В апреле этого года в больнице Денвера умер 89-летний Мортон Мауэр – один из двух создателей имплантируемого кардиовертера-дефибриллятора. Его соавтор Мишель Мировски ушел из жизни гораздо раньше – еще в 1990 году. Долгие годы Мортон Мауэр и Мишель Мировски выглядели в глазах медицинского сообщества как классические безумные ученые.

Их идея вживить дефибриллятор в тело человека казалась абсурдной и опасной.

Два врача-еврея познакомились в 1960-е в больнице Синая в Балтиморе. Но их пути с самого детства были настолько разными, что удивительно, как они вообще пересеклись. Будущие кардиологи появились на свет за тысячи километров друг от друга с разницей в восемь с лишним лет.

Мордехай Фридман – Мишелем Мировски он станет гораздо позже – родился 14 октября 1924 года в Варшаве.

Мортон Мауэр – 31 января 1933 года в Балтиморе.

Оба происходили из небогатых семей и до поры до времени вели более-менее похожую мальчишескую жизнь. Отец Мауэра был сапожником, мать сидела дома с тремя детьми – так что уже в начальной школе маленький Мортон по мелочи подрабатывал в купальнях с соленой водой, принадлежавших дяде, а потом стал продавцом в дядином же магазине игрушек.

В 15 лет вполне, казалось бы, житейская ситуация определила его дальнейшую судьбу.

Дядя заболел, и к нему стал регулярно приходить семейный терапевт. Сын Мортона вспоминал позже: «Отца восхитило, как его семья относится к врачу. На доктора смотрели снизу вверх и обращались с ним, как с королем». Мортон подумал, что и сам был бы не прочь стать столь уважаемым человеком, и решил посвятить себя медицине. Дядин терапевт, сам того не зная, оказался вершителем судеб.

По странному совпадению переломный момент в жизни его будущего коллеги и соавтора тоже наступил в 15 лет. Но, увы, совсем по другой причине: в 1939 году нацистская Германия оккупировала Польшу, и семья Мордехая Фридмана оказалась в Варшавском гетто. Чтобы спасти сына, отец записал его в метриках как Мечислава Мировского, пытаясь выдать за поляка. В результате сыну удалось бежать из гетто. Мировский вместе с другом пересек советско-польскую границу и оказался на территории современной Украины. Но и туда вскоре пришли гитлеровцы – в следующие годы ему приходилось прятаться и перебираться с одного места на другое.

Ближе к концу войны Мировский вступил в Войско Польское. В его составе в 1944 году он вернулся в Варшаву, где узнал, что никого из родных не осталось в живых. Для него стало священным долгом исполнить последнее желание отца: при расставании в гетто тот сказал, что был бы счастлив, если бы его сын стал врачом.

Мировский поступил в Гданьский университет на медицинский факультет, но спустя год пришел к выводу, что с Польшей его уже ничто не связывает. К тому времени он успел стать убежденным сионистом. «После всего, что произошло, я понял, что евреи должны жить в собственной стране, чтобы выжить, – говорил он.

– Польша для меня стала кладбищем, и я сказал себе, что больше никогда туда не вернусь». В 1947 году он уехал в Палестину, но на Земле обетованной, куда он так стремился, в то время не было действующих медицинских школ. Поэтому он перебрался во Францию и поступил на медицинский факультет Лионского университета. Там он познакомился со студенткой Анной, на которой вскоре и женился. Анна называла его на французский манер Мишелем, а польская фамилия во Франции перестала склоняться. Так Мордехай Фридман, превратившийся было в Мечислава Мировского, наконец стал Мишелем Мировски – под этим именем он и обретет мировую славу.

Путь Мауэра к профессии врача не был столь тернист. В 1955-м он получил диплом бакалавра в родном Балтиморе. Затем продолжил обучение в Мэрилендском университете, отслужил в армии, женился – он проживет с супругой всю свою жизнь – и наконец стал работать врачом-кардиологом в местной Синайской больнице. Там же в 1968-м отделение кардиопомощи возглавил приглашенный из Израиля Мишель Мировски.

К тому времени Мировски уже вынашивал идею дефибриллятора, который можно было бы имплантировать в человеческое тело. На эту мысль его натолкнула личная трагедия – смерть коллеги и наставника Гарри Хеллера, под началом которого Мировски работал в Тель-Авиве. Хеллер умер от желудочковой тахикардии дома за ужином. Ему бы мог помочь дефибриллятор, но его важно применить, пока сердце еще бьется.

