Хасли привык спать в соломе. Что сказать — на обочине или мокрой траве спалось еще хуже. Но с тех пор, как он гордо ушел из дома, не желая выслушивать отцовские упреки, выбор стал скуднее. По правде сказать, дело было не только в чести. Не любил он чистить овощи и таскать воду, как деревенская баба — хоть сил на мужскую работу у него не будет и к восемнадцати.

Только соратникам о таком не рассказывают. Особенно в Салеме, где за косой взгляд возможно лишиться и глаза, и жизни.
Чистокровный маг рожден для великого! А горох с огурцами пусть попадает в надежные руки. Хорошо, что Фигляр его подобрал. Хорошо, что не знал он историю Хасли, и не обиделся на то, как обнимались с его сапогами, выпрашивая лучшей жизни.

Незнание — благо. Иногда и приврать не грех. Особенно за сытный обед, выпивку и новую обувь. И крепкий сон на хорошем матрасе у самого входа. Всяко лучше соломы, и Вышняя с ним, сквозняком!
Даже на третий день пути от Салемской столицы Хасли и думать не желал, куда бредет его команда. Сам напросился на большую дорогу. Чего тут спрашивать, наглеть?
Еще пять деньков назад он мечтал не проснуться в овраге с разбитым за долги лицом. А сегодня шел в компании мудрейшего мага, что резал булыжники взглядом и обманывал взгляд других.
Конечно, в довесок шли еще три рыла, в крайней степени отвратительных не только Хасли, но и самой Вышней. Вор Пендель — средоточие пороков, вечно недовольная эльфийка Рыльце, и безмозглый Дуба-орк.

— Заночуем в Гаусбице, — ныла Рыльце. От похмелья ее уши синели, каким-то чудом забирая весь отек с милого личика. Ядовитый цветок — ни один прохожий за фасадом и не угадает, насколько черна ее душа.
Пендель крутился с ней рядом, так и напрашиваясь на драку:
— Из-за пойла?
— Из-за отличных борделей и дохлой крысы в твоих штанах, — огрызнулась Рыльце.
На удивление, Пендель поник и даже запрятал руки за пояс. Хасли не понимал их отношений.

— А я предлагаю двинуться в Кронхол, — осторожно заметил Фигляр, остановившись. Он тяжело дышал и опирался на старый посох.
— Старикан, это полдня пути и два часа досмотра! Остынь.
Хасли невольно улыбнулся: уж здесь его превосходство очевидно. Пендель и не догадывался, кто на самом деле таится под личиной дряхлого старца. Такое мог видеть лишь чистокровный маг.
— Наш путь лежит через Малагхарские болота, — прокряхтел Фигляр, которому от силы было сорок лет.
— И чё? — сплюнула Рыльце.
Фигляр осторожно подцепил рубаху и потянул ее вверх — оголяя живот.
— Фу! — взвизгнула Рыльце и отвернулась. — Какая мерзость! Как ты с этим живешь?!

На животе Фигляра ничего не было. Обычная загорелая кожа, поросль рыжих волос, две родинки, какой-то крохотный шрам. А Пендель морщился и даже прижал ладонь ко рту. Дуба даже не присмотрелся: стоял, как конь на привязи. Чего-то ждал. Наверное, ума.
«Иллюзия», — понял Хасли.
— Малагхарские болота, — Фигляр состроил скорбное лицо. Хасли все лучше различал рыжую бородку и нелепые усы под ложной сединой и старостью. — А вернее — местные кустарники. Если не купим снадобья в Кронхоле, все такими вернемся. Жалит сквозь бычью кожу и ткань...

Впервые Фигляра слушали с таким вниманием. Кажется, Рыльце начало тошнить.
— Кашлак всмятку! — расстроился Пендель и убрал косо подстриженные волосы с лица. — А обойти их никак?
Хасли моргнул и вдруг увидел то, что показывал Фигляр. Иллюзия. Жженые пятна, глубокие борозды ороговевшей кожи, и будто иссохшие вены. Мир потемнел.

— ...нам вообще стоило срезать по Ангфальским землям.
Крепкая пощечина привела Хасли в чувство.
— О-ох.
— ... чтобы меня утащили под венец к брату папаши, едва мы шагнем за границу?!
— А нехер было рождаться в знатной семье!
Пендель и Рыльце снова сцепились. Фигляр протянул руку Хасли, помогая подняться, а сам смотрел на Дубу:
— Я предлагал свернуть у Большого Осколка.
— Без меня, — прогрохотал Дуба, и все замолчали.

