Демократия и права человека в арабском мире

10 февраля, 2012 | Автор: Ланда Р.Г. | Напечатать эту статью

В принципе человек всегда и везде боролся за свои права, но разными способами и по-разному их понимая. Нередко люди добивались своих прав, в том числе – в обществах отнюдь не передовых, даже находясь в самом низу социальной лестницы. Но как юридически оформленный общественный институт права человека возникают лишь в современном гражданском обществе, каковым нельзя было назвать еще общество раннего и даже развитого капитализма. В этой связи можно вспомнить длительную борьбу за права женщин в Англии в XIX–XX вв. (движение суфражисток), преследования коммунаров, дело Дрейфуса и режим Петэна во Франции, фашизм в Италии, Германии, Венгрии, Португалии и Румынии, диктатуру Метаксаса, а через десятилетия – власть «черных полковников» в Греции, франкизм в Испании. Со всем этим Европа покончила (будем надеяться – навсегда!) только во второй половине 70-х годов ХХ в. Так что даже здесь (как и в США, где примерно тогда же отменили расовую сегрегацию) гражданское общество – еще очень молодое. Тем не менее, страны Запада, явно ностальгируя по эпохе «бремени белого человека» и его «цивилизаторской миссии», берутся учить народы Третьего мира (а заодно и Восточной Европы!) свободе, демократии и уважению прав человека.

Было бы явной ошибкой считать, что эти понятия чужды арабам. Они пока что еще не стали общепризнанными ценностями лишь в очень медленно модернизирующихся патриархальных обществах традиционных аравийских монархий, в которых преобладают племенной патриотизм («асабийя») и  культ наследственных правителей-теократов. Но в остальных арабских странах процессы обновления несомненны. И весь вопрос заключается в том, кто их возьмет под контроль. Социально-политическая и идеологическая борьба начинает все сильнее раздирать арабское общество на рубеже веков. Эту ситуацию обостряет, причем – решающим образом, вмешательство извне в сложную сеть конфликтов, противоречий и противостояний различных сил арабского мира.

Конец 2010 г. – начало 2011 г. ознаменовались взлетом общественного недовольства почти во всех арабских странах, кроме Саудовской Аравии и «нефтедобывающих», т.е. богатых, государств Персидского залива. Последние, как и давно раздираемый межэтническими войнами и, наконец, развалившийся надвое (а, может быть, и натрое) Судан, остались вне общеарабского подъема, названного в прессе «арабской политической весной». Данный подъем – безусловно новый и важный этап в исторической эволюции арабских стран, обусловленный прежде всего внутренними социально-экономическими и политико-культурными сдвигами в жизни арабов, которые в середине ХХ в. реально обрели политическую независимость, до этого на деле остававшуюся фикцией.

Национально-освободительные революции 1952 г. в Египте, 1954 – 1962 гг. в Алжире, 1958 г. в Ираке и 1962 г. в Йемене, как и более поздние революции 1969 г. в Ливии и Судане, открыли этим странам как и другим, сумевшим воспользоваться ситуацией (например, Марокко, Тунису и Сирии), путь к прогрессивным реформам и серьезным преобразованиям в экономике и политике. Они, несомненно, дали определенный стимул позитивным переменам в развитии народного хозяйства, аграрного и промышленного производства, индустриализации (пусть и ограниченной) экономики, привели к распространению грамотности, количественному и качественному росту интеллигенции, средних слоев, особенно – студенчества, офицерства, государственных служащих, квалифицированных специалистов. Однако все эти перемены все же не могли радикально решить главные проблемы молодых государств. Не успев порадоваться обретению политической самостоятельности, они столкнулись с фактической невозможностью провести масштабную модернизацию ввиду отсталости инфраструктуры, отсутствия новейших технологий и необходимых капиталов, острой нехватки подготовленных кадров (несмотря на ускоренное и поэтому не всегда безупречное их обучение). Это вынуждало их идти на поклон к тем самым державам Запада, давно вожделенной независимости от которых они только что добились[i].

