Мне давно хотелось по-настоящему поохотиться на оленя. Не с вышки на прикормочной площадке. И не в загоне, где многое зависит от удачного случая и от мастерства загонщиков. У меня с самого детства была мечта стать охотником и в одиночку выследить или подкараулить этого осторожного и умного зверя в диких природных условиях.  Почувствовать незримую связь с нашими давними предками-охотниками, выжившими в первобытном мире  лишь благодаря искусству охоты и умению жить в гармонии с природой.
Я люблю охотиться в горах. Привлекает и особая красота этих мест, и первозданность местной природы, и даже определённые трудности, преодолевая которые испытываешь самого себя. Планируя охоту в горах я всегда стараюсь приехать за пару дней до предполагаемой охоты, пообщаться со знакомыми, узнать последние новости, ощутить местный колорит. Ведь в современных условиях охота это не просто добыча зверя, но в первую очередь это отдых от всех стрессов и невзгод цивилизации. К тому же, перед выездом в горы, очень полезно несколько дней акклиматизироваться в данной местности, так как разность атмосферного давления зачастую сильно сказывается на выносливости и общем самочувствии людей прибывших в высокогорные районы с равнинных местностей. 
Уладив формальности я договорился со своим товарищем, из местных жителей, о лошадях и времени выезда на охоту. Мне хотелось добраться до известного мне солонца засветло, но не подъезжать к нему близко, чтобы не оставить рядом запах  лошади и снаряжения. Мой проводник, по нашей с ним договорённости, должен был увести лошадей в долину и вернуться за мной через сутки к солонцу. Охотникам известно, что есть такие  особые места, солонцы, где соль естественным образом выходит на поверхность земли и копытные животные приходят сюда этой самой солью полакомиться. Это необходимо для их правильного роста и развития. Так же  опытным охотникам известно, что чутьё у животных гораздо сильнее нашего, человеческого. И даже незаметный для нас запах, например, снаряжения для диких животных является сигналом опасности…
В горы мы выехали рано, едва рассвело. Добираться к месту охоты предстояло через пару бурных горных рек, по крутым склонам густого леса и по обрывистой тропе ведущей по краю глубокой пропасти. Свежий горный воздух бодрил лучше любого кофе, дышалось легко и я был полон азарта в предвкушении предстоящей охоты.  Мы с моим товарищем-проводником ехали рядом и беседовали до тех пор, пока тропа, через пару часов пути,  не стала настолько узкой, что нам пришлось ехать друг за другом временами уклоняясь от нависавших веток густого хвойного леса. Тропа шла то круто вверх на хребет, то спускалась вниз по склону горного леса. Да, ездить на лошади в горах это совсем не то, что по равнине. Тем более, когда лошадь ещё не привыкла к новому для неё всаднику и иногда пыталась проявить свой норов.  Впрочем первую, а затем и вторую реку мы преодолели довольно быстро.  Лошади спокойно перешли обе реки вброд, по брюхо в воде. Мы сделали обеденный привал, перекусили,  поправили своё снаряжение и продолжили свой путь вверх по склону горного леса. 
Через каждые полчаса мы останавливались, слезали с лошадей и давали им передохнуть. Лошади тяжело дышали, бока их были мокрыми от пота. Хорошо, что мой проводник был опытным горцем и бережно относился к своим лошадям. Пока лошади отдыхали я любовался окружающей меня природой и с наслаждением ощущал  пьянящие ароматы чистого горного воздуха.  Чем выше мы поднимались, тем менее густым становился лес. Наконец тропа  как-то незаметно растворилась среди деревьев  и далее мы пробирались к месту предстоящей охоты ориентируясь по вершине знакомой нам скалы.
