Музей блокады
Недавно сходил в музей обороны Ленинграда в Соляном переулке.
Я в этом музее бывал уже не однократно, и всякий раз ухожу из этого музея с тяжелым сердцем, находясь под впечатлением от осознания тех гигантских и ужасных жертв, которые унесла блокада. За скупыми строчками отчетов погибших, умерших от голода, потерянных без вести, мне видятся трагедии ленинградцев, смерть, голод, безумие.
В этот раз особое впечатление на меня произвели фотографии Жданова и прочих партийных бонз. В окружении фотографий истощенных, умирающих от голода людей, сытые, холёные, лоснящиеся жиром морды (извините, но другого эпитета у меня для них нет) партфункционеров воспринимаются даже не просто чужеродно, а страшно... Страшно смотреть на этих нелюдей, которые жировали, в то время, как ленинградцы сотнями и тысячами каждый день умирали от голода, сходили с ума, доходили до каннибализма.
Первый после прорыва блокады Ленинграда поезд прибыл на Финляндский вокзал
Друзья, привет! На Финляндском вокзале сегодня встретили первый после прорыва блокады Ленинграда поезд с продовольствием для осажденного города.
Реконструкция этого важнейшего события состоялась сегодня в Санкт-Петербурге. К платформе Финляндского вокзала прибыл паровоз с историческими вагонами. Его встречали реконструкторы, а также ветераны-железнодорожники.
Возобновление железнодорожного сообщения с большой землей приблизило момент полного освобождения города от вражеской блокады. Почти 75% всех грузов, доставленных в Ленинград после прорыва блокадного кольца, были перевезены по "Дороге победы".
Ответ на пост «Кошкин хвост»
Медсестра в разведке, в суде, на сцене, в раю
Кальсоны солдат - больных дизентерией стирать приходилось вручную. Почти без мыла, в холодной воде. Стирали студентки Университета, попросившиеся добровольцами в армию. Никто их не допустил к пушкам, и винтовки дали тоже не скоро, только когда погибло так много мужчин, что уже и женщинам хватило винтовок – стареньких, почти без патронов…
Таня сообразила, что без сгоревших на Бадаевских складах запасов продовольствия (расплавленный сахар бежал там по улице несколько дней) в осажденном Ленинграде скоро наступит голод, а армию будут кормить в первую очередь.
И лучше всего – будут кормить на передовой.
И потому (это она так с юмором оправдывалась потом, перед детьми и внуками, принижая подвиг и свой, и своих однополчан – в большинстве, как и она – добровольцев) – попросилась в санитарный батальон, а оттуда – в разведку.
Но сначала – сотни кальсон в день, скользких от поноса.
Ей, ответственной за запасы крови, выдали велосипед для поездки с передовой в центр Ленинграда. А подруга попросила передать письмо её мужу, офицеру крейсера «Киров», стоявшего на якоре на Дворцовой набережной, у Зимнего Дворца-Эрмитажа.
Подъехав к сходням, Таня через часового вызвала мужа подруги, и он, растроганный весточкой от жены, радостный, что она жива и здорова, вручил Тане сэкономленные от флотского большого пайка два весомых куска черного хлеба: один – для жены, а один, поменьше, – в благодарность Тане.
Получив два литра крови для переливания, Таня, по пути на передовую зарулила на Невский проспект, и зашла в самую дорогую парикмахерскую (работала же!), которая была не доступна ей в далекие студенческие будни.
Она решила устроить себе – пусть на ворчащий живот – фронтовой праздник, и сделала за подаренный кусок хлеба самую шикарную шестимесячную завивку… и как же хлопотали вокруг нее обессиленные голодные мастера!
А какое изумление, с восхищенным солдатским матом пополам, встретило ее в медсанбате!
- Сан-инструктор, отойди в сторонку, тебе мой инструктаж не нужен, да и уши зря завянут…
А куда – в сторонку, полянка маленькая. Кругом болото. Ну, отошла Таня на пять шагов, отвернулась…
- Вы, волки…………………………………,- раздался многоэтажный рык командира разведгруппы, пробуждающий в лицах разведчиков ненависть к врагам и презрение к опасности, с остающейся одной только мыслью – вернуться ЖИВЫМИ!...
- …………….и жопы не поднимайте, когда ползете, - уже более спокойно закончил командир, - отстрелят половину – перед санинструктором будет неловко.
