Чёй-то вспомнилось и быстро написалось – мой первый телефон и первый «залёт»/косяк

До 5 июня особо ничего не происходило. В камере было спокойно, только сепаратистка хандрила – очень сильно переживала, что в руки исбушки попал блокнот с номерами телефонов, а там много было местных. Она изводила себя сутками. Забегая вперёд, скажу, что её через пару месяцев перевели в другую тюрьму (по месту жительства). Там она окончательно сошла с ума, её поместили в психиатрическую больницу. К сожалению, семья от неё отказалась, а больница, продержав три месяца, выгнала на улицу. Где она и что с ней сейчас неизвестно…

Пятого июня был этап и наша старшая уехала на лагерь. Днём пришёл опер и сказал: «Готовьтесь к переезду, мне нужна большая камера». К вечеру нас раскидали по разным хатам. Мне, наверно, повезло и я вернулась в камеру, где была изначально. Там я узнала, что из этой хаты собираются делать сепарскую, т.е. без уголовных статей. Вообще-то, негласное указание было держать сепаров отдельно от уголовных, но не везде это соблюдалось. Много позже, мы, вроде бы, поняли причину. По крайней мере, по нашей тюрьме. Во-первых, боялись «бунта» (нас это больше всего веселило), во-вторых, сотрудники просто поначалу не знали, как с нами общаться и что от нас ждать. Они же привыкли к уголовным статьям, а тут большинство с высшим образованием, общение вежливое, корректное поведение и т.п. Не, и мы могли поорать и поругаться, но по делу, без понтов и распальцовок. Строго на Вы )))

В середине июня приезжал адвокат. Увидел, что я хромаю, спросил причину. Помявшись, я озвучила майские поездки. Он возмутился почему я ему не рассказала сразу и заявил, что на суде об этом обязательно расскажет. Я не была уверена в нужности, т.к. неизвестна была реакция и судьи, и следака. На этой же встрече я его озадачила покупкой и заносом телефона. Адвокату не понравилась просьба, но через неделю, окольными путями, принёс. Правда, без зарядки. Чем я думала тогда?.. Но очень хотелось нормального общения с мужем, а не ожидания, когда до тебя дойдёт телефон после ещё десяти сокамерников. Тем более, мы не виделись уже больше месяца. Это сказывались и привычки вольной жизни – как это так, я не могу поговорить по телефону, когда мне надо? Опять же не зная правил, гласных и негласных, я меньше, чем буквально через пару недель подставила сама себя с этим телефоном.

Примерно 20 июня нас вытянула исбушка на продление срока содержания под стражей. Знали, что адвокаты подали заявление на изменение меры пресечения на домашний арест и очень надеялись. Мы ещё год, каждые два месяца, на это надеялись. Дураки… ))) Подготовка к таким судам всегда проходила в два заезда в исбушку – первый раз готовили документы, второй уже сам суд. В первый заезд нас всех огорошили дополнительными тремя статьями, одна из которых была «измена Родине». После прочтения, у меня проснулась «язва» и спросила следака: «Какой Родине я изменила, стесняюсь спросить?» Вопрос поставил в тупик. Две другие не помню, наверно, покушение на территориальную целостность и что-то ещё. Не знаю каким образом и что повлияло, но эти статьи с нас сняли сразу. На суде адвокат всё-таки ляпнул про мои майские «приключения». Судья строго глянула на следака и молча в постановлении суда написала – расследовать прокурору. Даже срок на расследование какой-то был. Ага, чичас… Мы этот вопрос поднимали через год-полтора, но нам подсунули свеженькую бумажку, что ничего выяснить не удалось. Кто бы сомневался…

После суда, получив очередные 60 суток ареста, мы ждали машину в подвале исбушки. Кого-то привезли и мучали в тире, поэтому я сидела в коридоре. Неожиданно приходит следак. Присел рядом на корточки и говорит: «Я Вас не нашёл тогда, в мае». Я засмеялась… Говорю: «Так много мест, куда нас могут привести, что потеряли?» Вторую версию уже не помню, а третья была не менее забавная – я Вас не вызывал. О, как! А кто же тогда? Контрразведка на такое прав не имеет. Только следак. Это я уже точно знала. В какой-то степени мне его было жаль. Он нормальный, адекватный человек, но… Подневольный, что ли…

Ну, и, наконец, про подставу самой себя с телефоном. В первых числах июля в тюрьму налетели «маски-шоу», как мы их называли. Из каких войск эти верзилы до сих пор не знаю, возможно, та же исбушка. Но приезжали всегда во всём чёрном, естественно, в масках. Приезжали они шмонать. Камеры выбирали сами, без предупреждения. В тот день я оказалась одна в камере – восемь человек были на работе (тогда сепарам разрешалось), двое на судах. Дежурный предупредил, что приехали «маски» и я «спрятала» телефон в кандейку (это железная полка с ячейками по количеству нар в камере, где хранились чашки-ложки, продукты). Чего я не сообразила, что «маски» мужики и меня обыскивать не имеют права? В общем, прилетел этот маскарад к нам. Человек восемь, наверно, и двое наших сотрудников. Перевернули всё, крупа вместе с мусором вперемежку валялась на полу. Сумки вывернуты, скатки перевёрнуты. Я смотрела на это с ужасом, если честно. Я первый раз присутствовала при шмоне в камере. По правилам, в камере остаётся смотряга, остальные стоят на продоле. Ужас, наверно, был в первую очередь от того, что всё происходило почти молча, они разговаривали тихо и вежливо. Ничего не кидали. Только сотрудники пару раз пытались отбить у «масок» продукты, объясняя, что хата рабочая и им можно. Такого шмона у нас в хате ещё не было… У нас ещё и печка была со сковородкой. Печка – это кирпич, с выдолбленной канавкой под спираль. Повылетало всё, естественно, мой телефон тоже. Хотя и хатный тоже вылетел. Девчонки работали в столовой и уже всё знали. Как позже мне сказали, знала вся тюрьма и пока нас шмонали, «встала на бунт». Спасибо мужикам, бунтовавшим против «масок» на женском посту, но с тех пор в женских камерах этого кошмара больше не было.

Потом я получила пилюлей за телефон от смотряги (по правилам, если заносишь телефон сам, то смотряге нужно говорить об этом; он должен знать обо всех запретах в камере, чтобы легче было и договариваться с тем же опером, и отбрехиваться), а через день и от опера по полной программе. Похоже, ему влетело не хило за два телефона. Нет, он не кричал, не ругался, но сдерживался с трудом. Говорил почти спокойно, но этого хватило, чтобы я забыла про "свой" телефон на полгода… Хотя бы )))