Женщины готовят еду в полуразрушенной печи, Беларусь, Январь 1942
Женщина готовит в полуразрушенной печи, Беларусь, Январь 1942 Фотограф: Леонид Доренский (1910–1962)
Больше подобных фото и истории https://t.me/history_and_art/910
«Походно-полевые жены» в Красной армии
Во многих советских/российских кинофильмах о войне есть забавные сцены, когда некий «Ромео окопный» в промежутке между боями пытается ночью посетить землянку медсестры или кухарки, и та непременно треснет его чем-то, отгоняя от себя, после чего раздается хохот остальных солдат. На самом деле за такими эпизодами скрывается глубокий трагизм военной судьбы советских женщин.
Ведь, как вспоминают фронтовички, такое явление тогда было распространенным, и некоторые из них, чтобы оградить себя от него, вынуждены были сожительствовать с кем-то одним. Желательно с офицером, который мог защитить от назойливых поклонников. Эта категория женщин среди солдат получила название «походно-полевая жена» или сокращенно ППЖ.
Известно, что это явление было распространено повсеместно, вплоть до того, что командование вынуждено было бороться с этим. Например:
«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.
Приказ
войскам Ленинградского фронта
№ 0055
гор. Ленинград 22 сентября 1941В штабах и на командных пунктах командиров дивизий, полков имеется много женщин под видом обслуживающих, прикомандированных и т. п. Ряд командиров, потеряв лицо коммунистов, просто сожительствуют…
Приказываю:
Под ответственность Военных Советов армий, командиров и комиссаров отдельных частей к 23.09.41 г. года удалить из штабов и командных пунктов всех женщин. Ограниченное количество машинисток оставить только по согласованию с Особым отделом.
Исполнение донести 24.09.41 г.
Подпись: Командующий Ленинградским фронтом Герой Советского Союза генерал армии Жуков.»
Г. К. Жуков тоже имел ППЖ — Лидию Владимировну Захарову (воинское звание — старший лейтенант, должность — личная медсестра Жукова). Всю войну она неотступно следовала за ним. Жуков присвоил ей звание старшего лейтенанта, хотя офицерского звания медсестре не полагалось. Была награждена десятью боевыми орденами в том числе орденом Красного Знамени и орденом Красной Звезды.
В 2005 году появилась книга Олега и Ольги Грейг «Походно-полевые жёны»[3], в которой лётчицы 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиаполка изображены сексуально распущенными, что награды вручались только через постель и т. д. Ветераны полка подали на авторов в суд за клевету. Было возбуждено уголовное дело, которое было прекращено в связи с гибелью О. Грейга.
Источники:
Фото из 1945 года
2 апреля 1945 г.: завершен разгром гарнизона немецкого города-крепости Глогау
Осада Глогау продолжалась с 09.02.1945 по 01.04.1945 войсками 1-го Украинского фронта. В основном силы немцев были уничтожены к 1 апреля, а 2 апреля пала крепость старого города, где оставался последний очаг сопротивления.
На фото советские бойцы в уличном бою в Глогау (ныне Глогув, Польша). На переднем плане боец с трофейным немецким пистолетом-пулеметом MP-40.
Субмарины Советской России
За годы Первой мировой и Гражданской войн флот лишился 32 подводных лодок – почти всех, что тогда имелись. Осталось лишь несколько субмарин, нуждавшихся в капитальном ремонте. Да еще с полдюжины недостроенных лодок оставалось на стапелях судостроительных заводов. С этого и началась история советского подводного флота.
Поскольку ни качество, ни количество подводных судов уже не удолетворяло требованиям современности, 1 ноября 1926 года на Балтийском судостроительною заводе было создано специальное техническое бюро № 4, занявшееся конструированием исключительно подводных лодок. Его возглавил инженер М. Малинин.
И уже в марте следующего, 1927 года состоялась закладка первых советских подлодок – Д-1, Д-2, Д-З… Вслед за ними вскоре отечественные судостроители приступили к закладке подлодок второй и третьей серий, получивших название «Ленинцы» и «Щуки».
Теория, господствующая тогда у руководителей Военно-морских сил, о том, что подлодки должны лишь поддерживать в бою надводные корабли, привела к постройке субмарин IV серии, получивших название «Правда» и имевших преимущественно артиллерийское вооружение.
Поскольку большинство подлодок были зачислены в состав Балтийского флота, а другим флотам тоже требовались подлодки, возникла идея переправлять их при необходимости по железной дороге. Специально для этого были построены подлодки-малютки типа «М» VI серии, имевшие на вооружении по две торпеды.
В дальнейшем стали строить подлодки самых разных размеров и для других флотов. Последним серийным проектом подводных лодок, строившихся перед Великой Отечественной войной, стали субмарины XIV серии типа «К». Они отличались мощным торпедным вооружением (запас торпед – 24 штуки), а также имели на борту более 20 мин и два 45-мм орудия. Высокие мореходные данные, большая автономность плавания сделали советские подводные крейсера лучшими для своего времени.
По довоенному плану, к концу 1942 года в составе советских флотов планировалось иметь свыше 300 подлодок различных типов.
План полностью выполнить не успели, и 22 июня 1941 года в составе флотов нашей страны находилось 211 подводных лодок различных типов. Тем не менее СССР располагал подводными силами, значительно превосходившими по численности флот субмарин любого государства мира, в том числе и Германии.
