До сих пор каждый турист, гуляющий в округе столичного королевского города Краков, видит в небе над древней польской столицей темную точку. Поинтересуйтесь у местных жителей, что это за немигающая крапинка и любой краковянин с улыбкой ответит: «О, это на вас глядит наш пан Твардовский».

История пана Твардовского началась в Кракове, в том же самом университете, где чернокнижник Иоганн Георг Фауст овладевал практической магией.

Твардовский, так же как и его немецкий коллега преуспел в оккультизме, колдовстве и демонологии. Настало время, когда чернокнижник понял, что, не заручившись поддержкой Дьявола, он не вкусит и малой толики земных благ.

Однажды темной осенней ночью облачившись во все черное, Твардовский отправился на пустынный холм Кшеменки-Закшовске. Встав в нарисованный магический круг, колдун стал творить страшное заклинание. Когда последнее слово заклятья было произнесено, перед Твардовским в темно-коричневой шерстяной рясе предстал нечистый в образе монаха-францисканца. Переговоры не заняли много времени, каждая из сторон знала предмет договора.

В течение 2577 дней Дьявол обязался выполнять пожелания чернокнижника, а по прошествии 7 лет, забрать душу пана Твардовского в Ад. Правда нечистый так и не понял, зачем продавец внес в договор одну поправку: товар будет передан покупателю только в Риме. Скрепив обязательство сторон кровью, пан Твардовский приказал новому слуге в один мг доставить его домой. Ровно, в полночь, оказавшись перед массивной дубовой дверью, пан содрогнулся от внезапно начавшегося оглушительного трезвона колоколов краковских церквей и костелов. Так Краков называемый «славянским Римом» оплакивал загубленную душу беспутного чернокнижника. В какой-то момент Твардовскому показалось, что еще минута и его голова лопнет от тревожного тяжелого набата. Сделав резкий взмах рукой, он прокричал: «Заткнитесь колокола». В тот же миг наступила гробовая тишина, рассмеявшись, пан, ученый отправился спать.

С этого дня жизнь пана Твардовского превратилась в нескончаемый карнавал безудержных кутежей, сексуальных извращений, азартных игр и эксцентрических выходок. Правда стоит признать, что редко, но случалось Твардовский творил «чудесное» исцеление тяжелобольных и помогал людям подталкиваемых жизнью к последней черте.

В пьяном угаре чудил пан Твардовский по черному, скакал ночью через весь Краков на петухе, превращал ленивого слугу в паука и отвешивал оплеухи ломтями сырого мяса грубияну мяснику.

Ооо, вот он, пост с "правильной тематикой". Подержите мою воображаемую сигарету, пожалуйста! Я сам перестал курить всего около 3 месяцев назад. До этого курил 10 лет. В тот день, когда я выкурил последнюю сигарету, то взял с себя простой зарок - ты, дружище, не сделал какой-то подвиг для себя, не хвались этим, ты просто перестал обмазывать себя дерьмом.

В чём подвиг бросания этой вредной привычки? Ты же сам в здравом уме и твёрдой памяти начинаешь обмазывать себя дерьмом. Даже если и брать в расчёт первичный стадный инстинкт, то всё равно ты не безмозглая овца, ведь твой же организм с первой же затяжкой трубит тебе в мозг Иерихонскими трубами: "Чувааак! Это - Гавно! Перестааааань!!!". Но ты с этим голосом начинаешь умышленно бороться. "Я научусь любить гавно, дайте время!". Сначала ты по-немногу мажешься им,только пальцы, потом руки и ноги, потом одежду, потом рот и лицо. Советуешься с друзьями, такими же как ты, говноедами... Сударь, а вы каким дерьмом мажетесь?...Вот этим, из "дьюти фри" натуральное, американское...ммм, позвольте попробовать?!...Конечно, возьмите пару какашек, угощайтесь. Ты начинаешь реально разбираться в сортах дерьма, в его нотках, стремишься узнать какое дерьмо лучшее, но приходится довольствоваться тем, что по карману. Смеёшься над изобретением "дерьма для женщин", я ж мужик мне нужен твёрдый кал, а не безникотиновый понос. Потом не воспринимаешь "электрический жиденький стул" на USB подзарядке со вкусом персика - ты старовер, ты привык обмазываться настоящим, натуральным гавном.

