Целиком рассказ не влезает, так что извиняйте..

Тут ссылка на вторую часть

Тут можно почитать весь рассказ целиком

1

- Мама, я сделала уроки! Давай позанимаемся!

- Ох, Дочка, пощади, я так устала сегодня на работе, - с улыбкой сказала Мама, массируя виски.

- Ты же не ходишь на работу, ты сидишь дома!

- Я же тебе говорила - теперь я работаю, дистанционно - отвечаю на телефонные звонки, сижу за ноутбуком. Чтобы больше времени проводить с тобой и твоим маленьким Братом…

- Ну Ма-а-ам, ты же обещала научить меня Видеть! Вчера почти получилось! А сегодня точно получится!

- Раз ты так уверена, что ж, тогда у меня нет выбора! - засмеялась Мама, закрывая ноутбук, - давай попробуем ещё раз, только теперь постарайся не думать ни о чём постороннем, а только Смотреть…

Мама ещё несколько минут что-то объясняет Дочке, та кивает головой, потом старательно зажмуривается и начинает медленно открывать глаза.

- Так, молодец, а теперь посмотри на меня. Видишь что-нибудь?

- Я… я… нет, не вижу. Вроде были какие-то искорки…

- Искорки бегают в твоих глазках от перенапряжения. Ничего страшного, завтра попробуем ещё. У меня тоже не сразу получилось.

- Нет, я не устала! Я хочу…

В это мгновение пропищал домофон - значит, кто-то открыл дверь подъезда ключом и поднимается в квартиру.

- Та-а-ак, Дочка, а вот и наш Папа пришёл с работы! Беги накрывай на стол, а я его встречу!

Дочка вскочила и вприпрыжку побежала на кухню. Мама, проходя мимо зеркала, лёгким движением поправила причёску, превращаясь в Жену. Потому что для Дочки он был Папой, а для неё - Мужем.

2

Через минуту в дверном проёме возник Муж. Он старался держаться бодро, хотя выглядел очень бледным. Переступая порог, он неловко споткнулся, выронил сумку и чуть не упал, однако успел ухватиться рукой за дверную раму и смог устоять. Жена тут же бросилась к нему, подставила плечо и помогла дойти до кресла в гостиной.

- Что с тобой? Неужели опять? - тихонько спросила она, стаскивая с него ботинки, - Ты не обязан каждый день этим заниматься…

- Да всё нормально, просто я немного устал, - пробормотал Муж, - немного больше, чем обычно. И почему ты не подождала, пока я разуюсь, теперь я тут натоптал… Давай я вытру…

- Сиди! Видел бы ты себя со стороны, на тебе лица нет… Дочка, принеси стакан воды! Из того кувшина на подоконнике!

Жена присела на краешек кресла рядом с Мужем, обняла его за плечи и ласково спросила.

- И во что же ты сегодня ввязался, защитничек ты мой?

- Но-но, попрошу без комплиментов! Ты же помнишь, почему я перешёл работать именно в ту автомастерскую? Там всё в черноте. Люди, сами не понимая почему, начинают беситься по малейшему поводу. Если это оттуда не выносить и не перерабатывать, может случиться катастрофа…

- Да, я Видела, там чёрная туча над зданием. Ужасное место. Но теперь, благодаря тебе, не такое ужасное! А знаешь, я тут смотрела вакансии, есть несколько мест рядом с домом…

- Не начинай, пожалуйста, я никуда оттуда не уйду, пока не вычищу хотя бы половину.

- Ну конечно, ты ведь у меня герой! - Жена ласково потрепала ему волосы на голове и легла щекой на плечо, - Кто, если не ты? Ну давай, поделись, что было сегодня?

В этот момент в комнату вбегает Дочь со стаканом воды и передаёт его Отцу. Тот делает пару глотков и облегчённо вздыхает.

- Спасибо, очень вкусно.

- Я над ней всё утро Думала о хорошем, как ты учил!

- Умничка ты моя!

Тут в комнату вбегает младший Сын, которого недавно уложили спать. Он радостно бросается к родителям, однако замирает на полпути и зачарованно на них смотрит. Говорить он пока не умеет, но всё понимает. Мать обращается к Дочери:

- Пойди, поиграй со своим Братиком, пожалуйста. Мы с Папой ещё немножко поговорим, а потом все вместе сядем ужинать. Так что сегодня?

- С утра было, как всегда. Кто-то из клиентов ругался, что цены высокие, что мы их пытаемся обмануть, что у нас руки не оттуда растут. Так, по мелочи. Вот после обеда начался кошмар. Приехала какая-то жена депутата на «крузаке» и сразу начала угрожать. Вроде как мы ей машину чуть не угробили. Ладно бы она на меня всё это вывалила, я бы трансформировал, но она насела на новенького, а он молодой совсем…

Дочка подошла к своему Брату, взяла за руку и хотела увести, но тот упирался, продолжая пялиться на родителей. Он показывал на них свободной рукой и мычал что-то нечленораздельное. Дочка резко обернулась и тоже замерла на месте. Она поняла, что Увидел её Брат. Потому что сама тоже смогла Увидеть…

3

«Всё было в оттенках серого цвета. Отец так же сидел в кресле, но был одет в военную форму и бронежилет. Рядом лежала помятая каска. Из ран его медленно струилась кровь, стекала по форме и капала на пол, где уже была небольшая лужица. На бронежилете виднелись следы от попаданий чего-то, но броня, по всей видимости, смогла выдержать удар»

«Мама была одета в медицинскую форму. Она уже перебинтовала голову Отцу и теперь обрабатывала израненные руки. Отец рассказывал»

«Держали мы, значит, высоту. Утром было несколько мелких стычек, ничего особенного. Вот после обеда за нас взялись серьёзно, стали обстреливать из миномётов. Серёга стоит в ступоре, я ему кричу - ложись, он ноль внимания. Тут я слышу, что мина летит к нам, а Серёга броник забыл надеть, дурак. Ну я его повалил и накрыл собой. Мина рванула поблизости, меня немного зацепило, но ничего, переживу…»

Дочка моргнула и картина стала прежней.