А оказалось всё наоборот.
В этой боевой разведке случилось то, чего Таня боялась больше всего, и уж конечно – больше самой СМЕРТИ.
Они уже возвращались, разведав укрепления немцев, взяв пленного офицера-языка.
Мина летела прямо на Таню, и выла самым ужасным воем, пугая и предупреждая – вот Я лечу.
Твоя смерть.
Но не убила, а вогнала взрывом глубоко в ягодицу и в бедро несколько жгучих ос, каждая из которых, перед тем, как успокоиться, вертелась, вворачиваясь глубже и основательнее…И потом десятки лет, они, осколки эти, иногда поворачивались, не давая себя вытащить, поскольку плотно окружили собой крупный нерв, пока не сделали Татьяну Васильевну инвалидом.
А сейчас, кусая губы, плача и крича от невыносимой боли и от стыда, она умоляла своих разведчиков не трогать ее, бросить умирать на болоте, только не снимать с нее ватные брюки…
Но ее никто не слушал, раздели конечно, и подсматривая, и отворачиваясь – кто как, -перевязали и притащили в тыл, в медсанбат.
За участие в важной разведывательной операции в тылу врага, наградить ефрейтора Никитенко Т.В. боевой медалью "За Отвагу"…
За геройский подвиг на поле боя, выразившийся в эвакуации под огнем противника 38 раненых солдат и офицеров (это девчонка весом 47 килограммов!), наградить сержанта Никитенко Т.В. Орденом Красной Звезды…
Когда очень редко (на официальных церемониях) Татьяна Васильевна одевает платье с наколотыми наградами, то чувствует себя немного неловко, выходя из машины, или переходя улицу под уважительно-недоверчивыми взглядами прохожих.
Мало встречается женщин с таким (как она шутит) …иконостасом на груди.
И только одна такая женщина – имеет при жизни собственный стенд про себя, в крупнейшем Артиллерийском музее Санкт-Петербурга.
Концерт солдатской самодеятельности заканчивался, Таня уже сошла со сцены, и стоя отбивала себе ладоши, поддерживая последних выступавших друзей. К ней подошла пожилая женщина в форме подполковника.
- Девочка, а где ты училась петь? – спросила она.
- Товарищ подполковник, - вытянулась Таня по привычке, - да ни где, у нас дома все пели – и тёти, и мама, и сёстры.
- А что ты делала до войны?
- Я – будущий юрист, закончила три курса…
- Деточка, поверь мне, я преподаватель консерватории, через мои руки прошло много талантливых людей, многие из них поют в крупнейших театрах Москвы и Ленинграда. Так вот, ты – ты загубила свой талант, тебе надо было петь, учиться петь.
**********************************
Первый день в СУДЕ.
Она будет решать судьбы людей.
Слава Богу, смертная казнь отменена (до ее восстановления оставалось несколько лет, психологически менее ответственных), максимальный срок наказания – десять лет.
Десять лет. Это почти половина ее короткой жизни, это ВСЯ ее сознательная жизнь!
И кто-то проведет эти десять лет в тюрьме, направленный туда, от лица Российской Федерации, её разумением, её волей, её подписью.
Как справиться с этой ответственностью?
Но ведь через её руки прошли уже сотни жизней и смертей, когда приходилось принимать мгновенные решения: этого тащить с поля боя, а этому помочь уже, наверное, нельзя…
Наверное, нельзя…
Каждое такое бесповоротное решение оставило осколки не в ягодицах, а в гораздо более мучительных местах – в душе и в сердце, маленькие и большие инфаркты которого преследовали Татьяну Васильевну всю жизнь…
А теперь в мирной жизни необходимо тщательно разбираться – кто и почему принял решение за другого: оставил его без имущества, без здоровья, без жизни…
И наказать, того, кто заслужил наказание – по всей строгости Советского Закона.
*******************************
Татьяна Васильевна стала судьей, как теперь принято называть, федерального ранга.
Городской суд.
Судья Первой инстанции.
Ей поручали самые сложные, запутанные, хозяйственные групповые дела – о хищениях громадных ценностей… дела со скользкими, политическими оттенками.
