Пони Гиммлер из ТНО
Несёт вам нежность, курицу и РЕЗНЮ!
Несёт вам нежность, курицу и РЕЗНЮ!
(Осуждаю нацизм, фашизм и прочее, Гиммлер вообще лох и ти)
Короче, я люблю тно, обожаю эту хрень. И я решила сделать ИИ Гиммлера. Я загрузил в него био ирл, био из тно и рецепты курицы... Он даже пишет по немецки! Одним словом получилось хорошо.
https://beta.character.ai/chat?char=FRDg9Euxor9oDHhauoeCsSa7...
Одним из главных желаний Адольфа Гитлера, основателя нацистского режима, кровавого диктатора, развязавшего самую ужасную в истории человечества войну, был захват власти над миром с целью господства арийцев и распространения на планете новой, совершенной расы сверхчеловеков.
Для воплощения этой идеи в жизнь был разработан проект Lebensborn (в переводе с немецкого – «источник жизни»), осуществление которого полагалось на Институт расовых исследований, входивших в состав организации «Аненербе».
Как и почему нацисты запустили проект «Лебенсборн» (Lebensborn)
Родильный дом «Лебенсборн»
Организация «Лебенсборн» возникла в 1935 году по личной инициативе Генриха Гиммлера. К этому времени рейхсфюрера серьёзно беспокоила проблема неуклонного демографического спада в стране. Гиммлер опасался, что продолжение этой тенденции приведёт к значительному ослаблению нордической расы. Поэтому первой конкретной целью «Источника жизни» стало содействие повышению рождаемости «генетически ценного» потомства. Выполнение задачи проводилось под видом гуманной миссии противодействия абортам и помощи матерям-одиночкам. Незамужних немок призывали подарить фюреру ребёнка-арийца, всячески подчёркивая их высокое предназначение.
На самом же деле далеко не все нуждающиеся в уходе могли попасть в программу. Участниками проекта становились только те матери и дети, которых специалисты Lebensborn и эсесовские врачи признавали «расово высококачественными». Для этого женщина должна была предоставить данные о своей родословной, личную анкету, справку об отсутствии судимости, медкарту и под присягой указать, кто является отцом ребёнка. Поэтому неудивительно, что более 50 процентов обратившихся в «Источник жизни» получали отказ. Повторная расовая экспертиза проводилась после родов. Малышей, появившихся на свет в «Лебенсборне», тщательно осматривали и «отсортировывали». Больному или недоразвитому новорождённому грозила смерть. Ребёнок, соответствующий лебенсборновским критериям, оставлялся при матери (при этом она получала пособие от государства) либо передавался в специальный приют, а оттуда – в проверенную семью, поддерживающую идеологию исключительности арийской расы.
Lebensborn называли «фабрикой детей Гиммлера»
Вторая мировая потребовала отправки на фронт миллионов молодых людей. И как ни трудились специалисты «Лебенсборна», существенно увеличить численность населения Третьего рейха за счёт только повышения рождаемости было невозможно. Оставался один выход – пополнить свои ряды выходцами из других народов. Эмиссары Lebensborn по отбору детей со сходной с арийской наружностью (как правило, голубоглазых блондинов) и их «онемечиванию» начали действовать в Польше, а затем распространили свой опыт на всю Европу.
Приюты «Источника жизни» появились в Норвегии, Польше, Голландии, Франции, Люксембурге. А в СССР похищения детей были максимально масштабными. Чаще всего поиски «потенциальных арийцев» сосредотачивались в северных регионах России, также на Брянщине и Смоленщине. Пристальное внимание уделялось Крыму, где планировалось создание в будущем большого поселения воспитанников «Лебенсборна». В Германию отправляли детей расстрелянных партизан и подпольщиков, насильно отнятых у родителей, похищенных на улицах. Чтобы попасть под опеку Lebensborn, им предстояло пройти проверку «расовой полноценности» по почти полусотне параметров. В противном случае их ожидала печальная участь.
