Много миллионов лет тому вперед, в одной не только далекой-далекой Галактике, но еще и параллельной…
Перед паспортным контролем международного терминала Шереметьево многообезьянно: вперемежку стоят в очереди здоровенные гориллы, самцы в традиционных дашиках, самки в кабах, рыжие орангутаны, независимо от пола, завернуты в пестрые ламы, шумные шимпанзе в одежде очень разнобразны: от демократических джинсов до классических костюмов самок и самцов от Шимвалентино и Шимверсаче, кочевники-бабуины в просторных кандисах, мартышки в набедренных повязках отличаются лишь головным убором – американские обезьяньи головы украшены сомбреро, а африканские высокими тюрбанами. Пассажиры прибыли из Осло международным рейсом компании Ганза-обезьян. В очереди почесываются, слышны солидное гортанные переговоры самцов, визги самок, писк детенышей. Туалеты для самцов свободны, а в уборных для самок – традиционный ажиотаж. Очередь идет споро – обезьянья Москва открыта всему миру, нужно всего лишь заплатить сто обездолларов за взрослую обезьяну и пятьдесят за детеныша. Сто обездоларов по курсу выходит: двести обезевро, почти триста обездинаров или пять миллионов обезрублей. Пограничники шимпанзе в зеленой униформе – морда гостеприимной обезьяньей Москвы, споро принимают наличные и лихо ставят печати-визы в подаваемые обезьянами загранпаспорта. В глобализованном обезьяньем мире выходцам из западной Африки трудно дается московское обезьянье наречие. Поэтому клацанье штемпелей перемежается дежурными фразами с шимпанзенским акцентом:
– Бистро-бистро давай дэнги – сто обездоларов за взрослый обезъян, уважаемый.
– Прахады, сестра матери.
– Какой бойкий мальшик, на плантации бананов атцу памагаишь, да? Нэт? Да будэт у вас урожай ежегодно,
– Чэм платыт будэшь? Нэт обездоллар? Дынар? Тысача двэсты с вас троих. Пуст удесытыратся тваи сылы и нэ будэт нэдостатка в баранах!
– Дабро пожалыват в Москву, мы рады каждому обезъяну…
В углу зала огорожена открытая клетка, в ней находится существо, вымирающее нынче на планете принадлежащей обезьянам – человек. В зале очень жарко и душно, обезьяны теплолюбивы, а человек потеет в ватных штанах и куртке, на его голове меховая шапка. Летняя подобающая одежда у него есть в видавшем виде потертом саквояже, но переодеться можно лишь в туалете «Для животных», который находится после паспортного контроля. Человек прилетел тем же рейсом из Осло, но не в бизнес и не в эконом классе, туда человекам путь закрыт, а в специальном отделении рядом с багажом, а там холодно. По прилету бойкие служащие аэропорта, гиббоны, чрезвычайно обрадовались наличием человека на борту и переложили на него часть обязанностей по разгрузке багажа, а только затем препроводили в клетку. Вокруг человека сгрудились обезьяньи детёныши. Самка орангутанга, учительница, рассказывает маленьким:
– Обезьянье общество настолько демократично, что не только содержит приматов в их ареале обитания – заповедниках на крайнем Севере, но и позволяет человекам саморазвиваться, перенимая у обезьян различные социальные навыки, выполняя простейшую, не требующую квалифицированных знаний, работу…
Подростки гиббонов беззлобно отрабатывают на человеке элементы самого популярного обезьяньего спорта Monkey Mixed Arts и на примата сыпется град бэкфистов, джебов, кроссов и киков. Гиббон Гэджизамесов уже пятый год чемпион MМА в среднем весе, поэтому энтузиазм обезьяньих отроков понятен. Впрочем, через фуфайку человеку не очень-то и больно. На человеческое счастье подходит очередь гиббонов к паспортному контролю. Вожак, прыгая возле стойки на целый метр, скалит клыки и пронзительно верещит через весь зал, подзывая отпрысков.
Наконец обезьяний поток к паспортному контролю иссяк, и служака шимпанзе машет через зал рукой:
Человек рысцой подбегает к чиновнику, на ходу доставая из фуфайки мультикарту и снимая шапку.
– Кто ты ест? Аткуда? – интересуется чиновник с бэйджиком «Давидали Шимпанзе».