- В общем, мне еле удалось с ней договориться. Я пообещал, что виновные будут наказаны, а также что мастерская исправит всё бесплатно.

- Да уж, ситуация. А что новенький?

- Он сперва пытался с ней спорить, потом испугался и замолчал, но было уже поздно. Если бы она всё выплеснула на него, даже не знаю…

- Хорошо, что ты оказался рядом!..

Муж теперь выглядел намного бодрее, чем прежде. Он обнял Жену, они вместе поднялись, после чего он взял её за руки и звонко произнёс:

- Мадам, разрешите пригласить вас на танец!

- Конечно! Ох…

После нескольких шагов она запнулась и наверняка упала бы, если бы Муж её не подхватил.

- И ты туда же? - прошептал он, глядя ей в глаза, - Тебя же никто не заставлял… Мало тебе мирных битв, если стала искать настоящие?

- Наша старшая мирная битва почти самостоятельная, в школу ходит, а младшая такая послушная, что я подумала... Ой!

Муж подхватил Жену на руки и бережно, как самое ценное сокровище (впрочем, так оно и было), отнёс в спальню и уложил на кровать.

- Видела бы ты себя сейчас со стороны, прямо мороз по коже! Все силы потратила. Руки трясутся, и холодные, как ледышки! Подожди, я мигом…

Укутав Жену пледом, Муж широкими шагами вышел из комнаты.

- Дети! Планы изменились! Сегодня ужинаем в нашей спальне!

4

Со всего дома были собраны подушки и Жена, укутанная в несколько слоёв заботы, располагалась на них воистину по-королевски. Дети сидели рядом, а Муж кормил её с ложечки.

- Ну не надо… Ну зачем…

- Зачем? А ну покажи руки! Видишь? Всё ещё трясутся. Даже водичка не помогла! Так что давай, ложечку за маму… Ложечку за папу… Ложечку за справедливую оценку собственных возможностей…

- Кто бы говорил!

- Я хотя бы дошёл до дома на своих ногах! Давай, рассказывай.

- Да что рассказывать. Утром встала, приготовила завтрак, проводила Дочку в школу, потом проснулся Сын, мы с ним погуляли…

- Скромная ты моя! Ты же понимаешь, о чём я спрашиваю?

- Ну-у-у…

- От домашних забот такие пробоины в эфирном теле не получишь. Хотя, это скорее похоже… - он прищурился, - на укусы?

- Ну хорошо, - ответила Жена. Она почти пришла в себя, хотя руки и правда ещё дрожали. - Наши дети подросли, стали самостоятельнее, и у меня появилось немного свободного времени. Потому я решила найти подработку на дому. Сколько можно сидеть у тебя на шее?

- А если мне это нравится? - усмехнулся Муж?

- Ну что ты такое говоришь? Сейчас же не каменный век и женщина тоже может быть «добытчиком»… - говорила Жена, но скорее для детей, которые не понимали, почему мамины глаза так озорно заблестели…

Тем временем, ужин был съеден. Муж собрал у всех пустые тарелки и вышел на кухню, зачем-то закрыв за собой дверь. Тут дети подбежали и запрыгнули к Маме на кровать. Она сгребла их в охапку и на её лице начала расцветать улыбка.

Внезапно дверь распахнулась, в комнату влетел Муж, обратил взор на Жену и застыл в театральной позе. Выдержав небольшую паузу, он страстно продекламировал:

- Скитался долгие года я по земле и морю!

Палило солнце, и дожди, и снег меня терзали!

Но не видал нигде такого милого созданья!

Так сделай милость, назовись, прекрасная богиня?

Выглядел он настолько восторженно и возвышенно, что Жена невольно прыснула со смеху. Тут лицо Мужа исказила гримаса ярости и он прогремел:

- Но что я вижу, омрачён твой лик печатью скорби?

Ответь мне, кто посмел тебя обидеть вероломно?

Я отыщу его и вырву сердце у мерзавца!

Одним прыжком он преодолел расстояние до кровати и припал к ногам Возлюбленной, выражая тем самым полную готовность к служению. Снова выдержав небольшую паузу, он обратил к ней свой лик, но уже полный невыразимой грусти…

Жена и Дочка хохотали в голос. Сын поначалу не понимал, что происходит, но потом решил подыграть Отцу и начал вприпрыжку бегать по комнате, крича что-то на своём, детском языке. Сам Отец ещё несколько секунд смог выдержать роль, но потом уткнулся в колени Жены и разразился хохотом.

- Я всё тебе расскажу! Только перестань, я больше не могу! - произнеся это, Жена закашлялась со смеху.

5

- Во что же ты вляпалась, Драгоценная моя? - ласково произнёс Муж, поглаживая ей ножки, - Ты ведь не просто так запнулась во время нашего танца. И твои руки… Даже не хочу гадать, почему всё выглядит именно так.

- Потому что боишься, что угадаешь?

- Да…

- Хорошо, больше не буду выкручиваться… Я стала искать вакансию на неполный день, чтобы можно было работать из дома и с маленькими детьми. Долго листала списки, пока не наткнулась на объявление службы по психологической поддержке…

- Лезть в это болото? С твоей-то эмпатией? Ох ты ж…

- Я подумала, что смогу помогать людям, как ты, вычищать черноту…

- Ты должна была сперва посоветоваться со мной или с кем-то из наших!!! Нет… Прости, я не хотел повышать голос.