Более того, в последние десятилетия ХХ в. ускорились и усилились процессы глобализации, самым жестким образом втягивавшие арабские страны в орбиту всестороннего воздействия на них западных держав по линиям международной торговли, регулирования к выгоде Запада механизмов экспорта-импорта, навязывания западных стандартов во всем – от принципов морали до формы одежды, в сфере науки, техники, культуры, искусства, художественных вкусов. «Мондиализация», т.е. всемирность экономических, технологических, культурных и прочих связей, опутывающих «глобализируемый» социум, переживается им крайне болезненно, так как ведет к ломке его структур, перестройке (подчас – коренной и грубо, без учета местной специфики, осуществляемой) общественных механизмов и связей между людьми и практически всюду на Востоке, на Арабском – в первую очередь, к росту обнищания не успевающих приспособиться к «накату» глобализации традиционных докапиталистических производителей города и деревни, ускорению темпов их разорения и превращения в социальных маргиналов. Более половины из них навсегда остаются в этом качестве, образуя постоянно растущий и социально взрывоопасный компонент общества. В некоторых странах его доля равна примерно 35 – 40% самодеятельного населения[ii].

В то же время попытки преодолеть трудности хозяйственного и социополитического развития привычными для Востока авторитарными методами множили военно-бюрократические и диктаторские режимы в арабском мире. Они опирались на офицерство, чиновничество, полицию, буржуазию (обычно – не предпринимательскую, а бюрократическую, спекулятивную, компрадорскую, т.е. не производительную, а паразитическую в значительной степени). Все эти социальные группы нередко сливались в единый эксплуататорский слой, присваивавший себе свыше 80 – 90% национального дохода. В монархических государствах Востока в него прочно вросла прослойка «феодально-бюрократического капитала» (ФБК), т.е. сотен семейств знати, одновременно контролирующих через своих выдвиженцев верхние эшелоны власти, наиболее доходные сферы бизнеса, элиту армии и духовенства[iii]. Сплоченные в средневековые кланы, чей авторитет освящен древними обычаями и традициями, они нередко демонстрируют свое финансовое, военное и прочее влияние и за пределами своих стран, что можно наблюдать на примере Саудовской Аравии, Марокко, Иордании, Катара и соседних с ним эмиратов. Еще Макс Вебер предупреждал, что подобные кланы, неизбежно соединяя религиозные и политические функции с преимуществами происхождения, всегда претендуют на «неограниченную личную власть»[iv]. События 2011 г. в Ливии и Сирии и неожиданно активная роль в них ряда аравийских монархий напомнили об этом.

Конечно, арабское общество всегда отличалось весьма контрастной поляризацией и ярко выраженными формами социального неравенства. И практически во все исторические эпохи это вызывало бунты, восстания, острые конфликты и столкновения привилегированных групп с широкими массами эксплуатируемых и неимущих бедняков. При этом социальная и политическая борьба была тесно связана с религией, обосновывалась ею, осмыслялась в рамках религии. В исламе всегда считалось  справедливой борьба против правящих «плохих мусульман», т.е. нарушающих предписания Корана и шариата (найти такие нарушения было всегда не трудно). На этом основании М.Ф. Видясова и В.В. Орлов считают, что «корни политизации ислама теряются  “во тьме времен”», отталкиваясь от возникшего в IX в. противостояния традиционализма и рационализма, ликвидировать которое пытаются с XVIII в. ваххабиты, ведущие «проповедь социальной гармонии, братства и единства всех мусульман», а всех отступивших от строгого соблюдения норм ислама признающие «людьми хуже язычников»[v].