Однако тяжелые поражения начального этапа войны привели к большим потерям и на флоте. Так, к примеру, Балтийский флот оказался, по существу, заперт в Кронштадте, и попытки подводников прорваться сквозь минные поля и прочие заграждения привели лишь к тому, что за годы войны балтийцы потеряли 47 подлодок вместе с экипажами.
Немногим лучше было положение и на Черном море – там погибли 40 подлодок.
Молодой Северный флот за годы войны потерял 25 субмарин. Но тут по крайней мере североморцы смогли нанести существенный урон и противнику, потопив 126 транспортов, общим водоизмещением 360 661 т, и 55 боевых кораблей.
К концу войны показал себя и разблокированный Балтийский флот: подводники-балтийцы смогли потопить 124 транспорта и 20 боевых кораблей. Итоги боевых походов черноморских подводников: 78 транспортов и 7 боевых кораблей.
Каждый выход подводников в море – это был, по существу, героический подвиг. Тактические приемы, использовавшиеся командирами советских субмарин, потом попали в учебники многих стран мира. Они атаковали противника на мелководье в надводном положении, топя транспорты артиллерийским огнем. Прорывались в гавань под днищем транспортов противника и затем торпедировали суда, стоящие непосредственно у причала. Атаковали противника со стороны берега и на малых глубинах. Именно так нашими экипажем подлодки К-21 был атакован линкор «Тирпиц». А потопление 30 января 1945 года лайнера «Вильгельм Густлов» подводной лодкой С-13 под командованием А. И. Маринеско привело к тому, что на дно ушли 6000 гитлеровцев, в том числе практически весь резерв экипажей подлодок, к несчастью, оказавшихся на том транспорте. Гитлер после этого объявил Маринеско своим личным врагом.
Однако война стала тяжелым испытанием и для нас. Более 3600 подводников навечно остались в море. Но жертвы не были напрасными. Полученный боевой опыт, выработанные тактические приемы и практика борьбы за живучесть заложили основу для создания послевоенных подлодок, закладки атомных субмарин, несших на борту ядерное ракетное оружие.
Станислав Николаевич Зигуненко, «100 великих загадок истории флота», 2008г.
Знаток. Свадьба. Часть третья
***
— Дядько, а чего она его сиськой не пришибла? Вы ж говорили, так буде? – спросил Максимка. Среди деревьев белела, отороченная жировыми складками, широкая спина уходящей гыргалицы.
— Фронтовик он, видать, а гыргалица сама воевала. Он ей как сынок. Ты лучше скажи, соль рассыпал, где я сказал? А то сами сейчас сиськой огребем.
— Так точно, дядько!
— Глади мне! Ну, пошла потеха! – выпрыгнув из засады, Демьян зычно крикнул. – Эй, дылда! Человека брось!
Гыргалица остановилась, неторопливо повернулась к людям. Осклабилась: с перекошенных синих губ повалила пена. Майор на её руках захныкал и покрепче ухватился зубами за сосок.
— Куда Вальку дела, дура? – негодовал знаток. – А я ж ему говорил! Со свадьбы утащила, это ж надо учудить! Ладно этот, он сам пришёл, а к людям-то на кой лезть?
Лесная баба завыла горестно, опуская майора на землю. Тот свернулся в клубочек и, не найдя сиську, захныкал, снова принялся сосать палец. Гыргалица, набычившись, враскорячку пошла на противников; огромные груди раскачивались при каждом шаге, а ноги утопали по щиколотку в болотистой почве, выворачивая комья грязи.
— Слушать она не собирается… Работаем, хлопче!
Максимка достал кадку запасённой из дому соли и быстро высыпал остатки, замыкая защитный круг. Гыргалица карабкалась вверх по склону, ставила ноги меж обнажённых древесных корней, чтобы не скользить в грязюке. Тут она резко остановилась, будто ударившись лбом о твёрдое стекло. Взвыла и взялась обходить – вдоль её пути то и дело встречались полосы щедро рассыпанной соли.
Знаток в это время достал с кармана мешочек и высыпал из него на ладонь ингредиенты для заговора, за которыми пришлось заскочить до дому: сушёную калину и отрезанный у Полкана клок шерсти. Рычащей от злости гыргалице приходилось идти по узкой тропинке меж белых дорожек. Максимка старался не смотреть на пугающую своими размерами фигуру чудовища; белесые глаза лесной бабы бешено вращались, обещая лютую смерть любому, до кого та доберется.
— Максимка, ну-кась подсоби!
Ученик с третьего раза поджёг спичку – руки тряслись от волнения. Приблизил огонёк к ладони Демьяна, взглянул вопросительно:
— Больно ж будет?
— Жги давай! А потом замыкай её, как я тебе сказал. Не оплошай токмо, не то враз сиськи отведаешь.
Сор на ладони Демьяна вспыхнул от огонька, знаток поморщился и быстро забормотал заговор:
— Чернобога псы стерегут врата,
Мост меж Навью и Явью,
Придите, псы, за ночную хмарью,
За убёгшей тварью…
Гыргалица упёрлась в очередную невидимую преграду – буквально в пяти шагах от них. Максимка схватил кадку Демьяна, бросился вкруг жуткой бабы, следившей за ними мёртвыми белёсыми зенками. Знаток от боли повысил голос:
— Остры клыки,
Лапы быстры,
Придите из тьмы...