- Я знаю! Я хотела поговорить с тобой сегодня, после первого рабочего дня. Но, как только увидела тебя, у меня вылетело из головы…

- И как прошёл твой первый день на новом месте?

- Часто в такие службы обращаются люди, которых одолевает тоска или у них мелкие жизненные неурядицы. Такое несложно переработать, если пропустить через себя, а потом выжечь осевшую черноту. В крайнем случае, можно запутать следы, отсечься, если черноты будет слишком много и выжечь её не удастся. Нас всех этому учили. Вот. Незадолго до твоего прихода, позвонил парень, который собирался покончить с собой… А следом девушка. Такой кошмар, столько черноты… Но я помогла обоим.

Муж поглядел на неё исподлобья.

- То есть ты пропустила через себя два чужих смерти, а весь оставшийся внутренний огонь потратила на моё исцеление? Господи…

Внезапно в комнате подул холодный ветер, хотя окна были закрыты.

- Дочка, помнишь такую колыбельную - придёт серенький волчок, и укусит за бочок? - пробормотал Отец, медленно поднимаясь и растирая ладони, - Таких дел он там натворил. А представь, если их придёт двое…

6

… - И не серых, а Чёрных!

Мать вскочила на колени и тоже начала растирать ладони, но по её лицу было видно, что безуспешно.

- Да что ж такое! Надо было им выбрать момент, когда я почти на нуле!

- Потому они и смогли за тебя зацепиться. А помнишь, чему нас ещё учили, в самом начале? Маг никогда не должен тратить все силы. Потому что побеждает всегда тот, кто сохранит часть сил до конца боя. - Спокойным голосом говорил Муж, - А ты потратила всё на меня…

- Ты что, обвиняешь меня? Ну извини! В следующий раз не буду так спешить с помощью! - закричала Жена.

- Дослушай меня, прошу, - Муж продолжал говорить спокойным голосом, - Я не смею ни в чём тебя обвинять. Ты поступила, как велит сердце, оно не может ошибаться. А я ведь заметил, когда пришёл, что в комнате темнее, чем обычно. Но подумал, что это у меня в глазах темно…

- Прости… Я не хотела…

- Я знаю. Сколько тебе нужно времени, чтобы снова разгореться?

- Понятия не имею… Никогда такого не было. Может, несколько минут? Благодаря твоей поддержке…

- Смотри, в одиночку я с ними вряд ли справлюсь, но задержать смогу… Господи, да мы же тут не одни!

Муж резко повернул голову в сторону детей и крикнул:

- Дочка! Хватай Брата и забирайтесь в шкаф! И ни о чём не думайте! Ясно?

- Н-но это же две Смерти? Как…

- Ну что ты! - натянуто улыбнулся Отец, - никакие это не Смерти. Это всего-навсего те, кто их наколдовал… Делай, что сказал!

7

Дочка сгребла Брата в охапку и забралась в шкаф. Закрыв за собой дверцу, она зажмурилась от страха, стараясь ни о чём не думать, как велел Отец. Потому, когда она открыла глаза, то снова Увидела…

«Комната изменилась до неузнаваемости. Она увеличилась в несколько раз и была скорее похожа на старинную избу. Однако под потолком тускло горела электрическая лампочка. Стало быть, времена не древние?»

«Во входную дверь кто-то скрёбся. Иногда раздавались тяжёлые удары, от которых содрогалась вся изба»

«Теперь Отец был одет не как военный, а как лесник. Он аккуратно заряжал двуствольное ружьё, не отрывая взгляда от двери. На боку у него висел огромный охотничий нож, а из-за пояса торчал сигнальный факел»

«Мама была одета, как знахарка. Она суетилась по комнате, припадая на левую ногу, с гримасой боли на лице. Наконец, на одной из полок она нашла огниво, после чего бросилась к погасшему очагу и стала поливать его снопами искр. Но отсыревший трут никак не хотел разгораться…»

«Вот же напасть приключилась! Никогда такого не бывало, чтобы очаг погас! Так дикие звери ни за что бы к нам не сунулись»

«Не нашли бы они дорожку к дому нашему, кабы ты, Душа моя, не была бы такой доброй и отзывчивой! Не серчай только, не в обиду говорю. Понимаю - не могла ты иначе поступить!»

«Да я только за хворостом сходить хотела. Хоть ты дров и заготовил, а всё же лишними они никогда не бывают. Вот начала собирать - и вижу, как звери дикие парня с девушкой в лес уволочь хотят! Я огонь разожгла да подпалила им шкуры, как следует! Звери в лес убежали, люди - в другую сторону, только спасибо и успели сказать. А я сердцем почуяла, что с тобой что-то неладное случилось, и домой побежала!»

«Это да. Я же недавно стал на конюшне помогать. И вот сегодня одна из лошадей, самая дурная, взбесилась и ну лягаться. А рядом был молодой конюх и чуть она его не зашибла. Хорошо, что я её смог утихомирить, хотя и лягнуть она меня тоже успела. Да что с неё возьмёшь… Я бы, конечно, за недельку и так отлежался, но куда ж от твоей заботы спрятаться можно?»

«Так уж я спешила к тебе, и не заметила, что звери зацепить меня смогли… Ни тропки не запутала, ни острой травой по следу не посыпала… Так и нашли они наш дом. Ох, и угадали же они с моментом, когда я не могу огня разжечь! Кабы они в другое время пришли, уж я бы им показала!»

