Как моя мать решила квартирный вопрос
Сколько себя помню в сознательном возрасте, мать постоянно жаловалась на маленькую кухню. Кухня действительно была небольшая – 6,5 кв. м. Но в целом наша трёхкомнатная 63-метровая квартира была очень даже ничего, комнаты все изолированные, в хорошем чистом районе Ясенево, окна выходили в тихий зелёный двор. До ближайшего метро 15 минут ходьбы неспеша. Рядом было несколько парков и всего, чего только пожелает душа. До центра Москвы 40 минут на метро. До своего института я добирался за 55 минут.
Но недовольство кухней гложило и гложило сознание матери:
- Мне неудобно тут готовить, тут очень тесно! Как же мне всё это надоело! – несколько раз она закатывала демонстративные истерики.
Регулярно шли жалобы на готовку:
-Вас четыре мужика, а я одна! Мне очень тяжело!
По телефону подружкам она часто жаловалась на тяжёлую участь готовить на большое количество мужиков.
Мне на обед мать, как правило, готовила, как она называла «картофельный суп». Чистила пару картошек, шинковала и варила на воде, присолив и добавив для приличия морковки. Вечером с негодованием замечала, что я «сожрал целую кастрюлю» этого замечательного супа. Хотя моему растущему организму, истязаемому ежедневными трёхчасовыми тренировками, пару картофелин с водой было явно мало. Может из-за постоянного недоедания я отставал в развитии и выглядел тщедушнее одноклассников.
После одной из истерик мать объявила, что вообще больше не будет готовить:
- Ешьте в столовой или давайте покупать пирожки, - размазывая слёзы верещала она. Это при том, что никаких карманных денег мне никто не давал.
Однако при всей её ненависти к готовке большую кухню хотелось всё больше и больше. Откуда она узнала про Южное Бутово и почему именно оно останется загадкой, но взор матери обратился именно туда. Вскоре созрело гениальное решение – продать 63 метра в Ясенево и купить 82 метра в Южном Бутово. Там нас ожидали огромная кухня в 8,5 метров и приличным чуланом в 6 метров квадратных. Решение было озвучено отцу, и ему оставалось только кивнуть, т.к. права голоса в семье он не имел и полностью подчинялся матери, которая в случае несогласия работала по ранее изложенной схеме – истерика, вопли, рваньё волос, катание по полу, умирание от мигрени и обвинение (как правило меня) в своей скорой смерти.
Вскоре меня повели к нотариусу, чтобы я отказался от права собственности на жилплощадь. Мать уверяла меня:
— Это совершенно ни на что не повлияет, это пустая формальность, просто подпиши вот тут и всё. Мы тебя пропишем к бабушке, чтобы тебе точно досталась её квартира, а жить по-прежнему будешь с нами.
Хотя бабушка написала завещание только на меня одного, и квартира досталась бы мне в любом случае. Позже всё это мне здорово аукнется, но об этом потом.
Начался переезд в новую квартиру в Ю. Бутово. Рано утром мы вдвоём едем туда с озлобленным отцом разгружать машину. Едем нескончаемо долго. Сперва минут 10 едем по МКАДу, затем сворачиваем в Бутово, и минут 20 едем мимо бесконечных кварталов и светофоров. Кварталы начали заканчиваться, и я было подумал, что вот-вот будет наш дом, но нет, едем дальше. Начинается лес, затем опять кварталы и светофоры. Ну, наконец-то, теперь точно приехали, подумал я. Опять нет, едем ещё дальше. Кварталы заканчиваются, начинается огромное поле, кое-где виднеются деревенские дома. Где-то впереди снова виднеются кварталы. Снова проезжаем череду новостроек. Ну теперь-то уж точно свернём к нашему дому? И снова нет, едем дальше. Среди новостроек виднеются высокие заборы, краны, бульдозеры и самосвалы, грязь и строительный мусор. Блять, неужели мы здесь будем жить? Наконец, мы сворачиваем во двор. Ехали, как мне тогда, казалось, не меньше часа.
В квартире нас ждал «ремонт от застройщика»: ванна из фольги, обои из туалетной бумаги на кривых стенах, максимально дешёвый и безобразный линолеум на кривом полу, двери из тонкой фанеры, гудящая и свистящая сантехника, и вишенкой на торте был санузел. Стены санузла были сделаны из тончайшего гипсокартона, и если надавить на них пальцем, то кафельная плитка начинала отваливаться.
Мать выделила мне комнату непосредственно рядом с санузлом. Братья по замыслу автора переезда должны были делить между собой соседнюю комнату, а родители себе взяли самую большую.