Вопреки стереотипу, который тиражируют фильмы и сериалы, дефибриллятор не запускает остановившееся сердце. Если на мониторе появляется та самая прямая линия, бесполезно хвататься за дефибриллятор с криками «Мы его теряем!». В этой ситуации могут подействовать кардиостимуляторы и сердечно-легочная реанимация. А вот разряд – если сердце уже не бьется – только загонит последний гвоздь в крышку гроба. Дефибриллятор призван устранять опасные нарушения ритма: он как бы «перезапускает» сердце. Но если его не применить в течение первых 8–10 минут, то с большой вероятностью человек умрет.

Поскольку приступы у Хеллера случались и раньше, ему предлагали лечь в стационар, где дефибриллятор всегда под рукой. Но он отказался, не желая провести остаток жизни в больничной палате. Мировски задумался: а можно ли создать такой дефибриллятор, который всегда будет при пациенте и позволит тому вести полноценную жизнь? Нельзя ли имплантировать прибор внутрь тканей грудной клетки?

Медицинское сообщество того времени нашло эту мысль даже не революционной, а еретической. Никто не мог представить, что человек может ходить со «встроенным» прибором. Мировски повсеместно критиковали, но когда в Балтиморе он поделился идеей с Мауэром, тот пришел в восторг от открывающихся перспектив. «Я не видел ни одной веской причины, по которой его нельзя было сделать», – вспоминал Мауэр позже.

Работу над проектом два врача начали в 1969 году. Коллеги приняли их идею в штыки: называли обоих «безумцами, которые пытаются заложить в грудь человека бомбу замедленного действия». На первых порах против них был настроен и создатель внешнего дефибриллятора Бернард Лаун – кстати говоря, тоже еврей родом из Литвы. Он заявлял, что приступы фибрилляции желудочков встречаются не так уж и часто, и что таких пациентов следует лечить в кардиоотделениях. Решение «вшивать» дефибриллятор прямо в тело Лаун называл «сомнительным» и «несовершенным».

Однако Мировски и Мауэр не обращали внимания на скепсис и продолжали работать над проектом. В 1972 году они начали сотрудничать с небольшой компанией по производству медоборудования Medrad. Ее основателя Стивена Хейлмана и ведущего инженера Алоиза Лангера в будущем укажут как соавторов революционной разработки.

Как и Мировски с Мауэром они станут членами Национального зала изобретателей США. Но это признание придет много позже. А до него команда четырех единомышленников долгие годы работала на голом энтузиазме без всякой поддержки и грантов. Испытанный действующий прототип появился только в 1980 году. Тогда же его запатентовали и впервые вживили пациенту с сердечной аритмией. «Операционное отделение было переполнено, – вспоминал Мауэр. – Вся больница говорила о том, что двое сумасшедших пытаются поставить автоматический дефибриллятор. Если бы что-то пошло не так, мы бы никогда этого не пережили». К счастью, обошлось без ЧП. Пациент прожил после операции еще десять лет, а его смерть никак не была связана с вживленным устройством.

Разработка Мировски и Мауэра получила официальное одобрение со стороны Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США в 1985 году. Тогда же началось ее коммерческое использование. На тот момент уже более 800 пациентов вели полноценную жизнь благодаря их дефибриллятору. Первый прибор был примерно с пачку сигарет и весил около 250 граммов. Его вживляли под кожу в области плеча. С тех пор аппараты сильно уменьшились – сейчас они весят всего 70 граммов, но основной принцип их работы не изменился.

Хотя его работу много лет высмеивали - кто-то описал ее как «бомбу внутри тела» - и он долго не мог получить гранты на поддержку разработки дефибриллятора, последние пять лет его работы жизнь принесла Мировскому признание. Его чествовали профессиональные общества и руководители академических медицинских учреждений. Он получил приглашения написать больше статей и прочитать больше лекций, чем он мог принять. Поэтому он выбирал своих друзей и тех, кто поддерживал его в более темные времена. Часто с женой или детьми он путешествовал, куда хотел, с тех пор как теперь ему везде были рады.

Когда он говорил за границей, Мировски обычно читал лекции на английском, но он часто обсуждал свои доклады в период вопросов и ответов на языке страны, которую он посещал. Он говорил на французском, иврите, польском, русском, испанском и идиш. свободно, но он так и не выучил итальянский и отказался выучить немецкий.

Мировски был введен в Национальный зал славы изобретателей за совместное изобретение с Мортоном Мауэром автоматический имплантируемый кардиовертер-дефибриллятор (ICD) в 1960-х годах после того, как его наставник умер от сердечной аритмии. Номер патента: 4202340

Имплантируемый кардиовертер-дефибриллятор (ИКД).

