспоминал Пашка, он также неумело и шепотом переругиваясь, чтобы не потревожить покой дембелей натягивал нитку. В армию он пошел не своим призывом, отучившись в педагогическом училище на учителя младших классов, считая, тогда, что педагогика его призвание. Он грезил о том, как будет прививать в детях любовь к знаниям, каким будет примером для них, как будет подбирать ключ к трудным детям, составлять отдельные учебные программы и планы для отстающих. И даже, потом, кто-нибудь из выпускного класса подойдет к нему и поблагодарит от души, как подходили они к своему первому учителю- Андрею Анатольевичу.
Когда его с новым призывом привезли в часть, черпаки построили их в расположении роты и угрожающе скалясь и периодически замахиваясь на испуганную толпу новобранцев объявили, что все они пока еще не «дУхи», а «запахи» сейчас у них «три золотых дня», когда никто их трогать не будет, а потом они будут «летать как херовая ракета». Через пару дней, ночью дневальный из числа «слонов» разбудил, вымотанного за день как и другие новобранцы, Пашку и велел тому идти в умывалку, сказав, что его там ждут, и чтобы он поторапливался.
- Ну вот, началось, - подумал Пашка, наслушавшийся на проводах историй об армейских порядках и дедовщине. Он сел на кровати и нерешительно замер, слушая гулко бахающее в ушах сердце и наивно по детски надеясь, что дневальный ему приснился. По взлетке раздался топот и в располагу вбежал давешний дневальный.
- Ты, чего сидишь, туловище, бегом в умывалку, обморок,- зашипел на него дневальный и пнул его койку,- бегом, я сказал. Пашка встал и, удивившись, что в располаге никто не спит, а внимательно провожает его глазами, нехотя поплёлся в умывальную комнату, всё больше и больше замедляя шаг.
-Чего ты боишься,-думал он, они все, даже дембеля, младше меня на два года, что я с малолетками не справлюсь, если что? Ты же во дворе даже старших пацанов бывало бил, а тут делов-то,- успокаивал Пашка сам себя.
Почти полностью обретя уверенность, Пашка открыл дверь в умывалку и обомлел, в небольшом помещении пять на пять, метров собралось наверное человек тридцать дембелей и дедов, включая, как решил он для себя, так как видел их впервые, из соседних рот.
-Обзовись,-обратился к нему высокий, подкачанный парень, в гражданских брюках и модной, яркой олимпийке, сидевший на подоконнике и почти как все тут курящий, цивильную сигарету, таких в каптёрке не выдавали.
- Чего? - не понял Пашка.
- Ты кто такой есть, дура тупая, рассказывай Ерёме- подскочил откуда-то сбоку, слон по кличке Фикса, и хлопнул Пашку по бритому затылку ладонью, от чего звук раздался такой звонкий и чёткий, что все в комнате дружно заржали. Пашку как кипятком облила резкая, жгучая обида, и он, не долго думая, с разворота ударил Фиксу кулаком куда-то между глаз, от чего тот мелко попятившись, упал на задницу. Тут же подскочив Фикса ринулся к нему, но раздался оклик: -Отставить, Фикса!, и он остановился, покраснев и не сводя бешенных глаз с Пашки.
- Герой? Это хорошо, будешь всех держать, шарить будешь, погремуха тебе будет- Резкий! - сказал Ерёма, все опять одобрительно заржали. Пашка молчал, не понимая, о чём речь.
- Сотку мне тянуть будешь, понял, душара? Всё,иди, отбивайся, завтра слоны тебя натаскают, понял, Фикса?-, сказал парень в олимпийке, он же Ерёма.
- Он же ещё не слон, Ёрема,- обратился к нему Фикса.
- И что? Переведем, - ответил тот,- всё, свободен, нарисовал ветер, - это уже он адресовал Пашке.
- Не буду я ничего, никому тянуть, и меня зовут- Павел, неожиданно, даже для себя выдал Пашка,- я в ваши детские игры играть не собираюсь.
Все резко замолчали. Один из сидевших на широком подоконнике солдат, усмехнулся: «Ёрем, прикинь, он тебя послал!», а еще несколько сидевших и стоявших рядом принялись вполголоса обсуждать, это вопиющее, по их мнению, событие.
- Будешь, никуда не денешься, и сотку оттянешь, еще спасибо скажешь, дяде Ерёме, и шарить будешь, и рулить будешь, понял, дура?- процедил, жуя фильтр сигареты и сощурив глаза, Ерёма.
- Я же сказал-нет!
- Значит, на очки пойдёшь, очкотер!-бросил Ёрема.
- Тебе надо, ты и иди,- буквально холодея от ужаса, и понимая, что совершает что- то непоправимое, ответил Пашка.
-На очки, - кивнул подбородком Ёрема.