Мой проводник спокойно ехал на своём коне впереди меня, как вдруг внезапно моя лошадь испуганно шарахнулась в сторону, заржала и стала на дыбы. Затем не переставая испуганно фыркать она стала брыкаться и крутиться на месте. От неистовых взбрыкиваний испугавшейся чего-то лошади я мгновенно вылетел из седла и, ещё находясь в полёте,  успел оттолкнуться от лошадиного бока, постаравшись упасть как можно дальше от лошади чтобы избежать случайного удара её копыт. Моя винтовка висела у меня за спиной и падая я  воткнулся стволом винтовки в землю.  Поднявшись на ноги первым делом я осмотрел винтовку. Вроде всё было целым, но ствол винтовки был забит землёй. Успокоив лошадь совместно с товарищем мы увидели,  что у моего седла порвалась подпруга. Что так сильно испугало лошадь мы так и не поняли. Предположили, что лошадь могла почуять запах хищника, например медведя,  которые в этих местах встречаются нередко.
Пришлось нам сделать привал и заняться починкой подпруги и прочисткой ствола моей винтовки. Я в очередной раз порадовался тому, что всегда на все охоты беру с собой разборной шомпол. Много места он не занимает, но иногда бывает просто необходим. Прочистив хорошо ствол, я ещё раз внимательно осмотрел свою винтовку, Чезет 550. Видимых повреждений я не заметил. Ствол ровный, не погнут. Но я опасался - не сбился ли у меня прицел? Проверить то, как винтовка стреляет после такого экстремального падения возможности уже не было. Так как мы находились недалеко от места предполагаемой охоты, то пугать потенциальную добычу проверочным выстрелом совсем не хотелось. Я в своё время, сразу после приобретения, сделал винтовке полный беддинг. И надеялся теперь, что это тоже поспособствовало её прочности. И сразу скажу, забегая вперёд, что мои надежды полностью оправдались. Винтовка осталась целой и невредимой, и прицел абсолютно не сбился.
Оставшаяся часть пути к заветному солонцу прошла без происшествий. И лишь проезжая на своей лошади  по скальному участку, рядом с пропастью, я подумал о том, как хорошо, что подпруга у моего седла порвалась несколько раньше, а не сейчас…
Не доезжая до поляны с солонцом метров триста, мы с товарищем спешились. Сняли с лошадей снаряжение и я попрощался со своим проводником до завтрашнего дня. Он повёл лошадей в долину, а я сразу стал определять направление ветра чтобы разбить свой минилагерь с подветренной стороны и  подальше от солонца. До наступления темноты я уже успел оборудовать себе место для ночлега и перекусить. Проснуться я решил после двух ночи, чтобы наверняка подкараулить зверя. Ещё раз проверив свою винтовку и убрав всё лишнее в рюкзак я залез в спальник и почти сразу заснул.
Проснулся я, как и планировал, около двух ночи. Аккуратно выбрался из спальника, стараясь не шуршать. Взял винтовку и прошёл к своей засидке. Засидка располагалась под густой елью и вся поляна с солонцом была передо мной как на ладони. Золотая пора осени заканчивалась и настоящие холода только подступали, но уже лежал местами выпавший снег образуя неровные белоснежные лоскуты на травянистых склонах. Полная луна светила ярко и её свет бросал тени от раскидистых сосен, растущих на окраине леса и образующих подобие полянки на которой был расположен солонец. 
Ночной горный пейзаж выглядел величественно и фантастично. До ближайшего человеческого жилья были десятки километров и ощущение одиночества в горах настраивало на философский лад. Время тянулось медленно, но ожидание было комфортным.  Я заранее позаботился о тёплой одежде, тщательно осмотрел место засидки и убрал все веточки и шишки, чтобы случайным хрустом не выдать себя.