Два некогда «безумных», а теперь почитаемых ученых продолжали совершенствовать свой дефибриллятор. Мировски умер от рака в 1990 году, и дальше Мауэр работал один вплоть до самой смерти – тоже от рака – в апреле 2022 года. Впрочем, Мауэр занимался не только дефибрилляторами. Ему принадлежит более 80 патентов в самых разных областях. Например, одной из его разработок стали лыжные ботинки, улучшающие перенос веса спортсмена во время катания: сам Мауэр был заядлым лыжником. Он также увлекался изобразительным искусством и благодаря деньгам, вырученным от изобретений, смог собрать завидную коллекцию.

Впрочем, далеко не все средства ушли на картины – немалую долю Мауэр направил на благотворительность. Он и его жена участвовали в работе нескольких еврейских организаций, помогающих людям с алкогольной и наркотической зависимостью вернуться к нормальной жизни. Но его главным творением все же остался дефибриллятор. Сегодня только в США с ними живут более 800 тысяч человек: ежемесячно пациентам «вживляют» около десяти тысяч новых имплантов. До сих пор это самый надежный – и часто единственный – способ защититься от внезапной сердечной смерти.

В 1991 году он получил награду Зала славы космических технологий и награду Мишеля Мировски за выдающиеся достижения в области клинической кардиологии и электрофизиологии. В 2004 году он получил первую награду за карьерные достижения от Чиангмайского университета в Таиланде.

По материалам: Елена Горовиц

ИСТОЧНИК

Национальный зал славы изобретателей - National Inventors Hall of Fame

Morton Mower

Родился Александр Кайдановский в Ростове-на-Дону 23 июля 1946 года. Его отца звали Леонид Львович Кайдановский , вернее, Лейб Лейбович. Он был евреем, возглавлял радиолокационную станцию в городе Батайск. Спустя некоторое время получил должность заместителя начальникаСМУ-5 в Ростове-на-Дону. Специалисты этого управления выполняли сварочные работы под водой. Мама – Вера Онищук, окончила Московский библиотечный институт, получила должность заведующей детским сектором ростовского Дворца энергетиков, впоследствии ее приняли в качестве режиссера-постановщика в детскую театральную студию.

Леонид и Вера поженились в 1945-м, а расторгли брак спустя пятнадцать лет, в 1960-м. После развода родителей Саша остался жить с отцом в коммунальной квартире. Через два года отец женился снова на Ирине Пухальской, и в этом браке родились две сестры Александра – Ольга и Татьяна.

Александр с ранних лет отличался сложным характером, рос очень свободолюбивым ребенком. Сам принимал сложные решения, не признавал авторитетов. Поэтому, когда после окончания школы он решил учиться на сварщика, никто не собирался его отговаривать. В 1961 году он уехал в Днепропетровск, поступил в сварочный техникум им.Патона, но буквально после первого курса понял, что это эта профессия его совершенно не интересует, и оставил учебу.

Кайдановский забирает документы, и отправляется в Ростов. Буквально с первой попытки он становится студентом Ростовского училища искусств. И уже в этом учебном заведении он проявил свой непростой характер, поссорился с режиссером, и перешел в мастерскую к другому преподавателю – Михаилу Бушнову. Именно Бушнов сумел рассмотреть в нем настоящий талант, помог ему раскрыться, стал для него не просто педагогом, но и настоящим другом. Спустя много лет он говорил, что абсолютно не боялся взрывного характера Кайдановского, между ними ни разу не возникло не то, что ссоры, но и наименьшего недоразумения.

Диплом об окончании училища Александр получил в 1965-м, и решил продолжить обучение в Москве. Поступить во МХАТ для него оказалось легкой задачей, но вот задержаться там не получилось. Буквально через несколько месяцев, молодой человек добился перевода в театральное училище им.Щукина. В те годы там учился Леонид Филатов, с которым у Александра сразу завязались дружеские отношения. Филатова поражало умение Кайдановского виртуозно материться, переходить на бандитский жаргон, и тут же говорить о высоком искусстве и литературе, причем настолько профессионально и компетентно, что он мог дать фору любому специалисту в этой области.

Ещё будучи студентом Щукинского училища, Александр сыграл на сцене свою вариацию Гамлета. И хотя далеко не всем понравилось индивидуальное прочтение образа актером, не признать, что Кайдановский их поразил, критики не могли. Став выпускником, Александр был зачислен в труппу Театра им. Вахтангова. Сюда Кайдановский попал, поддавшись на уговоры режиссера, обещавшего ему роль князя Мышкина в «Идиоте» Ф. М. Достоевского. Но прошло три года, а дальше крохотных ролей дело не шло. Актер ушел со скандалом, обвинив театр в том, что он вызвал в нем отвращение.