Прежде чем гыргалица успела сообразить, Максимка высыпал соль, замыкая второй защитный круг – вокруг неё самой. Лесная баба бросилась на ученика, но ударилась лбом о невидимый барьер и отшатнулась. Демьян уже почти кричал; сор на его руке догорел, превратился в сажу.
— Приходите, псы,
За мясцом нечистым,
По берегам каменистым,
По ямам смолистым...
Максимка услышал страшный грохот, как если бы сотня солдат маршировала подкованными железом сапогами по тротуару. Мрак сгустился, полумесяц в небе потускнел. Среди древесных стволов заметались тени, ещё более густые, чем тьма, и раздался гулкий собачий лай.
— Смотреть на них не вздумай! – прервал заговор Демьян, и Максимка тут же зажмурился, но так оказалось еще страшнее. Запахло дохлой псиной, уши прорезал страшный, неестественный вой — так, наверное, выла бы собака, если ее разрезать надвое да вывернуть наизнанку. От этого воя хотелось опростаться всеми кишками и помереть, но почему-то Максимка был уверен, что и в этом случае почувствует на себе остроту их клыков.
Где-то рядом корчился от боли Демьян – калина и шерсть должны прогореть до конца, иначе заговор не сработает. Пустота, наполненная звуками чуждого мира, продолжала расширяться, оттуда рвались в Явь создания, ещё более кошмарные, чем гыргалица.
— Стойте! Хорош! Да спыняй ты, Демьян!
Кто-то кричит. Зачем, что ему нужно? Максимка с трудом поднял голову, остороэно разлепил глаза, чтобы остались только щёлочки, и увидел жениха, Валентина. Его нарядный свадебный костюм был напрочь изгваздан – с плеча свисала какая-то тина, на лицо налипла болотная ряска. Жених тормошил знатка за плечо и причитал:
— Демьян, остановись! Молю, прекрати!
Знаток умолк. Навь ещё угрожающе побурлила совсем рядом, но звуки становились тише, а силуэты псов заскулили, потеряв ориентир. Топот сапог будто свернул в сторону, начал затихать. Холодная тьма отступила, заструилась чёрными ручьями дыма под ногами.
— Спасибо, спасибо тебе, Демьян Рыгорыч, – с широкой улыбкой Валентин тряс здоровую руку знатка; тот еще мало соображал — приходил в себя после ритуала. – Не погубил мамку. Век должен буду!
Гыргалица застонала, протянув длинные руки к Валентину. Тот безбоязненно заскочил в защитный круг и обнял чудовище – насколько хватило рук. Головой он едва доставал ей до груди.
— Ну шо ты, мамо, испужалась? Всё хорошо буде, не палохайся. Тьфу ты, упеленала, як младенца, насилу выпутался. Ну тише-тише…
— Слышь, Валя… – угрожающе начал Демьян, баюкая обожжённую руку.
— Прости, прости, Демьян Рыгорыч! И ты, малой, прости. Виноватый я, и она виновата!
Гыргалица сунула жениху сиську, тот со смехом увернулся.
— Уж скоро сам отцом стану, а она меня всё накормить пытается! Ты пойми, Демьян Рыгорыч, она ж меня спасла от немцев, выходила, выкормила. Не хочет сына отпускать, вишь как.
— А меня ваше горе колышет? Нельзя ей к людям, а людям сюда нельзя – таков уговор был!
— Не повторится такого, от те крест! Она, мабыць, на свадьбу тайком прошуршала – поглядеть да благословить, видать, а там тесть про квартиру в райцентре ляпнул – вот она и не удержалась, свистнула прям из-под фаты. Боится, верно, что уеду в город, одну её оставлю.
— А как она проникла-то? Пригласить её должны были. Это ты подкинул? – Демьян показал найденный на свадьбе предмет – веточки чертополоха, скреплённые вместе человечьими волосами.
— Шо это? – прищурился Валентин.
— Скрутка ведьмина, дурак! Подбросили её, шобы твоя мамка навестить смогла. Иначе никак она явиться не может, без разрешения. Кто напакостил так?
— Мамо, кто ж тебя пригласил? – жених задрал голову посмотреть гыргалице в глаза, но та по своему обыкновению молчала. Максимка поёжился при мысли, каково это – стоять так близко к лесной бабе. А Валентину ничего, будто и впрямь мать обнимает, а не чудище какое.
А лицо у того чудища было мокрое от слёз. Великанша всхлипнула и погладила «сына» по голове. Поглядела волком на Демьяна, прижала к себе покрепче Валентина. Без слов было ясно, что она хочет сказать – не отпущу!
— Ну ты чего, мамо, я коли перееду, то буду в гости ездить, гостинцы привозить…
Гыргалица замотала головой и зарыдала пуще прежнего.
— Дядько Демьян, не пустит она его, – тихо сказал Максимка, – так и будет нам в Задорье концерты устраивать.