Прошёл час, другой. Тишина... Вдруг слышится слабый хруст. Показалось? Поляна передо мной ярко освещена луной, но в зыбком лунном свете я толком ничего не замечаю и лишь пятна теней от полной луны под деревьями выделяются чёрным контрастом. Беру бинокль... Олень! В бинокль отлично видно как большой олень медленно и осторожно  бредёт по заснеженной части поляны метрах в ста от меня. Его шаги абсолютно не слышны, этот огромный зверь скользит будто тень. Моё сердце учащённо бьётся и мне кажется, что я дышу слишком громко, как паровоз!  Огромные рога и крупная туша оленя чётко выделяются на белом фоне  снега. Я медленно, стараясь не шуметь, опускаю бинокль. Плавно и осторожно поднимаю винтовку, лежащую рядом на заранее очищенном от веток месте, с заранее открытой крышечкой оптического прицела, включённым шнеллером  и снятым предохранителем.  Ведь даже слабый еле слышный звук может мгновенно спугнуть чуткое и умное животное и  отбросить назад все труды и старания. И тогда никакая стрелковая подготовка не поможет. В прошлом году так и было - олень тогда спокойно и величественно ушёл, будто уплыл,  лишь взглянув в мою сторону на еле слышный звук открывающейся крышечки прицела.  В тот раз олень больше так и не показались на вид. А я ведь тогда был на ещё большем от него расстоянии...
Сердце бешено стучит, стараюсь медленно и тихо  дышать. Благо нос и рот закрывает заранее одетая вязанная маска. Мне кажется, что уровень адреналина у меня в крови зашкаливает! Аккуратно и медленно поднимаю свою винтовку и навожу на место где в бинокль увидел оленя. Пусто, оленя нет! Неужели ушёл?! Почуял меня? Смотрю внимательнее на поляну в прицел – ничего особого не вижу, тот же пейзаж. Поляна выглядит вроде бы так же как и несколько часов назад, когда я начал караулить оленя. Плавно и медленно кладу винтовку рядом. Даже лунной ночью на расстоянии уже ста метров без оптики  ничего чётко не видно, и это несмотря на прозрачный горный воздух. Снова беру бинокль, два окуляра имеют большую светосилу, и снова осматриваю окрестности поляны. Все движения стараюсь делать медленно и плавно. Никого. Неужели ушёл? Если я не спугнул оленя, то он должен вернуться к солонцу. А что это там под сосной?  Вроде бы какое-то расплывчатое тёмное пятно. За несколько часов ожидания я изучил все мельчайшие особенности местности, и там этого птна  не было! Вроде силуэт похожий на оленя...или нет? Прямо смотрю на зыбкое тёмное пятно напоминающее тень и мне кажется, что оно шевелится в лунном свете. Впрочем как и  кажется, что  шевелятся все тени от сосен вокруг этого места. Надо «перезагрузить» зрение. Я закрываю глаза, считаю до десяти, открываю. И вот периферическим зрением я вроде бы улавливаю слабо очерченный в тени сосны силуэт... оленя? Он нюхает валун с солью. Или мне это лишь кажется в обманчивом лунном свете? Продолжаю смотреть... Точно. Силуэт оленя! Расплывчатый силуэт, как будто бы он нарисован лишь моим воображением. Наконец, немного успокоившись и всмотревшись, я замечаю, что силуэт оленя развернулся от валуна и поднял голову вверх к ветвям сосны. То ли принюхиваясь, то ли ощипывая сосновые ветки.  Я снова очень медленно кладу бинокль и, стараясь не торопиться, опять поднимаю свою винтовку.
Если олень лизнул соль, то он уже никуда не уйдёт. По крайней мере мне очень бы хотелось на это надеяться.  В оптический прицел винтовки силуэт оленя видно  чуть хуже чем в бинокль. Но я уже знаю где стоит этот красавец горных лесов и быстро нахожу уже знакомый расплывчатый  в лунном свете силуэт зверя. Центра сетки прицела не видно. Подсветки у моего прицела нет. Эх, стоял бы олень в лунном свете, а не под тенью дерева! Эта тень от большой сосны  скрывает оленя как дымовая завеса. И всё же по еле видимым вертикальным и горизонтальным линиям сетки прицела  я вывожу перекрестие на переднюю часть туши,  классически прицеливаясь по-охотничьи "за лопатку".  Хотя какая тут уж "лопатка"? Расположение «лопатки» я  скорее угадываю, чем определяю зрительно.  Медленно вдыхаю, выдыхаю и плавно нажимаю на спусковой крючок. Резкий и оглушительный выстрел разрывает спокойствие ночной тишины!  