Однако арабский мир никогда не варился в собственном соку. Наоборот, он интенсивно общался, особенно в регионе Средиземноморья, со своими соседями в Африке и Европе, активно влияя на них в эпоху арабских завоеваний и расцвета арабо-исламской культуры в VII – X вв.  и столь же интенсивно отбиваясь от них во времена крестовых походов XI – XIII вв. и зарождения европейского колониализма в XV – XVII вв. Последующие успехи этого колониализма в XVIII –XIX вв. породили ответную реакцию мусульман в виде исламского фундаментализма. Из многих определений фундаментализма наиболее адекватным представляется данное всемирно известным египетским социополитологом Анваром Абд аль-Маликом, согласно которому это – «постоянная черта всех зрелых цивилизаций, культур  и наций… в момент вызова, создаваемого конфронтацией, отречением, глубоко ощутимой угрозой, так же как и тупиковой ситуацией, прерыванием господствовавших до настоящего времени темпов прогресса, роста, экспансии, дестабилизацией “нормального состояния” мощными силами  извне»[vi].

Исламский фундаментализм наших дней – прямой наследник панисламизма XIX в., пытавшегося (неудачно) ответить на культурно-идеологический и  военно-политический вызов европейской экспансии, а также – национализма и мусульманского социализма, более успешно справившихся с этой задачей в ХХ в. При этом ислам всегда оставался важным компонентом всех течений национализма, а мусульманский социализм имел задачей, базируясь на принципах Корана и шариата, не допустить распространения светских форм социализма, как чуждых и враждебных миру ислама[vii].

Однако, ни националисты, ни мусульманские социалисты не могли справиться с «глубоко ощутимой угрозой» и давлением  «мощных сил извне», порожденных глобализацией. Именно поэтому, считает В.А. Исаев, «на Ближнем Востоке существует мощная оппозиция глобализации» и многие там «рассматривают глобализацию как продолжение империалистической и колониальной политики иными средствами»[viii]. Данное обстоятельство приводит к слиянию разных течений социального недовольства в арабских странах – внутренних, рожденных сверхобогащением всех причастных к власти и маргинализацией все более растущей части народа, и внешних, определяемых политикой Запада. Особенно часто эти направления сливаются в одно там, где, по выражению арабского политолога Хашима Джавада, «мусульмане не имеют законных средств для выражения своего недовольства экономической политикой и  дипломатией Запада, воспринятой их деспотическими правительствами». Именно в этом случае возникает база для формирования «конфронтационного и  агрессивного» исламо-экстремизма, ставшего за последнее время серьезным фактором и внутриполитической и международной жизни государств ислама[ix].

Тем не менее западные державы продолжают и даже совершенствуют политику глобализации в арабском мире, используя все имеющиеся в их распоряжении рычаги воздействия на экономику и общество арабов, но также на их духовную жизнь, психологию и менталитет, в том числе – с помощью новейших технологий. При этом арсенал применяемых ими средств существенно расширился, так как им необходимо учитывать возросшую чувствительность арабов к проблемам социального неравенства и социальной несправедливости ввиду роста уровня их грамотности (следовательно, и  уровня гражданского самосознания и политической просвещенности), уменьшения, особенно в городах, различий в уровне культуры мужчины и женщины, повышения степени информированности населения вследствие умножения и модернизации СМИ[x].

Это – объективный фактор, свидетельствующий о внутренних социокультурных сдвигах в арабском мире и заставляющий всех, кто имеет отношения с арабами, в том числе – западные державы, менять свою тактику на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Но есть и субъективный фактор – все возрастающая роль исламизма или исламо-экстремизма, причем – не только на мусульманском Востоке, но и во всем мире. Практически в каждой стране ислама для этой идеологии есть почва: достаточно взглянуть на долю маргиналов, составляющих от трети до четверти работоспособного населения Арабского региона[xi]. И все они, как это установлено многими авторами в наши дни, давно уже ищут причины своих несчастий и их объяснение в трудах и выступлениях идеологов исламского фундаментализма, по мнению которых все беды мусульман исчезнут, когда всюду в мире возникнут исламские государства, конституцией в которых будет Коран[xii].