— Да-а… – смущённый слезами женщины, даже такой, Демьян почесал бороду. – Нехорошо это – мать с сыном разлучать. Мать не бросают…
Валентин крепко обнимал гыргалицу, шепча что-то успокаивающее, словно уже прощаясь; та по-медвежьи не то рычала, не то всхлипывала. Знаток решительно сказал:
— Слышь, Валентин! Ты ей кажи, шоб больше такого не повторялось. А я с Макаром сегодня побалакаю – должок за ним. Авось чего и зразумеем, шоб табе не уезжать никуда. Тем паче на тебе лесхоз, куда ехать, верно?
Жених от избытка чувств смог только благодарно кивнуть.
— Дядько, а с ним чего делать будем? – Максимка кивнул на сладко посапывающего в рогозе чекиста.
— Шо-нить придумаем. Есть у меня идея…
***
Раздался громкий звон, отозвавшийся в похмельной голове похоронным набатом. Жигалов еле разлепил глаза, огляделся в недоумении. К горлу подкатила тошнота, майор с трудом удержался, чтобы не стругануть прямо на скатерть. Оказалось, он спал, сидя на стуле и повесив голову на грудь.
Звенел пустой стакан, по которому колотил вилкой сидящий напротив за столом ИО председателя. Макар Саныч встал, пьяно пошатнувшись, и громко оповестил:
— С-секундочку внимания, та-ва-ри-счи!
Оставшиеся гости – многие уже разошлись – повернулись к председателю. Во главе стола сидели молодожёны – счастливая невеста и жених в свежем костюме явно с чужого плеча. Жигалову сунули в руку залапанный стакан вина, при виде которого он с трудом подавил очередной приступ тошноты. Это ж сколько он вчера выпил?..
— Как я здесь… Гхм... Что случилось?
— Тс-с, тост говорят! – зашикали на него.
В Задорье уже светало – наступило утро, и громко заголосил петух в соседнем дворе. В умат пьяный Макар Саныч высоко поднял рюмку.
— В о-общем так! Свадебный подарок от меня! Ва-алентин, ты мне таперь хто? Праильна, сын! А я заради деток во, любому! – Макар Саныч потряс кулаком в пустоту. – Так шо, сына и доча, вам жалую от отцовского сердца… дом в Задорье! А табе, сына, да-авно пора должность, шоб начальством был, а не этим, как его… игорем…
— Егерем, – подсказали ему со смехом.
— Во, да! Так шо, сына, будешь таперь начальником лесхоза. Или ишшо каким начальником… Ко-ороче, за молодых! Го-орько!
Нетрезвые жених и невеста принялись целоваться – уже без фаты. Жигалов недоумевал – вроде же Саныч квартиру подарить обещался. Хорохорился перед зятем? Или он это и вовсе выдумал? Мысли слиплись как остывшие котлеты на блюде. Все выпили, Жигалов тоже пригубил в надежде избавиться от головной боли, но зря – от вкуса алкоголя желудок взбунтовался и бил полундру. Не смог почему-то выпить и Макар Саныч – дважды подносил стопку к губам, морщился, потом всё же сдался, поставил обратно на стол; тоскливо поглядел на рассветное зарево. Жигалов подавил очередной бунт во внутренних органах, огляделся: гости болтали, смеялись, тянули какую-то заунывную песню. У пенька в обнимку с баяном громогласно храпел Афанасий Яковлевич.
— Ну шо, как состояние, товарищ майор? – на скамью рядом приземлился Демьян. Он так ехидно улыбался в бороду, что у Жигалова аж кулаки зачесались.
— А, знахарь… А что вчера было?
— Знаток, а не знахарь! А вчера ты напился в крендель, майор. Шо, непривычный к нашей горилке? Давай лучше самогону, от него башка не так хворает, – Демьян разлил по рюмкам мутной жидкости из бутылки. Левая ладонь у него была перебинтована. – Ты-то вчера и водки бахнув, и винища сверху накатил!
— Мы с вами… на «ты» не переходили.
— А вот давай по одной пропустим и перейдём. Шоб поправило тебя, а?
— Не хочу… – вяло отказывался чекист. Демьян ухмыльнулся, в его глазах заиграли весёлые искорки.
— Как это не хочешь? А за здоровье молодых?
Вновь раздались пьяные крики «Горько! Горько!». Майор обречённо поглядел на рюмку.
***
Конец главы. Продолжение следует...
ВНИМАНИЕ!
Сразу важное объявление - знатно мы вас потешили, господа и господессы, но пора бы и честь знать. Честь заключается в следующем - дальнейшие главы "Знатка" уже не будут выходить в тексте в свободном доступе, а будут доступны только на Бусти-канале моего соавтора. С опозданием в две-три недели они будут появляться уже на моем Бусти. Чтобы ничего не пропустить - подписывайтесь на паблики авторов в ВК (ссылки ниже).
Авторы - Сергей Тарасов, Герман Шендеров
Знаток. Свадьба. Часть вторая
***
Жигалов перестал подслушивать, отошёл в сторону; со всеми здоровался, запоминал имена и лица – будто фотограф. Гости уже вовсю выпивали, чокались рюмками за здоровье молодых; жениха, наконец, отпустили, и теперь они с невестой ели яичницу одной ложкой. От майора не укрылось, что на женихе будто лица нет – точно ему не квартиру посулили, а путевку в Соловки. Под столами шныряли собаки, подбирая объедки. Потихоньку темнело, закатное солнце окрашивало белые скатерти в ярко-багровый цвет. Подняв взгляд, майор увидел сидящего на дереве чумазого пацана – тот болтал голыми пятками и грыз стибренное со стола яблоко. А под деревом, опёршись на ствол, бранилась, на чём свет стоит, пьяная баба с жёлтым, уже заживающим, фингалом.