Горное эхо мгновенно отзывается и тут же всё смолкает. В прицеле снова видно картинку ночного горного пейзажа которую я наблюдал уже  несколько часов. Никакого силуэта нет. Но хорошо видно плоскую тень сосны падающую на полянку, без всякого расплывчатого силуэта. Ага, значит всё-таки это был олень. Уже хорошо! Плавно обвожу взглядом в прицел полянку. Тишина. Как будто и не было ничего. А вообще выстрел-то был? И был ли олень? Может мне всё приснилось, придремал? Открываю затвор и выкидываю стрелянную гильзу. Да нет, стрелял всё-таки.
Аккуратно ступая  я спускаюсь к поляне, где стоял олень. Внимательно осматриваю место. Никаких следов. Ан, нет! Вот свежий помёт оленя. Но крови нет. Так же было у меня когда-то на охоте с медведем, когда мишка убежал, но оставил о себе «память». В стрессе животные часто сбрасывают лишний вес таким вот не совсем изящным способом. Так... Неужто я  промахнулся? Расстояние небольшое для моей винтовки. Стрелял я по передней части корпуса, хоть и по нечёткому силуэту оленя. Но и олень-то это не сурок, и не лиса. Не мог я промахнуться! По дальномеру заранее замерял ещё вчера – сто пятьдесят метров до солончака. Но темно же и тень сосны, возможно, закрывает кровь на месте попадания. Решаю продолжить поиски при свете дня. Пойду-ка  посплю. Я возвращаюсь на своё  место для сна и, как ни странно, сразу засыпаю отбросив все раздумья…
Сквозь щель моего спальника пробивается солнечный свет. Уже совсем светло! Вылезаю, быстро натягиваю сапоги.  Солнце уже позолотило заснеженные верхушки гор.  Я беру винтовку, иду на полянку к солонцу и всё тщательно осматриваю. Крови нет. Да быть такого не может! Иду по следам. Вот след оленя когда я его только увидел. Вот тут по следам видно, как олень обошёл группу сосен и вышел к солонцу. Вот тут он стоял,  вот тут была его голова, вот тут, круп… ага, вот и помёт оленя, который он оставил. Снег на этой поляне лежит лишь местами и убегая олень, увы, не оставил своих следов на снегу. Так, ладно. Будем искать.  Я возвращаюсь к месту своего ночлега, наскоро завтракаю и иду осматривать окрестности…
Вот он,  мой олень! Застывшая туша могучего зверя лежит на животе  уткнув морду в снег и подогнув под себя передние ноги. Олень довольно большой! Меня переполняют эмоции, сердце радостно стучит. Мне кажется, что я ощущаю какую-то мистическую связь с мириадами поколений охотников, когда–либо живших на нашей планете. Это чувство вовсе не кровожадность хищника, нет. Это ощущение естественного природного наслаждения, когда испытываешь не только страсть охоты, но и уважение  к своей добыче,  азарт и радость борьбы за существования в этом мире.  Смутное ощущение такого охотничьего счастья будоражило меня ещё в детстве, когда я зачитывался охотничьими произведениями  известных писателей-охотников.  Это чувство трудно объяснить тем людям в душе которых охотничья страсть исчезла в процессе нашей эволюции.
Я срываю еловую веточку и кладу оленю в пасть. Есть ощущение  некой торжественности. Полушутя-полусерьёзно я прошу у оленя прощения по обычаю, вычитанному в книгах ещё в детстве. Объясняю всё духу оленя. Говорю об охотничьей страсти, о преемственности поколений, о том, что мы встретимся «в стране вечной охоты», и что мы единое целое в этом мире, что мы все братья у Матери-Природы. Говорю это не столько для оленя, сколько для себя. Был бы рядом друг, сын или внук – говорил бы и для них. Думаю, что наверное именно так просили прощения  у добытых животных многие племена по всей нашей планете выживавшие когда-то с помощью охоты. Племена, существовавшие в гармонии с природой и составлявшие с ней единое целое. Люди, которые не только брали от природы, но и умели её сохранять для будущих поколений.