«Покажешь, Родная, ещё как покажешь. Ты постарайся огонь развести, а я пока что буду беседами дорогих гостей развлекать, да самыми вкусным яствами угощать, что у нас для таких гостей имеются!»

«Внезапно Дочка обратила взор на себя и поняла, что они с Братом прячутся в огромном сундуке и подглядывают за всем в небольшую щёлку»

«А вот и наша Дочка, Видеть научилась. Молодец, вовремя»

«Почему вы ничего не делаете? Просто стоите и болтаете! Столько времени на разговоры потратили! Могли бы позвонить в полицию, или позвать на помощь соседей!»

«Родители переглянулись и Мама с улыбкой сказала»

«Вот же наша Дочка разговоры разговаривает! А губы то у самой не шевелятся! Вот же чудо чудное, диво дивное!»

«Ничего, бывает такое. Видеть то она Видит, а что здесь Играть надо, чтобы было сподручнее, пока не знает. Не переживай, Дочка, снаружи ходики ещё пяти раз не протикали… А ну-ка полезай обратно в сундук!»

8

«От последнего удара дверь разлетелась в щепки и в комнату неспешно зашли два огромных чёрных волка с горящими глазами. Их походка показалась Дочке какой-то странной. Она присмотрелась и с ужасом поняла, что вместо передних лап у них человеческие руки, да и вся фигура чем-то напоминала человеческую»

«А ну стоять, гости непрошенные! Что вы тут забыли? Убирайтесь подобру-поздорову, да поклянитесь, что забудете, какой дорогой пришли!»

«Лесник вскинул ружьё и взял их на мушку. Выглядел он очень уверенно. Услышав это, волки (или кто это вообще?) остановились, но в их облике не было испуга»

«Один из волков начал говорить человеческим голосом, временами переходящим в звериный рык и обратно»

«А-р-р! Светлые…И всё то у вас по пр-р-равилам!»

«А как же? Зачем сразу стрелять, грех на душу брать? Надо сперва с гостем поговорить, может, он дверью ошибся, али умом тронулся?»

«Ты нам не нужен! Мы за ней пр-р-ришли! Она нашу добычу отняла! Не по пр-р-авилам это!»

«Ишь ты, как заговорил! Это откуда же у вас, зверей диких, правила появились? Не хватило сил добычу удержать, значит, не по зубам она тебе! Значит и не твоя она! Иди, ищи кого послабее, али грибов да ягод покушай! Последний раз предлагаю - уходите отсюда!»

«Второй волк в это время старательно принюхивался и озирался по комнате. Взгляд его упал на сундук, где сидели дети. Его морда исказилась жутким оскалом, напоминающем улыбку»

«В этот момент Знахарка потрогала трут, не просох ли, после чего снова попробовала разжечь огонь. Первый волк этого не заметил, потому что Лесник стоял как раз между ним и Женой. Но Второй увидел и взревел»

«Что ты с ним игр-р-раешь?! Он тебе зубы заговар-р-ривает, а она вот-вот огонь р-р-разожжёт! Пор-р-рви его на кусочки, а я с ней р-р-разберусь! А ещё у них тут щенята пр-р-рячутся! Теперь мы долго голодать не будем!»

9

«Услышав это, первый волк взвыл и бросился на Лесника»

«Второй рванулся вбок, прыгнул на стену и побежал по ней, чтобы напасть на Знахарку сзади»

«Лесник успел выстрелить дважды, прежде чем волк оказался рядом и выбил ружьё у него из рук. От удара оно переломилось пополам. Теперь зверь стоял на задних лапах, как человек, а на передних лапах (или руках?) у него выросли огромные когти. Лесник молниеносно выхватил нож, и двое закружились в зловещем, смертоносном танце. Раз за разом волк пытался достать Лесника своими когтями, однако тот с удивительной ловкостью уклонялся, успевая иногда делать стремительные выпады, которые вынуждали волка на мгновение отступить»

«Дочка с ужасом смотрела на Отца, не понимая, как он мог промахнуться в зверя бежавшего прямо на него. Когда волки сорвались со своих мест, она зажмурилась от испуга, а теперь снова открыла глаза»

«Бросив взгляд в сторону, она всё поняла»

«Отец стрелял во второго волка, который рванулся к Маме»

«Он попал точно в цель. Оба раза. Однако волк и не думал умирать, несмотря на то, что один заряд попал ему в голову, а второй в грудь. Он корчился на полу и страшно ревел, а раны затягивались буквально на глазах»

«Знахарка ещё несколько раз безуспешно попыталась запалить отсыревший трут, но потом отбросила огниво и в отчаянии ухватилась за голову. В этот момент первый волк улучил момент и вцепился зубами в руку Лесника. В ту, в которой он держал нож. Раздался мерзкий хруст. Человек взвыл от боли и выронил оружие, однако изловчился подхватить его здоровой рукой и с размаху воткнул волку в глаз. Стены комнаты содрогнулись от жуткого звериного рёва»

10

Муж сидел на кровати, стискивая в объятьях свою Жену, которая была без сознания. Её руки и голова болтались, как у безвольной куклы. По комнате носились бесформенные тени. Раз за разом они устремлялись к кровати, на которой располагалась пара. Но каждый раз с шипением отскакивали от невидимого барьера. Однако им удавалось подлететь всё ближе и ближе…

Муж с грустью смотрел в лицо своей Жены. Глаза его горели белым пламенем, однако оно тускнело с каждым отражением атаки теней. Вдруг он встрепенулся, схватил Жену за руку и попытался переплестись с ней пальцами. Однако она не отвечала на его жест…

- Очнись, ну же, прошу тебя! Только ты можешь с ними справиться! Я отдаю тебе последнее. Давай…

«Лесник попытался вытащить нож из головы волка, но не смог»

«Зверь ударил его наотмашь, от чего человек пролетел через половину комнаты и буквально впечатался в стену. Сполз на пол и упал на колени. Изо рта его хлынула кровь»

«Волк ухватился за нож, вошедший ему в голову по рукоять, издал душераздирающий рёв и резко вырвал его. После чего переломил клинок зубами и выплюнул на пол»

«Ну вот и всё! Твоё ор-р-ружие кончилось! Как ты считаешь, кого из вас лучше сожр-р-рать сначала?»