— Ты негодник такой, а ну слазь, кому говорю!
— Мамко, та не пойду я домой. У нас с дядькой Демьяном уговор.
— Ты гляди, он мать не слушает! Твоему Демьяну Свирид накостыляет щас!
— Так няхай попробует, вон он стоит, чего искать? Мамо, ты иди домой, а? Поспи маленько, а, пожалуйста?
— Максимка!
— Ну мама!..
От грустной сцены Жигалова отвлёк безногий дед, которому поставили на пенёк бутыль горилки; пришлось выпить, за Победу, конечно же.
Стоило опрокинуть рюмку, как гортань ожгло, а под ложечкой крутануло – забористая. Вдруг в ту же секунду крутившиеся у столов шавки, будто сговорившись, как оглашённые ломанулись с воем по улице. Нежившийся на солнышке толстый чёрный котяра вдруг зашипел на майора и сиганул к школе. Упорхнула прочь стая птиц. Жигалов удивлённо огляделся – чего это с животными? Тем временем Климов, стоявший поодаль, подобрал с земли какой-то предмет.
— Максимка, ты видал, чего они спужались? – крикнул он мальчику на дереве и только тут заметил стоящего неподалёку Жигалова. – О, здрасте снова, товарищ майор.
— Что это там у вас?
— Так, фитюлька, – знахарь сунул найденный предмет в карман пиджака – что-то похожее на маленькую, из тонких прутьев, метёлку.– Следите за мной, шоль?
— Работа у меня такая – следить. Надо всегда быть настороже.
— Ну да, знавали мы вашего товарища…
— Это вы на что сейчас намекаете? – сощурился Жигалов.
— Да так…
— Нет уж, договаривайте, товарищ знахарь.
— Знаток я, зна-ток! Когда ж вы, ёк-макарёк, научитесь?
— Не переводите тему. Что вы имели в виду?
Жигалов и сам не заметил, как оказался с Климовым в словесном клинче, хотя и планировал лишний раз не «светиться»; на них уже оборачивались. Знахарь, или знаток, как его там, ухмыльнулся в бороду, но глаза у него были холодные, злые – как шляпки гвоздей, какими гроб заколачивают.
-Ты ж в НКВД служил, майор, на войне-то? Ну так ты разумеешь, о чём я… Заградотряды – знашь такое слово?
— Демьян Григорьевич, прекратите! – подошедшая Анна Демидовна потянула Демьяна за рукав; тот не шелохнулся.
— Да что ты знаешь обо мне, мракобес деревенский?
— Кой-чего знаю… О таких, как ты. Чего шныряешь тут, кого шукаешь, гэпэу на выезде?
— Демьян Григорьевич!.. Глеб Петрович!
— Анна Демидовна, прошу, не влезайте в мужской разговор! – прикрикнул на девушку майор, и сразу пожалел об этом – та отступила назад, глядя на них обоих с отвращением.
— Ну и дураки! Обоим по сорок лет в обед, а сами хорохорятся как петухи в курятнике!
Резко повернувшись на каблуках, она пошла прочь. Тем временем, свадьба набирала обороты. Наконец, захмелевшие гости созрели – послышались первые выкрики «горько!», а вскоре они слились в грохочущий хор. Майор и Демьян еще недолго посверлили друг друга взглядами – точно в гляделки играли, а после, не сговариваясь, тоже принялись наперегонки драть глотку – «горько! горько!» Неловко поднялись со своих мест молодожёны, кое-как взялись за руки, но гости требовали большего. До Жигалова донеслось смущённое невестино:
— Народу-то сколько… Неловко как-то.
— А ты фатой прикройся, чтоб срамоту не разводить, – квакнула сидевшая рядом теща.
Молодые улыбнулись друг другу, Василиса накинула на голову жениху фату – из дешёвой ткани, а оттого непрозрачную, плотную, что твоя скатерть; два силуэта под тканью слились в один.
— Эт чего там, товарищи? – крикнул кто-то. – Чой-то там деется?
Гости заохали и принялись креститься, позабыв напрочь о научном атеизме: фата надулась в сизой полутьме, как воздушный шар, а потом опала вниз. Через секунду, запутавшись в фате, показалась и невеста – цветом лица она теперь сравнялась с платьем, большие темные глаза испуганно бегали, будто кого-то или что-то искали.
— А где Валька-то? Под стол убёг? – пьяно хохотнул Макар Саныч.
-А я… А он… Мы… — беспомощно пролепетала невеста. Тесть, ничтоже сумнящеся, заглянул под стол. Никакого жениха там, конечно же, не оказалось. Принялись вертеться, оглядываясь, и прочие гости.
— Ой божечки! Иисус Спаситель! – всплеснула руками Людмила Петренко. – Пропал!