Хасли отряхнул землю с задницы и затылка. Волшебное зрение работало абы как. Ни на что нельзя положиться — ни на дар, ни на собственные ноги. Потому-то и зовут его Соплей даже всякие отбросы. Он спросил:
— До болот же есть хорошая дорога через Землицы, ближний край...
Рыльце фыркнула:
— Пф! А там Пенделя вздернут, как увидят.
— За что? — обмер Хасли и покосился на связку воровских ножей.
Пендель цыкнул зубом:
— Короче, идем этой дорогой. По Салемским низинам. И точка!
— Потому что здесь безопаснее всего? — с надеждой посмотрел Хасли.
Вдали, за холмом, что-то пронзительно зарычало и взвизгнуло. Фигляр положил руку на плечо юного мага:
— Сюда не сунутся родственники Рыльца, законники Землиц и матушка Дубы. Потому что здесь одинаково опасно для всех, малой.

***
Шли неторопливо. Хасли строил из себя храбреца, а сам украдкой вертел головой по сторонам. Великий маг вроде Фигляра не станет понапрасну говорить об опасности.
Похоже, кроме Салема, городов в низинах не возводили. Удастся ли им заночевать? После третьего пронзительного вопля над холмами Хасли выпалил:
— Да зачем нам вообще эти болота?!
И уставился на носки сапогов. Сдали нервы, оплошал. Божился же самой Вышней, что...
Пендель подошел вплотную за четыре быстрых шага, схватил его за грудки и зашипел:
— Эй, старик, ты где этого чирья откопал? Он что, вообще не сечет?
Фигляр тяжко вздохнул.
— Внук это мой. Дальних кровей, с даром. Спокойнее будь.
— Не похожи вы.
— Как знать? Все старичье на одно лицо, — Рыльце сплюнула на землю.
Ее уши все еще синели. И хватка вора никак не разжималась.

— Не гневайся, Пендель. Учу я его. Он со мной и на край света пойдет, так? — Фигляр недобро сверкнул глазами, посмотрев на «внука».
— Так-то оно так, — залепетал Хасли, брыкаясь в хватке Пенделя. — Обещался в дела ваши не лезть, д-дедушка. Только любопытен я, каюсь. Очень...
«Особенно, когда дело касается собственной шкуры».
— Пусть знает, — подал голос Дуба.
— Он не платил, — огрызнулся Пендель и ткнул пальцем себе в кошель. Оказалось, держать магов над землей можно и одной рукой. Только за одно это и стоит вешать в Землице.
Фигляр деликатно кашлянул.
— Вы тоже еще не заплатили.
Пендель вспыхнул и выматерился. Хасли упал на дорогу и был готов целовать сухую глину от облегчения.
— По уговору... — начала Рыльце.
Вор сблизился с магом и сжал кулаки. Казалось, сейчас прирежет старика, и все разойдутся по Салемским низинам. Да только Хасли знал, что Фигляра никому не прирезать. Быть может, даже во сне.
— Как Блистательный венец сработает, так и отвалим сполна! — прошипел Пендель в лицо Фигляру, и тот примирительно улыбнулся.

Хасли часто заморгал:
— Блистательный кто?
— Кто-кто, кашлак с бантом! — начал Пендель, но Рыльце его перебила.
— Последний дар Вышней. Исполняет любое желание, да только один-единственный разок в жизни, — блаженно сказала эльфийка. Хасли и не знал, что это чудовище умеет мечтать.
— Ох! — Хасли снова завертел головой по сторонам. Все сложилось. Вот для чего они топчут эти гиблые земли. Вот для чего терпят друг друга! Да только...
Хасли покосился на Фигляра:
— Не пойму, вам-то туда зачем, коли уже знаете, где дар лежит?
— Тупой ты, Сопля, — заметил Пендель. Уже беззлобно, как оскорбляют дворнягу. — Фигляр нас туда поведет.
— За очень большую деньгу, — вдруг сказал Дуба.


***
К вечеру добрались они до постоялого двора. Тот почти пустовал, и хозяин из большого страха перед Дубой разрешил взять три комнаты по цене одной. Хасли ни на что не жаловался и держался от Пенделя в стороне. Положили его, как настоящего внука, в комнату с Фигляром.

Хасли и в коридоре бы спал на коврике, так его грело предвкушение. Лучшего учителя во всех низинах не сыскать! Отведет взгляд даже у него, чистокровного мага с даром. Хасли и этому непременно научится. Целый мир ляжет к его ногам: будет забираться он в женскую баню нагишом, пить из кубков дворян, срезать кошельки одним взглядом. И задирать монахиням юбки, будто ветром. И поднимать всяких Пенделей силой взгляда, и ничегошеньки ему за это не будет...
Главное — держаться Фигляра.

