В самом начале нулевых дело было. Друзья пригнали в Н-ск вагон с оцинковкой с Мариупольского завода имени Ильича. За два месяца мы его, с моим другом Волком, почти продали. А две пачки, по восемь тонн каждая, отдали в колхоз. Председателя колхозного звали Гайнутдин Саитович. Он обещал за месяц рассчитаться. Отдали в апреле, в мае приезжаем за деньгами. Заходим в кабинет к директору.
– Не ругайтесь, нет денег, – шмыгает носом председатель, – Виноват я перед вами. Но, посевная у меня. И хотел бы отдать – не смог, все деньги на контроле у областной администрации.
– Что делать будем? – вопрошаю я.
– Давайте с урожая рассчитаюсь. Чем хотите расплачусь зерном или овощами. У меня вон сколько таких договоров, – председатель кладет руку на тоненькую пачку бумаги, – Я и гэсээм так беру, и запчасти, и химию... Цену поставим в два раза ниже рынка. Ну, войдите в мое положение…
Мы так и эдак подумали с Волком. Деньги за оцинковку пришлось отдать свои. Решили их отбить и навариться на Гайнутдиновском картофеле… Заключили договор и стали ждать урожая. Вот наступил сентябрь и договариваемся с Саитовичем, что завтра приедем за корнеплодом. Нанимаем два длинномера, а на станции железнодорожной у нас вагон под загрузку – отправлять картофель мы договорились в Ростов. Приезжаем в деревню, а картофеля готового нет!
– Ты что творишь? Мы же договорились, что сегодня картофель будет. У нас машины простаивают и вагон заказан! Мы на твою крышу областную не посмотрим, разбираться будем!
– Защем ругаешься? К чему нам разборки? Договариваться с людьми нужно, урожай собирать, – щурит свои хитрющие узкие глаза председатель, – У меня две роты курсантов с военного училища. Они две машины вам за час соберут…
Вернулись мы на поле, получили сто человек курсантов. Но машины взвешивать надо. Поехали мы сначала на весовую.
– Сейчас я этого Саитыча нагребу, – говорю я Волку, – Свешаем вместе с курсантами…
Машины свешали вместе с военными, но Гайнутдина ушлого хрен нагребешь – собирали картошку до вечера. Пригнали машины на станцию, а вагон уже убрали. Пока заказали новый вагон, на это три дня ушло, длинномеры посчитали нам такой простой, что картофель получился золотой…
Поехали опять к Председателю. Дождались пока совещание с бригадирами у него кончится, нам лишние уши ни к чему. Заходим в кабинет, Волк достает из рюкзака складную Сайгу и кладет ее на стол:
Председатель спокоен, в девяностые колхоз свой от братвы удержал, видел и не такое:
– Убери ствол. Не мне не вам разборки не нужны, только заплатим лишнего уголовникам, а все равно нас за стол усадят договариваться. Оно нам надо? Я виноват…
– Да виноват ты по-любому. Ты, Саитыч, нам еще вагон картошки должен, за простой машин и вагона!
– Отдам, только нет у меня картошки.
– Неурожай, вам вагон отдал, шефам на завод. Нет картошки… Возьмите морковку!
– Да на хера она нам нужна?
– В два раза больше отдам, два вагона…
Ушли мы с Волком, пристраивать морковку.
Морковь по осени не очень кому и нужна. Наконец Волк нашел сбыт на соседней крупной железнодорожной станции за триста километров от Н–…ска. Поехали мы туда, а там заведующая хозяйственной частью говорит:
– Морковь нам нужна, только денег у нас нет, рассчитаться можем сайрой.
– Сайрой, консерва такая. Больше отдать не чем, не обессудьте…
Взяли мы с Волком несколько банок сайры, вернулись в Н–…ск и на оптовый рынок, к рыботорговцу.
– Значит так, консерва эта – паленая. Её обэповцы конфисковывали полгода тому назад, – вводит нас в курс дела барыга, вскрывая банку ножом, – смотри написано сайра, а внутри сельдь. Как она к вам то попала?
– Со станции железнодорожной. У нас все официально, если надо все бумаги сделаем…
– Да на хера мне бумаги? Я возьму её по цене сельди, в три раза дешевле, только в типографию съездите, этикетку напечатайте, мне под ОБЭП попадать не с руки…
Поехали мы опять на узловую станцию к заведующей:
– Консерва паленая, да и не сайра это, а стоит в три раза меньше…
– Дык я у вас и морковь дороже приму, договоримся, – сверкает золотой фиксой заведующая.
В цене упали, договорились. А как вышли из кабинета Волк и говорит:
– Похоже эта заведующая сеструха гайнутдиновская.
– Очень даже может быть, – соглашаюсь я.
После сделки с железнодорожниками у нас осталось еще два Камаза морковки. Один мы загрузили в большую яму под Волковским гаражом в кооперативе, а вторую оставили Гайнутдину Саитовичу. И начали ждать весны, чтобы значит морковь в цене выросла.
Когда мы доставали морковку по весне из ямы, то вместо Камаза подогнали Газель. Мешки, что весили килограмм по сорок-пятьдесят стали весить пять-десять. Вонь стоит ужасная, водила Газели хотел уехать, но за двойной тариф остался. Собралась делегация, с гаражного кооператива, во главе с председателем:
–Запрещено использовать гаражи в коммерческих целях!
–Идите на хер! Это были заготовки на зиму! – парирую я.
Между боковыми и задними бортами газели текут вонючие ручьи.
Волк, он очень прикольный, набирает мути в стакан и орет, протягивая кооперативным членам:
– Пейте морковный сок! Пейте морковный сок!
– Мы не позволим вывалить это ваше дерьмо в гаражные контейнеры с отходами, – воротит морду председатель кооператива.
Вопрос, правда, возник: «Куда девать это дерьмо?». Хорошо знакомец подвернулся Вовка, жадный он был очень:
Что еще сказать? Гайнутдин Саитович жив и здоров, зла на него не держим. А у Вовки после морковного удобрения два года ничего в саду не росло, обиделся он на нас.
Я к чему это все написал? К тому, что деньги цифровые не возьму никогда! Менять буду шило на мыло, в лес уйду, но не возьму. Так что можете их, господа смотрящие над цифровым концлагерем, засунуть в жопу… искусственному интеллекту!