В дни завершения многомесячных процессов, в дни написания многостраничных приговоров, Татьяна Васильевна с заседателями запирались в совещательной комнате с 8 утра до 10 вечера…
Эти дела ещё ждут своих историков, своих журналистов, своих «Знатоков»…
Два из этих многочисленных процессов прогремели (в узком кругу информированных) на весь Советский Союз, вышли статьи в нескольких американских журналах, с фотографией Татьяны Васильевны на обложке одного из них, с броской надписью:
«Жёсткая женщина с каменным лицом приговорила столпов ленинградской милиции к огромным срокам заключения»
Проворовавшиеся торговцы также получали по закону.
Ни один из многих приговоров, результатов её работы, не был ни опротестован, ни отменен.
******************************
Председатель Городского суда, начальник Татьяны Васильевны, её соученик по университету, был грузный мужчина с неуемным аппетитом (на завтрак съедал яичницу из 10 яиц), весил под 120 килограммов, и страдал высоким давлением.
Спасался он черноплодной рябиной, которую самолично собирал вместе с Борисом на даче Татьяны Васильевны, а потом выжимал и консервировал сок.
- Борис, я регулярно веду прием населения. Приходят иногда удивительные чудаки, что бы не сказать … сильнее.
Вот несколько лет назад приходит один, и спрашивает:
- Бабы ведь - все твари последние, верно?
Я понял, что у человека определенный бзик, и решил – не противоречить
-Правильно, - говорю.
- Значит, надо с ними, наконец, покончить?
-Правильно, - говорю.
- Я придумал, как это осуществить!
- И как же? Очень интересно…
- А вывезти их всех на пароходе на средину Ладожского озера, на самую глубину, и там всех и … утопить!
- Хороший план,- говорю. – Только есть у твоего плана – серьезный изъян.
- Какой? – спрашивает.
- А кто будет топить-то? Мы же с тобой не можем это ответственное дело БАБЕ поручить? Не можем! Значит, поручим мужику. А ему придется вместе с ними на дно идти…
- Да, - говорит, - мужика жалко, так не годится…Надо что-то другое придумать…
- Вот иди домой, думай, лучше думай. А надумаешь – так и приходи!
А секретарше я сказал, что бы ЭТОГО больше ко мне не допускала, ни под каким видом!
И несколько лет его не было. Я и забыл про него.
А недавно секретарша сменилась, он и проскочил.
- Придумал! – говорит.
- И…?
- Надо объявить, что в Гостином Дворе на Невском проспекте будут продавать дефицит, организовать из всех баб очередь (они же все примчатся!), и сказать, что очередь действует, если они будут держаться за веревку, крепко-крепко.
А это будет совсем и не веревка, а обнаженный электрический кабель! Они же бабы, ничего не понимают в электричестве!
И вот, когда они все за него возьмутся, мы включим ток, и им – конец!
И главное, ни один мужик не пострадает!..
***************************************
Татьяна Васильевна не могла в Ираке быть без работы.
Она организовала посольский Русский культурный Центр, сначала на общественных началах, потом выбила себе ставку, маленькую, но хорошую.
Летала по Ираку, и в Самарру, и в Басру.
Сорвала в Междуречье украдкой несколько веточек с Райского Дерева (того самого, на котором, по словам местных, когда-то росли те самые Яблоки!), привезла их домой.
Потом чуть не пожалела об этом.
Написала среди прочего своим родным, в Киргизию, и об этом своем «сувенире».
Однажды, уже в Ленинграде, раздался звонок в дверь. Открыв её, не спрашивая – кто там – не было заведено спрашивать, она увидела на широкой лестничной площадке с десяток женщин, в черных одеждах, стоящих на коленях, со склоненными головами, в черных же платках.
Одна из них, видимо старшая, не поднимая головы, протянула:
- Святая Ты Наша, не гневайся, не гони нас, мы все очень издалека приехали…из разных городов…
- Позволь только посмотреть и дотронуться до веточек с Райского Дерева, мы все – по разному, но хворые, и одна у нас надежда – на эти листочки…
Татьяна Васильевна онемела, еле пришла в себя, и вынесла женщинам веточку с несколькими уцелевшими листочками, вручив им в подарок.
Они долго благодарили её, они и не смели надеяться, и теперь не могли поверить, что в их разных ГОРОДАХ вдруг окажется по листочку, по маленькой, но такой важной для них святыне.