«Расово полноценные» дети сначала проходили тщательный медицинский осмотр, далее помещались в центры идеологической обработки, и затем направлялись для адаптации в «расово благонадёжные» немецкие семьи
Жизнь славянских детей под опекой Lebensborn начиналась со специально разработанного пышного ритуала «наречения именем». Действо происходило перед портретом Гитлера, помещённым на символический алтарь, обрамлённый факелами и украшенный свастикой. Офицеры СС брали ребят на руки и от их имени произносили клятву верности. В этом была своеобразная месть: сделать убеждёнными нацистами детей тех, кто воюет против Германии. Ребята получали новые имена. Иногда по созвучности с настоящими: так Нина могла стать Вильгельминой, Зина – Зигред. Но в большинстве случаев это были древнегерманские, ничем не напоминающие родные, Зигфрид, Готфрид, Вилфрид, Эберхард.
Далее, самые маленькие попадали в семьи служащих СС, а постарше – в спецприюты, в которых проводилась усиленная «германизация» детей. Родной язык был под строжайшим запретом, в обиходе – только немецкий. Шла постоянная идеологическая обработка: ты – немец, будущий доблестный солдат или добросовестный работник. Детям свойственно легко усваивать иностранный язык и тип мышления, поэтому после трёх-четырёх месяцев муштры новоиспечённых арийцев отдавали в немецкие семьи. У «Лебенсборна» был свой паспортный стол, где фальсифицировались данные о происхождении ребёнка. Как правило, славянские детишки получали статус сирот, чьи родители погибли за великую Германию и фюрера. Вследствие этого немцы и не подозревали, что их воспитанники – русские, украинцы, белорусы.
Согласно исследованиям профессора Хайнца Вирста, только 3% славянских детей вернулись домой
Победоносное шествие советских войск по Европе не оставляло сомнений в исходе войны. Однако идея фикс о высшей расе все ещё витала среди бонз Третьего рейха. Поэтому лебенсборновские дома не прекращали своё существование, а только перемещались дальше на запад. После капитуляции Германии и разделения её на оккупационные зоны большая часть приютов оказались на территории, контролируемой Соединёнными Штатами. Американские военные следователи отмечали, что огромное количество подопечных «питомников» «Лебенсборна» не изъявили желания покинуть Германию. Одни под влиянием нацистской пропаганды искренне верили в то, что удостоились счастья быть арийцем, другие искренне привязались к приёмным родителям.
Малыши вообще не помнили своего прошлого. Многие подростки боялись, что на родине подвергнутся преследованиям за то, что жили у немцев и служили им. Так или иначе, но после войны только минимальная часть советских детей вернулись домой. Практически все архивы Lebensborn были уничтожены, поэтому понять, сколько точно детей было вывезено из СССР в Германию, невозможно.
В настоящее время в Германии действует специальная организация содействия людям, которым удалось узнать правду о своём рождении и стремящимся найти биологических родственников.
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509
Немецкая награда «За борьбу с бандами» вручалась изначально карателям за реальную борьбу с обычными уголовниками, которые под видом партизан грабили, как местное население, так и самих немцев.
Но таких случаев было очень мало, поэтому географию награды расширили и начали вручать:
За казни мирных жителей, стариков, детей, женщин.
За сожженые сёла и деревни.
За массовые расстрелы.
Но награждённые этим знаком (хитрецы какие) почему-то редко его носили.
Оказалось, что при очень большой вероятности попадания в советский плен, у обладателя такого знака были шансы быть уничтоженным сразу на месте пленения.
Такую железяку можно было встретить крайне редко, и ещё большую редкость представляют наградные документы к нему
Считаю это справедливым дополнением к данной награде.
В ГДР факт награждения таким знаком означал немедленное расследование в отношении лица, имеющего такую награду
Был учрежден Гитлером 29 января 1944 г. по представлению рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера
Имел 4 степени: бронза, серебро, золото, золото с бриллиантами.
Бронзовым знаком награждали СС и полицию за 20 дней борьбы с партизанами.
Серебряным знаком - за 50 и золотым - за 100 дней участия в операциях, как в боях против партизан, так и выполняя приказ по уничтожению мирного населения поддерживающего партизанское движение.
Позднее условия награждения были немного изменены.
Награждения золотым знаком утверждались лично Рейхсфюрером.
Свастику замазал от греха
Сноска пояснение к главе о Зое Космодемьянской из документального военно-исторического романа "Летят Лебеди" в трёх томах.