-На Кавказе, я слыхал, обычно невесту похищают, а у вас...– пробормотал Жигалов, вроде как обращаясь к Климову, но тот, оказывается, уже целеустремлённо куда-то топал, едва опираясь на свою клюку. Мальчишка спрыгнул с дерева и догонял знахаря.
А гости уже вовсю хохмили про украденного жениха. В общем-то, убежать Валентин мог легко – нырнул под стол, а там, пока суматоха – в кусты, через забор и привет. Только вот как это сделать незаметно от невесты? Жигалов прошёлся до забора, с интересом поковырял наполовину отломанную доску. Дела-а…
— Неужто сбёг зятёк? Со свадьбы? – за спиной появился председатель. – Вот те на-а, Люська! А я ж говорил! И тебе, Васька, говорил! – крикнул он невесте.
Васька-Василина размазывала по лицу потёкшую тушь; гости наперебой пытались утешить невесту, выдавая шутки одна другой скабрезней. Несостоявшаяся теща и вовсе покраснела, надулась, ловила ртом воздух, как рыба, будто сейчас взорвется от возмущения. Жигалову подумалось, что ситуация пусть и нехорошая, но по-своему комичная.
— Па-а-па!
— Ну ты чего, доча? – Макар Саныч побежал к Василине.
— Батько, не убежал о-он! Бать, найди его, пожа-алуйста! – рёв невесты поднялся на октаву выше – да так, что резануло по ушам. – Папа, я его люблю!
Макар Саныч, немного протрезвев от произошедшего, вперился в Жигалова и принял максимально серьезное выражение лица.
— Товарищ майор, тут…
— Да-а-а, ситуация. Что, жениха отыскать надобно?– спросил он у невесты, та кивнула, всхлипнув. – А куда он сбёг-то?
— Не в лесхоз точно, закрыт он на ключ, – отозвался кто-то из гостей.
— В общем, давайте так. Гости пусть пьют-гуляют, и вы тоже нюни не распускайте, особенно вы, девушка, – Жигалов потрепал невесту за безвольную ручку. – Никуда ваш супруг уже от вас не денется – всё, окольцован. Да и разве от такой красы убежишь? Ну-ка отставить слёзки, у нас же свадьба, а не похороны!
«Надеюсь» – мысленно добавил Жигалов. Все эти ритуалы со свечами, странная смерть жены и матери Кравчука, а теперь еще это исчезновение откровенно дурно пахли. Очень дурно – чертовщиной. Или даже хуже того – антисоветчиной.
Майор присел на коленки перед невестой, заговорил тихо – так, чтобы прочие гости не слышали:
— Вы не волнуйтесь главное – найдётся жених, уж от меня-то не скроется. Вас же Василиной зовут?
— Больше Васькой кличут… – невеста смотрела на него как завороженная. Вернее, на шрам на щеке.
— Бросьте, ну какая вы Васька! Уже замужняя почти женщина, вам не к лицу. Он сказал хоть чего? Ну, Валентин, когда убегал.
— Дядько… да не казал он ничего! И не убегал он никуда. Его покрали!
— Что? – Жигалов невольно хохотнул от абсурдности услышанного. – Покрали? Кто покрал?
— А я не бачила… Ручищи сунулись под фату, вооот такие длинные, волосатые, и шмыг! Дёрнули, а его как не бывало! Вот вам крест! – Василина мелко перекрестилась, и за ней жест повторила мать. Жигалов поморщился.
— Ты шо мелешь, доча? – возмутился ИО председателя. – Какие руки, куда дёрнули?
— Лучше уж не крест, а честное пионерское, – майор махнул рукой Санычу, призывая того заткнуться. – Та-ак… Значит, руки дёрнули жениха? А дальше что?
— Ничего… Я из-под фаты вылезла, и всё.
— Василина, а вы выпивали сегодня? – Жигалов посмотрел на стол – да, выпивала.
— Да она на донышке только! – воскликнула несостоявшаяся теща. – У нас токмо Макар пьющий!
— Чего-о? Да я уж лет десять как…
— Молчи, ирод! Весь день квасишь! А вы, товарищ майор, мине послухайте. В сторонку вас можно? А ты не мешайся, дочу утешай! – жена Саныча отвела майора на пару шагов и прошептала: – Нехороший у нас зятёк-то, Валька, дурной. С нечистью якшается!
— Да что вы говорите? – Жигалов изобразил живой интерес. – Каким же образом?
— Каким-каким… В лес он ходит, ясно? Ох, сердце моё материнское… Говорили мы Ваське, что не дело это, но не слушает она стариков. Сколько уговаривали, а ей всё побоку – люблю его, грит, жить без него не могу. Она Макара уболтала, а я ж тоже не железная...
— А нечисть ваша тут причём?
— Та притом! Вы слухайте серьёзно, товарищ майор, не смейтесь – тут вам не Минск. В общем, есть у Вальки место заколдованное в лесу, туды он гуляет, и все о том знают. Проклятое место, нехорошее – топь это.
— И что за место, где?
— Да там, откуда он вышел!
— В смысле? – Жигалов окончательно запутался. Опять заиграл вальс неугомонный дед Афанасий, и люди пошли в пляс; крикнули тост, майору и теще сунули в руки по рюмке – ничего не поделаешь, пришлось выпить. В голове зашумело, ударило в ноги приятной слабостью. Жигалов приземлился за стол рядом с угрюмым мужиком в синих наколках, жевавшим курицу.