Хлебнув дармовой варёнки, Хасли и сам не заметил, как принялся мешать великому магу. Подсел к нему в комнате, без спросу разделил поздний ужин:
— Я уж вас не подведу, будьте спокойны!
— Мг-м, — промычал Фигляр, с удивительной резвостью поглощая горошек.
— ... вернее меня никого не сыщете, даже у самой Вышней! — бахвалился Хасли и даже забыл про еду. — Хоть мы с вами и не в родстве...
Фигляр прикончил индюшиный окорочок и утер губы рукавом. Потом выковырял мясо из щелей в зубах и отложил нож. Хасли загривком почуял, что сейчас его будут ругать.

— Сегодня ты хорошо видел, а потом ослеп. Там, на дороге. Это не дело.
Залившись пунцом, Хасли закивал так усердно, что, казалось, и щеки затряслись.
— Оплошал, ваша правда. Глаза разомкну. Всему научусь, честное слово, только расскажите...
Великие маги и блистательные Венцы. Чудо за чудом, и все — совсем рядом, только протяни руку.
Каков он на вид, этот Венец? Золотой, из серебра? Сколько в нем бриллиантов, рубинов, изумрудов? Есть ли они там вообще, и зачем Вышней, у которой все блага мира, изумруды туда заделывать?
Всю жизнь не бывало у Хасли чудес, а теперь — как с неба посыпались.

— Любопытен я. Вашему могуществу нет предела, — сказал Хасли. — Так для чего вам эти негодяи?
«И я», — промолчал он, боясь показаться совсем негодным.
— Всякому могуществу есть предел, — поспорил Фигляр и разрезал новую индюшатину в деревянной тарелке. — И у Вышней свои заботы.
— Нет же, я не о том, — Хасли скромно отломил хлебную горбушку. И едва слышно зашептал. — Столько золота, сколько вы можете собрать вашими чудесами, не раздобудет и десяток таких, как Дуба. Или Рыльце. Думаю, вам оно ни к чему...

— А ты смышленый. Временами, — поправился Фигляр. — Если скажу, сколько возьмешь за молчание? — Фигляр поднял на него смешливый взгляд. Хасли все лучше видел лицо мага за завесой. Загорелое, улыбчивое, располагающее лицо.
Все суммы, которым Хасли учился у гувернера, завертелись в голове. Он находил самые крупные и старался их складывать, помножить. А потом боялся, что выходило слишком дорого. И порежут его, как камень, да только хуже. Камни всегда молчат, как и мертвецы.
— Сотню золотых, — выпалил Хасли, спрятав пальцы под стол — руки задрожали.
Фигляр хохотнул:
— Даю двести.
— Ах!
Вот таков у него учитель. Не только мудрый, но и с большим сердцем. Если Хасли родился бы драконом — точно завилял бы хвостом.

— С тех денег, которые мне обещали, разумеется. — Фигляр отпил варёнки и пожевал губами. — А теперь слушай. Знаю, где лежит дар Вышней, но без команды к нему не пройду. Пытался, когда нашел, да без толку: не добрался. — Тут он перешел на совсем тихий шепот, как позабыл о могуществе. — И у меня желание есть. Всем своя выгода, соображаешь?
Хасли поник:
— Как это — не бывали? Выходит, все — ложь? А что, ежели то и не Венец был? А какая-нибудь безделушка...
— Это не обман, малой. Венец существует, и я его вот этими глазами видал, — Фигляр вытянул указательный палец и направил его к лицу. — Я не гоняюсь за призраками. И не подбираю дерьмо с дорог, — напомнил маг о том, где и как они повстречались.

Хасли расплылся в блаженной улыбке.
— Чего же вы хотите? Опасный путь впереди, неблизкий...
Фигляр допил варёнку и бережно поставил кружку на стол.
— Вышняя создала мир-тюрьму, где каждый несчастлив по-своему.
И больше ничего не ответил, как бы Хасли его не просил.

К ночи засыпалось совсем плохо: Хасли вертелся на кровати, как на соломе. Жизнь наконец-то признала в нем чистокровного мага, раскрыла свои объятия. И начала баловать, хоть и руками пропойцы, вора, и безмозглого орка — весь путь и ночлежки шли за их счет.

Хасли мечтал обо всем и сразу, но больше всего о Венце. Как он будет загадывать свое — единственное и заветное! — желание. Почему-то, ничего кроме могущества в волшебстве, и бездонной сумы с золотом в голову Хасли не лезло. Все это казалось низким, мелочным, пустым в сравнении с неизвестным желанием Фигляра. И сердце щемило от жалости к магу: достичь такого могущества, а все равно чего-то так страстно желать, чтобы тащиться в гиблые земли с полными идиотами, вроде Дубы, вороватого Пенделя и бессердечного Рыльца.