«Второй волк тем временем почти залечил свои раны и уже пытался подняться на ноги»

«Опять ты с ними цацкаешься! Добивай уже!»

«Первый волк повернул морду в сторону Знахарки. Та скорчилась на полу возле погасшего очага и жалобно всхлипывала. Волк подошёл и потрогал лапой лежавшую под дровами растопку, скривился, после чего смачно плюнул в очаг»

«Больше не р-р-разожгёшь, ведьма! Ар-р-р, когда ещё такое будет? Витязь без ор-р-ружия! Бер-р-региня без сил! Сколько мы от вас всего натер-р-рпелись! Нет, пр-р-росто так вы не отделаетесь! Мы на ваших глазах полакомиться вашими щенками! Но Спер-р-рва»

«Сказав это, волк занёс лапу над Знахаркой»

«Эх, волчки, какие же вы глупенькие! Без оружия, говоришь? Так есть у меня ещё оружие, морда твоя звериная!»

«Лесник из последних сил поднялся на ноги. Его глаза заволакивал туман, он стоял, пошатываясь, однако нагло улыбался окровавленным ртом. В вытянутой руке он держал зажжённый сигнальный факел, пламя из которого било на добрых полметра. Едкий красный свет наполнил комнату»

«Жена моя дорогая, не бойся, посмотри, что у меня есть! Сейчас я им обоим шкуру-то подпалю! А ну иди сюда…»

«Хватит!!!»

«Волк в бешенстве бросился к нему, не желая больше слушать этот бред. Однако Лесник смотрел не на него, а на свою Жену. Они успели встретиться глазами»

«Давай…»

«Волк с прыжка повалил Лесника на пол и стал яростно рвать его когтями, никуда особо не целясь»

Итак, 1 апреля стартовало якобы ежегодное (на самом деле первое за 13 лет) очередное собрание собственников, инициированное УКашкой. Как мы не просили, но собрание объявили строго в заочной форме. Ну, и фиг с ними, мы сами с усами :P

Не могу сказать, что в первый же день жильцы  рванули заполнять и сдавать бланки, но худо-бедно процесс шёл. В какой-то момент мы начали замечать, что бланки из ящика для голосования торчат и старательно их запихивали внутрь. Ящик узкий и много туда не напихаешь.

Жильцы начали роптать на тему утечки паспортных данных из бланков и отказываться вносить их в бюллетени. А нет паспортных данных, считай, нет и бюллетеня - недействителен. Недействительные бланки - нет кворума. Может, УКашка этого и добивается? Вопросы-то не в нашу пользу, кроме одного.

Посовещавшись, решили под видеозапись вынуть торчащие бланки, упаковать и написать кляузу в ЖИ. А копию отправить в УК, чтоб их завтра с утра подорвало ))) Что и было сделано полчаса назад, с приложениями фото и видео. На фото, естественно, указаны дата и время. Заодно и про листовки написали, и про отказ выдать реестр собственников.

Ждём результатов )))

Предыдущий пост со сканами листовок - Управляшка занервничала?