Тут же с двух сторон Пашку подхватили по двое слонов, среди которых был и Фикса, и поволокли, его упирающегося и сразу потерявшего тапки на кафельном полу к двери в туалет. Кто- то предупредительно открыл дверь, а Пашка резко вскинув обе ноги, и повиснув на руках своих экзекуторов, оттолкнулся от косяка и вся куча завалилась назад, на пол. Вырвав из чьих-то пальцев правую руку Пашка начал остервенело бить кулаком по тому, кто ещё держал его за левую и по барахтающимся друг на друге слонам. Вдруг лицо у него онемело, затем затылок и ухо, затем пришла тупая боль и он понял что его бьют. Удары сыпались со всех сторон, оглушая и дезориентируя, били по голове, спине, животу, куда могли попасть. А Пашка вертелся на полу и пытался встать, наконец ему это удалось, он встал прикрываясь руками и даже замахнулся в появившееся в поле зрения чьё- то лицо, но ударить не успел, как его сбили с ног. Тут же пять или шесть пар ног, раз за разом нанося удары, пинками увлеченно загнали его тело под ряд умывальников, где его вырвало.
Голова шла кругом, наступило какое -то тупое онемение, Пашке было даже кажется не больно, за исключением острой боли в сломанном носу, который он пытался прикрыть, уже не помышляя даже об ответных ударах, а пинки всё продолжались. Всё произошло за пару минут, но Пашке казалось что его бьют уже не один час. «Хорошо, что все в тапках,а не в сапогах с подбоем, хоть бы я отключился, что- ли, думал Пашка,- сколько можно уже.».
Тут на его счастье вбежал дежурный по роте. «Ерёма, завязывайте, фишка! Дежурный по части к казармам пошел» - крикнул тот в умывалку и скрылся.
Пашку подхватили с двух сторон за руки и волоком унесли в расположение, где кинули на кровать и накрыли с головой одеялом. Утром на зарядку он выйти не мог, кто- то, кого он не видел из-за заплывших глаз, распорядился увезти его в санчасть. Там выяснилось, что у него помимо множественных ушибов мягких тканей, сломан нос, три ребра и пальцы на руке, и что он в санчасти надолго.
Через несколько дней, когда Пашка уже мог видеть, в палату пришел местный особист, майор Кудаев, это был полный, немолодой уже, очень вежливый человек, который долго расспрашивал Пашку о его жизни на гражданке, его друзьях, увлечениях, родителях.
А потом уже перешел к сути и стал пытать его на предмет произошедшего в роте. Но как не уговаривал его майор Пашка стоял на своём: «Ночью пошел в туалет, и спросонья перепутав двери, упал на лестничном пролете, докатившись до первого этажа, и всё на этом, сам виноват». Кудаев три недели приходил почти каждый день, и даже грозился, что отправит Пашку на «дизель», правда за что, Пашка так и не понял, но всё без толку.
После выписки он вернулся в роту, а ночью Пашку опять разбудил дневальный: «Иди в сушилку, тебя Ерёма требует».Зайдя в сушилку Пашка обнаружил там Ерёму, и еще пару дембелей- Боба и Старого, которые пили чифирь и ели местный деликатес- жаренную картошку, которую подогнал дембелям, как заведено, наряд по столовой. Пашка встал у двери, ожидая что будет дальше.
- Здоров, Резкий? По этажам по ночам не ходишь больше?- оскалился в его сторону Ерёма.
- Спасибо, здоров, не хожу,- ответил Пашка, с тревогой ожидая, что будет дальше.
- Скоро приказ, знаешь? Ты правильный дух, Резкий, сотку мне тянуть будешь?
- Нет, не буду,- осторожно ответил Пашка, и добавил:- поймите, я какой- никакой, а преподаватель, я не могу издеваться над сослуживцами, меня другому учили. Это не моё и претит мне, я просто хочу дослужить нормально, как все.
- Как все, все и служат, это система!- ответил Ерёма,- никто не издевается, так здесь заведено, почти каждый, кто нормально служит, кроме очкотёров, конечно, проходит духанку, его переводят в слоны, черпаки, дедушки. Тем самым он заслуживает право на ништяки, ему шарят сигареты, бухло, балабас, а он подтягивает к себе шаристых, кто может рулить своим призывом, и кто организует дедушке и дембелю хорошую жизнь, с него спрос, конечно, но и часть ништяков он имеет и почет ему и уважение. Шарящий боец, вон даже сержантами с учебки может рулить, потому, что сотку оттянул и уважаем. Чем плохо, что дембель крикнул : «Один», и к нему бежит на помощь толпа, и каждый хочет быть первым, что- то сделать, угодить.
- Я понимаю, но я так не могу, дайте мне просто дослужить спокойно.
- Ну и дурак, ладно, твоё дело, нарисуй ветер. Один, -крикнул Ёрема, и из расположения, чуть не сбив Пашку с ног, в сушилку побежал дух из его призыва.
Прошло время старослужащие давно ушли на дембель, жизнь в части была наполнена событиями, обиды как- то подзабылись, и всё шло своим чередом."До приказа осталось каких-то двадцать дней, и, если старшина никакой «дембельский аккорд» не придумает, будет вообще красота- дом, родные, друзья, новая, послеармейская жизнь", - думал Пашка, на правах старослужащего лежа на койке в расположении, пока рота была на зарядке, а наряд наводил порядок.
- Один, -крикнул Пашка в потолок, раздался топот, из-за колонны, поддерживающей потолок казармы, нарисовался испуганный дух.
- Обзовись, - лениво сказал Пашка, разглядывая испуганное лицо новобранца.
- Сипа, правильный дух,- ответил тот.
- Чифирь буду в сушилке, с карамельками,- сказал Пашка и сел нашаривая ногой тапочки.
- Есть,- пискнул Сипа, у убежал вдоль взлётки...