Не жалею
Запотевшие стёкла полицейской машины могли избавить от людских взглядов. Но они не скрывали ничего от меня. Потому, что сейчас я смотрел на искривлённую злой ухмылкой физиономию консьержки. Той самой, которой я каждый день клал в тетрадку купюру по доброте душевной. А вот - мой зам, который ехал с документами, но решил постоять в сторонке, пока два дюжих добрых молодца надевают на меня совсем не золотые браслеты, и пакуют в машину. Его лицо выражало покой и довольство, ведь этот мужик давно ждал возможности подняться повыше. Зря он так, конечно - Юрий Дмитриевич его спишет, как старые мониторы из кабинета. Потому, что для Юрия Дмитриевича севший человек, как покойник.
После него нужно всё вымыть, вычистить, а лучше всего - утилизировать. В том числе всех, кто имел непосредственное отношение к моим схемам работы. Любая проверка покажет, что команда новая, чистая во всех смыслах. Я Юру понимаю, он мужик ответственный, и, в каком-то смысле, порядочный. Так что это он не по личным мотивам, а ради сохранения баланса внутри конторы. Так ведь правильно, безопасно, для его тёплого кресла тоже ведь всегда найдётся замена. Да и хрен с ними всеми - пусть радуются, пусть верят в своё светлое будущее. Главное Аля с внуками сейчас далеко отсюда. Таки иногда полезно поднимать старые связи, тех, кто не повязан ни с твоим бизнесом, ни с политикой.
Худосочный лейтенантик втиснулся внутрь, пригибаясь со своим двухметровым ростом. Оглядел меня, словно товар на рынке, ухмыльнулся, демонстрируя пару дешёвых железных зубов:
- Что, допрыгался олигарх, доворовался? - вот и до тебя очередь дошла.
Он самодовольно откинулся на спинку, надеясь, что я сейчас нарвусь на грубости и неприятности. Только хрен тебе, гражданин начальник, а не ответ на провокацию.
Знал ли я, что этим всё закончится, что меня под белы рученьки, да в какую-то местную каталажку? Конечно, знал, да и ждал этого каждый день, понимая, что схема прокатывает до тех пор, пока новый губернатор не разгонит старую команду. Вместе с ней канула в лету и моя "крыша", которой я через свои каналы помогал отжимать молокозавод, лесопилку у местных мужиков, участки в заповедной зоне, где под шумок появились коттеджи.
Кто теперь концы найдёт, если все бумаги шли через фиктивные фирмы? Да и сейчас меня взяли вовсе не за реальные грешки, коих накопилось на десятка два лет, а по сфабрикованному делу. По-другому и быть не могло, учитывая, что иначе пришлось бы сесть половине областного управления, двум десяткам чиновников. Да что уж там - по-хорошему получалась такая "Репка", что за ним тянулся хвост из пары сотен соучастников.
Чертовски хотелось поговорить с дочерью, сказать ей что-то на прощание. Знал ведь, что вряд ли увидимся мы с ней на этом свете. Только вот сам понимал - нельзя, подставлю её, сдам с потрохами все явки, и не будет у них счастья. Дети пойдут в детдом, сама она - в лучшем случае, отделается проблемами с законом, возможно, будет депортирована по запросу через Интерпол. Зачем рисковать ради одного разговора, если она и так всё отлично знает. Знает ведь, что люблю я её, Егорку и Варьку, и всё это ради них делал, не ради себя. А, если и не знает всего, то уж точно догадывается.
Машину тряхнуло на очередном ухабе, и мы наконец-то въехали во двор, где уже выстроились хмурые мужики с автоматами наперевес.
- Ну, здравствуй, Савелий Макарыч, - проворчал майор, провожая меня взглядом. Отлично понимал, что будет, если я начну говорить, и выложу всю правду. О нём, отделе, о наших совместных делишках, и обо всём, на что управление закрывало глаза. Не бесплатно, разумеется - за щедрую благодарность от чистого сердца Савелия Дорошенко. На этой благодарности сейчас подполковник из областного ездит, да не жалуется.
***
В кабинете пахло сыростью, коньяком и носками майора, что смотрел сейчас мне в глаза, словно в фильме. Интересно, будет кто-то второй для каноничности темы про хорошего и плохого копа? Искренне интересно, чем же эти ребята будут меня пугать, чтобы я и чистосердечное написал, и их с собой на дно не утянул?
- Макарыч, пока никто не пишет звук, скажи мне одну вещь... - начал майор, заметно волнуясь.
- Лёха, ты меня знаешь десять лет, и задаёшь какие-то вопросы? Серьёзно, мужик, за кого ты меня держишь, если думаешь, что я сейчас начну тянуть на дно тех, кто мне задницу прикрывал?
Майор расслабился, задышал ровнее, пуговку расстегнул, оттаял, - Добро, Макарыч, добро. Если чем могу помочь, помогу, но сам понимаешь - светиться нельзя сейчас. Потянешь меня за собой, а против тебя сейчас вся свора нового губера, да и мэр зуб давно точит.
- Лёша, твоё дело сейчас - оформить меня, и забыть на те лет восемь, что я буду греть нары. Сложного ничего - бери бумажку и выполняй свой долг или как это у вас, ментов называется. Ничего личного, я всё отлично понимаю, зла ни на кого не держу.
Я наклонился к нему и тихо шепнул на ухо, - Дёрнусь в твою сторону, стреляй, так надо.
- Ч…чего? - ошалело переспросил майор, не понимая, что я задумал.
- Ничего, просто сделай, как я тебя прошу, и больше никаких проблем не возникнет.
***
Санитарка опёрлась о блестящую хромированную спинку, - Ты глянь, лежит, в ус себе не дует, а нам за ним говно убирай. А представь, что с нами что стрясётся, так никто палец о палец не ударит.
Девочка - интерн молчала, и смотрела, как вздымается грудь пациента, как трубочки тянутся к его венам и носу. Пациент спал, размеренно дыша, и совершенно не волнуясь ни о своём будущем, ни о том, что там думают санитарки. Ему снилось тёплое море, золотой песок, внуки, бегущие к воде наперегонки, улыбающееся лицо дочери. Он не грустил, не страдал, не терзался виной, а просто спал и видел сны.