Весь день наша рота занималась обыкновенными «низменными» делами. Солдаты делали то, что положено делать «внизу»: обслуживали оружие, дружно ходили строем в столовую, поедали пищевые припасы, проводили строевой смотр. Очень старались, чтобы всё было культурно, потому что за культуру солдата могут поставить раком. Или прицельно завесить над туалетным очком. В общем, всё у нас было хорошо, только на Зубе Дракона выпал снег.

На построении после обеда нам довели информацию о том, что завтра начнётся полковая операция в район ущелья Пини. Седьмая рота пойдёт в засаду над кишлаком Хисарак. Это аккурат за Зубом Дракона. Мы стояли на построении, щурили глаза от сверкающего заснеженного Зуба Дракона. Потому что некуда больше было смотреть, кроме как на него. Он раскорячился на полгоризонта, заслонил полнеба, мы смотрели и никак не могли осознать увиденное. Только что неделю провели в сугробах на горе Бомвардар, но почему-то не сопоставили данное событие с предстоящей операцией. Видимо расслабились от известия, что нашу роту за Зуб доставят вертолётом. Женька Андреев даже задвинул мысль:

- Вот лафа, нас на вертолётике покатают!

В результате полетели мы на задание, как те телята, глазками с длинными ресницами хлопали, белоснежными горами любовались. А вертолётчики подняли нас на высоту 3070, и скинули с борта прямо в сугроб.

На снимке вертолёт завис над посадочной площадкой высоты 3070. Бойцы, обмундированные в длинные постовые полушубки и валенки – это гарнизон местного поста. Бойцы в ватных бушлатах защитного цвета – это бойцы 4-го взвода 7-ой роты. Самый ближний к нам Витя Щербина (пулемётчик ПК), за ним рядовой Борисов. Третьего узнать не могу.

Кульнулись мы с борта в сугроб, однако, всё равно пока ещё ничего не поняли. Солнышко светило весело и радостно, мы вылезли из снега, отряхнулись. Потом пошли, заныкались в блиндаж на посту. В засаду не принято ходить при солнечном свете. Надо было немного обождать до наступления тёмного времени суток.

Засели мы в блиндаже, накурили, навоняли. Там печка-буржуйка стояла, тоже вони добавляла изрядно. В разреженном воздухе дрова и каменный уголь гореть не хотели, только вонизм поступал внутрь блиндажа. Мы смотрели на всё это, курили и думали: - «Да ладно, всё зашибись, нормальная засада!»

Потом, когда стемнело, нас выгнали из вонючего блиндажа, направили в сторону Хисарака. Сразу же за постом наша рота провалилась по самые «небалуйся» в голимые снега. Бойцы застряли, закряхтели. Те, кто шли впереди колонны, превратились в снежный грейдер с бульдозером. Они рыли своими телами вселенские толщи снега в бескрайних завалах между скалами. Через каждые два десятка метров первых бойцов заменяли свежими бойцами. А что такое «свежие»? Где ж их взять-то на высоте 3000 метров, этих свежих? Кто-нибудь пробовал когда-нибудь бодрячком, «по свежачку», погулять через снежную целину с мешком цемента на плечах? Хрен с ним, пусть не по пояс в снегу, хотя бы по колено. Попробуйте как-нибудь на досуге, запомнится на всю жизнь. Через несколько сот метров пути вся рота вывалялась в снегу, он набился за шиворот, за пояс, в сапоги и начал там таять. Мерзкие ледяные струйки потекли под обмундированием по разгоряченным телам.

Не знаю, что там такое было задумано, не знаю зачем нашу роту потребовалось загнать в эти снега тёмной ночью. То ли тропа у духов там была протоптана с особым цинизмом. То ли полковое командование караван там подъевреевало (поджидало). А может проводили операцию на Пини и разместили нашу роту с целью перекрыть маршрут движения резервов-пополнений-отступлений. Как говорит Саня Тимофеев: - «А может быть просто кому-то собирались засадить». Никто не посвятил нас в замысел засады, как всегда. В полных недогонках пёрли мы через снег в ночной тишине, кряхтели, падали, соблюдали свето-звукомаскировку, поэтому матерились внутри себя. Если бы мы напоролись на мины, то никакое движение след в след не помогло бы. Какой там, нахрен, след в след, когда бойцы проваливались в снег по пояс. Вот счастья будет, если в такой позе навалиться всем салом на крышку нажимной мины! На неё нагрузка требуется всего-то в пару ньютонов (200 грамм).