Том 1 – «Другая Война»
Том 2 – "Без вести погибшие"
Том 3 – "Война, которой не было"
Краткое описание романа здесь
Если понравилось, вышлю всем желающим жителям этого ресурса
Пишите мне в личку с позывным "Сила Пикабу" (weretelnikow@bk.ru), давайте свою почту и я вам отправлю (профессионально сделанные электронные книги в трёх самых популярных форматах fb2\epub\pdf). Пока два тома, третий на выходе, даст бог.
Есть печатный вариант двухтомника в твёрдом переплёте
Блокадные Истории – Пупсики
История Франчески – Не все в Освенциме умирали без боя
Один против танковой дивизии – И один в том поле воин, если он по-русски скроен
Судьба немецких врачей из концлагерей – Кому нелюди, а кому новые граждане
О единственной женщине из Морской Пехоты – Товарищ Главный Старшина
Рихард Баер родился в 1911 в немецком городе Флос. Недолгое время, поработав кондитером, в 1930 году он стал членом НСДАП, а два года спустя эсэсовцем (личный номер 44225). В 1934 году Баер служил охранником в первом немецком концлагере «Колумбия-Хаус» разместившимся в Берлине на Папенштрассе.
В 1937 году он был назначен командиром взвода в «Заксенхаузене».
В 1942 году после краткосрочной командировки во Францию Баер стал адъютантом начальника лагеря «Нойенгамме». В этом лагере эсэсовец занимался массовым уничтожением советских военнопленных, а также душевнобольных людей и инвалидов. Баер был практикующим палачом, он собственноручно убивал женщин и детей.
11 мая 1944 года Генрих Гиммлер уволил «за излишнюю мягкость» с заключенными Артура Либехеншеля, начальника лагеря «Освенцим», его место занял Рихард Баер. Именно он 18 января 1945 года организовал «Марш смерти» приказав эсэсовцам убивать по дороге как можно больше узников.
Последним местом «службы» палача стал лагерь «Дора-Миттельбау» где на подземных заводах узники строили ракеты, сконструированные нацистским преступником Вернером фон Брауном. За два месяца по распоряжению Баера на лагерном плацу повесили 6000 советских военнопленных заподозренных в саботаже.
Весной 1945 года во время налета американских бомбардировщиков Баер получил «боевое» ранение и с переломом ноги отбыл на лечение в госпиталь. Узнав о капитуляции Германии, нацистский преступник вместе с женой исчез в неизвестном направлении.
Зная, что союзники в курсе, что у эсэсовцев в 20 см. от левого локтя на внутренней стороне ближе к телу вытутаировано «Blutgruppentätowierung» (группа крови) Баер вырезал эту «черную метку» вместе с мясом.
В декабре он перебрался в Гамбург, где купил на черном рынке «ладно скроенный» паспорт на имя Карла Нойманна. Вскоре беглец устроился лесничим в имение князя Отто фон Бисмарка.
Ему все чаще мерещились еврейские охотники за эсэсовцами и советские особые снайперы, отстреливавшие нацистских преступников, поэтому нет ничего удивительного, что он месяцами не вылезал из леса, живя в охотничьем домике.
Официально Баер числился погибшим во время американской бомбежки. Только в 1955 году, когда его заместитель оберштурмфюрер Вильгельм Рейшенбек показал на допросе, что весной 1945 года Баер после бомбежки попал в госпиталь, поиски нациста возобновились.
Однажды бывший узник Освенцима устроившийся на работу к Бисмаркам узнал палача и сообщил в полицию. Свидетель рассказал полицейским, что в лагере знали, что Баер всегда работал «на сухую». Он никогда не заливал реки человеческой крови алкоголем, чему удивлялись даже самые безжалостные эсэсовцы.
Во время ареста бородатый лесник предложил полицейским пропустить с ним по стаканчику шнапса, но те вежливо отказались.
В ходе следствия по совету адвоката Баер отказался от дачи показаний и хранил молчание. Наверное, он планировал, как то выкрутиться, но у Высшего судии были абсолютно другие планы. 17 июня 1963 года 52-летний нацист скончался в своей камере от сердечного приступа.
Генрих Гиммлер смотрит на молодого советского военнопленного во время официального визита в концлагерь на улице Широкая в Минске, Беларусь, примерно 15 августа 1941 года.
Нужно было быть твердым человеком, чтобы так смотреть Гиммлеру в лицо. Это отстаивание своего права, это одинокий человек, который, потеряв так много, встает и смотрит в лицо самому Гиммлеру.