Волны исламизма захлестывают ныне и страны Запада, где трудовыми мигрантами (а также – экономическими и политическими беженцами, учащимися, многочисленными бизнесменами всех калибров) из стран ислама образованы гигантские диаспоры – от 3040 тыс. чел. в Германии до чуть ли не 15 млн. чел. в США[xiii]. Их численность постоянно увеличивается и варьируется, так как официальные данные статистики не совпадают с реальными цифрами, охватывающими также нелегальных тайных эмигрантов, приезжающих с фальшивыми визами под видом родственников, «временных» рабочих или лже-студентов, а то и «просачивающихся» на Запад криминальными путями, давно проложенными различными мафиями контрабандистов, наркоторговцев, сутенеров и коррупционеров всех видов. Ввиду этого иногда один и тот же автор, например, называет разные цифры мусульман в Европе – то 24 млн чел., то 40 млн. чел Тунисско-американский исследователь М.Тлили считает, что в регионе Средиземноморья проживают 425 млн чел. – 272 млн европейцев, включая 20 млн «европейских мусульман», 6 млн израильтян и «почти 200 млн арабов». Неясно только, почему общий итог не сходится и куда он дел турок? А также включает ли он в свои подсчеты примерно 6 млн мусульман Великобритании, Бельгии и Нидерландов, к Средиземноморью не относящихся.

Но в конце концов дело не в численности, а в социополитическом потенциале этой гигантской  массы, активно влияющей на общественный климат стран-реципиентов, в которых уже высказываются опасения по поводу возможной их «исламизации» и поглощения афро-азиатами[xiv]. Среди последних исламисты также пользуются влиянием, поскольку их идеология ныне обычно доминирует во всех мусульманских социумах. Более того, можно предположить, что исламизм, базирующийся на исламском фундаментализме и давно уже питающий собою исламо-экстремизм, ведущий фактически войну против Запада, да и против России, представляет собой как бы определенную стадию развития мира ислама. Во всяком случае, несомненно, что исламизм сегодня – это новая массовая идеология, главный фактор духовного, социокультурного и политического бытия мусульман[xv]. И Запад, судя по всему, наконец-то осознавший это обстоятельство, решил использовать эту неподвластную ему и пока что им непобежденную силу в своих интересах. На наш взгляд, в пользу этой версии говорят несколько неожиданные и даже парадоксальные повороты в развитии событий 2010– 2011 гг. в арабском мире.

Как известно, эти события начались с массовых демонстраций под социальными и политическими требованиями сугубо светского характера. Вопреки ожиданиям, исламисты не возглавили эти демонстрации и, как казалось поначалу, если и участвовали в них, то больше всего старались остаться в тени, хотя в СМИ народные выступления назвали именно их «акциями» и даже «революциями»[xvi]. Они вышли на авансцену, победив на парламентских выборах в конце 2011 г. в Тунисе, Египте, Марокко (где, хотя этот результат и стал неожиданным, но все же мало что значит, ибо вся полнота власти в Марокко – в руках короля). Тем не менее, ситуация остается сложной. Правящая элита Египта и Туниса, избавившись от одиозных правителей и их ближайшего окружения, вряд ли расположена проводить курс на формально провозглашенную демократизацию и на реальный демонтаж прежней системы. Не только военные и тесно связанная с ними бюрократия этих (как и других) арабских стран, но и всюду поднявшие голову исламисты вряд ли допустят столь радикальный сдвиг в политической жизни[xvii]. Все они жаждут не демократии и свободы, не обеспечения прав человека и создания гражданского общества, а власти  и богатства, каковые на Востоке связаны теснейшим образом.

О каких «правах» и «свободах» может идти речь в подобных условиях? Тем более, если принять во внимание высказываемый рядом экспертов по Ближнему Востоку тезис о «ключевой роли» в арабской политической весне «ваххабитского тандема» Саудовской Аравии и Катара, чьи деньги, действия, агентура и даже вооруженные силы весьма заметны в событиях, развернувшихся в 2010–2011 гг. от Марокко до Йемена и Бахрейна[xviii]. Теократические монархии Аравийского полуострова, традиционно пользующиеся поддержкой США, в ходе «арабской весны» решали и решают свои задачи. Им важно избавиться, наконец, от нависавшей над ними более полувека угрозы со стороны светских и республиканских режимов арабского мира. Но в этом же заинтересованы США и их западные союзники, стремящиеся подавить антиимпериализм, национализм и стремление к независимости этих режимов.