*******************************
Позже, одновременно она работала юридическим консультантом в пяти местах, в видных предприятиях Ленинграда, а также в крупнейшей больнице-абортарии.
Двести пятьдесят абортов в день.
План по сбору крови.
Издевательства «врачей» над девчонками, многим из которых – чуть 14 лет.
Воровство простыней.
Отсроченные новые жизни – надолго, или навсегда.
И – мирные … смерти…
Не одна в неделю…
Из-за поздних сроков, последствий «домашних абортов», ошибок врачей…
И в этих смертях – не было победителей, одни пострадавшие: и пациентки, и их родственники, и их не рожденные дети, и не понимающие (а то и – не знающие) своей вины «самцы-отцы» (а часто – и мужья), и конечно, врачи, на которых падала вся тяжесть людского горя и ответственности.
А посредине между горестями и безвыходностью из них – металась Татьяна Васильевна.
*****************
...Вошла в строй большая гостиница для иностранных туристов, в которой у Татьяны Васильевны работали знакомые, и они пригласили ее в свою команду.
Условием было – срочно подтянуть немецкий язык, сдать экзамен.
И в конце шестого десятка, Татьяна Васильевна опять в учебной аудитории. Было бы грустно, если бы не было ТАК смешно.
Снова к немецкому, который учила в школе, точно уверенная, что никогда с живым немцем не поговорит. А ведь не только говорила – и с пленными, и с ранеными. Но и жила в немецком кантоне Швейцарии. И вот, опять…
С первого же занятия преподаватель её удалил, до конца курсов, что бы не мешала группе «проходить азы».
Экзамен сдала она с первого раза, на отлично, что добавило ей 10% к зарплате.
В гостинице она неофициально (потому что пенсионерка) - выполняла современные фукции HR: набор и контроль персонала.
А этот «персонал» (девчонки-официантки, горничные, уборщицы, десять раз проверенные и проинструктированные) - стремились все как одна переспать с иностранцами – и не обязательно за деньги, а часто просто для хвастовства среди подружек.
Это еще больше «подрывало престиж Советской власти», и потому разрешалось только для целей и под контролем КГБ.
Уволить нарушительниц было трудно, потому что где же других взять – что бы и симпатичные, и знающие язык, и воздержанные на постоянно свежий сексуальный конвейер в обмен на привозные колготки (в магазинах НЕ БЫВАЕТ!).
Потому придумана была начальством ласковая когтистая лапа под названием «Товарищеский Суд».
То есть сегодня все поливаем грязью тебя, а завтра – меня!
А сидящий в сторонке КГБшник всё мотает на ус, а кое-что и записывает…
Время от времени поступали от КГБшников указания: где, когда, с кем и как трахаться (включая, естественно, и их самих, и уж конечно, без всяких там подарочных колготок, под обычную советскую водку).
Если указания не выполнялись - методов передвижения не понятливых девиц сверху вниз было множество.
Официанток – в посудомойки (попробуй-ка – без чаевых, без перчаток, без крема для рук…).
Горничных – в уборщицы.
Уборщиц – в дворники.
А там – и совсем на улицу.
Так вот среди прочего, для руководства этим «Товарищеским Судом», без объяснения лишних деталей, и пригласили Татьяну Васильевну.
Быстро разобравшись в иерархии этажей, должностей, извивов и инструкций огромного здания, Татьяна Васильевна и здесь стала наводить свои порядки.
Оказалось, что секс за колготки - не совсем «проституция», а «дружба и подарок».
Отказ спать с «нужными» людьми – не «антисоветское поведение», а простая разборчивость и …не запланированные месячные.
И даже грозные КГБшники превратились в мальчиков:
- Товарищи офицеры, мальчики, я прекрасно понимаю вашу РАБОТУ, но я вам как Орденоносец говорю – давайте помягче как-нибудь, они же совсем девчонки, им детей рожать надо, а вы им судьбы ломаете…
И через определенное время в гостинице установился среди «персонала» некоторый баланс.
Хрупкий.
На время.
Державшийся на авторитете Татьяны Васильевны.
Как-то раз она спускалась в лифте, почти полном мужчин-французов.
Они оживленно, не стесняясь в выражениях, обсуждали достоинства ленинградских девушек, и как они этими достоинствами распоряжались минувшей ночью.