Телеграм — История Веков
Мария осторожно пробиралась между рядами трехъярусных нар. Натыкаясь в темноте на деревянные башмаки, замирала. Шум мог провалить все. В бараке прислушивались к каждому ее шагу.
— В добрый час, Мария! Храни тебя матка бозка!
— Ариведерчи, Мария!
— Будь осторожна, Мария!
Возбужденным шепотом напутствовали подругу одни. Без слов пожимали руку другие…
Мария должна оставить теплый барак и уйти, может быть, под пули часовых. И кто знает, что принесет она оттуда! Хотелось верить, что Мария вернется, и окажется, что ничего страшного там нет. Приходил как-то в барак немецкий врач.
— Мы есть великий национ! Мы любим детки ви блюмен, как цветики!
Гитлеровец вынул из бумажника фотографию: «Битте, смотреть!» Карточка переходила из рук в руки. Узницы увидели трех гладко причесанных мальчиков. Чинно стояли они возле миловидной полной женщины.
— Это есть майн фрау и детки. Двайка и еще одна мальшик, — объяснил врач. За стеклами его очков спокойные голубые глаза.
Робко постучалась надежда. «Семейный. Любит детей. К тому же врач!»
Немец кладет бумажник в карман мундира. Над карманом полоска цветных орденских планок и железный крест. Тусклым серебром отсвечивает орел, распластавший крылья. В когтях зажата свастика.
Глаза узниц тускнеют. Снова их охватывает отчаяние
«Что мы видели здесь человеческого? Чем этот фашист лучше тех, которые сортировали эшелон, отправляя старого и малого на газ»…
Дрожало раскаленное небо над трубой крематория. Валил черный, жирный дым. Жизнь металась между отчаянием и надеждой…
дождливую, но поэтому спасительную ночь.
Мария ушла, чтобы пробраться к тому бараку. Он вроде не отличался от других. Но для узниц тот барак — дворец. Ведь в нем их дети. Самые прекрасные и умные. Те, которых они хотели видеть сильными, счастливыми. Опорой и защитой.
Это не обычные дети. Это — близнецы. Именно близнецов почему-то отбирали эсэсовцы и отводили в тот барак.
Стоит произнести леденящее «эс-эс» — и дворца нет. Там тюрьма. Оттуда нет вестей. Стены того барака в броне безмолвия. Рвутся к нему материнские сердца, но разбиваются, как волны о камни…
Женщины понимали: «Мы живы, пока там наши дети… Коса «селекции» только поэтому и обходит нас».
Живы… Жизнь… Искрой вспыхивали эти слова и тут же угасали. В концлагере бушевала Смерть…
…Марию предложила послать в тот барак Евгения Лазаревна, «мама». Евгения единственная в бараке не имела в лагере своих детей. И когда Юрек и Арон остались одни на этом поле смерти, Евгения сказала: «Это — мои». И пошла с ними. Бесстрашная — она больше всего боялась, чтобы страх не поселился в бараке, не одолел и ее.
Почему должна пойти Мария?
Маленькая, худенькая, Мария, казалось, была соткана из мужества. На том злосчастном аппеле, когда все отказались забрать чужие посылки, она была первая, к кому подошла ауфзеерка. Взглядом в упор встретила она эсэсовку, когда та подняла на нее руку. Не отвела глаз и после второй пощечины. Злосчастным был тот аппель.
В тот барак увели и ее двух сыновей. Старший (он родился на час раньше брата) в 14 лет уже выступал с концертами. Слушая его, люди забывали обо всем.
— И откуда у них такая звериная жестокость? — спросила как-то полька Ядвига.
— Только доброта — бесхитростна, — ни к кому не обращаясь сказала Мария. — А жестокость — изобретательна! С молоком матери сколько доброго получает человек! Но в какие руки он потом попадает — вот в чем дело…
* * *
«Рейхсфюреру СС Гиммлеру. Берлин. Отбор для работ по плану «Аненэрбе» закончен. Одиннадцать пар заключено в барак «патология». Приступаем к эксперименту. Хайль Гитлер!»