— А вот в том смысле! – по-мужски занюхав луковицей со стола, продолжила жена Саныча. – Сирота ж он. Вышел с лесу, когда годков пять было – чистый, упитанный, будто на убой его там кто кормил. Родителей его мы знаем – мать в том сарае пожгли, а отец у него партизан был, унёс с собой в лес младенчика ещё – успел забрать с дому. Там-то в лесу отца и прибили, а мальчонка пропал – як подземь сгинул. Война как кончилась, так и вышел он из лесу, с топкого места за ручьём. Все то место знают, проклято оно…
— И что, часто он туда шастает?
— Да только там и бывает! Макар говорит, за тем и в егеря пошёл, шоб из лесу носа не казать. Оборотень он! Волки его выкормили! Всё верно про него говорят!
— Оборотни только в погонах бывают, Людмила Олесьевна, – отшутился Жигалов и развернул женщину за плечи. – Вы лучше Василину успокойте, совсем девка раскисла. Гостей по домам не распускайте, думается мне, я с вашей бедой быстро разберусь. Будет женишок вам!
— Да вы уж постарайтеся зробить, а уж за нами не заржавеет…
— Ступайте уже, гражданка.
Жигалов вздохнул и вытер пот со лба. Да уж, и впрямь не столица, про диалектический материализм тут и слыхом не слыхивали. Майор наложил себе в тарелку пару картофелин, котлету – хоть перекусить перед розыскными мероприятиями. А может, ну его?.. Нет уж, Жигалову теперь самому стало интересно, что там за место такое, куда жених ходить повадился. Может и знахарь здесь как-то повязан. Кстати, а куда это он делся?
— Уважаемый, что за место такое топкое у вас в лесу? За ручьём которое? – обратился он к мрачному мужику по соседству.
— Уважаемые у вас в кабинетах сидят, а мине Свирид звать. На север по главной дороге направление, там налево сворот, его сразу видно. Как через ручей переедешь, там пешком в лес километр, вот и болото. В общем, недалёче тут. А табе оно на кой?
— Военная тайна.
— Та-айна… – протянул Свирид, облизывая жирные пальцы, исколотые синими перстнями. – Тож мне тайна! Вальку-фраера пошукать решил? Не надо оно табе. Не наш он хлопчик. Мож оно так и лучше.
— А чего так?
— Так кто ж ещё-то в лесу аки лешак какой сидит? Его, грят, и зверь слушается, и волк не тронет. Он жеж в лесу как дома, а у нас ему как на киче – радости никакой.
— Так егерь же, – растерянно протянул Жигалов.
— Какой егерь! Да баба у него там! Лесная баба в болоте живёт, страшенная стерва, кажут; вот он к ней грешить и повадился. Обручен с ней фраер браком бесовским – с ней Валька на болотах позабауляцца, та она после чертенят рожает. Вот табе и весь расклад, служивый, – Свирид шумно высморкался и кинул куриные кости под стол, вытер руки о штаны.
— Так а сбежал тогда зачем? – наплевав уже на диалектический материализм, Жигалов честно пытался разобраться хотя бы в этой мракобесной логике.
— Дык обручен же с той бабой! Какая ему свадьба, раз он сам бес почти? Мож спужался, что она его в бараний рог… Ты лучше это, выпей со мной. За нас с вами, за хер с ними!
Пришлось и с этим накатить. Чувствуя уже не совсем приятное опьянение, Жигалов направился к председателю – попросить ключи от машины или мотоцикла, когда его опять окликнул неугомонный дед-баянист.
— Афанасий Яковлевич, я больше не пью.
— Та не-е, сынко, я табе сказать кое-что хотел. По великому секрету!
— Весь во внимании.
— Слухай сюды, – дед понизил голос. – Ты ж жениха искать собрался?
— Ну да.
— Не ищи его.
— Чего бы это?
— А то! Ты меня как фронтовик фронтовика выслушай. Гиблое то место, там и до войны всякое творилось, а уж после… Табе Олесьевна небось наплела, что Валька-егерь оборотень или ещё чего, да?
— Ну было такое. С атеизмом вы тут в посёлке не дружите, я погляжу.
— А як же с ним подружишься, коли чертовщина кажный день творится? Вот Валька чего туда пошёл, как думаешь?
— Ну?
— Так силы свои пополнять, чтоб Васька не очухалась. Ведьмак он, точно тебе говорю, колдун гребучий, Василинку заворожил.
— Зачем?
— Так як жеж! За ним ни гроша, а она за ним як кошка волочится! А Макарка Сизый Нос-то нонче за председателя – там сразу и жильём обеспечит и должность подсуропит послаще. А когда-то на бутылку наскрести не мог…
Жигалов поморщился. Деревенские байки начинали ему надоедать.
— Эдипенко там может быть?
— Это уж ты сам смотри, но не советую я табе по ночи никуда ехать, послушай дедушку Афанасия. Сиди водку пей – завтре жених сам явится. Чего соляру жечь зазря?