Гордый Кайдановский ушел, но это привело к безденежью. Работы не стало. Актер был в депрессии, жил, где придется. Великий артист М. Ульянов советовал Александру вернуться в родной город, но вместо этого Кайдановский пошел в армию. И как ни странно, в будущем это решение ему очень сильно помогло.

Актер попал в кавалерию при «Мосфильме», где его и заметил Н. Михалков. Он пригласил Кайдановского в «Свой среди чужих, чужой среди своих». Эта картина принесла Кайдановскому первый оглушительный успех.

Конечно, до этого в жизни Александра тоже были роли. Но их можно считать проходными. После успеха творения Михалкова другие режиссеры стали использовать подобный образ Александра в своих фильмах («Пропавшая экспедиция», «Золотая речка», «Десять негритят»)…

Наиболее яркой и ошеломительной работой в кино для Кайдановского, без сомнения, стал «Сталкер» А. Тарковского. Эта роль была непохожей на все предыдущие. В ней артист дошел до исступления. Буквально вывернул душу наизнанку.

Съёмки шли очень тяжело. В местах большого скопления радиоактивности (по версии в интернете которую я нашел), что не могло не сказаться на здоровье артистов. Плюс от каждого Тарковский требовал играть на разрыв.

Первая версия картины оказалась неудачно снятой. В пленке было много брака и пришлось начинать все заново. Естественно, все это потребовало от Кайдановского огромных душевных сил.

Роль Сталкера сыграла с актером злую шутку: это было все равно что сыграть бога — все остальные образы и роли, которые ему предлагали не могли превзойти эту. Кайдановский впал в депрессию, которую привык снимать алкоголем. Он пил еще со времён неустройства в театре. И теперь эта привычка только усугубилась.

Всего Александр Леонидович был женат четыре раза. И каждой из его жен приходилось нелегко, так как бунтующая натура актера вкупе с любовью к алкоголю вечно толкала его на приключения и пребывание в отделении милиции.

По воспоминаниям первой жены актера, Ирины Бычковой, Кайдановский любил помахать кулаками, за что однажды едва не был осуждён, но благодаря поручительству Михаила Ульянова, отделался условным сроком.

Часто супруге приходилось отыскивать непутёвого мужа в сомнительных компаниях или забирать из милиции. Девиз актера «Будь собой, живи спонтанно» приводил его к известным конфликтам и саморазрушению. После девяти лет брака, Ирина устала терпеть и ушла, забрав дочь Дашу.

Широко известен страстный и бурный роман актера с коллегой Валентиной Малявиной. Актеры были несвободны, но не смогли противиться внезапно нахлынувшим чувствам. Их личная жизнь напоминала действующий вулкан — Александр дико ревновал Валентину, не обходилось без ссор и драк. Эта больная любовь изводила их обоих, влюблённые даже хотели вместе уйти из жизни. Им пришлось расстаться, иначе бы этот роман закончился трагедией.

Второй женой скандального актера стала коллега Евгения Симонова. Они познакомились на съёмках «Пропавшей экспедиции». Красавица-актриса была поражена талантом и работоспособностью Кайдановского. Это была любовь с первого взгляда. Евгения подарила Александру дочь Зою, которая продолжила актёрскую династию. Но этот брак не продлился долго.

В третьем союзе с Натальей Судаковой у Кайдановского родился наследник — сын Андрей. Юноша стал артистом балета европейского уровня.

Незадолго до своего ухода, артист узаконил отношения с молодой актрисой Инной Пиварс. У них была серьезная разница в возрасте, но пару это не смущало. К сожалению, они не успели как следует насладиться новосельем в такой долгожданной квартире, выделенной актеру. Их брак продлился три недели.

Один за одним у артиста случились два инфаркта, от которых он едва отошел. А вот третий, случившийся рано утром 3 декабря 1995 года, оказался смертельным. Александру Кайдановскому было всего 49 лет. Местом вечного упокоения артиста стал десятый участок столичного Кунцевского кладбища. Спустя три года после такой преждевременной смерти актера режиссер Цымбал снял автобиографический документальный фильм под названием «Сны Сталкера», о жизни и творчестве Кайдановского.

P.S: Я продолжаю тематику про советских актеров и актрис. Спасибо подписчикам за поддержку и донаты. А для любителей СССР вы найдете интнресные (и не очень) посты в профиле.
P.S 2: Пишите в коментариях какие ваши любимые актеры, а я поищу для вас интересные факты из жизни)))