* * *
Под верхнюю лагерную одежду Мария надела свитер (сберегла его после смерти подруги), теплые носки, косынку и брюки, «организованные» кем-то в «Мексике».[3]
Наступила минута, когда Евгения Лазаревна выдохнула в темень барака короткое: «Ушла».
* * *
Дождь, казалось, только и ждал, чтобы обрушиться на эту одинокую фигурку, Мария решительно шагнула в дождь. Касаясь рукой стены барака, пошла к подстриженной изгороди кустарников. Так можно незаметно пробраться к центральной лагерной улице — Лагерштрассе, а это уже больше половины пути.
За последним бараком «зоны А» Марию подхватил такой порыв ветра, что она едва устояла на ногах. До смены постов оставались считанные минуты. Низко пригибаясь, Мария пересекла асфальтовую полосу Лагерштрассе и перевела дух. Напряженный слух уловил неясные голоса. Смена караула. С ними собака. Скоро прожектор…
Мария упала на мокрую землю, в лужи. Голова — на согнутой в локте левой руке. Пальцы правой зарылись в липкую грязь. Как близко пройдут часовые? Хоть бы не заметили! Боже, хоть бы не заметили!
А время, казалось, остановилось. Слышно было, как чавкает мокрая глина под ногами часовых. Мария замерла. Она не чувствовала ни холода, ни потоков дождя, ни грязи. Одного хотелось: только бы стать куском этой земли, слиться с нею, застыть.
Все ближе шаги. Зарычала собака, залаяла зло, тревожно…
— Что с ней, Вольфганг? Может, остановимся?
— К дьяволу! Рекс на всякую падаль лает…
…Эсэсовцев уже поглотила тьма, а Мария все еще не могла справиться с сердцем: сейчас, кажется, выпрыгнет из груди…
Наконец, поднялась, пошла дальше. Каждый шаг — с трудом. Пудовые комья глины на башмаках. В луче прожектора — тоненькая сетка стихающего дождя. Белый клинок разрубил ночь…
Мария снова бросилась наземь. Она знала: эсэсовцы пунктуальны, прожектор пересечет «зону А», потом полосу Лагерштрассе, упрется в строения «зоны Б», переломится у массивной стены крематория и, сделав круг, погаснет, чтобы вскоре начать все сначала.
Шорох кустарника над головой. Луч прожектора на миг выхватил из тьмы голые прутики ветки. Мария видела, как бегут по ветке прозрачные дождевые капли.
Не было сил подняться. Марию охватил страх: «Не выдержу… Но уже вырисовывался впереди силуэт того барака. Надо идти! Ведь ее ждут…
И вот она у заветной стены. Новая беда: окна слишком высоки. Ей не достать до них. Осмотревшись, Мария заметила штабель тесаных камней. Приподняла верхний. Он оказался не очень тяжелым. Мария перенесла его под самое широкое окно. Еще один. Еще. И вот уже можно заглянуть в окно. В окно, за которым ее мальчики. Дети ее подруг. Окно, за которым неизвестность… Руки не находили себе покоя.
Мария полезла на камни. Еще одно усилие — она заглянет в таинственный барак. Поднялась.
Ничего не видно. Хотя… Кажется, лежат на полу. Да, очертания тел… Мария всматривалась до боли в глазах, уперев лоб в холодное стекло.
И тут — сирена подъема. В комнате за окном вспыхивает свет. Отбрасывая серые одеяла, с матрасов поднимаются худые фигурки, одетые в полосатую рвань… Руки детей устремлены вперед и беспомощно ощупывают воздух…
— Боже мой! — вскрикнула Мария и упала без сознания.
* * *
«Рейхсфюреру СС Гиммлеру. Берлин. Эксперимент «Аненэрбе» завершен без видимых результатов. Опытный материал ликвидирован. Xайль Гитлер!»
* * *
Всю ночь напролет ждали подруги Марию. Никто не сомкнул глаз.
Потом, уже утром, ауфзеерка рассказала посмеиваясь:
— Ваша камарадин сошла с ума. Ее ведут к виселице, а она все кричит: «Они ослепили их!», «Они ослепили!»
* * *
Помните, как у Ахматовой?
Кто женщину эту оплакивать будет?
Не меньшей ли мнится она из утрат?
Лишь сердце моё никогда не забудет
Отдавшую жизнь за единственный взгляд.
Илья Исакович Каменкович, «Жить воспрещается», 1975