Её знания языка, мужской мимики и жестов – хватило и для понимания событий, и для определения некоторых героинь…
Решив слегка продемонстрировать гостям, «кто в доме хозяин», она выходя первой из лифта, повернулась к мужчинам, остановилась, затормозив их движение к выходу, и по-французски сказала, одновременно со значением улыбаясь глазами поочередно каждому в лицо:
- Мы рады, что вам нравится …наша гостиница и…архитектура Ленинграда…
Немая сцена.
Как будто на площади «Конкорд» в Париже зажегся красный свет одновременно на всех двенадцати въездах.
Для поддержания официального статуса работающей «пенсионерки» (то есть, что бы сохранить право на пенсию), ей приходилось работать и дежурной по этажу (сервис!).
С каждым приездом в её смену новой группы немецких туристов – почти одна и та же картина: выходят из лифта крадучись, с втянутыми плечами, открывают выданным ключом номер, ожидая там встретить, судя по выражению лиц, что-то вроде …медведя… противоположного пола…
Улыбчивое приветствие Татьяны Васильевны на немецком языке, меняло ожидания, вносило путаницу, вводило их в еще большую «непонятку».
Как-то с самой любопытной немкой-ровесницей они разговорились до трех часов ночи.
Уже в конце беседы, Татьяна Васильевна спросила:
- А почему я понимаю Вас лучше, чем большинство других немцев? И Вы меня вообще не переспрашиваете?
- Дело в том, что у Вас, Frau Nikitenko, чистейший среднегерманский диалект, так же, как и у меня, и потому мы хорошо понимаем друг друга. Наверное, у Вас был очень хороший преподаватель. А большинство немцев всё-таки говорят на многих других диалектах.
Одна сплоченная группа, очарованная обходительностью Frau Nikitenko, пригласила её на прощальный банкет.
И тут её прорвало.
Сначала кратко рассказала, что делала она во время войны, и что означает надпись на Невском проспекте:
«Находиться на этой стороне улицы во время обстрела наиболее опасно».
В зале стало слышно… движение теней солдат, погибших с обеих сторон.
А потом спела древнюю германскую песню, которую пели соседи-немцы в Киргизии, сосланные туда из Немецкой Республики Поволжья.
И вот здесь обнять и расцеловать Татьяну Васильевну ринулись из-за всех столов, роняя стулья, слёзы, свое достоинство и пугая дежурного КГБшника, давно уже смотревшего на часы.
Оказалось, что никто из присутствовавших никогда не слышал этой трогательной, лирической песни, и многие с трудом понимали её текст, на таком древнем диалекте она была написана.
Но голос, глаза и эмоции исполнительницы – преодолели перед ними и пропасть времен, и времена вражды народов, и географию расстояний.
И до КАЖДОГО дошло отношение этой женщины – к жизни, к прошлому, и к ним, сегодняшним её гостям.
Каждый хотел прикоснуться к ней – источнику силы, понимания и дружбы.
Да, видно права была в прифронтовом зале – подполковник, преподаватель консерватории – один из своих талантов Таня, наверное, загубила…
Благодарственные и поздравительные с Новым Годом письма приходили в гостиницу еще много лет, уже и после ухода Татьяны Васильевны на окончательную пенсию.
Ответ на пост «Кошкин хвост»
Ага, а ещё не надо забывать, о том что есть живые блокадники и их права грубо ограничивают. Сейчас для ветеранов и блокадников, если они хотят воспользоваться своим правом на получение жилья, введён «ценз оседлости». Обязательство прожить пять лет в выбранном для получения жилья регионе (5 лет). Кощунственно применять к ветеранам и блокадникам подобные возрастные цензы. Они не молодые. Попахивает фашизмом от таких нормативно-правовых актов.