По мере движения сквозь снег и скалы вползли мы в полосу плотного ледяного ветра. Или ветер просто так сам по себе начался – фиг его знает. Однако, оказались мы среди ночных заснеженных базальтовых глыб на ледяном горном ветру. Пока продирались сквозь снег, потели очень сильно. Ветер был неприятным, но не смертельным. В конце маршрута залезли в какие-то скалы, засели в засаду. Вот тут-то ветер надругался над нами в полном объёме. Он дул по ущелью плотным, твёрдым потоком с ужасающей силой. Было полное ощущение, как будто в мороз минус 25 градусов ты высунул голову из окна несущегося поезда. Сплошной упругий поток ледяного воздуха давил в лицо, продувал ватную одежду, передавливал дыхание в горле. А дышать, почему-то, очень хотелось. В горах, на марше по сугробам, все вкалывали, как колёсный пароход: пыхтели, сопели, пар пускали, гребли снег колёсами. Даже дым порой вырывался из трубы. А теперь всех, мокрых от пота и растаявшего за шиворотом снега, остановили в аэродинамической трубе и предложили притаиться, побыть в засаде некоторое время до рассвета. А доживём ли до этого рассвета в насквозь промокшем обмундировании, об этом нам сказать забыли. Так же, как забыли выдать средств защиты. Никому не пришло в голову, что бойцы на стационарном посту экипированы в морозостойкие средства индивидуальной защиты (специальные тулупы), а нашу роту отправили в те же самые условия в простых ватных бушлатах и ватных штанах. При этом командир полка Кошкин хорошо знал, что такое тулуп и для чего он придуман.

В белом тулупе подполковник Кошкин во время проведения Киджольской операции в декабре 1984г.

В этой грёбаной засаде у нас с собой были прицелы ночного видения НСПУ. Как положено. Чтобы в ночной темноте мы могли прицельно одолевать живую силу противника. Примерно час времени НСПУ работали. Потом на страшном дубаке промёрзли, батарейки у них разрядились. Бинокли ночные тоже какое-то время поработали, потрудились. Мы их периодически отключали, чтобы экономить питалово, чтобы хоть что-то работало, если противник набредёт на нас в кромешной тьме. Но противник, падла, не успел. Все батарейки вышли из строя, все ночные средства наблюдения накрылись медным тазом, а противник в сектор обстрела не пришел. Душманы, уроды моральные, сидели небось в дувалах Хисарака, горячим чаем косяк запивали и ржали над тем, какие мы дураки.

А с какого хрена душманам должно было приспичить шастать по горам при такой погоде? Сдохнуть что ли захотелось? Они с раннего детства знали, что зимой на Зубе дубак и полный трындец. Поэтому не пошли искать нашу засаду. Сами они идти сюда не захотели, а власть подполковника Кошкина на них не распространялась. Нас он мог загнать в эту антарктиду, а душманов не мог. Поэтому душманы не пришли.

В грусти и тоске, в полной слепоте, наша рота околевала на лютом морозе. Мокрое обмундирование замёрзло прямо на наших телах. Как говорится в старинной песне: «мне плакать хотелось, но не было слёз». Потому что слёзы, сцуки, замерзли в моей башке, не доходя пять сантиметров до глаз. Когда пришла моя смена отдыхать, я закутался в плащ-палатку и упал на скалу. Проснулся от топота. Отогнул угол плащ-палатки, увидел, что прямо перед моим носом в снег били сапоги. Мне в рожу из-под сапог летели куски льда и спрессованного снега.

- Ай! Ой! – Это прыгал Вася Спыну. Чтобы прогреться. – Да я е@ал в рот служить по два с половиной года! Как на подводной лодке, ё@аныврот! Ай! Ой!

Хорошо, что Вася стал прыгать и разбудил меня. Через час-другой я не проснулся бы уже. Скала через лёд высосала бы из меня всё тепло.

Мне захотелось встать, я попробовал, не получилось. Мой бушлат примёрз к скале. Если бы я начал очень сильно упираться, то мог вырвать кусок ватной куртки. От этого я точно умер бы.

Кое как пацаны отковыряли меня от ледника, поставили на ноги и начал я прыгать рядом с Васей до самого рассвета. Чтобы не сдохнуть.

Во время засады прыгать нехорошо, это вам любой засаживальщик скажет. А что нам следовало делать в таких условиях? Попробовать пальцы себе обогреть «таблеткой» сухого горючего? Попробовать закурить в этой ситуации? Ага! На таком ветру казалось, передние зубы выдернет вместе с бычком. Я уже не говорю о том, что из сигареты табак к херам собачьим выдуло бы или спичку к пальцам приморозило.

Никто не сдох от гипотермии в той сраной засаде только потому, что пацаны сбились в кучу, не позволяли своим товарищам лежать в снегу и замерзать, подпрыгивали кучкой, как пингвины на станции «Восток» в Антарктиде. Засада из-за этих действий превратилась в редкостное безобразие: ветер херачил с силой курьерского поезда, температура опустилась за 25 градусов мороза, а в темноте 50 бугаёв с автоматическим оружием прыгали по леднику и матюгались. По окрестностям разносился лязг оружия, топот, кашель, это всё отражались от скал и распространялось горным ветром по всему ущелью Хисарак.

В такой нелепой позе прозаседали мы над Хисараком до рассвета. После рассвета сделался восход солнца, вокруг стало светло, перестали мы прыгать, утёрли замороженные сопли, поплелись на пост.