Название по эпиграфу. //  ©_2009

… И в зеркало глядеться, как фонарь
глядится в высыхающую лужу…
И.А. Бродский

Высотное бетонное здание. Без оконных рам, лишь прямоугольные отверстия пронизывающие почти всё его тело. Только конструкция – довольно мощный скелет здания. Рядом небольшой зелёный ухоженный луг, прерывающийся асфальтовыми венами, по которым спешат автомобили, пешеходы, тени. Вот, где я живу. Вот то немногое, что я вижу каждый день своей жизни. Я – забор. Я охраняю это, нависшее над зелёным уютным городом серое здание. Моё деревянное тело не выглядит внушающим страх, однако я пытаюсь делать хорошо свою работу. Здание когда-то начали строить, но позже либо передумали, либо средств не хватило, либо так всё было и задумано, в конце концов, оно осталось недостроенным, серым, голым и совершенно пустым. Когда оно воздвигалось, его охранял другой забор. В то время как его убивали, я ещё по частям лежал на пилораме и не успел его ни о чём расспросить. Но я видел его однажды здесь, проезжал мимо и видел: цельное деревянное массивное тело, а главное он был намного выше меня. Для заборов малый рост это сущее наказание, позор. Здание совершенно голое и пустое. Я долго думал и, кажется, понял, почему людей тянет сюда: они почему-то ужасно боятся этой пустоты и хотят, видимо, её заполнить, пусть даже и собой. И это желание у них порой доходит до безумия. Иначе к чему тогда так яростно выламывать мне рёбра, пытаясь пролезть сквозь меня в здание. Мне очень больно в такие моменты. Так уж мы устроены: даже, если бы здание было бы никому не нужно, а забор просто забыли бы снести, он будет изо всех сил стремиться защитить свой объект. Если ты мал ростом, ты, следовательно, будешь плохо справляться с порученным судьбою тебе заданием. Пусть даже быть выше не в твоих силах, ты будешь винить себя. Я – забор невысокого роста, людям не составило бы труда перелезть через меня, но они, руководствуясь непонятным мне чувством, раздвигают мне рёбра, расширяют во мне щели и пролазят в них. Когда я ещё был молод (не то чтобы я сейчас слишком стар, просто у заборов молодость это период от пилорамы до назначения на работу плюс время до первого перелезшего через него), я удивлялся одной вещи: видев предыдущий забор, я не заметил в его теле ни одной щели, все ходили только через калитку, а он был так самодоволен, так величав, он так гордился собой, тем, что выполняет свою работу на отлично. Я позже понял, что заборы, работающие во время стройки, живут намного меньше, чем такие, как я, они быстро умирают, но умирают счастливыми. Люди боятся пролазить через такие заборы, наверное, потому, что за что-то их уважают, и проходят всегда через калитку. О, у него были настоящие врата, так гордо поглощающие огромные машины, множество людей, стаи скромных теней, а у меня всего лишь маленькая калиточка. На ней почти всегда висит большой ржавый замок. Он редко бывает открытым, но даже в эти торжественные для меня моменты, когда я со всем возможным гостеприимством приглашаю пройти в калитку, люди пролазят сквозь рёбра, ломая их и бросая гнить на зелёном цветущем лугу. Наверное, они получают некоторое удовольствие при этом. А мне больно, мне очень больно. Я стискиваю, заостряю зубья, но это не поможет: они ведь, люди, не перелазят через верх. Что я могу сделать? Если здание не таит в себе ничего, не строится и даже не поддерживается в порядке, что только портит облик этой улицы, зачем тогда меня сюда поставили? Видимо, я скоро свалюсь. Сам. Потому что заборы устроены так, что чем бы не являлось, в каком бы состоянии не находилось то, вокруг чего обвились их тела, они всегда знают своё дело, они никогда не жалуются на то, что охраняют, оно для них священно, они не задают таких вопросов. Мы так устроены. А если мне в голову пришли такие мысли, то, наверняка, мне уже недолго осталось терпеть эту боль… Что людей так манит в этом здании? Пусть бы стояло себе спокойно, а я, пусть просто на всего забытый, но был бы счастлив…

А ведь много и довольно интересного хватает в моей жизни. Я стою у пешеходной асфальтовой тропы. Лично я горжусь, что знаю асфальт, вижу его так близко, наблюдаю за его жизнью. Мне с ним даже удалось однажды поговорить. О, какая это была удача! Он не молчалив, просто ему хватает собеседников. Он очень много слушает. Люди проходят по нему и говорят о чём-нибудь, а он всё слышит. Слышит и запоминает. Он на удивление умён. Люди редко задерживаются на нём надолго. Асфальт не обижается, он ещё успеет дослушать: дорога ведь бежит дальше, и людей пробегает за день довольно много, и все мимо меня. О, как же я мечтал, чтобы они, почти всегда озабоченные чем-то, спешащие, сами, наверное, не зная куда, хмурые, остановились хотя бы на минуту и взглянули на меня, оценили сложность, своеобразность моей работы, пусть и не всегда мною успешно выполняемой, подтвердили бы этой священной паузой в бешеном деловороте их жизней важность моего существования, необходимость выполнения моей задачи, подтвердили бы мне, что я ещё жив… Но нет… Они спешат и не замечают меня. Иногда встречаются на дороге и радостные люди, они улыбаются («это значит им хорошо, как если бы, допустим, ты был высоким и неприступным, оттого и нужным, или как я был бы ровный гладкий тёплый, без трещин и обязательно ощущающим тысячи стоп на себе каждый день» – объяснил мне однажды асфальт); когда же такие люди проходят, их брови сгущаются, они почему-то изменяются, задерживают на мне взгляд лишь несколько секунд, я думаю, что вот наконец-то…, но как тут же они ускоряют шаг и проходят, отвернувшись, мимо. Позже я понял, как был глуп, когда радовался, пытался помочь, впитывая всю краску в себя, в то время как какие-то люди рисовали что-то на моей шершавой коже. Я думал, что стану привлекательнее и вместе с тем серьёзнее и мои рёбра оставят в покое. Я видел такие: окрашенные, стройные, деловито поблёскивающие на солнце, люди ими восхищаются. Лично мне больше нравится натуральный цвет: сплетенье кривых коричневых дуг, извивающиеся полосы, а главное запах дерева. Он теряется после покраски. Я не был окрашен, но так мне было не найти собеседников, настоящих ценителей или хотя бы тех, кто меня бы заметил. В тот день я проснулся, почувствовав, как что-то прохладное покрывает моё тело. О, этот запах! Его я запомнил навсегда: едкий и мерзкий, но зато дарящий так много надежды. Это было незабываемое, впервые испытанное чувство: ты покрываешься краской. О, как я был рад! И только намного позже асфальт объяснил мне, в чём дело, и мне стало ещё хуже. Теперь, когда я ловил на себе эти взгляды, я уже не старался как-то заявить о себе, не радовался этим паузам, не радовался – мне было стыдно. Я знал причину этого внимания, я понимал, что теперь, отчасти, сам становился причиной этой спешки, этого выражения лица. Это чувство… оно разъедало меня. Когда однажды вечером какие-то люди снова попытались нарисовать что-то на мне, я всеми силами старался не впитывать краску. Но они были беспощадны: всё новый и новый слой покрывал моё тело, очередным поводом к серой спешке прохожих…