Кошкин хвост
Недавно была 80-ая годовщина полного снятия блокады Ленинграда, в школе детенышу в обязательном порядке велено было написать на тему блокады сочинение. Ну дело благородное, стали писать. Попутно показала наглядно, как выглядели 125 гр хлеба, парень мой сильно впечатлился, договорились в Питере к Монументу героическим защитникам Ленинграда сходить обязательно (ох, опять мне реветь и болеть потом). Написали мы реальную историю о моей прабабушке, которая до войны была переводчиком, переводила художественную литературу, а во время блокады людям было не до литературы, им бы выжить. Вот и была она без работы, со статусом иждевенца и с теми самыми 125 гр хлеба в день. Как-то раз Сонечку, мою про бабушку, позвали в гости друзья - оказалось, что они раздобыли где-то ремень из настоящей кожи и сварили из него что-то навроде холодца. Предложили немного этого варева Сонечке, а ей стыдно стало брать у них еду, которой и так было совсем немного, она и отказалась. И тогда произошло ужасное - её порцию отдали домашней кошке, та отказываться не стала. Сонечка шла к себе домой из гостей и плакала от голода и от обиды на саму себя, на друзей, на кошку. А через какое-то время те же друзья снова пригласили её в гости, была уже зима, еды не было совсем. Пригласили и отдали ей хвост от той самой кошки, которую им пришлось забить, чтобы хоть что-то есть. Она сварила этот хвост и ела неделю... Потом ей удалось устроиться санитаркой в госпиталь, где она проработала до самого снятия блокады, там паек уже был 250 гр хлеба, а кто-то даже как-то раз угостил сахаром. "О, камни! Будьте стойкими, как люди!"
Так вот, собственно, деть за это сочинение получил 4. И ладно бы ошибки или ещё какие-то объективные причины, но неееет! "Слишком жестоко", - сказал учитель русского языка и литературы. И вот мне интересно, а он по такой теме что хотел получить? Про счастливое блокадное время? Это ж мы ещё про людей, умиравших в очереди за водой, не писали. Что-то стандартное высокопарное, наверное. Прямо тянет сходить в школу, спросить лично. Делать я этого, конечно же, не буду, тут пар спустила и хватит.
Но бесит, сцуко 🙄
Наши герои. Пекарь блокадного Ленинграда Даниил Иванович Кютинен
Родился в Санкт-Петербурге, из семьи русских финнов. Проживал на Большеохтинском проспекте и трудился на хлебопекарном заводе.
Войну встретил в Ленинграде.
Хлеб до сих пор является чем-то святым для тех, кто пережил блокаду Ленинграда. Спустя годы после осады города блокадники не могли себе позволить выкинуть даже маленький кусочек хлеба. Это отразилось на воспитании многих жителей Петербурга, которых бабушки и дедушки приучили в детстве не выкидывать еду, даже когда наелся.
Во время блокады в Ленинграде очень быстро закончились запасы продовольствия. Хлебные карточки ввели ещё 17 июля 1941 года, а первые нормы хлеба составляли 800 грамм для рабочих и 500 для иждивенцев. Нехватка муки привела к тому, что и они были снижены в 5 раз.
В декабре 1941 года рабочие могли рассчитывать только на 250 грамм хлеба, а дети и иждивенцы — на 125. Каждая хлебная карточка была именной, а её потеря грозила смертью.
Когда по заледеневшей Ладоге пошли машины с продовольствием, в Ленинград стала поступать "коревая мука". Её добывали из затопленных машин специальные команды. Выловленную муку сушили, затем эту корку разбивали, перемалывали и выпекали хлеб.
Мало кто сейчас смог бы называть блокадный хлебом. В его состав входила пищевая целлюлоза (10%), жмых (10%), выбойки из мешков и пыль (2 и 2%), хвоя (1%) и ржаная обойная мука крупного помола (75%). В Ленинграде выпекали хлеб из всего, что можно было отыскать. Например, в ход шли берёзовые почки.
В блокадном Ленинграде проживали разные люди. Одни промышляли воровством чужих хлебных карточек. Другие не жалели себя, чтобы помочь окружающим выжить в это мучительное и голодное время. Именно к этой категории людей относится пекарь Даниил Кютинен.
В годы блокады Кютинен работал пекарем, а через его руки проходили десятки тысяч буханок хлеба.
3 февраля 1942 года Даниил Иванович скончался на рабочем месте от истощения. В его свидетельстве о смерти стоит надпись, что причина смерти - дистрофия. Похоронен на Шуваловском кладбище. Его имя внесено в книгу памяти блокады Ленинграда.
Для этого человека совесть оказалась дороже жизни. Его поступок - настоящий героизм.
Блокада Ленинграда: историк из ФРГ об истинном плане Гитлера ( статья DW )
Почему Гитлер не спешил брать Ленинград? И нуждается ли в защите историческая правда? Интервью DW с профессором из Гамбурга Бирте Кундрус.