В результате и монархии, и США, и Запад в целом откровенно поддержали исламистов, в том числе – исламо-экстремистов, надеясь их руками изменить ситуацию в арабском мире в свою пользу. Так что не совсем верно считать аравийских монархов «хвостом», который «вертит натовской собакой», как это считают некоторые весьма квалифицированные специалисты по Ближнему Востоку[xix]. Все участники этого монархо-империалистического альянса одинаково заинтересованы в крахе  светского национализма и антиимпериализма в Арабском регионе, а кто уж кем вертит, не так важно. Думается, все же, что «натовская собака» со  своим «хвостом» вполне справляется, ибо чем  станет этот «хвост» без западных технологий, научно-технической помощи, поставок новейшего вооружения, организации финансовых потоков, подготовки квалифицированных кадров и военно-политической, дипломатической и прочей поддержки? Как отметил еще в сентябре 2011 г.  Е. Я. Сатановский, любой племенной вождь в арабских странах «ныне называет себя борцом за демократию. В зависимости от того, где это происходит… борьба принимает разные формы. От каннибализма до работорговли, пиратства… Демократических революций там нет. Обычные заговоры. В Тунисе, Египте часть элит избавилась от семейных кланов Бен Али и Мубарака. В Ливии обычный сепаратистский мятеж, усилиями НАТО перешедший в гражданскую войну»[xx].

Нельзя не согласиться с этими лапидарными, но весьма содержательными формулировками. К тому же, они подкрепляются и впечатлениями от происходящего у соседей арабов – Сомали, Конго, Южного Судана, и от бесчеловечной расправы с Муаммаром Каддафи, 42 года возглавлявшего Ливию, а затем свергнутого в результате беспрецедентной агрессии НАТО, в ходе которой, помимо помощи разношерстным и часто полукриминальным повстанцам со стороны спецназа Англии, Франции, Катара и ОАЭ, самолеты этих стран, а также Бельгии, Греции, Дании, Испании, Италии, Канады, Нидерландов, Норвегии, США и даже не состоящих в НАТО Швеции и Иордании совершили более 26 тыс. боевых вылетов и поразили 6 тыс. целей. Западные СМИ в конце 2011 г. уверяли, что жертвами этих бомбежек стали «всего» 70 мирных жителей, но власти Ливии еще в июле этого года заявили о 1108 жертвах. В обстановке беспредела и кровавой вакханалии, возникшей в ходе захвата не столько повстанцами, сколько интервентами Триполи, Сирта и других городов страны, подсчитать реальное количество погибших невозможно. Но совершенно ясно, что в Ливии, потерявшей тысячи (а может быть и  десятки тысяч) своих граждан, произошла гуманитарная катастрофа, «предотвратить» которую формально должна была, согласно резолюции Совета Безопасности ООН, операция, на которую только США потратили около 1 млрд долларов, а Англия – около 500 млн долларов. «По сравнению с десятками миллиардов долларов, которые могут быть получены из Ливии в виде нефти – “смешные деньги”»[xxi]. Ясно, что ни о каких правах и свободах ливийцев речь при этом не идет.

Примерно то же самое Запад в лице блока НАТО хотел бы устроить и в Сирии, где весь 2011 г. шла ожесточенная борьба исламистов с режимом партии Баас, реально правящей в стране почти полвека. Как и в случае с Ливией, пропаганда западных СМИ представляла эту борьбу сначала как противостояние «демократии» и «диктатуры», а потом – как религиозный конфликт. Даже в российской прессе происходящее в Сирии изображалось как «схватка двух конфессиональных общин – правящего алавитского меньшинства и недовольного своим положением суннитского большинства». Однако, есть и иная точка зрения: «Катар и Саудовская Аравия в необъявленной войне с Ираном стремятся уничтожить сирийский режим… как союзника Тегерана»[xxii]. Обе точки зрения заслуживают внимания, но в общем-то раскрывают не всю ситуацию в Сирии, а ее отдельные, хотя и важные, аспекты.