Большая удача, если мне удаётся побеседовать с асфальтом. Он так много знает. Я всегда удивлялся, как ему не больно, когда на него наступает так много людей. «…Когда я чувствую на себе стопу, я переживаю, вероятно, такое же чувство, когда тебе входят только через калитку, когда ты в силах охранять своё здание: ощущение, что ты нужен, что твоя работа полезна и незаменима. Самое страшное для асфальта быть проложенным там, где по нему никто не ходит. О, странные люди! Это бывает не только в заброшенных аллеях, но и на оживленных городских улицах. Люди почему-то протаптывают тропинки на лугу, траве, клумбах, а асфальт так и умирает весь в трещинах, не изведав удовлетворённой жажды знания, удовольствия ощущения наступающих стоп…

Я думаю, я понял, почему так происходит: люди всегда очень спешат и потому ищут ближайших кротчайших путей, даже если вся их дорога имеет конечную точку – пропасть. Они безумны, но от них можно узнать многое о том, что нас окружает, и о том, чего нам не судьба увидеть. Например, есть такое место, где нет ни асфальтовых дорог, ни машин, ни заборов, и даже людей там очень редко увидишь. Всё вокруг песок, на дальние расстояния от тебя, лишь ветер забавится с песком, кружа, поднимая, бросая, унося его на всём пространстве, которое, похоже, и в самом деле принадлежит ему одному. Место это зовут Пустыней…

…Страшно бывает и тогда, когда асфальт начинает болеть: трещины; трещины – это так же, по-моему, как удар топором по твоему телу, только с той разницей, что удар этот быстрый, трещина же рубит очень долго и очень глубоко. Оттого, по-моему, это больней. Ты становишься грубым, неказистым, горбатым. Причём, когда на горб наступают, ты уже не чувствуешь удовольствия, а ещё более невыносимую боль. От этой боли сходишь с ума. И стремишься, чтобы люди спотыкались, падали, с тем, чтобы поняли, как тебе плохо сейчас. А потом они быстро встают и ещё скорее убегают прочь. И становится жаль. Жаль того, что сделал. Жаль их. Жаль и стыдно за себя. И всё так же больно…

…А ещё люди знают одно уникальное создание. Представь себе: вода, очень много воды. Ты ведь знаешь, что такое вода, и… – О, да, это самое нежное и нужное, что я знал, когда был деревом. Сейчас же она мочит меня, и мне зябко, она родит во мне паразитов. Она это, конечно, не со зла. Я знаю. – Так вот, представь, настолько много воды, что земли не видно, она так глубоко, что на ней не прокладывают асфальта, не ставят заборов, потому что охранять там нечего и люди там не ходят, а только плавают в воде. Но это водное пространство имеет границы, вокруг него, конечно же, есть земля. Её называют берегом, он может быть разным: из песка, камней и даже асфальта. Так вот, от одного берега до противоположного величественной дугой над широкой водной гладью стоит на толстых бетонных ногах, опирающихся на лежащую на неимоверной глубине землю, он. Люди зовут его Мостом. О, это, вероятно, захватывающее зрелище! На дуге, этой бетонной конструкции, проложен асфальт. Это один из самых лучших асфальтов. На нём очень долго не появляются трещины, а если и так, то их быстро исправляют. Он силён, его мощь и величие внушает твёрдую как он сам уверенность людям. А вдоль асфальтовой дороги с двух сторон стоит забор. Он тоже очень мощный и стойкий. Он, в отличие от таких заборов как ты, защищает тех, кто идёт или проезжает по дороге, защищает именно проходящих мимо. Иначе они могли бы упасть в воду. А ты лишь охраняешь, всю жизнь с вдолбленной в тебя мыслью: что бы ты ни охранял, всё священно важно. Не обижайся, это тоже необходимо в некоторой мере, но люди очень ценят именно те асфальт и забор… Ты только представь, какая жизнь у Моста! Без него очень немногие могут обойтись. Он всегда, и днём и ночью, и в жару и в стужу, знает, что он нужен, и он, наверняка, счастлив. И живёт он намного больше, чем ты и я вместе взятые. Но… нам с тобой, по всей видимости, не удастся пообщаться с Мостами. Ах, сколько бы можно было узнать от них!..

…Но, даже когда ты весь в трещинах, люди помогают. Они их разбивают немного и заливают новым асфальтом или смолой. Когда-то давно я думал, что должно быть стыдно асфальту, так вылечившемуся, покрытому теперь тёмными пятнами. Ведь люди видят эти пятна и понимают, что ты уже не так уж и молод, здоров, раз тебя латали. Но люди всё же с большой охотой ходят по отремонтированному асфальту. Им, похоже, нравятся эти черные, блестящие на солнце пятна. Конечно, не так, как новый асфальт, но намного больше потресковавшегося. Это как если бы тебе заменили твои искалеченные рёбра новыми. Прохожие бы видели, что был ремонт, а значит и болезнь имела место, но всё-таки будут рады замене, будут рады такому забору. Ты получаешь будто новую жизнь. И снова готов самоотверженно выполнять свою работу … До конца…

А ещё люди умеют… »