Ленинград 1941
Исследование блокады Ленинграда - важная часть стартовавшего в октябре 2020 года совместного научного проекта Университета Гамбурга, Гамбургского военного университета имени Гельмута Шмидта (Helmut Schmidt) и Института истории немецких евреев. Его цель - оценить роль фактора времени в вооруженных конфликтах разных эпох. Изучая дневники блокадников, документы Ставки и командования Ленинградским фронтом, а также военные архивы и полевые письма солдат вермахта и Красной армии, немецкие историки хотят понять, каким было ощущение времени у участников этого драматического события Второй мировой войны и как противоборствующие стороны пытались заставить время работать на себя.В преддверии 80-й годовщины начала блокады Ленинграда DW поговорила с руководителем проекта - профессором истории Университета Гамбурга Бирте Кундрус (Birthe Kundrus) о том, почему Гитлер (Adolf Hitler) не торопился брать город, а Сталин так поздно начал снабжать его продовольствием, а также о том, нуждается ли в защите историческая правда.
Профессор истории Бирте Кундрус
DW: Профессор Кундрус, почему категория времени так важна при изучении войн и других проявлений насилия?
Бирте Кундрус: Цель нашего проекта - изучить, какую роль играло время при проявлении насилия в разные исторические эпохи: значение этой категории, опыт взаимодействия с ней, планирование событий в период войн, погромов и осады городов. Причем мы принимаем во внимание как перспективы применяющих насилие, так и перспективы жертв. Занимаясь подобной научной работой, понимаешь, что не все вещи, кажущиеся новыми, являются таковыми на самом деле.
Взять хотя бы ситуацию в Афганистане. Сейчас все говорят о том, как быстро талибы захватили там власть и как была удивлена мировая общественность. Фактор времени играл важную роль и во время эвакуации мирного населения в аэропорту Кабула. Пользуясь исторической терминологией, можно сказать, что талибы совершили блицкриг. Эту же стратегию выбрал Гитлер, пытаясь захватить Советский Союз.
В обоих случаях сработал эффект неожиданности. А в такой ситуации фактор времени становится еще более ощутимым: оно давит, заставляя принимать решения как можно скорее.
- В ходе блокады время всегда работает на одних и против других. Справедливо ли это утверждение по отношению к ситуации в Ленинграде?
- Важно отметить, что изначальный план Гитлера был "сравнять город с землей", то есть - завоевать и уничтожить. Стратегия блицкрига предусматривала, что эта цель должна была быть достигнута как можно быстрее - еще осенью 1941 года. Однако вскоре планы вермахта поменялись, и целью нападения стала Москва. В итоге гитлеровские войска, которые уже не сомневались в своей победе, были вынуждены остановиться у Ленинграда и занять выжидательную позицию. Для немецких солдат это было непривычно, и главное - они не понимали: чего мы, собственно, хотим добиться?
В 1941 году вопрос о том, нужно ли брать город, оставался открытым. Не ясно было также, что будет с его населением. Как говорили тогда некоторые офицеры вермахта: нельзя же просто расстрелять два миллиона человек, если они попытаются покинуть город?! В итоге было принято решение перейти к позиционной войне и вместе с финнами замкнуть блокадное кольцо. Одним из следствий этого решения и стала голодная зима 1941-1942 годов.
- Действительно ли Гитлер не собирался брать Ленинград?
- Он не собирался этого делать с самого начала, если под выражением "взять город" понимать ситуацию, когда все население попадает в плен. Это никогда не входило в планы Гитлера. Планы в отношении Ленинграда не были продуманы до конца, но было ясно, что вермахт не собирается кормить два миллиона оставшихся там людей. Ресурсы Советского Союза, в том числе злаки в Украине и другое продовольствие, должны были стать резервом для вермахта, немецких солдат и населения Германии.
- В России распространено мнение, что взять Ленинград Гитлеру помешал, прежде всего, героизм его жителей.
- И это правда. Тот факт, что населеление Ленинграда продержалось в тяжёлых условиях, - заслуга как жителей, так и руководства города. Страшно представить, что было бы, если бы люди сказали: хорошо, мы сдаем город и сами сдаемся… Точное число жертв блокады мы не знаем, это от 600 до 900 тысяч человек, погибших не только от голода, но и при артиллерийских обстрелах, которые вермахт регулярно проводил, чтобы напомнить о себе. Ошибочно было бы считать, что немцы на протяжении трех лет предпринимали попытки взять город. Это было не так.