Прежде всего, Сирия за все время правления Баас рассматривается на Западе, в первую очередь в США, крайне негативно ввиду защиты ею опасной для неоколониалистов идеи арабского единства, ее сильного влияния в Ливане и поддержки ею в этой стране мусульман и  друзов, сопровождавшегося «существенным ограничением властной роли маронитов», всегда бывших верной опорой Запада. В борьбе с Баас и ее лидером Башаром Асадом США и их союзники, прежде всего Катар, Саудовская Аравия и ОАЭ, использовали  абсолютно все – подкуп, коррупцию, исламистское подполье, протестные настроения друзов, враждебных алавитам, шантаж семей полицейских и военнослужащих, бандитский террор против них и ухищрения лживой пропаганды, приписывавшей властям Сирии якобы «нежелание проводить реформы» и вести переговоры с оппозицией, разрушение мечетей, убийства мирных демонстрантов и т.п.[xxiii]. С этой же целью проводились «слушания» по ситуации в Сирии в конгрессе США, Европарламенте, руководящих органах ЕС и НАТО, организовывались провокационные поездки по разным странам главы самозваного Совета национального спасения Сирии, окопавшегося в Стамбуле[xxiv].

Судя по всему, в нашей стране даже среди экспертного сообщества существует некая благодушная недооценка всей опасности того, что творят США в арабском мире. В частности, уже в декабре 2011 г. одна из российских газет спокойно констатировала, что «у арабского мира впервые с 60-х годов прошлого века появился новый бесспорный лидер – Саудовская Аравия с ее огромными ресурсами мягкого влияния и симпатией к исламистам»[xxv]. Во-первых, участие саудовцев в кровавых событиях в Ливии, Сирии и  на Бахрейне (и, очевидно, в Йемене) вряд ли вписывается в понятие «мягкого влияния». Во-вторых, надо бы помнить, чем оборачивается на деле их (а также катарцев и прочих аравийских монархо-традиционалистов) «симпатия к исламистам». Это – гибель в истекшем году сотен и тысяч египтян, тунисцев, ливийцев, сирийцев, бахрейнцев, йеменцев, а также 512 военнослужащих НАТО и почти 2 тыс. мирных жителей и талибов в ходе непрекращающихся военных действий в Афганистане, которые давно бы прекратились без денежной, технической, идеологической и прочей подпитки из «нефтекратий» Аравии, с 1979 г. финансирующих приток в Афганистан оружия и «добровольцев» из всех стран ислама.

Казалось бы, страны НАТО страдают от этого. Но они, во-первых, не в силах прекратить развязанное ими самими более 30 лет назад насилие в этом регионе, а, во-вторых, сами заинтересованы в его продолжении, ибо оно дает им возможность ценой сравнительно небольших потерь постоянно вмешиваться в дела региона, граничащего с Ираном и Китаем, интриговать там и оказывать давление на все действующие там правительства, партии, политические и военные группировки. Не стоит забывать и о терроре незаконных вооруженных формирований на Северном Кавказе, только в 2010 г. убивших 683 чел. (в том числе 170 российских военнослужащих) и ранивших 522 чел. (включая 324 наших солдат и полицейских)[xxvi]. Они также не обижены «мягким влиянием» и «симпатиями» исламистов из различных стран, финансирующих, вооружающих и вдохновляющих террористов из «Имарата Кавказ» и прочих салафитско-экстремистских группировок, открыто живущих на подачки извне[xxvii].