Он говорил тогда очень долго, и я не останавливал его и старался не перебивать. Последнее было сложнее, ведь он так много знал, а я путался даже в мелочах, но боялся испортить рассказ и потому запоминал вопрос, а в конце они лились водопадом, и мудрый асфальт отвечал. Всё отвечал, отвечал и незаметно начинал новый рассказ, и я вместе с ним уносился, отдавшись власти представлений. Он говорил долго и увлекательно. В ту ночь шёл сильный дождь, и никто не проходил по асфальту, никто не проходил и мимо меня. Дождь был странной силы, я давно таких не чувствовал, он будто за что-то мстил либо земле, либо людям, либо еле заметным в сумраке теням… Никто не проходил по асфальту, никто не проходил и мимо меня. Асфальт всё-таки оставил свой страх пропустить что-то, не услышать, вероятно, наконец, поняв, что в эту ночь слушать будет точно не он, а ему самому придется выступить в роли рассказчика. И он заговорил со мной. Мне нравилось, как он рассказывал. Он многое знал, но не хвастал этим, не с тоном всезнающего мастера поучающего бездарного ученика, без капли тщеславия, он рассказывал мне о жизни, обо всём том, что я, быть может, никогда и не увижу, и о том, что было всё время у меня под ногами, но чего я не замечал ранее. Он рассказывал как мудрый друг, просто, будто делящийся опытом с младшим братом. Мне всегда нравилось и лучше понималась суть, когда он приводил примеры, стараясь перевести предмет разговора на мой взгляд. У него почти всегда получалось описать что-то, какое-то переживание или вещь, с моей точки зрения, и это было захватывающе. Ему, очевидно, самому нравилось просто и откровенно делиться обо всём узнанном, просто делиться. Он, казалось, заново переживал все чувства, связанные с этими событиями… Вот так мы болтали всю ночь. А утром он снова упился слушанием, и я понял, что не скоро смогу ещё с ним побеседовать, что у меня теперь много времени поразмыслить над всем услышанным, за что я и принялся. Через минуту я уже спал…

…Несколько недель спустя, изрядно уставший и заснувший пятью часами ранее, я внезапно очнулся от ужасной невыносимой боли. Рёбра уже не расшатывались кем-то как раньше, а просто наживо ломались, крошились, разлетаясь щепками в ночной мгле. Но тут раздался чей-то грозный крик, и несколько человеческих теней разбежались в густые объятия города и растворились там же. А рёбра, опилками, щепками, выли во мне. Я взглянул на больное место, в ожидании худшего, и смог лишь различить силуэты какой-то огромной железной коробки, на половину ввалившейся в меня, как бы застигнутая врасплох, и не зная, куда же ей теперь идти, будто стесняясь и воровато осматриваясь, она застыла в ожидании, то ли своих провожатых, то ли моего падения. Её пытались пропихнуть сквозь меня. Для чего?.. Таких больших щелей во мне ещё никогда не было. Теперь все, кто хотел, могли свободно пройти, не причиняя мне никакой физической боли, но то, что я чувствовал в эти моменты, было в тысячи раз больней и невыносимей…

Я так и не смог заснуть последние несколько месяцев, моих последних месяцев. Я всё думал, думал. Люди так много умеют, видят за свою жизнь столько прекрасного и удивительного, ужасного и странного, знают столько необычных, по-своему красивых мест, но их неумолимо тянет к тому, что доживает свой век за забором, пусть даже совершенно пустому, холодному, бетонному скелету. Что за странное неудержимое желание заполнить собой любое пустое место, оставить после себя след абсолютно везде и во всех, пусть даже это будут их старческие испражнения?..

…Какое же счастье было бы стоять где-нибудь в пустыне, среди бескрайних песочных полей, наблюдать за забавами ветра и постепенно медленно выгорать, чувствуя огненные, но в то же время нежные ладошки солнца на своих щеках, невозвратимо высыхать, но счастливым. Один на тысячи километров вокруг, совершенно один… Один настолько, что само моё существование там теряет смысл, но зато какое приобретает удовлетворение, какой покой... Совершенный покой, безусловное счастье…

«…А ещё люди умеют смеяться. Их много…»

«…А ещё люди умеют любить. Таких меньше…»

«…А ещё люди умеют быть…одинокими. Их вовсе почти уже нет…»

P.S. Четвёртый день на удивление сонным улицам не был дождливым. Ветер, видимо, уставший трепать уже высохшие листья, пытался поднять в воздух те, что так спокойно, будто чувствуя себя в безопасности, лежали красно-жёлтыми поцелуями в тёмных неглубоких лужах, и после нескольких неудачных попыток снова принимался за старое… А он всё молчаливо светил, каждые полторы минуты то погасая, то вновь открывая глаза, будто подмигивая мокрым озябшим листьям, охваченным желанием летать и ветром, но спустя несколько секунд падающим на сырую холодную землю и понемногу замерзающим, в отличие от тех, кому посчастливилось опуститься на тёплую упругую гладь воды. В этом свете различалось уже почти чёрное от дождей бетонное пустое здание, становились заметными черты асфальта, безучастно проглядывающего из-за разноцветного полотна, в основном в лужах. Он светил и знал, что асфальт уже почти весь изуродован широкими трещинами, но не выдавал его: они ведь почти все были скрыты от глаз нежными ладонями листьев. Уже различались отсыревшие обломки старого, успевшего сгнить забора. Казалось, он простоял здесь вечность, и только он знал, что всё это заняло не больше четверти года. Он всегда здесь был. Он всё слышал и видел. Он знал их, знал и светил. И он их пережил. И теперь он смотрит в неуклюже расположившиеся лужи, где обнажённый асфальт уже не стыдился своих трещин, в которых еле заметны застрявшие щепки того забора, когда-то стоявшего рядом, а на водной глади медленно движутся ладони осени, будто гладя каждого из них, будто жалея… Никто больше не пройдёт этой дорогой… А он всё светит. Он, этот высокий, слегка наклонившийся ржавый Фонарь… И, похоже, только эта серая холодная бетонная глыба выдаёт свою радость, чуть заметной улыбкой карниза…

©_2009

Торт ящик с инструментами , внутри шоколадный торт с вишней , вес 5 кг , инструменты сделаны из Бельгийского шоколада , сам ящик выполнен из мастики