-Здесь я буду вязать, - говорила мать, указывая на большой чулан.
Незадолго до этого она купила у подружки большую японскую вязальную машину. У неё вдруг проснулась непреодолимая тяга к вязанию, и она ежедневно часами вязала никому ненужные свитера и шапки под педерестическое завывание Погодина.
Создавшуюся идиллию нарушали несколько НО.
Братьям на тот момент исполнилось 13 лет, а значит в самом разгаре шёл пубертат, и они начали дрочить. Делать это в маленькой комнате друг перед дружкой было неудобно, и они делали это в ванной, непременно по ночам. Первый раз я просыпался в час ночи от удара дверью, затем долго не мог уснуть, т.к. вода битый час с грохотом падала на пол душевой кабины, а картонная стенка санузла никак не способствовала шумоизоляции. Затем с 2 до 3 ночи шёл дрочить второй брат, и история повторялась. В 5 утра просыпалась мать, а я просыпался вслед за ней, когда она громко сливала в унитаз старую заварку. Никакие уговоры, никакие просьбы не шуметь по ночам не действовали.
- Не смей тут командовать, ты тут вообще не прописан! Если что-то не нравится, то уматывай по месту прописки, - резко отрезала мать.
- Мы моемся по ночам, нам так нравится, и вообще ты здесь не прописан, уматывай «к себе домой», - говорили братья.
Совершенно разбитый я собирался в институт. Если раньше нужно было просыпаться в 7 утра, чтобы собраться и доехать, то теперь задача резко усложнялась. До ближайшего метро автобус ехал 1 час 10 минут и делал 47 остановок. Но это было ещё не всё! Из нашего района автобус ходил раз в 30 минут и ездил жуткой набитый. Итак, только до метро я добирался, стоя на одной ноге, за час десять. После такого автобуса энтузиазма резко убавлялось, а ещё предстояло ехать 40 минут на метро. Также весь день предстояло провести без еды, т.к. родители не давали мне ни копейки на обеды – «ты и так сидишь у нас на шее».
Проблематично было доехать и обратно домой. В тот год ударили аномальные морозы, а автобуса приходилось ждать полчаса. Ходил и другой автобус, гораздо чаще, но он не доезжал до дома три километра. Чтобы не замёрзнуть на остановке, я садился в этот автобус, а затем шёл пешком три километра через поле. Лютый мороз и сильный ветер заставляли ускоряться, и я бегал, чтобы не околеть.
Как назло, этот период выпал на очень тяжёлый третий курс, где отчисляли много народу. Когда мать решала квартирный вопрос, ей даже не пришло в голову поинтересоваться, как я буду ездить на учёбу, и нужен ли мне этот переезд. Тогда меня уже списали со всех счетов, я был для них биомусором. Ставка родителей была сделана на братьев. Но мать серьёзно просчиталась с жилплощадью. Оставить жить двух бурно развивающихся подростков в маленькой комнате было грубой ошибкой, требовавшей скорейшего решения. И оно не заставило себя долго ждать.
Расшатанная материными истериками моя нервная система, подростковая агрессия братьев, недовольство отца, «сидение на шее», отработки питания по выходным, бессонные ночи, отсутствие права голоса в семье, напоминания о моих птичьих правах на квартиру - всё это не добавляло мне здоровья, и приводило к ссорам. После одной из ссор мать заявила:
- Всё! Уматывай отсюда! Хватит!
Т.к. юридических прав на жилплощадь в квартире родителей у меня не было, мне ничего не оставалось, как взять сумку и уехать к бабушке.
Градус ненависти был такой силы, что через несколько дней, забирая остальные вещи, я нашёл в своём письменном столе изрезанные ножом журналы с автографами известных футболистов, в т.ч. «зубастика. Кто их изрезал осталось загадкой.
Через три года пришло известие о смертельной болезни матери. Я думаю, что не последнюю роль здесь сыграли психические расстройства матери. После каждой истерики её мучили адские головные боли, она пачками пила обезболивающие, отравляя и без того измученный организм. Мать нашла себе какого-то «хорошего» по её словам невропатолога, но подозреваю, что тот не знал всей правды и не мог прописать адекватное лечение. Наверняка, она не рассказывала ему, как катается по полу в припадке истерики, как истошно вопит, рвёт на себе волосы и рыдает из-за неубранной постели или не помытой чашки. Если бы отец вовремя забил тревогу, видя явно неадекватное поведение матери, убедил бы её сходить к психиатру, то возможно она прожила бы дольше. Но отец предпочитал свою злость вымещать на мне, сваливая на меня вину за материны истерики, и упрекая в её скорой смерти.