Ленинград после артиллерийского обстрела, 1941 год
- Российский публицист, автор книг о войне Марк Солонин утверждает, что у Сталина была возможность организовать снабжение города продуктами по Ладоге гораздо раньше, чем это в итоге произошло. Солонин даже пишет, что Сталин якобы хотел, чтобы немецкие войска взяли город и увязли там, отложив наступление на Москву. Российские историки пишут о Солонине как о ревизионисте, подтасовывающем факты. А как бы вы оценили его тезисы?
- 10 - 15 лет назад в Германии был всплеск интереса к блокаде Ленинграда, однако с тех пор в этой области мало что происходило. Российские и советские историки уделяли этой теме гораздо больше внимания. Что касается военной подоплеки, то тут важно понимать, у кого есть доступ к архивам. Российские архивы после распада СССР были открыты, однако вот уже на протяжении 20 лет доступ к ним для иностранных историков затруднен, поэтому сделать однозначные выводы сложно. Что известно наверняка, так это то, что Сталин долгое время относительно мало заботился о Ленинграде и снабжении его продовольствием.
Ленинград в октябре 1941 года
При этом стоит учитывать, что Сталин не сразу мог поверить в то, что Гитлер нарушил Договор о дружбе и границе, напав на СССР. Ему требовалось время, чтобы решить, как теперь поступить. После войны с Финляндией, а также из-за внутренних чисток советский офицерский корпус сильно поредел. В мире Красную армию тогда тоже не считали очень сильной, а реагировать надо было быстро, ведь немцы наступали сразу на нескольких направлениях. Так что Сталину пришлось расставлять приоритеты. Из Ленинграда эвакуировали деятелей искусства, самый известный пример - Дмитрий Шостакович. Однако, кроме этого, в течение первой блокадной зимы для города было сделано не так много.
- Каковы же были приоритеты Сталина во время блокады Ленинграда?
- Поначалу главным было - просто сдержать натиск. Однако потом гитлеровская армия взяла направление на Москву. Что делать в такой ситуации находящемуся в Москве диктатору? Предпринимать все для того, чтобы ему не пришлось из Москвы бежать. Поэтому в ситуации, когда немцы стремительно наступали на остальных фронтах, его не очень интересовало, что они встали под Ленинградом. Гитлер же торопился, чтобы успеть завоевать страну до наступления зимних холодов, о которых было известно еще со времен Наполеона. Думаю, что только в первые недели осени 1941 года Красной армии стало ясно, как нужно действовать: набирать новых солдат, производить больше оружия. Поэтому сентябрь 1941 года и стал переломным.
- Недавно в России был принят закон, запрещающий отрицать решающую роль СССР в победе над фашизмом и отождествлять действия и цели руководства СССР и нацистской Германии во время Второй мировой войны. Многие критики опасаются, что этот закон приведет к ограничению свободы исторических исследований. Насколько, по вашему мнению, для ученого важна возможность вести работу в любых направлениях? Или все-таки имеет смысл в определенных областях помнить о границах, переходить которые неприемлемо?
- Думаю, что границы, которые нельзя переходить, - это из сферы политики, а политику и науку смешивать не нужно. Сегодня мне кажется, что при помощи этой войны делают политику, и руководство России во главе с Путиным использует политическую интерпретацию истории в своих целях. Речь идет о предписываемых толкованиях - якобы нужных, чтобы "защитить историческую правду". Но в конечном счете это - недопущение научных сопоставлений. Как вели себя оба диктатора - Сталин и Гитлер ? Или как действовали армии противников - вермахт и Красная армия? Сопоставлять - это еще не означает ставить знак равенства. Напротив, сравнивая, сопоставляя сходства и различия, ученые пытаются более четко очертить контуры исторических фигур.
Оба диктатора - и Гитлер, и Сталин - во время войны были не слишком щепетильными. Однако нападение гитлеровской Германии на Советский Союз - неоспоримый факт. Как и то, что национал-социалистская Германия - это агрессор. Именно она хотела вести против СССР войну на уничтожение без жалости к мирным жителям и пленным.
Елена Гункель
08.09.2021