Отмахнувшись от очередного предложения выпить, майор отправился к Макару Санычу за ключами. Тот уже был вдрызг пьян, сидел и рассказывал безутешной дочери, как он её «во-о-от такую крохотулю на руках носил». Не допросившись ключей у пьянчуги, майор получил их в итоге от тещи. После тихонько прокрался к мотоциклу, пока снова кто-нибудь не предложил «накатить за здоровье молодых». Свадьба, слегка поутихшая после бегства жениха, входила в пьяный раж – кто-то ссорился, другие веселились; билась посуда «на счастье», раздавались пьяные крики и радостный гомон. За пределами спортплощадки, освещённой школьными фонарями, было уже темно – хоть глаз коли.
Жигалов завёл мотоцикл «Минск», поехал по деревне. Кто не гулял, разошлись по домам – в некоторых окнах уже горел свет. Майор остановился возле лесхоза, проверил замок, поглядел в окна. Обошёл вокруг и заглянул через дырку в заборе во внутренний двор. Пусто, один трактор стоит. Придётся, видать, до лесу таки прокатиться, благо недалеко.
В наступивших сумерках лес казался гигантской чёрной стеной, окружившей Задорье. От поднявшегося ветра деревья угрожающе кивали макушками, мол, иди-иди, дурак, себе на погибель; слышался утробный свистящий гул, словно где-то бесконечно далеко великан играл на трубе. Дорога истончилась до тропинки, а вскоре и вовсе пропала. Жигалов доехал до поворота, остановился у ручья – дальше пришлось идти пешком. Мотоцикл глушить не стал – оставил гореть фару, чтоб хоть что-то видать: меж сосновыми стволами было темно, как в подземельях Лубянки. Жигалов хмыкнул, увидев пятна грязи с ручья, ведущие в чащу. Всё сошлось, дуралей и впрямь отправился в лес – и на кой только?
— Эй! Эдипенко, ты здесь? Женишок, ау!
В ответ ухнула неясыть, перепорхнула с ветки на ветку. Выругавшись, майор прошёл немного по тропинке вглубь леса: луч света от мотоциклетной фары здесь будто отрезало, и Жигалов оказался один в кромешной темноте. Пришлось поджечь спичку.
— Эдипенко! Я знаю, что ты здесь, выходи! Это Глеб Петрович, я на свадьбе у тебя гулял. А ну кончай дурить!
Глаза немного привыкли, майор углядел петляющую меж стволов тропу. Туфли увязали в размякшей почве, проваливались в мох. Жигалов чертыхнулся – не хватало ещё в топь залезть. Он спустился, скользя по грязи, со склона в прогалину, огляделся. Здесь деревья стояли реже, выглянул полумесяц, озарив мертвенным сиянием заросли кустов, валежник, упавшие деревья с корнями, торчащими, как старушечьи пальцы. Дальше лес редел, виднелось широкое тёмное болото, покрытое ряской.
— Эдипенко, твою мать! Слушай сюда – я майор госбезопасности! Если не выйдешь на счёт «три», я твою задницу на британский флаг порву. Ра-аз! Два-а!.. – считал майор, осторожно продвигаясь вперёд со спичкой в пальцах.
Дохнуло ветерком в спину, и спичку задуло. На секунду показалось, что не ветер это – будто дыхнул кто, стоя аккурат за плечом. Чувствуя, как мурашки прокатываются по позвоночнику, майор поджёг ещё одну спичку; прямо из-за плеча вновь шутливо дунули, и огонёк погас.
По привычке хватаясь за пояс, где должна была висеть кобура с оружием, он резко развернулся и уткнулся носом в мягкую темноту. Почувствовал кислый запах застарелого пота и сырой земли; прижавшаяся к лицу темнота на вкус была как грязные пальцы, за которые мамка била, если Глебка начинал их сосать – в далёком-далёком детстве. Из глаз сами собой брызнули слезы, отчего-то захотелось рыдать, и майор в самом деле завыл – что младенец, но тут его погладила по голове нежная ладонь. Прикосновение было такое ласковое, что любые страхи и горести развеялись, в голове стало пусто-пусто и наконец-то можно вдоволь сосать грязные пальцы, и никто не шлёпнет по губам. Жигалов повис на руках у странного молчаливого существа, макушкой достающего до нижних ветвей сосен.
Существо с улыбкой покачало уснувшего майора, тыкая ему в лицо огромным, в палец, соском. Жигалов, не открывая глаз, слепо нашарил сосок губами и жадно зачмокал.
Лесная баба потеребила вторую грудь, набухшую от молока, и медленно побрела в болото. Сквозь негу краем глаза майор видел её тумбообразные и покрытые чёрным волосом ноги; от ступней оставались глубокие отпечатки – как человеческие, только раза в три больше.
***
Продолжение следует
Авторы - Сергей Тарасов, Герман Шендеров
Друг познается в чате
«Чат на чат» — новое развлекательное шоу RUTUBE. В нем два известных гостя соревнуются, у кого смешнее друзья. Звезды создают групповые чаты с близкими людьми и в каждом раунде присылают им забавные челленджи и задания. Команда, которая окажется креативнее, побеждает.
Реклама ООО «РУФОРМ», ИНН: 7714886605
Фото из 1945 года
Оператор киногруппы 2-го Украинского фронта Николай Прозоровский (1907-1987) у подбитого немецкого тяжелого танка Pz.Kpfw. VI «Tiger II» во время Балатонской операции.