Но больше всего Кералче нравилась берёза, растущая за чумом шамана. Перед праздником на перевязанном тряпицей дереве «вырастали» сказочные животные, мизерные луки, крошечные люльки с маленькими куколками и разноцветные ленты. Кералча видел, как завистливо смотрят на них сёстры, знал, где Пожего Кон прятал своё богатство. Выследил после окончания праздника. Не побоялся в пять-то годков дикого зверья.

Шаман хранил «украшения» в медном котле под большим кедром в самом сердце тайги, там же на ветках утиные кости развешивал, шептал что-то, не разберёшь.

Кералча дождался, пока Пожего Кон обратно повернёт, а сам к котлу. Разворошил ветки, приподнял тяжёлую шкуру оленя, только притронулся к «игрушкам», как услышал грохот. Невесть откуда взялся великан, коему большие деревья по пояс, сам голый, волосатый, только шкурой причинное место прикрыто. Наклонился он к Кералче, погрозил пальцем-дубинкой, выпрямился и ударил ладонью по верхушкам деревьев. Кералча оторопел, а затем сиганул к своему дому, не заметил, что Пожего Кон всё видел, но ничего не сказал, не окрикнул.

Ночью случилось страшное. Кералча оказался в незнакомом месте. Над головой с диким воем кружили железные птицы, сыпали из ржавого нутра чёрные яйца, оставляя в земле огромные ямы. Впереди прямо на Кералчу бежали люди. Еще немного и сметут. Обернулся Кералча на треск, свинцовым роем летят пули, видел такие у русских охотников. Закричал Кералча от страха. Остановилось время, оглохло. Только один паренёк из застывшей толпы медленно падал на землю. Кералча побежал к нему, стараясь подхватить, посмотрел в глаза и почувствовал, как лопается тетива на маленьких луках в котле Пожего Кона, как становятся трухой куколки в люльках, чернеет берёза за чумом шамана. Гул разорвал тишину. Кералча поднял глаза, не удержался, вновь закричал от страха.

Над пареньком возвышался высокий, словно скала, козар[1]. Он занёс лапу, похожую на ствол старого дерева, над спиной умирающего парня, склонил волосатую голову с длинным носом и большими ушами-лопухами над Кералчой, пригрозил скрюченным жёлтым зубом, выпирающим из губы. Раздался треск, и все трое полетели под землю.

— Сынок! — донёсся издалека крик матери.

Кералча открыл глаза, с облегчением выдохнул, увидев родной чум, попытался рассказать матери, то, что увидел во сне, но не смог. Только сиплое мычание вырывалось из пересохших губ.

Вечером пришёл Пожего Кон. Мать с порога вцепилась в рукав шамана и принялась сетовать:

— С самого утра молчит. Кричал во сне, а теперь только «м», да «м». Лоз вселился, не иначе. Прошу тебя, прогони.

Пожего Кон сел напротив Кералчи, долго и пристально смотрел на мальчишку, прощупывал взглядом тщедушное тельце, прикрытое холщовой рубахой, старался добраться туда, где зиждился страх. Затем резко встал и кинул матери:

— Нет в его теле злых духов.

— Как же? — мать кивнула в сторону Кералчи.

— Не беспокойся, ӷу́п[2]. Жди.

Мать ещё с час причитала, поглядывая на Кералчу, но тот молчал, время от времени пытаясь выдавить из себя звуки.

Утром Пожего Кон взял свой обласок[3] и направился вниз по проснувшейся от зимней спячки реке к Кулайке – Горе духов. Один вопрос рвал его душу: кто станет новым шаманом? Уже год он готовил в преемники внука, но тот, имея от роду десяти годков, тяжело внимал новой науке. Пожего Кон ждал, окрепнет дух мальца, пойдёт дело, но сомнение точило сердце.

Вчера мир шамана перевернулся. Кералча – внучатый племянник видел Массу – лесного духа, пришедшего с Кулайки, к нему-то Пожего Кон и направлялся, хотел услышать совет. Среди селькупов мало кто «видел и чувствовал» настоящий мир, а в Кералче есть «росток». Как же шаман раньше этого не знал? Скрывали от него духи. Но зачем? Да и можно ли было не по своей крови умения передать, родной, но не своей?

Пожего Кон издали увидел Массу, облокотившегося на гору, приветственно вскинул руки и, получив разрешение, причалил к берегу. Массу редко покидал свой дом. Далёкие предки привязали его к горе, спрятав в недрах медный котёл с фигуркой великана, и приказали охранять свои богатства. Давно это было. Тогда селькупы лошадей любили и жили близко к небу, в золотых горах. Алтей звали. В тайгу голод погнал, надеялись вернуться, да так здесь и остались. Кто-то дальше пошёл, но род Пожего Кона не захотел, осел: рыбы много, ягоды много, и даже утки - нут сурыт[4], те, что живут около дома «жизненной» старухи Илынты кота, Матери всех селькупов, всё лето рядом, а значит, хорошие это места, святые.

Массу не стал выжидать, начал с главного:

– Знаю твою печаль, не сможет внук дальше связь между мирами передать, слабый он, да и дети детей его от тебя откажутся.

Пожего Кон не хотел такую правду знать, замотал головой, но Массу не увидел знака, продолжил:

– Кералча будет сильным шаманом. Дар в нем проснулся. Если малец тэтыпы-сомбырни[5] решит быть, с первыми улетающими селезнями проведёт тебя по дороге рода. Ты помощникам при нём станешь. Там всё и узнаешь. Если темным, весь ваш род исчезнет, сгорит в огненной воде. До отлёта нут сурыт Кералча молчать будет. Духи его испытывают, разные дороги показывают. А сейчас уходи, устал я.

Пожего Кон хотел было ещё вопросы задать, но Массу исчез, пришлось возвращаться в свои юрт с тем, что сказал великан.

[1] Мамонт

[2] Женщина.

[3] Долблённая лодка

[4] Небесные птицы

[5] Светлый шаман