– Человэк, чэловек, чэловэк, – тычет в компьютер Давидали, – А вот, примат – замкнутый, ассоцыалный, малообщитэлный вид, не спасобный к самоорганызации… сацыальная дезадаптацыя, атсутствые навыков саздавать и вступать в любые апщественные группы, включая дыаспоры…
– Кличка – Степан, я с резервации Новая Земля, на шахте работаю, в Рогачево, налоги плачу, – человек протягивает пограничнику пластиковое свидетельство личности.
Шимпанзе брезгливо берет ее в лапы и волосатыми пальцами начинает вбивать данные в компьютер:
– Стэпан, Стэпан, шахтор из Рогачево… Как на самолет папал?
– А на сухогрузе с грузом руды до Осло, а оттуда в Москву, – прижимает шапку к груди Степан.
– Я к маме, она здесь работает…
Давиду весело, он задирает верхнюю губу оголяя не только крупные желтые зубы, но и десну:
– Нет, в домработницах у господ Мордазалипоевых.
– Это – уважаимые обезьяны, – пограничник смотрит в компьютер, – Все верно, с прыматов пошлина двести обездолларов… Нэт у тэбя? Обезрублы? Тогда дэсят миллионов давай!
Давид принимает две пятимиллионные купюры и машет в сторону дверей с надписью «Посторонним вход воспрещен»:
– Электронную атмэтку я тэбе сдэлал, иды туда.
В кабинете не для посторонних, в кресле за столом шимпанзе в зеленом кителе, но уже с аксельбантом. Надпись на бэйджике оповещает «Начальник смены Сосоали Шимпанзе». Начальник садится Степану не предлагает, читает о нем информацию в компьютере. Начальник, по-видимому уроженец Москвы, говорит на обезьяньем московском наречии без акцента:
– Я родился здесь, а потом меня на историческую родину – Новую землю отправили. Я к маме приехал погостить.
– Значит так, жить будешь в доходном доме достопочтенного обезьяна Лавашали Почесалояна в Печатниках. Платить ему будешь по пять миллионов обезрублей в день, в плату входит и районный бакшиш. Печатники серьезные гориллы держат, братья Боипузо и Годлумтакати. Деньги и обратный билет у тебя есть?
– Да до Архангельска, на поезд, на девятое, но я хотел бы жить у мамы…
– Не перебивать старших! Вот ведь отродье, пародия на обезьяну. Я для тебя доброе дело делаю, а ты тут человейничаешь. Мордазалипоевы – уважаемые обезьяны, они в Черемушках живут – большая удача, что твоя мать такой семье служит! Территории к югу от Москвы реки принадлежит верующим обезьянам. А для них ты – ошибка Господня! Забьют камнями!
– Ну почему? Я просто к маме хотел…
– Почему, почему? Почему у тебя хвоста нет? Почему шерстью не покрыт? Почему задние лапы длинные у тебя, а передние короткие? Почему глаза голубые, наводящие порчу? Почему я тебе такого наговорил, а ты на меня даже клыки не оскалил, как последняя макака? Яйца есть, а не самец? Правильно про вас обезьянья молва говорит: пакостливы, вороваты и трусливы! Значит так, виза открыта тебе на десять дней. Пятьдесят миллионов Лавашали передашь сразу. Матери сообщим, сама к тебе приедет. Теперь по правилам поведения. По городу ходят автобусы для таких как ты, «Пазики» называются. На остальной наземный транспорт не садись, в лучшем случае выкинут, а то и прибьют. В метро можно, нормальная обезьяна под землю не полезет, только макаки. Теперь по магазинам, запоминай для человеков – «Пятерочка», там как раз ассортимент для вас, во все остальные вроде «Елисеевского», «Седьмого Континента» и даже макакинского «Ашана» носа не суй! Обедать можешь в сетях «Столовая №1» и прочих пельменных-сосисочных. Близко не подходи к шавермам, чайханам и прочим элитным ресторанам. Впрочем, все равно не пройдешь морда-контроль, и дурь из тебя выбьют! Что еще, ты не самка, половые отношения с самцами у нас запрещены, повезло тебе. Вроде все, да в глаза обезьянам смотреть запрещено, это – вызов! Слово обезьяны – для тебя закон! А, вообще, зря ты сюда приехал, сидел бы у себя на Новой земле, Москва – для обезьян! Пошел вон отсюда!