И вот в один прекрасный день я представил себя стоящим на белоснежном пляже с голубой водой. Вокруг меня ходили люди в купальниках и шортах, счастливые, они улыбались друг другу, а когда смотрели на меня, то тут же отводили взгляд.

Потому что в центре этой картины стоял я...весь с головы до ног в дерьме и с зажатой в трясущейся руке какашкой, которую я нацелено подносил ко рту.

Меня остановила мысль - "Мне не нравится более, я ХОЧУ перестать" и я перестал...Вот так просто.

А по итогу... Я доел последнюю какашку, зашёл в воду, вымыл рот и глаза от засохшего дерьма.

Я не герой, я человек, измазанный дерьмом. Я надеюсь, что очищусь через несколько лет и перестану обмазывать себя иными видами дерьма.

"Наши добрые граждане, богобоязненные с колыбели, исправно посещающие литургии и утрени и даже способные на память повторить весь молитвенник, изрядно блудят при том в своем уме, святотатственно полагая, что не Господь единый действует посредством их членов и духа, а они сами несут всю тяжесть первородного греха различения, самостоятельно совершая разнообразные действия и следуя разнообразным стремлениям.

Присваивая в своем темном заблуждении то, что им не принадлежит, как то дела и мысли (и страдая тем самым как путник в телеге, везущий свои пожитки на голове), люди в довершение своих бед приписывают себе и другим также и слова, как если бы у речи были множество авторов, сидящих в каждой говорящей голове.

Отсюда и множество раздоров, от разбирательства которых не знают отдыха судьи: кто что мне сделал и кто мне что сказал, и каков урон от присвоенных корыстно чужих слов или же имущества.

Как может принадлежать божьему созданию хотя бы даже кот, не говоря об осле или мельнице -- и как ему могут принадлежать издаваемые им звуки, будь то брань или высокая поэзия?!

Имеет ли значение, писал ли сам Шекспир ту пьесу, по поводу авторства которой второй год ломаются копья и ходят пересуды даже при дворе -- или сии творения принадлежат перу иного автора?

Зависит ли известный вам сонет от того, чьим посредством он увидел свет? Ведь ни буквы уже не изменится в написанном от того, откроется ли вдруг авторство принадлежащим не Вильяму, а Марло или Уайетту или вовсе безвестному подмастерью, как облик и характер ребенка не меняется ни на йоту от того, кто гласно иль не гласно является его подлинным родителем.

Итак, Шекспир не автор. Что же? Беда, чума? "Он это не писал", и вот уж пьеса перестала развлекать, поблекли краски слов? Какая глупость! Рискну предположить, что имя автора для тех, кто не своим живет умом, служит подобьем ярлыка, которым метят свой товар та или иная гильдия, извещая качество товара. От мертвой этикетки ждать восторгов и печалиться, узнав что тот же самый выбранный в лавке товар помечен по ошибке конкурентом -- как выбирать себе не меч, седло или плащ, а вывеску ремесленника и этой вывеской потом сражаться или укрываться в непогоду. Это сродни горю и слезам малого ребенка, решившего вдруг, что друг не настоящий потому лишь, что отец того, считавшийся родным, вдруг объявил бы себя приемным.

Как учит нас Святое Писание, отец у всех вещей один. Все остальное -- божьи марионетки, в гордыне вообразившие себя свободными людьми, не важно, адмирал ли он по роли, простой матрос или даже сам король. Отсюда следует, что нет вокруг ни авторов, ни владельцев, ни чего-либо, принадлежащего кому-либо.

Считать иначе, значило бы клеветать в душе на символ веры и отрицать Святые Писания.

Так я думаю".

Генри Говард, граф Суррей