Нет никаких сомнений в том, что события на Северном Кавказе – не только следствие нашей сложной внутриполитической эволюции 90-х годов (даже более раннего времени афганской войны 1979–1989 гг.), не только развала СССР и краха коммунизма (а вместе с ним – и интернационализма). Они – также часть уходящего в глубь веков глобального противостояния мира ислама и Запада, между которыми оказалась Россия, исторически всегда игравшая роль щита Запада от Востока и, одновременно, заступника Востока перед Западом. Западу, прежде всего США, хотелось бы лишить Россию этой роли, вытеснить ее с Востока, особенно из Арабского региона, чрезвычайно важного в геостратегическом и экономическом отношении, а ныне ослабленного, разъединенного как никогда, во многом утратившего способность противостоять новоколониальным проектам реорганизации по-американски «Большого Ближнего Востока». Для реализации этих проектов провоцируются и стимулируются псевдо-революции в арабской Африке, приводящие к соперничеству военных и исламистов (а также – умеренных и радикальных исламистов) в Египте, не менее шести политических (в том числе исламистских и просто марионеточных) движений в Ливии «после Каддафи», военных, исламистов и традиционалистов в Йемене, военных, исламистов, берберов, умеренных либералов и левых в Алжире, исламистов, алавитов, друзов, христиан, баасистов и суннитского большинства в Сирии. Этому же служат разжигание страстей вокруг угрозы новой арабо-израильской войны, ядерной угрозы со стороны Ирана, маневры вокруг ситуации в Афганистане, крупнейшем поставщике наркотиков, влияющем на положение в примыкающей к России Центральной Азии, Иране, Китае и Пакистане.

Особое значение имеют перемены в Ираке. В декабре 2011 г. завершилась почти 9-летняя (с марта 2003 г.) война США и НАТО в Ираке, через которую прошли 1,5 млн американцев, 4484 из которых погибли, а 30 тыс. были ранены, не считая 300 погибших солдат из других стран, в основном – из Англии. Погибли также не менее 100 тыс. иракцев (и, очевидно, много добровольцев из стран ислама от  Боснии до Индонезии). Несколько миллионов иракцев были изгнаны, лишились крова, бежали в соседние государства. Внутри страны вывод войск США (к 18 декабря 2011 г.) не вызвал спада напряженности: почти сразу последовал арест вице-президента республики (представителя общины суннитов) по обвинению в заговоре, теракты суннитских экстремистов (они преобладают среди прибывших в Ирак еще в 2003 г. сторонников джихада), усиление настроений сепаратизма в Иракском Курдистане и населенных туркменами районах (при поддержке Турции),  раскол в правительственной коалиции и выделение из нее проамериканских шиитов блока «Аль-Иракийя», оживление давно вынашивавшихся в США планов создания «Арабского Шиастана» со столицей в Басре на юге Ирака[xxviii].

В самом уходе американских войск из Ирака заключен простой расчет: не мешать стычкам и конфликтам различных общин страны – арабов, курдов, ассирийцев, туркменов, суннитов, шиитов, езидов, христиан. За годы оккупации их основательно разобщили и противопоставили друг другу, так же как и политические группировки (от коммунистов до монархистов и исламо-экстремистов). Кроме того, надо учесть и наличие среди иракской элиты различных внешних ориентаций: проарабской, проиранской, прозападной. Выводя свои войска, США как бы передают «надзор» за Ираком, особенно – за проиранскими элементами там, своим союзникам Турции, Саудовской Аравии и государствам Залива. Образуя прозападный суннитский блок, они должны будут противостоять влиянию антизападного и шиитского Ирана. Главное для США при этом – избежать возрождения Ирака как единого и сплоченного государства во главе с авторитетным лидером, проводящим независимую от Запада политику.

В результате почти всех действий и западных держав, и «ваххабитского тандема» на Арабском Востоке устанавливаются не спокойствие и стабильность, необходимые для проведения подлинно демократических реформ, а неопределенность, неясность, даже своего рода политический хаос с весьма нечеткими и неоднозначными перспективами в лучшем случае, а скорее всего – с реализацией программы исламистов в полном виде. Исключением из этого правила, возможно, окажется Тунис, где, победив на выборах, исламисты согласились отдать пост президента страны (да и то на один год) известному диссиденту и правозащитнику генсеку левоцентристского Конгресса за республику доктору Мансыфу аль-Марзуки. Сделав это, они как бы дали понять, что готовы разделить власть со светски мыслящими лево-центристами, а также – хотят заручиться поддержкой Франции, в которой аль-Марзуки провел 10 лет в эмиграции. Кроме того, по мнению многих наблюдателей, именно Франция Саркози, сыгравшая заметную роль в организации «арабской политической весны» (особенно в Ливии, Сирии и Египте), ныне «является своего рода законодателем моды в регионе» и явно претендует «на участие в формировании здесь нового политического ландшафта»[xxix]. Конечно, важную роль при этом играют высокий уровень образования тунисцев, полученного во Франции или на французском языке в Магрибе, Бельгии и Канаде, а также – многосторонние и давние связи Туниса с Францией в сферах экономики, культуры, подготовки квалифицированных кадров, военного сотрудничества.

Источник

https://www.iimes.ru/?p=14143

Ситуация в регионе достигает критической точки, поскольку израильские силы начинают масштабную операцию по установлению контроля над городом Газа.

Ключевые события операции

1. Начало наступления: Израильские войска начали масштабное наземное наступление на город Газа с целью установления контроля над ним. Операция направлена на ликвидацию оставшихся боевиков ХАМАС.

2. Масштабные удары: По данным израильских СМИ, за последние сутки было нанесено 37 ударов по объектам в Газе, включая авиационные и артиллерийские обстрелы. В операции задействованы беспилотники, вертолеты и танки, которые уже вошли в центр города.

3. Массовая эвакуация: Израильская армия заранее призвала жителей города покинуть зону боевых действий. Согласно данным ЦАХАЛа, около 320 тысяч палестинцев эвакуировались из Газы в гуманитарные зоны.

4. Реакция ХАМАС: В ХАМАС заявили, что наступление израильских сил угрожает жизням заложников и пленных израильских солдат. Они возложили ответственность на премьер-министра Израиля Биньямина Нетаньяху и администрацию США.

5. Поддержка США: По данным источников, госсекретарь США Марко Рубио заявил Нетаньяху, что Вашингтон поддерживает наземную операцию, но хочет, чтобы она завершилась как можно скорее.

Ситуация на месте

· Взрывы и разрушения: По всему городу слышны мощные взрывы, а израильская армия продолжает артиллерийский обстрел. Жители сообщают о массовых разрушениях и пожарах.

· Жертвы среди мирного населения: По данным палестинских источников, только за последние сутки в результате ударов погибли десятки человек, включая женщин и детей. Точное число жертв пока неизвестно, так как многие люди остаются под завалами.

· Гуманитарный кризис: Система здравоохранения в Газе полностью разрушена. Медики не могут оказывать даже первую помощь из-за нехватки оборудования и лекарств. ООН сообщает, что многие районы остаются без гуманитарной помощи уже 40 дней.

Предыстория операции

· Планы Израиля: Еще 8 сентября Нетаньяху объявил о планах масштабного наступления на Газу. В конце августа эти планы были официально утверждены.

· Удар по лидерам ХАМАС: Неделей ранее Израиль провел операцию по ликвидации высокопоставленных лидеров ХАМАС в Дохе (Катар). Израильские СМИ утверждали, что США дали "зеленый свет" этой операции, хотя официальный Вашингтон и Тель-Авив позже отрицали координацию действий .

Международная реакция

· Позиция Катара: Катар резко осудил израильские действия, назвав удар по Дохе "государственным террором". Катар заявил, что оставляет за собой право ответить на это нападение.

· Роль США: США поддерживают операцию, но призывают к ее скорейшему завершению. Американский спецпосланник на Ближнем Востоке Амос Хохштейн ведет переговоры о прекращении огня с "Хезболлой".

Что дальше?

· Перспективы операции: Израильское командование опасается, что ХАМАС может попытаться перегруппироваться на севере Газы, поэтому армия усиливает давление в этих районах.

· Гуманитарные последствия: ООН предупреждает о катастрофическом гуманитарном кризисе. Более 75 тысяч человек в городах Бейт-Лахия, Джабалия и Бейт-Ханун страдают от нехватки еды и воды.

https://ria.ru/20250916/gaza-2042138328.html

https://www.rbc.ru/politics/16/09/2025/68c892189a7947b26a65e...